"Зеленоглазка" - читать интересную книгу автора (Гаскин Кэтрин)

Глава девятая

Наконец Адам решился высказать мне то, что давно его мучило. Мы шли в магазин Сампсона, чтобы подготовить списки товаров, которых на складе оставалось мало, так как через пару дней из Мельбурна приезжал Ларри. Когда Адам позвал меня, я сразу попыталась отговориться тем, что все равно не могу писать.

– Ты так бегаешь от меня, Эмми, что я уже начал думать, что ты меня недолюбливаешь или я чем-нибудь тебя обидел.

– Чем ты мог меня обидеть? – сказала я сухо.

– Ну, тогда надевай шляпку – и пошли.

Мы молча спускались по Главной улице, и мне показалось, что это молчание тяготит нас обоих. Я злилась на себя за то, что не могу заставить свой язык произнести хоть слово, дабы разрядить эту неловкость. Когда мы пришли, нас встретил Сампсон и иронически повел бровью:

– А вот и знаменитая парочка повстанцев!

– Тише! – сказала я. – Вас могут услышать. Вот придут и арестуют Адама.

– Ерунда! – возразил Бен, – они не знают, как избавиться от тех, кто уже арестован. Во всей колонии не найдется газеты, которая бы не прошлась на своих страницах по истории с фортом. Они уже сами не рады, что все так получилось. Заметьте – ни один суд не осмелится осудить наших людей за такого рода преступление. Так что, мисс Эмма, не стоит волноваться. Тем более, Адам не был среди зачинщиков, и никто не станет им заниматься.

И он многозначительно подмигнул Адаму, так, чтобы я тоже видела.

– Вот если бы обо мне кто-нибудь волновался так же, как вы об Адаме… Шуточное ли дело – броситься в горящий форт! – Он увидел, что я смутилась, и сразу же закрыл тему. – Ну что ж, пора за работу! Ты собираешься еще приехать сюда, Адам, или корабль Лангли уже готов?

– Я еще сам не знаю, – сказала Адам, – я даже не уверен, что Джон Лангли не раздумал отдать мне «Энтерпрайз». Лангли всегда на стороне законопорядка, особенно если дело касается его собственности.

В течение часа мы составляли списки, и Бену пришлось поработать пером за меня.

– Как мне не хватает вашей быстрой руки, мисс Эмма, – сказал он.

Он был очень добр ко мне, даже не поддразнивал, как обычно. Желая порадовать его, я улыбалась каждой его шутке и с удовольствием приняла от него подарок – пейслийский платок, который он предложил мне вместо моей коленкоровой перевязи.

– Ну вот, теперь совсем другое дело. Любая женщина умрет от зависти, лишь взглянув на тебя, и сразу захочет тоже иметь больную руку, чтобы носить это.

Пока мы сидели у Бена, неловкость между мной и Адамом немного сгладилась, но как только вышли на улицу, между нами снова установилось молчание. Был уже вечер, как раз время ужина. Работа на шахтах была закончена, и старатели разбрелись по городу – кто по магазинам, а кто по знакомым. Торговля шла полным ходом. Погода была ясная, но жаркая, и мысль о ждущих нас в лагере бараньих отбивных особого аппетита не вызывала.

– Пойдем заглянем в магазин Хита, – неожиданно предложил Адам.

К Хиту обычно ходили люди, у которых завелись лишние денежки на покупку роскошных вещей, или же те, кто получал удовольствие, выбирая, что он купит, когда найдет золото. Адам далеко не был завсегдатаем этого места; вещи, как таковые, интересовали его мало. Но сейчас он настаивал пойти туда, а я была только рада, что молчание наконец прервалось. Он предложил мне опереться на его руку, но я отказалась. Не сказав ни слова, он убрал руку. Мы приближались к магазину Хита.

Наметанным глазом я оценила товары. Здесь были самые изысканные вещи во всем Балларате. Большинство покупателей зашли в магазин с той же целью, что и мы, – поглазеть. Карл Хит никого не торопил и не настаивал. Он знал, что покупатели наверняка придут опять – это был испытанный способ, я знала его еще от Элиу Пирсона.

– Хороший магазин, – сказала я Адаму. – Этот Хит знает, что делает. Видишь, здесь нет ни надоевших всем сковородок, ни дешевого ситчика, ни хозяйственных щеток. Они, конечно, необходимы, но это те вещи, о которых каждый хотел бы забыть. А сюда приходят, чтобы потратить деньги с удовольствием или хотя бы заранее придумать, как они их потратят. Как будто… – я старалась подобрать правильное слово, – как будто они приходят сюда за мечтой. Вот, например, пока это шелковое платье – только мечта, – я указала на витрину, – или, скажем, часть мечты. Сейчас оно доступно только тому, кто нашел сразу много золота.

Я подошла поближе, чтобы как следует рассмотреть платье. Даже надетое на манекен, оно выглядело пленительно – от кружевного воротничка мягкими складками струился вниз голубой шелк, словом, это была настоящая вещь, которая совершенно не подходила для здешних пыльных улиц. Я благоговейно коснулась его.

– Прекрасный шелк, – оценила я, – такой я видела в магазине Элиу.

– Очень красивое платье, – сказал у меня за спиной Адам. – На тебе оно будет отлично смотреться, а, Эмми?

Я пожала плечами.

– Я говорила только о мечте. Оно не для того, чтобы носить, а чтоб люди мечтали о нем. Кроме того, оно мне велико.

– А можно подогнать его по фигуре? Ты смогла бы его уменьшить?

– Конечно, если бы мне пришло в голову его купить. Но дураков нет.

– А можно переделать его в свадебное? Я хотел бы купить его для тебя, Эмми.

– О, оно стоит целое состояние, к тому же… – Я повернулась, чтобы увидеть его лицо. – Ты… ты сказал свадебное? А у кого свадьба?

Он ответил спокойным и решительным тоном, но, как всегда, в его голубых глазах было невозможно прочесть, что он думает.

– Как ты думаешь? Конечно, у тебя. У тебя свадьба.

Смысл его слов не доходил до меня, Я не могла поверить, хотя знала, что Адам всегда говорит правду.

– Ты хочешь сказать, – начала я осторожно, – что просишь моей руки?

– А что же еще? Разве ты не знала, что я собираюсь на тебе жениться?

– Нет, – покачала я головой, – совершенно не знала. Откуда же мне было знать? Я думала… Я думала, что на Розе.

Я посмотрела на него в упор: на лице его не дрогнул ни один мускул. При упоминании ее имени ничуть не изменились ни его взгляд, ни выражение губ. Он не прятал от меня глаз. Но если любить человека так, как я люблю Адама, то замечаешь то, чего, быть может, и нет – легкую тень, пробежавшую по лицу, затвердевшие желваки на скулах, а руки… На них и взглянуть не решаешься: а вдруг они сцеплены в приступе отчаяния?

– На тебе, Эмма! Я прошу тебя выйти за меня замуж. Какими словами мне еще это выразить? Как объяснить тебе, чтобы ты поняла?

Мне хотелось, чтобы он объяснял это еще и еще. И не здесь, в тесноте магазина Хита. Я хотела, чтобы мы были с ним вдвоем, чтобы он обнял меня и прижался ко мне губами. Но как это было возможно?

Я любила в нем все: его тело, которое я пыталась прикрыть своим тогда, в форте, его силу, его прекрасное лицо. Его честность и благородство, и даже праведный гнев, что порой его охватывал. Казалось, он весь был на поверхности – простой, несколько даже грубоватый, никогда не прибегающий к уловкам ни в поступках, ни в разговоре. В нем была удивительная чистота и невинность. Но я никогда не чувствовала силы его страсти – она была спрятана где-то глубоко внутри. Вот чего я еще не изведала и чего больше всего желала.

Я мучительно колебалась с ответом. От напряжения он судорожно сглотнул.

– Эмми, конечно, я не могу тебе много предложить. Если Джон Лангли не отдаст мне «Энтерпрайз», я снова буду искать работу. У меня нет дома, в который я мог бы тебя привести. Кроме заработков за последний месяц, денег у меня нет. А если я все же получу «Энтерпрайз», меня очень долго не будет – тебе придется оставаться одной. Выйти замуж за моряка, Эмми, это значит обречь себя на одиночество. Для того чтобы выдержать это, надо быть особой женщиной.

– Особой женщиной… – медленно повторила я его слова. – Я не особая, Адам. Я просто Эмми Браун.

– Ты как раз особая. Ты умная… мудрая и все понимаешь… – Он неуклюже помялся. – В общем, я не знаю, как все это выразить…

Странно, что Адам – высокий, сильный – выглядел теперь таким застенчивым. Таким мне бы не хотелось его видеть. Своим видом он как бы напоминал мне, что я спасла ему жизнь – будто пытался вернуть мне долг. Это была слишком жестокая честность, уж лучше бы он притворялся. Но ни один из нас не знал притворства.

Я глубоко вздохнула.

– Да, да, я выйду за тебя замуж. И чем скорей, тем лучше.

Ставки были сделаны. Теперь я могла рискнуть и попытаться пробиться к сердцу Адама и привязать его к себе, чтобы навсегда изгнать у него из памяти образ Розы. Это был мой шанс. Он предложил мне стать его женой, потому Что чувствовал себя передо мной в долгу. Да, он сделал это, но что он знал о моих тайных желаниях и страстях, о моей любви? Мое оружие было сильнее, чем у Розы: Я готова бороться за Адама, и я буду, потому что люблю его, и он еще узнает и оценит это, а я никогда не дам ему повода сожалеть о сегодняшнем дне.

Я протянула руку и тронула его пальцы, а затем сжала их, чтобы он ощутил мою решимость и силу.

– Да, как можно быстрее, – повторила я, и он ответил на мое пожатие, как будто скрепил договор. – Я буду тебе хорошей женой, Адам.

– Я знаю, – он впервые улыбнулся мне, как будто сбросил с себя тяжкий груз.

Полушутя, я показала на платье.

– Начать можно прямо сейчас, поэтому нам незачем стоять здесь и глазеть на это платье. Все равно жены бедняков не покупают шелковых платьев.

– Тогда ты будешь первой. И у тебя будет все, что необходимо женщине на свадьбу. Невеста должна быть в шелках…

Когда он сказал это, я ощутила прилив гордости – наконец я была желанна и любима. Карл Хит снял платье с манекена, и мы сразу же, без примерки, купили его. Я торопила Хита, как будто, если б он помедлил, все бы испарилось – и платье, и Адам, и предстоящая свадьба. Я сказала Адаму, что это платье – лучшее во всем Балларате и что я, конечно же, смогу подогнать его по фигуре. А про себя подумала, что самое замечательное в нем – это длинные рукава, потому что под ними не будет видно бинтов, а впоследствии – шрама. Карл Хит присоветовал нам приобрести и шляпку – у него как раз была подходящая, голубая, но чуть более темного оттенка. Туфель в тон не нашлось, зато была пара белых атласных, которые оказались слегка велики.

Хит знал меня по магазину Бена Сампсона. Когда мы мерили туфли, он не сводил с нас удивленного взгляда.

– Если вы не слишком торопитесь, мисс Эмма, – сказал он, – я могу заказать для вас в Мельбурне пару вашего размера.

– Мы торопимся, – ответил за меня Адам, – заверните эти.

Адам расплатился и вышел из магазина со свертком, но нести ему было неудобно, так как рука еще не обрела прежнюю подвижность. Я шла рядом с гордо поднятой головой и молила Бога, чтобы нам попался кто-нибудь из знакомых – я бы немедленно сообщила ему о предстоящей свадьбе. Мне хотелось прочно утвердиться в своем положении еще до того, как мы скажем об этом Розе.

– Адам, а когда мы обвенчаемся?

– Послезавтра. Завтра Ларри вернется из Мельбурна, а когда он поедет обратно, мы присоединимся к нему. Конечно, если ты будешь готова к поездке.

– Уже так скоро! Я имею в виду – венчаться.

– Ты же сама говорила, чем быстрее, тем лучше, – нахмурился он, – или тебе еще нужно время?

Наверное, он понимал, как и я, что чем скорее мы уедем из Балларата, а значит, от Розы, тем будет лучше для нас обоих.

– Нет, – поспешно сказала я, – меня это устраивает.

– Я поговорю со священником местной методистской церкви, сегодня же поговорю. Тебе подойдет методистский священник, Эмми?

Я кивнула. Мне подойдет любой священник, лишь бы он быстрее обвенчал меня с Адамом. Это было мое единственное преимущество перед Розой – я не католичка.

Неторопливым жестом я поправила у него в руке сверток с одеждой и попросила быть осторожнее и не повредить шляпу. Мне не терпелось продемонстрировать свою близость к Адаму даже перед прохожими. Втайне я надеялась, что хоть сейчас Адам скажет мне наконец, что он меня любит – еще было время, пока мы не дошли до лагеря Магвайров. Но он был слишком честным, чтобы сказать это. И может быть, не скажет никогда – я должна быть готова к этому.

Когда мы подходили к лагерю, все Магвайры смотрели на нас так, как будто все уже знали. Они даже отложили свои дела – Кейт заканчивала готовить ужин и так и застыла с деревянной ложкой в руке, Дэн и Пэт занимались стиркой и теперь стояли, забрызганные мыльной пеной. Только Кон сразу же выбежал к нам навстречу и потянулся к свертку, узнать, что там лежит. А Роза не сводила с нас напряженного взгляда, будто уже давно ждала нашего возвращения.

Адам сказал все тихо и отчетливо, не глядя на Розу.

– Эмми согласилась стать моей женой. Через пару дней мы поженимся, и она поедет со мной в Мельбурн.

Я боялась смотреть на Розу, поэтому не отрывала глаз от Дэна. Потянувшись за полотенцем, он мучительно обдумывал, что же ему ответить. Он был первым, кто решился это сделать.

– Ну что ж, значит, свадьба? Это как раз то, что нам нужно! Ты слышишь, Кэти, – свадьба! К тому же у нашей Эмми с Адамом – что может быть лучше?

Он говорил очень убедительно и сразу направился к нам, а за ним и остальные принялись целовать меня и жать руку Адаму. Кейт шепнула мне на ухо:

– Благослови тебя Господь, дитя мое.

Даже Пэт был здесь, – на лице его засохла мыльная пена, с рук капало. Он поцеловал меня в губы и произнес:

– Рад за тебя, Эмми!

Было даже странно слышать такие слова из его уст. Кон обхватил меня за пояс и сказал:

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, Эмми. Адаму он не сказал ничего.

Они прекрасно все разыграли, но я чувствовала, насколько они поражены. Они не относились к тем простодушным людям, которые, лишь прослышав о том, что случилось в форте, немедленно представили нас женихом и невестой. Им было известно гораздо больше. Пусть они не хотели для Розы мужа некатолической веры, но они прекрасно видели, как она любит Адама и какой трагедией обернулась бы для нее любая помеха на пути ее страсти. От них не ускользали и частые взгляды, которые Адам бросал на Розу. И что бы ни говорил сейчас Адам, это ничего не меняло. Поэтому невольно все обернулось к Розе.

Она даже не пыталась скрыть нахлынувшие на нее чувства, да, наверное, и не могла. Потом, с годами, она научилась этому, но сейчас была слишком молода и неопытна. Роза стояла в немом оцепенении. Лицо ее побелело, черты заострились, утратив юную свежесть, а в расширенных глазах застыло выражение изумления. Всегда цветущая и яркая, она будто разом поблекла – остались лишь черные волосы и мертвенно-бледная кожа. Губы ее приоткрылись, как будто хотели что-то сказать, но звук словно застрял у нее в горле. После этого она резко повернулась и побежала в палатку.

– Роза…

Я думала, что умру, когда услышала этот тихий всплеск отчаяния со стороны Адама. Может быть, это был не он? Но нет, я не ослышалась – это у него невольно вырвалось злосчастное имя, и я поняла, что еще не раз услышу его.

Все потихоньку разбрелись, а сам Адам, мгновенно сообразив, что сделал что-то не то, повернулся ко мне, как будто умоляя простить его и вести себя, словно ничего не случилось. И я поддержала предложенную мне игру, которая впоследствии стала моей второй натурой. Вскинув голову, я дерзко улыбнулась и объявила:

– Адам купил мне шелковое свадебное платье. Роза провела в палатке весь вечер. Люди уже пошли спать, а она все сидела там, сгорбившись на матрасе, с волосами, в беспорядке рассыпанными по плечам. Она ждала меня. В палатке было темно, и Роза зажмурилась, когда я внесла свечу. Под глазами у нее легли воспаленные круги, и казалось, что она провела в палатке не вечер, а целый год. Теперь в ее лице не осталось изумления – оно пылало от гнева. И слова ее были резкими, как удары хлыста:

– Зачем ты это сделала?

– Что – это?

– Адам – Мой! Ты же знаешь, я люблю его!

– Это ты любишь. А он-то любит?

– Да! И ты это знаешь.

– А тогда почему же он сделал мне предложение? Несмотря на охватившую меня дрожь, я старалась говорить как можно тверже. Роза не должна ничего почувствовать – нащупай она во мне хоть маленькую слабинку, она сразу же воспользуется ею. Надо расставить все точки над Раз и навсегда все решить. Пусть Роза попробует предъявить свои права – я отклоню их. Я буду отрицать, что Адам любит ее, каким бы голосом она это ни говорила – хоть криком, хоть шепотом. Я просто беру то, что мне предложено, ничего, кроме этого, и раз уж оно стало моим, то уступать теперь не собираюсь! Я отдала бы Розе многое, но только не Адама.

– Почему? – повторила за мной Роза. Теперь ее тон слегка смягчился, хотя по-прежнему в нем слышалась злость. Кажется, за эти несколько часов, проведенных в палатке, она стала немного мудрее и теперь уже не вела себя, как маленькая девочка, у которой все, что она чувствует, написано на лице.

– Я скажу тебе, почему, – продолжала она, – он считает, что раз ты спасла ему жизнь, то он обязан тебе за это. Ты открыто показала ему, что сходишь по нему с ума, и теперь он считает, что просто обязан на тебе жениться.

– Это неправда! Он не обязан.

– Он так считает, и для него это только долг. Чем он может еще заплатить тебе? А вот что ты можешь ему дать?.. Ты?! Что у тебя есть?

Это были жестокие слова, и они причинили мне боль. Достаточно мне было лишь окинуть Розу взглядом с головы до ног – и передо мною возникло доказательство ее правоты. Любой бы сразу увидел эту бьющую в глаза разницу между ею и мной. Роза скинула платье и бросила его рядом. Теперь обнажились ее великолепные плечи и руки, под нижней сорочкой угадывались безупречные формы груди. Гнев не искажал ее черт – напротив, он только подчеркивал их красоту. Слегка влажная кожа дышала теплом. Роза была создана для любви, и то же самое подтвердил бы любой мужчина. При этой мысли у меня внутри все сжалось, но я все же не отвела глаз в сторону.

– У меня есть многое, что можно дать Адаму. Терпимость и любовь. Да, я люблю его! Я так его люблю, что тебе никогда этого не понять. Ты видишь во мне только одно – что я не очень красива. Другого ты просто не замечаешь. А у меня есть голова на плечах, и я смогу использовать ее, чтобы помочь Адаму. Ты никогда не делала этого, да и не собираешься делать. Я нужна Адаму. Возможно, он еще не до конца это понял, но скоро поймет. Я это обещаю.

Губы ее презрительно скривились.

– И этим ты надеешься удержать мужчину? Ты думаешь, что если умеешь немного шить, готовить да еще складывать эти дурацкие цифры в тетрадках, то этого достаточно? Мужчине в постели требуется нечто большее, чем просто кожа да кости. И ему не нужна кухарка или счетовод – он хочет прежде всего женщину!

– Да, он хочет женщину и поэтому выбрал меня. Понятно тебе, Роза? Он выбрал не тебя, а меня!

– Да, он выбрал тебя, но на самом деле ты ему не нужна. Он сделал это, потому что ты простая и надежная – с тобой ему безопаснее. Ты похожа на его мать, сестер и всех других замухрышек, которых полно в городке, откуда он родом. Но я – я-то из другого теста! Почему ты считаешь, что лучше всех подходишь для Адама? Можно ведь и другим способом осчастливить его – не только стирая ему рубашки. Со мной он был бы счастлив; вот этого он действительно пока не понял. У мужчин чувства частенько расходятся с устремлениями в жизни. А в постели Адам хочет только меня. И это главное. Он может сто раз на тебе жениться, но хочет он меня!

Со всей силой своей злости я влепила ей пощечину, оставив красные отметины на хищном лице, покрытом испариной.

– Довольно я наслушалась от тебя гадостей, – сказала я, – и больше их выслушивать не желаю. Ты сделала ошибку, Роза, и слишком далеко зашла.

Опустившись рядом с ней на матрас, я увидела, что в пылу ярости она и не почувствовала удара. Казалось, она была довольна, что сумела довести меня до этого.

– Я любила тебя, Роза, – сказала я, – и отдала тебе всю свою любовь – тебе и остальным Магвайрам. Но есть и то, что я отдать никак не могу, – это Адам. И он принадлежит только самому себе. Не получится взять и объявить его своей собственностью или драться из-за него на кулачках. Повторяю, он принадлежит только самому себе. И такой человек, как Адам, не станет разбрасываться предложениями руки и сердца. Не забывай об этом, Роза! В конце концов он выбрал меня!

– И он еще пожалеет об этом. Через год он будет проклинать тот день, когда тебя встретил. А я подожду.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Наконец я сказала ей очень тихо и внятно:

– Роза, когда мы с Адамом уедем отсюда, мне бы не хотелось больше с тобой встречаться – никогда. Я любила тебя, но Адама я люблю больше. И через год он не пожалеет об этом, потому что на руках у меня будет его дитя. Тогда он обязательно меня полюбит.

Я задула свечу, чтобы не видеть больше ее лица. Слава Богу, она закончила разговор и легла на матрас прямо в нижней сорочке. Мне было неудобно снимать платье из-за больной руки. Обычно мне помогала Роза, но теперь, конечно, с этим покончено. Теперь каждый был за себя. Первый раз мы лежали перед сном в нашей общей палатке, не разговаривая, и не пожали друг другу руку, желая спокойной ночи.

На следующее утро, когда я проснулась, постель Розы была уже пуста. Надеюсь, Бог простил меня за подозрения, которые сразу же бросились мне в голову, заставив немедленно проверить, где мой Адам. К счастью, он сидел у костра и пил чай, болтая о чем-то с Кейт.

Завтрак еще был не закончен, когда в лагере появился Ларри. Он сказал, что с самого рассвета не слезал с повозки. Внимание всех переключилось на Ларри, на новости, с которыми он прибыл, и никто в суматохе не заметил, что Розы нет в лагере. О ней старались не упоминать.

– Роза в плохом настроении, – сказала Кейт, обращаясь к Дэну, – ну да Бог с ней!

И они включились в привычную суету, как правило, сопровождающую приезды Ларри, принялись обсуждать столичные сплетни, а Кейт выбрала из привезенных запасов самый большой кусок ветчины – для свадебного стола. Но в целом Ларри был встречен со странным безразличием. Пэт, как только закончил завтракать, сразу же спустился в шахту. Его демонстративный уход был призван подчеркнуть, что теперь, после смерти Сина, жизнь семьи уже не вернется в прежнее русло. И действительно, все было не так, как всегда, – чересчур торопливо и как-то формально. Ларри быстро разгрузил продукты и тоже ушел. Добыча золота стала для всех тяжкой обязанностью, все уже устали ждать каких-либо изменений. Методистский священник обещал обвенчать нас с Адамом завтра в полдень. А вечером мы вместе с Ларри уезжали в Мельбурн. Целый день Кейт то и дело без причины принималась бранить Кона – как будто хотела убедить себя, что у нее еще есть семья, главой которой она себя считала.

Перед тем как уйти к Сампсону, Ларри поцеловал меня в щеку и сказал:

– Что же ты так поторопилась? Если бы ты дала мне еще немного времени, я сам бы к тебе посватался.

При этих словах все заулыбались: обычно их говорили невесте, желая сделать ей комплимент. И только я усмотрела в них долю истины. Ларри нужна была именно такая жена, как я, – добрая, работящая, полезная во всех отношениях. Тщеславные мужчины, думающие о карьере, никогда не выбирают праздных красавиц. Правдивость этой догадки меня только расстроила. Но времени жалеть себя не было. Кейт превратила подготовку к свадьбе в настоящее безумие – она пекла и готовила все подряд: окорока, хлеб, знаменитый фруктовый пирог, который славился на всю округу. Все это она готовила в крошечной переносной духовке. Кона она послала в магазин Сампсона, чтобы он принес еще виски и сливочного масла. Я была против таких затрат.

– Не очень хочется праздновать, особенно теперь, когда Сина нет с нами.

Кейт остановилась с мукой в руках.

– Ничего страшного. Я читала в библии протестантов, что свадьба и погребение вполне уживаются рядом. В жизни всякое бывает. А Син относился к тебе, как к сестре. Он бы не потерпел, чтобы у тебя была бедная свадьба.

– Это действительно должна была быть свадьба его сестры. На моем месте должна была стоять Роза, ведь так? – пришлось мне задать вопрос.

Кейт взглянула на меня из-под нахмуренных бровей.

– Роза пришла в итоге именно к тому, к чему должна была прийти. Она не получила, чего хотела. Не получила! – обрубила она мою попытку ей возразить. – Конечно, она моя дочь, но я не стану отрицать, что в ней есть черты, которые не по вкусу многим мужчинам. И Адаму тоже.

– А если он любит ее?

– Любовь! Любовь – это совсем другое. Она может длиться один день, может год, а говорят, может и всю жизнь. Из моего опыта я вынесла, что, как правило, ее хватает на год, не больше. Наберись терпения, Эмми. Адам обязательно это поймет.

– А если нет?

Она пожала плечами.

– Все мы чем-то рискуем.

Больше у нас не было времени говорить об Адаме или о Розе. Да, собственно, Кейт уже все сказала. Роза не пришла к обеду, и я была только рада этому, потому что в ее отсутствие не беспокоилась за наши отношения с Адамом. Сам Адам вместе с Ларри весь день провел в магазине у Сампсона, и в лагере было непривычно пусто. Из оставшихся никто не хотел обсуждать, почему не пришла Роза.

– А, у нее какая-то новая подруга на Черной горке, кажется, ее зовут Кэтлин Бурке. Должно быть, она у нее, – сказала Кейт, когда Дэн все же спросил про Розу.

– Тогда ей следует вернуться, чтобы помогать тебе.

– Да она будет только мешаться под ногами.

На этом тему закрыли. После обеда пришла Сара Фоли, чтобы помочь мне ушить платье. Она немного стеснялась меня, с того самого утра, когда я вывела ее и детей из горящего форта. Мэт Фоли был в числе арестованных и отправленных в Мельбурн для судебного разбирательства. А пока он отсутствовал, все жители Эврики кто чем мог помогали его семье. Сара Фоли задумчиво перебирала пальцами голубой шелк моего платья, как будто не допускала мысли, что может иметь такое же. Несмотря на то, что ей не было еще и тридцати, она выглядела постаревшей, а с кучей детишек на руках и вовсе забыла думать о шелковых платьях.

– Ты будешь в нем отлично смотреться, Эмми, – сказала она мне.

Она начала переделывать платье, и я почувствовала, как внутри у меня поднимается раздражение оттого, что я сама не в состоянии заниматься этим из-за руки, все еще висящей на перевязи. Все время, пока она шила, я присматривала за ее детьми – это не составляло мне труда, так как они еще не забыли, какую трепку я задала им в форте и какой у меня был пистолет. Я терпеливо стояла, дожидаясь, пока Сара измерит, насколько надо поднять линию талии и сколько ушить. Она была опытной швеей, но несмотря на это, у меня все переворачивалось внутри, когда она касалась моего платья, – так мне хотелось сделать его самой. И Сара, вероятно, догадалась об этом, потому что, когда уже перед закатом собралась уходить, она, словно желая утешить, робко протянула мне что-то, завернутое в коленкор. Это была свадебная ночная рубашка.

– У меня больше нечего тебе подарить, – сказала она, – я сшила ее сама десять лет назад – к собственной свадьбе. Мне хотелось иметь хоть что-нибудь красивое – ну, ты понимаешь. Не думай, я надела ее только один раз. Она постирана и выбелена на солнце. Почти как новая.

Странно, что она привезла с собой на прииски такую бесполезную вещь. Но рубашка была действительно хороша – сшитая из тончайшего батиста, она была украшена ирландским кружевом.

– Кружево связала моя бабушка, – пояснила она. После этого она собрала детей, одного посадила на спину и быстро ушла, отклонив предложение Кейт поужинать у нашего костра. Кейт задумчиво посмотрела ей вслед.

– Иногда я недоумеваю: зачем только мы все сюда приехали? Неужели для того, чтобы иметь вместо дома пару палаток и голодных детей, и еще мужа, сидящего в мельбурнской тюрьме, – она отвела прядь со лба, – или сына, безвременно сошедшего в могилу?

Мы еще не сели ужинать, хотя в воздухе уже распространился дразнящий запах жареной ветчины и ароматных пирогов, когда вдруг вспомнили, что Роза до сих пор не появлялась.

– Ну уж хватит, – сказала Кейт, – давай, Пэт, после ужина сходи побыстрей к этим Бурке и приведи ее обратно. Довольно ей разыгрывать из себя идиотку.

Но Пэт сходил и вернулся без Розы.

– Она у них сегодня не появлялась. И вообще они ее сегодня не видели.

Дэн тут же вскочил на ноги. Никогда еще я не видела у него такого лица – суровое и мрачное, оно еще больше заострилось, чем после смерти Сина. Он в отчаянии вцепился в свою бороду.

– Надо во что бы то ни стало ее найти, пусть даже на это уйдет вся ночь. Не хватало еще ее матери новых неприятностей. Мальчики, придется нам разделиться. Спрашивайте о ней всех, кого встретите. Она должна быть где-то в городе.

Ларри уже почти зажег фонарь, чтобы взять его с собой.

– А начать надо с гостиниц на Главной улице, – сказал он сухо и протянул другой фонарь Адаму. – Давай каждый возьмет себе одну сторону улицы. Ну, если я обнаружу ее в одном из этих развратных заведений – точно сверну ей шею.

В ту ночь им не удалось найти Розу. Мы с Кейт остались в лагере вдвоем, и она увещевала Кона, рвущегося принять участие в поисках.

– Мы должны остаться, – говорила она, – нужно же, чтобы кто-нибудь был в лагере на случай, если она придет.

Мы пили чай, изредка перекидывались парой слов и поддерживали воду горячей к возвращению мужчин. Один лишь раз я попыталась заговорить о Розе.

– Это моя вина, – сказала я, – из-за меня она ушла. Если бы я уступила ей Адама…

Кейт даже забыла о своих тревогах от охватившего ее презрения.

– Ты что, считаешь Адама какой-то посылкой, которую вы обе можете пинать друг другу? Матерь Божья, да ведь он же мужчина, он человек и сам знает, что ему нужно! – Она покачала головой, и в голосе ее снова послышались слезы. – Роза ушла только из-за себя, только из-за того, что у нее творится сейчас в душе. И Бог знает, что это; я просто уже не знаю, что думать.

Дэн вернулся в лагерь последним. Было почти четыре утра, и над горами начали пробиваться первые лучи солнца. Возбужденно походив взад-вперед, он встал против света, и я заметила, как ссутулились его плечи – он выглядел изможденным и старым. Никогда я не думала, что мне доведется увидеть его в таком состоянии.

– Я вынужден буду сообщить в полицию, – сказал он, – вероятно, в городе ее нет.

После этого он замолчал и стал жадно пить чай, сжимая кружку ладонями, как будто хотел согреть руки. Закончив, он поднялся.

– Пойдем, Кейт. Нам надо хоть несколько часов поспать.

Когда он проходил, рука его чуть задержалась на моей голове.

– Тебе уже давно пора спать. Невеста должна хорошенько выспаться перед свадьбой.

– Не могу… – неожиданно я уронила голову ему на грудь. Изо всех сил я старалась сдержать слезы, понимая всю их бесполезность. Но говорить я не могла. Все, что мне было нужно, – это покрепче прижаться к Дэну, чтобы ощутить его силу и доброту. Он погладил меня по голове.

– Роза нехорошо поступила с тобой прямо перед твоей свадьбой, – сказал он, – но свадьба состоится, независимо от того, явится на нее Роза или нет.

Когда впоследствии я вспоминала день своей свадьбы, то в центре событий видела не себя, виновницу торжества, а Розу – дерзкую и отчаянную, открыто празднующую свою победу.

День начался, как обычно. Намечалась свадьба, хотя она уже и не обещала быть особенно веселой. Дэн объявил всем, что свадьба состоится, даже если Роза к этому времени не придет. Никто с ним не спорил. Но и Адам, и я понимали, что чем быстрее мы уедем из Балларата, тем быстрее она и вернется. Мы уже собирали вещи, чтобы тронуться завтра в Мельбурн на перекладных, так как Ларри должен был остаться.

– Ну, Кэти, выставляй угощение и зови соседей. Немного посидим и отметим, прежде чем Эмми станет миссис.

Когда мы наконец отправились в методистскую церковь, вид у Магвайров был унылый и озабоченный. Возможно, им было неловко принимать участие в церемонии в чужом храме, но сегодня они постарались для меня и теперь стояли сзади нас, охваченные единением. Они были прекрасны в своих лучших нарядах – Дэн, Кейт, Ларри, Пэт и Кон. Место Розы пустовало, и теперь это ощущалось острее.

Адам, как всегда, не выказывал своих чувств. Наверное, свою боль и желание поскорее покончить с этим делом он спрятал глубоко внутри. По крайней мере мне запомнилась его подчеркнутая обходительность. Он не привез с собой свадебного костюма, но саржевые брюки и пиджак, купленные у Сампсона, очень ему шли. Правда, в них он казался мне немного чужим – слишком я привыкла к фуражке и старому кителю. Тот, прежний Адам мне нравился больше. Однако стоило ему улыбнуться, как неловкое ощущение исчезло; он взял меня за руку.

Один только Бен Сампсон, воспитанный в уэслианской вере, чувствовал себя здесь как дома – или делал вид. В конце каждой молитвы он со смаком выкрикивал «аминь», демонстрируя необычайную набожность и распространяя вокруг себя запах виски. Перед началом церемонии он подмигнул мне, и я не удержалась от смеха. Адам тоже засмеялся, в большей степени, я думаю, от волнения, однако напряжение спало, и теперь священник мистер Скотт видел перед собой улыбающихся жениха и невесту.

Когда мы вышли из мрачной методистской церкви, Магвайры согласно обычаю стали бросать рис. На мгновение мне даже удалось забыть о существовании Розы – столько было веселья и солнечного света. Мою руку все время сжимал Адам; он так нежно меня целовал, там, в церкви. Голубой шелк моего платья играл на солнце, и на душе у меня было радостно и тепло. Я чувствовала, что у меня горят щеки – это был тот самый редкий случай, когда я выглядела красивой. Руку я сняла с перевязи, и длинные рукава полностью скрывали бинты. В такой день мне не хотелось, чтобы кто-нибудь вспомнил о моей ране. Голубая шляпка тоже очень шла к моему возбужденному лицу. Всю дорогу до лагеря Магвайров Адам не выпускал моей руки, а я шла с гордо поднятой головой и радостно принимала поздравления соседей, которые, встретив нас, сразу же присоединялись к процессии. Звуки скрипки сопровождали нас от самой церкви, куда поспешил прийти музыкант Джимми О'Рурке. Когда мы наконец добрались до лагеря, это было уже целое свадебное шествие.

Все меня целовали, рассматривали мое платье и жали руку Адаму. Он постоянно был рядом. О Розе никто не вспомнил, и даже Адам выглядел вполне счастливым женихом. Дэн начал разливать приготовленный им пунш. Взяв ковш, он наполнял протянутые кружки, чашки и все, что людям удалось найти. После этого гости подняли свои кружки, и Дэн крикнул:

– За жениха и невесту!

Все выпили до дна. Затем были отдельные тосты «за Эмми» и «за Адама». Кто-то, по-моему, Майк Хили, предложил выпить «за самую хорошенькую невесту на Эврике», что, конечно, было неправдой, но тем не менее все присоединились. Джимми О Турке без устали пиликал на своей скрипке, так что устоять было невозможно.

Рука Адама обвилась вокруг моей талии.

– Пойдем, Эмми.

Только мы сделали несколько первых шагов, как люди расступились, пропуская нас в круг, и стали хлопать в ладоши. Вслед за нами пустились в пляс и другие пары. Я услышала голос Пэта:

– Теперь моя очередь, зеленоглазка.

Но я осталась танцевать с Адамом; я думала, что мое сердце разорвется от гордости и счастья. Отплясывая на кучах земли галоп, мы устроили что-то невообразимое.

Но вдруг скрипка в руках Джимми затихла, издав какой-то сдавленный хрип. По инерции нас пронесло еще чуть-чуть, и мы сразу же остановились, увидев, что все вокруг перестали танцевать. Мы повернулись вместе с остальными в сторону костра.

Толпа немного поредела, и мы могли теперь видеть, что там произошло. Впрочем, мне было достаточно услышать голос.

– Не хочешь ли ты выпить и за нас, папа?

Там стояла Роза – без шляпки, в каком-то простом ситцевом платье – и прижималась к Тому Лангли. Держалась она дерзко и вызывающе. Глядя прямо на нас с Адамом, она объявила:

– Вчера вечером мы с Томом поженились в Клунсе. Может, кто-нибудь выпьет за наше здоровье тоже?

Я сразу же вскинула глаза на Адама, поскольку должна была видеть его лицо. Оно стало мертвенно-бледным, и на нем проступило столько нескрываемой боли, сколько потом я не видела за всю жизнь.

В тот же вечер мы уехали из Балларата на повозке Ларри, так как теперь никому не нужно было оставаться. Мы задержались только на время второй церемонии бракосочетания Тома и Розы. На ней настоял Дэн.

– Я не хочу принимать в этом никакого участия, – сказал он Тому, – но если уж она стала твоей женой, пусть ваш союз будет освящен Богом.

– Мы уже поженились по всем правилам, – мрачно сказала Роза, – это сделал священник в Клунсе. Он уже включил нас в записи.

Дэн посмотрел на нее с горечью.

– Неужели ты так далеко зашла, дочка, что считаешь запись главным моментом в замужестве? Пока священник не произнесет слов освящения, брак недействителен.

Роза согласилась с ним, но теперь запротестовал Том.

– Я отказываюсь, – сказал он, – меня не волнуют все эти папские предрассудки.

– Ты женился на ней, значит, должен уважать и ее веру. – Дэн подозвал Кона. – Сходи в церковь и посмотри, там ли отец Смайт. Если там, то передай, что мы придем к нему через десять минут.

Роза переоделась и надела шляпку, после чего все пошли в церковь с нею и Томом во главе. Соседи разошлись от нас сразу же после того, как появилась Роза, и теперь лишь украдкой посматривали на нас, когда мы проходили мимо. Некоторые злились на Розу за то, что она своим нелепым появлением испортила весь праздник; они были достаточно в курсе дела, чтобы понять, что на второй свадьбе погулять уже не удастся.

Поскольку молодые обвенчались днем раньше в Клунсе, отец Смайт нарушил обычные правила проведения обряда для смешанных пар.

– Дело уже сделано, – сказал он, – нам остается самое приятное.

Мрачные и напряженные, Роза и Том стояли перед алтарем, дожидаясь, когда отец Смайт начнет. Роза перебирала в руках перчатки, а Том нервно покашливал. Вид у него был растерянный и ошеломленный, как будто он боялся поверить, что ему привалило такое счастье, а может быть, только теперь начал понимать, что, собственно, с ним произошло. В полном недоумении он оглядывал непривычное убранство храма – цветные скульптуры и распятие. Возле меня стояла Кейт и плакала.

– Подумать только, моя единственная дочь – и так нелепо, второпях выходит замуж… без оглашения имен… без мессы. Как будто здесь совершается что-то постыдное. Никогда бы не подумала, что Том способен так гнусно воспользоваться невинностью девушки…

Роза обернулась и смерила ее свирепым взглядом, в котором не было и тени невинности.

– К твоему сведению, я предложила ему сама! Нехитрая церемония началась. К сожалению, для соблюдения приличий мы с Адамом вынуждены были на ней присутствовать. Больше я не старалась перехватить его взгляд – с меня было достаточно того, что я уже видела. Теперь я поняла, что совершила ошибку, согласившись выйти за него замуж. Я ведь почти точно знала, что он любит Розу, и тем не менее пошла на это. Кажется, мой риск не оправдывал себя уже с самого начала – я проиграла эту игру. Жаль, что я осознала это только сейчас, когда жребий был брошен на долгие годы вперед, и все мы понимали это, слушая слова священника, обращенные к Розе и Тому. Каждый из нас страдал от мысли, что мосты сожжены. Но думаю, самым страшным наказанием для нас стало то, что все мы были обречены носить свою боль внутри, ни с кем не делясь ею.

Конечно, празднества на этом закончились, и, вернувшись в лагерь, я сменила свой пышный наряд на ситцевое платье, подходящее для дальней дороги. Холщовая сумка, с которой я в свое время прибыла в Балларат, была набита всяким добром, накопившимся за последние месяцы. В основном это были вещи, подаренные мне Розой во времена расцвета нашей дружбы и любви, ныне утраченных благодаря Адаму. Теперь три наших жизни тесно переплелись и связались в один узел.

Я решительно закрыла сумку и в последний раз вышла из палатки, чтобы присоединиться к своему мужу.

Взобравшись на переднее сиденье повозки, мы выехали из Балларата – Ларри, Адам и я. Роза тем временем готовилась провести свою вторую брачную ночь. По крайней мере одно из ее желаний сбылось: теперь она была окружена шелками и бархатом в номере отеля «Палас».

Когда повозка выехала за пределы города, между нами завязалась непринужденная беседа, во всяком случае, мы с Адамом оба старались. Это единственное, что нам оставалось делать. И только один раз Ларри упомянул в разговоре Розу.

– Это мы испортили Рози – она была среди нас одна девочка. А теперь и Том продолжит, – сказал он, а потом, помолчав, добавил: – Вечером в лагере будет пусто. Остались только Пэт и Кон.

Мне не жаль было покидать Балларат. За эти четыре месяца я стала тверже и сильнее, чем раньше, и вместе с тем более ранимой. Познав любовь – сначала к Магвайрам, затем к Адаму, – я открыла для себя новые радости и неотделимую от них боль. Теперь я была уже не сама по себе, увидев, что могу быть нужна людям и что они нужны мне. Но Балларат для меня навсегда остался связан с историей Адама и Розы, поэтому я была рада вздохнуть свободно без его наводящих тоску улиц и уезжала, не оглядываясь.

Уже зашло солнце и спустились сумерки, а мы все ехали и ехали. Адам хотел сделать остановку раньше, но Ларри настоял, чтобы мы двигались дальше. Когда мы остановились на ночевку, было уже почти темно. Адам помог мне выйти из повозки.

– Не понимаю, почему мы не остановились у «Арсенала старателя»? – ворчал Адам, с трудом разбивая лагерь в темноте. – Лучшее место на этом участке дороги.

Никогда не забуду твердости Ларри – он не выдал меня ни единым взглядом ни сейчас, ни когда мы проезжали мимо «Арсенала старателя».

– Я никогда не любил это место, – сказал он, – и стараюсь, если возможно, не делать там остановок.

После ужина Ларри сразу забрался в свою палатку, оставив нас одних. Я уже оправилась от удара, нанесенного нам Розой, и теперь была готова сражаться за любовь Адама с новой силой, не собираясь так легко уступать его призрачной фигуре, которую я почти видела в тот вечер сидящей с нами у костра, словно в насмешку.

Поэтому я не была робкой и застенчивой с Адамом. Я хотела и звала к себе его руки, а когда они коснулись меня, с благодарностью приняла. Он знал, как надо держать женщину, как она хочет, чтобы ее держали – уверенно и сильно. Скоро уже кружевная рубашка Сары Фоли полетела на землю, и мне она уже была не нужна – Адам согревал меня своим телом. Кажется, у нас все получилось, и Адам был счастлив. Я тоже была счастлива – в основном, конечно, оттого, что он не дал Розе сегодня встать между нами. И даже боль была мне приятна, потому что ее причинял мне Адам. Вскоре я почувствовала острое наслаждение, а вслед за ним – умиротворенный покой. Все произошло очень быстро, и я не думаю, что он понял, что я не девственница. Прижавшись ко мне, он лежал, и дыхание его становилось глубоким и ровным.

– Я люблю тебя, Адам, – сказала я нежно.

– Я люблю тебя, Эмми, – наконец сказал он долгожданные слова.

И я поверила – вдруг он тоже меня полюбил?

Однако, когда я проснулась, как всегда, ранним утром и собралась с удовольствием полежать и поразмышлять о своих удачах, вдруг услышала, как во сне он бормочет имя; это было не мое имя.