"Победитель" - читать интересную книгу автора (Волос Андрей)

Арбузы сахарные

Новенький УАЗ-469 ходко бежал по набережной. Навстречу тянулись перекошенные, ободранные, забитые до отказа пригородные автобусы, чадящие грузовики-развалюхи, пикапы.

Плетнев сидел за рулем, Архипов справа, Пак сзади. Архипов командирским взором посматривал направо-налево. Время от времени его внимание привлекал какой-нибудь беспорядок — нищий на обочине или большая вонючая свалка в самом, казалось бы, неподходящем месте, и тогда он неодобрительно цокал или даже бормотал что-нибудь вроде:

— Да-а-а… Далеко им еще до нас, далеко!..

Плетнев рулил, размышляя о том, что Архипов чем-то напоминает старшину учебной роты Дебрю. Старшина Дебря говорил почти исключительно поговорками. «Солдат — что дерево: пока не срубят, сам не повалится!» Или: «Старшина солдату ближе матери: с матерью в баню не ходят, а со старшиной положено!» Или спросят его, например, можно ли порвавшиеся до срока ботинки на новые поменять, а он отвечает: «Хрен не сахар, за щекой не тает!» Вот и думай… Все его речения горделиво несли отпечаток армейского идиотизма, а некоторые напоминали какие-то недоделанные силлогизмы, томившие своей незавершенностью. Самой лаконичной и, пожалуй, верной из его пословиц была следующая: «В танке главное — не бздеть!..»

Архипов поговорками не пользовался, а все же Плетнев не мог отделаться от ощущения, что они со старшиной Дебрей в чем-то похожи…

Огороженное решетчатым забором здание Академии Царандоя — Народной милиции — располагалось на окраине города, у склона холма.

У ворот теснилось неожиданно много народу: старики, зрелые мужики, женщины, молодые парни. Стояли машины, навьюченные ослы, тележки. В поклаже преобладали туго скрученные ковры, набитые чем-то мешки и сетки с овощами. У изгороди дружно блеяли бараны, козы и даже несколько низкорослых коров.

— Что это у них тут сегодня — козлодрание? — удивленно спросил Архипов.

Возле будки КПП ждали Хафиз и Камол — два парня из подопечных контрразведчиков. Хафиз неплохо говорил по-русски.

Непрерывно сигналя, Плетнев протиснул машину сквозь толпу, подъехал и запарковался правее будки.

Выбрались наружу, и Хафиз и Камол, улыбаясь, принялись пожимать им руки.

— Здравствуйте! Как ехали? — говорил Хафиз, кланяясь. — Как здоровье? Как настроение?..

— Слышь! — сказал Архипов, показывая пальцем на толпу. — Что происходит?

Хафиз мельком глянул и ответил:

— Набор же в академию идет… Каждый хочет сына устроить, — он виновато развел руками. — Бакшиш несет. Один — мешок риса несет, другой — барана несет, еще другой — корову…

— Класс! — Архипов по-свойски хлопнул Хафиза по спине. — Ты тоже за барана поступал?

Хафиз смущенно улыбнулся и неопределенно пожал плечами.

— У нас в Ташкенте то же самое, — заметил Пак. — Только барашки в бумажке.

Архипов сердито на него зыркнул:

— Заткнись ты со своим Ташкентом! Союз дискредитируешь!

Пак растерянно заморгал.

На КПП, где предъявили документы, неугомонный Архипов вступил с часовыми в беседу, произнося слова громко и отчетливо, как будто беседовал с глухими:

— Советский Союз, понимаешь? Ленин! Спутник! Гагарин! Коммунизм!.. Понял, нет? Вот, на тебе, держи!

С этими словами он достал из нагрудного кармана значок с изображением Ленина и вручил солдату.

Тот равнодушно покрутил его в пальцах и бросил на стол.

Плетнев почувствовал себя очень усталым.

— Коля, отстал бы ты от него, — тихо сказал он.

— Нет, — возразил Архипов. — Я хочу, чтобы он запомнил нашу встречу, чтобы потом рассказывал своим детям! — и опять стал орать, тщательно артикулируя: — Слышишь? Мы — советские, русские! Мы вам помогаем! — потыкал пальцем в злополучный значок. — Это Ленин! Ленин! Понял?

Часовой пожал плечами и буркнул что-то на дари.

За это Хафиз на него сердито накричал. Тоже, естественно, на дари.

Солдат несколько смутился.

— Что он говорит? — настороженно спросил Архипов.

— Говорит, лучше бы сигарет дал, — с мстительной невозмутимостью ответил Пак. — Или денег. Ну что, пошли?

Двенадцать курсантов построились на поляне перед огневым рубежом.

Архипов, Пак, Плетнев и командир-афганец встали перед строем.

— В прошлый раз вы изучили основы стрельбы, — сказал Пак на дари. — Сегодня переходим к практическим занятиям.

Курсанты разбились на три четверки. Начались стрельбы.

Отстрелявшиеся перемещались назад, а на огневой рубеж выходили следующие четверо.

Плетнев, Пак и Архипов стояли за их спинами, поправляя и помогая.

Выстрелы гремели один за другим — но все больше бестолковые.

— Да, Николай, — в конце концов сказал Плетнев. — Видно, твоя теория им на пользу не пошла…

Он только расстроенно махнул рукой:

— Чурбаны!..

Вторая четверка отошла в сторону, возбужденно переговариваясь.

— Жалуются, что автоматы плохие, — заметил Витя Пак. — Мушки, говорят, сбиты.

— Что?! — возмутился Архипов. — Ах вы, дурилки деревянные! Ну-ка построй их!

Пак скомандовал офицеру-афганцу. Офицер скомандовал курсантам. Курсанты построились в шеренгу.

— Тут кто-то недоволен автоматами? — спросил Архипов, хмурясь. — Автомат Калашникова — самое лучшее в мире оружие! При любых условиях надежен и безотказен!

Витя перевел.

— Все зависит от стрелка! Сейчас я покажу, как стреляет автомат Калашникова!

Плетнев тоже знал, что все зависит от стрелка, и поэтому взмолился шепотом, так кривя губы, чтобы никто не заметил:

— Коля! Может, не надо?!

Архипов, не поворачивая головы и так же кривя губы, ответил тихо и яростно:

— Товарищ старший лейтенант! Знайте свое место! Я старший по званию!

Пак смотрел на него с совершенно детской улыбкой.

Плетнев вздохнул.

Занятия кончились. По склону от стрельбища к КПП петляла засыпанная гравием дорожка. Спешить не хотелось — день был не очень жаркий, а здесь, на окраине, у подножия холма, заросшего зеленью, и вовсе радовал сердце. Архипов и Пак, окруженные курсантами, шагали впереди, Плетнев с Хафизом и Камолом — чуть поодаль.

Правда, Архипов время от времени оборачивался и недовольно поглядывал. Но Плетнев решил не обращать на него внимания.

Камол улыбнулся и что-то спросил.

— Спрашивает, помните ли, — перевел Хафиз, — как учили удавкой работать?

Плетнев кивнул, и Камол принялся радостно рассказывать, а Хафиз — переводить.

— Говорит, вчера ночью пришли арестовывать одного опасного парчамиста. Он хотел убежать, а Камол как прыгнул на него с крыши! И веревкой за горло, как вы учили. Говорит, у парчамиста язык вылез вот на столько! — И он точно повторил жест рассказчика, показав пальцами что-то в размер небольшого огурца, а потом пожал плечами: мол, вот такой он, Камол-то наш. — Ему потом, говорит, все завидовали. И начальник похвалил.

Плетнев долго откашливался.

— Ну понятно… Да уж… На пользу пошло учение…

Камол жизнерадостно оскалился, мелко покивал и побежал догонять группу. Должно быть, это было все, что он имел сообщить.

Они шагали молча. Неожиданно Хафиз сказал, заметно волнуясь:

— Много людей арестовывают!.. Если сосед донесет, что ты «парчамист», — тут же арест. Дом конфискуют. Родственников тоже берут. Кого сразу расстреливают, кого в тюрьму… Неизвестно еще, кому лучше! Тюрьма Пули-Чархи — это ад!.. Или хуже ада! Вы не можете себе вообразить, что там делают с людьми!.. И за всем этим стоит Хафизулла Амин! Нельзя верить Амину! Он враг народа! Он хочет погубить революцию!

— Гм, — осторожно высказался Плетнев, хоть ему и казалось, что он говорит искренне. — Это серьезные обвинения…

— Если вы меня выдадите, мне конец, — оглянувшись, шепотом сказал Хафиз. — Но я верю вам. Я скажу.

Он замедлил шаг.

— Амин хочет убить Тараки, нашего вождя! В аэропорту, когда Тараки прибудет из Москвы! Прямо около самолета… Имейте в виду, у Амина всюду свои люди! Он следит за всеми! Вы наши советские друзья, вы никогда не обманываете! Вы должны помочь!..

При выезде на набережную случился затор. Минут десять жарились на солнцепеке. Плетнев то и дело поглядывал на часы. Архипов вытер платком шею и долго и брезгливо его рассматривал. Потом вздохнул:

— Ну и пылища… За что все эти муки терпим? Пыль, жара, а ты еще этих баранов учи! — Повернулся к Паку и подмигнул: — А? Зачем?

— Приказ, — с бесстрастностью Будды ответил Витя.

Плетнев молча вел машину — то есть дергался то на метр, то на полметра, следуя за изнемогающим потоком автомобилей и повозок.

— А что приказ? Ты же и уволиться можешь. Не хочу, мол, ни жары, ни пыли вашей, ни приказы выполнять! Увольте меня — и все тут. А ведь не увольняешься?

Пак хмыкнул:

— Уволься!.. А потом что?

— Во! — обрадовался Архипов. — То-то и оно! Что потом? Сейчас ты кто? Не здесь, конечно, — морщась, пояснил он, — а в Союзе! В Союзе ты офицер КГБ! У-у-у! Гаишник остановил, ты ему ксиву в нос — цепенеет! В ресторан очередь — по барабану! — Архипов жизнерадостно хихикнул. — Я вот, помню, резину новую не мог купить. Езжу на лысой. Ну не достанешь же ни хрена. Потом думаю: да что ж я мыкаюсь как саврас по магазинам! И на базу! Кто главный?.. Один раз удостоверением махнул — так, слышь, третий год бесплатно на дом привозят! А ты говоришь!..

Слушать было довольно противно (хоть Плетнев и не мог не признать определенной его правоты), но пробка наконец-то рассосалась, они пролетели набережную и скоро выбрались на проспект Дар-уль-Аман.

— Черт! — спохватился Архипов. — Ребята арбузов просили привезти! Давай-ка высади меня, а сами сгоняйте.

— Я к Симонову должен зайти, — возразил Плетнев, взглянув на часы. — Срочное дело.

— Ничего, пять минут потерпит твое дело. Срочнее будет!..

Плетнев резко остановился у ворот.

— Ты — старший! Потом машину поставишь.

Архипов беззаботно захлопнул дверцу и направился к КПП.

— Ну что? — пробормотал Плетнев, неприязненно глядя ему в спину. Как дать бы по башке! — Куда?

— Давай назад, — предложил Пак. — Через перекресток. Там базарчик есть.

Майор Симонов сидел за столом в майке и форменных брюках. Поэтому расположившийся напротив него капитан Архипов, одетый по форме, выглядел особенно собранным и озабоченным человеком.

— Я так считаю, Яков Семенович. Боец не должен забывать о нашем здесь положении. Чужая страна, чужой народ. Вражеское, можно сказать, окружение. Бдительность и бдительность!.. А Плетнев — будто в родной деревне. Идет на контакт. Легко идет. Кроме того, своим поведением зачастую дискредитирует положительный образ Советского Союза. Поэтому я как офицер, как коммунист и как…

— Ну понятно уже, понятно! — раздраженно сказал Симонов. — Что уж в третий-то раз твердить одно и то же! Все ясно!

Помедлив, Архипов поднялся со стула.

— Разрешите идти?

— Давай, — буркнул Симонов. — Дверь закрой.

Архипов закрыл дверь, прошел коридором, сбежал по ступенькам школы, бросил взгляд на часы и, насвистывая, направился по дорожке в сторону поликлиники.

Через две минуты он постучал:

— Разрешите?

Кузнецов сидел на своем месте, а Вера стояла рядом, оперевшись рукой о стол, и оба они рассматривали кардиограмму.

— Здравия жела-а-аю! — протянул Архипов. — Добрый денечек, Вера Сергеевна!

Врачи подняли головы.

— О! Заходи, — довольно безрадостно бросил Кузнецов. — Присядь… В общем, ничего страшного. Но знаете, как: береженого бог бережет.

— Вера Сергеевна, позвольте вам доложить, — сказал Архипов, подходя к столу, вместо того чтобы, как было предложено, присесть. — Вы сегодня просто ослепительны!

Вера сложила ленту кардиограммы и пошла к двери.

— Спасибо… Не буду вам мешать.

Архипов посмотрел ей в спину, громко крякнул и сел перед Кузнецовым.

— Ну и ладно. Как говорится, леди с пони, дилижансу легче… Ну что? Надумали?

Кузнецов откинулся на спинку стула и шумно выдохнул: фу-у-у-у!

— Ох, Архипов! Доведешь ты меня до греха! Честное слово, доведешь!..

— Как хотите, — легко согласился Архипов. — Только вы же сами говорили: квартиру покупать. На чеки-то надежнее…

— Да понимаю я, понимаю! — Кузнецов мучительно сморщился и начал барабанить пальцами по столу. — Ну куплю я эти двести чеков несчастные, дальше что?

— Если каждый месяц по двести чеков — это ого-го! Курочка по зернышку клюет.

— Ага, — уныло отозвался Николай Петрович. — А весь двор в говне!.. А курс какой?

Архипов пожал плечами.

— Обычный.

Кузнецов несколько секунд тупо смотрел на канцелярский стакан с карандашами, потом страдальчески махнул рукой, со вздохом выдвинул ящик и вынул кипу афганских денег.

Архипов извлек из кармана пачку чеков и отсчитал двадцать десятирублевых.

Затем он принялся считать афгани.

— Да вы не сомневайтесь, — добродушно говорил он при этом. — Нормальный курс… Больше вам нигде не дадут…

Именно эти его слова услышал Князев. Он стоял у раскрытой двери кабинета и видел все сразу: чеки на столе, пачку афгани в руках Архипова, взволнованное лицо Кузнецова.

Архипов вскочил, отшвыривая от себя деньги.

— Товарищ полковник, я… мы…

— Товарищ майор, разрешите войти!

Нахохлившись, Симонов сидел за столом, изучая какую-то ведомость.

— Заходи…

Плетнев переступил порог учительской. Посреди комнаты стояла застеленная раскладушка, сверху лежал автомат и офицерский ремень с кобурой.

Во всем остальном это была совершенно обыкновенная учительская. Казалось, стоит лишь закрыть глаза — и ты окажешься в родном городе, в школе, где когда-то учился. И точно так же будут торчать на шкафах два глобуса разного размера и чучело филина, в углу — два рулона карт, в шкафу — заспиртованная лягушка в банке и стеклянная коробка разноцветного гербария… и будет слышен грохот волны, если сегодня шторм!..

Однако он был вовсе не в Сочи. И за окном шумело не море, а проспект Дар-уль-Аман.

— Товарищ майор, я хочу…

Симонов почему-то вдруг швырнул карандаш, откинулся на стуле и закричал:

— Нет уж, погоди! Сначала я кое-что хочу! Сядь!

Плетнев сел.

— Как стрельбы провели? — уже спокойно, но очень иронично спросил он.

— Да нормально вроде. Как всегда…

— Друзей новых не появилось?

Теперь в голосе звучал сарказм.

— Друзей? — удивился Плетнев.

— Ну да! говорят, ты, елки-палки, общаешься вовсю с кем попало! А? Забыл о нашем здесь положении? Уединяешься со служащими иностранной армии! Разговоры с ними разговариваешь!

— Товарищ майор, это вам Архипов напел?

— Кто бы ни напел!.. Что у вас с ним?

Плетнев вздохнул.

— Пострелять Архипов захотел. Продемонстрировать силу советского оружия.

— Ну?

— Ну и продемонстрировал… Рожок спалил, поразил одну мишень. Из пяти.

— И что?

— Пришлось самому… или оставить афганцев при убеждении, что автоматом Калашникова и впрямь только гвозди заколачивать?

— Ну?

— Ну а он, видать, обиделся…

Симонов с досадой стукнул костяшками пальцев по столу.

— Вот, елки-палки, говорил ему — не лезь! Твое дело — теория! Рассказал, как мушку с целиком совмещать, и хорошо!.. Но погоди, а повод все-таки какой был? Он мне такое тут про тебя расписывал!..

— А насчет этого я как раз и пришел. Курсант сообщил важную информацию.

— Какую?

— Якобы Амин готовит покушение на Тараки…

— Елки-палки!

Симонов сделал каменное лицо и молча встал.

— Не нашего это ума дело, — буркнул он, надевая куртку-»песчанку». — Пошли-ка, братец, к начальству!

Полковник Князев выглядел весьма благожелательно. Тем не мнее, Архипов стоял перед ним навытяжку и ел начальника вытаращенными глазами.

— А сертификаты вы из Москвы привезли? — мягко интересовался Князев.

— Так точно, товарищ полковник, — убито отвечал капитан.

— Какова же, если не секрет, прибыльность таких операций?

Архипов молчал.

— Я вас спрашиваю, товарищ капитан!

— Да какая там прибыльность, товарищ полковник!..

Князев иронично покачал головой.

— Понятно. Себе в убыток работаете. На благо человека… Ну что ж. Воспитывать я вас не буду. Да это и бессмысленно. Вы знали, на что шли. Я бы лишь посоветовал впредь больше следить за собой, чем за своими товарищами. Приказ я…

— Товарищ полковник! Не надо!!

Князев осекся и вскинул жесткий взгляд.

— …Приказ я подпишу сегодня, — продолжил он через секунду. — Рейс в Москву завтра вечером. Предписание получите утром. Свободны.

Архипов сделал шаг к столу.

— Товарищ полковник! Я вас очень прошу! Ведь вся жизнь!.. Меня же уволят! Куда я потом?

— По торговой части пойдете, — пояснил полковник. — Еще, глядишь, недурно устроитесь, — и повторил железным голосом: — Я сказал: свободны!

Симонов постучал в дверь директорского кабинета.

— Разрешите?

Князев встретил их хмурым, даже угрюмым выражением лица.

— Садитесь! — кивнул он, а потом пробормотал, додумывая что-то прежнее: — Мерзавец!

Они невольно переглянулись.

— Докладывайте, — приказал полковник.

— Григорий Трофимович, тут вот какое дело, — начал Симонов…

Пак расстелил газету на широком подоконнике и теперь с удовольствием орудовал ножом, нарезая арбуз на ломти.

Первый из них уже держал в руках Голубков.

Отворилась дверь класса, и вошел Архипов.

Пак жестом предложил ему присоединиться к пиршеству.

Архипов потерянно постоял, так отрешенно глядя на серебристо-алые ломти арбуза, будто вовсе не понимал их предназначения, затем горько махнул рукой и побрел к своей раскладушке. Начал копошиться в вещах, да так и замер, задумавшись.

— Ты чего? — спросил Голубков, хлюпая и стараясь не капать на пол.

Архипов поднял тусклый взгляд.

— Ничего. В Москву собираюсь…

Голубков и Пак изумленно переглянулись. Голубков уже не замечал, как арбузный сок капает на чистый пол.

— Настучал кто-то Князеву… Мол, я такой, я сякой… У нас же как? Человек человеку друг, товарищ и брат… Как говорится, стучи — и Родина тебя не забудет!

— Ничего не путаешь? — спросил Голубков, сладостно чавкая.

— В смысле?

— Говорю, может, перепутал что? Ты ведь сам чаще всех у начальства пасешься…

— Да я же!.. — с обидой воскликнул Архипов, прижав к груди кулак. — Эх, да что с вами говорить!..

Он швырнул спортивную сумку на кровать и выскочил из комнаты.

— Во как, — задумчиво сказал Голубков, дожевывая. — А хороший арбуз-то. Сахарный.

— В общем, ваша информация несколько запоздала, — вздохнул Князев, подводя разговору итог. — Но то, что она поступает из разных источников, подтверждает ее подлинность. Тараки в обиду не дадим. Необходимые сведения до него доведут. Мероприятия по предотвращению теракта подготовлены. В окружение Амина благодаря нашим усилиям просочилась информация о том, что Тараки предупрежден. А, как говорили древние, предупрежден — значит вооружен. И готов к отпору. Поэтому операцию в аэропорту Амин отменил. Вот так… Но Амин — человек активный, от него и чего похлеще можно ждать. Так что — не расслабляться!

И поднялся, оперевшись руками о стол.