"Мы вернёмся (Фронт без флангов)" - читать интересную книгу автора (Цвигун Семён)

18

Совершив ночной переход, отряд Млынского к утру вышел к лесному озеру, окаймленному высокими соснами. Пологий берег густо порос камышом, травой.

С севера дул ледяной ветер. Он гнал в камыши серые горбатые волны. Моросил мелкий плотный дождь. С озера группами, будто соблюдая очередность, срывались дикие утки, гуси, выстраивались в походный порядок и куда-то улетали, где потеплее. На них с завистью смотрели красноармейцы в промокших шинелях.

На самом берегу озера стояло несколько покосившихся крытых камышом навесов с длинными столами из почерневших досок – до войны колхозные рыбаки здесь разделывали и засаливали рыбу. Ближе к соснам – одинокий барак из потемневшего теса с окнами без стекол.

Млынский распорядился:

– Барак отдать раненым. Под навесом разместить бойцов. Всех накормить. Костры не разводить. На дальних и ближних подступах выставить посты боевого охранения.

Присел на пенек, закурил трофейную немецкую сигарету и, посмотрев на осунувшиеся лица Алиева и Серегина, озабоченно сказал:

– Давайте решим, что делать? Бойцы измотались донельзя, не за горами зима, с боеприпасами и питанием плохо, теплого обмундирования нет.

– Не весело, конечно, – отозвался Алиев. – Видимо, несколько дней – наши: после вчерашнего боя гитлеровцы не сразу придут в себя.

– И погода, к нашему счастью, не летная, – добавил Серегин.

– Согласен: сегодня немцам не до нас. Но надолго ли непогода? – Млынский глубоко затянулся, выпустил дым, продолжил: – Я считаю, терять время нам нельзя. Надо немедленно разведать подступы к Черному лесу, взорвать мост через реку, что, несомненно, затруднит немцам переброску войск к линии фронта, на какое-то время парализует снабжение войск боеприпасами на этом участке, что выгодно и для нашего отряда, и ночью мы уйдем в Черный лес. А что скажете вы?

– Полностью согласен с вами, – сказал Алиев. – За день красноармейцы отдохнут. Беспокоит меня – как быть с ранеными? Тащить ли с собой пушки? Без снарядов они – лишний груз.

Серегин высказать свое мнение не торопился. Сначала закурил.

– Вы правы, Иван Петрович, – отозвался он. – Прав и политрук, что надо решать, как быть с ранеными и пушками. Что делать с ранеными, честно говоря, не знаю, подумать надо, вернее, придумать что-то надо. А пушки превратились для нас в обузу. Утопить их в озере, и вопрос решен.

Млынский закашлялся, бросил окурок, придавил каблуком сапога.

– Ну и гадость этот фрицевский эрзацтабак!.. В нашем положении, я считаю, можно и надо принять только такое решение: замки пушек снять, хорошенько смазать, завернуть в тряпки, положить в ящик и – в землю; пушки – туда же, но в другом месте. Это на тот случай, если они вдруг понадобятся. Что касается раненых, их, разумеется, возьмем с собой.

– Опасно и для раненых, и для отряда, – заметил Серегин.

– Конечно, опасно! – взорвался Алиев. – А что делать? Что ты предложишь другое? Ну, скажи, что?..

Млынский повернулся к бараку – туда уже переносили раненых, перевел взгляд на Алиева и спокойно, чтобы сдержать страсти:

– Повторяю: раненых возьмем с собой. На повозки положим. Кто способен, пойдет сам. А боеприпасы снимем с повозок, понесем сами. Установит дедушка Матвей связь с партизанами, тогда тяжелораненых оставим у них. Иного выхода я не вижу. Не возражаете?

– Нет! – в один голос ответили Серегин и Алиев.

– Тогда соберите командиров, объясните и приступайте к исполнению. А ко мне пришлите мичмана Вакуленчука и лейтенанта Кирсанова.

Вакуленчук и Кирсанов явились быстро. Майор развернул на коленях карту, отыскал нужное место, обвел его красным карандашом.

– Сегодня ночью, мичман, вам надо будет проникнуть вот сюда, – майор ткнул карандашом в красный кружок, – взорвать железнодорожный мост через реку и отойти в Черный лес. Ожидайте нас в этом квадрате, – майор очертил на карте квадрат. – Ясно?

– Понятно, товарищ майор.

Вакуленчук перенес на свою карту кружок и квадрат.

– Разрешите выполнять задание?

– Выполняйте… А вам, лейтенант, поручается разведать подходы к Черному лесу с северо-западной стороны. – Майор показал на карте. – Возьмите взвод бойцов и несколько красноармейцев в качестве связных. Вам выходить сейчас же. Дальнейшие указания через связных.

– Ясно, товарищ майор. Можно идти?

– Идите.

Млынский вместе с Зиночкой обошел раненых. Поинтересовался здоровьем каждого, похвалил за то, что вчера сражались так мужественно.

Пожилой боец, раненный в голову, громко спросил:

– Что решили, товарищ командир, делать с нами, а?..

Майор понял, что тревожило раненых, ответил тоже громко, чтобы слышали все:

– Мы заберем вас с собой. Всех до одного. Сейчас бойцы освобождают повозки от боеприпасов, чтобы положить вас. Вместе будем, друзья, вместе!

– Спасибо, товарищ командир! – поблагодарил тот же пожилой боец. – Ведь мы понимаем: для отряда помеха.

– А я вот не понимаю, как у вас такая мысль могла возникнуть, что мы оставим вас? Быстрейшего выздоровления вам, товарищи!..

– Спасибо!

– Спасибо, товарищ майор!..

Возле навесов работа шла полным ходом. Красноармейцы закапывали пушки, снимали с телег патроны, гранаты, мины, смазывали повозки.

Под навесами и обедали. Обед был вкусный, сытный: мясо, гречневая каша, а на третье лакомство – кофе. Это матросы Вакуленчука захватили немецкий обоз с боеприпасами и продуктами. Там и тут раздавались довольные возгласы:

– Честь и слава краснофлотцам!

– Да здравствует мичман Вакуленчук!..

После обеда Млынский обратился к бойцам:

– Вчера мы с вами еще раз убедились в том, что если крепко дать фрицам по зубам, не бояться идти в штыковую атаку, то фрицы здорово драпают, и не догонишь!

– Это верно!

– Сегодня ночью, – продолжал майор, – мы с вами должны снять немецкие заслоны и прорваться в Черный лес. Конкретную задачу каждому подразделению поставят командиры. А сейчас всем спать. Отдохнем – лучше с задачей справимся, а она не легкая.

Алиеву Млынский велел сменить караулы, а сам направился в лес. Пройтись, отвлечься. Неожиданно увидел Мишутку. Тот сидел под деревом нахмуренный, нахохлившийся. Майор опустился рядом, спросил:

– Чего ты такой грустный?

– Не знаю, – буркнул Мишутка.

– У меня есть сынишка, так он очень похож на тебя, такой же курносый. – И майор коснулся пальцем кончика носа мальчугана. – Володькой звать. И не плакса.

– И я не плакса. Я от жалости, что один остался.

– Почему один? У тебя папа есть. Ты же сам говорил, что он в Красной Армии пулеметчиком. Он у тебя сильный, храбрый. Знаешь, как он из своего пулемета фрицев колошматит? Вот так: тра-та-та-та-та-та! Настоящий человек. Герой. И ты будь героем.

– У меня пистолета нет.

– У нас в отряде и пистолеты есть, и автоматы, и винтовки, и карабины. Только тебе надо немножко подрасти. А до возвращения отца я буду твоим папой. Согласен? Вернется, а у тебя уже и красноармейская форма, и пистолет.

– Всамделишний?

– Ну, конечно.

– Тогда согласен.

Мягко ступая по прижухлой траве, к ним подошла Зиночка.

– Товарищ майор, зря его балуете, он и так меня плохо слушается. Пистолет требует.

– Он будет слушаться: с сегодняшнего дня Мишутка мой сын, а я его… – Млынский вопросительно посмотрел на мальчугана.

– Папа!

– Тогда я, значит, мама Мишутки. Согласны, товарищ майор?

Млынский смутился, строго сказал:

– Слушай приказание, красноармеец Михаил: бегом к дяде Кериму. Скажешь: дядя Керим, прошу подстричь меня под машинку.

– А пистолет?

– А мы уже договорились: сначала необходимо подрасти. Чуть-чуть. Ну, и, конечно, оружие заслужить надо. Налево кру-гом!

Мишутка косолапо повернулся и стремительно побежал к навесу.

Млынский и Зиночка невольно улыбнулись и переглянулись.

Зиночка молчала. Не находил слов и Млынский. А когда почувствовал, что молчать уже неудобно, сказал, пряча глаза:

– У вас нет перевязочных материалов и медикаментов. При учете имущества, захваченного Вакуленчуком у немцев, мы обнаружили бочонок спирта и чистые простыни. Возьмите все это для раненых.

– Спасибо за заботу, товарищ майор, – улыбнулась Зиночка и медленно пошла к бараку.

А Млынский, смотря ей вслед, только сейчас вспомнил: "Да ведь я уже говорил Зиночке это!.."

Пошел дождь. Млынский вернулся под навес. Один из бойцов снял торопливо плащ-накидку, постелил на земле.

– Отдохните, товарищ майор! Этак без отдыха можно и без боя погубить себя.

– Ну, если ненадолго. Только в случае чего сразу будите.

Проснулся сам. Дождя уже не было. С озера поднимался густой туман. На землю спускались сумерки. Вышел из-под навеса. У повозки, запряженной крепкими лошадьми, стояли Алиев, Серегин и несколько неизвестных людей в штатской одежде. Шла оживленная беседа. Когда Млынский подошел ближе, увидел прислонившегося к повозке деда Матвея, улыбающегося.

– Дедушка Матвей вернулся! – доложил Алиев.

– Почему же меня не разбудили? – рассердился Млынский.

– А ента я решительный запрет дал. Пусть, говорю, освежится. Разговор сурьезный будет.

Дед разгладил усы, откашлялся – запомнил, как докладчик, что приезжал в лесхоз, откашливался перед речью, – и не без гордости продолжал:

– Тяжелую ты мне задачу задал, командир. Еле решил.

Указал на стоявшего рядом высокого, широкоплечего человека с немецким автоматом за плечами.

– Знакомься, майор. Его партизанский командир за старшого послал.

Партизан крепко пожал протянутую ему руку, представился:

– Петр Наливайко!

Достал из кармана сложенный листок бумаги, передал майору:

– Это вам от нашего командира. Млынский развернул бумагу и при свете зажженных спичек – ему помогал Алиев – прочитал:

– "Уважаемый товарищ майор!

Вам шлют горячий привет бойцы и командиры партизанского отряда "Смерть фашизму!". Мы уже имеем на своем счету немало уничтоженных гитлеровцев. Счет этот с каждым днем будет расти. Это – плата за кровь и слезы нашего народа.

Очень счастливы, что вы установили с нами связь. Мы с радостью примем ваших раненых. Для этого направляем к вам группу наших товарищей партизан во главе с Петром Наливайко. С ними посылаем вам немного продуктов и боеприпасов.

Ни я, ни комиссар в настоящее время к вам приехать не можем ввиду предстоящих боевых операций. Мы согласны, чтобы связь между нами поддерживалась через Матвея Егоровича.

До скорой встречи! С партизанским приветом!

Командир партизанского отряда Батько.

Комиссар Володин".

– О, как вы нас выручаете, товарищи! – обрадовался Млынский. – Передайте, товарищ Наливайко, командиру, комиссару, всем партизанам наше сердечное красноармейское спасибо. – Повернулся к деду Матвею. – А вас, дорогой Матвей Егорович, не знаю, как и отблагодарить за выполнение задания на "отлично". Разрешите вас обнять.

Дед Матвей повернулся к склонившемуся к нему Млынскому, смущенно пробормотал:

– Тебе спасибо за доверие, командир. Удостоил ты меня высокой чести послужить народу… Ента я тебя никогда не подведу. Ишшо что нужно, посылай деда Матвея. Спасибо!..

Вернулся из разведки лейтенант Кирсанов с бойцами. Он доложил, что гитлеровцы перекрыли танкетками и небольшими группами автоматчиков все дороги к Черному лесу. Млынский развернул карту и стал наносить на нее немецкие заслоны. Алиев, причмокнув, невесело сказал:

– Да, по всему видно, что без боя нам не прорваться!

– Ввязываться в бой нам сейчас ни к чему. Сделаем так, товарищ Алиев. Подкрепите группу лейтенанта Кирсанова бывалыми бойцами. А вам, товарищ лейтенант, нужно незаметно ночью подойти к заслону и без шума снять его и освободить проход вот на этой дороге. – Он показал ее на карте.

Кирсанов сделал отметку на своей карте, спросил:

– Но там танкетки, как и на других заслонах?

– Думаю, что немцы ночью не сидят в танкетках. Ну, а если я ошибаюсь, то у вас есть гранаты.

– Тогда шума не избежать.

– Не будем сейчас гадать, не зная обстановки. Вариант этот применить в самом крайнем случае. Мы пойдем следом за вами. Поможем, если до боя дойдет.

– Понятно!

Оставшись один, Млынский через дневального вызвал Зиночку.

– К нам прибыли товарищи из партизанского отряда. Партизаны согласны взять наших раненых на лечение. Вам придется их сопровождать. До отряда. А потом вернетесь.

Зиночка встревожилась. Легко сказать: "А потом вернетесь". Это не командировка в мирное время. Девушка опустила голову.

– Иначе нельзя.

– Понимаю, что нужно, я просто так… А как быть с Мишуткой?

– Он останется с нами.

– Разрешите готовить раненых к отправке?

– Разрешаю. – Взял руку девушки, сказал: – До скорой встречи…

Невольно смотрел вслед, пока Зиночку не скрыла темнота.

Дед Матвей вырос как из-под земли.

– Есть, товарищ командир, одна просьба к тебе. Только не знаю, уважишь, ай нет?

– После того, что вы сделали для отряда, разве можно отказать? Говорите, какая?

– Ахтомат немецкий нужон. Дашь, ай нет?

– Почему немецкий? Разве наш, русский, хуже?

– Хужа он не хужа, но мне подавай немецкий. К нему патроны добывать куды как легше.

– Довод убедительный, ничего не скажешь.

Млынский подозвал дневального, велел принести трофейный автомат и десять рожков патронов к нему. Вручая, сказал:

– Берегите и помните, что отныне вы связной нашего отряда.

Матвей взял автомат, поцеловал его. Затем сплюнул и со злостью произнес:

– Ен же, чертяка, немецкий, а я, дурень, лобызаю его! Тьфу!.. Отвезу раненых, заверну в поселок старуху проведать.

– В поселок, Матвей Егорович, возвращайтесь вместе с Зиночкой. И договоримся: ожидайте там наших бойцов. Специально пришлем за вами.

Далеко за полночь отряд Млынского в кромешной тьме подтянулся к заслону гитлеровцев на лесной дороге так близко, как это было возможно, чтобы не обнаружить себя.

Ступали чуть ли не на цыпочках.

Остановились, затаив дыхание, тревожно прислушиваясь.

Раздалось несколько торопливых пистолетных выстрелов. В напряженной тишине они показались очень громкими.

– Готовы… – почему-то шепотом доложил Млынскому лейтенант Кирсанов. – Дорога открыта.

Отряд, также стараясь ступать неслышно, просочился в Черный лес.

Зиночка, дед Матвей, партизаны хлопотали, не теряя времени. Бережно выносили из барака тяжелораненых, осторожно укладывали на телеги, застланные душистым сеном. Раненые повеселели, счастливо улыбались.

Когда заполнили три телеги, услышали собачий лай. Он приближался. Раненые тревожно приподняли головы.

– Хрицы! – нарушил молчание дед Матвей.

– Как можно быстрее увозите раненых, Матвей Егорович! – сказал Наливайко, схватив автомат.

Дед Матвей перекинулся на переднюю телегу с тяжелоранеными, стеганул лошадей, они рванулись к лесной дороге. Вслед, скрипнув колесами, еще две подводы. За них держались легкораненые – это Зиночка приказала уходить всем, кто может идти.

Партизаны залегли на опушке и у барака, где еще остались раненые.

Гитлеровцы показались вскоре. Они шли осторожно, укрываясь за деревьями. Впереди несколько солдат с овчарками, рвавшимися с поводков.

– Огонь! – скомандовал Петр Наливайко. Зиночка укрылась за толстой сосной и вела прицельный огонь из пистолета. Справа от нее из-за куста орешника стрелял из немецкого автомата Наливайко. Зиночка заметила, что к нему сбоку подкрадывается высокий, тощий немец, и, наведя вздрагивающий пистолет, нажала на спусковой крючок. К ее радости, гитлеровец запрокинулся и рухнул. Но тут кто-то сильно ударил ее по руке, пистолет выпал. Вторым ударом автомата по спине немец сшиб ее с ног.

Солдатам с овчарками удалось ворваться в барак. Послышались автоматные очереди, лай собак, крики раненых.

Силы были неравные, но главное было сделано – дед Матвей с тяжелоранеными и облепившими телеги легкоранеными скрылись в лесу. Видимо, гитлеровцы их не заметили. Петр Наливайко крикнул стрелявшему неподалеку от него партизану:

– Передай по цепочке: забросать фашистов гранатами и отходить в лес!

Гитлеровцы преследовали по пятам, но в густые заросли войти побоялись. Дали несколько длинных автоматных очередей. Шальная пуля нашла Петра Наливайко, прикрывавшего отход товарищей. Петр схватился за грудь, качнулся, упад навзничь.

Гитлеровцы пристрелили тяжелораненых. Оставшихся в живых легкораненых согнали под навес.

Когда шел бой, Петренко прятался в лесу. Сейчас он метался между солдат, спрашивая: не видел ли кто девушку, такую красивую? Солдаты не понимали его, отталкивали.

– Зиночка! – закричал Петренко, увидев ее среди раненых. И к офицеру, умоляюще:

– Это моя невеста! Ради всего святого, отдайте ее мне! Я ведь ради нее привел вас сюда, рисковал жизнью!

Зиночка услышала.

– Негодяй! Слизняк! Нечего выдумывать, что я ваша невеста! Никогда этому не бывать! Лучше смерть, чем быть женой предателя!..

Офицер хихикнул, приказал закрыть пленных в бараке, охранять.

Дед Матвей доставил в партизанский отряд Батько раненых, рассказал о случившемся, тут же подался домой. В молодом ельнике встретил партизан. На самодельных носилках они осторожно несли Петра Наливайко.

Увидев деда, партизаны опустили носилки.

Матвей Егорович, узнав Наливайко, снял заячью шапку, поклонился до земли.

Наливайко приоткрыл глаз:

– Мы, дедушка, еще будем бить… бить… фашистов…

Дед Матвей, выронив шапку, смотрел вслед уходившим партизанам, пока они не скрылись.

Один из партизан успел сказать ему шепотом, что рана Петра Наливайко – смертельна.