"Врата Смерти(пер. И.Иванова)" - читать интересную книгу автора (Эриксон Стивен)

ГЛАВА 21

Вихрь Дриджны витым шпилем уходил в небо. Ниже плавали густые облака пыли — спутники многочисленной армии, трогающейся в путь. Ветер разносил их над всем оазисом, накрывая жилища и развалины. Воздух был полон золотистого света, будто пустыня наконец раскрыла воспоминания о минувшей славе и богатстве.

Шаик стояла на плоской крыше деревянной сторожевой башни, что находилась почти рядом с дворцом. Пророчица глядела на юг, почти не замечая людского движения внизу. Ее приемная дочь безотрывно смотрела на свою новую мать, не отваживаясь встать с колен.

Внизу заскрипели деревянные ступени. Очнувшись от созерцания, Шаик обернулась на звук и увидела голову и плечи Гебория. Он шел с трудом. Выбравшись на крышу, бывший верховный жрец Фенира погладил невидимыми пальцами голову девочки, затем обратил невидящие глаза к Шаик.

— Надо внимательно следить за Леориком, — сказал Геборий. — Двое других уверены, что действуют скрытно. Какое младенческое заблуждение!

— Леорик, — повторила Шаик, вновь поворачиваясь к югу. — Тебя в нем что-то насторожило?

— Я знаю о нем гораздо меньше, чем ты, девочка.

— Возможно, я не знаю того, что открылось тебе. Говори, — потребовала Шаик.

— Думаю, он разгадал сделку.

— Сделку?

Геборий встал рядом с ней, вдавив татуированные плечи в Деревянные перила.

— Да, девочка. Сделку, которую заключила с тобой богиня. А раз есть сделка, никакого истинного возрождения не было.

— Как это — не было?

— А так. Ребенок не выбирает, где рождаться, и уж тем более не оговаривает условия своего рождения. Ты же сделала и то и другое. Так что правильнее называть тебя не возрожденной, а воспроизведенной Шаик. Леорик, скорее всего, это разгадал, а значит, ему известна брешь в твоих доспехах.

— Он рискует навлечь на себя гнев богини.

— Леорик знает и об этом. Почему я и говорю, что тебе нужно за ним внимательно следить.

Они умолкли, вглядываясь в непроницаемую завесу, скрывавшую горизонт. Потом Геборий кашлянул и сказал:

— Возможно, с обретением новых дарований ты сможешь мне ответить на кое-какие вопросы.

— Например?

— Когда Дриджна тебя выбрал?

— Я что-то не понимаю.

— Ну, когда начались все эти фокусы? В Рараку? В Макушке? Или где-то в твоих родных далях? Когда богиня впервые положила на тебя глаз?

— Этого не было, Геборий.

— А мне сдается…

— Ты сомневаешься? Но я говорю тебе сущую правду. Путешествие было моим и только моим. Пойми, старик, даже богини не в состоянии предвидеть неожиданные смерти, неожиданные повороты в судьбе смертных, принимаемые решения и пути, по которым кто-то пошел или не пошел. Шаик-старшая обладала даром пророчества. Но поначалу такой дар — не более чем семечко. Оно растет в свободе человеческой души. Видения Шаик очень сильно будоражили и беспокоили Дриджну. Бессмысленные видения; неясные намеки на беду без какой-либо определенности. И вообще, — пожала плечами новоявленная Шаик, — стратегия и тактика — проклятие любого откровения. Дриджна здесь не исключение.

Геборий поморщился.

— Это не предвещает ничего хорошего.

— Ошибаешься. Мы вольны все строить по собственным замыслам.

— Даже если богиня и не направляла тебя, кто-то же это делал. Иначе у Шаик не появилось бы таких видений.

— Сейчас ты перескочил на судьбу. Оставь эти споры для ученых мужей, Геборий. Не каждая тайна поддается разгадке, хотя ты явно думаешь по-другому. Прости, если мое мнение тебя задевает.

— Не надо извиняться, девочка. Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Если смертные — пешки на игральной доске богов, то и сами боги — тоже пешки на чьей-то доске.

— Богам противостоят природные стихии, — улыбнулась Шаик.

Геборий наморщил лоб.

— Знакомое высказывание.

— Еще бы! Оно как-никак вырезано на Имперских воротах в Анте. Слова Келланведа. Кажется, император произнес их, чтобы уравнять разрушение с созиданием и оправдать неукротимое стремление империи к завоеванию новых земель.

— Клобук тебя накрой! — прошипел старик.

— Никак я внесла сумятицу в твой разум?

— Да.

— Побереги свой пыл. На эту тему ты напишешь новый трактат. Уверена: кучка старых мозгокрутов пустится в пляс от восторга.

— Старых мозгокрутов?

— Твоих ученых коллег и читателей, Геборий.

Они опять помолчали.

— Что ты намерена делать? — тихо спросил старик.

— Ты о том, что произошло за пределами оазиса?

— Не произошло, а происходит. Прикрываясь твоим именем, Корболо Дэм устраивает бессмысленную и жестокую бойню.

— Именем богини, — поправила Шаик, уловив раздражение в своем голосе.

Ей хватило весьма резкого разговора с Леомом, когда речь шла о том же.

— Думаю, весть о «возрождении» донеслась уже и до него, — сказал Геборий.

— Нет. Я запечатала Рараку. Вокруг нас бушует такая буря, что песок заживо сдирает мясо с костей. Даже тлан-имасам ее не выдержать.

— Но ты же провозгласила вихрь Дриджны, — возразил старик.

— Этот вихрь поднял в Корболо Дэме сомнения и страхи. Ему не терпится завершить порученную миссию. Никто и ничто не сдерживает его. Корболо поступает сообразно своим бредовым замыслам.

— И что ты теперь станешь делать? Конечно, мы можем выступить в поход, но отсюда до Аренской равнины несколько месяцев пути. К тому времени Корболо успеет пролить столько крови, что у Таворы будет полным-полно оснований для жестокого подавления мятежа. Мятеж тоже не отличался милосердием, но после твоей сестрицы он покажется легкой царапиной на заднем месте.

— Ты считаешь, она меня превосходит. Да? В чем же? В тактике?

— Ты уже сама видела, девочка, насколько жестокой умеет быть Тавора, — сердито бросил ей Геборий. — А когда она увидит тебя стоящей здесь…

— В этом-то и кроется мое главное преимущество, старик. Тавора убеждена, что столкнется с пустынной ведьмой. С замарашкой, достойной презрения. Она не знает, кого встретит. Зато я прекрасно знаю свою противницу.

В гуле вихря Дриджны что-то слегка изменилось. Шаик улыбнулась. Вскоре перемену ощутил и Геборий.

— Что случилось?

— Геборий, путь до Арена не займет у нас месяцы. Неужели ты никогда не задумывался о природе этого вихря?

Незрячие глаза Гебория широко раскрылись. Интересно, каким его внутреннему зрению виделся этот столб, рожденный пылью и ветром? Однако, выслушав ответ Гебория, Шаик поняла, что он все увидел так, как надо.

— Боги, я ощущаю внутри вихря… проход.

— Это — магический Путь Дриджны, Геборий. Наша дорога на юг.

— Послушай, Фел… Шаик! Хватит ли нам времени, чтобы прекратить безумства Корболо Дэма?

Она не ответила, поскольку было уже поздно. Слишком поздно.

Едва Дюкр миновал ворота, руки в кольчужных перчатках грубо схватили поводья и недоуздок, заставив его испуганную лошадь остановиться. Другая рука — худенькая девчоночья рука — вцепилась в его запястье. Историк нагнулся и увидел Нетру с белым от ужаса лицом. От этого взгляда у него в жилах заледенела кровь.

— К башне! — умоляюще произнесла Нетра. — Быстро! С городской стены доносился странный шум, похожий на жужжание насекомых. В этом звуке, заполнившем пыльный воздух, было что-то мрачное. У Дюкра заколотилось сердце. Он соскочил с седла. Нетра потащила его сквозь толпу гарнизонных солдат и беженцев. Дюкр чувствовал руки других. Они слегка касались его, словно искали благословения или, наоборот, благословляли историка.

Арочная дверь распахнулась сама собой. Дюкр вошел в сумрачное пространство башни. Наверх вели каменные ступени. Странный звук нарастал, превращаясь в гул, в бессловесный крик гнева, ужаса и страдания. Внутри башенного колодца его повторяло эхо. С каждой ступенькой звук становился все пронзительнее.

На промежуточном этаже Дюкр и Нетра прошли мимо двоих лучников, прильнувших к узким окнам. Каждый держал в руках заряженный лук. На звук шагов воины даже не обернулись.

Чем ближе к крыше, тем светлее становилось на лестнице. Сверху слышался прерывистый голос:

— Слишком много… я ничего не могу сделать… нет… боги, простите меня… Много, слишком много…

Нетра выбралась на широкую площадку. Вскоре туда же поднялся и Дюкр. Возле внешней стены, спиной к нему, стояли трое. Того, кто был слева, историк узнал: Маллик Рель, советник Пормкваля. Последний раз они виделись в Хиссаре. Шелковые одежды советника трепетали на жарком ветру… Средним, вероятно, был сам Пормкваль — высокий, жилистый человек с покатыми плечами. Наряд Железного кулака отличался неимоверной роскошью. С дорогими одеждами не вязались бледные руки, ухватившиеся за зубец башни. Они дрожали, напоминая птиц, попавших в силок… Справа стоял крепко сбитый офицер в доспехах. Мускулистыми руками он крепко обхватил свое туловище, будто намеревался сломать себе ребра. Котел чувств, бурливший у него внутри, грозил в любую секунду взорваться.

На узкой деревянной скамье, разметав руки и раскинув ноги, сидел Нил. Юный колдун поднял землистое, постаревшее лицо и взглянул на историка. Нетра бросилась к брату, крепко обняла его и замерла.

Солдаты на городской стене теперь уже кричали во все горло, и жуткий этот звук прорезал воздух подобно смертоносной косе Клобука.

Историк подошел к стене и встал рядом с командиром. Рукой он оперся о красно-коричневый кирпичный зубец. Он только сейчас обратил внимание, что все трое пристально смотрят вдаль… У Дюкра перехватило дыхание. Ему было не так страшно, когда они двигались по Аренскому пути. Но картина, разворачивающаяся сейчас на склонах ближнего холма, повергла его в настоящую панику.

Кольтен!

У неистового виканца осталось менее четырехсот воинов, но над их головами гордо реяли знамена. Дюкр сразу узнал знамя Седьмой армии. Невдалеке развевался стяг с блестящим скелетом собаки — знамя клана Глупого пса. Почти рядом с ним трепетало знамя клана Вороны: бронзовый диск в оправе из черных крыльев. Все три знаменосца старались держать знамена как можно выше.

Охваченные звериной яростью, их со всех сторон теснили тысячи пехотинцев Корболо Дэма. Если в его армии и существовала какая-то дисциплина, то сейчас верх взяли самые низменные стороны человеческой природы: солдаты Дэма жаждали только убивать. В пространстве между склонами кургана и городскими стенами сгрудились всадники. Их расчет был понятен: не дать Кольтену отступить к Арену. Всадники старались особо не приближаться к аренским стенам, дабы не получить оттуда стрелу- Скорее всего, сам перебежчик Дэм и его старшие командиры расположились на предпоследнем холме. Недаром там спешно возводили помост, чтобы было удобнее следить за бойней.

Аренским солдатам досталась постыдная роль наблюдателей. Но даже окажись у них луки и арбалеты, расстояние было слишком большим для удачных выстрелов. Дюкр искал глазами Кольтена. Наконец он заметил виканского полководца в окружении уцелевших саперов и горстки военных моряков Лулля. От щита у Кольтена остался жалкий изуродованный кусок. Лезвие меча обломилось наполовину. Плащ из перьев блестел так, словно на него плеснули смолой. Историк увидел и Балта. Храбрый командир пытался отвести солдат к вершине холма. Вокруг него, будто телохранители, прыгали виканские псы, равнодушные к дождю стрел. Одна из собак была утыкана стрелами, словно еж иголками, однако продолжала наскакивать на вражеских солдат.

У Кольтена уже не было лошадей. У него не было ни одного воина из клана Горностая, а клан Глупого пса сократился до двух десятков солдат и полудюжины престарелых знахарей. Из клана Вороны уцелели только сам Кольтен и Балт.

Солдаты Седьмой армии выстроились так, чтобы защитным кольцом окружить Кольтена и виканцев. Лишь у немногих из них остались оружие и доспехи. Солдаты сражались голыми руками… и падали, изрубленные на куски. Головорезы Дэма продолжали издеваться и над мертвыми, вырывая им руки и разбивая черепа.

Руки Дюкра врезались в острые края зубца, сделав камень липким и скользким от крови. Он не сразу это заметил, а когда увидел, протянул окровавленные пальцы, намереваясь впиться Пормквалю в горло. Гарнизонный командир успел ему помешать.

Железный кулак в ужасе отшатнулся.

— Вы что, не понимаете? — закричал он. — Я не могу их спасти! Не могу. Врагов слишком много!

— Можешь, трус! У тебя что, не найдется отряда всадников? Да они бы за пару минут добрались до холма.

— Нет! Их раздавят. Я не имею права рисковать людьми!

— Вы правы, историк, — не разжимая губ, произнес командир гарнизона. — Но он этого не сделает. Железный кулак не позволит нам спасти товарищей.

Дюкр пытался вырваться из его сильных рук, но безуспешно.

— Мы пытались, — упавшим голосом добавил офицер. — Мы все пытались.

— Господин Дюкр, поверьте, у меня сердце кровью обливается, — шагнул к нему Маллик Рель. — Но Железный кулак оправдывает свое звание. Его невозможно поколебать.

— Но это же откровенное убийство! — прохрипел Дюкр.

— За которое Корболо Дэм заплатит, и дорого заплатит, — с пафосом заявил Рель.

Дюкр вновь повернулся лицом к холму.

Седьмая и виканцы гибли у него на глазах. Рядом, почти на расстоянии арбалетного выстрела. Душевная боль выворачивала его наизнанку.

«Я не в силах это видеть… Однако я должен видеть это. И запоминать».

У Кольтена осталось меньше сотни солдат. Сражения больше не было; происходившее теперь называлось откровенным убийством. Впрочем, нет, солдаты Корболо сражались между собой — кто раньше нанесет очередной жертве смертельный удар. С дикими воплями они потрясали трофеями — отрубленными кистями рук и ушами. Седьмая таяла, из последних сил защищая своих командиров… тех, кто сумел провести их через весь континент, чтобы погибнуть в тени стен Арена.

«Заботливость» Пормкваля о десяти тысячах малазанских солдат, обреченных быть свидетелями беспримерного надругательства над соратниками, называлась по-иному — предательство.

Дюкр не представлял, как и чем держится Кольтен. Историк вдруг понял, почему зловещее пыльное облако двигалось медленнее, чем могло бы. Все это было настолько чудовищно, что разум отказывался ему служить.

Падали последние солдаты Седьмой. Балт охранял знаменосца, держа в каждой руке по кривой сабле. Вражеские солдаты обступили их со всех сторон и смыкали круг. «Загоняют в угол! Как кабана!»

Десяток копий вонзились Балту в тело. Он упал. Но даже лежа храбрый виканец ухитрялся отправлять к Клобуку своих врагов. Наконец его пригвоздили к земле. Замелькали мечи и сабли. С Балтом было покончено.

Знаменосец, всунув древко знамени между трупами, попытался броситься ему на помощь. Ударом сабли ему отсекло голову, и она, подпрыгивая, отскочила к окровавленному древку… Так капрал Лист, переживший немало смертей на учениях под Хиссаром, закончил свою войну, которую нашел.

Через несколько минут были смяты и последние виканцы из клана Глупого пса. Их знамя рухнуло, а на копьях гогочущих солдат Дэма взметнулись окровавленные скальпы, разбрасывая фонтаны красных брызг.

Окруженный горсткой саперов и моряков, Кольтен все еще сражался. Разъяренные его упрямством, головорезы Дэма изрубили в куски последних защитников и навалились на виканско-го полководца.

К месту, где упал Кольтен, рванулась громадная виканская собака. Из ее боков торчало не менее десятка стрел. Вражеское копье перехватило ее, подняв сильного зверя вверх. Пес корчился от боли, сползая по древку, но все же успел сомкнуть челюсти на горле ухмыляющегося солдата, державшего копье.

Знамя клана Вороны качнулось и исчезло… Вот и все.

Дюкр замер. Он отказывался верить своим глазам.

За его спиной вдруг пронзительно застонала тонким голоском Нетра. Историк медленно обернулся. Юная колдунья по-прежнему обнимала брата, баюкая его как младенца. Однако голова ее была запрокинута, а глаза — широко раскрыты.

На плиты пола упали тени.

Вороны.

«Когда колдун Сормо-старший умирал на стене в Анте, за ним прилетело одиннадцать ворон, ибо столь велика была его душа, что никто из птиц не смог бы унести ее в одиночку».

Вороны заполонили все небо над Ареном. Они слетались отовсюду.

Стон Нетры делался все громче, будто кто-то вырывал душу и из ее тела.

Дюкр пошатнулся.

«Как я сразу не подумал? Убить Кольтена для них было бы слишком просто. Они хотят вдоволь поиздеваться».

Предчувствия не обманули его: Кольтена прибили к кресту, обрекая на мучительную смерть.

— Вороны не успеют его спасти! — закричала Нетра. Подскочив к окну, она вперилась взглядом в косой крест.

Она рвала на себе волосы, до крови расцарапав кожу на голове. Опасаясь, что Нетра чего доброго выдавит собственные глаза, Дюкр крепко схватил ее за худенькие, совсем детские запястья. Рядом с Корболо Дэмом на помосте стоял Камист Рело. Маг поднял руки. В небо взметнулась волна магической силы, ударив по кружащим над Кольтеном воронам. После войны с людьми началась война с птицами.

— Нет! — истошно кричала Нетра, корчась и пытаясь вырваться из рук Дюкра.

Историк предугадал ее отчаянное стремление прыгнуть вниз. Он из последних сил держал юную колдунью.

Вороны удалились к югу. Там они, словно войско, перестроили свои ряды и снова полетели в сторону холма. Камист Рело встретил их еще одним магическим ударом. Стая поредела на несколько сотен.

— Освободите его душу! Выпустите ее из тела! Освободите душу! — требовала Нетра.

Командир гарнизона шагнул к спуску и позвал адъютанта.

— Щербатого ко мне! — ледяным тоном приказал он.

Адъютанту не понадобилось спускаться. Он подошел к дальней стене, пригнулся и крикнул:

— Щербатый! Немедленно сюда!

Камист Рело в третий раз ударил по воронам. Они опять отлетели в сторону и закружились над Аренским путем, готовясь вернуться к холму, где их ждала смерть.

На городских стенах стало тихо.

Нетра перестала вырываться и повисла на руках у Дюкра. Нил неподвижно лежал на полу возле скамьи; бездыханный, а может, и мертвый. Тело юного колдуна было мокрым от собственной мочи, которая лужицей разлилась по полу.

Снизу донесся топот.

— Щербатый все это время помогал беженцам, — сказал командиру адъютант. — Вряд ли он знает о случившемся.

Дюкр заставил себя повернуться к холму, к одинокой фигуре на кресте. Кольтен был еще жив. Они не позволят ему умереть, не отпустят его душу. Камист Рело прекрасно сознавал всю чудовищность своего преступления, однако хладнокровно уничтожал вместилища для души поверженного виканского полководца. Подножие холма напоминало муравейник с большими злобными муравьями — солдатами Корболо Дэма.

В Кольтена летели… окровавленные куски тел; останки воинов его армии. За свою жизнь Дюкр повидал немало человеческой жестокости. Но то, что творилось на холме, находилось уже за пределами человеческих понятий и представлений.

— Давай сюда, Щербатый! — угрюмо произнес командир гарнизона.

На площадку вылез коренастый седой солдат. Едва взглянув вдаль, он все понял.

— Боги милосердные, — прошептал Щербатый.

— Возьмешься? — спросил командир.

— До него, Блистиг, — полтысячи шагов.

— Знаю.

— С первого выстрела может и не получиться.

— Так действуй, а не рассуждай!

Форменная одежда на Щербатом выглядела так, будто он годами не стирал и не штопал ее. Он снял с плеча большой лук, притиснул к бедру и начал проверять тетиву. Дрожащими руками Щербатый закрепил ее. Потом он выпрямился и стал перебирать стрелы в своем колчане.

Камист Рело в очередной раз ударил по воронам. Наконец Щербатый выбрал стрелу.

— Я буду целить в грудь. Самая надежная цель. Можно ударить наверняка и освободить несчастную душу.

— Еще одно слово, Щербатый, и я вырву тебе язык, — прошипел Блистиг.

Солдат вложил стрелу в лук.

— Освободите мне место.

Дюкр оттащил бездыханную Нетру подальше от внешней стены.

Лук Щербатого был почти равен его росту. Воин напряг мышцы, отчего они сделались похожими на перекрученные пеньковые канаты. Щербатый натягивал тетиву, не обращая внимания, что жила царапает ему челюсть. Он уже собирался пустить стрелу, как вдруг замер. Дюкр впервые увидел его глаза — черные бусинки, окруженные красноватыми белками.

— Ты что, Щербатый? — с нескрываемым страхом спросил Блистиг.

— Так это… Кольтен? — выдохнул старый солдат. — Вы хотите, чтобы я убил Кольтена?

— Я не хочу. Это приказ!

Нетра вскинула голову и умоляюще взмахнула окровавленной рукой.

— Освободи его… Пожалуйста.

Щербатый взглянул на юную колдунью. По его щекам катились слезы. Руки солдата перестали дрожать, и лук замер в них.

«Клобук его накрой! Он плачет! Он не может целиться!» — в отчаянии подумал Дюкр.

Тетива пропела свою короткую песню. Громадная стрела вырвалась в небо.

— Боги! — простонал Щербатый. — Высоко… слишком высоко.

Стрела прошла через стаю ворон, никого не задев, и начала снижаться.

Дюкр готов был поклясться: Кольтен успел увидеть и приветствовать дар избавления. Через мгновение железный наконечник стрелы пробил ему лоб и глубоко вонзился в мозг. Голова виканского полководца откинулась набок… Он был мертв.

Солдаты Корболо Дэма попятились назад.

Громко каркая и хлопая крыльями, вороны закружились над крестом. Их крылья били мятежников по головам. Камист Рело попытался им помешать, но его магию смяла другая сила. Возможно, то была душа Кольтена, поднимающаяся вверх вместе с птицами.

Черное облако полностью скрыло и Кольтена, и крест. Издали вороны были не крупнее мух… Они взмыли в небо и исчезли, унося с собой виканского полководца из клана Вороны.

У Дюкра подгибались ноги. Он прислонился к стене. Нетра тихо выскользнула из его рук. Окровавленные волосы разметались у нее по лицу.

— Я убил его, — плачущим голосом повторял Щербатый. — Я убил Кольтена. Кто лишил его жизни? Жалкий старый солдат из армии Пормкваля. Я убил самого Кольтена… Боги, смилуйтесь над моей душой.

Дюкр порывисто обнял его. Щербатый выронил лук, и тот с глухим стуком упал на пол. Историку казалось, что этот человек буквально рассыпается на части, зримо старясь с каждым вдохом.

Блистиг испытывал к своему солдату иные чувства. Схватив Щербатого за воротник, он поставил его на ноги.

— Ты что скулишь, глупец? К концу дня десять тысяч солдат будут повторять твое имя. Они будут его твердить, как молитву.

Историк вздрогнул от этих слов. Он закрыл глаза. Следом пришла мысль: «Сегодня я только и делаю, что утешаю сокрушенных. Знать бы, кто вот так же обнимет меня и произнесет слова ободрения».

Когда Дюкр открыл глаза, он увидел перед собой Пормкваля. Рот Железного кулака беззвучно шевелился, словно умоляя о прощении. На худощавом, мокром от пота лице Пормкваля был написан ужас. Он боялся взглянуть историку в глаза.

На холме армия Корболо Дэма пришла в смятение. До них только сейчас дошел смысл произошедшего. Послышались отдельные выкрики, но они быстро стихли. Холм окутала зловещая тишина.

Вороны улетели. Окровавленные перекладины креста были пусты. Небо затягивалось облаками.

Дюкр опять взглянул на Пормкваля. Тот сжался, превратившись в тень Маллика Реля. Железный кулак тряс головой, будто отрицая реальность этого дня.

«Будь ты трижды проклят, Железный кулак! Этой бойни никто и никогда тебе не простит».