"Врата Смерти(пер. И.Иванова)" - читать интересную книгу автора (Эриксон Стивен)

ГЛАВА 22

Волны лениво лизали пласты ила, нафаршированного мусором гавани. Над водой танцевали ночные бабочки, стараясь не опускаться слишком низко. Здесь самки угрей метали икру. В лунном свете поблескивали их черные извивающиеся тела. Никто не нарушал их вековечного занятия, но объяснялось это не каким-то особым почитанием угрей жителями Малаза. Порода, водившаяся в водах Малазанского залива, была на редкость невкусной.

И все же в одном месте идиллия угрей оказалась потревоженной. Плеснула вода. Помогая себе руками, на ил выбрался человек. Напластования были лишь видимостью берега, а человеку требовалось добраться до настоящей суши.

Калам ткнулся в ил, придавив собой угрей. Правой рукой он зажимал рану, которая все еще кровоточила. Теплая кровь сочилась между пальцев. Рубашки на ассасине не было, а его кольчугу сейчас засасывал донный ил Малазанского залива. Из одежды уцелели лишь кожаные штаны. Каким-то чудом он не оставил в воде башмаки.

Доспехи тянули на дно. Сбрасывая их, Калам был вынужден отстегнуть свой оружейный пояс. Тот выскользнул и тоже стал опускаться на темное дно. Легкие отчаянно требовали воздуха, не оставляя времени на поиски. Калам остался безоружным.

С какого-то корабля доносились странные звуки, будто обезумевшая команда пыталась разрубить судно пополам. Калам ненадолго прислушался. Мало ли что там. Ему хватало своих забот.

Угри, как могли, сопротивлялись его вторжению. Стараясь унять дыхание, Калам пополз по склизкому илу вверх. Он держал курс на каменный волнолом. Битые черепки больно впивались в тело. Добравшись до волнолома, ассасин перевернулся на спину. Над ним темнело днище причала, густо оплетенное водорослями. Калам закрыл глаза, приказав себе сосредоточиться.

Постепенно ему удалось остановить кровь. Еще через несколько минут Калам сел и начал стаскивать с себя прилипших угрей, похожих на больших пиявок. Он швырял их в темноту, туда, где слышалась возня береговых крыс. Судя по звукам, крысиное полчище приближалось. Калам наслушался достаточно страшных историй, чтобы воспринимать всерьез этих тварей — негласных хозяев гавани.

Дальше оставаться под причалом было небезопасно. Калам встал на четвереньки, оглядывая старые щербатые причальные сваи, выступавшие над водой. Береговые матросы постоянно их смолили, но в местах соприкосновения с причальными канатами смола очень быстро сдиралась, обнажая серое дерево.

«По этой жиже мне до берега не дошлепать. Нужно выбираться на причал. Это единственный способ».

Стараясь ступать осторожно, ассасин побрел под причалом, пока не оказался напротив торгового судна. Одним своим боком этот широкобрюхий корабль буквально лежал в илистом месиве. Толстым пеньковым канатом он был привязан к бронзовому кольцу причальной сваи. К счастью для Калама, канат достаточно провис, чтобы, подпрыгнув, за него уцепиться.

Пару часов назад Калам с легкостью взобрался бы по этому канату. Потеря крови и рана в боку все изменили. Едва он шевельнул туловищем, как из раны снова потекла кровь. Калам чувствовал, что слабеет. Ухватившись за бронзовое кольцо, он повис и стал ждать, когда вернутся силы.

Его подпирало время, однако ни воля, ни навыки, полученные в «Когте», не могли мгновенно восстановить ему силы. Думать о допущенных промахах не хотелось. Да и зачем? Случившегося не изменишь; тут не наделать бы новых глупостей. Калам знал: в узких улочках и переулках Малаза его уже поджидают убийцы. Скорее всего, через несколько часов он будет стоять у врат Клобука.

Но намерений становиться легкой добычей у Калама тоже не было. Он упрямо замедлял дыхание, дабы успокоить кровотечение из кинжальной раны и многочисленных мелких ранок от укусов рассерженных угрей.

«На темных крышах складов наверняка затаились противники, обладающие магическим зрением, а у меня нет даже рубашки, чтобы притушить тепло тела. Они знают, что я ранен и мне трудно управлять собой. Думаю, и Угрюмая в свои лучшие годы, будучи раненой, не сумела бы усилием воли охладить себе тело. К тому же меня этому не учили».

Калам снова закрыл глаза.

«Кровь отливает от поверхности тела. Она уходит внутрь, ближе к костям. Тело холодеет. Каждое дыхание наполнено льдом. Мое тело и руки становятся прохладными, как камни мостовой. Движение меня не разогревает. Я веду себя не так, как они ожидают от раненого».

Он открыл глаза и прижался лбом к кольцу. Лоб оставался слишком теплым.

Пора выбираться на причал.

Калам достиг вершины сваи и перебрался на причал. К счастью, там было пусто. Тихо ступая по доскам, покрытым коркой птичьего помета, ассасин сошел на берег и оказался на улице, которая называлась Причальной. Возле запертых дверей складских зданий стояли телеги. До ближайшей было полтора десятка шагов.

Побежать? Нет, это равносильно самоубийству. Тело сразу же разогреется, и он превратится в заметную мишень.

«Я — как угорь, который заполз слишком далеко и собирается ползти еще дальше».

Распластавшись на животе, Калам пополз по влажным булыжникам мостовой, почти упираясь в них лицом.

«Магия делает охотника ленивым. Он слишком доверяет своему магическому чутью и думает, что оно подскажет ему все. Он забывает про покров темноты, игру теней и мельчайшие признаки… Надеюсь, я не ошибусь в своих предположениях».

Калам не решался поднять голову; он и так знал, что целиком на виду, будто червь, ползущий по камню. Какая-то часть его сознания была готова кричать от страха, но ассасин загнал ее поглубже. Недаром в «Когте» ему муштровали волю, требуя совершенного владения телом, разумом и душевным состоянием.

Пока он выбирался на причал, небо подернулось облаками, и это обрадовало Калама. Сейчас луна была его злейшим врагом. Если только она выйдет хоть на несколько минут, самый ленивый и неповоротливый из его врагов сразу же заметит движущуюся тень.

Он полз еле-еле. Город вокруг был непривычно тих. Большая ловушка, расставленная на тот случай, если он до нее доберется.

Калама вдруг обожгла мысль: «Меня уже заметили, но они не хотят лишать себя удовольствия. Возмездие коротко и обыденно, зато подготовка к нему может превратиться в развлечение. Только зачем устраивать изощренную ловушку, если жертву можно убить еще на пути к ней?»

Горькая логика раскаленным кинжалом вонзилась Каламу в грудь, угрожая сильнее, чем что-либо, разметать все меры предосторожности. Тем не менее, он сумел доползти до телеги. Удерживая дыхание, Калам решился поднять голову.

Макушка головы уперлась в шершавые доски. Ассасин замер. Трудно сказать, каких действий ожидали от него враги. Их магическим способностям он мог противопоставить только собственную находчивость и ловкость рук. Калам вновь пригнулся и пополз под телегой. Миновав ползком еще три, он оказался возле ворот склада.

Створки ворот, разумеется, были массивными и вдобавок — защищенными крепкой раздвижной решеткой, запертой на внушительный замок. В боковой стене Калам заметил дверь, на которой тоже висел замок.

Калам метнулся к обшарпанной двери. Его руки впились в замок. Выламывание замка требовало грубой силы и исключало бесшумность. Калам знал, что выдает себя с головой, но он запретил себе думать об этом. Открыть замок пальцем, естественно, было невозможно. Оставался единственный способ — отломать скобы, на которых он висел. Калам сжал замок обеими руками и начал раскачивать из стороны в сторону.

Он не знал, сколько времени продолжались эти качания. Скобы обломились, повиснув на дужке замка. Калам осторожно потянул на себя дверь и скользнул в темноту.

Двигаясь ощупью, ассасин натолкнулся на стойку с инструментами. Оттуда он позаимствовал топорик, клещи, полотняный мешочек с гвоздями и нож с обломанным острием и тупым зазубренным лезвием. Чуть выше на крючке висела пропахшая потом кожаная рубаха. Калам надел ее и двинулся дальше. В заднем помещении он обнаружил еще одну дверь. Она вела на задворки склада.

По его расчетам, Мертвый дом находился через шесть улиц. Но раз Салк Элан знал о его намерениях… идти туда мог только отъявленный идиот. Об этом его «дружок» тоже знал.

Калам распихал инструменты по карманам рубахи, затем бесшумно отодвинул засов и чуть приоткрыл дверь. Не заметив ничего подозрительного, он открыл ее пошире. Глаза ассасина пристально осматривали соседние крыши и небо.

Никого. На его счастье, облака плотно заволокли небо. Сквозь ставни одного из домов пробивался слабый свет, отчего темнота вокруг казалась еще гуще. Где-то вдали тявкала собака.

Калам вышел в грязный, забитый хламом переулок. Там, где он вливался в другой такой же переулок или улочку, ассасин заметил нечто вроде ниши. Она выделялась тем, что была темнее окружающего пространства. Выхватив нож и топорик, Калам прямиком двинулся туда.

Темнота, конечно же, имела магическое происхождение, однако нападение Калама было столь внезапным и неожиданным, что двое его противников не успели выхватить оружие. Одному из них толстое щербатое лезвие ножа воткнулось в горло. Топор перерубил ему ключицу и несколько ребер. Калам тут же ударил по горлу второму, а затем бросил это неуклюжее оружие и для верности двинул первому по лицу. Сзади оказалась стена, о которую его противник ударился головой. С ним все было кончено. Второй «коготь» (Калам только сейчас увидел, что это женщина) с громким булькающим звуком сполз вниз. Добивать ее Калам не стал, поскольку жить ей оставалось считанные минуты.

Обыскав оба тела, Калам солидно вооружился несколькими «утренними звездами», кинжалами, «горлорезками». Самым удачным приобретением был маленький арбалет. Такое оружие имели только «когти». Оно взводилось крепкой железной пружиной и безотказно стреляло, но не очень далеко. Вместе с арбалетом ассасин позаимствовал и колчан с восемью стрелами. Их железные головки блестели, смазанные белым паральтом — страшным, мгновенно убивающим ядом.

Калам забрал себе и черный плащ «когтя». В капюшон плаща была вшита тонкая металлическая сетка, что не ограничивало боковое зрение и позволяло отчетливо слышать окружающие звуки.

Магия, разлитая в воздухе, постепенно слабела. Калам это понял по исчезающему черному пятну. Возможно, магом был кто-то один — скорее всего, мужчина.

«Разнежил вас Симпатяга», — усмехнувшись, подумал Калам.

Оставив трупы возле стены, ассасин сделал несколько шагов и принюхался. «Рука» (так называлась цепочка из нескольких «когтей») лишилась связи. Теперь они поймут, что случилась беда, и подготовятся к его встрече. Но это не остановило Калама, Медленно и осторожно он пошел дальше.

«Вы хотели развлечься, охотясь за бегущей добычей. Прошу прощения, что лишил вас этой забавы».

Охота на «когтей» продолжалась.

Командир «руки» вскинул голову и шагнул на открытое пространство. Почти сразу же из темноты улочки появились двое.

— Пролилась кровь, — негромко сообщил им командир. — Симпатягу нужно…

Щелчок, послышавшийся сзади, заставил его обернуться.

— А-а, сейчас мы узнаем подробности, — добавил он, всматриваясь в фигуру третьего «когтя».

— Появился убийца, — угрюмо произнес подошедший.

— Меня подмывает высказать Симпатяге все, что я о нем думаю.

— Давно пора. Тем более он уже кое-что понял.

— Что?

Вопрос остался без ответа. Двое «когтей» повалились на землю. Командир получил чудовищный удар кулаком в лицо. Хрустнули кости сломанного носа. Хлынувшая кровь залила ему глаза. «Утренняя звезда» довершила дело.

Калам наклонился над трупом и прошептал в ухо мертвеца:

— Я знаю, что ты слышишь меня, Симпатяга. Осталось только двое «рук». Можешь бежать и прятаться. Я все равно тебя найду.

Плащом убитого он обтер свое оружие. Труп странно захохотал. Из мертвых губ послышался чужой голос.

— С возвращением тебя, Калам. Говоришь, двое «рук»? Их уже нет.

— Ну что, напугал я тебя?

— Вижу, Салк Элан слишком мягко обошелся с тобой. Но от меня такой мягкости ты не дождешься.

— Симпатяга, я знаю, где ты находишься. Я иду к тебе.

Калам уже собрался уходить, когда губы трупа прошептали:

— Буду рад встрече, друг мой.

В эту ночь имперский Путь напоминал дырявую тряпку. Словно тараканы из щелей, оттуда появлялись все новые «когти». Очередной портал открылся на пути одинокого прохожего. Пятеро только что появившихся «когтей» отметили свое прибытие… хриплым дыханием, лужами крови и предсмертными судорогами. Прохожий пошел дальше, оставив трупы остывать под небом Малаза.

Другие прохожие, оказавшиеся в эту ночь на улицах бывшей имперской столицы, были не столь удачливы, ибо теперь «когти» убивали каждого, кто попадался на их пути.

Игра, которую Калам повернул в свою пользу, сделала новый поворот.

Они шли по многоцветью камней. Узор, в который складывалась эта мозаика, им ничего не говорил. Странный пол тянулся во все стороны. Сами шаги и их эхо были едва слышны.

— Может, вот так протопаем лигу, а потом начнутся наши беды, — сказал Скрипач, закидывая арбалет на плечо.

— Вы все предаете Азат, — шипел Искарал Паст, кругами обегая путников. — Место Икария — внизу, в темнице корней. Таковы были условия сделки, договора, замысла…

Его голос ненадолго умолк и тут же зазвучал еще тоньше.

— Впрочем, о каком договоре речь? Разве Повелитель Теней получил ответ хоть на один вопрос? Разве Азат открыл нам свой древний, каменный лик? Нет. Всему ответом — молчание. Мой господин мог бы изъявить желание наложить кучу при входе в портал, и все равно ответ не изменился бы. Молчание.

Верховный жрец Тени вдруг остановился и хлопнул себя по лбу.

— А ведь казалось… увы, только казалось, что мы достигли соглашения. Никаких возражений. К чему они, если и так все ясно? Но нет, отнюдь нет! Понадобились некоторые допущения и предположения. В конце концов была вроде бы одержана победа. Разве не так?.. Все было бы так, если б сейчас трелль не держал на руках своего дружка.

Искарал Паст вытер обильный пот со лба.

— Боги, мы обречены блуждать здесь вечно!

— Нужно идти дальше, — сказала Апсалара, явно уставшая от этой болтовни.

— Я тоже за это, — поддержал ее Скрипач. — Только в каком направлении?

Реллок наклонился, вглядываясь в разноцветные камешки. Они были единственным источником света; черное небо над головой оставалось непроницаемо черным. Мерцание камней было медленным и постоянным, будто им кто-то управлял. Старый рыбак что-то буркнул себе под нос.

— Отец, ты что-нибудь увидел?

— Вон, взгляни-ка на это. — Он ткнул пальцем в узор. — Видишь изломанную линию?

Скрипач тоже пригляделся к странному узору.

— Похоже на дорогу. Только уж больно петляющая.

— Дорога? — усмехнулся Реллок. — Нет. Это береговая линия Итко Канна. А все вместе напоминает карту.

— Тебе не почудилось?

Короткий палец рыбака уперся в зигзаги линии.

— Гляди. Путь начинается на Квон Тали, потом идет сюда, к Итко Кану. Видишь, дальше он поднимается вверх до Конвора, тянется до Картольского острова и уходит на юго-восток, прямехонько к Малазанскому острову.

— Ты утверждаешь, что у нас под ногами — карта Квон Тали?

Скрипач не успел договорить вопрос, как рисунок непонятным образом развернулся. Теперь сапер не сомневался, что это действительно карта.

— А на других камнях тогда что?

— Наверное, карты других мест. Точнее, куски карт. Здесь много разрывов. Но похоже, все сделаны в одном масштабе.

— Тогда получается…

Скрипач умолк, удивленно взирая на пол, тянущийся на целые лиги во все стороны.

«Боги милосердные! Да здесь все континенты — известные нам и неведомые. Все миры! Какая же сила заключена в каждом Доме Азата!»

— Магический путь Азата позволяет переместиться куда угодно, — тихо сказал Маппо, зачарованный величием и могуществом этого места.

— Ты в этом уверен? — спросил Крокус, нарушив благоговейное состояние трелля. — Ну хорошо, вот Квон Тали. А как туда попасть? Где портал или хоть какой-нибудь вход?

Вопрос, заданный парнем, не был праздным. Ответа не знал никто.

— У тебя самого есть какие-нибудь соображения? — спросил Скрипач.

Крокус развел руками.

— Карты есть карты. Эта выложена на полу, а могла быть начерчена на пергаменте и лежать где-нибудь на столе. И никакой разницы.

— И что ты предлагаешь?

— Не обращать на эти узоры никакого внимания. Просто эти камни показывают: каждый Дом Азата, где бы он ни находился, является частью необъятной сети. Хорошо, мы об этом знаем, а понять все равно не можем. Азат непостижим даже для богов. Мы можем охрипнуть от своих догадок и домыслов, но они нас никуда не приведут.

— В общем-то, ты прав, — согласился сапер. — Гляди не гляди на эти картинки — направление они нам не подскажут.

— Может, Искарал Паст нам что-нибудь подскажет?

Скрипнув сапогами, Апсалара повернулась.

— Где же он? Только что вертелся здесь.

— Эй, жрец! — крикнул Крокус. — Хватит нам фокусы показывать. Вылезай.

Однако докучливого Искарала нигде не было. Скрипач поморщился.

— Вот так. Смотался и даже слова не сказал.

— Погодите! — Маппо осторожно положил Икария на разноцветные каменные плиты. — Видите? Я не сразу разглядел… Вон там.

Трелль сосредоточенно глядел себе под ноги.

— И что же ты нашел?

— Подойдите ближе. Издали незаметно. Все приблизились.

Среди разноцветных камней зияла дыра, в которую провалился Искарал Паст. Скрипач встал на колени и осторожно подвинулся к ее краю.

— Клобук меня накрой! — пробормотал он.

Камни были пугающе тонкими. Под ними не было ни скалы, ни песка. Под ними была… пустота.

— Может, это выход отсюда? — спросил Маппо.

Сапер отполз назад. Камни вдруг показались ему не менее опасными, чем тонкий речной лед.

— А вдруг дыра начнет расширяться? — предположил Крокус. — Идем, пока не поздно.

Апсалара не торопилась уходить.

— Мы так и бросим этого докучливого старика? А если лежит где-то без сознания?

— Ошибаешься, девочка, — возразил ей Скрипач. — По-моему, бедняга до сих пор куда-то падает. Я чую, он хотел оторваться от нас. Игра пошла не по его правилам, вот он и обиделся.

— Грустно, если он погибнет, — вздохнула Апсалара. — Я уже как-то свыклась с его выходками.

— Ну да, — кивнул Скрипач. — Наш прирученный скорпион. Крокус решительно двинулся прочь от опасной дыры, и все последовали за ним. Задержись они еще немного, их глаза увидели бы бледно-желтый туман. Он выплывал из дыры и густел. Облачко повисло, потом начало рассеиваться и исчезло. Вместе с ним исчезла и дыра, как будто ее никогда не было. На месте провала вновь мерцали мозаичные камни.

«Мертвый дом в Малазе… Там нам нечего делать. Более того, при всей своей изобретательности и изворотливости даже я не сумел бы придумать убедительного объяснения, как и зачем мы там появились. Но и оставаться здесь мы тоже не можем.

Нужно уходить. В неизвестность.

Мои преступления — они как незаживающие раны. Мне не избавиться от своей трусости, которую Путь Азата мне ни за что не простит. Мои спутники знают, каков я на самом деле. Они не смеются мне в лицо. Мои корыстные желания и так служат насмешкой над принесенными клятвами. Азату не за что ко мне благоволить.

Да, я трус. Мне наплевать на то, какую угрозу представляет он для мира. Я упрямо продолжаю нести эту угрозу на собственных руках. Я почитаю его как бога, зная, что в мгновение ока этот бог способен превратиться в страшного демона. Я не только нарушил клятву перед теми, кого уже давно нет. Я вызываю ужас у тех, кто идет рядом со мной.

Вот она, нехитрая истина: дороги, по которым долго идешь, становятся нашей жизнью. И нашей тюрьмой».

Апсалара рванулась вперед. Кончики ее пальцев коснулись плеча, затем кос, а потом… пустоты. Сила прыжка потащила ее туда, где всего мгновение назад находились Маппо и Икарий. Апсалара провалилась в темноту.

Крокус с отчаянным криком вцепился ей в лодыжки и угодил бы вслед за нею, если б сильные руки Реллока не ухватили его за пояс. Вдвоем они сумели вытащить Апсалару обратно. Скрипач находился поодаль, но сразу понял, что случилась беда.

— Они провалились! — крикнул ему Крокус. — Внезапно. Даже предупредить не успели.

Сапер вполголоса выругался и распластался на разноцветных камнях.

«Ничего удивительного, парень. Мы вторглись туда, куда нас, возможно, не звали»…

Он слышал рассказы о магических Путях, где нет воздуха и где человек почти мгновенно умирает от удушья. Люди в своем высокомерии привыкли думать, будто все миры выстроены под них и приспособлены к их нуждам.

«Мы вторглись сюда, ничего не зная о законах, которым подчиняется Путь Азата. Возможно, он постоянно шлет нам предупреждения, а мы их не замечаем. Наоборот, мы требуем, чтобы он подладился под нас. Впрочем, так мы ведем себя везде».

Потом он медленно встал, сражаясь с горестным чувством потери двух спутников, которых он привык считать друзьями.

«Кто же из нас будет следующим?»

— Все трое — ко мне! — скомандовал Скрипач. — Подходите медленно и осторожно.

Он развязал мешок и стал ощупью рыться внутри, разыскивая моток веревки.

— Сейчас мы все обвяжемся. Если кто-то провалится, мы… мы либо сумеем вытащить обратно, либо загремим все вместе. Согласны?

Все молча кивнули.

«Понимаю вас. Кому понравится шляться здесь в одиночку?»

Они быстро обвязались веревкой и пошли дальше. Где-то через тысячу шагов впервые задрожал воздух. До сих пор на всем пространстве Пути не было ни ветерка. Вскоре у них над головами проплыло нечто огромное. Путники невольно пригнулись.

Схватив по привычке арбалет, Скрипач поднял голову.

— Клобук меня накрой! — прошептал он.

Но три дракона уже пролетели мимо, равнодушные к четверым людям. Они летели треугольником, будто гуси. Их чешуя отливала охрой. Размах их крыльев превосходил пять составленных в ряд повозок. Длинные хвосты изгибались, словно отбивали ритм полета.

— Глупо думать, что мы здесь одни, — растерянно произнесла Апсалара.

— Я видел и побольше, — сказал Крокус.

Скрипач улыбнулся одними губами.

— Да, парень. Знаю, ты видел и побольше.

Драконы превратились в маленькие, едва заметные точки. Там они вдруг скользнули вниз и, пробив камни, исчезли в пустоте.

Долгое время все молчали. Потом отец Апсалары сказал:

— Должно быть, они нам что-то сказали.

Сапер кивнул.

«Чтобы куда-либо прийти, нужно безостановочно двигаться, даже если не все получается так, как задумывал».

Он вспомнил про Маппо и Икария. Зачем треллю идти в Малаз, когда у него на руках друг, требующий заботы? Ему скорее требовалось найти укромное местечко, чтобы выходить Икария. А Искарал Паст? Возможно, этот взбалмошный старик стоит сейчас у подножия знакомой скалы и кричит бхокаралам, требуя спустить веревку.

Скрипач отогнал все мысли.

— Идемте дальше, — сказал он спутникам. — Мы непременно куда-нибудь придем.

Возражений не было.

— А ведь Маппо с Икарием не потерялись и не погибли.

Крокус произнес эти слова с видимым облегчением.

— Верховный жрец Тени тоже не пострадал, — добавила Апсалара.

— Нам остается лишь стойко переносить случившееся, — пробормотал Крокус.

Скрипач недолго раздумывал над тем, откуда и зачем явились охристые драконы. Их появление, исчезновение, а главное, их безразличие к четверым смертным подействовали на сапера отрезвляюще. Драконы напомнили, что мир намного шире людских представлений, желаний и целей. Изматывающее путешествие к Дому Азата и странствия внутри магического Пути показались ему ничтожными и суетливыми. Должно быть, драконы смотрели на людей так же, как те привыкли смотреть на копошащихся муравьев.

«Мы не знаем, сколько существует миров помимо нашего маленького мирка и сколько тайн хранит каждый из них».

Просторы магического Пути сделались еще шире, а он сам — еще мельче и незначительнее.

«Все мы — одинокие души. Нужно учиться смирению; это помогает избавиться от ложных представлений о нашем могуществе и господстве над миром. Но люди упорно цепляются за эти представления, не желая видеть правду».

С наступлением темноты солдаты Корболо Дэма устроили празднество, торжествуя свою победу над Кольтеном. Вечер был достаточно теплый, но от пьяных выкриков и песен у солдат на городских стенах все внутри холодело.

Рядом с северными воротами находилась широкая площадь, на которой обычно стояли и готовились в путь торговые караваны. Сейчас это место было плотно забито беженцами. Прежде чем искать им какой-то кров над головой, этих людей требовалось накормить и напоить. Многим требовался лекарь.

Всем этим занимались солдаты и гарнизонные лекари Блистига. И те и другие неутомимо трудились, проявляя истинное сострадание к тем, кто шел сюда через все Семиградие. Их забота о беженцах позволяла отвлечься и забыть о разнузданном празднестве на холме. И потом, это была единственная возможность отдать дань памяти Кольтену, его виканцам и солдатам Седьмой армии. Со стороны казалось, что солдаты целиком поглощены своими хлопотами. Однако полностью забыть о случившемся они не могли, как не могли перестать думать.

Даже самый тупой солдат понимал: гибель Кольтена и остатков его армии была напрасной жертвой. Если бы не трусость командования, их можно было бы спасти. Однако человеческие жизни оказались менее важными, нежели уставы и предписания малазанской армии. Формально Пормкваль действовал строго по уставу. Чувства солдат, у которых на глазах гибли их соратники, устав в расчет не принимал.

Дюкр растерянно бродил между беженцами. Перед ним появлялись чьи-то лица, бормоча бессмысленные слова и сообщая ненужные теперь сведения. Историк не сердился на этих людей; они, как могли, пытались его утешить. Нила и Нетру молодые виканские воины взяли под усиленную охрану. Глядя на свирепые лица виканцев, их предпочитали обходить стороной. Многим беженцам спасение придало столько сил, что у них лихорадочно блестели глаза, а с губ не сходила диковатая улыбка. Они радовались прибытию в Арен, мечтая отмыться и раздобыть новую одежду. Но были и такие, кто уже перешел невидимую грань. Вместо радости в их глазах читалось тихое отчаяние. Солдаты и лекари делали все, чтобы взбодрить этих несчастных, но усилия были напрасными. Клобуку оставалось лишь протянуть руки и завладеть их душами.

Дюкр спрятался глубоко внутри себя и там обрел покой. Боль и беды окружающего мира отодвигались все дальше и дальше. Кое-что все же проникало в его убежище, когда солдаты и офицеры пытались ему что-то рассказать. По их мнению, историк должен был об этом узнать. Но они напрасно опасались его ранить; слова, оседавшие в его сознании, успевали очиститься от каких-либо чувств.

Молодой виканец по имени Темул сообщил ему, что «Силанда», заполненная ранеными, все еще не пришла в Аренскую гавань… До прибытия флотилии адъюнктессы Таворы оставалось меньше недели… Корболо Дэм, скорее всего, предпримет осаду города, ибо ему на подмогу из Рараку движется Шаик с армией, вдвое превышающей его собственную… Маллик Рель увел Пормкваля во дворец… Солдаты решили отомстить Дэму за его зверства и выжидали удобного момента.

Дюкр моргал, пытаясь сосредоточиться на лице говорящего. Кажется, он даже узнал этого парня. Оставалось вспомнить, где и когда они впервые увиделись. Историк начал вспоминать и… поспешил оборвать цепь мыслей. Интуиция подсказала ему, что с их встречей связаны другие, весьма тягостные воспоминания, которые лучше не бередить.

Потом чья-то сильная рука ухватила Дюкра за рваный воротник и притянула к себе. Человек был рассержен. Дюкр с трудом вынырнул из своего внутреннего пристанища.

— Нам нужны достоверные сведения, историк! Все, что мы до сих пор слышали, исходит от этого аристократа… Нефария. Но мы хотим знать мнение солдата. Понимаете? Время дорого. Скоро рассветет.

— Постойте! О чем вы толкуете?

Лицо Блистига перекосилось.

— Маллик Рель наконец-то убедил Пормкваля. Только Клобук знает, как он это сумел, но сумел. Где-то через час… нет, даже раньше… мы намереваемся ударить по армии Корболо. Они допились до бесчувствия. Мы выступаем, Дюкр! Вам понятны мои слова?

Дюкр понимал каждое отдельное слово, но общий смысл почему-то терялся.

— Сколько их там? Нам нужны достоверные цифры, — настаивал Блистиг.

— Тысячи… Десятки тысяч… Может, сотни.

— Думайте, что говорите! Если мы сумеем уничтожить этих мерзавцев еще до подхода Шаик…

— Я не знаю даже примерной численности армии Корболо. Она разрасталась с каждой лигой.

— Нефарий заявил, что их меньше десяти тысяч.

— Да он просто дурак.

— Это еще не все. Нефарий утверждает, что по вине Кольтена погибли тысячи невинных беженцев.

— Ч-что?

Историк зашатался. Если бы не цепкие пальцы Блистига, он бы упал.

— Теперь вам понятно? Если вы не скажете свое слово, обо всем, что было с армией Кольтена и с беженцами, будут судить по словам этого болтуна и его окружения. Он уже успел наговорить такого, что солдаты начали колебаться. Их желание отомстить слабеет.

Эти слова вернули Дюкра в действительность.

— Где Нефарий? Где он?

— Его видели с Малликом Релем и Пормквалем. Наверное, он и сейчас там.

— Ведите меня к Пормквалю!

Гарнизонные солдаты начали оттеснять беженцев на окрестные улицы, освобождая площадь для построения войск. Дюкр поднял голову. В светлеющем небе меркли звезды.

— Копыто Фенира! — проворчал Блистиг. — Мы можем опоздать.

— Я все равно должен видеть Пормкваля и Маллика Реля! — настаивал Дюкр.

— Хорошо. Идите за мной.

Блистиг протискивался сквозь толпу. Дюкр едва поспевал за ним.

— Пормкваль приказал моему гарнизону двигаться в арьергарде его армии. Он отрывает меня от прямых обязанностей — защиты Арена. Железный кулак оголил мои полки, забрав себе моих солдат. У меня осталось триста человек. Их едва хватит для обороны городских стен. И как назло, всех «красных мечей» держат под арестом.

— Под арестом? За что?

— За то, что уроженцы Семиградия. Пормкваль им не доверяет.

— До чего ж он глуп! Во всей имперской армии я не видел более преданных воинов.

— Я с вами согласен, господин историк, но моего мнения никто не спрашивал.

— Лучше бы они не спрашивали и моего мнения, — сказал Дюкр.

Блистиг даже остановился и повернулся к нему.

— Вы поддерживаете решение Пормкваля напасть на позиции Корболо Дэма?

— Нет!

— Почему?

— Потому что мы не знаем истинную численность его войск. Лучше дождаться Таворы. Пусть себе пытаются взять город штурмом.

Блистиг кивнул.

— Уж мы бы тут изрубили их на кусочки. Весь вопрос: сумеете ли вы убедить Пормкваля?

— Я его совсем не знаю, — резонно ответил Дюкр. — Гадать не хочу.

— Ладно, идемте дальше, — буркнул командир гарнизона. Сразу за площадью начиналась главная улица. Там застыли всадники. Над их головами лениво трепетали знамена армии Железного кулака. Туда Блистиг и повел Дюкра.

Пормкваль восседал на великолепном боевом коне. Его богато украшенные доспехи годились скорее для столичного парада, нежели сражения. На поясе висел широкий меч с усыпанной драгоценными камнями рукояткой. Блестящий шлем украшало солнце, выполненное золотыми нитями. Только лицо Железного кулака не соответствовало столь пышной экипировке. Пормкваль был бледен.

Рядом с ним на белой лошади сидел Маллик Рель, облаченный в шелковый плащ. Голову он повязал тюрбаном из материи цвета морской волны. Он был без оружия. Железного кулака и его советника окружали конные и пешие офицеры. Среди них Дюкр заметил Нефария и Пуллика Алара.

Дюкр впился глазами в знакомых аристократов. Ему показалось, что пространство подернулось красной дымкой. Прибавив шагу, историк обошел Блистига, однако тот успел схватить его за руку.

— Оставьте это на потом. Сейчас есть дела поважнее.

Дюкра трясло. Он кое-как совладал со своим гневом и кивнул.

— Пойдемте. Железный кулак нас заметил.

Пормкваль холодно взглянул на историка. Высоким, резким голосом он произнес:

— Вы своевременно появились, историк. Нам предстоит выполнить две задачи, и обе требуют вашего присутствия.

— Я должен вам сказать…

— Молчать! Только посмейте меня еще раз перебить, и я прикажу отрезать вам язык!

Выпустив гнев, Пормкваль продолжал:

— Итак, во-первых, вы отправитесь с нами на битву. Будете наблюдать, как нужно расправляться с противником. Его подавляют вооруженной силой, а не ценой жизней невинных беженцев. Я подобных сделок с врагами не заключаю. Повторения прежних трагедий и прежнего преступного вероломства не будет! Эти дикари только что угомонились и заснули. Уверяю вас: они дорого заплатят за собственную беспечность… Как только с этим предателем и перебежчиком Дэмом будет покончено, мы приступим к выполнению второй задачи: вашему аресту и аресту малолетних колдунов Нила и Нетры — так сказать, последних «офицеров» из жуткого окружения Кольтена. Можете не сомневаться: суровость наказания будет вполне соответствовать тяжести ваших преступлений.

По его знаку адъютант вывел кобылу Дюкра.

— Ваша лошадь находится не в лучшем состоянии. Но на одну поездку, думаю, ее хватит.

Пормкваль подозвал к себе Блистига.

— Подготовь своих солдат к маршу. Арьергард должен двигаться на расстоянии трехсот шагов от основных частей армии. Триста шагов, не больше и не меньше. Надеюсь, с этим ты справишься. Если нет, лучше скажи сейчас, и я подыщу другого командира гарнизона.

— С этим, Железный кулак, я справлюсь, — глухо ответил Блистиг.

Дюкр посмотрел на Маллика Реля и успел заметить довольную ухмылку.

«Ты хорошо помнишь прошлые обиды, Рель. Но ты осторожен и никогда сам не полезешь на рожон. Ты все сделаешь чужими руками».

Историк молча подошел к своей лошади и взобрался в седло. Он потрепал кобылу по тощей заскорузлой шее, потом взял поводья.

У ворот строились передовые полки средней кавалерии. Им предстояло первыми окружить врага, не дав ему прорваться и уйти. К этому времени должны будут подтянуться пехотные полки.

Блистиг ушел, даже не взглянув на него. Дюкр вполне понимал его состояние. Развернув лошадь, историк ждал, когда откроют ворота.

Его окликнули. Дюкр повернул голову и увидел Нефария. Аристократ язвительно улыбался.

— Напрасно в прошлом вы не были со мною более почтительны. Думаю, теперь вы в этом убедились, хотя… увы! Вам уже ничего не исправить.

Дюкр незаметно вытащил ногу из стремени.

— За нанесенные мне оскорбления, за то, что осмелились поднять на меня руку, вас сурово накажут, историк.

— Не сомневаюсь, — ответил Дюкр. — А напоследок получи еще!

Размахнувшись, он ударил ногой по тщедушному горлу Нефария. Хрустнули позвонки. Аристократ издал булькающий звук и шумно рухнул на камни. Широко раскрытые его глаза глядели в предрассветное небо, но уже ничего не видели.

Пуллик Алар истошно завопил. Подбежали солдаты, размахивая мечами.

— Смелее, — сказал им Дюкр. — Я даже рад, что мне не придется участвовать в этом балагане.

— Нет, придется, — дрожа от ярости, возразил Пормкваль.

Дюкр насмешливо покосился на него.

— Вам жалко этой навозной кучи? Или досадуете, что больше не услышите гнусной лжи?

Он перевел взгляд на Маллика Реля.

— У меня найдутся силы и для тебя, джистальский жрец. Хочешь убедиться? Подъезжай ближе. Я пока еще жив.

Ни историк, ни остальные не заметили подошедшего капитана из гарнизона Блистига. Он хотел сообщить Дюкру приятную новость: у малышки, врученной его заботам, нашелся дед. Но услышав слова «джистальский жрец», капитан оцепенел и отступил в сторону.

Открыли городские ворота. Кавалерия понеслась вперед. В пехотных полках солдаты еще раз проверяли оружие, готовясь выступить следом.

Кенеб отступил еще на шаг. Два слова не отпускали его, эхом отдаваясь в мозгу. Где-то он уже слышал эти слова, но забыл. Осталась лишь тревога, которую они пробудили. Внутренний голос требовал разыскать Блистига и все ему рассказать. Почему — капитан Кенеб тоже не понимал, но чувствовал, что это очень важно.

Поздно. Армейские полки уже выходили из ворот. Слышались отдаваемые приказы. Теперь уже ничего не повернешь вспять.

Забыв про Дюкра, капитан продолжал пятиться назад. Он даже не заметил, как споткнулся о тело Нефария. Повернувшись, Кенеб бросился бежать.

Через полсотни шагов его память вдруг прорвало, и капитан Кенеб вспомнил, где и при каких обстоятельствах он слышал слова «джистальский жрец».

Вместе с офицерами Пормкваля Дюкр выехал на равнину.

Казалось, наступление застало армию Корболо Дэма врасплох, и ее солдаты спешно взбирались на вершину холма, уходя от погони. Однако Дюкр заметил: все они были при оружии. Кавалерия Железного кулака поскакала за ними, оставив свою пехоту далеко позади. Вскоре и враги, и аренские конники скрылись в облаках пыли.

Пехотные полки прибавили шагу, полные решимости дать настоящий бой. Но одной решимости было мало. Вначале кавалерия должна была окружить врагов и отрезать им все пути к отступлению.

— Ваши предписания успешно выполняются! — крикнул Маллик Рель ехавшему рядом Пормквалю. — Кавалерия преследует врага!

— Пусть только попробуют убежать! — возбужденно засмеялся Пормкваль, вихляя в седле.

«Боги милосердные. Оказывается, Железный кулак не умеет даже ездить верхом».

С ближайшего к городу холма преследование перекинулось на соседние. На пути попадались изуродованные трупы виканцев и солдат Седьмой армии. Они, словно карта, показывали, как виканский полководец двигался к месту своего последнего сражения. Дикари Дэма успели поживиться всем, чем могли. Дюкр старался не смотреть на павших, боясь увидеть знакомые лица, перекошенные предсмертной судорогой. Он глядел вперед, пытаясь оценить исход погони.

Пормкваль несколько раз осаживал коня, дожидаясь пехоты. Кавалерия пока не возвращалась. Тысячи убегавших солдат Дэма рассеялись между холмами. Спасая шкуру, они были вынуждены бросать награбленную добычу.

Преследуя противника, Железный кулак и его армия вступили на обширную низменность. Солдаты Дэма торопились уйти по пологим склонам холмов. Над вершинами клубились облака пыли.

— Окружение завершено! — торжествующе крикнул Пормкваль. — Видите облака пыли? Вот вам доказательство!

Дюкр хмуро выслушал хвастливое заявление Железного кулака. Издалека доносились звуки сражения. Затем они начали стихать. Меж тем облака становились все гуще.

Малазанская пехота методично, полк за полком, собиралась внизу, топча пожухлые травы.

«Что-то здесь не так. Что-то очень не так».

Повсюду, кроме южной стороны, отступавшие солдаты достигли вершин холмов. Но вместо панического бегства они вдруг остановились, взяли оружие на изготовку и повернули назад. Завеса пыли за их спинами поднялась еще выше, и оттуда появились всадники. Напрасно Пормкваль ожидал увидеть своих кавалеристов. То были воины Корболо Дэма. К ним отовсюду подтягивалась пехота.

Дюкр огляделся. На юге четко обозначилась цепь кавалеристов Дэма. Путь к отступлению был закрыт.

«Мы угодили в простейшую ловушку. Мы не только попались сами, но и оставили Арен беззащитным».

— Маллик! — закричал ошеломленный Пормкваль. — Что происходит? Откуда они здесь?

Джистальский жрец лихорадочно вертел головой. Из раскрытого рта капала слюна.

— Измена! — прохрипел он.

Он вдруг развернул лошадь и вперился глазами в Дюкра.

— Это ты подстроил, историк! Часть твоего сговора! Нефарий был прав. Я чувствую вокруг тебя магические волны. Ты и сейчас обо всем доносишь Корболо Дэму! Боги, как же мы сглупили!

Дюкру было не до него. Историк следил за происходящим на юге, где арьергард армии Пормкваля разворачивался, готовясь вступить в сражение. Кавалерийские отряды Железного кулака, скорее всего, уже были уничтожены.

— Мы окружены! — визжал Пормкваль. — Их десятки тысяч! Они сейчас перережут нас, как баранов!

Дрожащим пальцем он указывал на Дюкра.

— Убейте этого предателя! Убейте немедленно!

— Погодите! — крикнул ему Маллик Рель. — Прошу вас, Железный кулак, оставьте это мне. Умоляю вас, не тратьте на него силы! Уверяю вас: он понесет самое суровое наказание!

— Как скажешь, — с каким-то облегчением согласился Пормкваль. — Но что нам теперь делать? Маллик, у тебя есть предложения?

Джистальский жрец указал на север.

— К нам скачут всадники под белым флагом. Давайте узнаем, что предлагает Корболо Дэм. Ведь мы же ничего не теряем.

— Я не могу говорить с ними, — точно капризный ребенок, забубнил Пормкваль. — Нет, я не могу. Маллик, говори ты.

— Как прикажете.

Он развернул лошадь и поехал к посланцам Корболо Дэма. Пойманные в ловушку, солдаты Железного кулака угрюмо глядели ему вслед.

Маллик и посланцы Дэма встретились на полпути к отдаленному северному склону. Разговор был совсем коротким, после чего джистальский жрец поскакал назад.

— На юге мы еще можем прорваться, — тихо сказал Пормквалю Дюкр. — Отступить с боем и вернуться в Арен.

— Не желаю тебя слушать, предатель!

Лицо вернувшегося Маллика Ре ля было исполнено надежды.

— Железный кулак! Корболо Дэм устал от кровопролития. Он с отвращением вспоминает вчерашнюю битву.

— Что он предлагает? — дрогнувшим голосом спросил Пормкваль.

— У нас есть только одна возможность. Прошу вас, отнеситесь к моим словам серьезно… Вы должны приказать солдатам сложить оружие, оставить его на склонах холмов, а самим построиться внизу. Ваши солдаты будут считаться военнопленными и потому смогут рассчитывать на достойное к себе отношение. Нам с вами придется стать заложниками. Когда прибудет Тавора, начнутся переговоры о нашем возвращении, обставленном по всем правилам. Господин Пормкваль, иного выхода у нас нет.

Дюкром овладела странная апатия. Любые новые попытки убедить Пормкваля были тщетны. Историк медленно слез с лошади и стал развязывать ремни подпруги.

— Что еще ты задумал, предатель? — заорал на него Маллик Рель.

— Расседлываю свою кобылу, — спокойно ответил Дюкр. — Врагам она не нужна ни на шкуру, ни на мясо. Она вернется в Арен. Это самое малое, чем я могу отблагодарить ее за верную службу.

Он снял и бросил на землю седло, потом вытащил из лошадиной пасти железный мундштук.

Джистальский жрец скорчил брезгливую мину.

— Они ждут нашего ответа, — напомнил он Пормквалю.

Дюкр почти вплотную прижался к теплой лошадиной морде и погладил ее.

— Будь умницей, — шепнул он кобыле, слегка хлопнув ее по крупу.

Лошадь развернулась и неторопливо поскакала на юг.

— Что тут думать? — выдохнул Пормкваль. — Я не Кольтен. Я дорожу жизнью моих солдат… Рано или поздно мир вернется на землю Семиградия.

— Тысячи мужей, жен, отцов и матерей будут благословлять ваше имя, Железный кулак. Если бы вы приказали сражаться до конца, то обеспечили бы себе вечное проклятие.

— Я ценю своих людей, — сказал Пормкваль. Он повернулся к офицерам.

— Приказываю прекратить всякое сопротивление армии Корболо Дэма и сложить оружие на склонах. Солдат отвести вниз и там построить. Выполняйте приказ!

Четверо капитанов выслушали приказ. Прошло несколько тягостных минут. Потом они, будто деревянные куклы, отсалютовали и направились к своим полкам.

Дюкр отвернулся.

Разоружение длилось почти час. Малазанские солдаты молча складывали оружие. Груды мечей, кинжалов, копий, луков становились все внушительнее. Расставшись с оружием, люди брели вниз, вливаясь в плотные, колышущиеся ряды своих товарищей.

Всадники армии Корболо Дэма сосредоточенно подбирали трофейное оружие. Вскоре десятитысячная армия малазанцев превратилась в безоружную и беспомощную толпу.

К этой толпе неторопливо приближались победители. Дюкр увидел Камиста Рело, нескольких предводителей племен, двух безоружных женщин (скорее всего, колдуний) и самого Корболо Дэма — коренастого, обнаженного по пояс полунапанца. Волосы на голове и теле Дэма были сбриты, обнажая толстую паутину шрамов. Подъезжая к месту, где стояли Железный кулак, Маллик Рель и малазанские офицеры, он довольно улыбался.

— Хорошая работа, — похвалил Дэм, выразительно глядя на Маллика Реля.

Джистальский жрец спешился, подошел к нему и поклонился.

— Передаю в твою власть Железного кулака Пормкваля и десять тысяч его воинов. Более того, во имя Шаик вручаю тебе город Арен.

— Вранье, — усмехнулся Дюкр.

Такого Маллик Рель не ожидал.

— Ты не можешь вручить ему Арен, джистальский жрец.

— Что за бредовое утверждение, старик?

— Удивляюсь, как ты не заметил, — все так же насмешливо продолжал Дюкр. — Наверное, был слишком ослеплен собственным вероломством. Приглядись к полкам, что стоят вокруг, а потом взгляни на юг.

Маллик сощурился, обшаривая глазами разоруженные полки. Затем побледнел.

— Блистиг! — выдохнул он.

— Похоже, у командира гарнизона и его солдат достало ума не рваться в эту ловушку. Да, их немного — от силы триста человек. Но мы оба знаем: они сумеют продержаться до прибытия Таворы. Городские стены Арена достаточно высоки. Вдобавок, их недавно покрыли отатаральской пылью, предохраняющей от магии. Думаю, я не ошибусь в своих предположениях, что сейчас на стенах уже стоят гарнизонные солдаты вместе с выпущенными из тюрьмы «красными мечами». Твое предательство, джистальский жрец, провалилось. С треском.

Маллик Рель подскочил к нему и тыльной стороной ладони ударил историка по лицу. Удар оказался сильным: Дюкра развернуло. Острые грани перстней на пальцах жреца прорвали старику щеку и ранили потрескавшиеся губы. Дюкр упал и почувствовал, как под ним что-то треснуло.

Он тут же заставил себя встать. Из разорванной щеки хлестала кровь. Глядя себе под ноги, Дюкр ожидал увидеть мелкие осколки раздавленного пузырька. Их не было. Кожаный шнурок на шее был пуст. Пузырек бесследно исчез.

Чьи-то руки грубо повернули Дюкра лицом к джистальскому жрецу.

— Твоя смерть будет… — дрожащим голосом начал Маллик, но Корболо Дэм перебил его:

— Помолчи! А ты, стало быть, историк, находившийся при Кольтене.

— Да, — коротко ответил Дюкр.

— И солдат.

— Как видишь.

— Вижу. И потому тебе будет уготована такая же смерть, как этим солдатам.

— Ты решишься уничтожить десять тысяч безоружных людей?

— Я намерен сбить Тавору с ног прежде, чем она ступит на континент. Я намерен разъярить ее настолько, что она лишится способности думать. День и ночь она будет одержима местью, и этот яд заставит ее совершать одну ошибку за другой.

— Ты всегда выставлял себя, Корболо, самым жестоким полководцем империи. Ты гордился этим, словно жестокость относится к числу добродетелей.

Корболо Дэм даже не рассердился.

— Отправляйся к пленным, Дюкр. Солдат Кольтена заслуживает этой чести.

Он повернулся к Маллику.

— Но мое милосердие не распространяется на того солдата, чья стрела помешала нам сполна насладиться страданиями Кольтена. Где тот солдат?

— Увы, он пропал. В последний раз его видели вскоре после выстрела. Блистиг искал его повсюду, но безуспешно. Даже если он и жив, то сейчас находится на городской стене.

Перебежчик Дэм нахмурился.

— А знаешь, Маллик, сегодня не всем надеждам суждено оправдаться.

Пормкваль до сих пор не мог прийти в себя от внезапного поворота событий.

— Господин… Корболо Дэм… я не понимаю…

— Где тебе понять! — усмехнулся командир мятежной армии. Он брезгливо поморщился. — Эй, жрец, какую участь ты выбрал для этого дуралея?

— Никакую. Он твой.

— Я не могу даровать ему достойную смерть солдата, иначе у меня во рту останется горький привкус.

Подумав, Корболо Дэм подал знак одному из командиров. Тот взмахнул кривой саблей. Голова Пормкваля упала вниз и запрыгала по камням. Породистый боевой конь взвился на дыбы и прорвался сквозь окружение Дэма. Испуганное животное понеслось мимо безоружных малазанских солдат, неся на себе обезглавленного всадника. Труп Железного кулака держался в седле с удивительным изяществом, недоступным Пормквалю при жизни. Солдаты протягивали руки, пытаясь остановить коня. Наконец кому-то это удалось, и окровавленное тело упало в подставленные руки. Это было последней милостью, оказанной малазанскими солдатами предавшему их командиру.

Наверное, то было просто игрой воображения, но Дюкру показалось, будто он услышал резкий смех богов.

У Корболо Дэма не было недостатка в железных прутах, однако прошло полтора дня, прежде его подручные казнили всех узников. По обе стороны Аренского пути не осталось ни одного свободного кедра. Каждое дерево — от макушки до середины — было утыкано мертвыми и умирающими телами пленных солдат.

Дюкра казнили самым последним. Заостренные концы ржавых прутов проткнули ему запястья и предплечья, а также лодыжки и внешние стороны бедер.

Бесполезно было искать сравнения боли, испытываемой им сейчас. Их просто не было. Он знал, что боль не оставит его и потом, когда он впадет в беспамятство. Она будет сопровождать его до последнего вздоха. Но болью страдания историка не кончались. Ему не давали покоя мысленные картины, заполонившие мозг. Они неслись безостановочным потоком — события последних сорока часов его жизни… Путь к Арену… башня… ловушка, подстроенная Малликом Релем… дорога к месту казни, где каждая жертва показывала историку, что его ждет.

За эти сорок часов Дюкр испытал столько потрясений, что к своей участи последнего в цепи казнимых отнесся с тупым равнодушием. Его поволокли на дерево, обдирая кожу о шершавую кору, и поместили на особую подставку. Он не вскрикнул, когда палачи пробили ему прутьями запястья, вогнав ржавое железо в дерево. Но для кишечника Дюкра случившееся было неожиданностью. Палачи, усмехаясь, пожелали ему наслаждаться ароматом собственного дерьма. Потом они убрали подставку. До этого момента историк считал, что познал все степени боли… Он ошибался.

Дюкр весил немного и знал: сползание по железным прутьям будет медленным. Возможно, даже очень медленным. Боль истерзанного тела не уходила. Она оставалась. Но лихорадочное мелькание картин прекратилось, и сознание вдруг обрело странную, холодную ясность. Дюкр боялся, что вслед за потоком картин хлынет такой же поток мыслей. Нет, мыслей было совсем немного. Они появлялись и не задерживались в пока еще здравом, но угасающем сознании.

«Призрак древнего джагата… почему я думаю о нем сейчас? О его вечном горе? Что мне он? Что мне вообще кто-либо? Я приближаюсь к вратам Клобука; время воспоминаний, сожалений и попыток понять осталось позади. Тебе не о чем жалеть, старик. По другую сторону врат тебя ждет твоя Безымянная морячка. Тебя ждут Балт, капрал Лист, Лулль, Сульмар и Мясник. Скорее всего, там ты встретишься с Кульпом и Геборием. Ты уходишь из мира чужих и идешь к своим спутникам и друзьям. Во всяком случае, так говорят жрецы Клобука… Я одинок в этом мире, и мне не о ком жалеть, покидая его».

Перед мысленным взором всплыло призрачное лицо с торчащими изо рта клыками. Дюкр никогда не видел призрака джагата, но понял, что тот его все-таки нашел. Нечеловеческие глаза были полны сострадания, тоже нечеловеческого.

«Что ты печалишься, джагат? Меня вовсе не манит вечность. Я больше не вернусь в этот мир. Жизнь смертного полна страданий, и я не хочу испытывать их снова. Еще немного — и Клобук меня благословит. Так что, джагат, мне незачем горевать…»

Потом изможденное лицо джагата пропало. Вокруг историка заклубилась тьма. Она окутала и наконец полностью поглотила его, задув огарок сознания.