"Убитая пирамида" - читать интересную книгу автора (Жак Кристиан)

6

На закате судья закрыл контору и отправился погулять с собакой по берегу Нила. Стоило ли ему заострять внимание на этом ничтожном деле, с которым можно покончить раз и навсегда, просто наложив печать? Препятствовать банальной административной процедуре бессмысленно. Но так ли она банальна? Сельский житель развивает интуицию, общаясь с природой и животными; Пазаир испытывал такое странное, почти тревожное ощущение, что решил провести расследование, хотя бы краткое, чтобы потом с чистой совестью засвидетельствовать этот перевод по службе.

Смельчак любил играть, но боялся воды. Он бегал на почтительном расстоянии от реки, по которой плыли грузовые суда, изящные парусные барки и маленькие лодочки. Кто-то прогуливался, кто-то вез товары, кто-то странствовал. Нил не только кормил Египет, но и служил удобным и быстрым путем сообщения, где ветры и течение чудесным образом дополняли друг друга. Большие суда с опытным экипажем выходили из Мемфиса по направлению к морю, некоторым из них предстояло долгое плавание к дальним берегам. Пазаир не завидовал им; удел их представлялся ему жестоким, поскольку он уводил их из страны, где судья любил каждую пядь земли, каждый холм, каждую тропу в пустыне, каждое селение. Всякий египтянин боялся умереть на чужбине – закон предписывал вернуть его тело на родную землю, – чтобы он пребывал в вечности вблизи своих предков, под покровительством богов.

Смельчак издал какой-то писк; маленькая зеленая обезьянка, резвая как ветерок, плеснула на него водой. Пес стал отряхиваться, скаля зубы от унижения и обиды; проказница, забеспокоившись, прыгнула на руки к хозяйке – молодой женщине лет двадцати.

– Он не злой, – заверил Пазаир, – но терпеть не может мокрую шерсть.

– Мою обезьянку недаром зовут Проказница, она то и дело затевает разные шалости, особенно с собаками. А я безуспешно пытаюсь ее вразумить.

Ее голос был так нежен, что Смельчак успокоился, понюхал ногу хозяйки обезьяны и лизнул ее.

– Смельчак!

– Оставьте его; я думаю, он признал меня, и очень этому рада.

– А Проказница согласится дружить со мной?

– Надо выяснить. Подойдите.

На Пазаира словно столбняк нашел: он не мог ступить ни шагу. В селении вокруг него вертелись какие-то девушки, но он не обращал на них внимания: одержимый учебой и работой, он пренебрегал интрижками и сердечными делами. Радея о законности, он рано возмужал, но перед этой женщиной он почувствовал себя безоружным.

Она была прекрасна.

Прекрасна, как весенняя заря, как распустившийся цветок лотоса, как искрящаяся волна в нильском потоке. Она была немного ниже его, ее волосы отливали золотом, лицо было чистым и правильным, взгляд – прямым, а глаза – синими, как летнее небо. Длинную шею украшало ожерелье из лазурита; на запястьях и щиколотках – сердоликовые браслеты. Под льняным платьем угадывалась крепкая высокая грудь, безупречные формы нешироких бедер и длинные, стройные ноги. Руки и ноги радовали глаз изяществом линий.

– Вы что, боитесь? – спросила она удивленно.

– Нет… разумеется, нет.

Подойти к ней означало разглядеть ее поближе, вдохнуть ее запах, почти коснуться ее… Ему на это не хватало духу.

Поняв, что он не сдвинется с места, она сделала три шага к нему навстречу и протянула ему зеленую обезьянку. Дрожащей рукой он погладил ей лоб. Бойким пальчиком Проказница почесала ему нос.

– Так она распознает друзей.

Смельчак не стал возражать, между псом и обезьянкой было заключено перемирие.

– Я купила ее на базаре, где продавали товары из Нубии; она казалась такой несчастной, такой потерянной, что я не смогла удержаться.

На ее левом запястье был странный предмет.

– Вас заинтересовали мои переносные часы?[19] Без них при моей профессии не обойтись. Меня зовут Нефрет, я – лекарь.

Нефрет – «прекрасная, безупречная, совершенная»… Разве могло быть у нее другое имя? Казалось, такой золотистой кожи просто не бывает; каждое произнесенное ею слово было похоже на чарующее пение, которое можно услышать в деревне в час заката.

– А можно узнать ваше имя?

Он вел себя непростительно. Не представившись, он выказал себя невежей, достойным осуждения.

– Пазаир… Я один из судей этой провинции.

– Вы здесь родились?

– Нет, в фиванском районе. Я приехал в Мемфис совсем недавно.

– Я тоже там родилась!

Она радостно улыбнулась.

– Ваша собака уже закончила прогулку?

– Нет, что вы! Он неутомим.

– Тогда, может, пройдемся? Мне хочется подышать свежим воздухом, неделя выдалась изнурительная.

– Вы уже практикуете?

– Нет еще, я заканчиваю пятый год обучения. Сначала я училась аптекарскому делу и искусству приготовления снадобий, потом работала ветеринаром при храме в Дендере. Меня научили проверять чистоту крови жертвенных животных и лечить всех зверей от кошки до быка. За ошибки сурово наказывали – били палкой, как мальчиков!

У Пазаира сжалось сердце при мысли о наказании этой восхитительной плоти.

– Строгость наших учителей – лучшее воспитание, – продолжала она. – Когда учат по спине, урок запоминается навсегда. Затем я была допущена в школу целительства в Саисе, где получила звание «помогающей страждущим», после того как изучила и освоила на практике разные области врачевания – исцеление глаз, живота, ануса, головы, скрытых органов, жидких субстанций, хирургию.

– Чего же еще от вас хотят?

– Я могла бы стать врачом-специалистом, но это самый нижний уровень; я смирюсь с этим положением, если не смогу стать целителем. Специалист видит лишь один аспект болезни, лишь частное проявление истины. Боль в определенном месте не означает, что ты знаешь источник недуга. Специалист способен поставить только частичный диагноз. Стать целителем – мечта всякого лекаря; но испытание настолько сурово, что большинство отступает.

– Чем я могу вам помочь?

– Я одна должна предстать перед моими учителями.

– Да сопутствует вам удача!

Они пересекли поляну с васильками, где резвился Смельчак, и сели в тени красной ивы.

– Я так разговорилась, – посетовала она, – это не в моем обычае. Вы вызываете людей на откровенность?

– Это часть моей профессии. Кражи, задержки платежей, договоры о продаже, семейные ссоры, супружеские измены, нанесение телесных повреждений, неоправданные пошлины, клевета и тысячи других правонарушений – вот мои будни. Мне предстоит вести расследования, проверять показания, восстанавливать факты и судить.

– Это страшно тяжело!

– Ваша профессия не легче. Вам нравится лечить, мне нравится, когда торжествует справедливость; работать вполсилы было бы предательством.

– Терпеть не могу пользоваться обстоятельствами, но…

– Говорите, прошу вас.

– Один из моих поставщиков целебных трав исчез. Он человек неотесанный, но честный и сведущий; недавно мы подали жалобу вместе с другими лекарями. Может, вы могли бы ускорить поиски?

– Я постараюсь. Как его имя?

– Кани.

– Кани!

– Вы что, его знаете?

– Его силой привлек к работам управляющий имением Кадаша. Теперь он свободен.

– Благодаря вам?

– Я проводил расследование и суд.

Она расцеловала его в обе щеки.

Пазаир, не отличавшийся мечтательностью, почувствовал, как перенесся в один из райских миров, уготованных праведникам.

– Кадаш… знаменитый зубной врач?

– Он самый.

– Говорят, он был хорошим лекарем, но ему давно пора отойти от дел.

Зеленая обезьянка зевнула и прикорнула на плече у Нефрет.

– Мне пора идти, было очень приятно с вами поговорить. Вряд ли нам случится встретиться вновь; от всей души благодарю, что спасли Кани.

Она не шла – она танцевала; поступь ее была легка, фигура излучала свет.

Пазаир еще долго сидел под красной ивой, стараясь запечатлеть в памяти малейшее ее движение, самый мимолетный взгляд, тембр голоса.

Смельчак положил правую лапу хозяину на колени.

– А, ты понял… Я без памяти влюбился.