"Король-сердцеед" - читать интересную книгу автора (дю Террайль Понсон)VIIIНекоторое время королева задумчиво молчала. — А уверен ли ты в том молодом человеке, который должен был охранять твою дочь? — спросила она потом. — Может быть, он попросту предал тебя? Холодный пот выступил у Рене на лбу при этом предположении, но он сейчас же вспомнил, что Годольфин говорил о его делах лишь во сне, а просыпаясь, забывает обо всем. Кроме того, Годольфин ровно ничего не знал о том, что открыл беарнец в прошлом Рене. — Нет, ваше величество, — сказал он, — даже Годольфин не знал того, что узнал гаданием сир де Коарасс! — Это очень странно! — пробормотала королева. — Ваше величество, умоляю вас — возьмите под свою защиту мою дочь! Заприте ее, лишите мужчин возможности видеть и говорить с ней! Иначе я пропащий человек! — Обещаю тебе, что сделаю все. Я возьму твою дочь в Лувр и буду следить за ней. — И прикажете найти Годольфина? — Его найдут! — сказала королева. Луч надежды мелькнул во взоре Флорентийца. — Не теряй бодрости духа! — продолжала королева. — Я по стараюсь доказать твою невиновность. Пусть у них имеются улики против тебя, лишь бы ты сам выдержал допрос и не выдал себя. Но если ты признаешься, тогда ты погибнешь! А сегодня вечером, — продолжала она, наклоняясь к его уху, — потребуй священника. Ни одному преступнику не отказывают, раз он желает исповедаться. Этот исповедник принесет тебе мои инструкции! — Королева встала и сказала Крильону: — Герцог, я готова! До свидания, бедный Рене! Крильон постучал рукояткой шпаги в дверь, и сторож сейчас же отпер ее. Герцог, как истинный рыцарь, предложил королеве кисть своей руки — таков был в то время обычай, что дама опиралась на протянутую руку кавалера, — но королева холодно и надменно отказалась от его помощи. Когда они вышли из подземелья, Екатерина взглянула на герцога, и ей пришла в голову мысль сделать попытку склонить в свою сторону непоколебимого, честного Крильона. — Герцог, — сказала она, — мечтали ли вы когда-нибудь о шпаге коннетабля? — Конечно мечтал, ваше величество! — О! — протянула Екатерина, бросая на Крильона взгляд, полный самых заманчивых обещаний. — Только я никогда не мечтал, — прибавил с обычной грубоватой откровенностью Крильон, — о возможности получить шпагу коннетабля путем предательства, помогая, например, бегству преступника, доверенного моей порядочности! — Какие громкие фразы! — бледнея от злости, сказала королева. — Ну и… любезностью вы не отличаетесь! — Меня зовут Крильон, — просто ответил герцог. «Хорошо же! — подумала Екатерина. — Настанет день, когда я раздавлю тебя!» Носилки королевы-матери стояли у ворот Шатле. Екатерина движением руки простилась с Крильоном и не пригласила его сесть в ее экипаж, а усевшись сама, сказала камергеру: — На остров Святого Людовика, в улицу того же имени! Носилки направились по берегу Сены до Малого моста и перешли на остров Святого Людовика. На улице того же имени перед большим старым домом королева приказала остановиться. вышла и собственноручно ударила в молоток, висевший у дворовой калитки. Дверь открылась. Королева вошла в большой запущенный двор. Старой служанке, вышедшей навстречу королев-Екатерина сказала: — Мне нужно видеть президента Ренодэна! — Идите за мной! — ответила та. Екатерина поднялась по лестнице в верхний этаж и, по указанию служанки, прошла в кабинет, где за письменным столом работал какой-то человек, одетый во все черное. Это был президент суда Ренодэн. Он был еще молод, но его лоб покрывала сеть морщин — следствие долгих, неустанных трудов. Его взгляд отличался ясностью и подвижностью, тонкие губы придавали лицу выражение злобы и бессердечности. Он с удивлением смотрел на посетительницу, лицо которой было скрыто густой вуалью; когда же служанка ушла, затворив за собой дверь, Екатерина подняла вуаль, и президент не мог удержаться от почтительного изумления: — Как? Вы… здесь… ваше величество! — Ренодэн, — сказала королева, — вы стали президентом благодаря мне, помните это! — Ваше величество осыпали меня своими милостями, и признательность моя безгранична! — ответил судейский крючок. — Я пришла, чтобы испытать, велика ли эта признательность, — ответила королева и без всяких недомолвок рассказала президенту всю историю с убийством Самуила Лорьо. — Что же сделать, чтобы спасти Рене? — спросила она, окончив свой рассказ. — Ваше величество, — ответил Ренодэн, — я президент Шатле, но не парламента! — Не пройдет и трех месяцев, как вы будете президентом парламента, — холодно ответила Екатерина, — но до тех пор… — До тех пор надо спасти Рене! Но ведь парламент неподку пен. К тому же ваш фаворит заслужил такую единодушную ненависть, что парламент осудит его с особенным удовольствием! — Да, но допросом заведуете вы, и если Рене ни в чем не виноват, то… — Но ведь даже невинные признаются в чем угодно под пыткой, — улыбаясь, возразил Ренодэн. — Конечно, будь я один с палачом, то можно было бы смягчить допрос, но мне соприсутствуют двое судей, отличающихся неподкупностью. — Рене вытерпит и ни в чем не признается. — Но это не помешает судить его, так как кинжал и ключ явятся совершенно достаточными доказательствами! — Это правда! — пробормотала королева, пораженная вескостью довода. — Вы упомянули, ваше величество, что у Рене перед самым преступлением исчез приказчик. Вот если бы можно было разыскать его, то мы уж заставили бы его взять вину Рене на себя! — Это отличная мысль, — ответила Екатерина. — Но где найти пропавшего? — Или же… да, да! — задумчиво продолжал президент. — Мне кажется, что я найду способ спасти Рене. Но он должен вынести пытку и ни в чем не признаваться! — Он выдержит! — Не могли бы вы, ваше величество, принять меня сегодня вечером в Лувре? — Хорошо! Будьте в девять часов около потерны, выходящей на набережную. К вам подойдет человек, который проведет вас ко мне. — Хорошо, я буду вовремя, ваше величество! — Значит, до вечера, Ренодэн! — сказала королева, уходя из кабинета, и, сев в носилки, приказала нести ее на мост Святого Михаила. Перед лавочкой Рене она застала довольно большую толпу соседей и кумушек, оживленно говоривших о чем-то. На королеву никто не обратил особого внимания, так как густая вуаль мешала узнать ее, что же касалось носилок, то они были без гербов и могли принадлежать любой из дам высшего общества, в изобилии посещавших парфюмера королевы. Екатерина постучалась в запертую дверь, но ей никто не ответил. Она постучала еще сильнее, но по-прежнему одно молчание было ответом ей. Тогда она обратилась к группе соседей, разговаривавших о чем-то около лавочки. — Скажите, пожалуйста, друзья мои, — спросила она, — ведь это лавка Рене Флорентийца? — Да, сударыня. — Разве его нет дома? — Говорят, что он в тюрьме! — весело сказала хорошенькая торговка. — Ну а его дочь? — А вам она нужна? — Да, нужна. — Ну так вы пришли слишком поздно, сударыня, потому что птичка уже вылетела из гнезда! — То есть… как? — с ужасом спросила королева. — А так! С четверть часа тому назад к лавке подъехали носилки, сопровождаемые двумя замаскированными всадниками. Судя по их наряду, это должны были быть очень важные господа! Один из них постучал в дверь, красавица Паола вышла-мы узнали ее, хотя она тоже нацепила маску. Дочку парфюмеры посадили в носилки, захлопнули дверцу и … поехали! Екатерина слушала этот рассказ с чувством невыразимого ужаса. Ей вспомнилось все, что только что рассказывал Рене. Неужели цыганка не ошиблась и парфюмеру действительно грозит неизбежная беда? |
|
|