Зубков Борис Муслин ЕвгенийСиний мешок

Б. ЗУБКОВ, Е. МУСЛИН

Синий мешок

От доков тянуло гнилью. Туман, смешанный с дымом костров на скверах, где жгли осенние опавшие листья, цеплялся за железные ребра Большого Моста, клубился в его темных каменных нишах и заставлял меня пробираться ощупью, ежеминутно скользя и оступаясь на неровных железных плитах. Поэтому я не увидел его, а как бы нащупал в тумане, когда, наверное уже в сотый раз, искал рукой ускользающие от меня мокрые, ослизЛые перила. Незнакомец крепко сжимал в руках большой синий мешок, и в первый момент мне показалось, что он собирается бросить свою поклажу в реку. Но вдруг человек как-то нелепо перегнулся через перила моста, будто сломался пополам, и начал медленно переваливаться вниз, в невидимую бездну. Тогда я схватил беднягу за,плечи и крепко встряхнул. Он был тщедушен и стар, мне удалось без труда стащить его с перил и увлечь за собой подальше от черной реки и приближающегося полисмена. Синий мешок мы захватили с собой. Впрочем, иначе мы и не могли поступить - мешок был прикован к человеку! Вернее, человек прикован к мешку - таким худым, поникшим и слабым оказался спасенный мною незнакомец и таким раздутым, громоздким и упитанным - его мешок. Так или иначе, их соединяла тонкая металлическая цепь.

Я хорошо знал путаные закоулки, искривленные щели и проходы среди лачуг, сбитых в кучу, как испуганное стадо, под сенью Большого Моста. Поэтому даже в тумане, на исходе второго часа ночи, я легко разыскал кофейную итальянца Марка и убедил его накормить нас четырежды разогретыми макаронами и напоить разбавленным мутноватым компари. Прислонясь к единственной каменной стене заведения Марка - это был кусок бетонного цоколя Моста - я приготовился слушать. После такой нервной встряски даже самые скрытные люди чувствуют неодолимое стремление излить свою душу. И я действительно услышал рассказ об одном из самых удивительных судебных процессов нашего времени.

- Не знаю, откуда мой брат взял столько денег, чтобы арендовать эту чертову машину. Говорят, действительно отличное сооружение и стоила уйму монет. Вот что писала тогда фирма, сделавшая ее...

Он достал ключ, привязанный к шнурку, надетому на шею и, отомкнув медный замок мешка, достал рекламный проспект в наглой желто-красной обложке.

"Наши мыслящие машины - это конечный результат опыта, технической элегантности и самых высококачественных деталей, слитых в одно совершенное целое. В настоящее время около девятисот наших машин обслуживают почти, пять тысяч лабораторий во всех странах Содружества наций. Превосходнейшая электронная схема, разработанная десять лет тому назад, доведена путем постоянного развития до высшей степени совершенства. Элементарные ячейки идеально сочетаются в единый организм на наших заводах под непрерывным надзором инспекторов-математиков..."

- Видел я их элегантную машину. Серые ящики с красными пупырышками, словно прыщи на нечистом лице. Возле такого ящика и нашли брата моего мертвым. Утром. Потом узнал: когда полисмен вызывал, санитарную карету, я точно в такой же карете отвозил жену брата в больницу. Она ждала ребенка, который стал сиротой, еще не родившись. Но брат оказался весьма предусмотрительным. Нет, у меня не хватило бы ума на то, что он сделал. Представьте себе, ровно за день до смерти мой Антони сделался богачом. Что я говорю - богачом. Миллионером! Он смог бы купить тысячу таких лавочек, как моя. А у меня, поверьте, не такое уж плохое было заведение.

Я торговал рыбой. Слыл большим специалистом по жареной селедке. Это тоже хитрая вещь - жареная селедка. Но, конечно, не такая хитрая, как изобретение моего Антони. Вот я и сказал это слово: и-зо-брете-ни-е! Готовый текст, полное описание для патента он передал своему адвокату за день до смерти. Адвокат зарегистрировал патент в Ведомстве интеллектуальной собственности Швейцарии. Все по закону!

В полной форме! Опытный адвокат, смею уверить.

Ни боже мой, у меня нет к нему претензий ни на мизинец, ни на кончик мизинца. Одного он не мог предусмотреть - изобретение сделал не брат, а машина...

Нет, что я говорю, конечно, брат... Вы меня извините, все слишком запутано... Взгляните на этот мешок, сэр. Мне иногда кажется, что я превратился в горбуна, так крепко прирос он к моему загорбку. Впрочем, у каждого из нас есть такой бумажный горб. Газеты любят писать про атомный или ядерный век. Чепуха!

Мы живем в бумажном веке. Слишком много бумаг, сэр. Страховки, завещания, квитанции, расписки, гарантии... Мы прилепили их к своему телу, чтобы не чувствовать когтей, которыми скребет нас жизнь.

Больно скребет... Я уже говорил, что брат всего лишь арендовал эти серые ящики. Брал напрокат, ну совсем как я иногда занимаю тележку у соседа и плачу ему пару монет. Так вот, фирма "Силко-Корпорэйшен", которой принадлежала машина, решила оттягать патент. И в моем мешке появилась первая каверзная бумажонка...

Он вновь отомкнул медный замок синего мешка и, покопавшись в его недрах, вынул порядком измятый лист. На бланке окружного суда значилось: "Тому Аттербери, правопреемнику и наследнику Антони Аттербери, по делу "Аттербери против "Силко-Корпорэйшен", № 18/184-В.

Судья Дональд М. Катлер-младший свидетельствует свое почтение Тому Аттербери, правопреемнику и наследнику Антони Аттербери по делу "Аттербери против "Силко-Корпорэйшен", и обращает внимание вышеуказанного Тома Аттербери на пункт 7 статьи 52-бис действующего Закона о патентах от 19 августа 1949 года. Согласно пункта 7 статьи 52-бис "право на получение патентов имеет первый и действительный изобретатель, который должен дать присягу в том, что он считает себя действительным и первым изобретателем". Ввиду своей скоропостижной кончины (см. протокол Общего окружного полицейского надзора №0174381) Антони Аттербери не может явиться в суд и принести присягу по установленной Законом форме.

Рдновременно Высокий суд округа устанавливает, что электронный механизм, изготовленный фирмой "Сил" ко-Корпорэйшен" и носящий на себе товарный знак вышеобозначенной фирмы, не имеет ячеек, отделений или органов, хранящих запасы гражданской совести или религиозного страха. Следовательно, данный электронный механизм, как не испытывающий угрызений совести или чувс.тва страха перед возможным клятвопреступлением, также не может быть приведен к присяге по установленной Законом форме. Исходя из вышеобозначенных обстоятельств и руководствуясь действующим Законом о патентах, я, судья Дональд М. Катлер-младший обязываю Вас, Том Аттербери, в двухнедельный срок, не считая неприсутственных и праздничных дней, предусмотренных законом, представить в суд свидетеля, могущего принести присягу в том, что Антони Аттербери является первым и действительным автором изобретения, изложенного в спорном промышленном патенте № 981344. Представление Вами такового свидетеля облегчит и ускорит производство дела в Высоком суде и явится полезным и необходимым аргументом в Вашу пользу..."

- Итак, судье Катлеру не терпелось увидеть свидетеля, который бы принес присягу в том, что собственными глазами видел, как мой брат запихивал в серые ящики дырявые бумажки, которые они называли перфокартами. Я нашел такого свидетеля и думал, что первый тайм судебного разбирательства закончится в мою пользу. Свидетель отыскался по всей форме совершеннолетний, полностью в своем уме, не хуже нас с вами, ветеран войны, имел медаль от генерала Рэдли. Негр Ното Джон. Служил уборщиком в той самой научной лавочке, где стояла арендованная братом машина. Вечерами они подолгу толковали друг с другом, и Ното Джон отлично все понимал и запомнил. У него, повторяю вам, была золотая голова. И, уж разумеется, он видел, как брат нажимал все эти чертовы кнопки, давая машине задание, и как извлекал из нее бумаги с цифрами. Так вот, сначала на суде все шло гладко. Секретарь пробубнил свое обычное: "Положите руку на библию и скажите: "Клянусь, что буду говорить правду, одну только правду чистую правду..." Ното Джон положил руку на библию и произнес формулу присяги. И вдруг судья заметил, что Джон касается библии не рукой, а протезом.

У бедняги не хватало одной руки. Потерял на войне, сэр. Но судья плевал на это. Его всего перекосило, он позеленел от злости и заорал, что еще никогда не видывал подобного гнусного богохульства и пусть этот негр убирается вон, покуда он его не упрятал в тюрьму за оскорбление бога и суда. Не повезло мне, сэр, не повезло...

А тут еще у машины выискались новые непрошеные защитники. Эти, знаете ли, бравые молодчики в кожаных крагах, которые дерут глотку, будто они цвет нашей нации, а сами прелюбодействуют с малолетними и даже друг с другом. Они готовы ввязаться в любой скандал. Главарь молодчиков ввалился ко мне в лавку и заявил, будто ему доподлинно известно, что в смерти брата Антони виновен... Кто бы вы думали? Уборщик Ното Джон! Напрасно показывал я ему медицинское заключение, где излагались все тонкости несчастного случая "поражение электрическим током жизненно важных органов". Беднягу Антони убила машина, когда он осмелился заглянуть в ее нутро. Но хулиган сказал, что я снюхался с черномазым, хочу присвоить себе патент и что меня самого надо "пощупать", а с Ното Джоном они расправятся сами. Негр при невыясненных обстоятельствах исчез из города и... пусть ему будет хорошо там, где все мы будем... Тем временем адвокат фирмы принялся доказывать на суде, что брат даже мешал машине! Мешал! Он вычитал из своих бумажек, что эти ящики, обросшие бородавками, даже возмущались поведением моего бедного брата!..

Синий мешок родил новую бумагу. Это была выписка из решения судебной экспертизы: "...Рассматривая машину, как сложный регулятор, стабильный в отношении бимодального комплекса возмущений, необходимо признать, что эта изолированная система стремилась каждый раз достичь стабильности после существенного возмущения, вызванного грубым вмешательством реального Оператора или экспериментатора, в данном случае - вмешательством ответчика по настоящему делу..."

- Потеха! Я так и заявил судье: "Потеха!" Машина возмущалась! Можно подумать, что ее нарочно дразнили или щекотали под мышками и что именно за это редкое удовольствие брат Антони выкладывал кучу денег. Да и как могут эти пупырчатые ящики, эти жестяные коробки возмущаться? Нет уж, я не так прост, как вам кажется! Пусть почтенный суд покажет мне автобус, который бы сам пререкался с полисменом или, на худой конец, мясорубку, которая бы визжала, когда в нее дмёсто сочного филе запихивают бараньи ребра... Я еще многое хотел выложить, но мой адвокат дернул меня за руку и зашипел, как рассерженный кот, чтобы я не смел вмешиваться в их высокоученый спор. Как он сцепился со своим коллегой! Любо было послушать тому, кто хоть чтонибудь в этом понимал. Они сражались яростно, но для того, чтобы подогревать ярость моего заступника, понадобился хороший костер, в котором сгорела н моя лавочка, и все сбережения, и деньги жены.

Чем мне теперь похвастать? Разве тем, что тяжбу называли в газетах "электронным процессом". Судебные репортеры вились вокруг него, как мухи вокруг гнилой рыбы. Они упивались моим делом, облизывали и обсасывали каждую косточку, которую им удавалось вытащить из зала суда. Я переступил порог этого зала ровно тысячу и один день тому назад.

Как в сказке... Почти три года... Я надеялся на справедливость, и надежда моя рождалась и умирала тысячу и один раз... Вы помешали мне справить юбилей, сэр, печальный юбилей... Так вот про репортеров - они остроумничали как могли. Сперва им взбрело в голову назвать всю тяжбу "процессом сорока мудрецов". Нет, не подумайте, что они были столь высокого мнения о судебной братии. "Сорок мудрецов", я вам доложу, это тоже была закавыка первый сорт... Я сохранил газету...

Пожелтевший газетный лист хранил подробности забытой сенсации: "После летних каникул возобновились .заседания "электронного процесса". Фирма признает, что программу расчетов действительно ввел в машину покойный Антони Аттербери, но категорически утверждает, что данное обстоятельство ни на йоту не уменьшает ее претензий. Действительно, что такое программа, вводимая в любую счетно-аналитическую машину?

Это всего лишь серия вопросов, на которые машина незамедлительно выдает исчерпывающие ответы. Доктор Болхо, представляющий интересы фирмы, знает свое дело и парадоксален, как всегда. Он извлек, на свет старинную восточную пословицу; "Один дурак может задать столько вопросов, что и сорок мудрецов будут не в состоянии на них ответить". Разумеется, старина Болхо уподобил машины фирмы "СилкоКорпорэйшен" собранию сорока мудрецов. Что же тогда остается на долю Антони Аттербери? Незавидная роль глупца, задающего, уйму хаотических вопросов.

Адвокат, защищающий интересы покойного, не может согласиться с казуистическими доводами доктора Болхо. Схватка двух юристов продолжается.

Кто будет валяться на полу ринга, поверженный тяжелой перчаткой научной аргументации?"

- Мой защитник тоже не ходил в простачках.

Он заявил, что любой инженер тысячу раз в день задает вопросы своей логарифмической линейке.

Но разве еженедельную получку выдают линейкам?

Или, может быть, отдел найма и увольнения сотрудников той почтенной фирмы, которую представляет доктор Болхо, нанимает на работу вместо инженеров толпу линеек? Он смаковал эти линейки, всячески издеваясь над Болхо. Он представлял в лицах, как линейки в свободное время рассказывают анекдоты про своих инженеров или, надев новенькие подвенечные футляры, идут попарно к алтарю, чтобы затем законным образом произвести на свет маленькие линеечки. Он устроил форменный балаган из логарифмических линеек и в ворохе насмешек утопил доктора Болхо. Правда, тот пытался проскрипеть что-то про непонимание его ученым коллегой простейших основ кибернетической математики или математической кибернетики... Или еще чего-то в этом роде. Сдается мне, судья и сам не очень был силен в подобных делах и проглотил доводы моего адвоката так легко, словно кусочек отличного рыбного студня. Они пришлись ему по вкусу, эти доводы, и надежда вновь вспыхнула во мне. Я приободрился и уже представлял себе, как куплю жене брата и его малютке новенький домик на Брэдфордском озере. Даже зашел как-то в контору по продаже недвижимости.

Но тут мне подстроили новую каверзу, почище "сорока мудрецов", чтобы им подавиться самой костлявой костью. "Процесс сорока мудрецов" газетчики быстренько перекрестили в "тяжбу о белом жеребце".

Нелепое название? В TOM-TO и штука, что адвокаты "Силко-Корпорэйшен" и впрямь сумели подцепить к электронной машине белого жеребца. Они извлекли из бог знает каких древних архивов "прецедент".

Так они называли на своем языке крючок, которым задумали утащить в свой сейф спорный патент. Дело в том, что еще в 1847 году разбиралась тяжба, якобы вполне схожая с моей. Некий трактирщик Нилд Патрик, умерший в 1873 году, - да будет земля ему пухом! - имел белую кобылу, которую отдавал напрокат бродячим торговцам. У одного из таких торговцев кобыла пробыла более полугода и сумела за это время разродиться отличным белым жеребцом.

Торговец, не будь дураком, присвоил себе жеребца.

Все же, знаете, расходы на сено, да и кобыла, будучи в интересном положении, уклонялась от своих прямых обязанностей. Трактирщик - в суд. Кобыла принадлежит, мол, ему, значит и жеребенка подай сюда.

Суд продолжался до смерти трактирщика. Видно, за его гробом несли окончательное решение.

В его пользу! Присудили ему все же белого жеребца... Так и здесь. Электронная машина родила изобретение. Неважно, что в тот момент ее арендовал для своих надобностей Антони Аттербери. Все равно патент принадлежит фирме, чья машина родила патент.

Сказка про белого жеребца, да и только! А я вам так скажу: все равно, изобрела ли машина, или мой брат, или даже если бы я сам родил спорный патент, все равно, весь жирный навар от этой похлебки достался бы господам из "Силко-Корпорэйшен". А нам в лучшем случае они дали бы от своих щедрот пососать объеденные косточки. Все мы сидим у них в мешке, они лишь иногда вынимают нас оттуда, как я вынимаю из своего мешка эти бумаги, и вновь запихивают на самое дно. Сиди и не рыпайся!..

Услышав про кобылу и белого жеребенка, да не разобрав толком, в чем дело, на заседание суда примчались дамочки из Общества покровительства собак и попугаев. По крайней мере две сотни дамочек и все с рыжими мопсами на золотых цепочках. "Ах, несчастная умненькая машина! - сюсюкали они. - Ее обижают! Она такая хорошенькая! Вы видели ее? Я видела ее. Это божественно! Мой мопс тоже видел ее. Я уверяю вас, они понравились друг другу..." Дамочки несли нестерпимую ерунду и говорили все разом, а двести мопсов лаяли во всю мочь, будто им всем одновременно прищемили кухонной дверью остатки хвостов. Мало того, надо же так случиться, что именно в этот день здание суда окружили пикеты тех самых молодчиков в кожаных крагах. Они объявили в газетах, что настоящая стопроцентная белая машина им куда милее всяких красных или черных изобретателей и что они предпочитают электронные мозги всем другим мозгам. А те слюнтяи, которые боятся грядущего царства электронных мозгов, пусть убираются на тот свет. Молодчики измалевали на картонках лозунг "Долой белковых!". С этими лозунгами они и шатались вокруг здания суда как раз в тот момент, когда оттуда высыпала толпа дамочек с мопсами. Молодчики проявили бурный интерес к юным союзницам и заодно перевернули пару автобусов. Вмешалась полиция. Две дюжины полицейских собак сцепились с двумя сотнями мопсов. Дамочки бросились на полисменов, молодчики вытащили револьверы, а полиция вызвала на подмогу вертолеты. В городе начались волнения. Из центра прислали отряды шерифов, вооруженных до зубов, Меня одиннадцать раз тягали к судье, теперь уже как смутьяна и зачинщика беспорядков. В самый разгар суматохи один из тех, что выдвинули лозунг "Долой белковых!", притащил на суд церковную книгу того прихода, где я родился. Как он только раздобыл ее?

Наверное, украл. Обратите внимание - меня зовут Том Аттербери. Удвоенное "т": Ат... тербери! Проклятый попик записал в книгу при моем рождении одно "т". Этого теперь оказалось достаточно, чтобы вылить ведро грязи на мое происхождение и запятнать мою мамашу гнусным обвинением в незаконном сожительстве с неким Атербери с одним "т". Выходило, будто я вовсе и не брат своего брата и не имею права представлять его интересы на суде. И жена ушла от меня... У женщины, которая вас не очень-то обожает, нюх, как у корабельной крысы. Она всегда даст стрекача, как только обнаружит течь в вашем денежном ящике. Я лишился брата и жены, а молодчики сожгли мой дом.

Но процесс не кончился. Когда улеглись волнения в нашем городе, я получил анонимное письмо от одного из инженеров, обслуживающих электронные машины "Снлко-Корпорэйшен". Прочтите его...

Из синего мешка он извлек клочок бумаги, последний обрывок его надежд и последнее разочарование.

"Я предпочитаю оставаться в тени, но хочу помочь Вам. Когда-то фирма поступила со мной еще более бесчестно, чем с изобретением Вашего брата.

Я не имел сил сопротивляться и уступил. Я знаю, что наносить удар из-за угла нечестно, но не стоит говорить о честности, когда касаешься деятельности "Силко-Корпорэйшен". Кратко - у Вас есть шанс выиграть процесс. Я должен сообщить Вам следующее. Уже через два часа после кончины инженера Аттербери наши специалисты исследовали машину "ИРИ-406", с которой он работал. Обнаружилось, что в блок первичной обработки Антони Аттербери вложил задание на разработку еще одного изобретения.

Машину немедленно настроили на обработку этих данных, и в результате первой, весьма приближенной дешифровки стало ясно, что результаты ее расчетов действительно содержат в неявном виде данные для постройки совершенно оригинального летательного аппарата, использующего энергию движения молекул внутри материала самого аппарата.

Изобретение "номер два" сулит переворот в наших представлениях о процессах полета вообще. Но машина не способна дать словесную формулу изобретения, ее патентное описание. Итог ее "размышлений" - длинные ленты с колоннами цифр. Теперь требуется до конца расшифровать эту математическую запись. Копию ее я посылаю Вам. Вы должны потребовать в суде экспертизы специалистов. Бьюсь об заклад, им не расшифровать решение машины "ИРИ-406". Вот Вы и докажете, что результатами вычислений мог воспользоваться только человек, давший ей задание и понимающий логические ходы расчетов и конечный их результат. Впрочем, машина без человека, пользующегося плодами ее работы, вообще бессмыслица. Но оставим рассуждения философам.

Вы и семья Вашего брата должны воспользоваться результатом интеллектуальной деятельности инженера Аттербери. Действуйте!

Инженер при "ИРИ-406".

После истории с церковной книгой я не мог выступать, как наследник Антони. Формально теперь вела процесс его жена. Она предъявила судье Катлеру копию цифровой записи изобретения "номер два" и потребовала от специалистов "Силко-Корпорэйшен" расшифровки цифр. Не сумеют разобраться в этом математическом коктейле, значит и первое изобретение принадлежит не им, а нашему Антони, человеку, сумевшему выудить из коктейля апельсиновый ломтик истины. Адвокаты фирмы скрипели зубами и грозили суровой карой за кражу ранетов, как за промышленный шпионаж. А "Силко-Корпорэйшен" искала мудреца, способного разгадать нашу головоломку. И нашла, чтоб ей подавиться селедочной костью. С монетами можно найти все, даже инженера о двух головах. Счастливчик, говорят, получил уйму денег, а мы лишились последнего шанса выиграть дело "Аттербери против "Силко-Корпорэйшен".

Хотел бы я увидеть этого мудрого счастливчика да рассказать ему свою историю. Но где там, до него теперь небось как рукой до неба - не достать...

Я промолчал. "Счастливчик" второй час слушал Тома Аттербери. "Силко-Корпорэйшен" извлекла меня нa мгновение из "синего мешка" и вновь упрятала на самое дно. Мизерной суммы вознаграждения не хватило и на полгода приличной жизни...

За окном светлело. Туман клочьями расползался в стороны, обнажая цепи Большого Моста.