"Нет худа без добра" - читать интересную книгу автора (Гудж Элейн)

14

– Кэт? Ты все еще слушаешь? – Ханна постучала по аппарату. Она отделалась от Криса так быстро, насколько могла, и, как она надеялась, не очень грубо. Теперь успокаивающе пробился голос Кэт:

– Кто это звонил?

– Просто сын приятельницы моего отца. С тех пор, как он понял, что я не кусаюсь, он ведет себя, как щенок-переросток, все время скачет вокруг.

– Он влюбился в тебя? – в голосе Кэт прозвучал испуг.

– Нет, ничего подобного, – быстро проговорила Ханна. – Я ему, как старшая сестра. В общем-то он просто проверяет, как я поживаю, не плохо ли мне.

– А почему тебе должно быть плохо?

Ханна глубоко вздохнула. Стоит ли говорить Кэт? В конце концов она даже не заметила ничего особенного. И все же Кэт – ее ближайшая подруга. И она умеет хранить чужие тайны. Еще в шестом классе у нее хоть все ногти повыдергивай – а она бы не выдала Линдсей Вебер, которая, играя в покер на раздевание с Бобби Бернсом и со Скоттом Тернболлом, проиграла всю свою одежду, оставшись только в белье. А ведь Кэт недолюбливала Линдсей.

Ханна нырнула в свою розово-зеленую спальню, прижав к уху трубку радиотелефона, и голой пяткой захлопнула за собой дверь. Мать была на работе, но Бен заскочил, чтобы забрать стул и еще что-то, что мать выделила ему для оборудования его квартиры. Ханна совсем не хотела, чтобы он слышал их разговор.

– Дело в том, – она понизила голос, – что я, кажется, беременна.

Ханна почувствовала, что готова разрыдаться, но сумела подавить слезы. "А может быть, я и не беременна. Может, просто задержка?"

– Ох, Ханна! – откликнулась Кэт почти со стоном. – Ты уверена?

Ханна почувствовала, что ее нос стал набухать от слез, которые она сдерживала.

– Уже прошло больше двух недель, а до этого у меня никогда задержек не бывало. Я все еще не могу в это поверить. Мы никогда не занимались этим, не применяя кое-чего.

– Ты и Кон? – Ханна едва слышала Кэт, словно та звонила из Бангладеш.

– Конечно, Кон. Ты что, решила, что я переспала с половиной школы?! – закричала Ханна, разозлившись на Кэт, да и на весь мир.

– Ханна, не сходи с ума. Ты меня сразила наповал, вот и все. Хочешь, чтобы я приехала? Мне надо еще отыграть упражнения на скрипке, но мама разрешит, если я скажу, что ты помогаешь мне написать сочинение или еще что-нибудь. Ты для моих родителей – вундеркинд.

Уж конечно, подумала Ханна. Она с легкостью постигала невероятно трудный курс физики, который читал доктор Блейк, неизменно была первой в игре «Скрэббл», могла сделать из бумаги Ноев ковчег. Но если она такая умная, то как могла так опростоволоситься и забеременеть?

– Спасибо, – поблагодарила она Кэт, – но мне еще нужно заполнить бланк заявления о зачислении в колледж. – В понедельник истекал срок приема в Йель. Оставалось всего четыре дня, а она даже не начинала сочинение. – Боже, Кэт, теперь я даже не знаю наверняка, буду ли поступать в колледж.

– Ты сказала Кону? – спросила Кэт.

– Еще нет. – Произнеся эти слова вслух, она с недоумением подумала, а почему, собственно? Но с того раза они с Коном почти не оставались вдвоем, всегда были в компании у Тайлера или у Джилла, или у Мэгги, либо шли куда-нибудь кучкой перекусить пиццы после школы. Теперь Ханна недоумевала: или она сама этого хотела, или Кон чувствовал себя неловко с ней вдвоем. – Нет смысла говорить ему до тех пор, пока я сама не буду абсолютно уверена.

– А ты не пробовала какой-нибудь из этих, ну ты знаешь, домашних наборов-тестов? – спросила Кэт.

– Пробовала. – Ханна закусила губу, чтобы не расплакаться. – Ничего они не показали.

– Ох, ну тогда ладно. – В голосе Кэт послышалось облегчение. – Я не пойму, Ханна. Если…

– Они не всегда срабатывают, – перебила она. – Помнишь, прошлым летом я подрабатывала у одного доктора? Так вот, туда приходила одна леди, которая подозревала, что у нее рак. Она провела один из этих тестов, и он дал отрицательный результат. А живот у нее стал большим, потому что она оказалась на четвертом месяце беременности.

– Боже, как это ужасно! Я бы хотела получить опухоль. Тогда родители пожалеют меня, а не о том, что я у них есть.

Внезапно Ханну осенило, от кого она скрывала свое состояние. Не от Кона. От родителей. Особенно от отца!

– Как ты думаешь, из-за чего я схожу с ума? – спросила она. – Если я действительно беременна, мои родители узнают об этом. Мой отец… – Она прерывисто вздохнула. – Ох, Кэт, да он всегда считал меня такой ответственной и способной. А я оказалась такой дурой!

– Но он же поймет, разве нет?

– Да уж наверное, я это знаю, он не станет брызгать слюной, как моя мать…

Прижав трубку к уху, Ханна разрыдалась. Все было похоже на сцену из тех дурацких фильмов пятидесятых годов, где девочка "попадает в беду" (это всегда так называлось, как будто ее поймали на том, что она списала со шпаргалки на экзамене или попалась на воровстве в магазине) и скорее даст себя отправить на Нюрнбергский процесс, чем признается родителям, что беременна.

Ханна побрела в ванную комнату, соединявшую ее спальню с бывшей комнатой Бена, хотя в то время, когда он учился в колледже, а она только пошла в школу, он там редко бывал. Сейчас, прислушиваясь к шороху и скрипу из комнаты, ставшей теперь кабинетом матери, – Бен что-то двигал – Ханна почувствовала приступ раздражения. И зачем только Бен сюда приходит? Когда мать заставляет его таскаться с ней на приемы и прочее, почему он ее просто не пошлет?

Свободной рукой Ханна потянулась за салфеткой. Но коробка оказалась пустой, и она оторвала клочок туалетной бумаги, которая тут же распалась в руке, только она высморкалась. Она представила себе Кэт, которая растянулась на кровати в своей спальне, и ей захотелось, чтобы ее подруга оказалась рядом. Но не дай Бог, чтобы кто-нибудь, пусть даже ее лучшая подруга, увидел ее сидящей на сиденье унитаза в нелепой ванной комнате, которую мать отделала плиткой розового мрамора с латунными кранами в форме рыб, извергающих водяные струи. С покрытым пятнами и опухшим лицом, с комком туалетной бумаги, прижатым к носу, чтобы из него не текло, она чувствовала себя нищенкой, случайно попавшей в женскую комнату роскошного отеля.

– Послушай, я уверена, что в конце концов все устроится. – В голосе Кэт звучали такие нотки печали и сочувствия к ней, что Ханна почувствовала новый прилив слез, готовых пролиться через край. – Если тебе понадобится что-нибудь… вообще что-нибудь, то я – здесь, с тобой.

– Спасибо, но в данный момент мне поможет только чудо.

– Если Кон тебя как-нибудь обидит, я с удовольствием дам ему пинка под зад.

– Я совсем не виню Кона, – ответила Ханна. – Он меня вовсе не принуждал под дулом пистолета. И все же, – она почувствовала, как слабенькая улыбка появилась на ее лице, – спасибо.

– Послушай, Ханна, мне пора идти. – Голос Кэт опять стал едва слышным. – Стража опять у дверей. Я не хочу, чтобы они услышали что-нибудь.

– Конечно. Попозже?

– Попозже.

Положив трубку, Ханна склонилась над раковиной, чтобы сполоснуть лицо холодной водой, и вдруг ощутила резкий спазм, но не там, где ему следовало бы появиться перед месячными, а гораздо выше, в желудке, похожий на колотье в боку от быстрого бега. Она сделала судорожный вздох и схватилась за холодный край мраморной столешницы, ожидая, когда спазм пройдет.

За шумом текущей воды и из-за своего громкого дыхания она не услышала звук тихонько притворенной двери в бывшей спальне Бенджамина.

К субботе месячные у Ханны так и не начались, и она всерьез забеспокоилась. Чтобы отвлечься, она занялась сочинением, которое предстояло отправить в Йель. Ханна решила написать о детях Инвудской школы, с которыми она занималась в прошлом году после окончания своей учебы. Потом она вдруг вспомнила о сумме взноса, который следовало отправить вместе с заявлением. Просить деньги у матери не имело смысла, поскольку та давно дала понять, что расходы на обучение должен нести отец.

Ханна позвонила на квартиру Грейс, где отец обычно проводил время по выходным. Удача! Подошел к телефону Крис и сказал, что Джек принимает душ.

– Скажи ему, что я сейчас приеду, – сказала она. Но когда она вошла в квартиру, там не оказалось ни отца, ни Грейс. Крис сидел, сгорбившись, у монитора своего компьютера.

– Привет, – сказал он ей, не поднимая головы.

Ханна узнала игру, которой он увлекся – "Сим сити", – где вы строите целый иллюзорный город с помощью графических средств, а потом планируете, как им управлять. У Криса это здорово получалось.

– Где мой отец? – спросила она, начиная раздражаться. – Ты не сказал ему, что я еду?

То, что она оказалась в квартире Грейс в ее отсутствие, было неприятно. Ханне захотелось тут же выбросить ключ, который дала ей Грейс. Она никоим образом не хотела чувствовать себя здесь своей.

Крис с глуповатым видом бросил на нее взгляд и пожал плечами:

– Извини, я забыл.

Ханне пришлось прикусить зубами внутреннюю сторону щеки, чтобы не накричать не него.

– Он ушел несколько минут назад, – продолжал Крис. – А мама пошла кое-что купить у "Бальдуччи".

Она совсем сбилась с ног из-за того, что моя бабушка приезжает нас навестить… Хотя Нана и останавливается у моего отца. Мама планирует обед в среду. Судя по тому, как она себя ведет, можно подумать, что это будет Тайная Вечеря.

Крис повернулся к ней, и в пещерной темноте комнаты его глаза светились, будто в них сохранился свет экрана монитора. Он напомнил ей енота, напуганного вспышкой фонаря.

Ханна огляделась. Боже, и как это люди могут жить в таких условиях? Серый свет проникал сквозь приоткрытые жалюзи и освещал неубранную постель, стул и туалетный столик, заваленные хламом – грязной одеждой, стопками комиксов, пустых банок из-под «Спрайта». Тут были и запыленный велосипедный шлем, наушники для «уокмэна» посреди кучи кассет.

В других обстоятельствах она не заметила бы всего этого или не обратила бы внимания, но сейчас все ее раздражало. Крис, похоже, хотел поговорить, но ее совсем не прельщала перспектива оказаться втянутой в игру в роли старшей сестры. Она уже собиралась повернуться и уйти, но унылое выражение на лице Криса почему-то удержало ее.

Ему очень одиноко, подумала она. Ее поразило, что Крис в этом смысле похож на нее – отталкивает от себя людей и в то же время надеется, что все равно будет им нравиться.

– Ты ладишь со своей бабушкой? – спросила она, найдя свободный краешек на его постели, чтобы присесть.

Он пожал плечами, но выражение его глаз стало мягче.

– В общем, да. Она ко мне относится совсем не так, как мама. Но сейчас она ведет себя так, словно я сирота какой-то. – Он отвел взгляд. – Вроде того, что когда я приезжаю к ней, то она распаковывает мой чемодан и начинает перестирывать все перед тем, как разложить вещи в шкафы. Она, наверное считает, что мама не занимается стиркой.

– Слушай, это мне знакомо. Моя бабушка все еще изводит меня тем, что заставляет чистить зубы.

– С Наной нет никаких проблем, а вот с мамой и папой… – Его голос затих, а потом вдруг снова возник с неожиданной страстностью. – Развод – такая гадость.

– Да, конечно, наряду с кислотными дождями и дефолиацией тропических лесов…

"И тем, что я беременна".

Когда он снова поднял голову, она заметила блеск слез у него в глазах.

– Ханна, можно я тебе что-то скажу?

– Конечно.

– Мой отец хочет, чтобы я жил с ним.

– А что в этом нового? Это называется "растянутый и четвертованный". В средние века была такая пытка. А в наши дни это называют "совместной опекой".

– Нет, он хочет, чтобы я переехал к нему. Насовсем.

– А твоя мама знает?

Она произнесла это почти шепотом, хотя поблизости никого не было.

Крис покачал головой, а выражение его лица стало совсем несчастным.

Ханне даже стало нехорошо. Что будет, подумала она с любопытством, если завтра утром, за завтраком, я как бы между прочим объявлю матери, что переезжаю жить к отцу?

Вдруг так же неожиданно и болезненно, как если бы с раны сорвали пластырь, она поняла, что ее матери скорее всего это было бы безразлично. Ну, конечно же, она достала бы коробку салфеток, изобразила бы рыдания, потом перешла бы к обвинениям, возлагая на дочь всю вину, причитая, что все, кто был ей дорог, вытирают об нее ноги… Но истина состояла в том, что мама так погружена в поиски антиквариата и обоев, да еще выходами на бесконечные благотворительные сборища, что в конце концов не станет беспокоиться так, как Грейс, если бы речь шла о Крисе.

– А чего ты сам хочешь? – спросила она его. – Представь, если бы решения могли принимать мы, дети, чего никогда не бывает.

– Не знаю. – Позади него компьютер издал звук, похожий на писк загнанной в угол мыши. В полутьме экран светился, как огромный фосфоресцирующий глаз. – Чего бы я сам хотел, не произойдет никогда, так что это не важно.

– Ты хочешь, чтобы твои мама и папа снова были вместе?

– Вроде того.

В его голосе прозвучало смущение, как у ребенка, который понимает, что уже вырос, чтобы верить в Санта-Клауса, и все равно верит.

– Знаешь, что я думаю? – Ханна удивилась тому, что ее собственные страдания как бы притупились. – Мне кажется, что ты не должен принимать решение, если не уверен.

– Но если я скажу отцу, что не хочу жить у него, то ведь он подумает, что я так решил из-за того, что мама мне ближе, чем он.

– А твоя мама – что она подумает?

Крис ничего не сказал и уставился на грязный верх своих кроссовок "рибок".

Воцарилась давящая и неловкая тишина. Странно, но Ханна жалела Грейс. С той ночи в хижине, когда Грейс подарила ей куртку – которую Ханна почти не снимала с тех пор, – ее отношение к Грейс стало казаться ей запутанным еще больше, чем когда-либо.

Она встала, подошла к Крису и положила руку ему на плечо. Ей нечего было сказать такого, от чего ему стало бы легче. Быть может, ему просто нужно знать, что его кто-то поддерживает.

Кто-то, кто точно знает, каково ему.

Ханна уже влезала в свою кожаную куртку, когда Грейс появилась на пороге. Сердце Ханны упало, но вдруг ее осенила странная мысль. А что, если рассказать Грейс, что она забеременела?

Грейс, конечно же, не расстроится и головы не потеряет, но в любом случае мнение Грейс о ней хуже уже не станет.

– Ханна, какая неожиданность!

Короткие до подбородка волосы Грейс были всклокочены ветром, а лицо раскраснелось от холода.

Грейс прошла мимо, нагруженная сумками с покупками, обдав Ханну холодом. Руки Ханны покрылись гусиной кожей. Грейс с глухим стуком выкладывала покупки на стойку в кухне.

Так что, сказать ей? Пока хватает смелости?

Да, но если она использует это признание мне во вред? Если б у меня было что-нибудь против нее, я бы этим воспользовалась.

Осознав, что, по всей вероятности, она бы так и поступила, Ханна почувствовала себя еще хуже.

– Я… уже… Я уже собралась уходить. – Ханна заикалась, чувствуя себя неловкой и смущенной.

– Ну что ж, тогда не стану тебя задерживать.

По голосу Грейс не чувствовалось, что она расстроена, скорее, в ее словах прозвучало облегчение или что-то вроде этого. Удивительно, но Ханна испытала некоторое разочарование. Она даже почувствовала себя как бы отвергнутой.

– Может, помочь тебе сначала все это выгрузить? Я не очень спешу.

Слова вырвались помимо воли, и Ханна почувствовала, как дернулась ее голова, как это бывало, когда в метро к ней вдруг обращался кто-нибудь совершенно незнакомый. Она предложила Грейс свою помощь?!

Грейс тоже удивилась, и Ханна это заметила. Грейс смотрела на Ханну через стойку рабочего стола и крутила связку ключей на пальце. Их звон отвлекал обеих от неожиданного предложения Ханны.

– Конечно, – сказала Грейс радостно. – Работа найдется и для помощницы. Покупок не так уж и много, но на кучу денег, которую я истратила, можно было бы купить целый грузовик еды. Обычно я туда не хожу, но моя мать приедет к нам на обед и… – она состроила гримаску, – ну, ты сама понимаешь.

Ханна слушала ее воркование и вместо того, чтобы начать раздражаться, как это обычно бывало, почувствовала себя увереннее. Трескотня Грейс служила ей течением, по которому она могла плыть в океане недоброжелательности, всегда возникавшей между ними. Она вынимала из фирменных пакетов консервы, банки и пластиковые коробки и укладывала их на полки холодильника или в поддон.

– Похоже, что ты затеяла что-то действительно фантастическое.

Она вспомнила об обеде, на который они все собрались здесь и когда ее вырвало на пол в ванной, и тут же подумала, что лучше было бы помолчать.

– Можно назвать это и так, – откликнулась Грейс, стоя на цыпочках, чтобы найти на забитой до отказа полке место для еще одной коробки. – Хотя лучше сказать: ритуальное жертвоприношение человека. Видишь ли, есть вещи, из которых невозможно вырасти, как из платья. – Она бросила на Ханну взгляд через плечо. – Родители относятся к их числу.

– Да, я знаю, – сказала Ханна и натянуто улыбнулась.

И почему я с ней соглашаюсь? – удивлялась Ханна. Все усложнялось. Сначала это сближение с Крисом, а теперь и…

Я просто ей помогаю, а это совсем не означает всеобщий мир во всем мире, быстро напомнила она себе.

Когда гора продуктов оказалась убранной и разложенной по местам, Грейс ловко взобралась на один из стульев бара лицом к кухонной стойке, обдав Ханну взглядом, полным такого любопытства, что та почувствовала себя неловко. Словно обнаженной. Ханна бросила взгляд на коридор, надеясь, что Крису надоест его компьютер и он выручит ее, вернее – спасет.

Спасет от чего? – спросила она себя. От глупого желания выплеснуть все, что накопилось на душе, тому, кто скорее всего меня ненавидит?

– Спасибо за помощь. Но мне не хотелось бы тебя задерживать, – сказала Грейс, предоставляя Ханне отличный повод, чтобы скрыться. – Я скажу твоему папе, что ты его искала.

Никаких вежливых расспросов о школе или о комитете "Зеленая Земля", где Ханна председательствовала, никаких намеков на то, что следующим летом они могли бы хорошо провести время, о поездках, которые они могли бы совершить. Грейс от нее просто вежливо избавлялась.

И не только сегодня, наконец сообразила Ханна. С тех пор, как они провели ту неделю за городом, Грейс была не более чем приятно учтива, не принуждая Ханну делать что-либо или не делать чего-то и не спрашивая ни о чем… Ханна, подумав об этом, осталась довольна, но, с другой стороны, чувствовала, что что-то не так.

– Грейс? – Ханна опустилась на стул, вдруг почувствовав себя слишком усталой, чтобы встать и уйти. Да и куда ей сейчас идти? – Ты когда-нибудь… – Она остановилась, а ее голос внезапно задрожал. – Ладно, не обращай внимания.

Ханна ждала, что Грейс что-нибудь скажет, но та молчала. Просто сидела и смотрела на Ханну, наматывая на палец длинный бакалейный чек.

– Что меня по-настоящему достает, – сказала Грейс тихо, – так это кофе. Там, у Бальдуччи, приходится выбирать из двадцати пяти сортов, и наконец начинает казаться, будто судьбы мира зависят от твоего решения. Это смешно, я ни минуты не раздумывала, покупая этот чердак, хотя он был сущей развалиной. Иногда гораздо легче увязнуть в сущих пустяках.

Если бы Грейс стала ее расспрашивать, Ханна скорее всего забралась бы в раковину и не стала бы откровенничать. Но теперь у нее больше не хватало сил сдерживаться.

– Я, кажется, забеременела, – скороговоркой выпалила она, обращаясь к чайнику на плите, который, наверное, давно остыл, хотя его ручка все еще была обмотана посудным полотенцем.

Грейс молчала так долго, что Ханна начала думать, что та не расслышала ее слов или – что еще хуже – притворилась, что не слышала. Наконец она сказала:

– Ты говорила об этом с родителями?

Ханна покачала головой, чувствуя, как тоска охватывает ее снова. Она не могла понять, почему доверилась именно Грейс.

– Я уверена, что ты, девушка образованная и интеллигентная, применяла противозачаточные средства, – сказала Грейс спокойно и буднично. – Я права?

– Конрад…

– Нет, не твой приятель. Я имею в виду тебя.

– Нет, я не предохранялась.

Ханне в голову не приходило, что просто презерватива недостаточно.

– Что же, тогда все упрощается, – сказала Грейс быстро и по-деловому, протягивая руку к телефону на стене. – Мы сейчас примем меры, и тебе не придется заботиться об этом каждый месяц. Если он применял презерватив, то у тебя может быть просто задержка, но если ты и в самом деле беременна, ну, тогда нам придется переходить мост, когда мы до него доберемся. – Она взяла со стойки записную книжку в кожаном переплете и стала большим пальцем листать ее страницы. – У меня есть великолепный гинеколог, она принимает пациентов даже по субботам. Сейчас выясним, сможет ли она принять тебя.

Сидя на высоком стуле, словно на насесте, и слушая, как Грейс обхаживала какую-то медсестру, чтобы та записала ее на прием на ближайшее время, Ханна чувствовала себя так, как будто выдала нечто большее, чем просто тайну. Ханна передала Грейс и поводья от своей судьбы.

Через полчаса Ханна лежала на смотровой кушетке в комнате со стенами персикового цвета, увешанными отпечатками с репродукции Кассатта, изображавших матерей с детьми, а молодая женщина в белом халате с темными волосами, убранными в косу за спиной, осторожно ощупывала и прощупывала ее.

Ханне, еще не осознавшей, напугана она или смущена, разрешили сесть. Ее сердце тяжело забилось, когда она натягивала на голые колени хлопчатобумажную рубашку. Она попыталась что-то сказать, но язык, словно распухший, не слушался, от чего стало даже трудно глотать.

Врач приободрила ее, сказав:

– Я проведу анализ мочи прямо сейчас. Но я на девяносто девять процентов уверена, что вы не беременны.

У Ханны внезапно закружилась голова. Если бы она не сидела, то ей пришлось бы сесть. Но облегчение постепенно переполняло ее, будто она была шариком с гелием, делая ее легкой, почти невесомой. Она кивнула и попыталась сосредоточиться на том, как женщина, которая казалась слишком молодой, чтобы быть врачом, рассказывает, как пользоваться диафрагмой. Через несколько минут, когда анализ дал отрицательный результат, ее проводили обратно в туалетную комнату, и она сумела кое-как втиснуть свое невесомое тело в одежду.

Выйдя в приемную, где Грейс ждала ее, просматривая журналы, Ханна почувствовала, что улыбается.

Грейс встала. Один взгляд сказал ей все, что она хотела знать.

– Хочешь посмеяться? – спросила она, избавляя Ханну от необходимости что-либо говорить. – Помнишь, я говорила о кофе? Так вот, я только что сообразила, что так его и не купила.

Ханна не вымолвила ни слова, пока они не сели в такси.

– Ты не скажешь отцу, правда? – спросила она несчастным голосом. – Ему об этом знать незачем, тем более что все в порядке.

– Совершенно незачем, – любезно согласилась Грейс.

– Обещаешь?

– Клянусь.

Благодарность захлестнула Ханну. Но в тот же момент злобный голосок где-то в ее подсознании прошипел: Берегись! Будь бдительной. Не позволяй опутать себя. Теперь у нее есть кое-что против тебя, и она может это использовать в любой момент.