"Ночные объятия" - читать интересную книгу автора (Кеньон Шеррилин)

ГЛАВА 7

Ашерон постучал в дверь дома Зарека вскоре после заката. Большую часть дня он провел с Артемидой, обсуждая, что необходимо предпринять теперь, когда людские власти ищут Зарека. Перед его глазами все еще стоял образ лежащей на белых подушках трона Артемиды и ее красивое равнодушное лицо.

— Я уже приказывала тебе убить его, Ашерон. Только ты остаешься слеп в отношении его характера. Это было главной причиной, почему я вызвала его в Новый Орлеан. Хотела, чтобы ты убедился сам, насколько далеко он зашел.

Эш отказывался верить этому. Потому что как никто другой, понимал вспыльчивую натуру Зарека. Его потребность наносить удар первым, прежде чем кто-то ударит его.

В итоге, он заключил сделку с Артемидой, чтобы дать Зареку больше времени и доказать богине, что тот вовсе не был бешеным животным, которого необходимо убить из милосердия.

Ашерон ненавидел заключать с ней сделки. Однако, он не собирался исполнять приказ, казнив Зарека. Пока нет. Не сейчас, когда еще была надежда.

Он снова постучал. Посильнее. Если Зарек спит наверху, то может не услышать. Дверь медленно распахнулась. Эш зашел внутрь и его глаза немедленно приспособились к дегтярно-черной темноте. Он закрыл дверь, мысленно нанеся по ней удар, и ментально охватил пространство. Зарек был в гостиной слева от него.

Экс-раб забыл включить отопление, и Ашерон почувствовал холодный озноб. На Аляске температура воздуха так часто опускалась ниже нуля, что Зарек наверняка даже не замечал легкого февральского холода в Новом Орлеане.

Дойдя до гостиной, он остановился, увидев Зарека лежащим на полу рядом с софой в викторианском стиле. Одетый только в черные тренировочные брюки, он казался спящим, но Ашерон знал, что это не так. Чувства Зарека были столь же остры, как и его собственные, и экс-раб никогда и никому не позволил бы ступить на территорию своего ночлега, не будучи в полной готовности нанести удар первым.

Эш позволил своему взгляду скользнуть по его голой спине. На пояснице был изображен стилизованный дракон. Сейчас это была единственная отметина там, но Ашерон помнил время, когда тело Зарека было покрыто такими глубокими шрамами, что он содрогнулся, увидев их в первый раз.

Зарек был мальчиком для битья в семье Валериуса, и превращался в жертву всякий раз, когда они переходили черту.

Шрамы были не только на его спине. Они были на ногах, на груди, на руках, на лице. Шрам через ослепший левый глаз был настолько серьезен, что он с трудом мог открывать его. А шрам под глазом на щеке уродовал лицо. В своей человеческой жизни Зарек передвигался, заметно прихрамывая, а его правая рука бездействовала. Ставши Темным Охотником, он в первое время даже не был в состоянии встретить пристальный взгляд Ашерона. Глядя в пол, Зарек вздрагивал от страха каждый раз, когда тот шевелился.

Обычно Ашерон предоставлял новым Темным Охотникам право выбора сохранить или убрать шрамы на теле. В случае Зарека он даже не спрашивал. Тело этого человека было так сильно искалечено, что Ашерон немедленно убрал все повреждения.

Его второй задачей стало научить этого мужчину сопротивляться.

И он научил его давать отпор. Когда тренировки закончились, в Зареке проснулась ярость настолько сильная, что разбудила невероятные сверхъестественные способности.

К сожалению, она также превратила его в человека, неподдающегося контролю.

— Ты собираешься и дальше смотреть, Великий Ашерон, или начнешь наконец снова пилить меня?

Эш вздохнул. Зарек по-прежнему не двигался. Он лежал спиной к нему, подложив руку под голову.

— Что ты хочешь услышать, Зэт? Надо совсем лишиться мозгов, чтобы напасть на копов. И не важно, что их было трое.

— Так что? Я должен был позволить им надеть на себя наручники, отвезти в тюрьму и в камере дожидаться рассвета?

Эш проигнорировал злобу Зарека.

— Что произошло?

— Они видели, как я убил двух даймонов, и попытались арестовать меня. Я просто защищался.

— Самозащита не требует нанесения повреждений в виде сотрясения, нескольких сломанных ребер и одной сломанной челюсти.

Зарек перекатился на спину и посмотрел на него.

— То, что случилось с ними, было их собственной ошибкой. Они должны были отойти, когда я это попросил.

Эш ответил ему таким же свирепым взглядом. Зарек обладал способностью вызывать в нем гнев еще быстрее, чем Артемида.

— Черт возьми, Зэт, я устал терпеть дерьмо Артемиды только из-за того, что ты не в состоянии сдерживать себя.

— В чем дело, Великан? Не можешь перенести критику? Думаю, это то, что случается с теми, кто вырастает в роскоши. Тебя не должно волновать, осуждает ли кто-то твое поведение или нет. Все думают, что ты совершенен. И ты волен беззаботно развлекаться всю свою жизнь. Скажи мне, что превратило тебя в Темного Охотника? Кто-то протер до дыр твои ботинки и не понес за это наказания?

Эш закрыл глаза и досчитал до двадцати. Медленно. Он знал, что досчитать до десяти будет недостаточно для того чтобы успокоиться.

Зарек глядел на него со знакомой глумливой усмешкой. Экс-раб всегда ненавидел его. Вообще-то Эш не принимал это на свой счет, потому что Зарек ненавидел всех.

— Я знаю, что ты думаешь обо мне, Великий Ашерон. Знаю, что ты жалеешь меня, но я не нуждаюсь в твоей жалости. Ты и вправду думаешь, что я забыл твой взгляд, когда мы встретились впервые? В твоих глазах был ужас, который ты пытался не показать мне. Ладно, ты совершил благодеяние. Отмыл маленького подкидыша и сделал его здоровым и красивым. Но даже не думай, что за это я должен лизать твои ботинки или целовать задницу. Дни моей покорности закончились.

Эш издал низкое горловое рычание, поскольку боролся с желанием швырнуть Зарека о стену.

— Не провоцируй меня, Зэт. Я — единственный, кто стоит между тобой и существованием после смерти, таким ужасным, что тебе и не представить.

— Тогда вперед. Убей меня. Думаешь, мне не наплевать?

Нет, Ашерон так не думал. Зарек родился с желанием умереть. И как смертный человек, и как Темный Охотник. Но Эш никогда снова не убьет Темного Охотника и не отправит его в агонию Шейдома. Он знал из первых рук ужасы такого существования.

— Сбрей бороду, вынь из уха серьгу и спрячь свои проклятые когти. Если будешь умницей, то не попадешься копам.

— Это приказ?

Эш применил свои силы, чтобы оторвать Зарека от пола, и резко прижал его к потолку.

— Прекрати испытывать судьбу, мальчик. Иначе я тебя прикончу.

— Ты никогда не думал пойти работать в Диснейленд? Люди расплачивались бы целым состоянием за такой аттракцион, — засмеялся Зарек.

Эш зарычал громче, обнажив клыки от такой его наглости.

Было по-настоящему трудно запугать человека, не имеющего в своей жизни ничего, что имело бы для него значение. Дискуссия с Зареком заставила его почувствовать себя родителем ребенка, который не поддается воспитанию.

Эш опустил его на пол прежде, чем уступил искушению придушить.

Зарек прищурился, как только его ноги коснулись пола. Он хладнокровно прошел к своей сумке и достал пачку сигарет.

Дернуло же его дразнить Атланта. Тот мог убить его в одно мгновение, если бы захотел. Впрочем, у Ашерона еще сохранилась человечность. Он проявлял сострадание к другим, а Зарек не обладал подобной слабостью. Не было никого, кому было бы не наплевать на него, так почему сейчас он должен заботиться о ком-то?

Он прикурил сигарету. Ашерон повернулся, чтобы уйти.

— Тэлон патрулирует улицы вокруг канала, и я хочу, чтобы ты проверил территорию от площади Джексона до Эспланады.

Зарек выпустил дым.

— Что-нибудь еще?

— Сдерживай себя, Зэт. Во имя любви к Зевсу, сдерживай.

Зарек глубоко затянулся сигаретой, и Ашерон, не касаясь, открыл дверь и вышел из дома.

Держа сигарету зубами, Зарек запустил руки в свои взъерошенные темные волосы.

Сдерживаться.

Его почти рассмешил этот приказ.

Не его вина, что неприятности всегда искали его. И он никогда не убегал от чего бы то ни было. Давным-давно он научился принимать удары и боль.

Зубы сжались при воспоминании о прошлой ночи. Он увидел даймонов, когда они шли к чердаку Саншайн. Слышал их разговор о том, что они намеревались причинить ей вред. И он последовал за ними, пока не появился шанс сразиться без свидетелей.

Следующее, что он помнит, это четыре пулевых ранения в боку и коп, кричащий ему команду «стоять».

Сначала Зарек хотел позволить им арестовать себя, а потом вызвать Ника, чтобы тот вытащил его. Но когда один из копов приложился дубинкой по его спине, все благие намерения пошли к черту.

Дни, когда он был мальчиком для битья, закончились.

Никто никогда не посмеет коснуться его снова.

Саншайн сидела у хижины, работая над картиной, заказанной ей Камероном Скоттом. Пока Тэлон спал, она в течение многих часов пыталась понять, почему находится все еще здесь, с ним, на его болоте. Почему приехала сюда вчера вечером, когда должна была пойти к брату.

Явившееся ей откровение об их прошлой жизни, где они были вместе, сильно взволновало ее.

Там она была его покорной, в стиле Джун Кливер[32], женой…

Саншайн не хотела быть чьей-то женой.

Никогда больше.

Брак для женщины был проигрышным предприятием. Ее бывший муж хорошо научил ее тому, что жена нужна лишь для того, чтобы обеспечить секс по сигналу.

Джерри Гэйн был художником, как и она. Казалось, он прекрасно подходил ей. Они познакомились в художественной школе, и она влюбилась в его угрюмый, таинственный готский шик.

В той жизни она фанатично любила мужа и не могла прожить без него ни дня. Считала, что им хорошо вместе, как двум горошинам в одном стручке, и что так будет всегда, всю оставшуюся жизнь. Она предполагала, что Джерри поймет ее потребность творить, что будет уважать ее и обеспечит необходимое пространство, чтобы развивать художественный талант.

А Джерри хотел только, чтобы она взяла на себя заботу о нем, пока он будет расти как художник. Ее же нужды и желания всегда оставались на заднем плане.

Их брак продлился два года, четыре месяца и двадцать два дня.

Не все в их браке было плохо. Какая-то ее часть продолжала любить бывшего мужа. Ей нравилось иметь компанию и человека, с которым можно разделить жизнь. Но она не хотела возврата к тому, чтобы снова отвечать за то, куда делись его носки — она едва могла вспомнить, куда положила свои. Не хотела бросать работу над своими проектами и собираться в магазин, потому что кто-то забыл купить яйца, необходимые для его самодельных красок.

Это ее планы всегда менялись. Это ее работы могли подождать.

Джерри никогда не делал ей уступок.

Саншайн не желала снова потерять себя в мужчине. Она хотела свою собственную жизнь. И свою собственную карьеру.

Тэлон был замечательным парнем, но он ошеломил ее натурой, слишком похожей на нее. Одиночка, ценящий уединение. Сейчас они пока вместе, но Саншайн была уверена, в том что они несовместимы.

Ей нравилось вставать и рисовать в свете дня. Тэлон бодрствовал всю ночь напролет. Она любила тофу и гранолу. Он любил вредную для здоровья пищу и кофе.

У нее с Джерри были одинаковые вкусы, и посмотрите, что из этого получилось. С Тэлоном не было даже этого, что не сулило ничего хорошего их отношениям.

Нет, она должна вернуться к своей жизни.

Как только он проснется, и они перекусят, она попросит отвезти ее домой.

Тэлон вздохнул во сне. Прошло так много времени с тех пор, как он последний раз видел во сне свою жену. Он не смел. Мысли о Нинье всегда разрывали ему сердце.

Но сегодня она была с ним там. Там, в его снах, где они могли быть вместе.

Он видел, как она сидит перед очагом, видел ее живот с его ребенком внутри, и как она шьет одежду для их малыша. Даже после пяти лет брака и целой жизни дружбы она была способна волновать его кровь и наполнять сердце любовью.

Воспитанный под презрительным взглядом своего дяди, и презираемый другими членами их клана, только у нее он находил поддержку. Только она одна заставляла его чувствовать себя любимым.

Он слушал, как она мурлычет ту же колыбельную, которую когда-то пела ему мать.

Боги, как он нуждался в ней. А сейчас более, чем когда-либо прежде. Он устал от борьбы, устал от требований, которые предъявляли к нему люди клана, начиная со дня смерти Идиага. Устал слушать за спиной шепотки о своих родителях.

Будучи молодым мужчиной, сегодня ночью он ощутил себя старым, растерявшим все чувства человеком.

Пока не увидел Нинью. Она согрела его глубоко внутри, и все вокруг стало лучше.

За это он любил жену.

Подойдя к ее стулу и опустившись вниз, он положил голову к ней на колени. Обняв ее, почувствовал, как ребенок пнул его руку в протесте.

— Ты вернулся, — мягко произнесла она, гладя его волосы.

Он не ответил. Не мог. Обычно он смывал кровь со своего тела и доспехов прежде, чем шел искать ее, но горе этого дня было еще слишком свежо в его сердце.

Ему необходимо было почувствовать ее нежные, успокаивающие прикосновения, необходимо было знать, что в этот момент она в безопасности и все еще с ним. Только она могла ослабить тянущую боль в его сердце.

Его тетя была мертва. Изувечена. Обнаружив ее отсутствие за обедом, он отправился искать ее и нашел тело.

И если бы он прожил вечность, все равно не забыл бы это ужасное зрелище. Оно продолжало бы жить в его памяти вместе с воспоминаниями о матери, умирающей у него на руках.

— Это — проклятие богов, — прошептал Парт ранее тем же вечером, не зная, что Тэлон рядом и слышит его разговор с братом. — Он — сын шлюхи, она лежала с друидом, породив проклятый род, и теперь мы все заплатим за это. Боги накажут нас всех.

— Ты желаешь бросить вызов мечу Спирра ради лидерства?

— Только дурак бросил бы вызов кому-то, вроде него. Даже Кюхолон[33]  не был равен ему.

— Тогда проси богов, чтобы он никогда не услышал тебя.

Тэлон во сне сжал глаза, пытаясь заглушить шепоты, которые преследовали его всю жизнь.

— Спирр? — Нинья погладила его по лицу, — они все убиты?

Он кивнул. Принеся домой тело Оры, он собрал своих людей и поехал вдогонку за кланом Северных галлов. Около тела тети он нашел один из их кинжалов и поэтому знал, кто ответственен за ее убийство.

— Я и вправду проклят, Нин. — Слова застревали в его горле.

Он провел целую жизнь, доказывая, что не проклят за поступки своих родителей. А теперь получил проклятие за свои собственные действия.

— Я должен был послушать тебя, когда умер Идиаг, и не мстить Северному клану. Теперь же все, что я могу сделать, это со страхом ожидать, что боги заберут у меня в следующий раз.

Но сердцем он уже знал. Не было на Земле ничего, более драгоценного, чем женщина, которую он держал сейчас в объятиях.

Она умрет.

Из-за него.

Это все было его ошибкой. Все это.

Он один навлек гнев богов Северного клана на головы своих соплеменников.

Не было никакого способа остановить проклятие. Никакой возможности сохранить жену рядом с собой.

Боль от осознания этого была много больше, чем он мог перенести.

— Я предложил жертву богам. Но друиды сказали, что она недостаточна. Что еще я могу сделать?

— Возможно, это в последний раз. Может быть, теперь все закончится.

Он так надеялся. А если нет…

Нет, он не мог потерять Нинью. Пусть их боги требуют что-нибудь еще, но не ее…

Тэлон застонал, когда его видения сдвинулись вперед, в будущее. Он поддерживал жену, пока она трудилась, чтобы принести ребенка в их мир.

Оба были в поту от жара, исходящего от очага, и усилий. Акушерка открыла окно и впустила холодный ветер со снегом, падавшим за окном.

Нинья всегда любила снег, и такая погода давала им надежду, что может быть, все удастся. Что ребенок будет шансом для всех них.

— Тужься! — скомандовала женщина.

Нинья вцепилась ногтями в его руку и закричала. Тэлон прижался к ней щекой, крепко сжав ее, и зашептал:

— Ты — моя, любимая. Я никогда не позволю тебе уйти.

Она сильно застонала, а потом расслабилась, когда их сын быстро устремился прямо в руки акушерки.

Нинья засмеялась, получив от него поцелуй в щеку и крепкие объятия.

Но их радость оказалась короткой, потому что ребенок отказывался отзываться на попытки старухи заставить его очнуться.

— Ребенок мертв, — слова женщины зазвенели в его голове.

— Nae! — заревел он. — Он спит. Разбуди его.

— Nae, мой triath[34]. Ребенок родился мертвым. Я искренне сожалею.

Нинья зарыдала.

— Мне так жаль, Спирр, что я не смогла дать тебе сына. Я не хотела подводить тебя.

— Ты не подвела меня, Нин. Ты никогда меня не подводила.

Охваченный дурными предчувствиями, убитый горем, Тэлон крепче обнял жену, пока акушерка мыла и одевала тело их маленького сына.

Он не мог отвести от ребенка взгляда.

У его сына было десять крошечных пальчиков и маленькие идеальной формы ступни. Копна густых, черных волос. Лицо было красивым и безмятежным. Безупречным.

Почему их дитя не оживает?

Почему он не дышит?

Тэлон скрежетал зубами, стараясь сдержать боль. Он приказывал ребенку проснуться. Тихо требовал от него, чтобы тот ожил и заплакал.

Это их сын.

Их драгоценный малыш.

Не было никаких причин, чтобы он не был живым и здоровым. Кроме той, что Тэлон был глупцом.

Он убил собственного сына.

Глаза наполнились слезами. Сколько раз он гладил живот Ниньи и чувствовал силу движений ребенка? Чувствовал любовь к нему и отцовскую гордость?

Они считали дни до его рождения. Вместе надеялись и мечтали.

А теперь он никогда не узнает мальчика, который завладел его сердцем.

— Я так сожалею, Спирр, — рыдая, невнятно повторяла снова и снова Нинья.

Он крепче обнял ее и шептал слова утешения. Ради жены он должен быть сильным. Она очень нуждалась в нем сейчас.

Целуя Нинью в щеку, Тэлон загнал подальше свои слезы и продолжал утешать ее.

— Все в порядке, любовь моя. У нас будет еще много детей.

Но своим сердцем знал правду. Бог Камулус никогда не позволит жить его ребенку, и Тэлон не позволит жене снова пройти через такое. Он любит ее слишком сильно.

Он все еще обнимал Нинью, когда с ее лица исчезли все краски. В этот миг разрушились его последние надежды, и ему остались только страшные муки.

Нинья умирала от потери крови.

Акушерка сделала все, что могла, но, в конце концов, оставила их наедине, чтобы дать им проститься.

Нинья покидала его.

Он не мог дышать.

Не мог двигаться.

Она умирала.

Тэлон приподнял ее, покачивая в колыбели своих объятий. Покрытый ее кровью, он даже не замечал этого. Он мог думать только о том, как удержать жену рядом с собой, не дать ей умереть.

Живи ради меня!

Он хотел бы отдать ей свои жизненные силы, но этого было недостаточно.

Молча заключая сделку с богами, он просил, чтобы они забрали его жизнь, его земли, его людей. Что угодно. Только пусть оставят ему его сердце. Он слишком нуждался в нем, чтобы потерять вот так.

— Я люблю тебя, Спирр, — нежно прошептала она.

Он задыхался.

— Ты не можешь покинуть меня, Нин, — шептал он ей, дрожавшей в его руках. — Я не знаю, как обойдусь без тебя.

— Ты будешь заботиться о Кеаре, как обещал своей матери, — она сглотнула, когда он провел холодной рукой по ее губам. — Мой храбрый Спирр. Всегда сильный и готовый жертвовать. Я буду ждать тебя по ту сторону жизни, пока Бран[35] не соединит нас снова.

Он закрыл глаза, потому что слезы выступали помимо его воли.

— Нин, я не смогу жить без тебя. Не смогу.

— Ты должен, Спирр. Ты нужен нашим людям. Ты нужен Кеаре.

— А мне нужна ты.

Она сглотнула и посмотрела на него глазами, полными страха.

— Я боюсь, Спирр. Я не хочу умирать. Мне так холодно. Раньше я никуда не уходила без тебя.

— Я согрею тебя, — он укутал ее мехами, потер ей руки.

Если бы он смог сохранить ее тепло, она осталась бы с ним. Он верил в это…

Если бы он только смог сделать это.

— Почему темнеет? — ее голос дрожал. — Я не хочу темноты. Я только хочу провести с тобой немного больше времени.

— Я буду держать тебя, Нин. Не волнуйся, любимая. Я с тобой.

Она провела рукой по его щеке, по которой катилась единственная слеза.

— Мне жаль, что я не была женой, которую ты заслужил, Спирр. Мне жаль, что я не смогла дать тебе детей, которых ты хотел.

Прежде чем смог заговорить, он почувствовал его — последний ее вздох, и она обмякла в его объятиях.

Разъяренный и убитый горем, Тэлон отбросил голову назад и закричал от пронзившей все тело боли. Слезы катились по лицу.

— Почему? — ревел он, обращаясь к богам. — Будь ты проклят, Камулус! Почему! Почему ты не мог уничтожить меня и оставить ее жить?

Как и следовало ожидать, никто не ответил. Морриган бросила его, оставила одного лицом к лицу с болью.

«Почему боги должны помогать сыну шлюхи, такому как ты, парень? Ты ни на что не годен, только лебезить перед вышестоящими.»

«Посмотри на него, Идиаг, он жалок и слаб, как его отец. Он всегда будет ничем. Ты мог бы позволить нам убить его, чтобы сэкономить пищу, и вырастить другого, более достойного ребенка».

Голоса прошлого пронзили его, разрывая ноющее сердце.

— Ты правда принц? — услышал он детский голос Ниньи из того дня, когда спас ее от петуха.

— Я — ничто, — ответил он.

— Нет, мой лорд, ты — принц. Только кто-то такой же благородный мог бы храбро встретить ужасного петуха, чтобы спасти крестьянина.

Только она одна заставляла его чувствовать себя благородным или хорошим.

Только она одна заставляла его хотеть жить.

Как же его драгоценная Нинья могла уйти?

Рыдая, он много часов обнимал жену и ребенка. Держал их, пока снаружи солнце не засияло ярко на снегу, и ее семья попросила позволить им сделать приготовления к похоронам. Но он не хотел готовиться к ним.

Не хотел никому позволять войти.

Со дня встречи они с Ниньей никогда не были врозь больше, чем несколько часов.

Ее любовь и дружба провели Спирра через многое. Все эти годы она была его силой.

Она была его лучшей частью.

— Что мне делать, Нин? — шептал он у холодной щеки, качая ее тело. — Что же мне делать…

Спирр долго сидел так с ней один, покинутый всеми. Безучастный ко всему. Страдающий.

На следующее утро он похоронил ее в лощине, где начались их детские встречи. Он все еще мог видеть, как она ждала его. Видел ее лицо, светившееся предвкушением. Он мог представить, как она бежала бы по снегу, лепила снежок, кралась за ним и бросала его ему под тунику.

Он тогда погнался бы за ней, а она убежала прочь, радостно смеясь. Она так обожала снег. И всегда любила, когда белые чистые хлопья падали на ее лицо и светлые золотистые волосы.

Ее смерть в такой день, как этот, казалась несправедливой. День, который мог принести ей большую радость.

Вздрагивая от боли, он жалел, что не живет там, где никогда нет снега. Там, где так тепло, что ему не придется снова видеть его и вспоминать обо всем, что потерял.

О боги, как она могла уйти?

Тэлон зарычал от боли. Стоя на коленях, он руками зарылся в белый ледяной покров. Его сердцу остались лишь мучительные страдания.

Он мог думать только о Нинье, лежавшей там, в земле, и прижимающей к груди их ребенка. О том, что он не был сейчас с нею, чтобы защитить и согреть ее. Взять за руку и проводить туда, куда она отправилась.

Почувствовав на плече маленькую ручку, он поднял голову и увидел личико сестры. Кеара испытывала больше, чем просто сострадание брату в этой трагедии.

— Я все еще с тобой, Спирр. Я не оставлю тебя в одиночестве.

Тэлон обхватил ее за талию и притянул к себе. Он держался за нее, пока плакал. Она — это все, что у него осталось. И он готов бросить вызов богам, только бы она была в безопасности.

Он не смог защитить Нинью, но защитит Кеару.

Никто не навредит ей, не имея дела с ним…

Тэлон проснулся как раз перед закатом с болезненными ощущениями в животе.

Он чувствовал себя очень одиноким. С его эмоций содрали кожу и порвали в клочья. Он не ощущал подобного целые столетия, с той самой ночи, когда Ашерон научил его прятать их. А прошедшей ночью одиночество накрыло его. Жгучая боль резала грудь на части, и он прилагал усилия, чтобы дышать.

Пока не уловил слабый запах чего-то странного на своей коже и на постели.

Пачули и скипидар.

Саншайн.

На сердце мгновенно стало легче. Он подумал о ней, о пути, которым она, спотыкаясь, шла, о ее насыщенной красками жизни.

Вдохнув этот милый аромат, он перевернулся и обнаружил, что кровать пуста.

Тэлон нахмурился.

— Саншайн?

Оглянувшись вокруг, увидел, что ее нигде нет.

— Оставьте меня в покое, вы, ходячая пара ботинок!

Он выгнул бровь, услышав ее голос по ту сторону двери. И прежде чем успел встать, дверь распахнулась. Саншайн раздраженно кричала на Бет и другого аллигатора, который шипел и пятился назад в протесте.

Двое из этой троицы боролись в дверном проеме.

— Отпусти мой мольберт, ты, беженец с чемоданной фабрики. Если тебе нужны деревья для зубочисток, вон там, на крыльце, есть связка.

Уголок его рта дрогнул в усмешке при виде этой схватки между Саншайн и Бет.

— Бет, — бросил он. — Что ты делаешь?

Та открыла пасть, выпуская мольберт. Саншайн бросилась в хижину, держа его обеими руками. Аллигатор зашипел и огрызнулся, размахивая хвостом и раздраженно таращась на женщину.

— Она говорит, что заставляла тебя вернуться в дом, прежде чем в болотах наступит темнота и кто-нибудь решить съесть тебя. — сказал он ей.

— Скажи этому Болотному Духу, что я там уже была. Почему бы ей… — Саншайн замолчала и посмотрела на него. — О, здорово. Я что, правда, разговариваю с аллигатором?

Он усмехнулся.

— Не беспокойся ты так. Я делаю это все время.

— Да, но без обид — какой-то ты странный.

Если это не горшок, обзывающий черным чайник…

Она прогнала Бет, хлопнула дверью и поставила мольберт в угол.

Тэлон с интересом смотрел на нее, тем более что джинсы очень аппетитно обтянули ее ягодицы, когда она наклонилась.

— Сколько ты спала?

— Несколько часов. А ты?

— Я только что проснулся?

— Ты всегда спишь так долго?

— Да, потому что я бодрствую всю ночь.

Она улыбнулась.

— Думаю, что ты сова совершенно нового уровня.

Она подошла и села на кровать рядом с ним, потерла запачканные краской руки о бедра, тем самым привлекая его внимание к тому, какая совершенная у них форма, и как он хотел бы провести по ним рукой дальше, к самому центру ее тела…

Он возбудился от этой мысли.

— Хочешь, приготовлю что-нибудь на завтрак? На твоей кухне не так много продуктов, которые не убьют тебя, но думаю, что смогла бы соорудить омлет из яичных белков.

Он скривился при мысли, каким на вкус мог бы быть омлет из белка. Скорее всего, еще хуже, чем соевый сыр.

Черт возьми, кто-то должен познакомить эту женщину с шоколадными сливками Reddi-Wip[36]! И в этом месте его размышлений возник вопрос: а что бы чувствовала Саншайн, вся покрытая шоколадом? К сожалению, прошлой ночью у него не было шанса выяснить это.

Не обращая внимания на его задумчивость, она продолжила:

— Ты слышал когда-нибудь о хлопьях из отрубей? А из цельной пшеницы?

— Нет. — Он протянул руку к ее шее и дразняще погладил мягкую кожу кончиками пальцев.

Хммм, ему очень нравилось касаться ее плоти.

Она продолжала читать ему нотацию:

— Питаясь так, как сейчас, будет удивительно, если ты проживешь еще хотя бы лет тридцать. Клянусь, что на фабрике Вилли Уонки[37] больше еды, чем у тебя на кухне.

Тэлон только улыбнулся.

Почему она так пленяет его? Он слушал ее голос, пока она его поучала, и вместо того, чтобы раздражаться, наслаждался этим.

Так приятно было иметь кого-то, кто настолько беспокоится о тебе, что прилагает усилия научить правильному питанию.

— Что, если я немного перекушу тобой?

Саншайн замолчала на середине предложения. Прежде чем она смогла придумать ответ, он дернул ее на себя и впился в губы.

Она застонала от удовольствия. От его замечательного вкуса. И бедром ощутила его эрекцию. Ее тело растаяло. Он уложил ее на спину и склонился к ней, расстегивая кофточку. Груди напряглись в ожидании его прикосновения.

— У тебя талант сбивать меня с толку, — сказала она.

— У меня? — переспросил он, целуя ложбинку между мягкими полушариями.

— Умм-хммм, — выдохнула она.

Ее тело затряслось, как в ознобе, когда он куснул ее под подбородком. Его горячее дыхание опаляло. Мужские ладони ласкали ее груди, нежно сжимая их.

Запустив руки в его взъерошенные волосы, она прижалась к нему еще сильнее, и его косички слегка касались кожи, дразня и лаская ее. Тело женщины пульсировало и пылало, жаждало его обжигающих прикосновений.

Тэлон закрыл глаза и вдохнул сладкий аромат Саншайн. Она была так тепла и нежна. Так женственна. Руки гладили ее безупречную загорелую кожу, пока он дразнил ее шею языком и зубами.

Пальцы Саншайн ласкали его тело.

Ему нравился вкус этой женщины. Нравилось чувствовать ее под собой.

Он погладил рукой кружево ее вандербра и мягко обхватил грудь ладонью. Она зашипела от удовольствия. Ее ноги заскользили по нему. Он никогда до этого не любил ощущать прикосновения джинсовой ткани к своему телу, но когда эта одежда была на Саншайн, он совсем не возражал.

Тэлон расстегнул застежку спереди на бюстгальтере и выпустил ее груди навстречу своим жаждущим ладоням. Погладил твердые вершинки, восхищаясь их чувствительностью. И проложил к ним дорожку из поцелуев.

Саншайн сжала его голову и выгнула спину навстречу. Он дразнил соски, слегка ударяя по ним языком и посасывая, и ей хотелось кричать от удовольствия. Тэлон ласкал ее так, как будто знал некий тайный способ заставить терзаться желанием каждую частичку ее тела от его самого легчайшего прикосновения.

И когда он обнял ее, случилось что-то странное. Она вернулась назад в далекое прошлое…

Она увидела Тэлона, который держал ее в объятиях так же, как сейчас.

Только это был конец весны, и они лежали в лесу около тихого озера. Она опасалась, что их обнаружат, и все равно страстно тянулась к нему.

Его глаза были глубокого янтарного цвета и темны от страсти. Опираясь на одну руку, другой он распутывал шнуровку ее платья.

— Я всегда хотел тебя, Нин, — его сказанные шепотом слова проникли в нее, когда он опустил голову и поцеловал освобожденные груди.

Она стонала, в упоении от незнакомых ощущений.

Прежде девушка не позволяла касаться себя ни одному мужчине. Не позволяла никому видеть себя обнаженной.

Она немного смущалась и все же не смогла отказать Спирру. Не сейчас, когда это доставляло ему такое большое удовольствие.

Мать давно просветила ее относительно желаний и потребностей мужчин. Она знала о способе, которым они проникали в женщину и обладали ею. С того момента Нинья поняла, что не захочет отдать себя никому, кроме Спирра. Для него она сделала бы все, что угодно.

Он поднял подол платья к бедрам, открывая низ ее тела своему горячему голодному взгляду. Она задрожала, когда он раздвинул ее ноги, чтобы увидеть самое интимное местечко.

Инстинкт заставлял девушку сжать лодыжки вместе, но она заставила себя расслабиться.

Открылась для него, задержав дыхание, когда Спирр впился в нее таким страстным взглядом, что ее тело заныло.

Он провел рукой по ее животу и дальше, по бедрам. Потом очень медленно погладил кожу с внутренней стороны, заставляя ее тело одновременно гореть и дрожать. Закрыв глаза, она застонала, почувствовав его ищущие пальцы на своей пульсирующей девственной плоти между ногами.

Голова закружилась от странных ощущений его руки, гладящей ее там. Разведя ей ноги еще шире, он пальцами скользнул в нее, пошевелил ими глубоко внутри, вызвав в ее теле озноб.

Она снова застонала, когда он убрал руку и расположился между ее ногами. Почувствовала его твердое пульсирующее копье внутренней поверхностью бедра.

— Посмотри на меня, Нинья.

Она открыла глаза.

Горящий любовью взгляд Спирра опалял.

— Еще не поздно. Скажи, что не хочешь меня, и я уйду, оставив тебя нетронутой.

— Я хочу тебя, Спирр, — прошептала она. — Только тебя.

Он наклонился и нежно поцеловал ее губы, а потом проник в ее плоть.

Она напряглась от боли, когда он прорвался через ее девственность и полностью заполнил собой. Прикусив губу, крепче сжала его руками, а он медленно начал двигаться в ней.

— Как хорошо чувствовать тебя подо мной, — выдохнул он и тихо застонал. — Еще лучше, чем я представлял.

— Сколько женщин было под тобой, Спирр?

Она испугалась своих слов, но все равно хотела знать. И была слишком молода, чтобы осознать глупость вопроса.

Он замер, потом отстранился и посмотрел в глаза:

— Только ты, Нин. Я столь же девствен, как и ты. Другие женщины предлагали мне себя, но ты — единственная, кого я мечтал держать в своих объятиях.

Ее сердце воспарило. Она обвила ногами его сухощавые обнаженные бедра. Взяла в ладони его лицо и потянула на себя, соприкоснувшись с ним носами.

— О, Спирр, — выдохнула Саншайн, притягивая его ближе.

Тэлон застыл.

За прошедшую тысячу лет никто, кроме Кеары не называл его настоящим именем. И только одна женщина звала его так, как сейчас это сделала Саншайн.

Не только то, что она сказала, но и интонация ее голоса. Дрожь пробежала по его спине.

— Как ты назвала меня?

Саншайн прикусила губу, поняв свой промах. Черт, похоже он подумал, что она назвала его именем другого мужчины. Он не помнил о своей прошлой жизни. В отличие от нее. Она не знала, откуда приходят эти вспышки воспоминаний.

Она знала только, что они выводят ее из равновесия.

Ее бабушка по-настоящему верила в существование прошлых жизней и приучила с благоговением относиться к реинкарнации. И бабушка Морган очень хорошо внушила ей одну мысль — когда ты рождаешься заново, ты полностью забываешь прошлую жизнь.

Почему тогда она вспомнила его?

— Я прочищала горло, — ответила она, надеясь, что он купится на это. — А как, ты подумал, я назвала тебя?

Тэлон расслабился. Возможно, он ослышался. Возможно, то, что заставляла чувствовать его эта женщина, вытащило давно забытые воспоминания. Или, возможно, это была вина, которую он ощущал, потому что сильно желал ее.

Только Нинья заставляла его гореть так. Саншайн сильно отличалась от нее. Она заставляла его чувствовать, даже когда он не хотел этого. Даже когда он с этим боролся.

Она запустила руки в его волосы, заставила наклониться к ней и прикусила кожу на подбородке. Ощущение ее рук на нем, тепла ее тела под ним…

Он опустился на Саншайн и прижался губами к плечу, чтобы попробовать соль ее кожи.

Глубоко и удовлетворенно вздохнул.

И тут, к его сильнейшему раздражению, зазвонил телефон.

Чертыхаясь, Тэлон ответил и услышал голос Ашерона.

— Мне нужно, чтобы сегодня ночью ты охранял эту женщину. Держи ее у себя.

Тэлон нахмурился. На краткий миг он задумался о том, откуда Эш узнал, что Саншайн с ним. Могущество этого человека просто ужасало.

— Я думал, ты велел мне держаться от нее подальше.

— Положение изменилось.

Тэлон еле сдержал стон, когда Саншайн зубами прихватила его сосок. Держать ее здесь было совсем нетрудно.

— Ты уверен, что я не нужен сегодня ночью?

— Да. — Ашерон дал отбой.

Тэлон отбросил телефон и посмотрел на Саншайн с дьявольской усмешкой. Эта ночь только что стала намного лучше.