"Письмо на панцире" - читать интересную книгу автора (Ефетов Марк Симович)ПЕРВОЕ ПИСЬМОЭто было удивительно, но Вита понимала то, о чём люди вокруг неё говорили вполголоса, намёками или, как это называется, иносказательно: говорили одно, а подразумевали другое. Нет, с Витой произошло даже нечто большее. Она угадывала мысли и замыслы окружающих её людей. Эти люди были врачами, медицинскими сёстрами и лаборанткой, которая кольнула Виту в палец и взяла у неё кровь. Приходили разные доктора, а вернее, докторши. И вожатая почти всё время была с Витой. Она выходила ненадолго, и эти минуты одиночества были для Виты самыми страшными. «Они все хорошие, — говорила сама себе Вита, — но почему ко мне не приходит никто из ребят? Хотя бы Анатолий». Этого попутчика по автобусу Вита видела, когда была уже в санитарной машине. Он помахал Вите рукой и что-то сказал. Вита не расслышала слов, но ей показалось, что он сказал: «Приду». И теперь ей очень хотелось, чтобы пришёл Толя и рассказал ей о том, что происходит в Артеке, или о чём угодно, лишь бы не слушать, не говорить и не думать о болезни. Вошла вожатая Вера. Она держала тонкую зелёную папку — точно такую, какую Вита видела в день приезда в приёмном корпусе. Теперь вожатая была в белом халате, отчего казалась полнее и старше. Она просунула руку Вите под голову, чуть приподняла её, посмотрела в глаза и улыбнулась: — Ну, как живём? — Так себе, — сказала Вита. Ей не хотелось хныкать, но и врать не хотелось. — Всё будет хорошо. — Вера повернула голову к окну: — Смотри, как тут хорошо. Видишь, белка прыгает на ветке? Во-он, смотри… Видишь? — Ага. — А зелено как в окне! Ой, совсем близко прыгнула! Ах, ускакала… А у тебя дома тоже деревья в окне? — Нет. Там в окне окна другого дома напротив. Мы высоко живём. Когда Вита разговаривала, это отвлекало её от грустных мыслей. Вера спросила: — А ваш дом угловой? Вита поняла не сразу. Она смотрела в окно, где снова качнулась ветка. Это рыжий бельчонок, пролетев по воздуху так, будто были у него крылья, скрылся в густой зелени. — Угловой? — переспросила Вита. — Это значит… А вы почему спрашиваете? — Она уже начала угадывать Верины мысли. — Ну, Виточка, я спрашиваю просто так. «Просто так, — подумала Вита, — ничего не бывает и ничего не спрашивают». А подумав так, она сказала: — Вы хотите послать моему папе телеграмму и спрашиваете, потому что дом у нас семнадцать дробь двадцать шесть. Правильно, он угловой. Семнадцать по Продольной и двадцать шесть по Новому переулку. А двадцать шестой номер и у нашей квартиры. Нас часто об этом спрашивают: почему два раза двадцать шесть? Вера нагнулась, обняла Виту, прижавшись щекой к щеке. — Ты же не трус, Виточка. Главное, что ты среди друзей. А если папа прилетит, что ж тут плохого? Ведь болезнь у тебя не страшная. Недельку, не больше — и ты будешь совсем здорова. И тогда уже никакой приступ тебе страшен. — А это не больно? — Что ты, Виточка. Тут такие врачи, просто волшебники. Ты не почувствуешь боли и будешь потом здорова. А об угловом доме я тебя спрашивала действительно потому, что сейчас мы отправим папе телеграмму. Вот видишь, я ничего от тебя не скрываю и скрывать не буду. — Пожалуйста, я очень прошу, — сказала Вита. — Что, Виточка? — Не скрывайте. Говорите всё-всё. Тогда я не буду бояться и не буду думать хуже, чем есть. — Я обещаю тебе, Вита, обещаю. Ты у нас молодец. А сейчас я ненадолго убегу. Совсем ненадолго. Хорошо? — Угу, — сказала Вита. Сказать «хорошо» она не могла, потому что ей было совсем нехорошо. Но Вита не была долго одна. Не прошло и пятнадцати минут, как вернулась Вера. — Вы уже отправили телеграмму? Так быстро? — спросила Вита. — Так ведь у нас же своё почтовое отделение. Письма к нам приходят со всех сторон земного шара, иногда просто с адресом из пяти букв — «Артек». Я не только успела отправить телеграмму твоему папе, но и взяла на почте первое письмо, которое было отправлено из Артека. — Первое? — удивилась Вита. — Вот почитай. — Вера протянула Вите листок, на котором были строчки, напечатанные на машинке. — Тебе не трудно читать? — спросила Вера. — Что вы, что вы! У меня сейчас почти не болит. Тут правда хорошо и спокойно, и белочка всё время прыгает в окне. Она взяла пожелтевший листик бумаги и начала негромко читать: — «Первое письмо, отправленное из Артека, воспроизводится по оригиналу, переданному автором письма в день сорокалетия Артека». Дальше был пробел, а потом кавычки, после которых Вита прочитала: «Приехали в Нижний, купили хлеба и колбасы. Приехали в Москву. Обедали: щи с мясом и кашу. Из Москвы поехали и проехали много городов. В Курске пили чай с сахаром. Приехали в Симферополь. Купили колбасы. Потом поехали в Артек. В море воды много. В Артеке жили месяц. Кормили хорошо…»[1] Когда Вита кончила читать, Вера сказала: — Есть такая поговорка: «У кого что болит, тот о том говорит». Ты поняла? — Поняла, конечно. В те годы дети были голодные… Можно, я оставлю себе это письмо и перепишу? Это было написано полвека тому назад. История. — Конечно, история, — сказала Вера. — Нас с тобой тогда не было на свете. Перепишешь, и я отдам это первое письмо из Артека на почту. Они хранят его. Ведь из Артека ушло и в Артек пришло больше миллиона писем. Вот что написала в Артек японская девочка Чиба М. шестнадцати лет. Японка, конечно же, не могла за два месяца, которые провела в Артеке, хорошо выучить русский язык, и потому пусть читатель простит некоторые её ошибки. В письме японки мы не изменили ни одной буквы, ни одной запятой. «Более стало интереснее жить в Артеке, когда понимаешь русский язык, а что понравилось больше трудно сказать. Конкурсы, экскурсии, море, но по моему дети и вожатые, потому что они говорят то, что думают. Так делают не все люди. Я стала это догадываться уже много лет и стала грустной. А в Артеке стала весёлой. Потом я узнала, что такое коммунизм, о котором раньше серьёзно не думала. И здесь научилась сигналить в горн. Это красиво для сердца, когда сигналишь и все просыпаются, поднимаются, делают зарядку. И ещё я здесь поняла, что могу танцевать. Если бы не конкурс бального танца, я прожила бы жизнь и никогда не танцевала. А если кто танцевал, знает, что это, как лететь по небу, только ещё и вдвоём. Я писала о горне и зарядке, а тоже написать могу, что думаю, а не другое. Мне не нравилось выходить в купальнике на площадь ранним холодным утром. Под одеялом тепло. А горнить хорошо, но холодно. В Японии я никогда не интересовалась политикой, а теперь знаю, что политика может сделать так, что опять Хиросимы не будет никогда. И что всё-таки читать первую страницу газеты более надо, чем последнюю. Артек меня научил интересоваться жизнью всех народов и все народы и всех людей любить. А больше писать не могу по-русски. Устала». Мальчик-африканец оставил в Артеке такую запись: «У нас в Африке рассказывают о том, что где-то среди большой-большой земли есть источник вечной молодости. Когда мы отправились в путь, нам припомнилось это предание. Мы проехали много стран, мы видели много городов, мы шли пешком, ехали на верблюдах и на машинах, мы встречали по дороге много людей и пили воду из разных рек. Мы везде расспрашивали, где же он — источник вечной молодости? Но никто не знал об этом. Может быть, и нет его на земле? Может быть, что-то напутало старое предание? Но когда мы попали в Артек, мы поняли, что тут есть тот самый источник вечной молодости, который нам никак не удавалось найти до сих пор. Он даёт удивительную силу каждому, кто прильнул к нему». Мальчик или девочка, которым довелось побывать в Артеке, на всю жизнь артековец. Все артековцы стараются не терять друг друга из вида, а в какие-то памятные дни они встречаются; многие всю жизнь переписываются между собой и пишут в Артек, как можно писать в свой родной дом. Свои Артеки имеют многие республики нашего Союза. В Магаданской области пионерлагерь называется Артык, в Армении — Артик, в Туркмении — Атрек. Их много, этих ветвей, которые пошли от самого большого дерева страны детей, что выросло под Гурзуфом на самом берегу Чёрного моря. Дерево это не увядает, ростки его вечно зелены… В сквере у Большого театра в Москве можно увидеть в праздники пожилых людей с плакатиком «Белорусский», «Украинский», «Кантемировцы»… Фронты, дивизии, полки… Бывают в этом же сквере и другие плакатики: «Артек», и затем — «Кипарисный», «Морской», «Прибрежный» и другие артековские пионерлагеря. Случается, что плакатики держат люди более пожилые, чем фронтовики. Ведь первым артековцам уже под семьдесят. А всё равно: раз был в Артеке — артековец. Как в песне поётся: «Артековец сегодня — артековец всегда». В канун пятидесятилетия Артека пионерский штаб объявил операцию «Поиск 50» и предложил всем ребятам в нашей стране принять в ней участие. Интересно же было узнать, как сложилась жизнь тех, кто носил полвека тому назад почётное звание пионера-артековца. Штаб разыскивал и разыскал не только самых старых артековцев. «Поиск 50» под девизом «Артековец сегодня — артековец всегда» нашёл десятки тысяч бывших пионеров, «Поиск 50» помог найти следы героев Великой Отечественной войны. Из собранного пионерами можно было бы составить большую книгу о тех, кто с честью пронёс через всю жизнь почётное звание — артековец. |
||
|