"Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого" - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван Шри)

25. ДВА ПРОБУЖДЕНИЯ

Возлюбленный Мастер,

В старину почтенный Ень Ян спросил Чжао Чжоу: «На что это похоже, когда не приносится ни единой вещи?» Чжоу сказал: «Отпусти это». Ень Ян спросил: «Поскольку ни одной вещи не принесено, что же отпустить?» Чжоу сказал «Если не можешь отпустить, подними это». При этих словах Ень Ян стал возвышенно просветленным.

Еще: Монах спросил древнего досточтимого: «На что это похоже, когда ученик не может справиться с чем-то?» Досточтимый древний сказал: «Это похоже на меня». Монах спросил: «Учитель, почему вы тоже не можете справиться?» Досточтимый древний сказал: «Если бы я мог справиться со всем, я бы отобрал эту твою неспособность справляться». При этих словах монах стал возвышенно просветленным.

Просветление этих двух монахов именно там, где вы заблудились; эти два монаха задавали свои вопросы в точности оттуда, где у вас сомнения. «Феномен рождается от установления различий и гибнет тоже из-за установления различий. Смойте все феномены различения — у этой драмы нет рождения или уничтожения».

Дзэн во многом отличен от других традиций мистиков. Но одна вещь, которая выделяется, очень уникальна — эти странные, небольшие диалоги: просто перечитывая их, вы не сможете понять, как такие небольшие диалоги могут принести кому-то просветление.

Во-вторых, сам дзэн не дает объяснений. Такова одна из причин того, что живая традиция просветления не охватила весь мир. Я бы хотел, чтобы вы поняли эти небольшие диалоги, которые, по-видимому, не значат ничего, но в определенных обстоятельствах, вызванных другими методами дзэна, могут принести пробуждение. Диалоги вспоминают испокон веков; и люди на пути дзэна наслаждаются ими безмерно. Но для посторонних они остаются просто проклятием, потому что так и не оговорен контекст, и ссылка на то, что произошло пробуждение, никогда не обсуждалась.

За этими небольшими диалогами долгая дисциплина медитации, понимания — возможно, годы и годы работы. Но внешнему миру известен лишь диалог. Вам не известны люди, которые дискутируют друг с другом; они — не обычные люди. Пробуждение возможно лишь, если у них есть фон, способный придать малой частице диалога, которая сама по себе ничто — огромную значительность.

Но когда вы читаете их, вам не верится, как же эти диалоги могут сделать кого-то просветленным, — ведь вы читаете их, и вы не становитесь просветленными! Что-то упускается в вашей перспективе.

Я постараюсь дать вам весь контекст и пояснить не только слова диалога, но также и индивидуальности, занятые в этих небольших диалогах. Лишь тогда вы увидите то, что это не пустяки, — они очень оптимальны. Те люди достигли последней точки; эти диалоги просто маленький толчок. Они были почти готовы... можно сказать, что даже и без этих диалогов они стали бы просветленными, — может, неделей позже. Эти диалоги сократили не больше одной недели до того, как им суждено было стать просветленными.

Сейчас дзэн становится модным во всем мире, о нем столько написано. Но до сих пор я не натолкнулся ни на кого... а я просматривал почти все, что написали о дзэне люди, у которых не было никакого просветления, но на которых произвела впечатление красота людей, следовавших дзэну. Они превозносят вещи, которые не дают смысла — почти бессмыслицу, — и не обладают способностью передать вам фон.

Запомните, все зависит от фона: есть долгие годы подготовки, долгие годы ожидания, стремления, долгие годы молчаливого терпения, медитаций. Этот диалог приходит на вершине, в самом конце. Если вы можете понять весь процесс, то это объяснит вам, как диалог может принести кому-то просветление.

Без знания всего процесса дзэн будет оставаться просто развлечением для мира. То, что для людей дзэна является просветлением, снижается до простого развлечения. Эти диалоги — еще не весь процесс. Это совсем как айсберг: малая часть видна над морем — одна десятая всего айсберга, — а девять десятых внизу. Пока вы не поймете те девять десятых, эта одна десятая не даст вам никакого понимания.

В старину, — говорит Да Хуэй, — почтенный Ень Ян спросил Чжао Чжоу: «На что это похоже, когда не приносится ни единой вещи?» Чжоу сказал: «Отпусти это». Ень Ян спросил: «Поскольку ни одной вещи не принесено, что же отпустить?» Чжоу сказал: «Если не можешь отпустить, подними это». При этих словах Ень Ян стал возвышенно просветленным.

Если вы так и останетесь в пределах этого маленького эпизода, вы не сможете объяснить, как он может вызвать великое просветление. Первое: в контексте всего подхода дзэн, в глазах Гаутамы Будды, Бодхидхармы, Да Хуэя мир есть не что иное, как пустота. А когда они используют слово «пустота», у них есть для него свое собственное значение. Это не то обычное значение, которое вы можете найти в словаре.

Если убрать все из вашей комнаты — всю мебель, фотографии со стены, люстру и все остальное — ничего не оставить, любой скажет: «Эта комната пустая». Таково обычное значение этого слова. Но из перспективы Гаутамы Будды эта комната пуста от вещей, но наполнена пространством. На самом деле, когда здесь были вещи, они загромождали пространство. Само слово «комната» подразумевает пространство. Так что теперь она переполнена пространством, — нечем загромождать, нечем смешать и преградить пространство.

Пространство не есть вещь негативная, — как звучит слово «пустота». Все в мире происходит из пространства, и все исчезает в пространстве. Пространство оказывается резервуаром всего, что есть...

Как говорят ученые, несколько лет назад они обнаружили черные дыры в пространстве. Эта самая изумительная история, которую может поведать наука. Они сами испытали замешательство, но что они могут поделать? Они натолкнулись на несколько мест в пространстве... как только любая звезда, даже самая большая, входит в ту область, вы больше не сможете увидеть ее: она становится просто чистым «ничто». Притяжение этих нескольких мест до того огромно, что все то, что приближается к ним, немедленно втягивается в черную дыру и исчезает из мира. Каждый день множество звезд продолжает исчезать в черных дырах — такова была основная идея.

Но потом, конечно, ученые задумались: если есть черные дыры, должны быть и белые дыры тоже. Если все продолжает исчезать в черных дырах, однажды все должно будет исчезнуть. Но каждый день рождаются новые звезды — откуда они приходят? Это все еще предположение, гипотеза, что место, откуда они приходят, следует называть белой дырой.

Мое собственное понимание таково, что черная дыра и белая дыра — это лишь две стороны одного и того же явления; они нераздельны. Это совсем как дверь: вы можете войти, можете выйти. С одной стороны двери написано: «Толкать»; а с другой стороны написано: «Тянуть». Черная дыра уничтожает; это смерть.

Не одни вы устаете и стареете, сейчас говорят, что даже металл устает; даже машине не годится работать двадцать четыре часа в сутки. Вы создаете слишком сильное напряжение в металле. Ему требуется небольшой отдых, чтобы прийти в себя; в противном случае он скоро уже не будет действовать. Даже машины стареют, совсем как люди.

Звезды стареют, точно как и все остальное. Когда звезда или планета становится слишком старой и не может больше удерживать свою целостность, она исчезает в черной дыре. Приходит ее смерть. Это уничтожение [Ошо использовал англ. понятие de-creation — процесс, обратный creation — созиданию (уничтожение).]. Функция черной дыры в том, чтобы рассеять все составляющие планеты или звезды, — они возвращаются к своей изначальной форме.

Изначальная форма — это просто электричество, просто энергия, так что материя переплавляется в энергию. Энергию нельзя видеть, вы не можете увидеть ее. Вы когда-нибудь видели электричество? Вы видели побочный продукт электричества, например вашу лампочку, но вы не видели самого электричества. Когда оно проходит по проводу, вы видите что-нибудь? А если лампочку убрать, — электричество по-прежнему есть, — но разве вы видите его?

Энергию нельзя увидеть. Энергия невидима, так что, когда вся эта масса огромной звезды или планеты отступает в изначальный источник, она становится чистой энергией. Вот почему вы не можете увидеть ее, — она исчезла. Возможно, это время для долгого отдыха. А отдохнув, основные составляющие могут опять собраться вместе, могут опять сформировать новое тело и выйти во Вселенную с другой стороны черной дыры, — которая является белой дырой.

Это сегодня самое важное в умах физиков. Это означает, что Вселенная беспрерывно обновляется таким же самым образом, как и каждая индивидуальность: рождается, стареет, умирает, а потом где-то еще рождается в новой форме — свежей, молодой. Это и есть процесс омоложения.

Сущее, само по себе, наполнено пространством. Пространство выглядит пустым для нас, — но оно не пустое, это потенциал, чтобы вещам случаться. Все происходит из него — так как же вы можете назвать его пустым? Назовете вы материнское чрево пустым? Оно обладает потенциалом давать рождение жизни. Оно представляется пустым, потому что его потенциальность еще не была трансформирована в действительность.

Гаутама Будда был первым человеком, использовавшим слово «пустота» в смысле пространственности, безграничного пространства. Все есть лишь форма, а вещь, которая создает форму, невидима. Только форма видна, а энергия, создающая ее, незрима.

Дзэнский ученик медитирует непрерывно на пустотности сущего, на пространственности сущего. Все формы пусты, форма не обладает самостью, «я». Только сущее обладает «я». Все остальное лишь грезы, длящиеся несколько лет, — а в вечности времени нечего хвастать несколькими годами, они вообще не имеют значения. Медитирующий беспрерывно продолжает и продолжает постигать природу и вкус «ничто».

Однажды он поймет, что все то феноменальное, которое появляется, исчезнет... сегодня оно есть, завтра оно может пропасть — ничто не вечно. А если что-то не вечно, оно не реально.

Углубление в эту медитацию изменит всю вашу жизнь. Приходит гнев, а вы знаете, что это просто форма энергии; вы не обращаете внимания на человека, разгневавшего вас. Медитирующий обращает все свое внимание на сам гнев. Эта форма исчезает, а ту энергию, что содержала форма, поглощает медитирующий. По мере того как вещи продолжают исчезать — печаль, напряжения, несчастье, страдание, — вы становитесь, все более и более сильными, потому что все превращается просто в форму энергии. Вот в этом состоянии попытайтесь понять первый эпизод.

Ень Ян спросил Чжао Чжоу: «На что похоже, когда не приносится ни единой вещи?» Это совсем обычное. Оба они адепты — один уже стал просветленным, другой как раз на грани, — а это знак почтения, преподнести что-то в подарок мастеру.

Но Ень Ян спросил: «На что это похоже, когда не приносится ни единой вещи?» Он не принес никакого подарка мастеру и спрашивает самого мастера: «На что это похоже, как это чувствуется, когда приходят к мастеру без единой вещи в подарок?» Чжоу сказал: «Отпусти это».

С точки зрения логики, это совершенно абсурдный ответ. Если вы ничего не принесли, что же здесь отпускать? Но тут есть нечто — и это не абсурд. Ень Ян спрашивал: «На что это похоже — как это чувствуется, — когда не приносится ни единой вещи?». А когда Чжоу говорит: «Отпусти это», — он говорит отпустить все, на что бы это ни походило. Он не предлагает отпустить что-нибудь; между ними обоими понятно многое. Как же вы можете отпустить что-то, чего вы не приносили? Но ведь вы чувствуете нечто — отпустите то чувство, избавьтесь от него.

Поскольку все вещи — это пустые формы, вы никогда не приносите ничего, — приносите вы их или нет. Это всегда ничто — либо потенциальное ничто; либо актуальное ничто; но это ничто. Так что не беспокойтесь об этом. Что бы вы ни чувствовали, нет необходимости обсуждать это; просто отпустите это, освободитесь от этого.

Ень Ян спросил: «Поскольку ни одной вещи не принесено, что же отпустить?» Не то чтобы он не понимал; тот вопрос, что он задает, не вашего сорта. Он — человек медитирующий, и он точно понимает, что подразумевает Чжоу под словами: «Отпусти это». Но он дразнит мастера; он хочет, чтобы тот сказал что-то неправильное, так что он сможет схватить его за горло.

Он поднимает вопрос, на котором любого можно поймать. Это старый розыгрыш в традиции дзэна. «Поскольку ни одной вещи не принесено, что же отпустить?» Он делает логическое утверждение, зная совершенно прекрасно, что подразумевает мастер, когда он говорит: «Отпусти это». Но вам не победить мастера.

Чжоу сказал: «Если не можешь отпустить, подними это», — но он остается в своем состоянии чистого ничто. Он не сдвигается ни на вершок. Хотя ученик и старается подтолкнуть его высказать что-то ошибочное, — просветленного человека, пробужденное сознание нельзя перехитрить ничем. Вы можете это пробовать под любым углом — и есть тысячи историй, в которых ученики пытались одурачить мастера. Но никому еще не удавалось. Если кому-то и удается, это значит, мастер еще не мастер, он претендент.

Поэтому когда он спрашивает: «Что же отпустить?» — он делает логическое утверждение, и он пытается доказать: то, что высказывает мастер, это абсурд. Но мастера нельзя сдвинуть из его состояния бытия. Он говорит: «Ладно, — если не можешь отпустить, подними это».

Ситуация остается той же. Тот же вопрос можно задать снова: «Если я не принес ничего, как же мне поднять это?» Но Ень Ян понимал, что этого было довольно. Вам не перехитрить мастера, делая утверждение, которое не согласуется с его переживанием «ничтойности». Нечего поднимать и нечего отпускать, кроме того чувства, которое вы несете. Либо отпустите это... либо если не можете отпустить, то поднимите. Что же еще можно сказать?

Это абсурдное утверждение, которое выглядит абсурдным для любого постороннего, внезапно включает в ученике, который как раз на грани просветления, тот же свет, то же самое понимание, — что нечего нести, нечего отпускать, нечего поднимать, — вы только чистая осознанность в океане ничто.

Выслушав это от мастера Чжоу, он движется прямо, как стрела, к своему существу. При этих словах Ень Ян стал возвышенно просветленным.

Мне хочется дать вам еще один пример, который более ясен и который поможет вам понять предыдущий пример.

Один великий король, Прасенджита, современник Гаутамы Будды, собирался встретить Гаутаму Будду у главных ворот города. Он владел очень ценным бриллиантом, который был уникален; все короли этой страны завидовали такому бриллианту. Он раздумывал: «Что было бы подобающим подарком для Будды, пришедшего в мой город? Я отдам этот бриллиант...»

Его жена уже долгое время была последовательницей Гаутамы Будды, еще до того, как она вышла замуж за Прасенджиту. На самом же деле Прасенджита отправлялся лишь по настоянию своей жены: «Это драгоценный момент, не пропусти его». В глубине души он хотел продемонстрировать миру свою щедрость, свое эго, пожертвовав этот великолепный бриллиант.

На поверхности это было одно — он так вежлив, так хорош, так скромен, что преподнес великолепнейший, самый ценный подарок. Но в глубине его бессознательного это было нечто другое: тысячи монахов будут там — десять тысяч монахов обычно двигались с Гаутамой Буддой, куда бы он ни отправлялся, — и вся столица будет встречать его. Так что это будет хороший шанс продемонстрировать свое богатство, свою силу, свою щедрость.

Его жена поняла это по его глазам. Она сказала: «Послушай, для Гаутамы Будды это лишь камень; не думай, что это произведет на него впечатление. Вот что я чувствую: в нашем дворцовом пруду есть прекрасный цветок лотоса — тебе нужно взять его. Это будет означать для него намного больше, чем мертвый камень».

Он сказал: «Я возьму и то, и другое и посмотрю, ты окажешься права или же я».

Он отправился туда со своей женой. Он был королем, так что он, конечно, был во главе целой толпы людей, которые пришли встречать Будду. Он преподнес ему бриллиант со словами: «Я не очень богат, но у меня есть один из самых драгоценных бриллиантов, и я жертвую его тебе».

Будда произнес: «Брось это».

Он поверить не мог этому, но перед тысячами людей, когда Будда сказал: «Брось это», — он не мог даже сопротивляться или сказать «нет». Ему пришлось бросить камень. Он подумал, что, наверное, его жена была права: «Для Будды это лишь камень; для тебя это самая драгоценная вещь».

Тогда он протянул другой рукой цветок лотоса, и Будда произнес: «Брось это».

Он подумал: «Боже мой, моя жена тоже ошиблась!» — и он бросил лотос.

Теперь дарить стало нечего. Совсем с пустыми руками он стоял там... и Будда произнес: «Брось это!» Теперь это было уже слишком! Если ничего не осталось, что ему бросать?

И Махакашьяпа рассмеялся. Махакашьяпа был прародителем дзэна. Он действительно был основателем, но так как он никогда не разговаривал, все, что о нем время от времени упоминается, — это его смех.

Прасенджита взглянул на Махакашьяпу. Тот сам был сыном великого короля, отрекся от своего королевства и последовал за Гаутамой Буддой. Прасенджита спросил: «Махакашьяпа, почему ты смеешься?»

Тот сказал: «Я смеюсь, потому что ты не понимаешь, что говорит Будда. Чтобы понимать его, требуется глубокий опыт медитации. Он не предлагает бросать бриллиант или бросать лотос; все это просто ложное. Брось самого себя! Если ты не бросишь себя, ты не бросишь ничего. Упади к его стопам!»

Это было уж слишком. Прасенджита и не думал об этом. Он принес подарки... он не был последователем Будды, — это его жена была. Но теперь, когда столько народу вокруг, было бы неудобно не поклониться.

Он коснулся своей головой стоп Гаутамы Будды, и на этот раз засмеялся Гаутама Будда. Он сказал: «Ты же притворяешься, что бросил, но не бросаешь! Здесь не надо притворяться. Или будь подлинным, или не делай этого. Теперь подними свой бриллиант и свой лотос и убирайся. Если ты не можешь бросить себя, то нет другого подарка, который ты можешь принести мне.

Пока не подаришь самого себя, никакой подарок неприемлем. Только любовь может быть подарком. Только глубокое позволение может быть подарком. Только слияние с тем, кто прибыл, может быть подарком. Все подарки слишком уж обычны: даже приносить их — это показывать свою глупость».

Слушая его, глядя на него — внезапно он увидел Будду в первый раз. Вокруг него ощущалось поле энергии... он никогда еще не бывал безмолвным, и вот в первый раз он чувствовал безмолвие — и тысячи людей совершенно безмолвны, как будто там не было никого.

Прасенджита коснулся стоп Гаутамы Будды второй раз, и Гаутама Будда сказал: «Теперь правильно, это исходит от самого твоего сердца. Теперь я могу принять твой подарок».

У заурядной личности возникнет вопрос: «Что за подарок?» — потому что бриллиант был отвергнут, лотос был отвергнут... и теперь Будда принимает подарок. Для заурядного ума ничего больше не передано; но в восприятии просветленного все произошло.

Прасенджита больше не тот же самый человек. Он не возвратился домой. Он сказал своей жене: «Я в недоумении: ты так долго была ученицей Гаутамы Будды; почему же ты тогда выходила замуж, почему ты все еще во дворце? Когда твой Мастер ходит босоногим под жарким солнцем по всей стране, ты должна быть с ним, ты должна заботиться о нем. Можешь возвращаться домой — колесница готова, — но я бросил себя, я отдал себя в подарок. Я не пойду домой».

Жена и не думала о такой возможности. Она была ученицей, но это не означало... Однако теперь, когда муж не пошел... она тоже поднялась к высшему состоянию сознания. Она сказала: «Тебе не победить меня; я принадлежу тому же роду воинов, к которому принадлежишь и ты. Поражение просто неприемлемо. Смерть — приемлема, но поражение — нет. Я тоже намерена остаться. Колесница может возвращаться пустой».

Это бросание поможет вам понять диалог между Ень Яном и Чжоу. Чжоу говорит: «Не неси никакого напряжения. Если ты ничего не принес, это не важно. Когда ты приносишь что-то, тогда это тоже не важно. Так что отпусти это. Все это чувство, что ты ничего не принес, всю эту вину, всю эту неловкость — отпусти это».

Но когда Ень Ян спрашивает: «Если я ничего не принес, то как же мне отпустить это?» — Чжоу тогда говорит: «Дело твое. Подними это». В тот же самый момент, подобно внезапной вспышке молнии, Ень Ян смог увидеть, что тот подразумевает: он не говорил про какую-нибудь вещь; он говорил про напряженный ум. Либо отпусти его, либо, если ты не можешь — это досадно, но все в порядке, — подними его.

В нем взошло прямое понимание. Ень Ян стал возвышенно просветленным.

Если вы видите всю подоплеку — как действует медитация, как действовали мастера медитации... И помните, Чжоу не сказал бы этого любому и каждому. Несомненно, состояние Ень Яна ясно для Чжоу. Когда вы перед мастером, он знает, где вы находитесь. Видя, что лишь небольшая мысль препятствовала тому войти в великое ничто, он ответил таким образом — иначе он не стал бы. Если бы перед ним был профессор, ученый, логик, он не сказал бы так. Это было бы бессмысленно; другой человек не был бы готов к этому.

Вот почему я все время говорил вам: я не отвечаю на ваши вопросы, я отвечаю вам. Вопрос тут ни при чем; моя цель — спрашивающий, — не его вопрос. Поэтому возможно, что один и тот же вопрос может быть задан разными людьми, и я могу ответить по-разному, потому что спрашивающий — другой. Разные люди могут выразить вопрос одним и тем же способом, одними и теми же словами; но разные люди не могут задать один и тот же вопрос, поскольку такие разные индивидуальности обладают разными состояниями сознания. Я должен отвечать их сознанию, а не чепухе, исходящей из их умов.

Это создает проблему любому, кто хочет разобраться, что такое моя философия. Он скоро отправится в сумасшедший дом, потому что он найдет так много ответов на один и тот же вопрос, что обязательно сойдет с ума, чокнется! Это не философия; это не последовательная логическая система. Это сокровенная — от индивидуальности к индивидуальности — передача энергии, света.

Еще: Монах спросил древнего досточтимого: «На что это похоже, когда ученик не может справиться с чем-то?» Досточтимый древний сказал: «Это похоже на меня». По отношению к уму это странно — мастер, говорящий: «И я такой же». Ученик не может справиться, — это понятно. Но мастер, говорящий «это похоже на меня», — ведет вас в измерение, которое не от логики, а от самого сущего. Монах спросил: «Учитель, почему вы тоже не можете справиться?» Досточтимый древний сказал: «Если бы я мог справиться со всем, я бы отобрал эту твою неспособность справляться». При этих словах монах стал возвышенно просветленным. Поначалу монах спрашивает как бы о ком-то другом, но мастер может прямо видеть, что тот хочет задать вопрос о самом себе, но недостаточно смел, чтобы спросить.

Тысячи раз я сталкивался с людьми, приносящими вопрос наподобие: «У моего друга такая проблема», — и я говорил им всегда: «Пришлите лучше своего друга, — и он сможет сказать, что у его друга эта проблема. Если вы не можете даже признать, что это ваша проблема, вы не заслуживаете никакого ответа. Вы не достоверны даже в своем вопросе».

Он говорит: «На что это похоже, когда ученик не может справиться с чем-то?» На пути время Мастера не должно расточаться на других; в эти редкие моменты вам следует спрашивать о себе. На самом деле он спрашивает: «На что это похоже, когда я не могу справиться с чем-то?» — но он боится.

Досточтимый древний сказал: «Это похоже на меня». Теперь все становится еще более обескураживающим. Первое, — спрашивающий не раскрывает свое сердце, но полагает, что все, сказанное мастером, будет применимо и к нему тоже. И вот что отвечает мастер: «Это похоже на меня».

В этом нет смысла. Монах спросил: «Учитель, почему вы тоже не можете справиться?» Все в порядке — для ученика, для последователя, но для вас?.. Вы — Мастер, вы уже прибыли, почему вы не можете с чем-то справиться?

И досточтимый древний ответил: «Если бы я мог справиться со всем, я бы отобрал эту твою неспособность справляться». Если я не могу отобрать ее, это просто означает, что я сам не справляюсь, я не настоящий мастер. Как же я могу быть настоящим мастером перед фальшивым учеником? Я могу открыть свою реальность лишь тому, кто является подлинным по отношению ко мне. Он схватил этого человека и говорит: «...я бы отобрал эту твою неспособность справляться».

Очевидно, это был внезапный шок — монах спрашивал о ком-то другом, а мастер отвечает ему. Этот внезапный шок остановил функционирование ума. Что-нибудь внезапное — и ум не может справиться. Он может справиться только со старым и несвежим, прекрасно известным ему; он может повторять, как попугай, старые ответы. Но что делать сейчас? — мастер захватил его с поличным, на обмане.

Молчание, шок — но шок и молчание помогли чрезвычайно... При этих словах монах стал возвышенно просветленным.

Просветление этих двух монахов именно там, где вы заблудились; эти два монаха задавали свои вопросы в точности оттуда, где у вас сомнения. «Феномен рождается от установления различий и гибнет тоже из-за установления различий. Смойте все феномены различения — у этой драмы нет рождения или уничтожения».

Этот путь, эта алхимия дзэна не имеет ни рождения, ни уничтожения. Это одна из наиболее прямых передач от мастера к ученику. Она не пускается в долгое многословие, не обсуждает ненужные проблемы. Дзэн сводит все к самому существенному; он отсекает все то, что не было необходимым.

Дзэн похож на телеграмму. Вы обращали внимание, что, когда вы пишете письмо, оно становится все длиннее и длиннее. Легко начать письмо, но трудно закончить его. Когда вы посылаете телеграмму — всего десять слов — это сконденсированное послание. Ваше письмо в десять листов не возымеет такого эффекта, как эти десять слов телеграммы. Чем больше сконденсирован смысл, тем больше он поражает. Чем более размазан смысл, тем менее он впечатляет.

Дзэн верит в самое существенное. Вокруг него нет вздора, нет ритуалов, в которых потерялись другие религии, нет песнопений, нет мантр, нет писаний — просто небольшие эпизоды. Если у вас правильное осознание, они поразят вас прямо в сердце. Это самое сконденсированное и кристаллизованное учение, — но необходим человек, подготовленный к нему. А единственная подготовка — это медитативное осознавание.

Вы не можете изучать дзэн в университетах. Это будет трудно просто потому, что студенты не имеют медитативного осознавания, и у вас нет книг по дзэну, которые могут придать осмысленность тому, что выглядит абсурдным.

Вы будете поражены тем, что во многих дзэнских университетах изучают дзэн по моим книгам, потому что мои книги, по крайней мере, делают попытку придать абсурду видимость разумности. Я стараюсь придать контекст, правильную подоплеку, потому что я говорю с людьми, которые не рождены в дзэнской традиции. Сами по себе Дзэнские книги очень фрагментарны.

Я никогда не бывал в Японии, и, вероятнее всего, правительство Японии не позволит мне приехать туда. Но во многих университетах... в Японии при дзэнских монастырях есть прикрепленные к ним университеты, где Дзэнские монахи могут учиться. Просто удивительно, что их традиция... они имеют почти двенадцативековую историю с великой литературой, живописью, поэзией, — однако все это фрагментарно. Никто не пытался дать больше, чем просто вывод; никто не давал всего контекста.

Это было самое странное: когда я был арестован в Америке, первая телеграмма с протестом президенту прибыла от дзэнского мастера из Японии: «Это совершенно безобразно для вашей страны — арестовать человека, который не совершал никаких преступлений и который не может совершать никакие преступления. Хоть мы и не знаем его лично, мы учимся по его книгам в нашем университете. Он понимает дзэн настолько ясно, что просто невозможно, чтобы такой человек не достиг того же пространства, что и Гаутама Будда. Вы арестовали Будду. Пожалуйста, немедленно освободите его, или это станет приговором вам и вашей стране навсегда». Тюремщик сейчас же пришел ко мне и показал телеграмму. Копия была послана мне и президенту Соединенных Штатов.

Как раз сейчас проводят большой фестиваль саньясинов в Японии. Все остальные тоже приглашены, и тысячи людей собираются вместе; больше всего будет монахов — людей, которые медитируют, но где-то застряли, — людей, которые читали, но не могут найти правильное объяснение.

Все абсурдные утверждения представляются абсурдом только мирскому уму. Раз вы поднялись над своей мирской посредственностью, раз вы можете ясно видеть, абсурдность исчезает. И не только абсурдность исчезает — ее исчезновение будет исчезновением и вашего собственного эго тоже. Ваш ум тоже исчезает вместе с ней.

Эти небольшие диалоги и истории сослужили стольким людям в достижении просветления, — на что великие писания не были способны. Великие писания создавали только ученых. В дзэне нет места для ученых. Например, что делать ученому с этими двумя историями? Но ученый совершенно непринужденно чувствует себя с Ведами, с Гитой, с Библией, с Талмудом, с Торой. Ему очень легко, потому что, то — десятистраничные письма, а это — телеграммы, — безотлагательные, прямые, не дающие вам никакого объяснения, а дающие просто саму суть, аромат тысяч цветов. Вы просто должны быть достаточно алертны и медитативны, чтобы впитать их.

Если вы можете впитывать их, во всей мировой литературе нет ничего более значительного, чем Дзэнские эпизоды. Они уникальны во всем. Это небольшие зарисовки, и лишь наблюдая их, вы попадете в такой покой, какого и не помышляли получить от Пикассо. Посмотрев Пикассо, вы получите такие кошмары... но, наблюдая дзэнскую живопись, — она очень проста, — вы обретете огромный покой, нисходящий на вас.

Есть великолепные стихи, — но не того же значения, что и небольшие хайку дзэна. Я всегда любил Басё, одного из мастеров хайку. Его небольшие хайку говорят так много, что даже целому тысячестраничному священному писанию не высказать — все это до того прозаичное. Вот маленькое хайку Басе:

Древний пруд...

А когда вы слушаете хайку, вы должны наглядно представлять его себе. Оно так невелико, что это не вопрос понимания, это вопрос вхождения в него. Древний пруд... почувствуйте древний пруд, представьте его.

Древний пруд.

Прыгает лягушка.

Бултых.

И хайку завершено.

Но он сказал так много: древний пруд, древние деревья, древние скалы вокруг... там должна быть тишина... и лягушка прыгает туда. На мгновение тишину нарушает всплеск. И вновь тишина восстанавливается... быть может, даже глубже, чем прежде.

Что он хочет сказать этим хайку? Он говорит: Это древний мир... и ваше существование просто всплеск, небольшой звук в тишине. А потом вы исчезли, и тишина углубляется. Таким способом он делает весь мир эфемерным, грезоподобным — нет ничего основательного в нем, кроме огромной тишины. Та огромная тишина и есть сама ваша сущность. Это также и сама сущность всей Вселенной.

— Хорошо, Маниша?

— Да, Мастер.