"Осколок в голове" - читать интересную книгу автора (Бакшеев Сергей)

ГЛАВА 42 Весь мир в четырех красках

Сашка Евтушенко и Равиль Хасимов шли медленно. Приспущенные штаны и сломанное плечо не позволяли Сашке делать широкие уверенные шаги. Равиль не подгонял. После выпитого на пустой желудок вина тело его сделалось вялым, а голова мутной.

– Студент, ты умеешь стрелять из пистолета? – Равиль шел в нескольких шагах позади и с интересом вертел в руках оружие.

– Нет, – Евтушенко шагал, упорно придерживаясь один раз выбранного направления. Не может же степь быть бесконечной? Рано или поздно они должны куда-нибудь выйти.

– А что тут уметь, – убеждал себя Равиль. Ему еще не доводилось держать настоящую пушку. – Вот тут предохранитель. Его вниз – и жми на курок. Да?

– Наверное.

– Ты, студент, не мечтай. Если дашь деру, я не промахнусь. – Равиль поднял руку с оружием и, прищурившись, поймал на мушку Сашкину спину. Рука подрагивала на ходу. Равиль остановился, не опуская руку с пистолетом, и сделал вывод: – Стрелять надо стоя.

– И в момент выстрела задержать дыхание, – словно продолжая чужую фразу, брякнул Евтушенко, вспомнив уроки начальной военной подготовки в школе.

– Да? Это чтобы рука не дрогнула?

– Наверное.

– Спасибо за совет, студент. – Равиль догнал ушедшего вперед Евтушенко. – В случае чего прихлопну – не вздрогну.

– И будешь отвечать сразу за два убийства.

– Как за два?

– А милиционера забыл?

– Это не мой жмурик.

– А кто подтвердит? У тебя его пушка, его вещи. Равиль сунул пистолет в карман, поравнялся с Сашкой и, заглядывая ему в лицо, дружелюбно произнес:

– Я шучу. Я еще никого не убивал. И друг твой цел, ты не думай. Подумаешь, пузырем по кумполу приласкал. Уже небось оклемался и опохмеляется.

– За что же тебя посадили? – недоверчиво спросил Сашка.

– За честный грабеж, студент. Я не мокрушник.

– Первый раз посадили?

– Первый, первый. Я аккуратно работал. Но все равно замели, падлы. Два года оттарабанил. – Равиль вспомнил время, проведенное на зоне, где верховодили кавказцы, и ледяная злость проступила на запыленном худом лице. – Если бы сейчас здесь были Гоча и Шрам, я бы их пристрелил!

– А говоришь, что вор.

– Ты, студент, Гочу не знаешь. Это нелюдь, зверь. Знаешь, как он измывался над одним нашим узбеком? – Равиль умолчал, что издевались именно над ним. – Нас, ташкентских, там мало было, и каждый сам по себе. А его весь Кавказ поддерживал. Нет, я бы его не сразу замочил, я бы над ним поиздевался. Заставил бы мочу мою с земли слизывать, дерьмо жрать…

Равиль завелся и сладостно рассказывал, как бы он отомстил Гоче, и особенно его прихвостню Шраму. Сашка искоса поглядывал на не в меру разошедшегося в кровавых мечтах Равиля и старался держать дистанцию. Когда пыл Равиля поиссяк, узбек резко остановился и заявил:

– Студент, я жрать хочу.

«Я тоже», хотел сказать Евтушенко, но воздержался. На самом деле ему очень хотелось пить. За два дня сначала с Боней, а потом и с беглым зэком протопал он немало. К счастью, небо сегодня заволокла легкая облачность, и сентябрьское солнце не палило безжалостно, как в летние месяцы. Но во рту было совершенно сухо, на лбу выступила липкая испарина, и Сашка ощущал, как поднимается температура.

– Дай пузырь, студент.

Евтушенко остановился. Нести сетку с бутылками ему уже изрядно надоело.

– Тебе какого? Сухого или крепкого? – спросил он.

– У тебя что, ресторан? Чего изволите? – осклабился Равиль.

– «Медвежья кровь» есть. Болгарское, сухое.

– Пойдет! Во рту сушняк. Давай сухого. – Равиль взял бутылку, сдернул фольгу: – Во хренотень. Тут пробка. Внутрь, что ль, ее пропихнуть. – Он надавил пальцем на корковую пробку, пытаясь протолкнуть внутрь бутылки. – Черт, не идет! Во, падла! А ну-ка сейчас я тебя. Заодно пушку проверим. – Равиль поставил бутылку на землю и достал пистолет. – Сейчас, сейчас я тебя, – приговаривал он, подставляя ствол к вытянутому горлышку.

Хасимов зажмурил глаза, отвернул лицо и нажал на курок. Раздался выстрел. Сашка ожидал, что звук будет громче, но звуковая волна, не встречая препятствий, быстро раскатилась по степи, теряя мощь. Бутылка осталась стоять на месте. Верхняя часть горлышка была словно срезана.

– Во, блин, здорово! – в восторге закричал Равиль, открыв глаза. – Ты погляди. Ну, ништяк, да? Как секирой снесло. Да-а… – Он ласково посмотрел на пистолет и даже погладил. – Ве-ещь!

Убрав пистолет в карман, Равиль поднял бутылку и запрокинул голову. Красное вино устремилось в открытый рот.

– Кислятина, – скривился он, но выпил еще.

– Дай мне, – попросил Сашка, когда Равиль насытился. Коль нет воды, надо пить любую жидкость, рассудил он.

– Ага, прочухался, а вчера нос воротил. – Равиль обрадовался, что у него появился собутыльник. – Держи.

Хасимов закурил и плюхнулся на землю. Евтушенко глотнул вина и сел в метре от зэка. Вино приятно холодило иссушенное горло.

– Студент, ну где станция? – спросил Равиль благодушно.

– Скоро будет.

– Какой, на хрен, скоро? На сто километров кругом ни черта не видно!

– Ни на сто, меньше, – возразил Сашка.

– Где меньше? До самого горизонта ни черта нет!

Сашка задумался – а и впрямь, какое расстояние до горизонта? Он изобразил на песке окружность – пусть это будет земной шар. Из центра провел радиус и чуть-чуть продолжил его за пределы окружности. Это будет стоящий на земле человек. От воображаемых глаз человека он провел касательную к окружности.

– Ты чего там малюешь? Знаки оставляешь? – забеспокоился Равиль.

– Сейчас подсчитаю, на каком расстоянии от нас находится линия горизонта. – Сашка прочертил еще пару линий и с удивлением открыл для себя, что эта задачка под силу каждому, кто знаком с теоремой Пифагора. – Так, приблизительный радиус Земли, насколько я помню, –6370 километров. Если принять, что глаза человека расположены на расстоянии метр восемьдесят от земли, то получается… – Он быстро вывел простую формулу и задумался, мысленно проводя арифметические вычисления. – Точно извлечь квадратный корень не могу, я не Заколов, но выходит, что линия горизонта от нас приблизительно на расстоянии 4800 метров. Даже меньше, если поверхность ровная.

– Как это? – с трудом воспринимал слова Сашки Равиль.

– Ты видишь вокруг себя не больше, чем на пять километров. Ни о каких ста и речи нет.

– Откуда ты знаешь?

– Я подсчитал.

– Вас этому в институте учат?

– Этому учили еще в школе. Классе в шестом.

Хасимов с сомнением посмотрел на студента. Но сомневался он не в точности подсчетов, а в его словах о школе. Он лично ничего такого из школы не помнил.

– Так сколько нам еще идти? – спросил Равиль.

– До горизонта? Меньше часа.

– На кой мне твой горизонт. Мне надо на ближайшую станцию.

Сашка и сам уже задумался. Как говорил Боня, по дороге от лагеря до аула восемнадцать километров, а напрямик только половина. Получается, если бы они шли из магазина точно в направлении лагеря, то в середине пути им были бы одновременно видны и их бараки, и домишки в ауле. Но они с Боней уже находились в том месте, где не было видно ни того ни другого. Значит, они сразу ушли куда-то в сторону.

Сашка встал и задумчиво огляделся. Кроме высохшей пустынной земли с отдельными колючками, нигде ничего не наблюдалось. Волнистая линия горизонта выглядела как множество кривых усмешек ехидной безжизненной степи. Но выбора не было. Надо было уверенно топать прямо, не раздражая Равиля и надеясь на чудо.

– Скоро дойдем до железной дороги, а там и станция, – твердо заявил он поднявшемуся Равилю. – Куда она денется.

Они долго шли молча. Евтушенко нес сетку с оставшимися бутылками. Сначала он поглядывал вперед, но потом незаметно погрузился в раздумья, не замечая распухшего плеча и поднимающейся температуры. Он монотонно печатал шаги, глядя только под ноги.

У Равиля шаг был неровный. Он то отставал, то нагонял, размышляя, добираться ли ему прямиком в Ташкент или осесть временно в другом месте, где его меньше будут искать. С пушкой в кармане первое время можно и одному неплохо заработать. Еще он думал, как избавиться от студента, чтобы тот сразу не смог заложить его ментам: привязать к столбу около железной дороги или все-таки решиться и навек успокоить. С одной стороны, студент – важный свидетель насчет закопанного мента. С другой стороны, Равиль не допускал и мысли, что его могут поймать. А для этого лучше, чтобы никто не узнал, куда и когда он направился.

Равиль тупо смотрел на мотающиеся в сетке бутылки с вином. Эта кислая болгарская мочегонка, которую он выпил, не оставила кайфа в голове и сытости в пустом брюхе.

– Стой, студент. Дай портвешка дерябнуть, – прохрипел Равиль и остановился. Но Сашка шел, как и прежде, ничего не слыша. Равиль, мгновенно вскипев, злобно крикнул: – Стой, я тебе говорю! Стой, сука!

Сашка обернулся, безразлично глядя, как Равиль вытаскивает из кармана пистолет.

– Что, привал? – спокойно поинтересовался Евтушенко.

– Ты о чем размечтался, урод? – Равиль размахивал пистолетом. – Хочешь меня ментам сдать? Хочешь вывести прямо им в лапы?

– Нет.

– Учти, я тебя прикончу раньше! Не успеешь и глазом моргнуть. Ты о чем думаешь, урод?

– Тебя это и вправду интересует? – Сашка глядел прямо в глаза Равилю, совсем не обращая внимания на дергающийся ствол пистолета.

– Да! Мне не нравится, когда молчат. Я хочу знать, о чем ты думаешь.

– Хорошо. Я разрабатываю доказательство гипотезы о четырех красках.

– Чего?

– Видишь ли, сто лет назад в Англии решили выпустить цветную карту со всеми английскими графствами. Один составитель заметил, что достаточно всего четырех красок, чтобы графства, имеющие общую границу, были раскрашены в разные цвета. Тогда он задумался: это правило четырех красок подходит только для Англии, или оно справедливо для любой карты, которую можно изобразить на плоскости или на сфере? С тех пор эту проблему называют гипотезой о четырех красках. – Евтушенко достал из сетки бутылку: – Ты, кажется, хотел вина?

Хасимов убрал пистолет, подхватил пузырь, его пальцы и зубы вцепились в пробку. Когда пробка поддалась, он сделал большой глоток, удовлетворенно крякнул и сел на землю.

– Садись, студент. – Равиль расположился поудобнее и спросил: – Так чего ты об этих красках думаешь?

– Дело в том, что с тех пор так и нет четкого доказательства, что четырех цветов достаточно для раскраски любой, даже самой невероятной карты. В то же время никто не придумал и такой карты, для раскраски которой потребовалось бы больше, чем четыре цвета.

– Так зачем тут голову ломать? Значит, верняк!

– А может завтра кто-нибудь придумает карту из ста тысяч областей, которую нельзя раскрасить четырьмя цветами? Пока нет строгого доказательства для любого случая, все эти слова являются только предположениями, гипотезой.

Равиль с любопытством, по-новому взглянул на студента:

– И ты, значит, мысленно в голове раскрашиваешь разные карты?

– Нет. Я эту проблему решаю в терминах теории графов. Там она лучше формализована.

– Графы, бароны… – пробурчал Равиль. – И этой ерунде вас учат в институте? В жизни, студент, совсем другие проблемы. Где, например, жратву взять? Или как срубить бабок, а потом смыться от ментов? А вот еще: как охмурить классную телку?

Равиль заржал, но поперхнулся звучной отрыжкой. Его рука вновь запрокинула бутылку, кадык на худом горле дернулся несколько раз. Равиль прислушался к внутренним ощущениям.

– Будешь? – Он протянул бутылку студенту.

Сашка понимал, что уставшему организму требуется хоть какая-нибудь пища, а вино – это тоже калории. Он покорно сделал большой глоток и весь передернулся, издавая звук «бр-р-р-р». Недаром это пойло называют бормотухой, подумал он.

Плечо у Сашки болело даже в сидячем положении. На фоне общей ноющей боли плечо периодически прожигало острым клинком. Казалось, тело запомнило амплитуду шагов и продолжало отзываться уколами на каждый, даже самый незначительный, вздох.

Неожиданно Хасимов вскрикнул и вскочил, ударяя себя по ногам. Из его штанины выпал черный скорпион с загнутым вверх хвостом и шустро засеменил в сторону.

– Гад, он меня укусил! – кричал Равиль. – Он меня укусил! Он ядовитый?

– Весной – да. – Сашка с интересом смотрел, как крупный скорпион юркнул в корни сухого растения.

Равиль задрал штанину, высматривая след от укуса:

– Вот, черная точка! И красное вокруг. Смотри, как быстро краснеет. Гад! Укусил! Что теперь делать?

Евтушенко перевел взгляд на затылок склонившегося рядом Равиля. В руке Александр держал бутылку и невольно подумал, что сейчас самый подходящий момент, чтобы оглушить бандита. Но для этого надо бить живого человека тяжелой бутылкой по голове. Герои ковбойских фильмов такое проделывали постоянно, но представить, как он будет наносить жестокий удар, Евтушенко не мог.

Но, видимо, в его взгляде и позе мелькнула какая-то решимость. Равиль интуитивно почувствовал это, тут же отскочил в сторону и завопил, вытаскивая пистолет:

– Ты что задумал, урод? Это ты мне этого гада к ноге подпихнул? Ты? Признавайся, урод! Ты хотел войти в доверие, про какие-то краски болтал, а сам решил меня шлепнуть. Меня, Равиля Хасимова! Ну, все! Тебе кранты!

Он навел пистолет на грудь сидящего студента. Щелкнул предохранитель.