"Поцелуй француза" - читать интересную книгу автора (Мэлори Кэтрин)Глава 8Наутро Джин проснулась рано. Сон ее был глубоким и спокойным, а каждая мышца тела расслаблена. В полудреме она лежала в постели и удовлетворенно улыбалась себе. Как чудесно проснуться в кровати Поля! Поль! Ее последнее осознанное воспоминание о прошлой ночи состояло в том, как они оба уютно устроились вместе, он обнял ее сзади, и от его теплого, ровного дыхания у нее слегка развевались волосы на затылке. Они занимались любовью до глубокой ночи, с каждым новым соитием становясь все ближе и ближе, пока, казалось, оба их тела не слились в одно. Джин повернулась, желая опять прижаться к нему. Но в бледном свете утра она увидела, что его нет в постели. Протянув руку, она ощупала простыню рядом с собой — простыня была холодной. Джин взглянула на старинные каминные часы: почти семь. Хотя в доме еще было тихо, у нее появилось тревожное чувство, что она пропускает какое-то действо. Поднявшись, она нашла свой халатик аккуратно сложенным на краю кровати. В ванной она умылась, почистила зубы, а потом тщательно оделась в своей комнате, выбрав свою новую шерстяную юбку в складку и светло-серый свитерок. Она знала, что такой костюм придется Полю по нраву. Внизу она остановилась в дверях кухни, удивленная представшей перед ней суматохой. Вдоль одной стены громоздились открытые картонные коробки, на плите стояли две огромные кастрюли, из-под крышек которых вырывался ароматный пар. За рабочим столом Мари расправлялась с горкой свежевымытой репы, нарезая ее кусочками. — Привет, что все это значит? — спросила Джин. Мари взглянула на нее и слабо улыбнулась. — Bonjour, Джин. Прости, тебе сегодня самой придется готовить себе кофе. Мне надо быстрее варить суп. — Похоже, этого супа хватит для целой армии. Мы что, ждем гостей? — Это для рабочих. Начался сбор урожая. Сбор урожая? Не ослышалась ли она, подумала Джин. Октябрь только начинался, до сбора винограда оставалось еще недели две. Она хотела было расспросить Мари, но в этот момент в кухню влетел Ив и обнял Жену за талию. Джин услышала, как он сказал по-французски, что Фернанд, один из полевых рабочих, пообещал привести свою жену Генриэтту помогать по кухне. Лицо Мари озарилось радостью облегчения. — Ah, bon! Обменявшись с женой короткими любящими взглядами, Ив пошел к выходу и только сейчас заметил стоявшую в замешательстве Джин. — О, привет, ты уже на ногах? Поль просил передать, что он встретится с тобой позже. Он уехал искать людей на подмогу. Вообще-то, мне кажется, тебе вряд ли повезет увидеть его в ближайшие два дня. — Ив, что происходит? — Ты, верно, еще не была на улице. Температура воздуха всего десять градусов выше нуля. Сегодня ночью резко похолодало и, похоже, надолго. Чтобы спасти урожай, нам надо убрать виноград в течение двух дней. Не знаю, удастся ли нам сделать это без дополнительных рабочих рук, но, во всяком случае, мы попытаемся. Теперь Джин вспомнила, поежившись, как холодно было в спальне Поля, когда она проснулась. Ив явно не хотел волновать Джин такими проблемами, но тревога в его голосе ясно говорила о том, что ситуация критическая. Поместье может пережить потерю одного урожая, но это, несомненно, вызовет огромные финансовые трудности. — Чем я могу помочь? — спросила она. — Наверное, тебе лучше будет держаться в стороне. Может быть, раньше Мари и потребовалась бы твоя помощь, но скоро придет Генриэтта, а эта женщина работает за десятерых. Пока! С этими словами он поспешно ретировался. Конечно, его ждали более важные заботы. Джин почувствовала свою никчемность. Эти люди, ее друзья, будут трудиться до седьмого пота, спасая урожай от заморозков, а она, оказывается, ничем не может помочь им. — Мари, может, все-таки я смогу быть хоть чем-то полезной? — Non. Генриэтта — это вся помощь, какая мне нужна. Отдыхай, пусть другие волнуются. Ты гостья. Мари говорила так из чистой вежливости, но Джин все-таки задело то, что ее предложение помощи отвергли. Ведь из-за Поля она ощущала себя частичкой Ла Бруиля. Конечно, в чем-то она могла помочь. Взглянув на свою непрактичную юбку и чистенький свитерок, Джин приняла решение. Позвонив в больницу и узнав от доктора Пьерара, что Лоуэлл чувствует себя хорошо, но еще не готов к выписке, она поднялась наверх. У себя в комнате она сняла свой наряд и надела джинсы. На ее новых белых спортивных тапочках не было ни пятнышка, но она решила пожертвовать ими. Порывшись в шкафу у Поля, она нашла видавшую виды рабочую рубаху и старый свитер. Эти вещи, конечно, ей очень велики, но с закатанными рукавами в них будет свободно и уютно. В довершении она скатала в жгут цветную косынку и перевязала ею волосы. Во дворе Ив давал указания группе мужчин, которые возводили на передней лужайке большой навес, Рядом стояла груда столов и скамеек, и Джин догадалась, что здесь рабочие будут есть. Она решительно направилась к Иву. — Мне бы хотелось чем-то помочь, и не говори, что для меня не найдется дела! Ив окинул удивленным взглядом ее одежду. — Что ж, лишняя пара рук не помешает. Может, пойдешь собирать виноград? Видишь вон там на дороге трактор и тележку? На том поле бригадиром Фернанд. Он даст тебе секатор и покажет, как с ним управляться. Фернанд оказался небритым толстяком с крупными жесткими чертами лица. Увидев Джин, он удивленно поднял брови, но быстро и довольно грубо объяснил на французском, что ей нужно делать. Он дал ей плетеную корзинку, которую она повесила себе на руку, и показал большие корзины в конце рядов, куда ей надо будет перекладывать виноград, когда ее корзинка наполнится. Тракторист с помощником опорожняли эти корзины в тележку и отвозили ягоды во двор, где их отжимали. Джин встала в начале ряда и принялась за дело. Вскоре ее корзинка наполнилась крупными треугольными кистями винограда, и она пошла в конец ряда, чтобы высыпать их. Так продолжалось бесконечное множество раз, работа быстро утомила ее своей монотонностью. Через час она с огорчением заметила, что прошла меньше половины своего ряда. Мышцы рук уже начали побаливать. Ла Бруиль был относительно маленьким поместьем, но, когда она сейчас оглядывала поля, они показались ей бескрайними. Посмотрев на жалкую горстку видневшихся рабочих, Джин удивилась, как они смогут убрать урожай в срок. Но вскоре ответ появился. Одно за другим на дорожку перед замком подкатывали такси из Бордо и высаживали разношерстную публику: туристов, простых горожан. Приезжие растягивались по полям. От тех, кто проходил мимо, Джин узнала, что их нанял человек в красном «ягуаре», который пообещал им сто франков в день плюс еду и вино в неограниченном количестве. Здесь были отдыхающий датский банкир с женой, приехавший в замок исключительно ради развлечения, безработный официант, с полдюжины американских студентов, привлеченных бесплатной выпивкой. Начали прибывать и профессиональные сезонные рабочие, некоторые приехали в домиках на колесах, где они могли спать. Это были в основном португальцы, они плохо говорили по-французски, но Джин узнала от них, что весть о похолодании быстро облетела близлежащие районы. Все бросились собирать виноград, и разгорелась борьба за ограниченные рабочие места. Джин про себя восхищалась энергией и находчивостью Поля. Становилось теплее, и в конце концов Джин, разгорячившись от физического труда, сбросила свитер. Работа оказалась тяжелее, чем она думала, но настроение в полях было решительное благодаря своевременно прибывшему пополнению. Лишь после полудня «ягуар» Поля показался на подъездной дорожке. Сердце Джин запрыгало, но он не бросился тут же искать ее, как ей представлялось в мечтах. Уже после ленча она увидела его в полях, он обходил всех бригадиров. Джин очень хотелось броситься ему навстречу, и лишь гордость удержала девушку на месте. Наконец Фернанд указал в сторону Джин, и Поль пошел по ее ряду. По-детски засияв, она с замиранием сердца ожидала, что вот он сейчас подойдет, похвалит ее за помощь и наградит долгим благодарным поцелуем. Но он держался весьма сухо. — Мари сказала, что ты ушла, не позавтракав. Ты что, сошла с ума? Это тяжелая работа — нужно как следует подкрепляться. — Я хорошо поела за ленчем, — возразила она. — Ну ладно. Посмотрим, что будет завтра. Тут Ив позвал его с конца ряда, и Поль поспешил к нему. Джин закусила губу. Неужели он не видел, что ей так нужны были его ласка, его ободряющие слова? Она провела сегодняшнюю ночь в его постели, отдавая ему всю себя без остатка, а он лишь пожурил ее за что-то совершенно незначительное. Но Джин прогнала прочь свое разочарование. В конце концов у него сейчас полно других, более важных дел, нежели забота о тонких оттенках ее желаний. И все-таки он выбрал минутку подойти к ней, пусть даже его интерес ограничился одним ее физическим состоянием. Тем не менее в мысли Джин закрадывались неизбежные сомнения. Может, она не нужна ему больше? Может, он разочаровался в ней прошлой ночью? И может, чувство полного единения с ним — всего лишь плод ее влюбленного воображения? Джин яростно взялась за работу, пытаясь побороть растущие подозрения. Когда у Джин уже возникло чувство, что вот-вот отвалятся руки, она пошла на кухню помогать с обедом. Генриэтта, дородная женщина, заправски управлялась с кастрюлями. Она явно не впервые попала на лабруильскую кухню. — Я вот уже двадцать лет готовлю здесь во время сбора урожая. Старые работники возвращаются сюда, потому что им очень нравится мой cassoulet, сказала ока Джин. Когда Джин помогала выносить на улицу чугунки с белой фасолью, тушенной в соусе, она поняла, что этой женщине действительно есть чем гордиться. Пьянящий аромат чеснока и трав волшебным образом восстановил ей силы. Съев полную миску этого кушанья и выпив стакан красного вина, она решила, что такой обед и Умирающему вернет силы. Потом она помогала мыть чугунки и дюжины мисок, которые хранились в кладовке специально для сезона сбора урожая. Размеренное мытье посуды и теплая вода, согревшая замерзшие руки, подействовали на Джин успокаивающе. Страхи ее улеглись. За последние недели Поль проявил к ней столько терпения и понимания, что ей сейчас было бы просто грешно не ответить ему тем же. Когда они закончили с посудой, было уже довольно поздно. Все работники разошлись спать: кто в свои домики на колесах, кто домой, а кто в гостиницу. Джин решила прогуляться по саду, чтобы развеять мрачные мысли. В полях она увидела огромные огнеметы, предназначенные для отражения натиска гибельного мороза. Ревущие языки пламени на темных полях выглядели как-то фантастически зловеще. Мари сказала ей, что мужчины ночью будут посменно следить за огнем. В свете ближайшего огнемета Джин увидела силуэты Ива и Фернанда. Казалось, они устанавливают театральные декорации к сцене ада. Мысли об аде, а затем — о небесах напомнили Джин о том райском блаженстве, в которое она уносилась прошлой ночью в объятиях Поля, и она невесело улыбнулась. Она знала, что ему, вероятно, надо как следует отдохнуть, но все же отчаянно хотела быть с ним. Мысли ее путались от усталости, а ноги сами несли на его поиски. Джин нашла его спящим на диване в большой, редко используемой гостиной. Она сходила в его комнату за одеялом и заботливо укрыла его. Откинув прядь волос, она нежно поцеловала Поля в висок, а потом долго смотрела на него, пока собственная усталость не погнала ее в спальню. Наутро она проснулась рано, разбуженная шумом под окном. Умывшись и одевшись, она вышла из дома и обнаружила завтрак под навесом в полном разгаре. Вспомнив вчерашний выговор Поля, она поела и почувствовала себя намного бодрее. Многих вчерашних помощников уже не было, но Поль опять с утра уехал на вербовку рабочей силы, и к замку вновь одно за другим потянулись такси. Ив редко показывался в полях, пропадая в погребе, где следил за отжимом и перекачиванием свежевыжатого сока в бродильные баки. Джин медленно, монотонно двигалась по рядам виноградных лоз. Из головы ее не шел Поль. Вчера она перебросилась с ним не более чем дюжиной слов и теперь целый день терзалась тревожными сомнениями, которые не в силах была отогнать. Сегодня утром, проснувшись одна в своей постели, Джин так сильно хотела его, что ощущала почти физическую боль. Теперь девушке уже казалось, безо всякого на то видимого основания, что он избегает ее, что ей уже никогда больше не испытать восторга близости с ним. Эти беспричинные страхи все сильнее одолевали Джин, и она налегала на работу, надеясь, что физическая усталость утихомирит безумные мысли. Поль вернулся в замок около полудня и сразу же занялся обходом полей, так что Джин поймала лишь несколько его случайных взглядов. Казалось, он был везде одновременно, подбадривал работников, вселял в них боевой дух, организовывая соревнования между бригадами, в качестве призов выставляя ящики с коллекционными винами. Виноград с первого поля был собран с такой удивительной скоростью, что под него даже не хватило корзин — пришлось складывать в любую, попадавшуюся под руку тару. Фернанд объяснил ей, что отжим ягод в шумной машине fouloir-egrappoir[14] займет всю ночь. К середине дня Джин вымоталась окончательно. Опустив на землю свой секатор, она пошла в дом, чтобы передохнуть. Гнетущее одиночество терзало ее, хотя, казалось, для этого чувства у нее не было причины, тем более что совсем рядом на полях работало столько приветливых, веселых людей. За весь день она даже словом не перекинулась с Полем и чувствовала жадную потребность в его живительном внимании. Но те несколько секунд, что он сможет выкроить для нее, будут лишь жалкими крохами, ради них не стоит и искать его. Вместо этого Джин решила поговорить с Мари. Она нашла ее на огороде. Мари стояла на коленках и выдергивала из грядки морковку. Было совершенно ясно, что маленькая темноволосая женщина плачет. Подбежав, Джин обхватила ее за плечи. — Мари, что с тобой? Странно, но Мари улыбалась, вытирая глаза рукавом своего джемпера. Шмыгнув носом, она сказала: — Ничего, все очень нормально. Ив не хотел, чтобы я пока говорила, но je suis grosse[15]… как там по-вашему? У меня ребенок. — Ты беременна? Но, Мари, это же чудесно! Стоит ли плакать? — Non, — согласилась она. — Просто по утрам я malade, больна. А потом этот урожай, готовка… Это все так трудно и так хорошо, понимаешь? Наверное, я плачу оттого, что устаю, но я очень счастлива. Не знаю… Маленькое личико Мари просто излучало радость, и Джин крепко обняла ее. Ничего удивительного, что Мари не сдержала слез — конечно, она очень устает. Ее работа по кухне на такую ораву работников плюс беременность вымотали бы любую женщину. Джин вспомнила, как плохо выглядела Мари по утрам, и мысленно упрекнула себя за недогадливость. Поделившись своей новостью, Мари еще больше просияла. Но долго болтать они не могли — на кухне ждут овощи для готовки обеда. Джин в раздумье вернулась в виноградник. Когда она была замужем, мысль о ребенке ужасала ее. Теперь она понимала, что одной из причин — и, вероятно, самой главной — этих страхов был муж. Но, увидев, как счастлива Мари, Джин взволновалась. Не пропускает ли она одну из самых великих женских радостей? Образ Поля наводнил ее сознание, и при мысли о его ребенке у нее закружилась голова. Но тут же темный ужас когтистыми лапами впился в сердце девушки. Неужели они когда-нибудь опять станут заниматься любовью? Сейчас это казалось ей просто невероятным. Она с остервенением принялась срывать гроздья винограда, чтобы не думать о том, что ее так тревожило. День клонился к вечеру, и она все сильнее чувствовала потребность поговорить с Полем. Не то чтобы у нее возникли к нему какие-то важные вопросы, просто ей нужно было услышать его голос, посмеяться вместе с ним. Джин увиделась с ним только во время обеда, когда ела свою обильную порцию daube de boeuf — тушеной говядины, благоухающей чесноком, вином и апельсиновыми корочками. Он вошел под навес вместе с Ивом и Фернандом, торопливо разговаривая с ними на французском. Когда Джин увидела его, сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди. Она не отрывая глаз следила, как он встал вместе со всеми в очередь, получил миску с тушеным мясом, которое Мари вынимала половником из огромного чугунка. Взяв с подноса кусок хлеба, он оглянулся, ища, куда сесть. Конечно, сейчас он подойдет и сядет за ее столик. Глаза Джин заблестели от радостного предчувствия. Но его собственный взгляд был пуст. Не видя ее, Поль прошел мимо. Тут Ив помахал ему рукой, и он направился к столику, где расположились Ив и Фернанд. Сердце Джин болезненно сжалось, но она закусила губу, гоня прочь разочарование и обиду. Разумеется, ему надо обсудить с мужчинами столько вопросов. Она неторопливо пообедала, дав им время поговорить, а потом, не в силах смотреть на него издали, подошла к их столику и села рядом на скамейку. Поль искоса взглянул на нее и слабо улыбнулся не слишком приветливой улыбкой, а потом отвернулся, отвечая на какой-то вопрос Фернанда. Такая его реакция мало обнадеживала, но Джин все же придвинулась ближе и положила руку ему на плечо, вновь испытав радость прикосновения к любимому мужчине. Она старательно вслушивалась в их беглую французскую речь, пытаясь уловить смысл разговора. Мужчины оценивали виноградные поля по степени их значимости, решая, какие из них в случае необходимости можно будет принести в жертву морозу. Ив отстаивал свою точку зрения с необычной для него горячностью, а Фернанд несогласно качал головой. Поль пытался рассудить их, но, как видно, его терпение убывало. — Юго-западное поле наполовину убрано, — заявил Фернанд на своем сочном, трудном для понимания иностранцев французском. — Мы же не можем гонять бригаду взад-вперед то на одно, то на другое поле. Так мы никогда не соберем урожай. — Но нам нужен для баланса виноград сорта «мерлот» с северо-западного поля, — утверждал Ив. — Если мы не соберем его до холодов, то он пропадет. И что же у нас получится за вино? Ей была неприятна их ссора. Обычно они прекрасно работали вместе, но сейчас от усталости стали нетерпимыми. Джин вмешалась в разговор на своем ломаном французском: — А разве нельзя разбить рабочих на две бригады? Одна закончит юго-западное поле, а вторая начнет на севере. Мужчины удивленно посмотрели на нее, явно недовольные тем, что она встряла в их бурный спор. Поль угрожающе сверкнул глазами и резко набросился на нее по-английски: — Джин, не лезь в эти дела. Ты сама не знаешь, что говоришь. С этими словами он отвернулся и, яростно жестикулируя, заговорил с Фернандом. Джин не на шутку разозлилась. Да пошел он к черту со своими делами! С пугающей быстротой память подбросила ей образ Марка, еще более нежеланный, чем всегда: ведь она уже так долго не вспоминала о нем. Ее бывший муж тоже никогда не делился с ней своими проблемами, крича на нее так, как будто ее предложения помощи создавали ему больше трудностей, чем сами проблемы. Поведение Марка было абсолютно неразумным, и все же оно больно задевало Джин. Сейчас она чувствовала ту же обиду. Слезы подступили к глазам, она резко встала и выскочила из-под навеса, направляясь к боковой двери дома, ведущей в кухню. Ей показалось, что Поль окликнул ее, но, обжигаемая обидой, она ушла, не обернувшись, мысленно выкрикивая: «Оставь меня в покое!» Побежав, она спряталась в кладовке, дав волю тихим слезам. Она молила, чтобы никто не вошел и не застал ее здесь. Но, выплакав свои обиды, она попала во власть мрачного гнева. Поль представлялся ей неким чудовищем, пожирателем всех женских сердец, попадавшихся ему на пути. Пройдя к себе в спальню, она тщательно заперла дверь и легла, со злобным равнодушием прислушиваясь к голосам внизу. Работники, явно насладившись вволю вином, горланили песни. Джин никогда не слышала, как поет Поль, но сейчас ей казалось, что именно его голос звучит громче всех. Позже Джин услышала звук поворачиваемой дверной ручки и голос Поля. Он нежно звал ее по имени. Она не отвечала, притворившись спящей. В ней еще вовсю полыхала досада. Пусть убирается ко всем чертям! Он не воспользовался ее дельным советом, так зачем же ему ее тело! Через несколько минут он ушел, но лишь намного позднее ей удалось забыться тревожным сном. Ей снилось, что огнеметы на полях превратились в огнедышащих драконов. Убегая от них, она отчаянно звала Поля но без конца спотыкалась о корни деревьев и никак не могла спастись. Наутро сна охотно стряхнула с себя остатки тяжелого сна и, выйдя под навес, позавтракала булочкой с кофе. Холодный и ясный воздух утра прояснил мысли, и ее вчерашний приступ ярости теперь казался ей просто детской глупостью. Джин начала думать, что была несправедлива к Полю, что восприняла ситуацию крайне предвзято. Не смешно ли было закрываться от него в спальне, когда она неистово желала успокоиться в его объятиях? Этим утром он вновь уехал набирать работников. Время шло, и ее недовольство собой росло. К тому времени, когда с дорожки послышался рев его «ягуара», Джин уже убедила себя в том, что сама разрушила все их отношения. «Совершенная женщина» согнулась под давлением обстоятельств, подвела его. Она спряталась в полях, боясь наткнуться на равнодушный взгляд Поля. Теперь она уже ловко управлялась с тяжелыми гроздьями и к половине пятого закончила последний свой ряд. Она огляделась в поисках другого ряда, но увидела, что на этом поле все уже убрано. На другом поле еще оставался виноград, но там сказали, что работы немного и ее помощь не требуется. Удивляясь тому, как быстро они управились, Джин пошла к дому, куда уже начали подтягиваться освободившиеся работники. В погребе безостановочно шумел пресс, но к шести вечера все пятьдесят человек собрались во дворе, и Ив крикнул усталым, но взволнованным голосом, что все поля убраны. Раздалось громкое «ура», и дюжины пробок одним залпом вылетели из бутылок. По кругу стали передавать один за другим стаканы с красным вином, да так быстро, что Джин едва успевала освободить руки от одного стакана, как ей тут же вручали следующий. В этот вечер обед был веселым пиршеством. Опытные работники, все до единого получившие премии, единодушно признали, что на их памяти не было такого скорого сбора урожая. За столами звучали поздравительные тосты и громкие песни. Приехавший в своем автомобиле хозяин соседнего замка отвесил челюсть, увидев вечеринку в полном разгаре. Его собственный виноград был собран только наполовину, и он предложил желающим поработать на него. Джин возвращалась из кухни за следующей партией грязной посуды, когда кто-то вдруг поймал ее сзади за локоть. Это был Поль. Лицо его терялось в тени, и она не могла разглядеть его выражение. Но голос его оказался ясен и тверд. — Пойдем, зеленоглазка! Оставь посуду для других! Сегодня вечером у нас много помощников. Он повел ее в обход толпы в пустую просторную гостиную. Там стоял маленький столик, накрытый на двоих. Три свечи в подсвечнике заливали мягким светом абрикосового цвета скатерть. Джин увидела блюдо с кусочками яблочного пирога и сладкие сливки. Из серебряного кофейника шел густой аромат кофе. — Поль, что… Он резко перебил ее: — Попразднуем вдвоем. Остальные пусть пока веселятся без нас. Джин села в кресло, которое он ей пододвинул, и принялась разливать кофе. Передавая Полю блюдце с чашкой, она приложила немало усилий, чтобы прибор не дребезжал в ее дрожащих руках. Три ночи назад они были так близки, как только могут быть близки двое людей в этом мире, но сейчас стол между ними превратился в безбрежный океан. Украдкой Джин кинула на Поля беспокойный взгляд. Он сидел, упершись локтями в столик и закрыв рот сцепленными ладонями. Его усталые глаза неотрывно и ожесточенно смотрели на нее. Джин опустила глаза в чашку, размешивая в кофе сливки. Если бы он только не смотрел на нее так! Его явная усталость, которую не мог смягчить даже свет свечей, заставляла ее сердце сжиматься от жалости. Девушке хотелось приласкать его, успокоить, но вина за свое поведение вчера вечером удерживала ее на месте. Молча они ели десерт и пили кофе. Стук ее вилки о тарелку казался ей грохочущим, как выстрелы. Приглушенный стенами шум пресса и буйные застольные голоса работников долетали сюда словно из другого мира. То были звуки веселья, в котором они не принимали участия. Иногда, набравшись смелости, Джин поднимала на него взгляд, каждый раз натыкаясь на тот же довольно суровый вид Поля. Кофе во рту сделался горьким, когда она поняла, что этот столик со свечами — не что иное, как тщательно продуманная декорация к сцене ее унижения. Очевидно, он избрал именно такой способ отмщения за ее вчерашнее непонимание и делал это с отвратительной эффективностью. Наконец тяжесть его молчаливого обвинения стала невыносимой. Как жестоко с его стороны устраивать ей подобную пытку! — Послушай, если ты сердишься на меня, то я тебя прекрасно понимаю. Ты имеешь на это полное право. Но только, пожалуйста, не сиди как истукан, уставившись на меня! Это… это очень больно. Голос Поля прозвучал устало, но удивленно: — Сержусь? Почему я должен на тебя сердиться? Скорее можно ожидать обратного. За последние три дня я не нашел времени даже толком поговорить с тобой. Теперь пришел черед Джин удивляться. — Но тогда что же ты так смотришь на меня? — Как? Если ты имеешь в виду то, как я любуюсь твоими волосами цвета меда и очаровательным румянцем на твоих щеках, то что же здесь удивительного? Ты невероятно красива, Джин. Эта речь застала Джин врасплох. За последние три дня она ни разу не подумала о своей внешности. На ней все еще были перепачканные в земле джинсы и огромная мужская рубаха, которая полностью скрывала ее фигуру. Однако, взглянув на свое сплющенное отражение в серебряном кофейнике, она увидела, что в самом деле, работая целыми днями на воздухе, приобрела розовый румянец. Поль опять погрузился в молчаливое созерцание, и она поняла, что ей надо ему ответить. Но хватило ее лишь на запинающееся: — С-спасибо. Поль сбросил с себя усталое оцепенение. — Любопытно все же, почему ты думала, что я на тебя сержусь? — Из-за вчерашнего вечера, — созналась она. — Забудь про эту глупую ссору. Мы оба были уставшими и не в форме, чтобы судить друг о друге. — Но я поступила так неразумно, убежав от тебя только потому, что ты не стал слушать моих советов. Я чувствую себя как последняя дура. Легким жестом Поль пресек ее самобичевание. — Ты поступила не глупее, чем я. Ведь я накричал на тебя, да к тому же за три последние дня общался с тобой не больше трех минут. — Но ты же был занят. На большее я и не могла рассчитывать. Он нахмурился. — Нет, здесь ты не права. Как женщина, которую я люблю, ты имеешь право рассчитывать на большее, намного большее. «Женщина, которую я люблю». Эти слова произвели на нее эффект электрического тока, но она еще не совсем оправилась от смущения. — Но я заперлась от тебя в спальне, вместо того чтобы поговорить с тобой, объясниться. — Ну и что? — Он пожал плечами. — Я знал, что если мы не уладим все прошлой ночью, значит, уладим сегодня. У нас с тобой слишком крепкие отношения, чтобы их могли подорвать какие-то мелкие неувязки. Послушай, чего это мы с тобой спорим, кто из нас более смешон? Мне было бы намного приятнее просто смотреть на тебя. Когда я это делаю, всю мою усталость как рукой снимает. Давай забудем последние дни и начнем все сначала, о'кей? — О'кей. Ее растерянное лицо озарилось улыбкой облегчения, и эта улыбка магическим образом подействовала на Поля, Несмотря на усталость, он ожил и принялся сыпать разными смешными историями, которые происходили с ним во время сбора урожая. Джин с готовностью впитывала в себя каждое слово, как будто его голос был чудесным живительным эликсиром. Когда истории иссякли, Поль плеснул «Арманьяк» в два пузатых бокала. Взяв свой бокал в руки и небрежно болтая янтарной жидкостью, он взглянул на Джин насмешливо заблестевшими глазами. — Значит, ты жалеешь о том, что вчера вечером закрылась от меня в спальне, а? — Ты же знаешь, что жалею! И не надо ехидничать, я и без того чувствую себя виноватой. Поль весело расхохотался, и зычный звук его смеха показался ей волшебной музыкой. Потом они долго смотрели в глаза друг другу, пока у обоих не возникла одна и та же мысль — такая ясная, будто высказанная вслух. Им сейчас больше всего на свете хотелось спалить неприятные дни, проведенные друг без друга, в пламени страстной любви. — Как ты смотришь на то, чтобы взять наши бокалы наверх? — предложил он. — У меня есть на примете одно чудесное местечко, где мы сможем допить их. Ночи сейчас холодные, и «Арманьяк» согреет нас… если мы вообще замерзнем. Джин вспыхнула. — Но можем ли мы сейчас уйти? Я слышу, пресс еще работает. Разве Иву не нужна помощь? — Нет, он любит сам присматривать за отжимом. Ив никому не доверяет эту ответственную работу. Ты тоже можешь сегодня больше не прикасаться к грязной посуде. Желающих помочь больше чем достаточно. Стараясь остаться незамеченными, они принесли в кухню свою посуду среди всеобщего веселья на них почти никто не обратил внимания — и, прокравшись наверх в комнату Поля, поставили подсвечник на тумбочку возле кровати. Но в эту ночь они не занимались любовью. Джин после такого насыщенного трудового дня направилась в ванну. Но, вернувшись в спальню, она увидела, что Поль уже спит, и не посмела будить его. Скользнув к нему под одеяло, она уютно прильнула к его теплому телу. Во сне Поль обнял ее и крепко прижал к себе, после этого Джин почти мгновенно погрузилась в блаженно спокойный сон. Так они проспали до рассвета. Утром Джин разбудил теплый дождь дразняще мягких поцелуев, пролившийся на ее шею. Сонно улыбнувшись, она повернулась, отдаваясь во власть сильных рук Поля. В несколько мгновений она стряхнула остатки сна и погрузилась в водоворот пьянящих ощущений. Его губы завладели ее губами, а пытливая рука заскользила по телу, остановившись наконец на ее мягкой чувствительной сердцевине. Когда она уже сходила с ума от желания, его колени раздвинули ее ноги, и в тот же момент он оказался в ней, двигаясь с мучительной чувственной неторопливостью. С электрической ясностью она чувствовала каждое его движение. Постепенно они добрались до вершин страсти, где, по взаимному согласию, помедлили, смакуя сладкую муку близкого облегчения. Заходясь рыданиями, она отвечала ему с такой пылкостью и с такой глубиной, которых не знала в себе раньше. Чувства Джин взлетели высоко за пределы того пульсирующего наслаждения, в которое он погрузил ее. Любовь стала полной и всепоглощающей, и эту любовь она никогда не смогла бы выразить только одним телом. Потом они опять соединились, по-новому изливая свои чувства, торопясь доставить удовольствие друг другу. Когда пламень их тел насытился, было уже позднее утро. Вынырнув из дремотной пучины блаженства, Джин увидела, что солнце бросает на пол яркую полосу. Их тела еще сливались в одно, и она неохотно нарушила уют объятия. Пошевелившись, Поль пробормотал ей в волосы: — Доброе утро, зеленоглазка! — Доброе утро, — шепнула она. — Я люблю тебя. Она надолго затерялась в мире его поцелуя. Когда они наконец оторвались друг от друга, Джин с улыбкой произнесла: — Послушай, ты когда-нибудь бываешь голоден? — О да, — сказал он, потянувшись к ней, чтобы опять поцеловать. Джин, захихикав, увернулась от его губ. — Нет, я имею в виду голод желудочный. Я хочу есть. — Наверное, я тоже что-нибудь поел бы, — нехотя признал Поль. — Но сначала давай кое-что обсудим. Перекатившись на бок и не обращая внимания на ее вялый протест, он сполз с кровати и выдвинул ящик стола, а затем подошел к ней, зажав что-то в кулаке. — Что это? — с интересом спросила она. — Угадай. — Э-э… завтрак? — Нет. — Газетная вырезка? — Нет. У тебя осталась последняя попытка, — заявил он, усмехнувшись. — А, знаю! Ключ от моего сердца. — Очень близко. Поль со смехом разжал кулак, на его ладони лежало кольцо — крошечный бриллиантик, вправленный в тонкий золотой ободок. Джин не смогла сдержать слез. — О Поль… зачем? — Затем, что я люблю тебя — больше, чем ты можешь представить, и хочу, чтобы ты стала моей женой. — Какое красивое! Джин взяла колечко и повертела в руке, любуясь крошечными искорками, которые испускал камешек. Она поднесла было его к своему безымянному пальцу, но остановилась. — Поль, я… я хочу сказать «да», но я еще не уверена. — Не торопись, любимая. — Он нежно поцеловал ее. — Подумай, сколько надо. Но ровно столько, чтобы сказать, что ты выйдешь за меня замуж. Ну а теперь пойдем есть? Одевшись, они спустились вниз пить кофе, но желудок Джин от волнения отказывался принимать пищу. Когда Поль отправился искать Ива, она ушла в сад и долго сидела там, погрузившись в счастливые мысли о том, что она любима. Однако практические соображения омрачили радужные фантазии. Надо было подумать о Лоуэлле и «Саммите». Они оба нуждались в ее заботе, и Джин сомневалась, что легко сможет покинуть их. Слишком многое в ее жизни было связано и с отелем и с дядей, чтобы вот так, не раздумывая, бросить их. В них было ее прошлое и до сегодняшнего дня — будущее. Ее размышления прервались с появлением Мари. Увидев Джин, женщина засветилась радостью. — О, ты наконец-то встала! Поль задержал тебя допоздна, non? Ага! Не надо так краснеть! Тебя к телефону, я думаю, из Америки. Ее к телефону? Кто мог звонить из Штатов? Она подошла к старомодному телефонному аппарату, стоявшему на столике в коридоре, и сняла трубку. После небольшой паузы она услышала голос Алана Ричардсона, причем такой четкий, как будто он разговаривал с ней из соседнего городка. — Привет, Джин, как дела? Даже не верится, что я так быстро до тебя дозвонился! Эта прямая связь просто потрясающа! Совсем не надо ждать. — Алан, не ожидала, что ты позвонишь. Как у вас дела? После очередной короткой паузы прозвучало: — Боюсь, что неважно. У нас здесь возникли кое-какие проблемы. Дела в «Саммите» совсем никуда не годятся, мы по горло завалены счетами. Некоторые кредиторы начали поднимать шум. — И что, вы не можете оплатить эти счета? Хотя бы самые значительные? Очередная пауза. — Нет, в этом-то все и дело. Ваш бухгалтерский баланс практически на нуле. Короче, вы летите в трубу. Думаю, возможны судебные разбирательства. — О Господи! Неужели ничего нельзя сделать? — У меня есть кое-какие идеи, но они требуют одобрения Лоуэлла. Надо принять здесь довольно серьезные решения, Джин. Мне кажется, самым лучшим, а скорее всего — единственным выходом было бы ваше возвращение. И желательно сегодня. |
||
|