"Стрелы Геркулеса" - читать интересную книгу автора (де Камп Лайон Спрэг)

Тарент

Когда «Муттумалейн» зашел в гавань Мессаны, образованную выходящим в море изогнутым полуостровом Серпа, алое солнце опускалось за Холмы Посейдона. Опустили хлопающий на ветру желтый парус, матросы с ворчанием взялись за весла. Наконец, корабль пришвартовался у пирса. Пассажиры вышли на берег и разошлись в разные стороны, на прощание пожав друг другу руки, похлопав по спине или просто помахав рукой.

Зопирион пробирался сквозь толпу. Мальчишки, сдающие ослов внаем, нищие, сутенеры, проводники, пьяные матросы, грязные шлюхи и бездельники… Заприметив в толпе приличного вида юношу, он обратился к нему с вопросом.

— Вы не знаете, где живет Ксанф, сын Главка, землевладелец?

— Кай малиста !

Зопирион дал мальчишке кусок папируса и бронзовую монетку, пообещав дать еще одну, если тот доставит его письмо. Мальчик согласился и побежал относить письмо, в котором Зопирион предупредил семью Коринны о случившемся, чтобы у них было время подготовиться к встрече путешественников с их скорбным грузом.

Зопирион с Софроном подняли носилки с телом погибшего. Вслед за ними пошла Коринна в сопровождении второго раба и двух нанятых в гавани носильщиков. Трое последних, пошатываясь от тяжести, тащили весь багаж.

— Откройте! — резко выкрикнул Софрон, когда они подошли к дому Ксанфа.

Дверь в дом отворил слуга. В проеме показался толстый пожилой человек, и Коринна бросилась в его объятия, заливаясь слезами и рассказывая о случившемся. Наконец она затихла и, отойдя в сторону, представила Зопириона отцу.

— Входите, о Зопирион, — пригласил Ксанф. — Сандалии и плащ отдайте слугам.

Остальные тоже последовали за Ксанфом: пара слуг, хрупкий черноволосый юноша — Главк, брат Коринны, и невысокая женщина средних лет — ее мать Эйрена. Пока родители девушки плакали и переживали вместе с ней, Зопирион с Софроном занесли носилки во внутренний дворик, после чего Главк показал тарентийцу его комнату.

Спустя некоторое время Зопириона позвали во дворик. Эйрена и Коринна удалились на женскую половину дома. Юноше было хорошо известно, что ему не полагалось встречаться с ними за исключением особых случаев. Ксанф пожал Зопириону руку.

— Трижды добро пожаловать, о Зопирион, — с отдышкой произнес хозяин дома. Его толстое брюхо выдавалось далеко вперед, а по обеим сторонам огромной лысой головы торчали кустики седых кудрявых волос. На шее висело несколько амулетов. Толстяк двигался медленно и неуклюже, очевидно, у него были проблемы с дыханием.

— Очень жаль, что мы познакомились при столь трагических обстоятельствах, — произнес Зопирион.

— Мой брат вел непоседливый образ жизни, и его время пришло, — ответил мессанец. Когда я получил твое письмо, мне в голову полезли ужасные мысли о моей дочери. Но, расспросив ее и Софрона, я узнал, что ты вел себя достойно.

— Я честный человек господин.

— Очень хорошо! Большинство посчитало бы ее обесчещенной, раз она путешествует подобным образом под защитой незнакомого мужчины. Несмотря на то, что она не девственница, в нашем доме придерживаются правил приличий. Но человек не может спорить с богами, и ты поступил, как и подобает гражданину.

Когда слуги поставили на стол блюдо со свиным выменем, приправленным перцем и солеными морскими ежами, Ксанф выпил немного вина и прочитал молитву.

— Расскажи мне за обедом о ваших приключениях, — сказал он немного погодя.

Зопирион заговорил, то и дело останавливаясь, чтобы проглотить кусок. Он рассказал о счастливом избавлении от опасности тарентиийских посланцев по дороге в Кумы, о сражении с пиратами, о гибели сошедшего с ума капитана Ифбаала. Когда смешали вино, он перевел разговор к тому, что более всего занимало его.

— Не думал ли ты, Ксанф, о том, чтобы снова выдать замуж свою дочь?

Хозяин дома внимательно посмотрел на гостя из-под тяжело нависших бровей и слабо улыбнулся.

— Ну конечно! Каждый должен делать все возможное для своих близких. Однако здесь есть некоторые — ох! — трудности.

И Ксанф улыбнулся так широко, что его зубы блеснули в полумраке.

— Отец хочет сказать, господин Зопирион, что тот гнусный и готовый на все мерзавец не хочет отдавать приданое моей сестры. По нашим законам он обязан это сделать, но, находясь в Мотии, он запросто посылает нас куда подальше.

— И это не единственное препятствие, — сурово взирая на сына, произнес Ксанф. — А почему это тебя так интересует, юноша?

Зопирион почувствовал, как к горлу подкатил ком, такой огромный, что, казалось, он сейчас задохнется.

— Потому что я… я был бы очень рад, если бы ты признал меня своим зятем. Конечно, я понимаю, мое обращение к тебе весьма необычно. Ведь сначала должны договориться наши семьи. Но они в Таренте, и…… — голос куда-то провалился, юноша едва дышал.

Ксанф глубокомысленно кивнул.

— Я так и думал, что ты заговоришь об этом. Я согласен с тобой: подобный разговор необычен для людей нашего круга. Но настоящее положение Коринны тоже достаточно странно. Нет смысла воротить носы друг от друга, — улыбнулся пожилой толстяк. — Мне кажется, ты любишь мою дочь.

— Да, господин, конечно люблю!

— Хорошо! Но каждый разумный человек скажет: влюбляться до свадьбы — это ошибка; свадьба, бережно и расчетливо устроенная родителями — единственное, на что можно полагаться. Но ввиду отсутствия у Коринны приданого мне совершенно не хочется вдаваться в подробности. Как ты думаешь, что сказал бы твой отец?

— Пока не знаю.

— Кто твой отец? Из какой ты семьи? Какое у вас состояние? Кто ваши предки? В свою очередь я мог бы рассказать, что мое происхождение благороднейшее из благородных, почти то же касается и моей жены. Наш род берет свое начало от трех богов и двух героев. А ваш?

— Наверное, ты должен об этом узнать. На одну часть я перс. Мой отец… — и Зопирион рассказал о своей семье и о семейном деле в Таренте.

— У каждого из нас есть слабые места, которые мы могли бы противопоставить друг другу. Персидская кровь в твоих жилах меня мало волнует, тем более что персы — наиболее аристократичны из всех варваров. Твой отец — весьма уважаемый человек, однако, его состояние вложено в дело, но не в землю. А земля, конечно же, наилучшая собственность, как у меня.

— Конечно, я не отпущу с тобой Коринну совершенно без средств. Однако не стоит ожидать, что приданое будет таким же, как когда она была девственницей. Если только ты не отберешь ее долю от богоненавистного Илазара. Расскажи мне о себе.

Улыбаясь, Зопирион протянул руки.

— Что я могу рассказать тебе господин? Если начну рассказывать, насколько я хорош, ты сочтешь меня хвастуном, а если расскажу нечто плохое, ты мне вряд ли поверишь.

— Рассказывай, я рассужу сам. Например, каково твое отношение к религии?

— Я пифагореец, хотя, боюсь, не достаточно совершенный.

— Хм… Школа еретиков, однако к ней я отношусь вполне терпимо из-за их высоких нравственных принципов. Я заметил, что ты ел мясо, которым тебя угощали.

— Именно это я и имел в виду, когда говорил о своем несовершенстве. Мастер советовал своим последователям пользоваться собственным разумом, а мой разум никогда не принимал всерьез правила, относящиеся к питанию.

— Как бы ты описал свой характер?

— …господин, я… Я полагаю, что во мне, как и во всяком другом человеке, присутствует как плохое, так и хорошее. Я знающий конструктор, и, думаю, что всегда смогу прилично заработать себе на жизнь. Я стараюсь выполнять обещания и исполнять свой долг. Я сдержан в страстях и никогда не был уличен в преступлении. С другой стороны, я не претендую на роль великого героя, или красавца, или атлета, тирана или демагога, потому что я привык тяжело работать и не боюсь испачкать руки.

— А каково твое отношение к политике? Придерживаешься ли ты консервативных взглядов, уважаешь ли древний установленный богами порядок вещей? Или ты безумный преобразователь, который только и мечтает, чтобы низвести лучших людей до своего собственного состояния?

— Я почти не обращаю внимания на политику. Я стараюсь заниматься своим ремеслом, оставляя за другими право бросаться в бурное море политических споров.

— Обычно люди тогда удовлетворены собственным делом, когда оно заслуживает того, — отметил Ксанф.

— Благодарю тебя, господин. Будет что ответить, когда услышу очередной упрек в отсутствии гражданского духа. По правде говоря, это от недостатка сообразительности. Нельзя быть первым во всем. Для меня камень, древесина или бронза — это тихие, заслуживающие доверия вещи, от которых получаешь то, что ожидаешь. Но люди — нет! Человек никогда не знает, что сделает в следующее мгновение. Некоторые, вроде моего друга Архита, рождены с инстинктом управления. Но только не я. Я поглощен событиями собственной жизни, и пусть все вокруг идет, как идет. Я не буду перепрыгивать через головы и выхватывать штурвал из рук у рулевого, пользуясь малейшим предлогом. Тем не менее, то, что я делаю, я делаю наилучшим образом.

— Коринна рассказывала, что в Италии ты весьма энергично преодолевал препятствия, бросаясь в самую гущу событий. Клянусь Герой, я могу уличить тебя в некоторых неточностях в представлении собственных добродетелей, а не в хвастовстве, как некоторых героев Гомера! Расскажи мне о своих предках. Хотя бы несколько последних поколений. Не стоит начинать со времени, когда Аполлон овладел женщиной — матерью твоих предков — на слоне холма задолго до того, как на свет появился Феогнид. [42] Не думаю, что ты представишь лучшее происхождение, чем у Коринны.

Зопирион с трудом подавил улыбку.

— Повторюсь, мое происхождение смешанное. Мой прадедушка, сатрап Багабукшей, или, выражаясь по-гречески, Мегабаз, был главой клана Дадучид и одним из самых могущественных людей царства. Возможно, вам довелось услышать о его фантастическом возвышении при Ксерксе и Артаксерксе I.

— Неужели? — удивился Ксанф. — Очень интересно. Вы поддерживаете связи с персидской ветвью рода? Если им придется бежать оттуда, это может оказаться очень полезным. Помните, что произошло с великим Фемистоклом?

— Нет господин, я никого из них не знаю. Если бы мы поехали во владения Великого Царя, думаю, мы бы встретились с ними. Благородные персидские семьи редко вымирают сами или в результате насильственных смертей — у каждого вельможи достаточно жен.

— Это верно, но давай вернемся к твоей семье.

Зопирион продолжил рассказ.

— Однажды, когда Мегабаз взбунтовался против своего царственного господина, его сыну Зопириону пришлось спасаться бегством в Афинах. Там он взял в жены Фию, дочь афинского гражданина. Не знаю, каким образом афинянин разрешил своей дочери выйти замуж за чужеземца, но ты, наверное, слышал, насколько горячи и страстны персы в вопросах любви.

Во всяком случае, Зопирион вскоре погиб в сражении во главе афинского войска, оставив мою бабушку Фию с младенцем на руках. Когда мой отец подрос, его отдали и в подмастерья к Рхату, конструктору-египтянину, проживающему в Афинах. Когда отец стал достаточно взрослым, чтобы завести собственное дело, он вместе с моей бабушкой отправился в Тарент, чтобы получить там гражданство. Там он женился на Агате, дочери Бесса, сына Мирона из Милета.

Мирон служил при дворе Великого Царя. Ксеркс послал его вместе с другом по имени Бесса на поиски истоков Нила. Их путешествие было полно удивительных приключений, как, например, схватка с обезьяной размером с буйвола и множеством других. Именно в это время Мирон пришел к выводу, что земля круглая, эта идея занимает сейчас умы многих философов. По завершении странствий он переехал на запад и закончил свои дни в Таренте, будучи всеми уважаемым философом.

Несмотря на то, что Мирону было далеко за пятьдесят к тому времени, как он переехал в Тарент, он, тем не менее, женился на вдове средних лет и родил сына, назвав его в честь старого друга Бессом. А дочь Бесса Агата впоследствии стала моей матерью. Мой отец часто говорил мне с долей иронии, что когда-то в Персии долго и мучительно враждовали между собой Бесс и его друг Мирон с одной стороны и Дадучиды с другой. И до сих пор, когда между отцом и матерью разгораются споры, он говорит: «Ну что, дорогая, не собираешься ли ты возобновить старую вражду между нашими семьями?»

— Твоя родословная гораздо интереснее моей, несмотря на то, что ты не чистокровный эллин, — заметил Ксанф. — Но я не сказал тебе еще об одном. Я мечтаю о внуке.

— Да?

— Да. В моем возрасте человек начинает подумывать о смерти. И я беспокоюсь о том, чтобы о моем духе заботились последующие поколения законнорожденных потомков. Да, я знаю, — жестом руки он попросил Зопириона не перебивать, — ты надеешься вместе с женой родить детей. Но у Судьбы свое мнение по этому поводу, и в ряде случае живой потомок имеет большее значение, чем несколько еще не рожденных. И, кроме того, мне хочется дать несчастному полукровке настоящее греческое имя и образование.

Коринна рассказала мне о пророчестве Сивиллы. И мы тщательно взвесили ее слова. Верни нам мальчика, и я найду способ возблагодарить тебя, в том числе и материально. А в противном случае, никаких гимнов в честь Гименея.

У Зопириона замерло сердце.

— Я уже говорил тебе, что я не герой. К тому же я должен вернуться в Тарент?

Ксанф сделал резкий жест.

— Конечно же, должен, если ты обещал. Обо всем остальном всегда можно будет договориться позже.

— Я надеялся здесь сыграть свадьбу и забрать Коринну с собой.

— Послушай, юный негодяй, неужели у тебя отсутствует хоть малейшее представление о морали?! Без обычного обсуждения женитьбы семьей и мной, без разрешения твоего отца и формальной помолвки и прочего? Поворачивай свою колесницу обратно к началу пути! Юношам свойственна горячность в подобных вопросах. Я понимаю тебя, хотя и не одобряю.

Ксанф допил вино, отставил в сторону кубок и уселся поудобнее.

— Я должен организовать похороны моего брата. Главк, не сходить ли тебе к Кулону с нашим юным другом?

— Это одна из лучших таверн в городе, — пояснил он Зопириону. — Я проникся интересом к ее делам с тех пор, как начал сдавать в аренду помещения. Все полагали, что только сумасшедший будет строить такое большое здание — на двадцать мест. В нем поместятся все сорок, если не будут очень глубоко дышать. По эту сторону от Афин у Кулона самая большая таверна. Все, включая и меня, полагали, что она через месяц обанкротится.

— Но у Кулона был четкий план. Для капитанов, готовых провести вечер, отвечая на вопросы и рассказывая новости из дальних стран, у них приготовлен бесплатный грог. Они пачками валят в таверну, день за днем, а владелец лишь подсчитывает прибыль. Некоторые из его девочек совсем недурны, ты мог бы и сам попробовать. После того, как ты десять дней сдерживал свои желания рядом с моей дочерью, твоя мачта, наверное, крепка как посох.

У Кулона в самом деле было полно народу. Юноши пробирались сквозь толпу, некоторые из посетителей выражали Главку соболезнования по поводу смерти дяди. Трое молодых людей стояли отдельно от других — это были зятья покойного Нестора. Вскоре четыре юных мессанца, склонив друг к другу головы, завели тихий серьезный разговор, касающийся вопросов собственности и наследства.

— Послушай, Зопирион, я не буду пить. Пока тело дяди Нестора не предано земле, это неприлично, — сказал Главк. — Но почему бы тебе не развлечься? Если ты проберешься вперед, то сможешь сесть у того окна, пока на это место никто не позарился. Позже я присоединюсь к тебе.

Зопирион направился было к окну, но опоздал: другой человек успел занять место раньше него. Юноша стоял и растерянно оглядывался по сторонам.

— Иди сюда, господин Зопирион! Мы с друзьями подвинемся, и вам найдется местечко, — произнес Асто, помощник капитана с «Муттумалейна».

Наконец, юноша, не обращая внимания на сердитые взгляды и ворчанье людей, которым пришлось потесниться, втиснулся на освобожденное место.

— Зопирион, это Инвит из Карии. Он занимается выкупом пленников. С ним мы избороздили почти все внутреннее море. Инвит, познакомься, это Зопирион, сын Мегабаза, конструктор из Тарента.

— Будь в добром здравии! — приветствовал его Инвит, приземистый, с широким как бочонок торсом и огромной массивной головой, крючковатым носом и коротко подстриженной черной колючей бородой. Несмотря на полное отсутствие красоты, он держался дружелюбно.

— Твоя работа, наверное, невероятно интересна!

Зопирион пожал плечами.

— Это моя жизнь. Твое дело меня восхищает не меньше. Какая причина привела тебя на этот путь?

Инвит широко улыбнулся, показав недостаток зубов.

— Наихудшая из возможных: я сам был рабом.

— Как?

— Именно так. Я не забочусь о сокрытии этого факта. Не люблю ни малейшей неискренности. В Карии, где я жил, однажды зимой случился страшный голод, и родители продали меня в рабство. Пусть тебя это не пугает. Будучи рабом я остался жив, а моя семья умерла с голоду. Только таким образом они смогли обеспечить меня раз в день приличной едой. Нужда — жестокий учитель.

— Но тогда как тебе удалось завести свое дело?

— За последующие несколько лет мне довелось сменить трех хозяев. Один из них был еще ничего, но два других просто нечестивые ублюдки, расхитители гробниц. Особенно выделялся последний, афинянин.

— А в чем это выражалось?

— У него был на редкость гнусный характер. Когда он чуточку выпивал, то вымещал злобу на своих рабах. Мне повезло, я отделался парой выбитых зубов. В припадке бешенства одному несчастному он выколол глаза. Но в последствии именно по причине его отвратительного нрава мне удалось получить свободу.

— Как так?

— Избив одного из нас просто до кровавого месива, он почувствовал себя настолько виноватым, что некоторое время обращался с нами по-человечески. Ему было тяжело видеть на каждом из нас свои отметины. Думаю, в нем проснулось сознание. Он позволил мне работать на другого хозяина, за это я отдавал ему половину заработка. За несколько лет мне удалось выкупить себя.

— Как раз в это время родственник моего последнего хозяина попросил меня съездить в Сиракузы и выкупить его сына. Тот во время поражения афинских войск был взят в плен, и теперь работал в каменоломнях. Я выполнил его поручение. Потом меня попросили еще раз, а за этой просьбой последовали новые. Мне довелось много путешествовать, я хорошо говорю на разных языках. Путешествия не пугают меня. К настоящему времени я избороздил почти все Внутреннее море, помогая людям выкупать родственников, захваченных в плен на войне или пиратами, либо украденных еще детьми и проданных в рабство. Если с тобой вдруг случится такое несчастье, знай, во Внутреннем море вряд ли найдется человек, который лучше меня сможет тебе пригодиться.

— А достаточно ли благодарны твои заказчики?

— В ряде случаев, да. Но ты был бы удивлен, узнав, сколько людей пытается увильнуть от выплаты последней суммы. Но я не жалуюсь. Еще будучи босоногим мальчишкой, я мечтал о путешествиях и, клянусь богами, я получил что хотел! Я видел много необычного. Кроме того, я бываю дома настолько редко, что мои близкие всегда радуются, когда я с ними.

— А где ты живешь?

— В Сиракузах. Понимаешь ли, в других городах у меня тоже есть — м-м-м — где остановиться, но жена и дети живут в столице Дионисия.

— А какое из твоих приключений было самым удивительным?

— Надо подумать. Наверное, когда я отправился выкупать пленника у одной своры пиратов, а меня захватила другая.

— Клянусь Зевсом Олимпийским, расскажи мне!

— Меня наняла богатая семья из Коринфа для выкупа Хремета, их кормильца, попавшего в руки сицилийских пиратов по пути на Кипр. Во главе пиратов был нумидиец Замар, его логово находилось в Келендрисе. Я отплыл из Коринфа. В моем поясе был зашит увесистый мешочек с тетрадрахмами. Капитан корабля — финикиец Садид из Солои на Кипре возвращался в родную гавань. Самое неприятное в моей профессии — это невозможность купить место на обычном торговом корабле до пункта назначения, в котором располагается логово пиратов. Потому что любой капитан, находящийся в своем уме, обходит подобные места за десять лиг. Поэтому последний отрезок пути приходится пересекать на крошечном челне или рыбацком судне с полоумным капитаном: ни один нормальный человек не возьмется за подобное дело. Несмотря на то, что большинство пиратов не обращают внимания на такие посудины, тем не менее, приходится иметь дело со странными и непредсказуемыми людьми.

— Мне кажется, все люди странные и непредсказуемые, — заметил Зопирион. — Но прошу вас, продолжайте.

— Итак, Садид намеревался пересечь Памфилийское море и зайти на Кипр. Но южным ветром нас снесло далеко за мыс Анемуриона, и мы потеряли его из виду. К нам стремительно приближалась шестидесятивесельная галера. Но капитан Садид не собирался сдаваться без боя. У него был крепкий корабль, усиленный дельфином. Ты знаешь, что это?

— Ты говоришь о крепком свинцовом бревне, привязанном к верхушке мачты?

— О нем самом.

— Когда галера подошла поближе, Садид дал команду раскачать бревно, и когда оно оказалось над палубой пиратского корабля, веревку перерезали. Дельфин полетел вниз. Но увы! В этот момент корабли волной отнесло друг от друга, и дельфин, вместо того, чтобы пробить дыру в днище галеры, упал в море между кораблями.

И тогда началась битва. Толпа визжащих как гарпии пиратов толпой ринулась к нам на палубу. Когда капитан Садид погиб в схватке, оставшиеся в живых матросы тут же сдались на милость победителей. Я не виню их: у пиратов было преимущество четыре против одного. Но, сдавшись, они ничего не выиграли. Пираты перерезали всех до одного, чтобы преподать урок морякам не сопротивляться честным морским разбойникам. Мне никогда не забыть картины: их головы с грохотом катающиеся по палубе, от борта к борту, в такт покачиванию судна.

Связав пассажиров, они перевели нас на свою галеру, изнасиловали женщин, всех обыскали, убили парочку особо сопротивляющихся, ограбили судно, подожгли его и были таковы. Естественно, что мой мешок с деньгами они отобрали. Тем не менее, мне удалось оторвать полосу от запасной рубашки и сделать из нее повязку на руку, спрятав в ней пригоршню серебра. Пока шла битва, я испачкал ее кровью. Несмотря на то, что обыскивали пираты очень тщательно, поднимали рубашку и проверяли, не спрятал ли я чего под ней, им даже в голову не пришло снять повязку.

Во главе банды стоял финикиец Ерубаал. Когда мы прибыли в его родной порт Нагидос, он расквартировал нас в деревне. Я протестовал против захвата и конфискации денег, предназначенных для выкупа. Свой протест я аргументировал тем, что люди, занимающиеся выкупом, должны быть неприкосновенны, как жрецы и врачи. Подобные действия могут привести к исчезновению подобного источника доходов, и от этого потеряют все. Но Ерубаал оказался матерым, грубым расхитителем гробниц. Рассмеявшись мне в лицо, он с силой хлопнул ладонью и сказал: «Одна рыба в сети лучше десяти в море», а также предложил мне попридержать язык, если есть желание его сохранить.

Отправка требований о выкупе и ожидание ответов занимает долгое время. Прошло дней десять, за это время я успел подружиться с людьми, в хижине которых меня поселили, а особенно с мальчуганом, который был полон решимости стать кровожадным пиратом, как и его отец. От него я узнал, что Келендерис — конечный пункт моего путешествия — был приблизительно в двухстах ферлонгах от Нагидоса. К тому же Ерубаал враждовал с капитаном Замаром, в плену которого находился мой клиент Хремет.

Опущу подробности, но скажу только, что мне удалось подкупить мальчишку, и он отправился с письмом к Замару, где я рассказал о судьбе денег, предназначенных для освобождения Хремета. Пираты Замара высадились на берег, и главарь прокричал свои требования о переговорах с Ерубаалом.

— Я здесь! Что тебе надо, свиное рыло? — поинтересовался Ерубаал.

Капитаны сильно отличались друг от друга. Ерубаал был толстым и жизнерадостным, любил поесть, выпить, поговорить, был балагуром и хвастуном. Замар, напротив, был высокий, гибкий, смуглый и угрюмый.

— Мне нужен мой поверенный по выкупам, Инвит из Карии, и деньги, предназначенные для выкупа одного из моих пленников, — потребовал Замар.

— Да пошел ты к Будь ты проклят! — ответил Ерубаал. — Клянусь зубами Танит, я никогда не отдам то, что принадлежит мне! Тем более, эти деньги уже в общей казне.

— Ты правишь бандой из рук вон плохо, нарушая все обычаи, позорный содомит! — сказал Замар. — Если не отдашь мне посланца и деньги, клянусь богами, я возьму их силой!

— Попытайся, — ухмыляясь, ответил Ерубаал. — Вижу, тебе не довелось наблюдать меня в схватке!

Замар взглянул на своих людей, вынимающих из ножен мечи и натирающих ядом лезвия, и людей Ерубаала, также готовящихся к битве.

Все пленники и жители деревни столпились за пиратами Ерубаала, наблюдая за происходящим. Некоторые даже поспорили о том, кто из пиратов победит. Наконец Замар поднял руку, оглядывая своих головорезов, и обратился к Ерубаалу:

— Уже давно, кусок свиного сала, я мечтал пронзить твое зловонное сердце. Но нет причины положить в этой схватке половину наших парней. Если ты не боишься, давай встретимся один на один. Победитель получает все!

— Клянусь железной палкой Мелькарта, это меня устраивает, — ответил Ерубаал и бросился на Замара с мечом в одной руке и щитом в другой. Раз за разом сходились они в жестокой схватке: удар, защита, отступление, ответный удар, защита, наступление и отступление. Оба были прекрасными бойцами. Нумидийцу было проще дотянуться до противника. Финикиец же был сильнее, для человека его комплекции он был невероятно подвижным и ловким. Столпившиеся вокруг пираты гримасничали, визжали и хихикали как стая диких обезьян.

Было трудно предугадать, какой из двух капитанов одержит верх, но тут один из людей Ерубаала выбежал вперед и нанес удар в спину Замару. Не успел он упасть на землю, как один из его людей в свою очередь вонзил дротик в спину Ерубаала. Оба капитана упали, а их банды сошлись в жесточайшей схватке.

Силы были приблизительно равные. Все смешалось. Разбойники кололи друг друга пиками, рубили мечами, били руками и ногами, кусались и царапались, кровь лилась ручьем. Было невозможно определить, на чьей стороне перевес, и тут боги вразумили меня. Когда тот или иной пират из сражавшихся с краю падал замертво, я храбро бросался к нему, хватал оружие и передавал одному из пленников. Вскоре все мы были вооружены.

Через некоторое время из участников схватки осталось лишь шесть или семь пиратов со стороны Ерубаала и четверо со стороны Замара. Израненные, они с трудом держались на ногах, из ран лилась кровь, оставляя алые полосы на их грязных шкурах.

— Отлично, а теперь наша очередь, — сказал я пленникам.

Мы вышли вперед и встали в одну линию. У каждого из нас в руках были копье, меч или топор. Многие прикрыты щитами. Несмотря на то, что мало кто из нас мог похвастаться воинским искусством, мы были полны сил и превосходили пиратов по численности в соотношении два к одному. Началась не схватка, а резня. Изможденные пираты с трудом двигались. Мы порубили их как кустарник, за исключением последних двух. Им была оставлена жизнь, но лишь за тем, чтобы подвергнуть их пыткам.

Так закончилась буйная жизнь Ерубаала, Замара и их весельчаков. Мы сожгли корабль Ифбаала и все более мелкие суда в гавани, и отправились вдоль побережья на корабле Замара. К счастью, среди нас оказались моряки. Одного из них мы избрали капитаном, и благодаря его руководству и посланным богами ветрам мы без проблем добрались до Тарса. У некоторых господ из бывших пленников появление мозолей от весел вызывало жалобные стоны, но мы не испытывали к ним сострадания.

Мы зашли в Келендерис и взяли на борт всех пленников Замара, включая моего Хремета. И представляешь, этот подлец еще пытался получить назад деньги, предназначенные для выкупа! Мы решили обсудить этот вопрос на общем собрании. Хремет утверждал, что полагается оплатить мои труды, но так как выкуп как таковой мне не принадлежал, то после смерти Замара выкупную плату должен получить он. Я настаивал на том, что его семья дала мне деньги на его освобождение. А раз он освобожден, то вопрос о том, каким образом я распорядился деньгами, его совершенно не касается.

Собрание постановило, что деньги я должен оставить себе, выдав Хремету средства, достаточные для покрытия дорожных расходов до Коринфа и для непредвиденных обстоятельств. Она составила несколько драхм, и меня это вполне устроило. Оставшуюся часть денег я заплатил за дом в Сиракузах. А теперь, господин Зопирион, давай поговорим о нашем с тобой деле.

— Со мной?

— Да. В данный момент дело не касается выкупа, но…

— Капитан — рассказчик сегодняшнего вечера — готов начать, — перебил их Асто. — Его зовут Абданаф из Тира. Помолчите и послушайте новости, о любители потрепать языками.

Абданаф из Тира, стоя на свободном пятачке, потягивал вино из кубка.

— Доблестные мужи! Я только что прибыл из Тира, по пути делая остановки в Родосе, Афинах и Сиракузах. У меня еще остались пурпурные одежды из Тира, изысканные стеклянные предметы из Акая, афинская расписная посуда, вино из Кианта…

— Да, это все здорово, но расскажи нам новости! Дела подождут, — перебил его некий человек.

Абданаф поклонился ему.

— Слушать — значит, слушаться, о господин. Вы знаете, что спартанцы заключили мир с эллинами и объявили войну сатрапу Тиссаферну. Они захватили оккупировали земли Великого Царя в Лидии. Говорят, что к ним маршируют шесть тысяч греческих наемников, оставшихся от десятитысячного войска, вторгшегося в Персию под знаменами царевича Кира, и вынужденного пробивать себе дорогу назад чуть ли не через всю Азию после того, как Кир потерпел поражение при Кунаксе.

Царь Спарты Агис умер, а на престол взошел Агесилай. Царь Македонии Архелай погиб на охоте. Эроп — опекун Ореста, царского сына, убил его и узурпировал трон. А афиняне арестовали философа Сократа по обвинению в растлении молодежи.

— Не этого ли следовало ожидать от блудливых ублюдков? — сказал кто-то из слушателей. После длительной пятнадцатилетней давности оккупации афинянами Сицилии, жители острова их страстно возненавидели их и не упускали ни одной возможности посмеяться над греками.

— Египтянин Тамос, который был наместником Великого Царя в Ионии, бежал в Египет и был убит там другим сатрапом. В Египте очень неспокойно, во Фракии голод, в Элладе поднялись цены на оливки… — продолжал рассказ капитан Абданаф.

Слушатели начали задавать вопросы, большей частью они интересовались местной политической жизнью городов Запада и ценами на различные товары.

— Я уже говорил, у меня к тебе небольшое дело, — тихо сказал Ивнит Зопириону. — Не заинтересует ли тебя постоянная работа, которая оплачивается лучше, нежели труд конструктора строитель в этих краях? К тому же возможность изобретать, разрабатывать оригинальные идеи и прославиться на весь мир?

— Звучит великолепно, — сказал Зопирион. — Но я должен посоветоваться с отцом: у нас с ним общее дело. А кто предлагает такие щедрые условия? Дионисий?

— Именно. Теперь его держава в полной безопасности. Дионисий полон великих планов по благоустройству и украшению Сиракуз и подвластных ему городов, повышению их военной мощи. Трудность состоит в поиске человека, имеющего необходимые навыки и способного справиться с реальным объемом работ. Нетрудно нанять обычного каменщика или плотника, способных сделать вполне приемлемые копии храмов Сегесты или стен Акраганта, или кораблестроителя, который может построить обычную трирему. Но Дионисию нужно большее. Ему нужен гений — человек с необычными идеями. Вот меня и послали искать такого. А кого кроме себя ты можешь порекомендовать в Таренте?

— Моего друга Архита, — не задумываясь ответил Зопирион. — В математике он сильнее меня, несмотря на то, что я на порядок выше его в работе с материалами. Кроме того, он может с кем угодно договориться.

Мысли Зопириона стремительно проносились у него в голове. В Сиракузах он будет гораздо ближе к Коринне, чем в Таренте. Возможно, утвердившись в Сиракузах, он сумеет получить согласие Ксанфа на свадьбу с любимой, не занимаясь спасением ее ребенка. Или даже (Зопирион вздрогнул от одной только мысли, но, тем не менее, встретил ее лицом к лицу) возможно, судьба предоставит удобный случай для выполнения условия Ксанфа, сохранив при этом свою шкуру. В любом случае, если рассуждать логически, его шансы в Сиракузах значительно возрастают. Кончено, его родители могут придраться…

Но эти размышления он оставил при себе. Вслух же сказал:

— Мне нужно обсудить это предложение с моим отцом. Если он одобрит, я появлюсь в Сиракузах через месяц или два.

— И не забудь передать мои слова другу Архиту. Скажи ему, что в Сиракузах его ожидают слава и удача! Я бы и сам поговорил с ним, но я отправляюсь в Афины на корабле Абданафа, который не заходит в Тарент.

Абданаф закончил беседу, и Кулон вывел в зал танцовщицу и певца. Под выступление девушки некоторые изрядно подвыпившие посетители начали шуметь. Двое мужчин разделись донага, натерлись маслом и, потеснив девочек Кулона, затеяли прямо посреди зала борцовский поединок. Другой попытался станцевать на столе сиртаки, но не удержался и с треском полетел на пол. Гул голосов становился все громче.

— Скоро они начнут вопить, как иллирийские черти, не лучше ли нам пойти домой? — закричал Главк прямо в ухо Зопириону.

— Пошли, — ответил Зопирион, его соседи согласились с ним. Когда они вышли на грязноватую улицу, на хрупкого Асто неожиданно навалился верзила-мессанец, праздно торчащий у двери.

— Извините, я… — но неожиданно переменился в лице. — Еще один проклятый финикиец, а? Настанет день, и мы покажем вам, содомиты, сжигающие детей, пару наших трюков! Работаешь денно и нощно, чтобы соревноваться с нами? Сбиваешь нам цены, не так ли? Ты свое получишь! Так вот жди и смотри! Или тебе понравится вольное выступление? — и мужчина демонстративно сжал кулаки.

— Ты что, ищешь с кем подраться? — раздался знакомый голос. Кельт Сеговак вслед за Зопирионом и его компанией вышел из таверны.

— А ты-то кто, клянусь именем Геракла? — спросил мессанец.

— Мне будет очень приятно сбить с тебя спесь, — произнес Сеговак, сжимая правую руку в огромный кулак и потирая его левой, будто полируя. — если ты найдешь тихое местечко, где мы могли бы обсудить этот вопрос как и подобает честным людям…

Приятели мессанца схватили его за руки и потащили обратно в таверну — Не бери в голову! Приди в себя, богопротивный осел! Не затевай ссор с чужеземцами, а не то все мы попадем куда следует! — втолковывали они ему.

— Спасибо тебе, О, Сеговак! — произнес Асто, снимая руку с рукояти кинжала. Даже в неярком свете лампы Зопирион заметил, как побелело смуглое лицо хрупкого финикийца. — Это вечная проблема всех путешественников. Какой-нибудь осел решает очистить свой чудесный город от грязных чужеземцев, и если вы оказываетесь в поле его зрения, он непременно бросается на вас.

— Он прав, — подтвердил Ивнит из Карии. — Я постоянно сталкиваюсь с подобными ситуациями — это еще одна опасность в нашей профессии. Спокойной ночи, друзья.

Группа распалась. Финикиец, кариец и кельт пошли в одну сторону, а Зопирион с Главком в другую.

— Только не рассказывай отцу, что у тебя прекрасные отношения с финикийцами. Он ненавидит их также страстно, как тот, в дверях.

— Судя по тому, что рассказывала твоя сестра, это не совсем верно.

— Нет, но после семейной драмы он изменил свое мнение. Не пойми так, будто я тебя критикую. Я прекрасно понимаю, что ты по роду своей деятельности вынужден общаться с варварами всех мастей. Но отец принадлежит к старому поколению. И нас, по-новому мыслящую молодежь, он никогда не поймет.

На следующий день оказалось, что нужно как-то убить последний день перед отплытием корабля в Тарент. Если бы Зопирион мог провести его с Коринной, он был бы рад задержаться подольше. Но девушку заперли в комнатах для женщин в задней части дома, и он рвался поскорее вырваться отсюда и устроить переговоры между отцом и Ксанфом. Пассивное ожидание было не в его стиле.

— Почему ты такой беспокойный? — видя его нетерпение, спросил Главк. — Большинство людей радуются, когда выдается день, свободный от труда и забот. Давай возьмем собаку и прогуляемся по городской стене?

Стена, окружавшая Мессану, была не более пятнадцати локтей в высоту и четыре в ширину. К тому же в некоторых местах она обвалилась, и чтобы не свалиться, юношам приходилось идти очень осторожно.

— Если враг наберется решимости, то запросто проберется через стену при помощи одних только лестниц. И вряд ли ему понадобятся здесь новые осадные машины, о которых столько говорят. Почему ваш Совет не наймет сведущих конструкторов, строитель, например, как в мастерской моего отца, которые помогут ее перестроить? Еще одна война с Карфагеном, и…

Главк пожал плечами.

Когда-то давно оракул, не помню какой, то ли Дельфийский, то ли Кумский, или еще какой-то, предсказал нам:

В этом городе человек из Карфагена станет водоносом.

Отсюда ясно, что в случае атаки карфагенян мы победим, а их возьмем в рабство.

— Хм. Люди и раньше попадали в неприятные ситуации, когда вместо веры в собственные силы доверяли оракулам. К примеру, Крез Лидийский. [43]

— Согласен, — юноша был явно огорчен. — Сам я не сильно доверяю оракулам и пророкам, но дома стараюсь не признаваться в этом.

— Должно быть, твой отец обладает в городе значительным влиянием. Почему бы тебе не попытаться уговорить его начать строительство новой стены?

Главк поднял руки.

— Он больше и чаще чем кто-либо покупает предсказания! Ничего не сделает, не посоветовавшись со жрецами нескольких храмов. Подобную идею он воспримет только от того, кто говорит от лица Далекоразящего. Я допускаю, что создается впечатление о прекрасной работе оракулов: его дело процветает.

— Если бы стратег [44] Никий не относился к пророчествам так серьезно, афиняне никогда бы не попали в ловушку при Сиракузах и не потерпели бы поражения.

Главк пожал плечами.

— В этом нет сомнения. Но подобные аргументы не проходят в разговоре с отцом. А как насчет петушиных боев сегодня вечером?

Следующим утром Зопирион и Коринна в окружении членов ее семьи стояли на мессанском причале. Влюбленные смотрели друг на друга, и по щекам их медленно катились слезы.

— Ну же, полегче, — задыхаясь, говорил Ксанф. — Все не так уж трагично. Я же не говорил, что свадьбы не будет….

— Ох, Ксанф, позволь им поцеловаться, — попросила Елена. — Ничего дурного от этого не случится, парнишка-то, может, никогда больше не вернется в Мессану.

— Разве можно предвидеть, что боги нам приготовили? — произнес Ксанф. — Ну, давай, Зопирион.

Зопирион обнял девушку, и на долгое мгновение прижал к себе. Потом взял свой мешок, забросил за плечо и поднялся по сходням на «Аталанту», отплывающую в Сиракузы. Корабль отошел от причала, а юноша стоял у борта и прощально махал рукой, пока фигурки провожатых не скрылись из виду.

Под веселым весенним небом «Аталанта» неуклюже плелась по Тарентийскому заливу. Зопирион, завернувшись в плащ, прилег на палубу и задремал. Ему снилось, что он стоит лесистом склоне Этны. Гора начала изрыгать огонь и дым и неожиданно превратилась в нагого, волосатого великана, в центре лба которого ярко светился один красный глаз. Облака венком обрамляли его косматую голову.

— Мне нужна твоя помощь, о крошечный человек, — глубокий голос раздался из-за спины Зопириона.

Юноша обернулся и увидел полубога Геракла, одетого в львиную шкуру. Несмотря на то, что ростом он был выше обычного человека раза в два, по сравнению с Циклопом он казался пигмеем.

— Боги задали мне новую задачу — убить великана Полифема. И для этой цели не подходит мой лук, подаренный Аполлоном в дни, когда мне пришлось сразиться со стимфалийскими птицами. Он слишком мал. Я сделал стрелу нужного размера, — и он достал стрелу высотой в свой рост, походившую на мачту корабля, только с оперением. — Даже не знаю, как ей выстрелить: для этого нужен лук длиной от двадцати до тридцати локтей. Такой лук слишком велик даже для человека с моим ростом. Но Аполлон сказал мне, что ты умный человек; впрочем, это свойственно смертным. Ты сможешь изобрести устройство для запуска такой стрелы. Поторопись, пожалуйста: Циклоп приближается!

Великан на самом деле приближался, размахивая дубинкой, вырезанной из целого древесного ствола. Под его громадными загрубевшими подошвами деревья травой пригибались к земле.

— Поторопись! Мир будет уничтожен, если ты не приложишь весь свой ум, которым тебя наделил Отвращающий Зло [45], — рокотал Геракл.

Зопирион лихорадочно пытался собраться с мыслями, а Циклоп приближался все ближе. Неожиданно раздался треск.

— О Геракл! Обруби ветви с одной из тех сосен, — закричал Зопирион. — но около верхушки обруби две ветви на расстоянии локтя от ствола. Там, где они сходятся, отруби ствол — у тебя должна получиться вилка. Вставь в вилку основание стрелы и начинай сгибать дерево, пока оно не согнется до земли, а потом отпускай!

Геракл взял топор и принялся обрубать ветви, забираясь все выше на дерево. Несколько ударов сердца — и дерево осталось без ветвей с развилкой у макушки.

— С земли не достать до вершины даже при моем росте! — спрыгивая с дерева произнес Геракл, от чего земля вздрогнула. — Но как же согнуть это дерево?

Циклоп подходил все ближе, его огненный глаз ядовито мерцал среди деревьев. Под его тяжестью с треском ломались деревья.

— Веревка! — закричал Зопирион. — Возьми вместо нее хвост львиной шкуры!

Геракл размахнулся, и хвост, на глазах вырастая до нужной длины, обвился вокруг вершины рогатины. Герой с силой потянул за импровизированную веревку, мощные мускулы буквально скрипели от усилий. Дрожа от напряжения, дерево согнулось и приобрело форму лука. Наконец-то вершину можно было достать с земли. Геракл обвязал свободный конец львиного хвоста вокруг ствола другого дерева и вставил основание стрелы в развилку.

— Теперь приготовь топор и по моей команде руби веревку. Готов? — сказал Геракл.

— Готов! — сказал Зопирион. Юноша не осмеливался даже взглянуть в сторону Циклопа, настолько близко подошло чудовище.

— Руби! — взревел Геракл.

Юноша опустил топор и рассек веревку надвое. Дерево со свистом распрямилось, с силой выбросив стрелу…

Зопирион проснулся: корабль с силой качнуло, и он покатился по палубе, где спал, завернувшись в плащ.

«Аталанта», рассекая волны, шла по проливу меж двух скал — Харибдой и мысом Фаланфа. Позади нее лежала плоская Мессанская долина. Вместо хмурых Апеннин, врезающихся в море по всему побережью Италии, здесь лишь изредка виднелись в глубине равнины низкие гряды холмов. Впереди лежал Тарент, яркое пятно на коричнево-оливковом берегу. Полуденное солнце ярко освещало черепичные крыши, белые мрамор и штукатурку стен, коричневые хижины из необожженного кирпича.

Прямо по курсу на острове, загораживающем выход в Маленькое море, поднималась высокая скала акрополя. Остров с древним городом окружала кирпичная стена, которая поднималась над водой на несколько локтей. С правой стороны над стеной вырисовывались очертания огромного храма Посейдона с массивными дорическими колоннами.

Справа от храма Посейдона шел неглубокий Восточный пролив, доступный только для небольших судов, через него был перекинут деревянный мост. За Восточным проливом начинались предместья города, в свою очередь защищенные кирпичной стеной. Корабль вошел в порт напротив более глубокого Северного пролива.

Спустили парус. Корабль на веслах вошел в Северный пролив, направляясь в Маленькое море, одну из лучших гаваней южной Италии. «Аталанта» пришвартовалась у причала во внутренней части акрополя острова.

Когда Зопирион ступил на берег, длинные тени указывали на то, что было далеко за полдень. До дома было далеко, и он позволил себе роскошь нанять носильщика. Юноша шел вперед, опираясь на копье, как на палку и лавируя среди пешеходов. В основном это были рабы или вольнонаемные грузчики с тяжелой поклажей, иногда такой объемной, что Зопириону приходилось прижиматься к стене, чтобы освободить им дорогу. В городе стоял резкий запах пота, товаров, стряпни и гнили.

Улицы старого города, слишком узкие и кривые для гужевого транспорта, переплетались в сложный лабиринт. Мостовые были грубо вымощены известняковыми плитами и булыжником, и во многих местах были настолько избиты, что камни лежали вперемешку с грязью, мусором и отбросами. Кирпичные стены одноэтажных домов, стоящих плотно друг к другу по обе стороны улицы были практически слепыми, за исключением массивных деревянных дверей да редких крошечных окон, расположенных на большой высоте. Стены более-менее зажиточных домов были побелены, остальные же сохраняли цвет необожженного кирпича.

Пять месяцев назад Зопирион вместе с отцом представили Совете проект перестройки города в соответствии с регулярным планом, подобном тем, что были воплощены в жизнь в Пирее, Фуриях и на Родосе. Отстраиваемые заново улицы постепенно выпрямлялись и расширялись, пересекались под прямым углом, как в некоторых древних городах Востока. Но, тем не менее, единодушный протест тарентийских домовладельцев в один миг разрушил грандиозный план.

Когда Зопирион, перейдя через мост, вышел в предместья, улицы стали намного шире и ровнее. Наконец юноша он подошел к родному дому.

— Эй, кто-нибудь! — постучавшись в дверь, закричал он.

И вскоре родня чуть не задушила юношу в объятьях. Отец Зопириона был очень похож на сына, несмотря на то, что был ниже ростом и уже седой.

— Принесите вина! — крикнул он на кухню.

— Ты не простудился? — спрашивала его мать Агата.

— Расскажи о своих приключениях, — умолял брат Персей — уменьшенная копия Зопириона, только что без бороды.

— Расскажи нам о прекрасной вдовушке, провожать которую, по словам Архита, ты отправился, — попросила его сестра Фия, долговязая девчонка лет двенадцати с торчащими вперед зубами.

— Давайте по одному! — взмолился Зопирион. Наконец, они расселись по местам в уютном внутреннем дворике, слушая рассказ о том, что с ним приключилось после того, как он расстался с архонтом и его людьми.

— Я надеюсь, сынок, что твои отношения с этой девушкой были и остаются просто дружескими? — спросил отец, когда юноша рассказал о своем приезде в Мессану и приеме, устроенном семьей Коринны.

Зопирион вспыхнул, ошарашенный.

— Н-не совсем. Н-на самом деле я хотел бы на ней жениться, — заикаясь, произнес он.

— Итак, мой бесстрастный логик наконец позволил себе сантименты? Мы с матерью думали, что настанет время, и мы подыщем тебе жену. Я уверен, что в Таренте ты встретишь более подходящую невесту. Кроме всего прочего, у этой девушки, как бы сказать получше, весьма романтичная история? — он поднял руку, так как Зопирион попытался было возразить. — Я знаю, ты мне скажешь, что в этом нет ее вины. Но женитьба — слишком важное дело, ее надо обсудить со всех сторон. Здесь и без того полно риска, чтобы добавлять к нему невесту из другого города, с которым в один прекрасный день мы начнем воевать. Кроме того, подумай, насколько трудно будет нам с Ксанфом прийти к соглашению в финансовом вопросе, передвигаясь между двумя городами! — в знак явного несогласия Мегабаз резко откинул голову. — Нет, в этой женитьбе я не вижу ничего хорошего для нашей семьи. Препятствовать тебе я не буду, но и одобрить не могу.

— Доверься нам, мы сумеем подыскать тебе лучшую невесту, соблюдая твои интересы, дорогой Зопирион — добавила Агата.

Зопирион некоторое время молчал, покусывая губы.

— И еще, отец: Дионисий предлагает высокую зарплату конструкторам и квалифицированным ремесленникам, готовым работать в Сиракузах на его проектах. Я собирался отравиться туда…

— Зопирион! И думать не смей об этом. У нас сейчас столько договоров, что мы с трудом справляемся, а…

— Но для нашего дела очень выгодно получить доступ к одному из самых могущественных людей в Великой Элладе…

— Ты только что возвратился домой и сразу же говоришь об отъезде, — произнесла Агата.

— Я знаю, что у тебя на уме, — сказал Мегабаз. — Ты хочешь быть поближе к этой девушке…

— Послушайте, дорогие мои! — взмолился Зопирион. — Это шанс, а Персей достаточно взрослый, чтобы помогать…

— Ерунда! — вскричал Мегабаз. — Он даже не был в учениках!

Они все еще спорили, кричали и жестикулировали, когда яростный стук в дверь прервал их диспут. Привратник привел Архита. Весь потный и взъерошенный юноша держал в руках небольшой мешок.

— Зопирион! Они преследуют нас! — приглушенно сказал он. — Будь готов бежать из города! Прямо сейчас!

Зопирион в нерешительности нахмурился.

— Ты сошел с ума? Кто за нами гонится?

— Демагог Ктесий и его люди! И им нужен ты — помощник архонта!

— Именем бога, о чем ты?

— Все началось, когда я прибежал на Совет. Через десять дней выборы. Когда показалось, что я могу занять место Ктесия, он обвинил меня в государственной измене.

— Никогда не думал, что люди могут принимать всерьез такую ерунду, — заметил Мегабаз.

— А они могут! Ктесий доложил на Совете, что наше бедное маленькое пифагорейское общество устроило заговор, целью которого является установления тиранической власти и запрет всем есть бобы. Следующим шагом, — сказал он, — будет заставить тарентийцев жить на пустой овсянке. Сегодня он выставил обвинения против нас обоих, как против архонта так и против помощника архонт, а его молодцы разгуливают по улицам и разыскивают нас.

— Ой! — заплакал Зопирион, а вместе с ним завопила вся его семья.

— Как можно быстрее всего выбраться из города? — спросил Архит.

— Завтра в Сиракузы отплывает капитан Файакс на «Аталанте», — ответил Зопирион. — если только он закончил погрузку. К счастью, я так и не распаковал свои вещи. Ночью спрячемся у него в трюме. Отец, видно боги хотят, чтобы мы попытали счастья у Дионисия!

— Кто может бороться с судьбой? — вздохнул Мегабаз. — Я буду скучать по тебе, сын. И как мне теперь справиться с работой?

Зопирион достал из дорожной сумки щит.

— Мама, есть ли у тебя чистая рубашка? Фия, не приготовишь ли ты еды на дорогу? Хлеб, сыр, мешок сушеного гороха вполне сойдет…

Спрятав лица под капюшонами плащей, Зопирион и Архит поспешили к берегу моря в северной части предместья.

— Эй, вы двое! — раздался чей-то голос, когда они были почти у цели.

Зопирион ускорил шаг, будто он ничего не слышал. Сзади раздался топот бегущих ног. За ними гнался человек, полный желания заглянуть под капюшоны.

— Не вы ли пифагорейцы Архит и Зопирион? — спросил он. — Конечно, я уверен, ты — Архит! Я видел тебя, когда ты произносил речи на рынке. Именем Совета, я арестую…

— Клянусь Мелькартом, кто ты? — с финикийским акцентом прорычал Зопирион. — Я Элибаал из Сидона, а это мой первый помощник. Уйди с дороги, сальный грек — любитель мальчиков!

— Ты меня не проведешь! Ты меня не проведешь! — вопил мужчина, подпрыгивая от возбуждения. — Именем…

Пока Зопирион говорил, Архит проскользнул за спину незнакомца и свалил его на четвереньки. Зопирион быстро огляделся. На кривой аллее, где они стояли, в это время никого не было, весь все тарентийцы сидели по домам и обедали. Зопирион толкнул мужчину в грудь, и он отлетел назад, к Архиту. Завязалась борьба, и Зопирион ударил преследователя по голове рукоятью кинжала. Мужчина осел, как лопнувший мыльный пузырь.

— Превосходно! — воскликнул Архит. — Надеюсь, ты его не убил. Это изрядно испортило бы мою будущую политическую карьеру.

— Нет, он ненадолго отключился. По крайней мере, надеюсь на это.

— Наверное, лучше отнести беднягу в угол, его там не скоро заметят. Давай!

Они торопливо оттащили незнакомца с дороги. Архиту приходилось то и дело переходить на рысь, чтобы поспеть за широким шагом своего друга. В конце улицы они увидели рыбака, сматывающего сети после дневного лова. Друзья с легкостью наняли его перевести их на восток, в гавань, где стояла «Аталанта»: улов рыбака был весьма скудным. Рыбака попросили отплыть подальше от берега.

Пока рыбак греб, юноши сидели молча, бросая испуганные взгляды на берег: вдруг там появится лодка с вооруженными людьми и отрежет им путь к отступлению? Солнце садилось за храм Посейдона.

— Остановимся здесь, за тем родосцем.

— Почему ты не высадишь нас у Ат… — заговорил Архит.

— Замолчи! — перебил его Зопирион на ломаном оскском. — Если мы прямо с лодки взойдем на корабль, рыбак будет знать конечную цель нашего пути. Если его начнут расспрашивать, он выведет преследователей на наш след. Будет лучше, если мы высадимся на плетр-другой в стороне и пройдемся пешком по берегу.

Наконец, юноши добрались до указанной Зопирионом гавани, и вышли на берег, закинув дорожные мешки за плечи. Здесь их вид не привлекал внимания: в этом районе — у берега — часто встречались путешественники. На улице им ударил в нос запах готовящейся пищи.

— Разве мы не можем остановиться и в последний раз перед отплытием вкусно поужинать? — жалобно спросил Архит.

— Добрый Геракл! Как ты можешь думать о своем брюхе, когда мы только что вырвались из лап Гидры? Иди вперед!

Когда село солнце, оставив на западе вдоль горизонта узкую, зеленую с золотом полоску, юноши сели на «Аталанту». Капитан Файакс, заканчивающий погрузку тарентийской шерсти, с удивлением встретил их. Но когда они оплатили путь до Сиракуз, он перестал задавать вопросы. Капитану это было не в новинку.