"Ночь эльфов" - читать интересную книгу автора (Фетжен Жан-Луи)

Глава 14 Голос Фал Лиа

Опустошительная война налетела на королевство Логр, словно зимний ветер. Ледяной ужас сковал сердца людей задолго до приближения Пендрагона, с тех пор как армия под командованием Эскана де Камбенета была разбита наголову во много раз превосходящим войском под стенами Кардуэла, самого большого города в Камбрии. Герцог Эскан напрасно ждал помощи, обещанной регентом, каждый день ожидая вестей от своих разведчиков. Но впереди армии Пендрагона шли зеленые эльфы, и никто, выйдя за пределы города, не мог избежать их засад. Ранним утром стражники на крепостных стенах забили тревогу. Как и предвещали слухи, ярко-алые знамена с изображением золотой головы дракона застилали горизонт, и огромное войско быстро приближалось – судя по всему, оно даже не собиралось тратить время на разбивку лагеря. Оно походило на бурный поток, сметавший все на своем пути. Герцог Камбенет погиб в схватке, как и множество других, от ударов тяжелых гномовских топоров или от эльфийских стрел, дождем сыпавшихся на город. Когда тело герцога нашли, оно выглядело так ужасно, что невозможно было даже понять, каким оружием он был убит.

В захваченном городе не было ни резни, ни грабежей (с большим трудом удалось заставить варваров смириться с этим), и весть о таком неожиданном великодушии привлекла на сторону Пендрагона даже больше сторонников, чем неумолимая жестокость его врагов. С тех пор его армия больше не встречала сопротивления – по крайней мере, до прибытия к стенам Лота.

В каждом городе или деревне, встречавшихся на пути армии, к ней присоединялось множество людей – из слабости или по искреннему убеждению, из страха или воодушевления. Вскоре ее численность возросла неимоверно – огромное войско растянулось на несколько лье, а позади ехали повозки, нагруженные зерном и пивом, шли целые стада коров, овец и свиней. А еще воры и шлюхи, детии старики, торговцы и лжедруиды, лекари и убийцы, железных дел мастера и портные, целая передвижная кузница, принадлежавшая гному-оружейнику, крестьяне, вооруженные цепами и вилами, безбоязненно вступавшие в перебранки с закованными в броню рыцарями, и даже священники, за которыми следовали и их прихожане – по доброй воле или по принуждению. За время движения этого бесчисленного людского потока происходили рождения и смерти, грабежи и убийства, казни и отмщения – но ничто не могло его остановить.

Утер не отдавал приказов. Он просто ехал вперед, и остальные следовали за ним. Фрейр, возглавлявший варваров, окружил его надежной стражей, способной остановить самых отчаянных головорезов из Гильдии, но это оказалось совершенно ненужной предосторожностью. Чтобы добраться до него, пришлось бы пробиваться сквозь толпу эльфов, людей и гномов, опьяневших от священного пыла, готовых умереть за него. Впрочем, разве Пендрагон нуждался в защите? Ведь все видели, что он может убивать одним только взглядом.

Каждый вечер, собравшись вокруг походных костров, эльфийские барды и странствующие поэты из людей добавляли новую строфу к песни о великих деяниях, что происходили у них на глазах. В предшествующих рассказывалось о ночи Самайна, кострах на берегу озера, ледяном дыхании призраков, великом собрании вождей и унижении Ллэндона, короля, опозорившего свой сан… И битве при Кардуэле – городе, побежденном в несколько часов, несмотря на похвальбы Эскана де Камбенета и горделивые крепостные башни… Грубые крестьяне с заскорузлыми руками и суровые лучники, и копейщики, неповоротливые в своих кожаных доспехах, открыли для себя красоту и изящество эльфов, их песни, необычные серебряные украшения, которые они носили на запястьях… Даже гномы больше не держались особняком – особенно когда речь шла о попойках… И к тому же для большинства всех этих существ, которые с самого рождения не уходили больше чем на несколько лье от своих городов, лесов и гор, все происходящее казалось почти чудом.

Вскоре даже наиболее близкие друзья стали понемногу отдаляться от Пендрагона – вначале из почтения, но потом мало-помалу к нему добавился страх. Утер уже не был прежним. Порой он уединялся на несколько часов с Блодевез (и люди из его свиты свой лад истолковавшие такое поведение, воодушевленные его примером, стали вовсю ухаживать за эльфийскими девушками, которых в войске тоже было немало). Иногда он подолгу беседовал с друидом Гвидионом на непонятном для остальных языке или даже с полудиким Ллоу Ллью Гиффом, которого Мерлин взял под свое покровительство. После взятия Кардуэла он не выказал ни радости, ни гнева, словно бы захват самого большого укрепленного города в Камбрии был ему безразличен. Кажется, один только Мерлин приближался к нему без боязни и один он бодрствовал во время лихорадочного сна рыцаря и был свидетелем его слез, когда сила Ллиэн покидала его, и он становился всего лишь самим собой. Потом друид снова покидал Утера и присоединялся к Фрейру, Брану и Ульфину, и они хохотали над теми байками, которые он рассказывал им о себе.

Однако на следующее утро, когда остальные еще только нехотя просыпались после вчерашних возлияний, Пендрагон был уже в седле и отправлялся дальше по дороге, ведущей в Лот, не дожидаясь своей огромной армии, которая поспешно снималась с места и догоняла его.

И вот, наконец, они приблизились к цели своего долгого похода.

Однако пришлось ждать еще много дней, почти до самого Рождества, пока рыцари Хеллед де Соргалль, следовавшие в арьергарде, присоединятся к основному войску. В тот же вечер, когда они прибыли, упали первые снежинки, и к утру вся огромная равнина была покрыта снегом. Бледно-серое небо сливалось с землей. Вода в крепостном рву замерзла. На фоне всей этой белизны четко выделялся силуэт города с десятками башен, похожего на мрачную гранитную скалу, нависающую над морем.

Эльфы атаковали город следующей ночью, в канун Рождества, как раз в тот момент, когда зазвонили колокола, призывая верующих к мессе. Они быстро заполнили равнину, словно подвижные рои насекомых, и снег полностью заглушил и без того их легкую поступь. Когда стражники на крепостной стене их заметили, они уже со всех сторон окружили город и теперь приставляли к стенам лестницы и забрасывали крючья на веревках на выступающие каменные зубцы. Неподвижно стоя на вершине насыпи возле рва, Пендрагон долгие часы наблюдал за ними, тогда как большая часть его армии еще не знала об этой атаке. Только на рассвете, когда существа с голубоватой кожей опустили подъемный мост и разожгли сигнальные костры у городских ворот, вся остальная армия пришла в движение.

Не было слышно ни криков, ни воплей. Лишь глухой, наводящий ужас гул от топота десятков тысяч ног по заснеженной земле, скрип кожаных доспехов и ржание лошадей. Утер бежал среди этой молчаливой толпы – пешим, наравне с остальными, задыхаясь от тяжести доспехов, с непокрытой головой, держа обеими руками меч, еще не вынутый из ножен, не отрывая глаз от обугленных ворот, в которых армия исчезала, как в разверстой пасти огромного чудовища. Он не видел ничего, кроме них. Ничего не слышал, кроме собственного дыхания и глухих ударов собственных ног о землю, – ни вскриков тех, кто падал вокруг него, сраженный стрелами или камнями, летевшими из бойниц, ни хрипов умирающих, затоптанных бегущей толпой. Повсюду вздымались приставные лестницы, покрытые темными гроздьями нападавших и иногда опрокидывавшиеся в пустоту, что, однако, ни на секунду не останавливало общего движения. Казалось, что эльфы взбираются по стенам, как ящерицы – даже без помощи веревок, – и повсюду со стен падали стражники в красно-белых туниках Горлуа.

В этом общем потоке Утер ворвался в город и в первое мгновение был поражен до глубины души при виде такой знакомой площади и лучами расходившихся от нее улочек верхнего города. Не отдавая приказов, даже не оглядываясь на тех, кто следовал за ним, он бросился к дворцу.

Вдруг, за одним из поворотов, он почувствовал, что руку ему обожгло словно каленым железом. Перед ним стоял один из королевских стражников с искаженным от ненависти лицом, и в руке у него был короткий меч, на котором Утер увидел свою кровь. Их взгляды на мгновение встретились, и при виде оцепенения Утера стражник обернулся к сопровождавшим его солдатам и закричал прерывающимся от возбуждения голосом;

– Я ранил его! Это всего лишь человек! Его можно убить!

Утер бросился на него и, навалившись всем телом, опрокинул на землю. Потом сразу же вскочил и обнажил меч. Противник хотел подняться, но не успел: огромный, как медведь, варвар обрушил на его голову палицу, с такой силой, что проломил шлем и череп разом. В тот же момент они с Утером были окружены десятками разъяренных и одновременно перепуганных людей. Утер взмахнул мечом и рассек основание шеи ближайшего к нему противника, потом плашмя ударил им в лицо другого. После этого орудовать мечом было уже невозможно: началась общая свалка. Противники бились кулаками и ногами, вцеплялись друг другу в горло как одержимые, ослепшие от крови, заливавшей им глаза. Утер почувствовал, как кто-то с воплем вцепился ему в ногу – это был человек с распоротым животом, которого он топтал, даже не замечая этого. И снова чей-то клинок рассек его кожаные латы и вонзился в плоть. На мгновение он почувствовал страх смерти и даже твердую уверенность в том, что так и останется здесь лежать, сраженный ударами этих мужланов, плавающий в собственной крови. Но снова Ллиэн заговорила его устами, сокрушая ряды его врагов, и этот ужасный голос, несущий смерть, порождал в его мозгу столь жестокие видения, что по щекам его струились слезы, когда он прокладывал себе кровавую дорогу, рубя мечом направо и налево, рассекая кости и плоть…

Фрейр нашел его, лежащего ничком на земле среди многочисленных трупов и содрогающегося от рыданий. В руке он судорожно сжимал рукоять сломанного меча. Фрейр вытер лицо Утера горстью снега, который тут же покраснел от крови, потом взвалил его на плечи и толкнул ногой дверь какой-то лачуги, за которой пряталось дрожавшее от страха семейство. Там он положил Утера на укрытую пологом кровать и, чтобы никто не видел его в таком состоянии, обернулся к хозяевам и прорычал:

– Все вон!

Затем швырнул свой длинный меч на стол, взял кувшин с ледяной водой, ополоснул лицо и сел. В висках у него стучало, дыхание было прерывистым. Он невидящим взглядом смотрел перед собой. Улица была залита кровью, и над ней стоял нескончаемый стон раненых и умирающих… Фрейр был простым варваром, всю жизнь прожившим у границ с Черными Землями. Он привык постоянно сражаться, спать на земле, охотиться на волков, у него не было ни семьи, ни друзей, кроме Галада, тоже варвара, которого он однажды подобрал на поле боя и вылечил и который с тех пор следовал за ним повсюду. На руках у него была кровь многочисленных врагов. Но он никогда еще не видел такой бойни.

Утер проснулся с воплем ужаса от нахлынувших на него кошмарных видений. Снова эти ужасные лица, разбитые, рассеченные, окровавленные, и среди них – глаза его отца Систеннена, умоляющие, словно призывающие на помощь… Прошло несколько долгих минут, пока он окончательно прогнал от себя ядовитую атмосферу сна и немного приободрился. Он лежал на кровати, застеленной льняными простынями, под тяжелым меховым покрывалом светло-коричневого цвета – наверное, из шкуры выдры,– в середине просторной комнаты, украшенной гобеленами. Окна были затянуты вощеной тканью и занавешены. Возле одного из них он увидел Мерлина и попытался встать, но тут же почувствовал жгучую боль во всем теле.

– Не двигайся! – приказал мужчина-ребенок, приближаясь к нему.

Утер снова откинулся на спинку кровати. Дышать было больно, и от малейшего усилия его лоб покрывался потом. На широкой повязке, которой была обмотана его грудь и прижатая к ней рука, проступило новое пятно крови.

– Другой бы на твоем месте уже сто раз мог умереть, – сказал Мерлин. – У тебя сломаны два ребра, задето легкое, правая рука и нога изрублены и к тому же столько синяков по всему телу, что ты стал похож на эльфа!

Он рассмеялся над собственной шуткой, явно довольный собой, но Утер ее даже не понял, уже не говоря о том, чтобы оценить.

– Где мы? – спросил он.

– Мне кажется, это спальня Игрейны, – сказал Мерлин, оглядываясь. – Во всяком случае, это самая красивая и тихая комната во всем дворце. Все остальные… э-э-э… слегка в беспорядке.

– А… где же Игрейна? – с трудом спросил Утер.

Мерлин посмотрел на него пристальным лукавым взглядом, улыбаясь в своей прежней раздражающей манере.

– Королевы здесь нет, – ответил он наконец. – Ни ее, ни Горлуа. Можешь себе такое вообразить? Оставил свое войско защищать город, а сам удрал, как последний трус. Как ты думаешь, куда?

– В Тентажель…

– Да, я тоже так подумал… Но я бы никогда не поверил, что он возьмет с собой королеву и Меч…

Утер смотрел на него, невольно опуская веки при каждом вздохе, но боль не прекращалась, словно все его тело было сплошной открытой раной.

– Вот, выпей, – сказал Мерлин, протягивая ему кубок. – От этого ты уснешь, а это сейчас все, что тебе нужно. Когда ты немного окрепнешь, я думаю, Ллиэн сможет вылечить тебя твоими собственными силами. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Меч…

– Ах да! Экскалибур… Гномы искали его повсюду, а уж они-то разбираются в тайниках, особенно тех, что в каменных стенах. Бедный Бран… он просто вне себя. Я никогда раньше не слышал, чтобы он так ругался. Нет, здесь они его не найдут. Экскалибур где-то в другом месте, я чувствую…

Утер прикрыл глаза и долго молчал. Когда он снова открыл их, Мерлин по-прежнему сидел рядом, и все вокруг медленно качалось.

– Игрейна… – прошептал он.

Мерлин посмотрел на него с удивлением. Утер уже не сознавал, что говорит. Снотворное питье подействовало. Лицо рыцаря блестело от пота, отчего раны становились еще заметнее. Волосы, заплетенные в косички, слиплись от засохшей крови – его собственной и чужой. Сидя у его изголовья, Мерлин наблюдал, как он погружается в беспокойный сон. Наконец он мог внимательно изучить его лицо, чего никогда раньше не получалось сделать. От Утера-Пендрагона исходила неодолимая сила и в то же время такое отчаяние, что его нельзя было не полюбить. Мужчина-ребенок снова подумал о старинном пророчестве, в котором говорилось о Кариад даоу роуанед, Возлюбленном двух королев. Конечно, это не может быть никто другой, кроме него… Увы, пророчество заканчивалось плохо. Но все всегда заканчивалось плохо, Мерлин знал об этом с самого рождения… Оставалось лишь надеяться, что оно не сбудется до конца.

Он шел медленными осторожными шагами, как старик, но без всякой поддержки, если не считать меча, на который он опирался, словно на посох. Вдоль дворцовых коридоров, начиная от спальни Игрейны и до высокой круглой башни Великого Совета, выстроились его воины всех рас, стоя плечом к плечу и образуя нескончаемый почетный караул. И, конечно, этот почет надо было оправдать.

Перед ним торжественно выступал Мерлин, ни на кого не глядя. В красноватых отблесках факелов, горевших вдоль стен, его белые волосы казались сверкающим шлемом, резко выделявшимся на фоне его темно-синего плаща. У него был обычный насмешливый вид и слегка заносчивая манера держаться, но все, кто впервые видел его так близко, ощущали исходившую от него давящую силу, от которой испытывали внезапное недомогание, и никто не смел бы и помыслить о том, чтобы ему противостоять.

Вид Утера, хотя израненного и идущего неверными шагами, наполнял их сердца гордостью, и многие становились на колени, чтобы поцеловать край его плаща. Впервые Пендрагон был одет в свои собственные цвета: красную тунику, спускавшуюся до щиколоток, с золотой головой дракона, извергающего пламя. И все, кто следовал за ним, были одеты в те же самые цвета – герцоги и бароны, и даже Дориан, принц Высоких эльфов, и даже Бран, наследник престола Черной Горы. Процессия следовала в молчании, но вот откуда-то из глубин замка послышалось медленное торжественное пение огромного хора:

Это был пеан времен Десятилетней войны, могучая и суровая боевая песнь, от которой содрогались крепостные стены и которая сейчас гулко разносилась под сводами каменных коридоров. Наконец процессия остановилась перед дверью, ведущей в зал Великого Совета.

Теперь их было всего несколько, но все они одновременно замолчали. Каждый затаил дыхание. Каждый хотел услышать.

Мерлин открыл дверь и отошел в сторону, пропуская Утера. Одного.

Сделав несколько шагов, рыцарь остановился, глядя на этот зал, где некогда собирались короли трех Свободных народов, зал Великого Совета, в котором он и его товарищи непрерывно несли караул в те времена, когда носить королевскую тунику было почетно… Зал, который при Горлуа пришел в полное запустение, лишившись своего прежнего великолепия. Огромный круглый стол занимал всю его середину, и бронза слабо поблескивала в свете факелов. В центре стола находился неотделимый от него, прочно вделанный в бронзу Фал Лиа – Камень Фал.

Талисман людей…

Утер глубоко вздохнул и выпрямился во весь рост. Его сердце колотилось, как никогда в жизни, в ушах еще звучало пение воинов, и он изо всех сил пытался отогнать страх, что ничего не произойдет.

И вот, словно пловец, ныряющий в холодную воду, он шагнул вперед.

Вначале он ощутил лишь слабую вибрацию. Но по мере того, как он приближался к столу и лежавшему на нем Камню, эта вибрация нарастала, становилась все более мощной и резкой. И когда, наконец, он коснулся талисмана, Камень застонал так громко, что этот звук услышали все воины, выстроившиеся в коридорах дворца.

И тут же их общий торжествующий крик почти заглушил стон Фал Лиа.

Утер был королем.