Девочку обидел на улице мальчишка. Она заплакала и побежала домой.

- Мама! Хочу скорее быть взрослой.

- Почему, Мариночка?

- Чтобы меня никто не обижал.

- А сама обижать никого не будешь?

- Нет, нет, что ты! Хочу, чтобы всегда по-справедливому.

- Как же это, Мариночка?

- Ну, как-как? Очень просто. Не понимаешь? Ничего не ответила ей на это мама, но подумала: «А так ли уж это просто?»

… И я тоже хочу спросить у вас, ребята: «Так ли это просто: чтобы всегда по справедливости?»

А давайте - поговорим.

И, может быть, даже поспорим?…

МОЖНО ЛИ ПРОЖИТЬ БЕЗ ВРАНЬЯ?

Размечтался Миша, притаившись на сеновале. И вдруг услышал внизу какое-то бормотание.

«Верка!» - подумал он и приник к щели.

Так и есть. В соседнем сарае, стоящем вплотную к их сеновалу, на дырявом старом кресле сидела, поджав ноги, конопатая Верка в синем платье. Что-то бормоча, она жестикулировала, будто с кем-то разговаривала. Но, кроме нее, в сарае никого не было.

«Опять беседует», - решил Миша и, отодвинув доску, спрыгнул в Веркин сарай.

Этот лаз они открыли очень давно, еще «с до школы». И Вера нисколько не удивилась, увидев перед собой Мишу. А он, усевшись у двери на чурбаке, спросил вместо приветствия:

- Беседуешь?

Она кивнула.

В темный, пыльный сарай она залезала всегда, когда ей хотелось говорить со своим Советчиком-Беседчиком. Так звали крохотного человечка, которого Вера выдумала. Выдумала очень давно, когда была совсем маленькая. И Миша тогда был тоже маленький и верил, что человечек существует. Забираясь в сарай, он слушал, как Вера разными таинственными заклинаниями вызывает Советчика-Беседчика и беседует с ним.

Потом Миша подрос и понял: Советчик-Беседчик - это просто Верина мечта. Но он не стал смеяться над Веркой, а по-прежнему приходил сюда, слушал ее и удивлялся, как она сообразила придумать такого хорошего всезнающего друга.

У Веры был неродной отец. Миша слышал, что Иван Григорьевич - неплохой человек, да и Вера на него никогда не жаловалась. И все-таки она чувствовала себя в семье неважно. У отчима была своя дочка Нина, она училась в девятом классе, считала себя уже взрослой, на Верку покрикивала. Мама и отчим не обижали девочек, но каждый из них старался, наверное, показать, как хорошо он относится к неродной дочери. И вот мама баловала Нину, а отчиму говорила: «Не порти мне Веру!» И сама была с Верой строгая сверх всякой меры. «Я, говорит, по справедливости». Но Вере обидно: с Ниной мама добрее, чем с ней. А Нина быстренько поняла: если ей отец что-нибудь не разрешает, она сразу к Вериной маме. Короче, подлизывалась. Вера же к Ивану Григорьевичу подлизываться не хочет. Вот ей и сиротливо в доме, вот почему она и выдумала себе Советчика Беседчика.

Миша понял, что и сейчас дома у Веры произошло что-то такое, отчего ей захотелось вызвать своего доброго человечка на задушевную беседу. Только расспрашивать он не стал - захочет, сама расскажет. И действительно она рассказала.

- Знаешь, - начала она, - позавчера вечером Нинка пришла домой поздно, отчим отругал ее. «Больше не пойдешь!» А вчера она опять попросила ее отпустить. «Нет», - сказал отец. Тогда она к маме подластилась. «Мамочка Катя, мне надо Зою проводить»… Ну мама и сказала Ивану Григорьевичу: «Пустим подругу-то проводить». Отпустили. А потом мама меня за, хлебом послала, и я эту самую Зойку встретила: никуда она уезжать и не собиралась! Понимаешь? Наврала, Нинка и всех обманула. Я ей сегодня так и сказала: «Что же ты, говорю, всех бессовестно обманываешь!» А она засмеялась: «Без вранья, говорит, не проживешь!» - «Неправда!» - сказала я. А она глаза прищурила: «Ах, неправда? Тогда скажи - отпустили бы меня, если б не наврала? Да ни за что бы не отпустили? Зато я с Вадимом увиделась. Он скоро уезжает навсегда учиться в другой город. Или, по-твоему, я не должна была с ним в последний раз увидеться?» - «Ну, должна», - ответила я, а она сказала: «Aгa! Вот и молчи. Потому что все по справедливости получилось». - «Какая же это справедливость, если вранье?» - «А это уж ты как хочешь понимай!»

- Вот я и не понимаю, - закончила Вера свой рассказ. - Как можно от других справедливости требовать, а самой нахально врать! Это ведь тоже несправедливо?

- И что же твой Советчик говорит? - спросил Миша серьезно.

- А он говорит, - тоже совершенно серьезно ответила Вера, - что без вранья жить все-таки можно.

- Так ведь не пустили бы Нинку!

- А кто это сказал? Сама Нинка так думает? Ну, рассердился бы на нее отец, верно. А если бы она ему честно объяснила, зачем ей нужно, он все-таки обязательно ее отпустил бы. Это уж я тебе точно говорю.

- Ну да - жди! - сказал Миша. - Если бы все так просто было, никто бы тогда и не врал.

- Вот и врут от страха. Страшно, что не поймут да не сделают, как тебе хочется. Вот и врешь.

- А я от другого вру, - сказал Миша.

- Отчего?

- А чтобы меня не наказывали. Сделаю что-нибудь не так, потом выкручиваюсь. Не всегда, конечно. Но бывает.

- Так это все равно - от страха. Боишься, что попадет. А по справедливости - если что сделал не так, все равно ведь надо отвечать?

- Ну, надо.

- Вот и врать нечего. Все равно накажут.

- Значит, если я бояться перестану, и врать перестану?

- Конечно.

- Ага! А если я сам хочу сделать плохо! Ведь есть люди, которые врут, потому что сами хотят нарочно вредить.

- Это совсем другое. Это когда плохой и злой человек врет. А мы говорим про хороших. Нина-то в общем хорошая. Да и ты тоже. Вот вам и нечего врать. Надо только верить человеку.

- Ишь ты! - продолжал спорить Миша. - Я ему поверю, а он со мной несправедливо. Да разве можно всем верить? - воскликнул он, вспомнив про своего дядю. - Другой наобещает, наобещает, а сам…

И он так безнадежно махнул рукой, что Вера прижала ладошку к губам и спросила шепотом:

- У тебя тоже что-нибудь?

Она знала, что Мишке иногда здорово влетает от родителей, поэтому он убегает на сеновал. И всегда сочувствовала ему, забывая про собственные дела и тревоги. В эту минуту она забыла о своей ссоре с Ниной - готова была слушать Мишу. А он готов был ей все рассказать про дядю.

Но им помешал Павлик.