"Мы вернёмся (Фронт без флангов)" - читать интересную книгу автора (Цвигун Семён)19Красноармейцы, освобожденные Охримом, наперебой благодарили его. – Спасибо, друг! – Вовек не забудем! – От смерти спас!.. Охрим засмущался. – Я что. Ничего особенного. Случай помог. Прихрамывая на раненую ногу, к Охриму подошел пожилой красноармеец. – Скажи, пожалуйста, что тебя заставило рисковать своей жизнью ради нас? Охрим ожидал такого вопроса. – Хочу искупить свою вину. Ну что в полицаях ходил. – Какую вину? – Но я же тебе сказал!.. Охрима поддержали шедшие рядом. – Чего прицепился, Октай? Скажи человеку спасибо, что на свободе, а ты донимаешь его дурацким вопросом! Охрим понял, что ответ его не удовлетворил Октая. А надо, чтобы он отбросил сомнения, обязательно поверил ему. Сказал: – Хочу, как и ты, фрицев бить. Руки чешутся, понимаешь? – Не совсем. Не обижайся, но никак не пойму, как можно помогать фашистам – служить в полиции. Да меня хоть на куски режь – ни за что бы не пошел!.. – Да хватит тебе! – набросился на Октая один из красноармейцев. – И к Охриму: – Отдохнуть бы, друг. Ноги не держат. Идем, идем… – Теперь можно, – согласился Охрим. – Далеко отошли. И подзаправимся. Присаживайтесь, браточки. Из вещевого мешка вынул хлеб, пять банок рыбных консервов, вскрыл их самодельным ножом. – Как раз одна на двоих. Подумал: "И это предусмотрели гестаповцы!.." Голодные люди ели с жадностью – в концлагере кормили раз в день свекольной баландой без хлеба. Давно такого вкусного не едали. А тут еще Охрим вытащил из вещевого мешка фляжку, налил в железную кружку самогона. Каждому досталось по хорошему глотку. – А теперь решайте, что будем делать? – спросил он, завязывая пустой мешок. – Ты наш спаситель, ты и решай. – Нет уж, давайте вместе решать, – предложил Охрим. Тощий боец в замусоленной шинели, с посиневшими от холода босыми ногами сказал: – Может, потихоньку к своим пробираться будем?.. Пока линия фронта… – Линия фронта уже далеко, – прервал Октай. – Оружия у нас – автомат да две винтовки. Ранены. Оголодали. Качаемся. Самый верный путь – к партизанам. Тут и мудрить нечего! – Правильно, Октай! – одобрил Охрим. – Другого не придумаешь. И подсказывайте: в какую сторону податься? Немцы небось уже ищут нас. – А где искать партизан? – спросил красноармеец, тщетно пытавшийся зажечь козью ножку, заполненную растертыми сухими листьями. – Ищи ветра в поле, – ответил веснушчатый парень. Рядом с Охримом сидел молодой красивый красноармеец. Его большие черные глаза внимательно следили за теми, кто принимал участие в разговоре. Поправив сбившийся на лбу бинт, сквозь который проступило бурое пятно крови, он вскинул глаза на Охрима, сказал: – Мне пришлось побывать в отряде майора Млынского. Неподалеку он действовал. Где сейчас – не знаю. Охрим повеселел. Удача, казалось, сама шла к нему. – Надо искать отряд майора Млынского, – решительно поддержал он. – У меня для него важные сведения есть. Веди нас к месту, где расстался с отрядом. Мы порасспросим людей, авось нападем на след. Терять нам все равно нечего. – Я готов! – согласился боец. Прихрамывая на левую ногу, он уверенно зашагал в сторону проходившего через лес шоссе. За ним устремились остальные. Шли гуськом, след в след. Обойдя густой кустарник, группа вышла на залитое солнцем широкое, изрытое воронками шоссе. Видны были обгорелые немецкие танки, автомашины. Узкими змейками направо и налево уходили в глубину леса грунтовые дороги. У той, что шла на восток, боец остановился. – Пойдем по этой, – уверенно сказал он Охриму. – По этой так по этой, – согласился Охрим, не требуя объяснений. Но ведущий разъяснил: – По ней давно никто не ездил, значит, встреч с немцами не ожидай. Целый день шли на восток, не встретив на пути ни одного человека. К вечеру, усталые, вошли в лесной поселок. По обе стороны улицы виднелись кучи золы и щебня. Сиротливо и страшно, как памятники нечеловеческому злодеянию, выглядели изуродованные печные трубы. И только в конце поселка, у самого леса, виднелся одинокий домик, из окон которого пробивался слабый свет. Как уцелел он, что спасло его? – невольно возникал вопрос. Подошли к домику, постучали. – Кто там? – спросил слабый женский голос. – Свои, откройте! – Кто это свои? – несмело спросила женщина. – Красноармейцы! – ответил Охрим. Звякнул засов, приоткрылась дверь. На пороге показалась худенькая старушка. – Входите, коль свои, – неуверенно пригласила она. В просторной комнате при слабом свете керосиновой лампы она подслеповатыми глазами оглядела гостей, поинтересовалась: – Какие же вы красноармейцы, коли у вас одежонка и та разная? – Мы, бабуся, из немецкого плена бежали, – пояснил Октай. – Не только одежонки, жизни едва не лишились. – Горемычные вы мои! – сказала хозяйка, пригласила всех к столу, а сама стала хлопотать возле печи. Охрим поинтересовался, кто сжег поселок, где его жители, бывает ли у нее кто. Хозяйка отвечала не торопясь, часто вздыхая. – Поселок наш зничтожили немецкие самолеты. Кто уцелел из народу, ушел куда глаза глядят. Одна я осталась, да хата моя, чудом непобитая. Все деда поджидаю своего. Вывалила из казанка в большую деревянную миску отваренную в мундире картошку, принесла буханку черного хлеба и соленых огурцов. Охрим разлил из фляги остаток самогона, все выпили и дружно навалились на еду. Ели много, жадно. Спать улеглись на полу. Бодрствовали только Охрим и молодой красивый боец. Они подсели к бабке, спросили ее: не бывают ли в поселке партизаны? – Заходили как-то раз красноармейцы. Поселок еще целым был, все домочки, как цветочки, стояли. – А много их было? Может, знаете, куда ушли они? – допытывался Охрим. – Мно-ого, – растянуто произнесла старушка. Подумав, добавила: – Ушли в сторону нового леспромхоза, вот туды. – Она показала рукой. – А кто у них за старшего был? – проявил интерес красивый боец. – Не знаю, сынок. Мне его не показывали. Старушка поправила на голове белый платочек, сморщила лоб. – Мой Матвей вроде бы сказывал, что за старшего у них был какой-то Майоров. – Может, майор? – спросил красивый боец. – Может, и так, сынок! Я уже старая, где мне разбираться в энтих вопросах, – ответила бабка и полезла на печь… Утром бабка напоила всех горячим чаем, заваренным на липовом цвету, и, благословив, отпустила в дорогу, еще раз показав с крыльца высохшей рукой направление: – Вон на ту сосну, что в поклоне согнулась, и все время прямо. Моросил мелкий холодный дождь. Намокшая трава и опавшие листья стали скользкими. Уже темнело, а леспромхоза не видать. А ночью как пойдешь без компаса? Охрим сделал зарубку на сосне – в какую сторону продолжать путь, сказал: – Спать будем здесь, и костер тут разведем, отогреемся. – Он ткнул пальцем на почерневшее место, где кто-то разводил костер. – Место обжитое, – пошутил Октай. Увидел неподалеку дупло в вековой липе, из любопытства сунул в него хворостину. Никакого зверя в дупле не оказалось, но почувствовал Октай, что там что-то есть. Засунул по локоть руку и радостно закричал: – Нашел! Дупло оказалось продовольственным складом: девять банок мясных консервов и два десятка пакетов с пищевыми концентратами. Настроение у всех поднялось. Быстро развели костер, стали сушить одежду и варить суп – у Охрима был котелок. – Руки вверх! Это было так неожиданно, что все замерли. Лишь Октай рванулся было к автомату, но на него навалился краснофлотец. Самый настоящий. В бескозырке. В бушлате. Один из краснофлотцев строго спросил: – Кто такие и что здесь делаете? – Братцы! Мы же свои! – Из плена бежали! – Почему оружие отняли? – горячился Октай. – Заткнись! – оборвал его матрос и замахнулся: – А то… Его охладило появление у костра еще одного моряка. Матрос доложил: – Товарищ мичман! Нами задержана группа неизвестных в количестве десяти человек. Заявляют, что бежали из фашистского плена. Изъяты автомат немецкий и две наших винтовки. Мичман не успел ничего сказать. К нему бросился молодой красивый боец. – Здравия желаю, товарищ Вакуленчук! – Сержант Бондаренко! – удивленно воскликнул мичман. – Сеня, родной мой, ты живой? Вот так встреча!.. Помяв изрядно сержанта, расцеловав его, мичман строго сказал: – Товарищи! Только не обижаться: сами понимаете, время военное. Они, – мичман указал на матросов, – отведут вас в отряд, там все объясните. – А оружие наше? – несмело спросил Октай. – Я уже сказал: разберемся в отряде. – И к Бондаренко погромче, чтобы слышали все: – Товарищ сержант! Все дороги, ведущие в наш отряд, контролируются гитлеровцами и полицаями. Мы пойдем кратчайшим путем. Но придется преодолеть минное поле – оно под носом у немцев. Я с основной группой пойду вперед, а вы вместе с моими товарищами двинетесь за нами через час. Старший над всеми товарищ Потешин, а вас назначаю старшим над задержанными. Мы обеспечим вам безопасный проход через минное поле и прикроем ваш бросок через железнодорожное полотно у разъезда. В пути не разговаривать и не курить! – Вас понял! – четко отрапортовал сержант. Октай, хромая, шагнул к мичману. – Возьмите меня с собой, я в армии минером был. Вакуленчук сочувственно посмотрел на Октая. – Спасибо, но вам трудновато будет, вы ведь ранены. Октай опустил голову: "Мичман прав, доверие нужно заслужить". Перед тем как расстаться, Вакуленчук подозвал Бондаренко и добродушно сказал: – Ты знаешь, браток, в отряде тебя да-авно похоронили. – Я живучий, – улыбнулся Семен. – Это самое хорошее качество русского солдата. До скорой встречи! |
||
|