"Дорога в небо" - читать интересную книгу автора (Шавина Виктория Валерьевна)

Глава VI

Летели над полями Фориля: сотнями затопленных водой террас, узких, словно лезвие ритуального ножа или полумесяц. Крестьяне усердным трудом сложили небеса из осколков.

— Прекрасно! — громко, чтобы перекрыть свист ветра, крикнула Марлиз.

Птицы несли боевые сёдла, и девушка занимала место оруженосца позади полковника. Она сочиняла стихи, полные восторга — о, если б они столь же изобиловали талантом! Сил'ан прекрасно слышал её шёпот, но даже не думал признаваться: майор, усердно надрывавшая горло, очень его веселила.

— Вот! Мы! — порывисто выбросила руку Марлиз, и едва не ударила своего командира по уху: тот наклонился посмотреть так быстро, что она не заметила движения.

Мириады крохотных птиц купались в отражённых небесах; тая на границе одного осколка, появлялись в других. «Мы» могли оказаться любой из них. Марлиз-Чен вновь забормотала, подбирая изящные фразы.

«Сегодня праздничный день у ловцов улиток», — подумал полковник.

Полоса леса на склоне далёкой горы напоминала пояс для меча. А лететь, неспешно, сохраняя строй, нужно было на закат, пытаясь догнать рыжее Солнце, словно прюс — клубень гнета, привязанный к удочке. И когда в голубом полумраке затеплятся огни — далеко внизу — значит, вот он посёлок с неблагозвучным названием Коздем.

Полигон располагался в тридцати шести ваа[18] к северу. Ни искры, ни проблеска — будто там давно не осталось никого живого. Всадникам-людям пришлось положиться на чутьё птиц. Для Сил'ан темнота не создавала трудностей. Штурмовики садились одна за другой: вцеплялись в дёрн когтями, складывали крылья, удерживая равновесие с помощью хвоста. На земле их тут же разводили подальше друг от друга: усталые, голодные и оттого раздражённые, они могли устроить побоище.

Полковник задержался в воздухе дольше других. Он проследил взглядом за ниточкой ограды, убегавшей до самого горизонта. Полигон втрое превосходил размерами посёлок. Группы строений, обнесённые своими защитными стенами, соединялись бессмысленно длинными дорогами. Одинокие домишки, словно грибы, торчали то посреди пустыря, то на лесной опушке, то напротив громоздких сооружений, назначение которых сверху трудно было угадать. Сюрфюс видел в этом рисунке призрак былой значительности, годы бурного строительства и кто знает, каких ещё работ, окончившихся забвением.

Птиц покормили из своих запасов. Заночевали у перекрёстка двух дорог. Одна из них, уводившая к лесу, скоро круто поворачивала и устремлялась параллельно другой, стеснительно прячась за деревьями. На заре из домика у поворота вышла старуха, долго топталась на пороге, о чём-то толкуя с дверью. У калитки она сощурилась, с придирчивым недоверием — будто привидевшийся наяву странный сон — разглядывая полковника и столпотворение за его спиной. Сюрфюс столь же озадаченно посмотрел на неё.

План полигона существовал, область между первым и вторым контрольно-пропускными пунктами изображалась на нём подробно и, как выяснилось, достоверно. Все девять Сил'ан успели полюбоваться своими будущими жилищами ещё ночью, теперь то же удовольствие предстояло втрое большему числу людей. Под впечатлением от увиденного испытатели с редкой слаженностью принялись за дело: над[19] одной из площадок между домами запылали костры, весены покладисто бегали к птицам на пустырь и обратно, таща мешки с ингредиентами, в то время как дети Океана и Лун — кто с похоронным, кто с озадаченным, а кто и со всем довольным видом — варили очищающее зелье. В полдень лётчики разошлись, каждый в сопровождении своего оруженосца и пузатого сосуда с драгоценным розовым «супчиком».

Начальник штаба, как и обычно составлявшая пару полковнику, ругалась сквозь зубы, сражаясь с мебелью в своей комнате. Прежний хозяин был большой оригинал (девушка, впрочем, выражалась куда крепче и точнее): он умышленно и тяжело калечил добротную мебель из деревянного камня. Майор уже вынесла в коридор такое множество отрезанных и отломанных ножек от низких столов, распиленных каркасов ширм, истерзанных спинок от стульев-подушек, полок из шкафов, что впору было складывать из них макет Четырёх гор в масштабе один к двумстам.

— Да кто ж выдавал этому маньяку столько мебели? — возмутилась девушка, наконец. — Вопиющее небрежение!

Сюрфюс тотчас высунул любопытный нос из комнаты напротив, деловито осмотрел скопившуюся груду хлама и, неторопливо отобрав три кусочка, уплыл восвояси. Марлиз проводила его удивлённым взглядом. Как сказал бы с эдакой подозрительной интонацией её знакомый актёр — отвергнутый, но не терявший надежды поклонник: «Хм, что это было?»

Когда новый дом перестал напоминать кладбище мебели, девушка смочила широкую кисть в зелье и принялась наводить блеск на стены.

— Сначала бы сор замела, — посоветовал полковник. Он остановился в дверях и, чуть щурясь, хотя Солнца не было, рассматривал комнату.

Майор опустила кисть, рукавом вытерла лоб. С непривычки чёрная работа давалась ей трудно: одежда липла к спине, волосы выбились из причёски, потемнели от пота и завились.

— А вы уже закончили? — кашлянув — горло пересохло — спросила она.

Сюрфюс вздохнул, изображая мученика, и поднялся выше, чтобы не мести грязь подолом.

— Давай, — он протянул руку за кистью, — не терзай стены и себя.

Марлиз невольно рассмеялась, даже забыв об усталости, выпрямилась, напрягая до предела мышцы затекшей спины. Кисть отдала и насмешливо поинтересовалась:

— А пол меня стерпит?

— Иначе я разве представил бы вас друг другу? — искренне удивился полковник.

Майор фыркнула, покачала головой и ушла за связкой сухих упругих стеблей. Когда она вернулась, Сил'ан уже закончил с одной стеной и взялся за другую. Весни полюбовалась экономными движениями кисти — казалось, Сюрфюс долгие годы оттачивал искусство уборки. Марлиз не вдруг решилась дать любопытству волю.

— Был же я когда-то младшим, — ответил полковник так, словно и Боги на самом-то деле обжигали горшки. Вопрос его не оскорбил, скорее позабавил. — Может быть, — тихо рассмеявшись, согласился он, когда майор поделилась сравнением, и с недоумённым жестом добавил чуть серьёзнее. — Вы, я имею в виду люди, считаете такой труд презренным и недостойным благородных рук, отчего и поручаете его слугам. А мы с его помощью воспитываем в молодняке сдержанность, ответственность и послушание, — на его лицо вернулась улыбка, лукавая и немного задумчивая, безмолвно поясняя: «Не всегда успешно».

«…Можно выстроить мост До далёких времён, До ушедших людей. Только нужен ли он?»

Марлиз дочитала очередное стихотворение и зачерпнула лепёшкой холодное месиво, именовавшееся супом. Полковник, голодный, стоял у окна, повернувшись к девушке в профиль, и внимательно рассматривал новенький свиток с планом полигона.

Два года назад майор удивлялась многому, в том числе упорному нежеланию командира работать в своём кабинете. Она волновалась, стеснялась, строила домыслы, вспоминая о которых позже могла лишь стыдиться или хохотать.

Было в Сюрфюсе что-то на редкость пугающее и дикое, отличавшее его от всех Сил'ан, встречавшихся девушке прежде, даже самых злобных. Она не почувствовала к нему влечения, один страх. Когда он появлялся в её комнате, Марлиз больше всего хотелось немедленно убежать. Она деревенела, старалась слиться со стеной. Полковник, когда ему было нужно, легко превращался в опасную тварь: такая набросится, задушит, разорвёт зубами и только потом опомнится. И лишь спустя долгое время майор заметила, что на неё он не сорвался ни разу, вёл себя резко, лишь имея на то причину, а к тому же никого ещё не покусал и не съел.

Она доела лепёшку и вышла окунуть миску в остатки зелья. Вернулась недовольная.

— Опять эти двое? — сразу спросил полковник, сворачивая план.

— Тсой-Уге дожидается в коридоре. Вроде один.

— Зови второго.

Майор ушла, Сил'ан выплыл из комнаты и поманил человека в кабинет. Тот шагал быстро, нервно. Заранее готовый к тому, что ему вновь откажут, он видно решил тем не менее сражаться до последнего.

Сюрфюс прекрасно понимал, чем раздражает Кэльгёме такой оруженосец. Понимал и то, что, передав его другому, более терпимому испытателю, разобьёт одну из прекрасно сложившихся двоек. Также не требовалось быть гением, чтобы представить страдания незадачливого оруженосца. Он происходил из весьма влиятельного рода Стрел — знатных штирийцев, контролировавших ключевые биологические производства в регионах Кехе и Хальте. Страстно влюблённый в небо, он мастерски летал один — на его счету был даже рекорд дальности — но после того как четвёртый его оруженосец за три года попросил о переводе, решено было назначить Тсой-Уге испытательный срок. Его понизили, предполагая, что за это время он научится уживаться хотя бы со своим старшим. Неисповедимы пути Дэсмэр. Кэльгёме на прошлогоднем турнире не вышел в Серебряную Лигу из-за ошибки прежнего оруженосца, после чего добился суда над тем и его отстранения. Командование оценило старания находчивого Сил'ан и вверило Тсой-Уге его заботам.

Хитрый ход — так, видимо, думалось кому-то рангом повыше секстен-командира. Вот уже три месяца Сюрфюс разгребал последствия. Его фантазия давно истощилась. Поначалу он надеялся, что глава семьи образумит Кэльгёме. Куда там! Выяснилось, что Хётиё крепко сдружились с Сэф и успешно перенимают отношение последних к людям. Тогда полковник попытался ограничить связь своего испытателя с кёкьё, что, конечно, не осталось незамеченным. Десяток разгневанных Хётиё явился в Гаэл, вытащил Вальзаара из его личной лаборатории, и после беседы с ними кё-а-кьё встретил полковника словами:

— Ещё одна такая выходка, и можешь забыть об армии.

Сюрфюс попытался объяснить. Вальзаар перебил его, хлестнув рукой по стене, что было совсем на него непохоже:

— Пытаешься украсть одного из Хётиё — значит я, я приказал так поступить. Никто не станет искать других объяснений! Они нам больше не верят, прежние отношения очень трудно вернуть. Пойми, ты вправе совершать лишь те ошибки, за которые расплатишься сам.

Полковник строго прищурился:

— Что ещё за прежние отношения? — требовательно спросил он. — Если они спелись с Сэф, о чём говорить? Сэф знают, чего хотят, Хётиё сделали свой выбор. Тот, кто решил драться за власть, нападёт. Ты вцепился в призрачную дружбу — развязал им руки без всякой выгоды для себя. Ты не понимаешь их игру, Саели. И те, с кем ты советуешься, плохо понимают.

Но Вальзаар не стал слушать — лишь отмахнулся, беззлобно и обессилено, словно мать от причуд безумного ребёнка. И такая реакция отчего-то надолго заморозила решимость полковника. С тех пор он лишь однажды осторожно попытался избавиться от двух испытателей, изводивших друг друга и, сами того не сознавая, своего командира. Конечно же, ничего не вышло, зато Сюрфюса посетила странная мысль: что если он сам для Вальзаара был таким же Тсой-Уге?

Под задумчивым взглядом полковника невезучий оруженосец почесал сначала нос, потом ляжку, переступил с ноги на ногу, кашлянул.

— Итак? — осведомился Сюрфюс.

Сейчас он готов был выслушать что угодно, хоть повесть о тяжёлом детстве, несчастной жизни или стихи Марлиз, лишь бы отвлечься от неприятных мыслей. Оруженосец приготовил речь и даже развернул пергаментный лист, чтобы её прочесть. Долго всматривался в столбцы предложений — так и сказал, пряча лицо:

— Он издевается над Тсой-Уге.

«А что я могу сделать? — подумал полковник. — Нет, я, безусловно, могу ему приказать: не смей. Может, и не посмеет, до первого письма из кёкьё».

Дверь кабинета отворилась, вошла Марлиз, за ней вплыл невозмутимый Сил'ан. Чёрные тонкие губы его маски снисходительно улыбались, глаза, полыхавшие светом кровавой Луны, казались свирепыми. Кэльгёме поклонился почтительно и спокойно. «Уже подсчитывает потерянное время».

— И что же ещё я могу сделать для вашего счастья? — поинтересовался Сюрфюс, переводя взгляд с одного на другого.

Человек всё прятался за своим листом. Сил'ан из Хётиё искусно скрывал раздражение — он жил по уставу армии и по указке главы семьи, так же говорил, а то и думал. Иногда полковнику хотелось схватить его за плечи и трясти, пока хоть что-то живое не поднимется на свет со дна зрачков. Но тогда, конечно, Вальзаар припомнил бы своё обещание.

— Что же, раз предложений нет… — протянул Сюрфюс, поймал весёлый взгляд Марлиз — счастливой девушке безвыходная ситуация казалась шуткой. — Раз предложений нет, — повторил он, надеясь изобрести какое-нибудь чудодейственное решение и, может быть, немного позлить Кэльгёме… Позлить? Полковник даже улыбнулся: все права воплотить идею в жизнь у него были. — А вот что, — легкомысленно бросил он, — давайте-ка я вас просто поменяю местами. Прямо с нынешнего момента: Тсой-Уге из Стрел — лётчик, старший в двойке, птица твоя. Кэльгёме Хётиё Кеве — оруженосец.

Человек опустил свой лист, оглянулся. Вид Сил'ан, стоящего рядом, убедил его, что он не ослышался: красные глаза потускнели, губы дрогнули — казалось, по маске пойдёт трещина.

— Так точно, — с осторожной серьёзностью ответил весен.

Кэльгёме вдруг резко развернулся и вылетел из кабинета. Тсой-Уге, получив разрешение, ушёл следом. Марлиз выглянула в коридор, затем плотно притворила дверь и задумчиво хмыкнула:

— Они ж теперь поубивают друг друга.

— В ближайшие часа три не поубивают, — заверил полковник без особенной радости. — Сейчас он напишет кёкьё, там подумают, как ему поступить. Думать им придётся долго, размер инструкции явно не для почтовой птицы. Пошлют гонца, к сожалению, кого-нибудь из своих, так что перехватить указания нам не удастся. Только ведь они знают, что если человек пострадает, его родственники спросят у меня, и молчать я вряд ли стану. Хётиё не глупы, сейчас тягаться со Стрелами им ни к чему, так что если эта последняя капля и переполнит чашу их терпения, то сначала они избавятся от меня. Уничтожат репутацию.

Марлиз нахмурилась, но ей хватило выдержки смолчать.

Познакомившись с рыбой в одном из лесных озёр, полковник остался доволен. Сожаление о привычной и хорошо обжитой базе в Хальте почти исчезло. Там новые, аккуратно покрашенные дома, дороги, мощёные трёхцветным орнаментом стилизованных волн, и до Гаэл — рукой подать. Здесь деликатно беседуют птицы, свежий запах прохладной воды мешается с ароматом хвои и древесной смолы. Полковник даже повеселел, словно Вальзаар или какая-нибудь могущественная сила обещала ему поддержку.

Понежившись ещё немного, он оделся и вышел на дорогу, пустынную, упиравшуюся в оба горизонта. Время ещё оставалось, и Сюрфюс решил дать волю любопытству. Понадеявшись, что план и дальше не подведёт, он повернул направо: посмотреть одно из таинственных сооружений, ночью замеченных с высоты.

Идти пришлось долго. Лес обступал дорогу с обеих сторон, потом за деревьями слева показался забор из железных прутьев. Узкая тропинка протянулась от дороги в тень больших, накрепко запертых ворот. Сюрфюс постучал, затем попытался оттереть замшелую табличку. Проступило слово «музей», вырезанное в камне. Прежде, чем сюда соваться, следовало послушать дядю Марлиз-Чен.

Лес вскоре раздался в стороны, сжимая просторное поле в мягких объятиях рыжей хвои. Старая наблюдательная башня, островерхая, сложенная из необтёсанных валунов разной формы и размера, высилась среди раздолья цветущей жёлтой травы. Ветер дышал в лицо одуряющей терпкой сладостью.

Добравшись до очередного пустынного перекрёстка, Сюрфюс повернул налево. Дорога привела к ограде, впечатляюще высокой — с воздуха полковник сильно её недооценил. Ровная стена прекрасно сохранилась — нет, не забраться, не уцепиться за выступы и стыки. Огорчённо хмурясь, Сил'ан вернулся к контрольно-пропускному пункту и попробовал дверь. Тяжёлая каменная плита легко ушла в стену — похоже, хоть место и выглядело заброшенным, а кто-то из старожилов сюда наведывался.

За оградой тянулись длинные одноэтажные дома. «Склады», — решил полковник. Он миновал их. По правую руку открылся холм, поросший густой травой, голубой и багровой, а на нём — передвижная смотровая площадка. Пустырь по левую руку упирался в диковинное здание, похожее на храм неизвестному Богу. Его передняя стена состояла из громадных, выщербленных плит, каждая высотой в три человеческих роста, каким-то чудом прикреплённых к крыше и висевших, словно занавеси. Сюрфюс повернул в ту сторону, по пути удивлённо разглядывая ржавые металлические трубки, кое-где поднимавшиеся из травы на добрых полтора айрер. «Для чего всё это?» — по-прежнему недоумевал он.

У дальней стены «храма» какой-то сердитый великан отрезал нижнюю половину. Ни алтаря, ни жертвенника внутри не оказалось — собственно, не оказалось вообще ничего, кроме мелкого сора. Лишь язвы бежали причудливым рисунком по боковым стенам.

Полковник какое-то время размышлял, глядя на тень от каменной занавеси, затем попытался отклонить одну из плит в сторону хоть на пару градусов. Оказалось, и человеку хватило бы сил.

Бросив прощальный взгляд на «храм», Сил'ан поплыл назад к кордегардии. Главному разводчику штурмовых птиц не годилось ждать испытателей.

Ю-Цзы не заискивал перед аристократией: приезжал ли он в Маро, выступал ли на совете Гильдии, он всегда одевался и вёл себя как уроженец Гаэл. «Сей человек — плохой актёр, — шутил он, говоря о себе. — Кто не умеет — пусть не играет». Так что и в этот раз на нём были белые шальвары и прямое узорчатое платье, доходившее до середины щиколоток. Подол с обоих боков был разрезан до бёдер, чтобы не стеснять движений. Ныне разводчик птиц, он происходил из простого сословия, и хотя сменил рубашку крестьянина на красный шёлк с искусной вышивкой горных пейзажей, носить на манер высокородных узкие брюки категорически отказывался.

Красивые речи давались ему с трудом, но, как правило, его и не просили выплетать языком кружева — лишь бы выражался ясно. Когда же среди властительных особ попадался очередной воинствующий защитник изящной словесности, Ю-Цзы спрашивал совета у жены.

Всю жизнь он не переставал учиться и любил разглагольствовать о том, какие перемены стоило бы внести в курсы наук и искусств.

— Не то, не то вбивают в головы, — порою доверительно втолковывал он Сюрфюсу, так словно эта проблема для людей и Сил'ан была общей. — Главное в чём? Не красиво болтать — это много ума не надо —, а дело делать. Вот к нему (так, не называя имени, он очень часто говорил о себе) приходят молодые специалисты. И чего они умеют? Вот именно! Зато им всё ясно, пока конкретную задачу не поставит и не скажет: давай! А дать-то они не могут, — он красноречиво разводил руками. — И начинается, значит: а как вот это? А как вот то? А почему не работает? Тонкости, хороший мой, везде тонкости — самое-самое важное. Он заявляет: Ю-Цзы не нужны знания! Что такое ваши знания? Несшитые лоскуты? Чего вы их ему под нос суёте, да ещё напыжитесь, творцы, гении? Вы покажите ему лучше, как вы пытались их сшивать, как не выходило, а вы снова пытались. Дайте, он увидит ваш труд, ваше дело. Ошибки, пытливость, настойчивость, интерес! Важнее знаний! Лоскуты без дела лежат и теряются у того, кто шить не умеет, хоть они там серебряные, хоть какие. А тому, кто все пальцы себе уже исколол, Ю-Цзы два слова скажет — и он сделает! Желание нужно, страшное желание, страстное желание!

Он поднимал руку, сжимал кулак, стискивал челюсти. Худой человек с моложавым лицом, неказистым носом и близко посаженными чёрными глазами, он бурлил и кипел в такой момент, он готов был кричать на всю Весну, убеждать каждого встречного. Полковник находил в его теории массу изъянов, но всё равно восхищался чужой энергией.

— Ты хорошо умеешь слушать, очень хорошо, — бывало, признательно замечал ему Ю-Цзы. — Окорачивай его что ли, а то несёт, и всё — белого света не видит.

Сюрфюс не хотел окорачивать. Он наслаждался, не столько словами, сколько звуком высокого нервного голоса, редкой искренностью порывистых интонаций. Только не всегда выдавалось время на беседы.

— Тех же ментальщиков взять, — восклицал Ю-Цзы. — Всему учиться самому надо, как с ними обращаться — тоже. Кто ж скажет. Им, понимаешь, выгодно даже, когда зовут не того, чьи умения хороши для задачи: тогда можно походить и подумать, а цену заломить как за тяжкий труд. Три пятых затрат — это вот они, родимые. А как же нашему брату знать, кого звать? Опыт нужен тут, общение, значит. Он, как ты знаешь, через это женился. И, впрочем, никогда не жалел.

Полковник тепло улыбался под маской. Про ведьму, со временем всерьёз увлекшуюся работой мужа, он слышал часто — считай, всякий раз, как случалось подолгу разговаривать с Ю-Цзы. Тот любил жену куда меньше своих птиц, а может и вовсе не любил — Сюрфюс не мог судить, не понимая значения человеческого слова «любовь». Оба просто наслаждались как близостью, так и разлукой, как общением, так и возможностью уединиться, строить собственные планы, не посвящая в них другого. Они не давали друг другу серьёзных обязательств, не приносили романтических клятв, и были счастливы, не прилагая к тому никаких усилий.

Разводчик не мог стоять в стороне и с видом большого начальника наблюдать за разгрузкой. Нет, он суетился, забегал то слева, то справа, и хотя оттого казался смешным, всякий раз успевал предотвратить то оплошность, то какую-нибудь досадную ошибку. В тех редких случаях, когда справлялись и без его помощи, довольно улыбался, встряхивал руками и не уставал благодарить: «Вот, молодцы! Вот толково работают!»

Сюрфюс скромно ждал, не сводя с человека потеплевших глаз. Только изумлённо поднял брови, когда первую грузовую платформу, забитую кормом, сменила вторая. Казалось бы, куда столько? Но в этот раз груз оказался иным — Ю-Цзы, не доверяя никому другому, сам вывел наружу птицу, каких полковник ещё не видел. «Значит, работы всё-таки ведутся», — с облегчением подумал тот. Весен привязал своё детище и торопливым сбивчивым шагом, словно вприпрыжку, бросился к Сюрфюсу.

— Ну, где же его отстранённый испытатель? — на ходу воскликнул он, озираясь. — Никак, совсем нос повесил?

На униле разводчик говорил свободно, но с жутким «цокающим» акцентом, сразу выдававшем уроженца Кехе.

— Не поверишь, — ухмыльнулся полковник. — Напротив, получил сегодня повышение.

— О, — со всей возможной значительностью оценил человек, шутливо поклонился и выпалил скороговоркой диковинное заклятье — что-то вроде «собьёцьё» — поприветствовал и, судя по уважительному тону, одобрил.

Сюрфюс поманил одного из оруженосцев, велел разыскать Тсой-Уге и привести. Ю-Цзы потёр маленькие руки — они у него вечно зябли — кивнул на птицу:

— Тут ещё работы непочатый край. Решил показать, раз всё одно фураж вести.

— Показывай, — согласился Сюрфюс.

Они подошли ближе. Птица, что ни говори, выглядела странно: крупное, как у всех штурмовиков, высокое туловище, но крылья при том едва ли не вдвое меньше нормальных. Получался балоп-переросток какой-то.

— Все тупики, в какие мы забирались, расписывать не стану, — заговорил Ю-Цзы. — Значится, тут мы, наконец, добились самоподдержания считай половины массы тела, так что удельная нагрузка на крыло упала. Доведя её до прежнего значения — почти — мы выиграли в габаритах.

— Но что это даёт? — с сомнением вопросил Сил'ан. — Она же не взлетит.

— Другая конструкция крыла! — взмахнув руками, воскликнул человек. — Как у насекомых, полюбуйся, мой хороший: сгибов нет. Вертикально вверх — вот так они выводятся в положение «на взлёт». Экспериментируя с оперением, формой и мышечной тканью, нам удалось добиться необходимой частоты махов. Она не просто умеет летать и парить — она может зависнуть на одном месте. Маневренность возрастает в разы, время разворота — трижды быстрее!

— Впечатляет, — согласился полковник. — А как у неё со стандартными фигурами пилотажа?

Разводчик поджал губы и хмыкнул:

— Зришь в корень. Ох, и наелись мы с ней. Вы посмотрите сами, нам заключение — не для совета или Главкомши, а как сторонний взгляд — ой как не помешает.

— Кого ставить? Тсой-Уге?

— Нет-нет, — заторопился Ю-Цзы. — Мой хороший, летать на ней ещё нельзя. Только беспилотка. Понимаешь, с фигурами мы вроде сообразили, и то не факт, но там теперь другая проблемка лезет.

— Хм?

— Да всё эти мышцы, — досадливо протянул весен. — Ты понимаешь, взлёт это ещё полбеды, а вот посадка. Тут же не выходит как обычно. Частота махов до последнего остаётся крайне высокой. Стопор мгновенный: земля, крылья в верхнее положение. Ты только представь, какую энергию гасят при этом мышцы. А наращивать их ещё — увеличивать общую массу. Сам знаешь, что это повлечёт за собой согласно уравнениям существования. Впрочем, ничего, над этим мы бились почитай год, остановились на новой организации ткани. И всё бы хорошо. Взлетает, садится. Все в восторге, а потом выясняется, что кой-чего не учли. С новыми материалами оно часто так бывает…

— И что в сухом остатке?

Ю-Цзы поскрёб в затылке и признался:

— Летает тварюга хорошо. Но недолго.

— Сколько задерживается в воздухе? — уточнил полковник.

— Пустая — минут пять-шесть. Где-то так, если не маневрировать.

— А дальше?

Весен неожиданно рассмеялся:

— А дальше, понимаешь ты, устаёт она и крыльями махать больше не может. Срывается в штопор. Надо дыхалку менять, может и кровь, чтобы в мышцах подольше эта, как её, кислота, в общем, не образовывалась.

— Значит, так у вас одна и разбилась? — догадался Сюрфюс, но разводчик выпучил на него глаза:

— Какая: одна? — не понял он.

— Та самая, которая мучительно погибла из-за ошибки в перерасчёте единиц.

— Что? — медленно переспросил человек, его нос задрожал от возмущения, на щеках выступили красные пятна. Он с силой топнул ногой: — Кто ещё такое про нас плетёт? Когда это Ю-Цзы такие ошибки пропускал?

— Но сама Бейта-Чо из Трав…

— Что она понимает в птицах! — яростно громыхнул весен. По счастью, все испытатели давно его знали, и уже не обращали на подобные выходки внимания.

— Тшш, — Сюрфюс ласково коснулся чужого напряжённого плеча.

Ю-Цзы слегка опомнился:

— Ложь и клевета, — заявил он тише, высоко вздёрнув подбородок и сжав кулаки. — Кто им позволил так позорить честное имя?

— Я не знал, что думать, — признался полковник. — Не могла же она лгать всем виднейшим учёным Весны разом. Слишком опасно, эти люди не отшельники, у них тоже есть знакомства и связи. Велика вероятность попасться на обмане.

— Совсем двинулась, старая дура, — в сердцах бросил Ю-Цзы.

Полковник чуть улыбнулся:

— Неконструктивно, — он продолжил прежнюю мысль: — Тем более речь шла о катастрофе на крупном производстве. Значит, Стрелы в любом случае хоть что-то да знают. Вы в хороших отношениях, если ты им напишешь, это не вызовет подозрений.

Весен мрачно вздохнул. Какое-то время оба молча рассматривали птицу, ко всему безразличную.

— То ли он совсем болваном стал, — наконец, медленно и неуверенно заговорил Ю-Цзы, — но ему уж теперь повсюду заговоры чудятся и тайные планы. Вот, примером, можешь ты, мой хороший, сказать старому птичнику, какого рожна вас сюды из Хальты двинули? И кто там теперь?

— Пехотная часть, — насмешливо хмыкнул Сюрфюс.

— Ненадолго, — оценил разводчик. — Охо-хо… Чего ж творят наши мудрецы?

— Скоро совет по военным вопросам. Может, там скажут.

— Скажут тебе… Конечно.

Сил'ан весело рассмеялся в ответ на ворчание.

Испытания птицы не заняли много времени. Для порядка все показатели занесли в журнал и отчёты, полковник заверил их подписью и печатью кёкьё. Ю-Цзы уезжал в добром расположении духа, растроганный слаженной и чёткой работой испытателей, да и, в немалой степени, выдающимися успехами образца.

— Не хватает тебя, хороший мой, — с взволнованной серьёзностью сказал он Сюрфюсу при прощании. — Вот же бывает: свято место, а пусто — никто не заменит. Ты себя береги. Смелость, честь — они, знаешь, всегда дорогого стоят…