"Галактический конвой" - читать интересную книгу автора (Болдуин Билл)

Глава 1. Бестиянская верфь, Элеандор

Вилф Брим ткнул пальцем в светящийся дисплей и бросил свирепый взгляд через чертежный стол.

— Если Ник Урсис говорит, что установленный таким образом волновод может повредить подъемные генераторы, — упрямо заявил он главному инженеру, — значит, этот тытьчертов волновод действительно может повредить подъемные генераторы. Никто не разбирается в гравимеханике лучше медведей с Содески, и вы, черт возьми, это сами прекрасно знаете!

— Медведи или не медведи, я не имею ни времени, ни желания менять проект, утвержденный Адмиралтейством, — презрительно фыркнул инженер. Это был высокий человек с аристократической внешностью, манеры которого являли собой эталон бюрократического бездушия. — Я строю корабли строго по чертежам и не собираюсь тратить свое рабочее время на препирательства с экипажами. Можете не сомневаться, об этом вопиющем нарушении субординации будет доложено вашему начальству. Подумать только: приставать к главному инженеру с баснями о якобы имеющихся в проекте ошибках!.. Надеюсь, вы не считаете, что мы сокращаем сроки строительства за счет упрощения адмиралтейских проектов?

— Клянусь бородой Вута! — вскричал Брим. — При чем здесь сроки? — Он снова ткнул пальцем в чертеж. — Посмотрите сами: ваши расчеты просто-напросто неверны! Одно-единственное попадание в башню КА'ППА-связи — и оба подъемных генератора летят к чертовой матери! А насколько я знаю, подъемные генераторы — единственное, что удерживает корабль от падения на что-либо, обладающее гравитацией: ну, например, на планету, по которой мы с вами сейчас ходим.

Стоявший рядом с ним Урсис — медведь с Содески — нахмурился, поправил нахлобученную меж мохнатых ушей остроконечную форменную фуражку и побарабанил когтистыми пальцами по столу, явно стараясь унять собственное раздражение. Затем он широко улыбнулся, сверкнув алмазными коронками на белоснежных клыках.

— Спасибо за поддержку, дружище Вилф, — произнес он, тщательно подбирая слова, — но мы без толку собачимся здесь уже двадцать циклов, по-моему, хватит тратить время зря. — С этими словами он ухватился за тяжелый графопостроитель и потянул его на себя. Раздался треск обрывающихся проводов, на пол посыпались снопы искр. — Надеюсь, теперь, приятель, — повернулся он к оцепеневшему инженеру, — тебе будет проще усвоить разницу между условными расчетами на бумаге и действительностью. Понимаешь ли, что бы вы там ни думали, у звездолетов нет ничего, создающего аэродинамическую подъемную силу, — ни крыльев, ни чего-то другого в этом роде. Их удерживают в полете только подъемные генераторы, которые по вашей милости может разом вывести из строя простая молния, угодившая в башню КА'ППА-связи. — Прежде чем гражданский опомнился, Урсис взял его за богато вышитые лацканы пиджака и без видимого усилия поднял в воздух так, что между тонким аристократическим носом и влажной медвежьей пастью оставалось не больше миллиирала. — Когда я поставлю вас, господин главный инженер, обратно на ноги, — угрожающе прорычал он, — вы найдете себе исправный чертежный стол и тщательно проверите то, что мы с лейтенантом Бримом объясняли вам сегодня утром. Ясно? Холеное лицо инженера заметно побледнело.

— Н-но ч-чертежи п-показывают… — залепетал он, тыча пальцем в темный дисплей, словно тот еще работал. Самоуверенности в его голосе изрядно поубавилось.

— «Непокорный» — головное судно в серии, первое в своем классе, — негромко, но твердо объяснил Урсис. — Корабль, который существует пока только на бумаге и не летал дальше виртуального пространства у вас на дисплеях, не говоря уже о глубоком космосе. В его проекте просто ОБЯЗАНЫ быть ошибки. На то и существуете вы, инженеры, — выявлять их, пока не случилась беда… — Он рассмеялся, на этот раз своим обычным смехом. — Негоже, если одно из ваших изделий потеряет подъемную тягу и брякнется с небес, правда ведь? Кому-нибудь может не поздоровиться после этого!

Гражданский как зачарованный глядел в огромные медвежьи глаза.

— Ну, инженер?

— Н-нет…

— Чего «нет»?

— Н-нет… я… ой! Не хочу, ч-чтобы звездолет упал на з-землю…

— И что вы сделаете, чтобы этого не произошло?

— П-прослежу, ч-чтобы в-волновод тщательно заизолировали на случай п-попадания в него электрических р-разрядов…

— Вот и чудненько! — воскликнул медведь, осторожно опуская инженера на ноги. — Ваша отзывчивость делает вам честь. Я обязательно упомяну о ней в рапорте на имя моего руководства. Однако, — добавил он, — оборудование у вас здесь ни к черту. Слышишь, Брим, этот графопостроитель почему-то не работает.

Брим, из последних сил сдерживавший смех, только кивнул.

— Я заметил, — выдавил он с трудом.

— Вам нужно найти себе действующий инструмент, — серьезно наставлял Урсис гражданского. — И ПОБЫСТРЕЕ. Иначе, когда вы прикажете переделать волновод, будет уже слишком поздно — устанавливаемое на «Непокорном» оборудование постепенно перекрывает доступ к агрегатам. А?

— Р-разумеется, лейтенант, — жалобно прошептал почти лишившийся присутствия духа инженер и, неожиданно повернувшись, бросился вон из комнаты.

Урсис облизнулся.

— Надеюсь, он все же сделает что-нибудь с этим чертовым волноводом, а не замаскирует ошибку слоем изоляции. Как только смонтируют обшивку, я уже не смогу ничего проверить. — Медведь невесело усмехнулся и покачал головой. — Скрип деревьев и волчий вой в буране не различить, ведь верно?

— Что? — опомнился Брим, отрываясь от чертежа.

— Старая присказка с Родных Планет, — пояснил медведь. — Похоже, я так никогда и не научусь умерять темперамент. Из-за него мы оба можем оказаться в глубокой…

— Возможно, — пожал плечами Брим. — Хотя насчет глубокой — это вряд ли. Зато теперь есть слабая надежда на то, что они как-нибудь защитят подъемные генераторы. Если бы мы молчали в тряпочку, никто бы и пальцем не пошевелил. И потом, — заметил он, когда они подошли к лифту, — я всю жизнь общался с такими типами. Они все одинаковы — на поверку оказываются жуткими трусами. — Он подмигнул. — И если уж речь пошла о том, где мы можем оказаться, представь себе, где мы были бы, если бы вели этот корабль с вышедшими из строя генераторами на малой высоте… скажем, при посадке ВСЕЛЕННАЯ…

В этот день охватившая всю Галактику война с Негролом Трианским казалась далекой-далекой от древних Бестиянских верфей Элеандора. Небо над высокой смотровой башней сектора Оранж-8 сияло безмятежной голубизной, которую только подчеркивали редкие белоснежные облачка. Брим стоял на внешней галерее, откуда открывался вид на комплекс 81-Б, и теплый ветерок трепал расстегнутый ворот его форменного кителя. В воздухе плавал нежный аромат свежей листвы — смешивавшийся с вонью перегретого металла и расплавленного пластика, поднимавшейся с кипевшего работой стапеля.

Однако все внимание Брима было приковано к каплевидному остову звездолета, почти полностью скрытому паутиной строительных коммуникаций: Кораблю Имперского Флота (К.И.Ф.) ЦЛ-921 «Непокорный» — первому представителю совершенно нового класса легких крейсеров. Звездолет оказался новым почти во всех отношениях — и, следовательно, подверженным целому букету детских заболеваний. Утренний инцидент с волноводом, несмотря на свою серьезность, был всего лишь одним из бесконечного ряда ему подобных (первый произошел еще во время закладки киля). Короче, при всех преимуществах, что обещал новый корабль в будущем, жизнь свою он начинал болезненным и капризным ребенком.

Размышляя подобным образом, Брим невольно подслушивал беседу Урсиса с лейтенантом Ксерксом О. Флинном — старшим медиком К.И.Ф. «Непокорный». Медик был хлипковат и лыс, но его веснушчатое лицо светилось живой улыбкой.

— А не кажется ли вам, Николае Януарьевич, — говорил он, — что нашему старшему рулевому не терпится обратно в космос? Дня еще не прошло, чтобы он не завалился сюда приглядеть за строительством?

— Право, доктор, — отвечал медведь, — им двигает простое и хорошо понятное всем стремление — хоть голыми руками разделаться с Темной Лигой. Как говорят на Родных Планетах, когда гора танцует с ледяными девами, даже холодный ветер боится выть в дымоходе. — Он широко улыбнулся. — Мне кажется, что человек, весь день не вылезающий из тренажера, способен на все.

Брим повернулся к своим старым друзьям по израненному в боях К.И.Ф. «Свирепый» коммандера Регулы Коллингсвуд.

— Вы оба правы, — заявил он. — Я почти все время провожу, летая в «Ящике». Но я уверен, не мне одному хочется вернуться в космос — и на войну. Ну например, мне знаком один медведь с Содески, который почти все СВОЕ свободное время проводит, проверяя чертежи звездолета, — так вот, в голове у него то же самое. И потом, вам прекрасно известно — одному на этой проклятой башне чертовски тоскливо. — Брим усмехнулся. — Насколько я знаю, это место уже чуть не официально прозвали «Гнездом Непокорного».

— Верно, — признался Флинн. — Будь у меня выбор, я бы предпочел зону боевых действий: там я по крайней мере могу внести свою посильную лепту в войну, исцеляя кое-что посерьезнее тяжелых похмелий. — Он с досадой покачал головой. — Похоже, с последними мне придется иметь дело все время, пока эти чертовы гражданские не достроят корабль.

Урсис рассмеялся, набивая свою трубку-земпа хоггапойей.

— Ты недооцениваешь свою нынешнюю роль в войне, дорогой доктор, — заверил он, утрамбовывая вонючее зелье длинным когтем. — В такой дыре, как Элеандор, похмелье — святое дело. Особенно когда алкоголь остается единственным развлечением. — Медведь выпустил из трубки клуб едкого дыма. — Ничего, скоро руки у, тебя будут по локоть в крови.

— Поэтому я и пью, — вздохнул Флинн, сморщив нос, когда дым хоггапойи коснулся его лица. — И кстати, похмелья я имел в виду не чьи-то, а собственные.

Брим перестал прислушиваться к их болтовне и снова переключил внимание на верфь. Наверное, в тысячный раз он окинул взглядом прогнутую верхнюю палубу «Непокорного», плавно изгибавшуюся от остроконечного носа, вздымаясь к башне КА'ППА-связи в тридцати иралах от четырех дюз главного хода в скругленной корме. До ужаса больше старого доброго «Свирепого» — размеры нового-судна просто пугали Брима, напоминая о новых обязанностях старшего рулевого. Прямо за носовой швартовой башенкой бригада рабочих деловито тащила из одного клюза в другой толстенный жгут разноцветных кабелей. Чуть дальше двое контролеров сверяли детали корпуса с кипой чертежей. Там и здесь на фоне светлого металла обшивки вспыхивали ярко-синие пятна сварки, а верхние палубы были сплошь завалены катушками кабелей и прочим строительным хламом. Насколько Брим понял, основная цель утренних хлопот состояла в подготовке к монтажу двух верхних орудийных башен. Морщась от едкого дыма хоггапойи, Брим следил за тем, как желтый тягач медленно волочит за собой огромное опорное кольцо. Две бортовые башни были смонтированы за мостиком уже неделю назад; недоставало только спаренных 152-миллиираловых разлагателей. О последней башне (одноствольная 152-миллиираловая установка) напоминало пока только круглое отверстие в металлической обшивке перед ажурным остовом мостика.

Неожиданно к двум голосам на галерее присоединился третий. Строгий, безукоризненно выдержанный, он мог принадлежать только одному человеку — коммандеру Регуле Коллингсвуд, капитану «Непокорного». Это была впечатляющая женщина: высокая, складная, с длинным патрицианским носом и мягкими каштановыми волосами, выбивавшимися из-под остроконечной офицерской фуражки. Великолепный боевой командир, она в любой ситуации оставалась женщиной, да еще какой! В космофлотах Кабул Анака ее считали опасным противником, и за голову ее уже не первый год была назначена награда; впрочем, последнее обстоятельство ей только льстило. Брим и остальные поспешно отдали честь.

— Я так и знала, что найду вас троих именно здесь, — произнесла Коллингсвуд с усталой улыбкой. — Мне тоже ужасно хочется поскорее выбраться обратно в открытый космос. Особенно с тех пор, как я все время провожу, изучая перепутанные судовые потроха. — Она поморщилась, покосившись на зажатую под мышкой пухлую папку чертежей. — Или улаживая конфликты с начальством верфи, — недовольно добавила она, смерив хмурым взглядом сначала Брима, а потом и Урсиса. — Вселенной ради, что вы сделали с главным инженером? Говорят, он залил слезами весь чертежный стол и бормотал что-то нечленораздельное насчет молний, медведей и КАРЕСКРИЙЦЕВ, Вилф Анзор Брим!

Брим с Урсисом заговорили разом, но Коллингсвуд прервала их жестом изящной руки с безукоризненно наманикюренными ногтями.

— Не беспокойтесь оба. В конце концов именно они поставили волновод вверх ногами — черт, да они тут, на верфи, были просто счастливы, когда я пообещала не поднимать шума в Адмиралтействе.

— Мы… гм… обратили на это внимание инженера, — пробормотал Брим. — Вот именно, — подхватил Урсис. — Он просто испытывает некоторые затруднения, путая свои чертежи с реальностью.

Коллингсвуд прищурила один глаз, сморщила нос и ткнула в медведя обличающим перстом.

— Совершенно верно! — вскричала она. — Вы оказали ему любезность, объяснив, как с этим лучше справиться! И его слезы были слезами благодарности. А мы-то думали, в чем здесь дело! — Она покачала головой, потом хихикнула. — Так или иначе, я надеюсь, что, несмотря на героическую борьбу с гражданскими крысами по эту сторону фронта, у вас останется хоть немного сил для наших врагов из Лиги.

Голос ее осекся. На флоте знали, что обещал Негрол Трианский всем пленным: рабство или смерть тем, кто мешал его планам властвовать над Галактикой. Вот уже восемь лет космические флотилии Императора Грейффина IV вели борьбу с заметно превосходящим их по численности противником, раз за разом срывая эти планы. Теперь же благодаря напряженной работе множества верфей флотилии эти пополнялись и крепли…

Внезапный грохот поразил барабанные перепонки; две пары боевых кораблей вырвались из облаков, соблюдая безукоризненный строй. Брим опознал их раньше, чем они зашли на посадочную прямую: легкие крейсеры класса «Зловещий», имеющие в длину по 315 иралов и несущие по несколько 150-миллиираловых разлагателей. Они отличались легкостью управления и отменной живучестью, но некоторые знатоки считали, что размещение лучевых отражателей на корме изрядно портит их внешний вид.

Однако, красивые или нет, эти четыре корабля явно умели держать дистанцию. Они лихо заложили последний вираж и, ревя антигравитационными генераторами, вышли на посадочную прямую, спускаясь к заливу. Несколько циклов спустя они уже неслись над водой, сбивая с волн барашки, а встречный воздух свистел в плавниках систем охлаждения. Брим с профессиональным интересом следил за тем, как они сбавляли скорость и тягу кристаллов главного хода, перенося весь вес на покоящиеся в центре тяжести подъемные генераторы.

Неожиданно крейсеры разом замерли, паря в паре десятков иралов над водой, а потом одновременно повернули и, оставляя за собой шлейф водяных брызг, порулили к поджидавшим их гравибассейнам. Четыре силуэта, слившиеся в один — таким неправдоподобно четким казался их строй, — обрисовались на фоне клонившихся к горизонту трех элеандорских солнц, прежде чем исчезнуть за лесом строительных кранов. — Ну и как эта посадка на твой профессиональный взгляд, дружище Вилф? — негромко спросил Урсис, возвращая Брима к реальности.

Щеки Брима вспыхнули.

— На мой взгляд, ВСЕ они прекрасны, — признался он с неловкой улыбкой. — И потом, кто я такой, чтобы судить, если сам ни разу не сажал даже легкого крейсера. — Он усмехнулся. — Однако насколько я понял, мы имели счастье видеть блестящую работу первоклассных рулевых.

— У меня есть основания полагать, что вы окажетесь за штурвалом быстрее, чем вам кажется, Вилф, — с улыбкой вмешалась в разговор Коллингсвуд. — Наверху что-то затевается. — Она многозначительно помолчала. — Мне сообщили, что по прямым распоряжениям Адмиралтейства местное руководство взяло под личный контроль соблюдение сроков строительства «Непокорного», — заметьте, верфи и так едва справляются с загрузкой. Это и кое-какие другие признаки позволяют предположить, что вскоре последуют сложные — и жизненно важные — задания. — Коллингсвуд посмотрела на выруливающий для взлета эсминец. Когда лучи рулежных прожекторов пронзили быстро сгущающиеся сумерки, она снова повернулась к троим своим старшим офицерам. — Похоже, — продолжала она, — еще до конца этого года мы примем участие в операции, которая решит исход всей войны…

Несколько метациклов спустя рабочий день Брима подошел к концу. Он с наслаждением выбрался из кабины тренажера и, отметившись на пропускном пункте Учебно-Тренировочного Комплекса, отправился в общежитие. Сойдя с трамвая на магнитной подушке, он проделал остаток пути пешком, под куполом звездного неба. Влажный ветерок трепал отворот его флотского кителя, пока он шагал по разноцветным светящимся дорожкам, ведущим к его временному жилищу. Со всех сторон слышался не прекращающийся ни днем, ни ночью гул больших верфей, на которых в свете мощных ламп Карлсона обретали форму боевые звездолеты. Там и здесь сварочные агрегаты расцвечивали вечернее небо фейерверками разноцветных искр, а над всем этим покачивались в странном танце клювы огромных кранов. Брим улыбнулся, когда впереди, на вершине небольшого холма, показалось здание офицерского общежития. Несмотря на усталость, он ускорил шаг. Там, в спартански обставленной комнатке, его должно ждать послание с другого конца Галактики. Сегодня был именно тот день, когда она писала ему.

Машинально отвечая салютующим часовым, Брим пересек вестибюль и подошел к лифтам у дальней стены. Еще несколько циклов спустя он переступил порог своего временного жилища. Действительно, над койкой светился индикатор связи:

Он закрыл за собой дверь и уселся за крошечный стол, составлявший вместе с ободранным креслом всю меблировку комнаты. Почти мгновенно над поверхностью стола возник шар голографического дисплея, наполнившийся строчками иероглифов — перечнем корреспонденции, пришедшей за сегодняшний день. Брим довольно улыбнулся и выбрал строчку, гласившую:

Иероглифы на дисплее сразу же сменились водопадом тяжелых золотых кудрей и сияющей улыбкой. Да, Марго Эффервик во всех отношениях была настоящей принцессой. Высокая, горделивая, с правильными чертами лица, полными влажными губами, чувственными тяжелыми веками и совершенно очаровательной привычкой хмуриться, улыбаясь. Лицо ее казалось болезненно бледным, только на скулах розовел легкий румянец. У нее была маленькая грудь, ужасно узкая талия и потрясающие длинные ноги. Вилф Брим не знал женщины прекраснее.

Не довольствуясь однообразной придворной жизнью. Марго служила в разведке, на ее счету числилось несколько отчаянно дерзких, смертельно опасных и, к счастью, довольно успешных операций на планетах Облачников. Теперь же, подчинившись — неохотно — личному приказу Императора, она оставалась на Авалоне, продолжая руководить небольшим, но весьма эффективно действующим разведотделом Адмиралтейства. По крайней мере жизни ее ничего больше не угрожало. Жизнь ее имела слишком большую политическую ценность, чтобы рисковать ею.

За спиной Марго на фоне хмурого серого неба красовались авалонские деревья в ярком осеннем наряде. Когда принцесса заговорила, голос ее звучал ровно и негромко.

— Я хорошо потрудилась сегодня на благо Империи, мой милый, — начала она. — Поэтому отправилась домой пешком и могу улучить несколько минут для письма тебе. — Марго улыбнулась и подняла подернутые мечтательной дымкой глаза к небу. — Авалон еще не свыкся с мыслью о скорой зиме. Тротуары завалены палой листвой, и дождь моросит то и дело.

Она зажмурилась и улыбнулась.

Лицо ее просветлело.

— Нет, это не моя осень, Брим, — произнесла она. — Во всяком случае, не тогда, когда я вспоминаю тебя. Наверное, «Ода Осени» Ансхельма будет сейчас уместнее.

Марго медленно покачала головой.

Брим нахмурился. Кто написал эти, последние строки? Бартон?.. Боурон?.. Ах да: Байрон! Ну да, точно он. Джордж Байрон, малоизвестный поэт из давным-давно забытой звездной системы. Только его стихи и пережили его самого и всю их цивилизацию. Он скорбно вздохнул. Все проходит; остается одно искусство — так любила повторять Марго. Мечтательно улыбаясь, он вспоминал старомодную любовь к стихам, к почти забытому искусству, что сблизила их тогда, в прокуренной кают-компании старого доброго «Свирепого». Казалось, с тех пор миновали миллионы лет. Немногим из экипажа «Свирепого» посчастливилось пережить бой у планеты Ликсор в девяносто девятой провинции.

— О Вилф, как я скучаю по тебе сегодня, — продолжала Марго. — Не так, правда, как сразу после разлуки — вот тогда это было действительно невыносимо. — Внезапный порыв ветра поднял в воздух ворох листьев, и она машинально поправила рукой сбившуюся прядь. — Но даже теперь, полгода спустя, самое теплое воспоминание в моем сердце — это ты. И никакие местные политиканы ничего не узнают о нас; это мой тайник, убежище, где я могу спрятаться в любую минуту.

Пошел дождь, и Марго ниже надвинула капюшон форменной куртки.

— Я могу возвращаться домой с работы несколькими дорогами, — продолжала она. — Обычно я выбираю ту, что идет по мосту через Брокс. Ты знаешь этот район: узкие улицы, высокие красивые дома. Но сегодня вечером я пошла мимо Лордглен-Хаус, который всегда напоминает мне о тебе — тот бал, что давали в честь… — Ее смех искрился словно звездный свет. — Надо же, забыла. В общем, в честь кого-то ужасно важного. Но главное — там был ты; правда, дождаться конца бала тебе так и не удалось. Бедненький Вилф! Надеюсь только, моя постель была тебе хоть каким-то утешением…

Она вдруг покраснела.

— Мне кажется, что Гол'ридж написал свою «Ристобель» обо мне: такой, какая я была в ту ночь — в нашу ночь. Помнишь?

Все время, пока послание длилось на мониторе, Брим не переставал поражаться тому, что эта юная дама из высшего света — к тому же героиня войны — влюблена в него. Разумеется, она не принадлежала ему всецело. Положение в обществе накладывает определенные ограничения, и принцессе Эффервик предстояло вскоре исполнить свой долг, заключив политически важный брак с Почетным коммандером Роганом Ла-Карном, бароном Торондским. Точную дату их бракосочетания — имевшего честь состояться по личной инициативе Императора Грейффина IV — должны были объявить вот-вот.

И хотя Брим понимал — ему придется смириться с мыслью об этом браке, он давно уже оставил надежду забыть, что Ла-Карн тоже разделит ложе с Марго — пусть даже между ними нет никакой любви. Принцесса всегда давала Бриму ясно понять это. Например, теперь, сочинив в тиши своих посольских апартаментов послание столь эротическое, что он весь вспотел и едва не задохнулся. Брим уснул только после того, как прокрутил запись в пятый раз…

Когда на следующее утро старший стюард Гримсби, еще один член старого экипажа Регулы Коллингсвуд, привез их четверых на верфь, Флинн — едва недостроенный остов «Непокорного» показался в ветровом стекле глайдера — вытянул шею и заерзал в кресле.

— Что такое? — Он ткнул вперед длинным пальцем. — Что, во имя Вселенной, делает здесь этот тип?

У въезда на стапель какой-то долговязый человек поднимал на наспех привязанный к столбу флагшток большой голубой с золотом флаг. Брим мгновенно узнал этого человека, несмотря на то что в данный момент он стоял к дороге спиной.

— Это же Барбюс! — завопил рулевой, выскакивая из глайдера, не дожидаясь, пока Гримсби затормозит.

— Лейтенант Лэрим! — взревел старшина, отдавая честь. Ростом он вышел на добрый ирал выше Брима; голова его под форменной кепкой была совершенно лысой — и все же, несмотря на солидный вес, на теле его не нашлось бы и унции лишнего жира. Из других черт Барбюса стоило отметить орлиный нос, умные карие глаза и челюсть, о которую разбилось никак не меньше тысячи кулаков — без особого, надо сказать, для нее ущерба. При огромных ручищах и ножищах тело великана оставалось складным во всех отношениях. Он улыбался от уха до уха.

— Надо же, какой красавец наш «Непокорный», сэр! От носа и до кормы!

От глайдера к ним подошла Коллингсвуд, от которой не отставали Флинн и Урсис.

— Утрилло Барбюс, — прошептала она, удивленно качая головой, — я ожидала вас по меньшей мере через неделю. Мне казалось, вы еще в отпуске.

— Так точно, капитан, — согласился Барбюс, еще раз отдавая честь. — В отпуске-то оно, конечно, в отпуске. Но… Ну… Я вроде как подумал, что, может, вам четверым лишняя пара рук и не помешает — с новым кораблем-то. — Он пожал плечами и покраснел. — По правде говоря, устал я чтой-то от безделья, вот как… — Он отсалютовал Флинну и Урсису, потом мотнул головой в сторону корабля и завязал узел на флагштоке. — Вот я и решил, чего мне ждать, пойду-ка и запишусь сразу в новую команду.

Похоже, Регуле Коллингсвуд что-то попало в глаз. Она отвернулась, любуясь трепещущим на ветру полотнищем с изображением беспощадного ронделльского сокола, герба «Непокорного», а потом на мгновение прикусила губу.

— Очень красивый флаг, Барбюс, — произнесла она наконец, — и руки твои нам и впрямь будут очень кстати.

Урсис поцеловал кончики своих когтей и покачал тяжелой мохнатой башкой.

— Утрилло, друг мой, — скорбно возгласил ен. — Это новое знамя произведет такое впечатление на всю верфь, что у нас рук не хватит отшивать охотников записаться к нам в экипаж.

Флинн нахмурился и тоже посмотрел на развевающийся флаг. — Как это, скажи на милость, ты ухитрился… — Голос его дрогнул, и он сморгнул. — Ох, ничего, дружище, это я так… — поспешно добавил он.

— Есть, сэр, — пробормотал Барбюс, продолжая возиться с веревкой.

Брим сдержал улыбку при виде того, как Ре-гула Коллингсвуд опять отвернулась и уставилась в пустое небо, словно ожидая прибытия какого-то особо важного для нее звездолета. Никто из тех, кому хоть раз доводилось летать с Барбюсом, так и не смог узнать, где этому долговязому старшине удается добывать такие предметы, как ящики старого доброго логийского вина или флаги с гербами задолго до официальной церемонии спуска. Главное, он действительно добывал их — с завидным постоянством.

— Барбюс, — выдавил из себя наконец Брим. — Твой флаг просто замечательный, да и время ты выбрал самое удачное.

— Воистину так, — мрачно кивнул Урсис. — Громко поют зимние птицы в кронах осенних деревьев, как говорят на Родных Планетах, и с твоим приездом, дружище Утрилло, у меня появилась надежда, что наша бедная Империя все-таки выиграет эту проклятую войну.

Уже на следующий день начали прибывать специалисты из экипажа «Непокорного». Поначалу судовые механики, отвечающие за большие антигравитационные генераторы, приводящие корабль в движение на скоростях ниже Большой Световой Постоянной Шелдона. Они сразу же принялись хлопотать над двумя подъемными генераторами — стандартная адмиралтейская модель 84, — которые понадобятся при переходе корабля со стапеля в достроечный док.

Впрочем, как-то утром к готовому уже залезть в тренажер Бриму явился доложить о прибытии юный лейтенант, не имеющий отношения к мотористам. Он был высок, рыжеволос, широкоплеч и одет вовсе не в обычную синюю куртку моряка Космофлота Императора Грейффина, а в светло-серый китель, украшенный двенадцатью золотыми лягушками и жестким алым воротничком, клеши с алыми же лампасами и легкие шнурованные сапоги до колена.

Он мог летать — летать без помощи каких-либо механических приспособлений. На кителе его прямо между лопатками имелся горб, прикрывающий вырост размером с небольшую подушку и заключающий в себе нервный центр, который контролировал движения пары огромных крыльев — еще одной пары конечностей, — столь длинных, что концы их волочились по полу за спиной.

Разумеется, это был азурниец, одетый в древнюю военную форму своей родины, странного зеленого мира на окраине Галактического сектора 944. Населенная крылатыми, исключительно миролюбивыми существами, планета Азурн стала легкой добычей Облачников в самом начале войны. Около года назад Брим отличился во время дерзкого рейда в поддержку поднятого азурнийским Сопротивлением восстания и был награжден лично кронпринцем Леопольдом, главой азурнийского правительства в изгнании. И все же было что-то необычное в форме этого молодого лейтенанта. Может, блестящий значок рулевого в петлице, означающий, что паренек недавно окончил Академию Космогации неподалеку от Авалона? У него был широкий лоб, острый подбородок, точеный нос и глаза прирожденного охотника, светящиеся умом и юмором.

— Старший торпедист Барбюс посоветовал мне доложиться непосредственно вам, — спокойно сообщил молодой азурниец, отдавая честь. — Меня зовут Арам из Нахшенов, и я мечтал познакомиться с вами, с тех пор как узнал, что вы лично освободили моего отца из лагеря на Азурне.

— Вашего отца? — удивленно переспросил Брим. — Именно так, сэр, — кивнул лейтенант. — Мужчину в шляпе-треуголке. Вы еще передали ему трофейную самоходку, перед тем как сесть на последний уходящий с Азурна бот. Неужели не помните? — с надеждой спросил он. — Торпедист Барбюс помнит.

— Вселенная! — выдохнул Брим. — Еще бы не помнить… тот дворянин? Арам улыбнулся.

— Да, — произнес он. — Первый эрл Хересский — и к тому же двоюродный брат кронпринца Лео, который награждал вас. А второй азурниец в вашей самоходке был Таршиш из Йосиев, некогда наш премьер-министр. Вы и ваши люди освободили их из лагеря в исследовательском центре. Это по их персональному ходатайству вас наградили орденом Безоблачного Полета.

Брим стиснул зубы — на него навалились воспоминания о том кошмарном рейде. Пленные азурнийцы содержались в ужасающих условиях — даже крылья им обрезали, чтобы лишить возможности бежать. Впрочем, для Облачников в таком обхождении не было ничего необычного, и они не видели в этом особой жестокости. Их милитаризованным обществом правил исключительно голый прагматизм, а для охраны бескрылых пленников требовалось меньше солдат, вот и все.

— Не надо жалеть их, — негромко заметил Арам, прервав невеселые воспоминания карескрийца. — Даже потеряв свои крылья, они не утратили гордости и способности драться, очень скоро убедились в этом на собственной шкуре.

Брим улыбнулся и кивнул.

— Да, — так же тихо ответил он. — Я понял это еще тогда, как только заглянул им в глаза. Азурнийский лейтенант улыбнулся в ответ:

— Спасибо. Возможно, на борту «Непокорного» я по меньшей мере начну возвращать мой долг вам и мистеру Барбюсу.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Брим понял, о чем говорит молодой азурниец. Он зажмурился и покачал головой.

— Никто никому ничего не должен, — твердо заявил он. — Мы с Барбюсом просто исполняли долг солдат Империи. — Он рассмеялся. — И потом, если вы обладаете хотя бы половиной воинственности азурнийцев, с которыми я познакомился в тот рейд, нам тытьчертовски повезло, что мы заполучили вас в экипаж. Нам еще драться и драться. — Он сделал широкий жест, приглашая рулевого второго класса на тренажеры:

— А теперь позвольте мне показать вам наш новый корабль…

Постепенно «Непокорный» начал обретать все более завершенный вид, возвышаясь над катушками кабелей, штабелями панелей обшивки, труб, ящиков с генераторами и прочим строительным хламом. Еще через две недели офицерские каюты были отделаны и обставлены, и Брим переселился на борт — отметив при этом, что его пожитки увеличились с одного чемодана (с которым он впервые, окончив Академию Космогации, явился на Эорейскую базу Космофлота на Гиммас-Хефдоне) до целых двух, паривших за ним на привязи, пока он поднимался по трапу.

По мере того как на борту начинали монтироваться все новые корабельные системы, все больше членов экипажа проходили через импровизированный пропускной пункт Барбюса у главного входного люка, и мало-помалу корабль, по крайней мере в некоторых отношениях, стал напоминать боеспособную единицу Имперского Космофлота.

Точно так же мало-помалу доделали корпус и надстройку «Непокорного», и наконец настал день, когда звездолет можно было переместить в обычный гравибассейн. Следуя древней традиции, событие это отметили краткой церемонией спуска — тем более краткой, что весь комплекс Бестиянских верфей охватила невиданная доселе строительная спешка.

Брим с Урсисом наблюдали за последними приготовлениями с недостроенного, открытого всем ветрам и дождям капитанского мостика. У них под ногами, глубоко во чреве корабля, мерно рокотали два мощных гравигенератора восемьдесят четвертой модели. Флаг Барбюса гордо реял на временном флагштоке на самом носу корабля. Над головой неслись, чуть не задевая антенну КА'ППА-связи, тяжелые тучи частые, можно сказать ежедневные грозы вообще были характерны для этого времени года на Элеандоре. Свинцовые волны залива покрылись белыми барашками.

— Что ни говори, «Непокорный» намного больше нашего старого доброго «Свирепого», — заметил медведь, стоя у единственного установленного пока на мостике пульта управления антигравами. Придерживая фуражку, чтобы ее не сдуло ветром, он махнул лапой в сторону двух больших горбатых буксиров, приближающихся к кораблю, вздымая клубы белой пены. — Помнишь, эсминцу Т-класса вполне хватало одного буксира, — с ухмылкой заметил Урсис. — Этот же, даже недостроенный, уже не обойдется без двух. — Он перегнулся через плечо младшего лейтенанта Алексия Радостны Проводника, чтобы лично проверить показания приборов подъемных генераторов. Проводник, новый моторист, только что прибывший с Содески, ростом заметно уступал Урсису. Уши у него были меньше, но острее, чем у большинства коллег, да и клыки меньше, но уже украшены двумя впечатляющими алмазными коронками. Молодой медведь явно происходил из какой-то чрезвычайно богатой содескийской семьи, что, впрочем, ничуть не мешало ему с энтузиазмом изучать устройство корабельных систем. В общем, он сразу же стал любимцем всего экипажа.

Брим облокотился на переплет не установленных еще гиперэкранов — стекловидных кристаллов, обеспечивающих обзор из рубки на скоростях выше световой — и улыбнулся.

— Судя по тому, что требует от меня «Ящик», с точки зрения управления «Непокорный» действительно гораздо больше, — заметил он с усмешкой. — Сил приходится прикладывать примерно столько же, сколько вот такому буксиру.

— В таком случае, дружище Вилф, — кивнул Урсис, и в глазах его загорелись веселые огоньки, — мы с тобой отбуксируем Негрола Трианского в Преисподнюю. Будем биться доступным нам оружием. — Он подмигнул, и над их головами тут же прокатился громовой раскат.

На самом носу «Непокорного», с трудом удерживаясь на скользкой палубе, бригада рабочих с верфи в блестящих комбинезонах поспешно снимала защитные чехлы с оптических клюзов. Оба буксира уже замерли в двух сотнях иралов от стапеля. Из их массивных линз вырвались толстые зеленые силовые лучи, уперлись в швартовые клюзы «Непокорного» и вспыхнули ярче, когда буксиры дали задний ход. «Непокорный» пока что оставался пришвартованным к стапелю.

Там же, у носа крейсера, собралась на временном помосте небольшая толпа. Автоматические зонтики раскачивались и рвались из рук на ветру. Кто-то прочитал короткую речь — с мостика ее все равно не было слышно. Духовой оркестр нестройно грянул несколько так-тов воинственного марша Грат'муцского сектора Галактики — вот это, по крайней мере уханье барабана, Брим различил прекрасно.

— Борт девятьсот двадцать один, — неожиданно рявкнул голос из временно укрепленного на стрингере пульта связи, — свяжитесь с диспетчерской на волне ГТД ноль пять один. Добрый день, сэр.

— Борт девятьсот двадцать один, переключаюсь на волну ГТД ноль пять один. Спасибо, — ответил Брим, вращая верньер настройки на старом пульте. — Борт девятьсот двадцать один, жду разрешения на сход со стапеля.

— Борту девятьсот двадцать один, добрый день, — прорезался в эфире женский голос. — Подтвердите-готовность отдать швартовы.

— Минуточку, — ответил Брим. Он покосился на Урсиса и вопросительно приподнял бровь. — Диспетчер хочет знать, готовы ли мы отдать швартовы.

Медведь еще раз глянул на циферблат и, нахмурился, задумчиво покачал головой и повернулся к Проводнику.

— Боюсь, Николае Януарьевич, — откликнулся молодой медведь, не снимая лап с рычагов управления; строчка индикаторов сменила цвет с желтого на зеленый. — За последние пару циклов левые генераторы трижды сбивали настройку. Я как раз хотел предупредить вас. — Индикаторы снова сменили цвет. — Ага, вот в чем дело, сэр, — добавил он. — Один из контуров питания, похоже, коротит. Поля Тен'штадта в икс-демпфере понизили интенсивность до шестидесяти семи.

Урсис наклонился и хмуро уставился на приборы.

— Гм, — пробормотал он. — Я вижу, что вы имели в виду. — Он нахмурился еще сильнее, потом повернулся к Бриму. — Ты уже и сам, должно быть, догадался, Вилф, — с озабоченным видом произнес он. — У нас разлажена автоматика правых подъемных. — Он подумал немного, вглядываясь в свинцовые волны. — Возможно, разумнее было бы попросить небольшой отсрочки. Брим кивнул.

— Борт девятьсот двадцать один, — сказал он в микрофон; новый удар далекого грома едва не заглушил его голос. — Прошу пятиминутной задержки для дополнительной проверки систем.

Ответ последовал не сразу.

— Борту девятьсот двадцать один: вам дается пять циклов на проверку систем, — недовольно сообщил женский голос. Брим понимал диспетчера: все перемещения по территории верфи производились строго по графику, и задержка одной операции могла привести к чудовищным сбоям в работе целого комплекса. — Пожалуйста, сообщите немедленно по окончании проверки.

— Борт девятьсот двадцать один. Большое спасибо, — ответил Брим и повернулся к Урсису. — У тебя в распоряжении пять циклов. Ник.

Примерно два цикла Урсис с Проводником оживленно переговаривались по-содескийски, тыча когтями в приборы. В конце концов старший медведь выпрямился и кивнул Бриму.

— Похоже, дело действительно серьезное, друг мой, — сообщил он, печально качая мохнатой головой. — Возможно, нам с Алексием удастся починить контур за метацикл. Спроси диспетчерскую, очень ли это страшно для их графика?

Брим кивнул.

— Борт девятьсот двадцать один. Прошу один метацикл на наладочные работы, — произнес он в микрофон, хотя в ответе диспетчера даже не сомневался.

— Борту девятьсот двадцать один: очень жаль, но ответ отрицательный. Будете отменять спуск?

— Борт девятьсот двадцать один. Как скоро вы сможете снова включить нас в график?

— Борту девятьсот двадцать один, — помолчав, ответила диспетчер. — Свободное место в графике найдется не раньше, чем через десять стандартных суток.

Брим покосился на медведя, слышавшего весь разговор.

— Что будем делать, Ник? Урсис повернулся к Проводнику.

— Мы можем отключить автоматику левых генераторов и управлять ими вручную, — предложил он. — В противном случае нам грозит отмена спуска и — как следствие — сбой графика как минимум на неделю. — Он в упор посмотрел на молодого медведя. — Вы в состоянии справиться с ручным управлением? Если нет, ничего страшного — я почту за честь занять ваше место за пультом.

Проводник колебался всего мгновение.

— Признаться, мне ужасно хочется сказать, что я справлюсь, Николае Януарьевич, — вздохнул он, поднимаясь с кресла, — но это было бы непростительной самонадеянностью. Мой опыт работы с генераторами восемьдесят четвертого типа ограничен теми десятью днями, что я здесь.

— Ваша честность делает вам честь, Алексий Радостны, — кивнул Урсис, хмуро глядя сквозь незаполненный каркас гиперэкранов на быстро надвигающуюся грозу. — Не время сейчас демонстрировать героизм. — Он облизнулся и уселся в кресло машиниста. В следующую секунду первые капли дождя забарабанили по пульту. — Вилф, — небрежно бросил медведь, — будь добр, сообщи диспетчерской, что мы готовы.

Брим кивнул и нажал на кнопку связи.

— Говорит борт девятьсот двадцать один, — крикнул он в микрофон, чтобы его услышали сквозь шум дождя. — Мы готовы к спуску.

— Борту девятьсот двадцать один: вот и замечательно! — прохрипел динамик женским голосом. — Продолжайте операции согласно графику…

— «Непокорному» необходима вертикальная тяга примерно сто десять единиц, — объяснял Урсис Проводнику, пока индикаторы на пульте по очереди меняли цвет. — Значит… — его лапа почти не коснулась тумблеров управления, но рык генераторов заметно изменил тембр, и на панели загорелись новые индикаторы, — добавляем тяги понемногу, чтобы генераторы не пошли вразнос. — Голос медведя был едва слышен сквозь дождь. — Докладывайте о боковых векторах, Алексий Радостны, на случай, если они появятся.

— Сто десять единиц вертикальной тяги, — повторил Проводник, сосредоточенно вглядываясь в циферблаты. Рокот в глубине корабля заметно усилился — это Урсис чуть двинул лапой. Еще одна группа индикаторов сменила цвет на ярко-оранжевый. — И продолжает расти…

Старший медведь на мгновение оторвался от пульта и кивнул Бриму:

— Как только диспетчерская даст добро, мы двинемся, Вилф.

— Борт девятьсот двадцать один. Готовы к немедленному выходу, — доложил Вилф.

Женский голос из диспетчерской откликнулся почти сразу же:

— Борту девятьсот двадцать один: выход разрешаю. — Слова эти слились с хлопками выключаемых силовых лучей, удерживавших корабль на месте. Яркие вспышки разрезали грозовую мглу, и по кораблю прокатилась волна коротких рапортов о готовности всех постов. Клубы едкого дыма окутали мостик. Лапы Урсиса уверенно двигались над пультом. Свинцовое небо осветилось вспышками молний.

— Сто пятнадцать единиц… — докладывал Проводник. — Сто двадцать… генераторы в порядке…

Рев подъемных генераторов стал почти осязаемым, и палуба под ногами Брима завибрировала мелкой, противной дрожью. Он выглянул сквозь зияющие отверстия отсутствующих гиперэкранов и пошатнулся от удивления. «Непокорный» уже наполовину сошел со стапеля и быстро двигался за буксирами. Внезапная какофония сирен и гудков перекрыла даже раскаты грома: верфь приветствовала рождение «Непокорного». Небольшая толпа рабочих и техников восторженно выкрикивала что-то невнятное. Рабочие на соседних стапелях весело размахивали касками. Эти люди построили несчетное количество судов — военных и гражданских — и, несомненно, построят еще больше. Их радостные лица отражали профессиональную гордость и пожелание удачи звездолетчикам, которым предстояло обживать последний плод их совместных стараний. Брим почувствовал, как глаза его увлажнились…

Неожиданно все эти звуки потонули в оглушительном грохоте — молния ударила в антенну КА'ППА-связи прямо за мостиком. На мгновение весь каркас башни осветился, словно какой-то древний, ажурный маяк. Корабль тряхнуло, Брим рухнул на колени.

Почти оглохший от грохота, он неуверенно поднялся на ноги и только тут услышал яростный захлебывающийся вой. Этот омерзительный звук Брим слышал не раз — на выходивших из-под контроля карескрийских рудовозах. Ясное дело, автоматический демпфер полетел от электрического разряда при ударе молнии, и правый подъемный генератор быстро раскручивался на полную мощность!

Новые удары молний высветили как стробоскопом Урсиса, отчаянно пытавшегося удержать контроль над «Непокорным».

— Вырубай правую машину, Алексий Радостны! — рявкнул он Проводнику, когда палуба угрожающе наклонилась влево. — НУ ЖЕ! — Голос его потонул в оглушительном грохоте очередного разряда. Зловещий зеленый свет струился с мачты КА'ППА-связи, его блики играли на оголенных стрингерах над мостиком.

Поскольку никаких других пультов управления на мостике еще не смонтировали, единственное, что мог делать Брим, — это цепляться за все, что подворачивалось под руку, и беспомощно наблюдать за тем, как техники в своих сверкающих комбинезонах скользят по мокрой обшивке палубы, отчаянно пытаясь ухватиться за не установленный еще леер. Один за другим они с криками срывались в кипящую под кораблем воду. Незакрепленное оборудование и инструменты покатились по мостику к левой переборке. Схватившись за переплет гиперэкранов, Брим повис на нем, а корабль тем временем продолжал крениться, пока палуба не закрыла своей темной массой грозовое небо. Вселенная, он же сейчас перевернется!

Внезапно сквозь дождь Брим увидел, как Проводник ползет, упираясь ногами в гнезда для установки пультов, по вставшему почти вертикально мостику. За несколько тиков молодой медведь добрался до аварийного блока, рванул на себя крышку и — чудом не сорвавшись при этом — перекинул рубильник правого генератора обратно в автоматический режим. Понемногу вой генератора стал стихать, и «Непокорный» вернулся на ровный киль. Экипажи обоих буксиров явно не были готовы к подобным катаклизмам и не сделали ровным счетом ничего, если не считать возбужденного размахивания руками в сторону недостроенного корабля.

Пытаясь унять отчаянно колотившееся в груди сердце, Брим обернулся и увидел в пенящейся воде за «Непокорным» десяток изуродованных тел — останки несчастных техников, попавших в водоворот возмущенных гравитронов под кораблем. По его коже побежали мурашки. Подобная разрушительная энергия служила причиной того, почему мощным судам вроде звездолетов редко разрешалось летать над сушей — по крайней мере на малой высоте. Брим вздрогнул — схватись он за переплеты гиперэкранов хотя бы тиком позже, и он разделил бы участь этих несчастных…

В нескольких иралах от него Урсис с молодым медведем снова склонились над пультом, вручную управляя генераторами. Наверное, Проводник все же уверовал в свои силы и опыт. Что ж, внезапная необходимость могла и помочь этому — Бриму были хорошо известны подобные случаи. Даже самые лучшие карескрийские рудовозы гарантировали тройную дозу подобных неожиданностей — всего за один рейс!

Он тряхнул головой и понял, что дождь закончился.

Неизбежное расследование затянулось на добрых двадцать пять дней, украв у Брима и Урсиса драгоценные метациклы, которые можно было бы с куда большей пользой потратить на подготовку «Непокорного» к космосу. Это время пришлось просто вычеркнуть из жизни, тем более что аврал на верфях не позволял заменить их на рабочих местах — людей и так не хватало.

Тем не менее по окончании расследования трибунал признал действия всех троих офицеров на мостике безошибочными, и упоминания об инциденте не были занесены в их личные дела в Адмиралтействе. Как ни странно, официально причиной бедствия в представленном местным руководством заключении значился вовсе не удар молнии. Всю вину возложили на неисправный датчик, ложные показания которого за несколько недель пробных включений полностью разладили обе системы автоматического управления подъемными генераторами. Тем не менее и Брим, и Урсис отметили усиленное внимание, которое уделяли теперь изоляцией антенны КА'ППА-связи, а также на новую изоляцию системы волноводов подъемных генераторов. Ни карескриец, ни его друг-медведь не говорили о волноводе никому, кроме нынешнего, неполного экипажа «Непокорного», однако коммандер Коллингсвуд направила ряд шифровок вице-адмиралу Плутону, своему близкому другу из Адмиралтейства.

— На всякий случай нужно подготовить надежный политический тыл, — пояснила она как-то утром в кают-компании. — Никогда не знаешь, когда пригодится та или иная бумажка или вовремя посланный рапорт.

Единственным положительным результатом трагедии стал совершенно новый проект установки подъемных генераторов для всех следующих кораблей этого класса. Однако самого «Непокорного» эти изменения не коснулись — основные бортовые системы уже смонтировали, и их можно было усовершенствовать, но не заменить. Увы, как частенько говаривал Урсис, кое-кому больше нравится целый год заниматься мелкими переделками, чем посидеть над проектом лишних пять минут. И в довершение всего за «Непокорным» прочно закрепилась слава несчастливого корабля — репутация, от которой, как подозревал Брим, ему уже никогда не избавиться.

И разумеется, ничего нельзя было сделать теперь для погибших. Экипаж «Непокорного» и рабочие верфи собрали значительную сумму для помощи их семьям, но даже самая совершенная технология не смогла бы воскресить этих людей.

С каждым новым днем корабль обретал все более законченный вид — как внешне, так и внутренне, — и члены экипажа потянулись на борт, можно сказать, вереницей. Как-то утром, недели через две после несчастья, на борт «Непокорного» поднялся новый лейтенант-коммандер. Он был средних лет, не лишен обаяния и производил впечатление человека, привыкшего командовать, хотя по документам его только что призвали из резерва. Лицо этого человека, несмотря на седеющие усы и бороду, выглядело молодым, а серые глаза излучали ум и юмор, свойственные старому звездоплавателю. На длинном пальце его красовалось кольцо с редким камнем, а новенький мундир, хоть и надетый в спешке, явно шился на заказ и обошелся владельцу в кругленькую сумму.

Брим как раз вышел на палубу подышать свежим воздухом, когда лейтенант-коммандер поднялся по трапу и остановился перед главным люком. Он задрал голову, посмотрел на мостик и пожал плечами, как бы смиряясь с неизбежным. Покончив с этим странным ритуалом, новоприбывший окинул критическим взглядом Брима, словно тот специально вышел, чтобы представиться.

— Меня звать Бакстер Оглторп Колхаун. — сообщил он сочным баритоном. — На «Непокорном» буду вроде как старпомом — так что теперь, мистер Вилф Брим, вы не единственный карескриец на борту.

Сердце в груди у Брима против воли екнуло — за годы учебы в Академии и службы на боевом корабле он уже отвык от специфического карескрийского говора.

— Карескриец? — пробормотал он эхом.

— Угу, сынок, карескриец, поверь, — с ухмылкой ответил Колхаун, — даже ежели ты и забыл родной говорок. Только не жди от меня рассказов о родине — я из этой треклятой дыры так давно сделал ноги, что и сам не знаю, что там творится. Знаю только то, что от этого места лучше держаться подальше. Всегда!

— Если вы ждали от меня возражений, Чиф, — улыбнулся Брим, — то вы их не дождетесь. Но откуда вы меня знаете?

— Спроси лучше, как это я мог не знать о тебе, сынок, — ухмыльнулся Колхаун. — Ты у нас теперь самый известный карескриец во всей Империи, за что я тебе по гроб благодарен. Интерес к таким, как ты, отвлекает внимание от таких, как я. — Он улыбнулся и зашагал дальше к люку.

— Считайте, что я польщен, — ответил Брим удаляющейся спине. — Скажите, а чем вы занимались в мирное время?

— Я не новичок в космосе, парень, — пробормотал Колхаун, даже не потрудившись повернуть голову, — и в нем же, поди, и найду могилу. — Он рассмеялся. — Скажем так, я занимался спасательными операциями, и чем меньше ты будешь спрашивать об этом, тем оно будет лучше. Понял?

Брим открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но Колхаун уже расписывался в судовой ведомости. К тому же в кармане неожиданно запищал пейджер — Урсис вызывал его с мостика. Молодой карескриец улыбался, поднимаясь на мостик (перепрыгивая через две ступеньки). Экипаж «Непокорного» постепенно превращался в обычное для экипажей Коллингсвуд смешение самых разнообразных характеров. Странное дело, но это его ни капельки не смущало. И тем более не огорчало.

В команде «Непокорного» нашлось место всем — и закаленным ветеранам космоса, и зеленым новобранцам;, это в равной степени относилось к рядовому и к офицерскому составам. Кают-компания и камбуз постоянно снабжались недоступными на обычных кораблях яствами и питьем, и это было персональной заслугой всесильного Барбюса. К этому времени корабль начал обретать собственное лицо. Возможно, это лицо было чуть менее казенным, чем полагалось бы в Космофлоте, однако — по твердому убеждению Брима — именно подобная атмосфера стала причиной боевых успехов «Свирепого», пока его почти не разбили в бою у планеты Ликсор в девяносто девятой провинции, когда кораблем командовал Брим. — Если уж на то пошло, — сообщил Урсис Бриму как-то вечером, когда они сидели, вытянув ноги, в удобных креслах кают-компании, — со времен старого «Свирепого» дружище Барбюс сделался еще разборчивее. — Медведь поднял свой кубок и посмотрел сквозь него на свет. — Нет, ты только посмотри, каков Цвет, Вилф. Подобное вино иначе как «восхитительным» не назовешь. — В стороне от них воодушевленно чокались друг с другом несколько его мохнатых соплеменников: «Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!..» Впрочем, вкусы Брима не были столь утонченными, как у Урсиса. До поступления в Академию он вообще пробовал вино лишь два раза.

— На вкус оно и впрямь восхитительно, Ник, — с улыбкой согласился он. — Но что касается цвета, придется поверить тебе на слово — у меня пока опыта маловато, чтобы судить о таких вещах.

— Ладно, тогда ты будешь судить вкус, — кивнул медведь, — а я — цвет.

— Договорились, — рассмеялся Брим. — А теперь все, чего нам недостает, — это найти кого-нибудь, кого интересует наше мнение.

— Это, — заметил медведь, чуть не вывалившись из кресла от хохота, — может быть потруднее, чем судить.

— Не совсем, — произнес у них за спиной зычный женский голос. — Я зачислена в экипаж только сегодня днем и не знаю в этой кают-компании никого, кроме вас, Вилф Брим. Брим растерянно обернулся и увидел женщину, отличавшуюся широкими плечами, узкими бедрами, длинными, тонкими ногами и устрашающего размера бюстом. Лицо ее было почти правильной круглой формы с носом-кнопкой, умными глазами, короткими пушистыми волосами и зубастой улыбкой. Брим почувствовал, что у него отвисает челюсть. Во всей Вселенной был только один человек с такой внешностью.

— Профессор… коммандер… Веллингтон? — вскричал он, вскакивая на ноги. — Я ведь не пропустил ни одной вашей лекции в Академии Космогации! — С выражением благоговейного ужаса на лице он положил руку на плечо Урсиса. — Коммандер Веллингтон, позвольте представить вам Николаев Януарьевича Урсиса, лучшего офицера-машиниста во всей Вселенной.

— Я глубоко польщен, коммандер Веллингтон. — Урсис встал и низко поклонился на содескийский манер. — И какую же должность вам отвели в экипаже «Непокорного»?

— В моих документах значится «Офицер по системам вооружения», — объявила Веллингтон, почесав в затылке. — Но все случилось так быстро… Неделю назад у меня не было даже боевого скафандра; видите ли, я ведь на самом деле историк. А потом — бац! — мне присылают повестку, и вот я здесь. У меня до сих пор голова идет кругом.

— Коммандер Веллингтон, возможно, лучший во Вселенной специалист по древним вооружениям, — пояснил Брим. Веллингтон рассмеялась.

— Только между нами. — Она подмигнула с видом завзятого конспиратора. — Мне кажется, в Космофлоте имеет место некоторая нехватка кадров. — Не говорите так, миледи, — запротестовал Урсис, и глаза его озорно блеснули. — Что, если на «Непокорном» поставят одну или две батареи старинных орудий?

— Я и сама уже думала о такой возможности, — усмехнулась Веллингтон, — поэтому прихватила с собой несколько бочонков дымного пороха. Конечно, в открытом космосе могут возникнуть некоторые проблемы с отдачей, но… — Она флегматично пожала плечами.

Урсис переглянулся с Бримом и ухмыльнулся.

— Да, плохи дела у Негрола Трианского, мой карескрийский друг. Он может биться Н-лучами с радиационными пожарами, но что противопоставить ядрам и картечи? Воистину, вы наше главное секретное оружие, коммандер Веллингтон!

— Дора, с вашего позволения! Иначе я как-то не пойму, к кому это вы обращаетесь.

— Ладно, Дора, — согласился Урсис. — Значит, мы втроем разнесем Лигу Темных Звезд по кирпичику… нет, по атому!

— Вот только решим проблему отдачи в открытом космосе, — не унималась Веллингтон.

— Лучше отведаем доброго логийского вина, — вмешался Брим, когда рядом волшебным образом возник Гримсби с третьим кубком. — Все проблемы, какими бы сложными они ни были, растворяются в этой волшебной жидкости.

— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем! — провозгласил Урсис. Все трое по заведенному у медведей обычаю осушили кубки и перевернули их вверх дном.

— Послушайте! — вскричала Веллингтон, изумленно округлив глаза. — Клянусь Великими Пернатыми Духами Хиггинса! Откуда вы это взяли? Я не пробовала ничего подобного с самого начала войны!

— На борту «Непокорного», Дора, мы все в значительной степени зависим от волшебных сил, — прямо с порога вмешалась в разговор Коллингсвуд. — Как только я узнала, что Глендора Т. Веллингтон горит желанием записаться добровольцем на боевой корабль, я поняла, что нашла еще одного человека, который сможет поддерживать их. Поэтому я направила специальный запрос на ваш счет.

— Регула Коллингсвуд! — ахнула Веллингтон. — Ну, я могла бы и догадаться.

В общем, посиделки в кают-компании затянулись далеко за полночь.

В течение нескольких следующих недель к Бриму и Араму присоединились Анжелина Валь-до, рулевой-резервист торгового флота, решившая, что ей больше по душе корабли, способные отвечать огнем на огонь; Гален Фриц, закаленный в боях рулевой из созвездия Бакс, и Ардель Дженнингс, свежеиспеченная выпускница Имперской Академии Космогации. Очень скоро Брим понял, что каждый из них обладает своей неповторимой манерой управлять кораблем.

Дженнингс, например, летала исключительно по учебникам. Она делала все раздражающе безукоризненно и не оставляла практически ни единого шанса случайности. Бриму представлялось, что «Непокорный» под ее управлением прочертит в космосе безупречную красную прямую, в точности совпадающую с курсом, проложенным на карте. Он надеялся только, что Ардель сохранит эту способность в бою, когда самые хорошие планы могут меняться — и меняются ведь! — каждые несколько тиков. Фриц и Вальдо — старые, опытные рулевые, — напротив, летали легко и почти небрежно. Они чувствовали себя за пультом управления как дома. В самых замысловатых ситуациях, выдуманных для них изобретательным тренажером, они оставались совершенно спокойными и ни разу не утратили контроля над кораблем. Брим понимал, что миньоны Трианского скоро начнут подкидывать им задачки, которые даже не снились гражданским операторам тренажерного класса, но ожидал, что оба окажутся на высоте и, пока корабль будет сохранять способность к движению, дадут канонирам возможность делать свое дело, ибо разве не для этого создавался «Непокорный»?

И потом, у Вальдо были совершенно потрясающие ноги…

Тем не менее именно Арам потрясал Брима своей манерой вождения. Несмотря на обычную для азурнийца сдержанность, он охотно пользовался своими недюжинными техническими познаниями, да и за пультом управления чувствовал себя свободно. Он быстро учился, буквально впитывал знания — включая типологию содескийских вин, которые — вместе с остальными членами экипажа — потреблял в количествах, превышающих разумные пределы. Но главное, «Ящику» ни разу не удалось сбить его с толку. Даже когда единственным желанием Брима было сходить за лучевой пикой и разнести тренажерный класс к чертовой матери, Арам только слегка потел, но не. терял контроля над ситуацией. Юный рулевой объяснял это тем, что человеку, с детства знакомому с ощущением полета, проще осваивать технику пилотажа, но Брим-то знал лучше. Арам оказался просто тытьчертовски хорошим пилотом…

Постепенно шум строительных работ в недрах корабля стихал, а мотков проводов, инструментов и просто грязи в его коридорах и проходах заметно поубавилось. Все больше люков задраивалось для глубокого космоса, по мере того как наполнялись провиантом, оборудованием и амуницией всевозможные склады. Да и запах корабля изменился: вместо пыли, химии и сохнущей краски он пах теперь новыми коврами, новой электроникой, горячей пищей и, главное, политурой — запахом обязательным для любого когда-либо построенного военного корабля.

За это время число рабочих с верфи и гражданских инженеров на судовых палубах тоже уменьшилось — они уступали места Синим Курткам, настоящим хозяевам нового корабля. И наконец — почти ко всеобщему удивлению — верфь объявила К.И.Ф. «Непокорный» официально готовой постройкой на целых два дня раньше установленного срока.

Последнее известие было доставлено на борт неким Дж. Лиландом Блейком — высоким, серьезного вида представителем верфи в традиционном для бестиянского руководства цилиндре. Он объявился в кают-компании «Непокорного» во время утренней летучки, которые Коллингсвуд проводила ежедневно.

— Как следствие благоприятных резолюций по докладам, начиная с номера одиннадцать тысяч двести тридцать пять и по номер одиннадцать тысяч семьсот восемьдесят один включительно, — торжественно зачитал Блей к по бумажке, — Корабль Имперского Флота «Непокорный» объявляется боевой единицей и передается экипажу для проведения ходовых испытаний… — Он нахмурился, кашлянул и поправил съезжающие с носа очки в тяжелой оправе. — Разумеется, это постановление не включает в себя резолюции по докладам номер семьсот девяносто один, восемьсот тридцать два, пять тысяч четыреста семьдесят шесть, девять тысяч семьдесят восемь, девять тысяч семьдесят девять и начиная с номера десять тысяч пятьсот семнадцать по номер одиннадцать тысяч включительно, — добавил он. — Последнее касается модификации интерфейсов. Мы договорились — надеюсь, что договорились, — разобраться с этим по окончании ходовых испытаний «Непокорного». Так, капитан Коллингсвуд?

Коллингсвуд уклончиво улыбнулась, глядя на свой дисплей.

— Верно, мистер Блейк, — ответила она наконец и обвела взглядом сидящих за столом старших офицеров. — Вы слышали, что сказал джентльмен. Если у вас имеются возражения, самое время высказать их вслух. Ник, как у нас дела с машинами? Они доставляли вам хлопоты с тех пор, как «Непокорный» стоял на стапеле. Вы удовлетворены их работой?

Урсис нахмурился, потом задумчиво кивнул.

— Насколько это было возможно, мы испытали их, капитан. Собственно, главный ход и маневровые работают безукоризненно. — Он предостерегающе поднял длинный коготь и покачал им в воздухе. — Надо признать, остались еще кое-какие проблемы с электроникой, но ничего особенно серьезного — во всяком случае, угрожающего срывом графика.

— Ты готов подписать ему больничный, Николае? — спросил Колхаун, уставившись на, него поверх очков. Урсис кивнул.

— Да, — сказал он, подумав немного. — За исключением, возможно, левого подъемного. Он до сих пор работает неровно, хотя за последнюю неделю ничего особенного с ним не случалось. — Медведь философски пожал плечами. — Я полагаю, что он по меньшей мере годен к эксплуатации, хотя я лично не доверяю ему до конца.

— Судя по рапортам, касающимся работы подъемных генераторов, лейтенант Урсис, нами приняты меры, — обиженно заявил Блейк. — Оба генератора работают строго согласно проекту.

— Вот именно, — сухо ответил Урсис. — Когда мне дали наконец ознакомиться с проектом, я понял, что дальнейший спор не имеет смысла. — Он положил ногу на ногу и откинулся на спинку кресла. Вокруг послышался приглушенный смех. Строители вели себя менее чем любезно, когда дело касалось доступа к проекту. Большинство других экипажей довольствовалось инструкциями по эксплуатации.

— А вы, мистер Брим? — вмешалась Коллингсвуд. — Вы можете что-нибудь добавить?

Брим улыбнулся:

— Вы слышали о моем недовольстве маневровыми движками, мистер Блейк. Но всю последнюю неделю они ведут себя вполне пристойно, а новый Водитель вообще не имеет равных. Новый алгоритм параллельного квант-векторного анализатора заметно упрощает прокладку курса. По крайней мере так обстоит дело на тренажере.

— Я даже не сомневаюсь, что и в реальном полете все будет отлично, — с гордостью заявил Блейк, возвращаясь в благодушное состояние. — За последние столетия мы построили немало хороших судов, так вот, «Непокорный» — одно из лучших…

Совещание продолжалось больше часа, но, в конце концов, стороны пришли к согласию. Коллингсвуд поставила подпись в Красной Книге верфи, и «Непокорного» объявили готовым к официальной приемке.

На следующее утро, еще на рассвете, все собрались у главного входного люка, где двое матросов старинными болтами прикрепили к обшивке полированную медную табличку, гласившую:

Вслед за этим имела место краткая церемония. Блейк и Коллингсвуд обменялись речами, содержавшими обязательные пассажи касательно Императора, родных очагов и воинского долга.

Потом какая-то местная красотка разбила о скулу бутылку логийского вина, а потом — пока Барбюс поднимал на антенну КА'ППА-связи знамя с ронделльским соколом — «Непокорный» объявили включенным в состав Имперского Космофлота. После этого экипаж разошелся по боевым постам (многие задержались, чтобы вслед за Коллингсвуд потереть табличку рукавом на счастье), бригада маляров вывела на бортах по трафарету «ЦЛ-921», и К.И.Ф. «Непокорный» был — по крайней мере официально — готов к полету.

Вскоре начались ходовые испытания, в результате которых, разумеется, обнаружились кое-какие недостатки, однако с учетом недавних событий все прошло на удивление хорошо. Еще через две недели «Непокорный» впервые оказался в родной стихии — в космосе и, несмотря на размеры, показал себя маневренным и легким в управлении. Динамические характеристики были просто потрясающими. Только самые мощные эсминцы могли обойти его на полном ходу в гиперпространстве, а по всем окрестным кабакам и рюмочным члены экипажа не могли нахвалиться своим новым кораблем. Разумеется, о нем до сих пор ходила дурная слава — этому никто не мог помешать. Но команде «Непокорного» потихоньку начинали завидовать. Возможно, рано или поздно последнее обстоятельство заставит всех забыть о первом…

Во время ходовых испытаний экипаж «Непокорного» начал превращаться в единую команду, способную — по меньшей мере — ходить в открытом космосе на четырех адмиралтейских кристаллах главного хода (марки ЦЛ-стандарт 489.ЗГ). На сверхсветовых скоростях корабль вел себя безукоризненно. Рассчитанный по проекту на скорость не больше 32000 с, на заключительном этапе испытаний он достиг 36100. После этого по верфи поползли слухи, что Урсис, сговорившись с другими медведями — включая его старого друга Бородова, служившего теперь в Адмиралтействе на Авалоне, — ухитрился подкрутить что-то в силовых блоках Н(112-В), когда переставлялись волноводы, хотя сам Урсис категорически отвергал даже возможность медвежьего заговора.

Разумеется, ему никто не верил.

По окончании ходовых испытаний Брим повернул нос корабля обратно к Элеандору. Кораблю предстояло еще пройти кое-какие переделки по итогам испытаний, а также излечить ряд детских болячек. Тем не менее «Непокорный» производил впечатление звездолета, готового вступить в строй. Казалось даже, что он избавился от своей изначальной склонности доставлять неприятности экипажу.

Казалось…