"Проклятое созвездие" - читать интересную книгу автора (Задорожный Александр, Близнецов Димитрий)

Глава 3. ПРОФСОЮЗ ДОКЕРОВ

Боб Даркман всю свою жизнь много работал. Начиная с шести лет он стал разносить газеты, чтобы заработать на карманные расходы. По «Плобитаун ньюс» и «Плобой тайм» он научился читать, а по заработанным за доставку этих газет деньгам считать. И научился Боб этому намного быстрее, чем если бы пошел в школу.

Шло время, и подросток стал юношей. Деньги за разноску газет, казавшиеся пацану настоящим богатством, для юноши превратились в жалкие крохи, и Боб в двенадцать лет поменял работу. Он устроился подсобным рабочим в доки торгового космопорта.

Его непосредственный начальник бригадир грузчиков, списанный с военного звездолета боцман Бенедикт по прозвищу Папа эксплуатировал мальчишку как взрослого мужчину, не давая ни малейшей поблажки. Но тяжелый труд только закалил Боба Даркмана. Именно в этот период Боб узнал цену трудовому кредиту, и именно в этот период Боб примкнул к группе таких же, как и он, парней рабочего района, промышлявших кражами из доков. Парни тащили все, что плохо лежало: оборудование, стройматериалы, горючее и, само собой разумеется, грузы с прилетавших в космопорт звездолетов. Все это списывалось на «утруску», «усушку», «бой» и «непредвиденные обстоятельства», о которых все знали, но в полицию не сообщали. В конце концов, кто будет мелочиться из-за потерянных при транспортировке двух—трех ящиков товара, когда корабль привез несколько тысяч тонн груза?

Добыча сбывалась на местном рынке. Доход с краж был хорошим подспорьем к небольшому окладу рабочего доков. Боб на вырученные деньги даже смог приобрести недорогую квартиру на первом этаже, выходящую окнами на взлетную площадку, откуда постоянно с ужасным грохотом и воем стартовали грузовые корабли. Эта квартира превратилась в штаб для промышлявших кражами молодых людей, а заодно и в нечто вроде перевалочной базы для ворованных вещей.

Казалось, ничто не сможет помешать достигнуть Бобу Даркману финансового благополучия. Но в один прекрасный день фирма, владеющая космопортом, приобрела роботов-погрузчиков, и Боб с друзьями попал под сокращение штатов. Доступ на космодром для них закрылся, а вместе с ним и налаженный криминальный бизнес. Дело погибло. Боб вновь оказался там, где начинал: на улице.

После этого удара Боб долго не мог найти себя, проклиная судьбу и «кровососов-капиталистов». Целый год он ничего не делал и жил только на пособие по безработице, транжиря скудные накопления, которые у него остались после портового бизнеса. Целыми днями он торчал в своей квартирке на первом этаже и смотрел в окно, как в небо с мощным грохотом, от которого дрожали стекла, стартуют грузовые корабли. На улицу Боб выходил лишь в магазин за продуктами или когда в службе занятости производилась очередная выплата пособия. Но вот настало время, когда выплату пособия приостановили, и Боб был вынужден идти на биржу труда. Именно там, возле окошечка специалиста центра занятости, Боб встретил Папу.

Бенедикт так же, как и все остальные рабочие космопорта, попал под сокращение, но старый вояка не собирался сдаваться. Бенедикт где-то достал множество умных книг про роль рабочего класса в обществе и основы капитализма, изучил действующий на Плобое закон о труде, надел свой парадный боцманский китель и стал вербовать единомышленников для борьбы с беззаконием и произволом владельцев доков.

А где, как не возле окошка специалиста центра занятости на бирже труда, можно найти соратников для борьбы с беззаконием властей.

«Боб, мой мальчик, — обратился Бенедикт к Бобу Даркману, — я организую Профсоюз докеров. Не хочешь ли и ты вступить в него? Я знаю, ты умный парень. Ты много читал. Такие энергичные молодые люди, как ты, могут пригодиться нашему движению».

«Не знаю», — ответил Боб.

«Не спеши с ответом, приятель, — резонно заметил Бенедикт. — Сходи сначала к специалисту центра занятости, а поговорим потом».

После разговора со специалистом, который снял Боба с пособия, Даркмана уже не нужно было уговаривать вступить в ряды профсоюза. В одночасье он стал самым фанатичным и преданным из его членов. И в этот же день на лацкане его рабочей куртки появился значок профсоюза с изображением сжатого кулака. (Значков было всего два, их на кусочках картона нарисовал сам Бенедикт, а так как художник из него был неважный, кулак больше смахивал на фигу. Но что требовать от бывшего такелажника?)

«Теперь нас уже двое, а это уже кое-что», — цепляя значок на грудь Боба, многозначительно произнес Бенедикт.

Через неделю в профсоюзе было полтора десятка членов, в основном из тех, кого уволили вместе с Бобом Даркманом и Бенедиктом. В местном муниципалитете было зарегистрировано новое общественное объединение «Профсоюз докеров». Штабом Профсоюза докеров стала все та же квартирка Боба Даркмана на первом этаже, выходящая окнами на космопорт.

В профсоюзе каждый делал то, что у него лучше всего получалось: Бенедикт занимался бумагами, а Даркман общался с людьми. Появились первые денежные взносы. Боб позволил себе купить новый костюм: первый с тех пор, как прикрылся его воровской бизнес в порту.

Через месяц число членов профсоюза достигло пятидесяти человек, но на этом рост организации остановился. Боб интуитивно чувствовал, что необходимо предпринять что-то глобальное. Одними пламенными речами и дешевым пивом в тесной квартирке людей не удержать. Скоро пустая болтовня наскучит, и они разбредутся по другим местам. Нужно нечто новое, энергичное, чтобы каждый почувствовал себя в деле. И такой случай вскоре представился.

На ремонтных верфях космопорта произошло новое сокращение, и тысяча человек оказались на улице. Боб Даркман не мог не воспользоваться таким «подарком судьбы» — это был отличный повод заявить о существовании профсоюза, показать себя и свою организацию. Акцию протеста наметили на следующий же день, как узнали о предстоящих увольнениях.

Всю ночь в квартирке на первом этаже шла кипучая деятельность. Приготовления к предстоящей акции продвигались стремительными темпами. Бенедикт рисовал на больших листах картона символ профсоюза — рабочую, мозолистую руку, сжатую в кулак. Плакаты получались, как под копирку, похожими на большой кукиш, но на это никто не обращал внимания, все равно лучше бы никто нарисовать не смог. Боб на кухне разливал бензин в пустые бутылки из-под пива, вдохновляя своим примером остальных. В коридоре без перерыва работал взятый напрокат ксерокс, копируя листовки.

Наступило утро, и у ворот заводоуправления «Южная Плобитаунская верфь» собрались все пятьдесят человек Профсоюза докеров. В руках они держали плакаты со своим символом, нарисованным твердой рукой Бенедикта. Боб Даркман, забравшись на специально принесенный стул, через скрипящий мегафон произносил пламенные речи, не скупясь в выражениях в адрес администрации верфей. К собравшимся стали примыкать узнавшие об увольнении люди. Толпа росла.

«Братья! Я обращаюсь к вам! Доколе мы будем терпеть беспредел владельцев верфей?! Ведь их состояния заработаны вот такими рабочими руками», — Боб показал на ближайший от себя плакат с нарисованным кулаком-фигой. Держащий плакат Бенедикт принялся махать им вверх-вниз.

«Хозяева жиреют на нашем горе! — продолжал Боб. — На горе наших близких! Наши семьи голодают, в то время как администрация верфей раскатывает в лимузинах и жрет в дорогих ресторанах! Наши рабочие места занимают роботы, купленные на нами же с вами заработанные деньги! Это произвол!»

Собравшаяся вокруг Боба толпа одобрительно загудела.

«В законодательстве Плобитауна есть статья, запрещающая применение роботов, если человек, чье место занимает машина, не получит другое рабочее место с зарплатой не меньше прежней! — Боб взял протянутую Бенедиктом книжечку кодекса о труде и помахал ею у себя над головой. — Здесь все написано!»

Толпа росла. Члены профсоюза энергично раздавали среди собравшихся отпечатанные ночью листовки.

«Они обязаны, — имея в виду администрацию, продолжал Боб Даркман, — обеспечить нас новой работой, а не давать жалкое пособие!»

В окна здания администрации выглядывали обеспокоенные клерки. На их лицах читалась тревога и растерянность.

«Если нас не может защитить государство, нас защитит Профсоюз докеров! Мы сами восстановим социальную справедливость! Вступайте в ряды профсоюза, братья! Вместе мы сила, способная отстоять права каждого! По одиночке ничего не добиться! Братья, объединяйтесь»

В конце улицы, на которой шел митинг, приземлился большой транспортный гравитолет с надписью крупными белыми буквами «ПОЛИЦИЯ». Створки задних дверей открылись, и из его нутра двумя рядами выбежали одетые в пластиковые доспехи полицейские. Каждый служитель правопорядка держал в руках резиновую дубинку с вмонтированным в торец электрошокером и прозрачный щит из сверхпрочного органического стекла. Полицейские выстроились в шеренгу, прижавшись друг к другу плечами, прикрылись щитами и выставили вперед дубинки.

При виде полицейских Бобу Даркману стало не по себе. Не в слишком ли опасную игру он ввязался? В этот момент Боб был готов бросить все и убежать. Но что подумают его товарищи по профсоюзу, что скажут рабочие? Что Боб Даркман струсил и позорно сбежал при первой же опасности? Боб колебался.

Вдруг в воздухе застрекотал винтами небольшой геликоптер. Юркий летательный аппарат с красной надписью «ТВ-66» закружил над собравшимися. Из открытой боковой двери высовывался комментатор, показывал вниз пальцем и что-то энергично говорил в микрофон. Рядом с ним виднелся оператор с телекамерой. Шла прямая трансляция! Даркман до этого момента никогда не снимался на телевидении, и тот факт, что его сейчас видят миллионы людей на экранах своих телевизоров, смутил Боба. Он растерялся, но Бенедикт пришел на помощь своему молодому товарищу. «Братья…» — зашипел снизу боцман, подсказывая нужные слова.

«Братья! — закричал Даркман громче прежнего. — Посмотрите, как ответила администрация на наши законные требования! — Боб показал в сторону полицейских. — Они натравили на нас своих псов! Хватит терпеть! Нет произволу!»

Бенедикт дернул Боба за штанину: «Нам нечего терять, кроме собственных цепей…».

«Нам нечего терять, кроме собственных цепей!»

На эту фразу толпа ответила одобрительным ревом.

«Работы и справедливости!» — завопил Боб Даркман.

После этих слов кто-то из членов профсоюза швырнул в полицейских бутылку с бензином. Под ногами у служителей правопорядка вспыхнуло пламя. Полицейские отпрянули от огня. Строй шеренги нарушился.

«Товарищи… — зашипел снизу Бенедикт, — вперед… За наши семьи… За Профсоюз докеров…»

«Товарищи, вперед! — закричал Боб Даркман. — За нашу семью — Профсоюз докеров!»

Возбуждение дошло до предела. Гул толпы заглушал слова оратора. Боб плохо различал, что ему шептал снизу Бенедикт. В полицейских полетела вторая бутылка.

«Пока мы едины — мы непобедимы», — продолжал суфлировать Бенедикт.

«Пока мы едины — мы не будем обедать!» — Но этой фразы никто уже не слышал. Толпа ринулась на штурм полицейского оцепления. Под напором людей стул, на котором стоял Боб, опрокинулся, и Даркман полетел вниз. Его поймали крепкие руки Бенедикта.

«Отлично! Отлично! — В глазах Бенедикта горел дьявольский огонек. — Это наш день, Боб. Мы уже победили. Посмотри на это!»

Толпа рабочих, как лавина, смела полицейских. Рабочие принялись раскачивать полицейский гравитолет. Кто-то швырнул в открытую дверь машины бутылку с бензином Из окон повалил густой черный дым. Пилот с криком ужаса выпрыгнул в негодующую толпу, где исчез, схваченный натруженными руками рабочих. Раздался звон разбитого стекла — это в окна заводоуправления полетели камни.

«Теперь все пойдет само собой. — Бенедикт потащил Боба в сторону. — Я всегда знал, что люди пойдут за тобой, товарищ».

Бенедикт, держа Даркмана за рукав, пробрался к глухой стене здания напротив заводоуправления, достал баллончик с аэрозольной краской и принялся рисовать эмблему профсоюза.

«У нас мало времени. Надо успеть…» — бормотал Папа, заканчивая рисунок.

На этот раз кулак был полностью похож на большую, жирную фигу. Под своим творением Бенедикт написал адрес квартиры Боба Даркмана.

Раздались приближающиеся сирены полицейских машин. В воздухе показались полицейские гравитолеты. Полиция стягивала к месту массовых беспорядков новые силы.

«Пошли. — Бенедикт спрятал баллончик с краской в карман боцманского кителя и потянул Боба к проходному двору. — Вождь должен беречь себя».

На следующее утро, когда Боб еще валялся на диване, переживая во сне события вчерашнего дня, в дверь его квартиры раздался настойчивый звонок. Натянув брюки и надев рубашку, Боб пошел открывать. Он привык к тому, что с тех пор, как его жилье превратилось в штаб профсоюза, в квартиру постоянно кто-то заходил и уходил. Днем он даже держал дверь незапертой. Только на ночь он закрывал ее.

Боб хотел было уже нажать на рычаг замка, когда что-то заставило его все-таки задать этот житейский и простой вопрос: «Кто там?».

«Откройте — полиция!» — раздался грубый голос с другой стороны.

«Боже!» — подумал Боб, открывая дверь.

Когда, еще работая на космодроме, он воровал из доков грузы с прилетевших звездолетов, эта фраза иногда снилась ему в кошмарных снах, но теперь, когда он стал общественным деятелем, Боб никак не мог себе представить, что ему придется ее услышать, да еще так скоро…

Его вначале жестоко избили резиновыми дубинками, надели наручники, и только затем офицер зачитал Даркману его права: «Вы имеете право хранить молчание. Вы имеете права на адвоката, если у вас нет адвоката, он вам будет предоставлен… На этом твои права, мерзавец, заканчиваются».

По дороге в полицейское управление, трясясь на холодном металлическом полу полицейского геликоптера, Боб решил, что с этого момента как раз и началась черная полоса в его жизни. То время, когда он сидел дома без работы, без денег, сейчас казалось ему райским и самым счастливым. Он отдал бы все за то, чтобы вернуть его. Дернул его черт ввязаться в сомнительное дело с Профсоюзом докеров. «Бенедикт — чертов искуситель… Подставил, сука… гад… падла…», — каких только слов не вспомнил Боб по дороге в участок, проклиная своего товарища.

Допрос начался сразу, как только Боба Даркмана доставили в управление. Проводили его двое сержантов-амбалов и один капитан-недоносок. Беседа состояла из побоев резиновой дубинкой и одного-единственного вопроса: «Будешь еще?» Боб, конечно, отвечал, что не будет, после чего побои продолжались.

«Ну что, будешь еще?» — задал очередной вопрос капитан, когда сержанты прервались, чтобы перевести дух.

«Нет. Я больше не буду», — простонал Боб Даркман, лежа на полу.

Капитан кивнул своим подчиненным, чтобы они продолжили. Но в этот момент открылась дверь камеры, и вошел щуплый полицейский невысокого роста. Он что-то прошептал капитану на ухо.

«Подождите», — озабоченным тоном произнес капитан и вышел в коридор. Следом выскочил и щуплый полицейский.

Боб Даркман получил передышку. Сержанты убрали резиновые дубинки и отошли в сторону, закурив сигареты. Тело Боба ныло, как одна сплошная рана. Тупая боль словно стальными шариками перекатывалась от ступней ног к рукам, голове. Наручники, врезавшиеся в запястья, причиняли Даркману не меньшие страдания. Боб решил, что больше никогда не будет заниматься политикой: «Политика — это последнее дело, которым я займусь, если выйду отсюда».

Дверь камеры открылась, на пороге показался вышедший недавно капитан.

«Что вы сделали с этим гражданином?!» — воскликнул он с фальшивым возмущением в голосе.

Сержанты замерли, в недоумении глядя на своего шефа.

«Он что, у вас упал с лестницы?» — нарочито громко спросил капитан, подмигивая правым глазом.

Сержанты переглянулись.

«Я сто раз говорил вам, что задержанных необходимо поддерживать за руки, особенно когда они находятся в наручниках. — Капитан отошел в сторону. — Проходите, господин адвокат».

В камеру вошел сухой смуглолицый господин в черном костюме, белой рубашке и с какой-то бумажкой в руке. Бумажку адвокат держал так, как если бы это был не тонкий белый лист, а средневековый таран, для разрушения крепостных стен. Адвокат обвел всех присутствующих испепеляющим взглядом.

«Вы все ответите за творимый здесь беспредел и беззаконие! Снимите с гражданина Даркмана наручники. Вот постановление судьи об освобождении Боба Даркмана под залог!» — Адвокат поднял над головой бумажку и помахал ей в воздухе.

Один из сержантов нагнулся и снял с Боба наручники. Другой помог ему подняться на ноги и, поддерживая Боба под локоток, повел к выходу. Адвокат помогал Бобу с другой стороны.

«Господин Даркман, простите моих людей за допущенное недоразумение», — пробормотал капитан, когда Боб проходил мимо.

Даркман ничего не ответил, он находился в прострации, плохо соображая, что творится, словно наблюдая за всем происходящим со стороны.

Адвокат повел его к выходу по запутанным коридорам полицейского участка.

«Господин Даркман, — заговорил он, — с вами хочет увидеться один человек, чтобы обсудить некоторые вопросы… Если вы можете… если вы в состоянии, то было бы хорошо сделать это немедленно».

Даркман кивнул головой: ему было все равно. Своего тела он сейчас не чувствовал.

По мере продвижения к выходу до Боба стал доноситься гул, словно возле полицейского участка бушевал морской прибой. Скоро стало возможным различить крики. Боб отчетливо услышал: «Свободу Бобу Даркману!» И многократно усилившийся после этого гул многотысячной толпы.

Когда двери полицейского участка распахнулись, Боб не поверил своим глазам. Вся улица в обе стороны была заполнена народом в рабочих комбинезонах. Некоторые были в такелажных касках. Всюду виднелись плакаты. На одних был изображен знак Профсоюза докеров, нарисованный твердой рукой Бенедикта, на других лозунг — «Свободу Бобу Даркману!». Толпу сдерживали три ряда полицейских, экипированных с головы до ног в пластиковые бронекостюмы.

Кода Боб появился из дверей полицейского участка, толпа восторженно взревела. В воздух полетели каски. Такого Боб не ожидал. Он растерялся.

«Скажите несколько слов, — посоветовал адвокат, — и пусть расходятся».

В первых рядах митингующих Боб заметил Бенедикта с громкоговорителем в руках.

«Пропустите того, с громкоговорителем», — приказал он, показывая на Бенедикта пальцем.

Сержант, что поддерживал Боба с другой стороны от адвоката, отпустил локоть Даркмана и побежал вниз по лестнице управления выполнять распоряжение. Через минуту к Бобу спешил Бенедикт. Он стиснул товарища в объятиях, от чего Даркман чуть не потерял сознание.

Боб взял у Папы громкоговоритель, освободился от рук адвоката и подошел к самому краю площадки перед дверьми полицейского участка. Боб поднял громкоговоритель к губам. Крики в толпе стали затихать. Боб молчал, ожидая, пока не воцарится полная тишина. Вскоре стало так тихо, что стало слышно, как над небоскребами тарахтит двигатель геликоптера шестьдесят шестого канала плобитаунского телевидения.

Тишина стояла уже несколько минут, а Боб еще не проронил ни слова. Люди уже стали волноваться: что случилось, почему Боб молчит? Но как раз именно в этот момент лидер профсоюза произнес первое слово: «Люди».

Прежде чем продолжить, Боб вновь выдержал паузу. Затем громче он сказал второе слово: «Товарищи».

Толпа в ответ отозвалась тихим гулом.

«Братья! — повысил голос Даркман и через небольшую паузу закричал: — Мы победили!!!»

Он поднял вверх свободную руку, сжатую в кулак. Толпа взревела. Вверх взметнулись тысячи рук, сжатых в кулаки.

«Хватит молчать! Рабочий человек имеет право голоса! — продолжал Боб Даркман. — Вместе мы сила, с которой будут считаться все на Плобое. Никто больше не посмеет забрать у нас наши рабочие места! С этого момента настало новое время — время, когда условия будем диктовать мы — Профсоюз докеров!»

Боб почувствовал слабость в ногах. Он чуть не выронил мегафон, но к нему на помощь пришли Бенедикт и адвокат. Папа забрал громкоговоритель. Толпа скандировала: «Профсоюз! Профсоюз!» Под эти восторженные крики адвокат повел Даркмана к длинному черному флаеру «Роял-Элит 9000 турбо» с затененными стеклами, стоящему возле ступенек лестницы. Боб не сопротивлялся.

Адвокат помог Даркману забраться в салон летательного аппарата, сел сам и закрыл дверцу.

«К хозяину», — приказал адвокат водителю и нажатием кнопки в подлокотнике сиденья поднял стекло, отделяющее салон флаера от кабины водителя. Машина оторвалась от покрытия дороги и стала плавно набирать высоту.

Только сейчас, на мягких подушках сиденья флаера, Даркман почувствовал, как болят полученные в полицейском участке ушибы. Наверное, на его лице отразилось страдание, и адвокат заметил это. Он открыл небольшой бар, встроенный в стенку машины, и извлек оттуда бутылку виски «Черный Саймон» с двумя бокалами.

«Вам, господин Даркман, сейчас это просто необходимо», — протянув Бобу бокал с выпивкой, произнес адвокат.

Боб одним залпом осушил все содержимое бокала. Адвокат, напротив, лишь пригубил напиток.

Второй бокал Боб наполнил себе сам.

«Как тебя зовут, адвокат?» — спросил Боб.

«Адольф, — улыбнувшись, произнес адвокат, — Адольф Ларгенштайн».

«И на кого ты работаешь, Адольф?»

«На господина Фаризетти».

Даркман посмотрел в глаза сидящего напротив него человека. Они были холодны и черны, как безлунная ночь. Именно такие глаза и должны были быть у адвоката человека, чей бизнес — заказные убийства.

Боб залпом выпил второй бокал.

«Господин Фаризетти заплатил за вас залог…» — начал Адольф.

«Я это понял, — прервал его Даркман. — Но что господин Фаризетти хочет взамен?»

«Это господин Фаризетти скажет вам лично».

Следующую часть пути они не проронили ни слова.

Флаер снизил скорость и плавно пошел вниз. За окном Даркман увидел зеленые насаждения, в которых утопали крыши особняков самого дорогого района Плобитауна: Лакоста Генри. Простой миллионер не смог бы позволить себе и половину такого домика. Здесь жили лишь одни миллиардеры.

«За каждым крупным состоянием кроется преступление, — подумал Боб, — хотел бы и я совершить такое преступление».

Флаер, сделав полукруг, опустился на крышу одного из особняков.

К машине тут же подскочили двое охранников в черных костюмах и с короткоствольными карентфаерамиnote 3 в руках.

Адольф первым вылез из салона флаера, кивнул охранникам и сказал Бобу: «Вылезайте, господин Даркман, приехали».

Алкоголь притупил боль от ушибов, и теперь Боб чувствовал себя намного лучше. Он самостоятельно выбрался из машины.

«Господин Фаризетти ждет вас», — Адольф показал рукой на стеклянные двери лифта.

С крыши особняка Даркман в сопровождении адвоката попал в просторную залу на одном из подземных этажей. Навстречу им с дивана, стоящего перед огромным телевизором, поднялся еще один охранник. Громила выглядел настороженно, но, заметив адвоката, он расслабился и, опустившись обратно на диван, продолжил смотреть мультфильмы.

Адольф Ларгенштайн провел Даркмана через длинный коридор, по стенам которого в беспорядке были развешаны полотна мастеров различных направлений и жанров, и подошел к массивным дубовым дверям. Возле дверей на обычном деревянном стуле сидел очередной охранник. Этот читал комиксы. По-видимому, его по рации уже предупредили, что к боссу идет адвокат, поэтому он даже не взглянул на пришедших. Лишь кивнул головой на дверь: мол, босс ждет.

Адольф аккуратно постучал костяшками указательного пальца в дверь кабинета.

«Да! Входите!» — раздался изнутри голос, приглушенный толстой дверью.

Адольф толкнул дверь, пропуская Боба вперед.

Переступив порог, Боб Даркман осмотрел обстановку кабинета: большой овальный стол в центре комнаты с дюжиной стульев вокруг и кожаным креслом во главе. Кресло имело неимоверно высокую спинку и стояло под большой картиной в золотой массивной раме, с изображением лесной чащи и страшных, поросших бурой шерстью зверей, ползущих по поваленному дереву. Боб не хотел бы наяву повстречаться с этими хищниками. От картины веяло опасностью. Слева от дверей, приставленный к стене, стоял огромный кожаный диван. С другой стороны стола, напротив дивана находились книжные шкафы с множеством книг в позолоченных переплетах. Обычный кабинет большого начальника, только что-то было не так в этой обстановке, чего-то все-таки не хватало для уюта рабочего места руководителя. Даркман еще раз окинул кабинет взглядом. Догадка оказалось очевидной: в кабинете отсутствовали окна.

Хозяин, поднявшись с кресла, расплылся в улыбке и распростер объятия навстречу пришедшим. Он оказался полным человеком невысокого роста с большой лысиной во вьющихся черных волосах.

«Рад, рад вас видеть, черт побери, господин Доберман», — всем своим видом источая радость, произнес Фаризетти и похлопал Боба по плечам, от чего у того вновь заныли ушибы, приобретенные сегодня утром в полицейском участке.

«Даркман», — поправил Боб.

«Какая разница, — махнув рукой, произнес Фаризетти и, оттянув подтяжки, поддерживающие его штаны, хлопнул ими по животу. — Хотя сегодня вы, наверное, уже насиделись, все равно присаживайтесь. Ха-ха-ха!»

Даркман опустился на кожаный диван, на который показал Фаризетти. Адольф же сел на один из стульев, приставленных к овальному столу в центре кабинета.

«Что за сумасшедший день, не правда ли? — Фаризетти, не переставая улыбаться, уселся на другой край дивана. — С самого утра все идет кувырком».

«Да», — подтвердил Боб.

В этот момент его взгляд впервые пересекся с взглядом Фаризетти. Боб почувствовал озноб, словно заглянул под крышку гроба. Глаза принадлежали монстру, скрывающемуся под маской бесхитростного добряка. Боб не удивился, если бы Фаризетти на его глазах превратился в одного из тех жутких животных, изображенных на картине за спинкой кресла. А какие глаза, Боб, ты ожидал увидеть у хозяина дома, построенного на костях и крови убитых им людей?

«Давайте, Боб… Можно мне вас так называть?» — спросил Фаризетти, не переставая улыбаться.

«Можно. И, если хотите, можем перейти на „ты“.

«Тогда ты меня можешь называть Лу. Это сокращение от Луи Фернандо».

«Хорошо, Лу».

«Давай, Боб, поговорим о деле».

«Давай».

«Ты затеял отличное дело, Боб. Создание Профсоюза докеров назрело давным-давно. Кто-то должен защищать права простых тружеников. — Фаризетти Луи Фернандо, или просто — Лу, откинулся на спинку дивана и бросил взгляд на Адольфа. Адвокат вскочил со стула и поднес боссу коробку сигар со стола. — Я сам начинал простым грузчиком на мясокомбинате. — Фаризетти выбрал понравившуюся сигару и покрутил ее возле правого уха, слушая, как шуршит высушенный табачный лист. — Мне нравилось работать с мясом… — Он кивнул Адольфу, и тот положил коробку сигар обратно. — Кто знает, возможно, не уволили бы меня тогда, я бы до сих пор грузил говядину… — Фаризетти взял сигару в другую руку и стал крутить ее возле левого уха. — Впрочем, я и сейчас занимаюсь мясом… (Фаризетти владел мясокомбинатом это знали все). „Профсоюз докеров“ — отличное название, — продолжил Лу. — У вас уже есть некоторая известность. К вам потянулись люди. Это хорошо. Но, — Фаризетти с удовольствием втянул носом запах сигары, — у вас появились и могущественные враги: хозяева верфей и доков. У них есть связи, деньги, возможности. Владелец фабрики по производству промышленных роботов Гил Бейтц уже нанял группу людей, которая должна физически уничтожить профсоюз. Я его понимаю, вы у него как кость в горле. Если профсоюз добьется своего, его роботы-погрузчики станут хуже продаваться. Он потеряет много денег. — Фаризетти попробовал кончик сигары на вкус. — Вам нужна защита, и не только юридическая, но и физическая. Я могу это все дать». — Фаризетти замолчал.

«Зачем тебе это нужно, Лу?» — спросил Боб, удивляясь своей смелости так разговаривать с этим страшным человеком.

«Я хочу расширить свой бизнес. Мне надоело заниматься одним мясом. Через профсоюз я смогу заняться межзвездными перевозками».

«Как будет выглядеть наше сотрудничество?» — спросил Боб.

«Небольшие услуги. — Фаризетти вновь с наслаждением понюхал свою сигару. — Иногда я буду говорить, какой корабль разгрузить, какой нет. К тому же работникам профсоюза будет гораздо проще, минуя таможню, вынести с территории космопорта груз».

«Я согласен», — ответил Даркман. То, что он ответит именно так и ни как иначе, Боб решил для себя, еще когда летел на эту встречу, и теперь только озвучил принятое ранее решение.

«Хорошо», — удовлетворенно кивнув головой, произнес Фаризетти.

«А что будет с Гилом Бейтцем и его людьми?» — поинтересовался Боб.

«Это уже не твоя забота, Боб. — Фаризетти откусил кончик сигары и выплюнул его на золотую пепельницу, услужливо подставленную Адольфом. — В этом месяце на мясокомбинате вступила в строй новая консервная линия. — Адольф поднес боссу зажигалку. Фаризетти выпустил густое синее облако сигарного дыма. — Мы наращиваем мощности по выпуску собачьего корма…»

Когда Боб Даркман выходил из особняка Луи Фернандо Фаризетти, у него было такое чувство, что он только что продал душу дьяволу. С этого момента у него будет много денег, у него будет хороший дом, всегда полный холодильник — не этого ли, черт побери, он хотел всю свою жизнь? В тот момент он думал, что поступил правильно.

С того времени, как Боб первый раз разговаривал с Фаризетти, прошло уже двадцать пять лет. Профсоюз набрал мощь и силу. Теперь ни одно увольнение, ни одно изменение в оплате труда невозможно без согласия Профсоюза докеров. В его рядах сто тысяч человек. Отделения профсоюза есть на каждом космодроме, в каждом порту трудятся его члены. Да и сам Боб Даркман изменился, стал солидным и уважаемым человеком. Он заметно раздобрел и стал носить подтяжки. Теперь у него есть отличный дом в ближайшем пригороде Плобитауна, несколько машин, флаер. У него красавица жена из хорошей семьи. Двое сыновей учатся в дорогом колледже. На работу он ходит в свой собственный офис в престижном высотном здании в центре Плобитауна. Он достиг многого за последние двадцать пять лет. И мог бы достичь большего, но…

Это было ровно восемь лет назад. Боб Даркман принял участие в выборах в качестве кандидата на пост мэра Плобитауна. У него были неплохие шансы, но журналисты раскопали его связь с Фаризетти.

Пустячное дело: профсоюз отказался разгружать звездолеты конкурентов Фаризетти, доставившие партию мяса на Плобой. Пресса могла бы раскопать и что-нибудь более серьезное. Например, дела с контрабандой некондиционной говядины, или обратить внимание на факт загадочного исчезновения Сильвестра Стала — парня, решившего попытать судьбу и сместить Боба Даркмана с поста председателя профсоюза. В тот день, когда он исчез, комбинат Фаризетти выпустил на сотню банок тушенки больше…

Но для прессы оказалось достаточно и факта со звездолетами. В средствах массовой информации появилась статья, что Боб возглавляет мафиозный профсоюз, который занимается вымогательством с предпринимателей и контролирует все поставки контрабанды в Плобитаун. Это была не вся правда, но этого хватило, чтобы Боб из фаворита предвыборной гонки превратился в аутсайдера. Именно тогда Боб почувствовал, как над ним довлеет связь с Фаризетти. Из-за нее путь к вершине власти для Даркмана оказался закрыт. Правильно ли он поступил двадцать пять лет назад, согласившись сотрудничать с Фаризетти? Сейчас Боб Даркман не знал ответа на этот вопрос.