"Разбитая музыка" - читать интересную книгу автора (Стинг)

7.

Я, наконец, принял решение, что работаю в школе последний семестр, а то, что к концу года должен родиться наш первый ребенок, еще больше убеждает меня в необходимости перебираться в Лондон. Наверное, люди с меньшим драйвом, чем Фрэнсис и я, по-другому отреагировали бы на новость о скором появлении ребенка. Наверное, нормальная супружеская пара сделала бы выбор в пользу стабильности, защищенности и надежной крыши над головой. Вместо этого беременность Фрэнсис вызывает во мне противоположную реакцию. Меня неумолимо тянет в дорогу, я воспринимаю случившееся как призыв к оружию, и если раньше меня пугала ответственность, которую накладывает на человека отцовство, то теперь мне кажется, что сейчас самое время довериться судьбе и вооружиться бесстрашием.

К тому же нельзя забывать, что время идет неумолимо, и если мы не совершим прорыв в этом году, то навсегда застрянем на одном месте.

Между тем нашей группе предложено участвовать в очередной постановке Университетского театра. Это снова рок-мюзикл на библейский сюжет, на сей раз с пророческим названием «Адское пламя». В нашей группе его очень быстро сокращают до простого: «Ад». Сюжет строится вокруг вечного вопроса о борьбе добра со злом. Среди героев мюзикла есть как добрые, так и падшие ангелы. На добрых ангелах — роскошные костюмы из перьев и пуха. У них голые ноги и крылышки на лодыжках. Что касается падших ангелов, то они одеты по моде крутых байкеров. У них тоже открытые ноги в гигантских черных ботинках. Предводитель падших ангелов — актер-гей, играющий роль Люцифера. Он, кривляясь, двигается по сцене и всеми силами старается вовлечь хороших ангелов в некое действо, напоминающее мне дискотеку для гомосексуалистов. Однако у хороших ангелов есть свой харизматический лидер. Его играет тоже голубой, кривляющийся лишь немногим более пристойно, чем его сатанинский напарник. Эта новая версия небесной жизни противна любой логике и здравому смыслу, а также не имеет ничего общего с традиционной моралью. Бога играет голубой нигериец по имени Крис шести футов ростом. Он сидит на возвышении, над головами остальных актеров, и грозным басом поет: «Я есмь, я есмь», но, к сожалению, часто фальшивит. Почему всю эту псевдорелигиозную бессмыслицу необходимо представлять в виде двух беснующихся дискотек, хорошей и плохой, я так никогда и не узнаю. А между тем мы заключили контракт на шесть недель выступлений. И, хотя мюзикл «Рождение рока» никак не назовешь гениальным произведением, чудовищное фиаско, которое мы теперь наблюдаем, ставит «Рождение рока» в один ряд с шедеврами Верди.

После первой недели репетиций я, как начинающая проститутка на вторую ночь работы, осознаю, что делаю это исключительно из-за денег. Мой отец всегда предостерегал меня от опасности оказаться в яме. Конечно, он имел в виду шахту, а не оркестровую яму или глубины ада, хотя между этими местами есть определенное сходство. Однако деньги не пахнут. К тому же шестьдесят фунтов в неделю вдобавок к моему учительскому жалованию составляют приличную сумму, а ввиду скорого рождения нашего ребенка представляется весьма благоразумным отложить какие-то деньги про запас. Тем более, что скоро я собираюсь увольняться со своей единственной постоянной работы.

Фрэнсис отказалась от своей лондонской квартиры и переехала в наш с Джерри холостяцкий хаос, но присутствие женщины очень скоро послужило на пользу нашему жилищу. Я выкрасил стены нашей спальни белой краской, а пол — голубой. Фрэнсис купила новое постельное белье и новые занавески. Квартира приобрела новый вид, как будто только что после ремонта, и мы начали понемногу покупать мебель, потому что старую мы по глупости сожгли прошлой зимой, когда у нас закончился уголь. Однажды у нас произошла весьма неловкая встреча с хозяйкой, которая в одно воскресное утро чудесным образом застала нас дома впервые за последние два года, потому что именно сегодня отменилось мое обычное дневное выступление с биг-бэндом. В самом деле, я не видел хозяйку с тех самых пор, как мы с Меган притворились мужем и женой, чтобы она согласилась сдать квартиру. Потом я всегда оставлял плату за квартиру наверху, у Джима и Стэф. Домовладелица, которая действительно выглядит в точности как лидер оппозиции Ее Величества миссис Тэтчер, желает по прошествии столь долгого времени увидеть свою собственность. Слава Богу, что теперь это место выглядит лучше, чем несколько месяцев назад. Кажется, хозяйка удовлетворена осмотром, и я уже собираюсь вежливо с ней попрощаться, когда в квартиру входит Фрэнсис, которая выходила на несколько минут купить газету и представляется моей женой. Домовладелица, мягко говоря, смущена. Фрэнсис абсолютно не похожа на Меган. В сущности, трудно найти более непохожих женщин. Фрэнсис продолжает обезоруживающе улыбаться, а домовладелица со все возрастающей озадаченностью переводит взгляд с нее на меня и обратно.

— Она покрасила волосы, — говорю я, чтобы предложить хоть какое-то объяснение. Теперь озадаченный вид уже у Фрэнсис:

— Нет, я не…

— До следующего месяца, миссис Тэтч…ер, хорошо? — Я быстро сбегаю по лестнице и мне удается закрыть за ней дверь прежде, чем она успевает возразить и тем самым вывести ситуацию из-под моего контроля. Фрэнсис все еще смотрит на меня странным взглядом, когда сквозь новые занавески я замечаю, что домовладелица остановилась на дорожке, ведущей от дома, и поворачивается, как будто раздумывает, не вернуться ли ей назад. Пожалуйста, не надо…

К счастью, она меняет свое решение и все-таки садится в машину, покачивая головой и бросая недоуменные взгляды в сторону дома. Потом она уезжает.

Джерри, который до этого момента мирно спал, даже не являясь при этом официальным жильцом нашей квартиры, появляется в гостиной в одном из своих немыслимых халатов и чалме из шарфа, обмотанного вокруг головы. Он выглядит, как призрак Боба Марли.

— Кто это был?

— Миссис Тэтчер.

— Черт, я совсем забыл.

— И я тоже.

Фрэнсис все еще улыбается, но выражение ее лица говорит о том, что она ждет каких-то объяснений.

Мы с Джерри отвечаем хором, как будто сговорились: «Только не задавай никаких вопросов!» «Адское пламя» будет пожирать нас до середины июня, пока мы не рассоримся с актерами, которые считают нас виноватыми в том, что у них не получается двигаться в такт музыке. Они начинают топать по сцене у нас над головой своими ногами, у одних — крылатыми, у других — обутыми в тяжелые ботинки, доказывая, что это у нас, а не у них не получается держать темп. Но так как нами руководит звукорежиссер с белой дирижерской палочкой и метрономом, едва ли мы способны делать больше того, что делаем. Теперь, когда актеры демонстративно перестали с нами разговаривать, а мой роман с театром подошел к концу, я осознаю, что последний раз работаю в оркестровой яме.

Мы возвращаемся на свое старое место в отеле «Госфорт», где играем по средам, но теперь мы, кроме того, начинаем выступать по понедельникам в отеле «Ньютон-парк». Энди Хадсон стал для нас кем-то вроде ангела-хранителя, обеспечив нам несколько выступлений на Ньюкаслском фестивале. Самое серьезное из них — выступление на разогреве публики перед Аланом Прайсом в Сити-Холле. Представители нескольких лондонских фирм обещали приехать, чтобы посмотреть, как мы работаем. Фрэнсис с помощью Кэрол Уилсон продолжает разыскивать звукозаписывающие компании, которые заинтересовались бы сотрудничеством с нами. Роль местной музыкальной группы, сопровождающей выступление знаменитости, незавидная. Вы как будто превращаетесь в представителей какого-то древнего, додемократического социального типа, который, казалось бы, давно упразднен вместе с рабовладельческим строем. Попав в эту социальную прослойку, вы начинаете чувствовать себя низшей кастой, кем-то вроде неприкасаемых, убогих незаметных людей, которых никто ни во что не ставит. Однако мало кто из артистов, добившихся большого успеха, не испытал в свое время этого унижения, подвергая такому жестокому испытанию свое чувствительное честолюбие с единственной целью — постоять в свете рампы и на несколько минут привлечь к себе внимание зала.

Суровые факты тем не менее таковы: сто процентов слушателей пришли смотреть совсем не на тебя, а преданность и любовь тех, кто заплатил за вход, относится исключительно к приезжей звезде. Эта невероятная восторженность, очень лестная для звезды, одновременно исключает малейшую возможность того, что кто-нибудь заинтересуется и будет слушать местную группу. Скорее всего, все зрители будут спокойно потягивать легкое пиво в баре, пока вы будете уныло тянуть свои прочувствованные песни в пустом зале с глухой акустикой.

Как низшую касту вас будут редко допускать к общению со знаменитостью и даже с ее приближенными, но вам неизбежно придется иметь дело с гастрольными администраторами из свиты приезжей звезды, если вы хотите, чтобы вам удалось вовремя разместить свое музыкальное оборудование на сцене и вовремя его убрать. Гастрольные администраторы, которые по большей части «злы, грубы и немногословны», если воспользоваться цитатой из Гоббса, знают, что и они тоже принадлежат к низшей касте, но все же их положение не такое низкое, как ваше. Эта разница позволяет им проявлять по отношению к вам свойственное только людям умение делать жизнь ближнего еще более невыносимой, чем своя собственная. Я видел, как оборудование без церемоний сбрасывали со сцены, как его сметали в сторону, словно какой-то сор. В таких ситуациях мне доводилось слышать слова, в возможность которых я никогда не поверил бы прежде: «Убери отсюда это дерьмо», — и усилитель, ради которого я столько пахал и так долго откладывал деньги, летит куда-то за кулисы, а на сцену аккуратно выносят новехонькое, по последнему слову техники оборудование приезжей знаменитости. И подобно тому, как в средние века власти предержащие подчиняли себе народ, торгуя индульгенциями, эти несчастные крепостные администраторы норовят проявить свою ничтожную власть именно тогда, когда вам нужно проверить свое оборудование.

Начинать выступление, не проверив предварительно, исправно ли ваше оборудование, столь же безрассудно, как выпрыгивать из самолета, не проверив, в порядке ли парашют. Оборудование должно работать, вы должны быть в состоянии слышать себя и остальных членов группы. Настройка всего этого занимает определенное время.

Обычно оборудование приезжей звезды появляется где-то в середине дня. Гастрольные администраторы знаменитости начинают с демонстративной важностью возиться с этим последним словом техники, чудесными устройствами, которые словно прибыли из будущего. Они продолжают с важным видом устанавливать эту удивительную технику, пока, наконец, не соблаговолит появиться звезда, чтобы проверить исправность оборудования и звук. Звезда неизменно опаздывает, если появляется вообще, и крепостные — прямо по Гоббсу — продолжают делать вид, что настраивают оборудование, буквально до последней минуты перед началом концерта, а у вас практически не остается времени, чтобы убедиться, что ваши старомодные устройства по крайней мере работают. Это далеко не самые благоприятные условия, если вы хотите подготовиться к ответственному выступлению, которое должно впечатлить представителей звукозаписывающих компаний.

На этот раз приезжая знаменитость — Алан Прайс, бывший клавишник группы Animals — все-таки прибыл и начал проверку своего драгоценного оборудования. Он безупречно одет в строгий льняной костюм, у него сдержанный, космополитичный и абсолютно неприступный вид. Конечно, всем известно, что он родом из наших мест, что вырос он в городке Джарроу, но он уже много лет не живет здесь. (Если вы помните, именно его место за столом я унаследовал в офисе налогового ведомства.) Мистер Прайс — отличный музыкант, и вот он начинает готовить свою группу к выступлению. Он изменяет некоторые аранжировки, проверяет динамики и микрофоны, репетирует новый номер. Мы терпеливо ждем за кулисами, сидя на своем собственном оборудовании, а тем временем неумолимо надвигается час начала выступления. Алан Прайс еще раз повторяет новый номер, после чего возникают какие-то проблемы с его синтезатором, и, прежде чем группа снова приступает к репетиции, идет долгая возня с починкой синтезатора. Разумеется, никому нет дела до наших потребностей, а часовая стрелка безжалостно приближается к назначенному часу. Когда Алан Прайс и его ребята в очередной раз приступают к репетиции нового номера, мы с Джерри начинаем нетерпеливо ерзать на своих потрепанных динамиках. Крепостные приезжей знаменитости смотрят на нас с самодовольным видом, который должен выражать, что они ничем не могут нам помочь. «Мастер работает, ему нельзя мешать», — как будто говорят они каждым своим движением. Но вдруг я становлюсь свидетелем сцены, которую никогда не забуду.

Фрэнсис, которая неделю назад приехала из Лондона и в этот момент наблюдала репетицию мистера Прайса из зрительного зала, внезапно встает со своего места и уверенно направляется к сцене на своих высоких каблуках. Ее беременность все еще не видна, и она выглядит очень по-деловому, когда смотрит на свои часы, поднимаясь на сцену по ступенькам. Ее вид ясно говорит о том, что если подчиненные звезды даже помыслят о том, чтобы преградить ей дорогу, они сделают тем самым ужасную ошибку. Мы с Джерри не можем поверить своим глазам, и не меньше нас поражены подчиненные Алана Прайса. Мы все застыли с открытыми ртами. У нее такой впечатляющий, изящный, элегантный вид, что ее просто невозможно грубо прогнать. Когда она приближается к пианино, которое стоит в центре сцены, на ее лице появляется непроницаемая маска уверенного в себе обаяния, и когда мистер Прайс наконец поднимает голову, я вижу по его лицу, что в первый момент он шокирован, а потом всерьез заинтригован. — Что, черт возьми, она делает? — спрашивает Джерри, едва дыша.

Я так напуган, что не в состоянии что-либо ему ответить. Мистер Прайс известен своей вспыльчивостью. Вот и теперь он старается изобразить сердитый вид, но у него попросту не получается — таким всепобеждающим обаянием обладает Фрэнсис. Она говорит тихо, мы не можем слышать ее, но видим, как она уверенным жестом указывает на свои часы, а потом на нас, ожидающих своего часа на краю сцены. Внезапно мистер Прайс превращается из разгневанного начальника в покладистого школьника, который желает угодить учителю. Он закрывает крышку фортепьяно и велит своему оркестру уйти со сцены, чтобы мы смогли проверить свое оборудование. Угрюмые администраторы закрывают свои бесценные приборы черными чехлами, а мы с Джерри радостно выносим на сцену хаммондовский электроорган. Мы чуть не танцуем от радости, когда гордо устанавливаем свое оборудование перед пианино мистера Прайса. Тем временем Фрэнсис возвращается на свое место, и я благодарно шепчу ей со сцены одними губами: «Спасибо, я люблю тебя».

Как и ожидалось, мы играем для фактически пустого зала, но в числе зрителей присутствует несколько представителей звукозаписывающих компаний. Люди из Island Records, Virgin и А М сидят вместе с Фрэнсис в первом ряду. Мы играем очень хорошо, мне удается не обращать внимания на пустые места, и я пою, стоя в луче рампы и воображая, что передо мной семидесятитысячная толпа зрителей. Отрезвление наступает только когда я замолкаю, и раздаются жидкие, почти неслышные аплодисменты.

Мы уходим со сцены, довольные тем, что сделали все от нас зависящее, а зал тем временем наполняется в ожидании основного зрелища. Через несколько минут за кулисами появляется Фрэнсис с представителями звукозаписывающих фирм.

Мы получаем сдержанные поздравления по поводу нашего выступления, которых тем не менее достаточно, чтобы дать нам понять: мы его не провалили.

«Вы определенно делаете успехи», — говорит один. «О, да, явные успехи», — говорит другой. «Несомненно», — говорит третий.

Затем воцаряется неловкая тишина, которая несколько затягивается, но никто не решается ее прервать. Все начинают проявлять несвоевременный интерес к своим шнуркам и плакатам на стенах, пока, наконец, человек из компании Island не произносит: «Однако, — мы напрягаемся, — вам все-таки не удалось по-настоящему завести аудиторию, не правда ли?»

— Вы и были этой чертовой аудиторией! — говорит Джерри.

— Да, — рассеянно отвечает он, — это были мы.

До конца школьной четверти остается лишь несколько недель, когда я сообщаю доброй сестре Рут, что больше не буду работать в школе. Она немного обескуражена, увидев мое заявление об увольнении, хотя некоторое напряжение между нами появилось еще раньше, в течение четверти, когда моя работа в мюзикле «Адское пламя» постоянно мешала исполнению учительских обязанностей. Сестра Рут неизменно шла мне навстречу, к большому раздражению со стороны других учителей и, вероятно, ожидала в ответ некоторой признательности. Мне всегда бросалось в глаза, что в ее характере есть что-то шаловливо детское, и то напряжение, которое существовало между ней и остальными учительницами — замужними женщинами, имеющими детей, — в значительной степени проистекало от разницы характеров и жизненного опыта. Она ощущала себя гораздо более счастливой в компании детей, чем в обществе коллег, и то же самое можно было сказать обо мне самом. Последние два года я пытался объяснить ей, что не считаю профессию учителя делом своей жизни, что музыка является моей истинной страстью, но она никогда не могла понять, как музыка может быть чем-то большим, чем просто увлечением. Все это время она потворствовала моим фантазиям, потому что хорошо относилась ко мне, а возможно, потому, что мое необычное поведение казалось ей забавным и хотя бы немного избавляло ее от одиночества. Когда же добрая сестра Рут осознала, что я всерьез решил уйти из школы, несмотря даже на скорое рождение моего ребенка, она решила предъявить свой последний аргумент. Грустно покачивая головой с выражением человека, который уже не знает, что сказать, она напоминает мне:

— Но тогда вы не будете получать пособие.

Я смотрю в окно, на поле для спортивных игр, на фургоны и грузовики, мчащиеся по шоссе в южном направлении. Какое-то время я не говорю ни слова.

— Простите, сестра. Я действительно хочу так поступить. В этот день мне очень весело с детьми, и в четыре часа

я отправляюсь обратно в Ньюкасл. Окна моего автомобиля открыты, и я пою во весь голос. Мое и без того приподнятое настроение становится еще лучше, когда во время вечерней репетиции нашей группы Ронни объявляет нам новости. Он раздобыл нам работу на лето. Мы будем играть на круизном судне компании Р О, и это позволит накопить немного денег для последнего прорыва в сторону Лондона, который мы планируем на конец этого года.