7 Гонка продолжается

— Такого обстоятельного описания исходных условий зачатия мне ещё не приходилось слышать.

— Да уж... Профессор Хайнеман никак не мог остановиться. Должны быть выполнены все тридцать семь условий, чтобы зачатие произошло. Человек—самое неплодовитое существо на планете!

— И как это мы вообще до сих пор не вымерли?

— А я удивляюсь, откуда у самого-то профессора при таком количестве необходимых условий взялось четверо детей.

Акушерки ехали в маленьком «форде», весело переговариваясь. Сюзанна сидела за рулём, придерживаясь разрешённой на автобане скорости — сто тридцать километров в час. На горизонте садилось солнце.

— К счастью, большинство родителей ничего не знают об условиях зачатия по профессору Хайнеману, — сказала Хайке, — иначе они с самого начала отказались бы от всяких попыток.

— Удивительнее всего вот что, — поддержала с заднего сиденья Карола. — Какая-нибудь приличная пара всё делает как надо, но им так и не удаётся произвести на свет маленького крикуна. А потом двое тинейджеров знакомятся на дискотеке, наскоро совокупляются в стареньком автомобильчике... раз! — и всё готово!

Хайке засмеялась:

— Может, на следующем занятии тебе выступить с рефератом об условиях зачатия? Так и скажешь: во-первых, потребуется парочка тинейджеров, в идеале разнополых, во-вторых, дискотека и, в-третьих — старенькая машина. Я ничего не упустила?

— Презерватив, — дополнила Биргит с заднего сиденья. — Как вам хорошо известно, эта штука всегда лопается в самый неподходящий момент.

Все засмеялись.

Через час Сюзанна свернула с автобана и завезла домой Каролу. Её муж и трое детей уже ждали её у садовой ограды.

Потом она высадила Биргит. В доме уже горел свет. Коллега Сюзанны со своей шестилетней дочкой жила у родителей.

Последней на очереди была Хайке.

— Мой друг уже наверняка приготовил спагетти с сырным соусом с зеленью, — сказала она. — Это его дежурное блюдо, которым он встречает меня всякий раз, когда я возвращаюсь из дальней поездки.

Она вышла из машины и помахала на прощанье.

И Сюзанна осталась в одиночестве. Так она себя и ощущала...

Переступив порог кабинета своего гинеколога, Регина словно окунулась в арктический холод. Хоть в помещении и было натоплено, а снаружи сияло весеннее солнце, но эти цвета! Стены оклеены белыми обоями. Шкафы, полки и архив — всё белое. Плитки на полу, блестящие как зеркало, были тоже белые. Гинекологическое кресло со светло-серой обивкой казалось на таком фоне почти оживляющим цветовым пятном. Письменный стол врача состоял из большой стеклянной столешницы, опиравшейся на блестящие стальные трубки. В углу стоял светло-серый компьютер. На столе было пусто, если не считать бумаги да пары специальных книг с сине-белыми корешками. Напрасно Регина озиралась в поисках зелёного комнатного растения или яркой картины на стене — так погибающий от жажды в пустыне озирается в поисках оазиса. Зато на стене висела огромных размеров картина, выполненная маслом: нежно-серая раковина на белом песке. Всё это напоминало стерильный шарм скотобойни.

Приём вёл доктор Хоендорф, и приём этот был едва ли теплее его приёмной. Он сидел с поднятым подбородком за письменным столом и без приветствия скомандовал:

— Садитесь, госпожа Маркуард!

— Большое спасибо, господин доктор, — воспитанно ответила Регина и сразу перешла к делу: — Итак, мы с мужем женаты десять лет и решили родить ребёнка. Мы...

— Сколько вам лет? — холодно перебил врач. Видимо, это вступление показалось ему непозволительно пространным.

— Тридцать шесть, господин доктор.

Он раскрыл папку, заведённую на новую пациентку:

— Беременности ещё ни разу не было?

— Нет, господин доктор.

— Когда перестали принимать противозачаточные таблетки?

— Три месяца назад, — ответила Регина так, как было на самом деле.

— Что ж, — сказал он с неподвижным лицом, — тогда продолжайте со всем возможным прилежанием и показывайтесь мне раз в шесть месяцев. Что-нибудь ещё?

«Интересно, почему мне так настоятельно рекомендовали этого холодного, заносчивого типа?» — подумала Регина и неуютно заёрзала на стуле.

— Господин доктор, уже три месяца мы не пропускаем ни одного дня плодородной фазы моего цикла. А в промежутках воздерживаемся. Большего для оплодотворения сделать нельзя. И всё-таки мы остаёмся без результата. Что-то здесь не так, господин доктор.

Он улыбнулся. Эта улыбка была полна врачебного превосходства над высказыванием наивного дилетанта.

— Три месяца — это не срок, госпожа Маркуард. Есть пары, которые годами не получают результата. А на таком коротком промежутке времени диагностировать бесплодие было бы неоправданно и безграмотно.

Она испугалась. «Пары, которые годами не получают результата...»

— У вас есть ещё вопросы, госпожа Маркуард? — Он посмотрел на свои часы.

— Я только хотела выяснить, всё ли мы правильно... — И Регина снова завернула длинный речевой период.

— Никаких противозачаточных и старательно друг на друга. Остальное доделает природа. — Он захлопнул карту пациентки.

Регина в испуге поменяла стратегию и солгала:

— Я неправильно выразилась, господин Хоендорф. Я не принимаю пилюли уже год. А три месяца назад... я хотела сказать, три месяца, как мы начали беспокоиться...

Гинеколог недоверчиво наморщил лоб и принялся поучать, размеренно покачиваясь в своём массивном вертящемся кресле и поигрывая шариковой ручкой:

— После начала половых сношений с целью забеременеть у плодородных: пар вероятность наступления беременности: в первый год равна восьмидесяти процентам! Поскольку вам уже тридцать шесть, вероятность понижается, однако диагностировать бесплодие было бы преждевременно. Есть ещё вопросы?

Регина кивнула и заговорила уже лихорадочно:

— Пожалуйста, господин доктор! Для нас чрезвычайно важна эта беременность. Если мы не добьёмся её сейчас, дальше будет всё труднее, через несколько лет мне будет уже сорок, я очень боюсь монголизма и других рисков...

Врач нетерпеливо стучал шариковой ручкой по стеклянной поверхности стола.

— Ну хорошо, если вы непременно хотите. Бесплодие с равной степенью вероятности зависит от обоих партнёров. Обычно первым обследование проходит мужчина. Ваш муж должен записаться на приём к урологу. После этого будем решать, — и он демонстративно уставился на часы.

Регина возразила:

— А мы не могли бы параллельно обследовать и меня? Ну, ради моего спокойствия.

— Опять вы про ваш страх! У вас было двадцать лет на то, чтобы забеременеть и родить ребёнка. Теперь вам в любом случае не избежать рисков, связанных с поздними родами. — Он встал и обошёл вокруг стола. — А теперь я прошу меня извинить. Там ждёт следующая пациентка. Всего хорошего!

— Что ты хочешь сделать? — Аня непонимающе смотрела на Карин.

— Я сделаю то, что нужно.

Обе снова сидели в своей крошечной кухне за ужином. На ужин были хрустящие хлебцы и творог с зеленью.

— Пока с Себастьяном пустой номер, — сказала Карин. — Мы уже трижды приглашали его, и всякий раз он нам вешает лапшу на уши про свою святую Хельгу. Больше я не могу это слышать.

— Но другого кандидата у нас нет.

— Правильно. Поэтому надо что-то думать, Аня.

— Но твой план... он же просто некорректный...

— Да прекрати ты эти штучки! А распоряжение твоей матери корректно?

Аня молчала.

— У каждого мужчины есть какое-нибудь ранимое местечко, — продолжала объяснять её рыжеволосая подруга. — У этого мягкотелого мальчика — синдром помощи, иначе он не работал бы — единственный мужчина среди нас — в консультации для беременных. Ты позвонишь ему и дать понять, что я тебя бросила. Он сразу прибежит тебя утешать. Всё остальное зависит от твоего женского искусства соблазна.

— Но он мне не поверит!

— Придётся всё сделать так, как будто мы действительно расстались.

— О'кей, Карин. Когда ты съедешь?

— Что значит я съеду? Гораздо проще будет съехать тебе! Ты можешь перебраться в Вурцельбах к Сюзанне, там он тебя и осеменит. — Она подловато рассмеялась.

— Ничего смешного! — сердито возразила Аня. — Будет лучше, если переедешь ты. Просто положишь матрац рядом со своим письменным столом, чтобы все твои коллеги только про это и говорили и чтобы у Себастьяна не осталось ни капли сомнений в нашем разрыве.

— В крайнем случае я так и сделаю, — примирительно сказала Карин. — Уже весна. Деревья пустили молодые побеги, полопались почки. Наступит время — и ты забеременеешь, а другого донора, кроме Себастьяна, у нас нет. Если мы хотим хоть чего-то добиться, надо действовать прямо сейчас! — И она сунула половинку хрустящего хлебца, намазанного творогом с мелко накрошенной зеленью, в свой большой рот.

— Я не знаю. Во-первых, это достаточно сложный план, такой мог зародиться только в голове Карин Шварц, а во-вторых... мне жаль бедного Себастьяна.

— О богиня, до чего же ты у нас чувствительная! Мужчины тысячелетиями подавляли женщин, эксплуатировали их, лишали их чувства собственного достоинства, подчиняли их сексуальному господству пениса, а у тебя теперь, видите ли, муки совести только из-за того, что мы возьмём у этого Себастьяна немножко семени.

— Но про него меньше, чем про любого другого, можно сказать, что он подавляет женщин. Он такой милый и чуткий и носит свою Хельгу на руках.

Карин саркастически рассмеялась.

— Да, пока носит, чтобы захомутать эту дуру. Потом он её обрюхатит, выдавит из профессиональной жизни, сделает своей уборщицей и будет втихаря бить за задёрнутыми шторами до синяков. И ты его ещё жалеешь! — Глаза Карин сверкали праведным гневом. — Любой мужчина становится насильником и эксплуататором, как только... как только женщина ему это позволит.

Аня вздохнула и подлила себе чаю.

Установилось молчание.

Через некоторое время Аня сказала:

— Карин, всё это, я думаю, не имеет смысла. Регина наверняка уже давно не принимает противозачаточные пилюли и уже беременна. Мы опоздали.

— С чего ты взяла, что у этих обывателей всё сразу получится? Когда перестают принимать гормональные таблетки, организму требуется время, чтобы перестроиться. И даже если... — Она таинственно улыбнулась.

— Что значит «даже если»?

— На этот случай у меня разработан запасной план. В нашей женской группе есть одна прогрессивная, феминистски настроенная студентка-медик, она отучилась уже девять семестров. Она знает способ, как безопасно сократить беременность на несколько недель.

Аня испугалась.

— Вот только не надо экспериментов над ребёнком!

— Ну, как скажешь. Тогда запасной план отменяется. Когда твой ближайший оптимум для зачатия?

— Дня через три-четыре.

— Хорошо. Тогда через три дня звони Себастьяну, плачь, стенай и позаботься о том, чтобы он тебя наконец расстелил!

Супруги Маркуард стояли у регистратуры.

— Мы записаны на приём к доктору Гешайдле, — сказала Регина.

Роберт молчал. Ему этот визит к врачу был очень неприятен. Но отвертеться он не мог.

— Пройдите, пожалуйста, в приёмную. Госпожа доктор Гешайдле сейчас придёт, — сказала молоденькая помощница.

Роберт вздрогнул.

— Как это госпожа доктор? — запротестовал он. — Мы записались к господину доктору Гешайдле.

Молодая женщина растерянно вскинула глаза:

— Мне очень жаль, но господина доктора Гешайдле у нас нет. Вы записаны к госпоже доктору Гешайдле. Но если вам будет предпочтительнее записаться на приём к господину доктору Урбанскому... я готова посмотреть.

— Да, уж посмотрите, пожалуйста! — потребовал Роберт.

Помощница уставилась в монитор своего компьютера.

— Можно записаться только на конец мая, господин Маркуард.

— А раньше нельзя? Это не терпит отлагательства.

— Ну, если только речь идёт о случае неотложной помощи.

— Да, требуется неотложная помощь! — нервно сказал Роберт.

— Тогда почему вы не хотите прибегнуть к помощи госпожи доктора Гешайдле?

Регина толкнула его в бок и приняла решение:

— Хорошо. Мы остаёмся.

Приёмная была пуста.

— Ещё минуточку, — попросила помощница и закрыла за ними снаружи дверь кабинета.

— Ну ты мне устроила! — зашипел Роберт, нервно шаря по карманам в поисках сигарет. — Женщина-уролог! Ты хоть представляешь, как это стыдно?

— Здесь нельзя курить! — напомнила ему Регина.

— Да, конечно. — Он убрал сигареты.

— Как я могла догадаться, что это женщина? — оправдывалась его жена. — В справочнике было написано: «Урологическая практика — доктор Урбанский, доктор Гешайдле». Женщины в этой профессии почти не встречаются, я и не подумала об этом.

— Вот теперь будем расхлёбывать, — прошептал он и в отчаянии огляделся, в любую минуту ожидая, что разразится катастрофа.

Менее чем через минуту она разразилась: в кабинет вошла привлекательная женщина лет тридцати в белом халате.

— Здравствуйте, я доктор Гешайдле, практикующий уролог и нефролог, — она произнесла всё это с баварским крестьянским акцентом, широко улыбнулась и протянула руку для пожатия.

Роберт подумывал о бегстве. Регина пожала протянутую руку.

Доктор села за свой стол и раскрыла ещё пустую карточку пациента.

— Чем могу быть вам полезна, господин и госпожа Маркуард?

— Мы вот уже год целенаправленно пытаемся зачать ребенка, — решительно врала Регина, — и до сих пор не добились результата. Мой гинеколог посоветовал мне сперва обследовать мужа.

Молодая докторша излучала счастье.

— Правильно, правильно, сперва обследуются мужчины. Но для начала несколько общих вопросов. Сколько вам лет?

— Моему мужу сорок, а мне тридцать шесть, госпожа доктор. Беременности у меня не было ни одной.

Докторша кивнула.

— Господин Маркуард, как часто вы имеете половые сношения с вашей женой?

Роберт сглотнул.

— Пусть лучше она...

Регина наклонилась вперёд:

— Между девятым и пятнадцатым днями моего цикла—как можно чаще. Всё остальное время мы воздерживаемся, чтобы повысить в сперме концентрацию семенных клеток.

— Ну надо же! — воскликнула доктор Гешайдле. — Как основательно вы подходите к вопросу! Не было ли у вас серьёзных заболеваний и операций?

Регина и Роберт отрицательно покачали головой.

— Господин Маркуард, у вас бывают проблемы с эрекцией или нарушение либидо?

— Разумеется, нет, — оскорбился он.

— А как с эякуляцией?

Он почувствовал, как его лицо наливается кровью.

— Никаких проблем, госпожа доктор.

Урологиня встала.

— Хорошо, тогда я хотела бы вас осмотреть. Господин Маркуард, будьте любезны снять брюки!

Его бросало то в жар, то в холод. Он медленно подчинился и лёг на кушетку в таком напряжении, как будто ему предстоял допрос в КГБ с применением пыток. Доктор Гешайдле натянула резиновые перчатки и осмотрела его гениталии.

— Вид просто великолепный, — радостно прокомментировала она. — У вас нет ни изъянов, ни наростов, ни изменений кожного покрова, господин Маркуард. Не страдаете ли вы преждевременным семяизвержением?

«Я убью эту бабу!» — подумал Роберт и через силу ответил:

— Нет... естественно, нет.

— Отлично! Тогда пойдите, пожалуйста, в туалет и эякулируйте в эту мензурку!

Он и так был здесь не в своей тарелке, теперь же окончательно почувствовал себя как подросток с эрекцией, выпирающей из штанов, когда его вызывают к доске.

«Я её убью», — снова подумал он и произнес заикаясь:

— Но, но, госпожа доктор...

Она понимающе улыбнулась:

— Это важно, господин Маркуард. Мне ведь надо узнать, достаточно ли у вас семенной жидкости. Кроме того, играет роль число и подвижность сперматозоидов. Если вы испытываете трудности с онанированием, пусть вас сопровождает ваша жена.

— Нет, нет, я справлюсь сам, — пролепетал он в мучительном приступе стыда и вышел из кабинета.

У регистратуры стояли три молоденькие медсестры. Роберт в испуге прикрыл мензурку ладонями.

Альтернативщик вопросительно взглянул на Сюзанну:

— Что написать в заявке на ремонт?

Она как раз говорила по телефону. Зажав ладонью мембрану, она простонала:

— Ох уж эти мужчины! Техника — это как раз женское дело. Да напиши просто как есть: сломалась круглая дырка, в которую вытекает вода.

— Госпожа Раймунд, — робко предложил альтернативщик, — а можно я напишу «сток»?

Из-за угла коридора показался доктор Леман, он засмеялся:

— «Круглая дырка, в которую вытекает вода». Это надо занести в коллекцию наших перлов, госпожа Раймунд!

— Да на здоровье! — сердито буркнула она и заторопила альтернативщика: — Маркус, дописывай скорее эту проклятую заявку и поди принеси свежие простыни для круглого родового кресла! — И она вновь погрузилась в рутину текущих дел за своим письменным столом.

Ночью ей приснился Рене, от этого она проснулась и ещё целый час ворочалась в темноте. Три года назад она совершила ошибку— влюбилась. В Рене. До сих пор это имя звучит для неё сладкой музыкой — несмотря ни на что. А какие у него были красивые тёмные волосы! А эти глаза... Слишком красивые для уже немолодой акушерки, которая носит очки и не может полностью согнуть правую ногу в колене. Что делать этому мужчине с такой калекой, как она? Поэтому было совершенно логично, что после двух ночей любви он её бросил. С тех пор она решила больше никогда не заходить так далеко.

Ночь была её врагиня.

День был ей друг. День приносил ей веру в себя, успех, радость... пока снова не наступала ночь.

Биргит распахнула дверь кабинета.

— Сюзанна, тут этот... — Она взглянула на её отсутствующее лицо и осеклась: — Я помешала?

— Нет, не помешала. Что там у тебя?

Биргит держала в руках письмо.

— Только что курьер передал для тебя. Кажется, личное.

Сюзанна вздрогнула:

— Курьер?!

— Да. Он показался мне знакомым. Кажется, это тот брат, который три месяца назад привозил рожать свою сестру. Очень привлекательный парень, ничего не скажешь. У меня перед такими коленки подкашиваются.

— Чёрт бы побрал этого курьера! — Сюзанна взяла в руки письмо со смешанным чувством злости, печали и невольного любопытства.

— Но это же ужасно, Аня! — сказал Себастьян, полный глубокого сочувствия, и обнял её. Она выла, как цепная собака. Был вечер. В маленькой кухне горел свет.

— Я могу хоть что-нибудь сделать для тебя?

— Да, — всхлипывала она. — Не оставляй меня одну, пожалуйста. Я так, несчастна. У меня больше никого нет... на целом свете.

Он успокаивал её, гладя по спине.

— Не бойся... не бойся, я останусь с тобой, сколько понадобится.

Она перестала плакать.

— Себастьян, я тебе этого никогда не забуду.

— Но это же так естественно, Аня. Кроме того, Хельга как раз уехала в Бремен навестить свою тётку. А без неё я и сам чувствую себя одиноким.

 «Лучше не придумаешь, — отметила про себя Аня. — Вот повезло-то!»

— Но что это я всё о себе, ведь горе-то у тебя, Аня!

Она открыла холодильник.

— У меня ещё остался поздний сбор. Поможешь мне открыть бутылку? Я должна утопить свою печаль в вине.

Она пробежала глазами по батарее из шести бутылок, купленных сегодня с запасом по спецпредложению, со скидкой.

— Только не хлопочи ради меня!

— До того ли мне, чёрт побери! — Она поставила бутылку на стол и взяла с полки два бокала.

Себастьян огляделся:

— А где штопор?

— В выдвижном ящике... да, там.

Он зажал бутылку между коленей и с силой потянул пробку.

— Для нас всех это было так неожиданно, — сказал он, напрягшись.

Пробка, чмокнув, вылетела из горлышка.

— Да, а всего неожиданнее это было для меня самой. — Аня уселась на кухонный стол, с грохотом подтянув себе под ноги стул. — Представляешь, семь лет Карин живёт со мной и вдруг ни с того ни с сего собирается и уезжает.

— И когда она уехала?

— Сегодня.

— О боже! Вы поссорились?

— Да.

Он с облегчением вздохнул и сел рядом с ней.

— Ну, если так, то ничего страшного. Как ты думаешь, как часто мы цапаемся с Хельгой?

Аня тотчас поняла свою ошибку и сердито вскричала:

— Ты меня неправильно понял! Всё кончено, кончено, кончено! Она больше не вернётся. Она сказала это мне в лицо.

— Ну, мало ли, сгоряча чего только не скажешь...

— Нет, она никогда не вернётся!

— Почему ты так уверена?

— У неё есть подруга! — Аня вырвала бутылку из рук своего гостя и лихорадочно наполнила бокалы. Потом принялась врать на чём свет стоит: — Она референтка пастора в католической церкви. Такая из себя на вид святоша, понимаешь? Они уже не первый год встречались за моей спиной, а теперь решили сойтись окончательно. Даже официально. Если удастся, они обвенчаются. А я-то, дура, отошла от церкви, чтобы только угодить Карин! — Она отхлебнула изрядный глоток вина.

Себастьян пригубил свой бокал:

— Это ужасно.

Она огорчилась:

— Проклятье, не надо было покупать вино по спецпреддожению.

— Что? Ах, нет, я вовсе не вино имел в виду. Вино-то отличное. И ты всё это время ничего не замечала?

— Нет, прохлопала.

— Такого я от Карин никак не ожидал. — Он отпил глоток, отставил бокал и начал размышлять вслух: — Сколько я её знаю, она всегда плохо отзывалась о католической консультации для беременных. Вообще для неё католическая церковь была как красная тряпка для быка, и вот, пожалуйста... А может, это только вспышка? Ведь ей скоро будет сорок, и ей, может, хотелось лишний раз доказать себе, что она всё ещё привлекательна и желанна. А как только она получит этому подтверждение, сразу вернётся.

Аня, воспарив на крыльях собственной фантазии, воскликнула:

— Да ну её, я сама больше не хочу эту рыжую ведьму! Даже если она на коленях ко мне приползёт! Неужели ты думаешь, что я лягу в постель с этой неряхой, от которой несёт потом пресловутой католической референтки?

Себастьян обошёл вокруг стола и положил свои широкие ладони ей на плечи.

— Это так ужасно, Аня. Но верь мне: и это пройдёт. Ты найдёшь себе другую подругу.

Она всхлипнула:

— Я не хочу другую. Я хочу Карин!

Себастьян не знал, что и сказать.

Она вытерла слёзы и придвинулась к нему вместе со скрипучим стулом.

— Себастьян, у нас хоть и нет гостиной, но в нашей... — она всхлипнула, — в моей спальне стоит просторная софа. Там будет куда удобнее говорить, чем на этой тесной кухне.

Он кивнул и отпил ещё глоток вина, на сей раз большой.

Аня отметила это с удовлетворением.

Чуть позже они сидели рядышком на софе, и она подливала ему вина.

— Я не понимаю, как Карин может быть такой неверной, — возмутился он. — Ведь верность — это благороднейшая добродетель.

Аня придвинулась ближе и уже касалась его своим телом.

— Да, это ты замечательно сказал. Верность — самое главное!

Он не отодвинулся и сидел не сводя с неё глаз.

— Я бы никогда не смог изменить Хельге. Это разбило бы ей сердце.

Она заглянула ему в глаза:

— Ах, Себастьян, почему Карин не может быть такой верной, как ты?!

Он осушил свой бокал.

— Ты права. Верность — это высшая, самая высшая добродетель.

Её рука медленно скользила по его бедру.

Сюзанна стояла в просторном, ярко освещенном фойе Национального театра и чувствовала себя неуютно. Хотя она пришла задолго до начала, тут уже толпились зрители. Этот безумный курьер действительно доставил ей в больницу два билета на спектакль «Леоне и Лена» и очень милое письмо-приглашение. Собственно, она не намеревалась видеться с ним ещё раз. Она знала, что с каждым шагом приближается к краю пропасти, к чёрной дыре, которая перемелет её и снова выплюнет, опустошив и отняв уже всякую надежду на будущую любовь. Поэтому на приглашение она ответила отказом и отсекала все его звонки. Однако этот Бухнер оказался упорным. Он не хотел сдаваться. И вот он добился даже того, что она явилась в театр раньше него, нарядившись в элегантный тёмный костюм и добавив к этому легчайший аромат дорогих духов.

Тогда, давно, Сюзанна тоже не сдавалась. После несчастного случая на велосипеде и нескольких месяцев, проведённых в больнице, она с ожесточением навёрстывала пропущенные уроки, делая заметные успехи. Она была лучшей выпускницей школы, потом лучшей акушеркой на курсе, а в возрасте двадцати шести лет стала самой молодой старшей акушеркой в окружной больнице. Через несколько лет она намеревалась открыть свою практику альтернативной помощи при родах и написать специальные книги на эту тему. Она знала всё о зачатии, беременности и родах. Но самой лично ей этого до сих пор пережить не пришлось. Да, наверное, Теодор был прав, и в итоге она станет хотя бы тёткой.

Сюзанна взглянула на свои часы: было без двадцати восемь. Франк всё ещё не появился. И зачем она приехала так рано?! Она села на диван и стала смотреть по сторонам. Публика прибывала в основном парами, редко группами, а реже всего поодиночке. А почему, собственно?

Она снова вернулась мыслями к этому Бухнеру, обдумывая его упорство. Почему же он отказался от хорошей профессии брокера? Потому, что любил свободу. Но как это совместить с той настойчивостью, с которой он за ней ухаживал? Что за человек этот Бухнер?

Вдруг позади она услышала голоса. Двое молодых мужчин в тёмных костюмах, с сигаретами и бокалами шампанского сели на второй диван, стоявший спинкой к тому, на котором сидела Сюзанна. Они оживлённо беседовали.

— От женщины не надо отступаться раньше времени. Она всегда поначалу упрямится, когда дело касается секса. Но если ты не сдаёшься...

— Знаю, — подтвердил второй, — как только удастся её уложить, она принимает это за большую любовь и начинает за тебя цепляться...

Сюзанна встала и целеустремлённо двинулась к выходу. Пошёл он к чёрту, этот Бухнер!