"Идет розыск" - читать интересную книгу автора (Адамов Аркадий Григорьевич)ГЛАВА VI Первые ударыОколо двенадцати часов на следующий день вся группа собралась у Цветкова. Были здесь и Откаленко с Шухминым. К счастью, они отделались только ушибами во время аварии на шоссе. Удар грузовой машины получился скользящим, к тому же обе машины шли в одном направлении, и «Волга» оказалась как бы снесенной в кювет. Сейчас у Игоря видна была лишь белая наклейка на щеке и небольшой синяк под глазом, а у Шухмина такая же наклейка красовалась на лбу, но Петр заметно хромал. — М-да… — недовольно процедил Цветков, оглядев обоих. — Хорошо еще так отделались. — Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, Федор Кузьмин, — бодро ответил Шухмин. А Лосев насмешливо прибавил: — Потери налицо, а что ты, интересно, нашел в том кювете? — Тебе бы там поискать, — сердито ответил Петр. — Зачем? Я в это время вот что нашел, — Виталий, улыбнувшись, кивнул на сидевшую тут же Лену. — Одного лейтенанта нашел, а другого чуть не потерял, — не остался в долгу Шухмин. И все сразу стали серьезными. — Как он, узнал? — обращаясь к Лосеву, строго спросил Цветков. — В госпитале, — вздохнул Виталий. — Ножевая рана. Но опасности для жизни нет. Сегодня меня к нему пустить обещали. — М-да… — снова еще недовольнее покачал головой Цветков. — Плохо получилось. Дорого заплатили. Правда, Лосев действовал в неожиданных обстоятельствах. — И действовал правильно, — хмуро вставил Шухмин. — Преступников установил и нашу задачу заодно выполнил. — Действовал правильно до момента задержания, — возразил Цветков. — А вот тут поторопился. Надо было разобраться и взять на себя Смолякова. — Точно, — Виталий досадливо ударил кулаком об ладонь. — Поторопился. Лена сидела внешне вполне спокойная и время от времени украдкой поглядывала на угрюмо молчавшего Откаленко. Она уже знала, что произошло после ее исчезновения, и все, что с ней самой случилось, почему-то сразу отступило на второй план. Она так ярко представила себе, что должны были пережить в тот вечер ее товарищи, сколько она доставила им волнений, что сейчас была полна нежной и виноватой благодарности ко всем им. А Игоря ей было так нестерпимо жалко, что она еле удержалась, чтобы не сесть с ним рядом, не сказать тихо хоть два слова, самых важных, самых, как ей казалось, нужных ему сейчас. Но она знала, что Игорь — самолюбивый, скрытный и сильный человек — никогда ей этого не простит. И заставила себя этого не делать. — Какие сообщения с дачи? — спросил Цветков у Вали Денисова. — Мы приехали туда в восемь тридцать, — ответил тот. — Гости уже разъехались. Говорили с Вовой, хозяином. — Ну, и что? — Во-первых, — как всегда обстоятельно начал докладывать Денисов, — он произвел на меня хорошее впечатление и говорил правду. — Точно. Хорошее, — подтвердил Лосев. — Случайный среди них человек. — Во-вторых, — ровным голосом продолжал Денисов, словно Лосев и не перебивал его. — Гости разъехались спокойно. Никаких подозрений в связи с отсутствием тех двоих не возникло. Лев Константинович их ранний отъезд даже одобрил. В-третьих, больше на даче никто не появлялся. Других сообщений нет. — А исчезновение Златовой их не встревожило? — спросил Цветков. — Не очень. Поняли, конечно, что убежала. Посмеялись над Глинским. Нина, правда, разохалась. А Глинский разозлился. — Куда делась та девушка, которая приехала с Шаниным? — Уехала со всеми. — И кто она такая, установить, выходит, не удалось? — продолжал спрашивать Цветков, на этот раз обращаясь к Лене. Та смущенно покачала головой. — Я ее даже не видела. — Так. Значит, из всей этой компании, — подвел первый итог Цветков, — мы не знаем, кто такая эта девица — ну, ее мы быстро установим, адрес у нас есть — и кто такой Лев Константинович. Второй раз он от нас ушел. — На машине Нины Сергеевны, — добавил Денисов. — Сотрудники ГАИ их пропустили, записав номера. Других инструкций они не имели. — И не могли иметь, — досадливо откликнулся Лосев. — Вести незаметное наблюдение за тремя машинами они не смогли бы. А Денисов опоздал. — Так, ведь… — начал было оправдываться Денисов. Но Цветков жестом остановил его. — Хватит, — коротко произнес он и добавил: — Тут все ясно. И ясно, что пока мы не установили, кто такой этот Лев Константинович. — Главарь, — убежденно откликнулся Лосев и иронически добавил: — Уважаемая Нина Сергеевна знает, кого выбирать в дружки. Юные увлечения кончились. — Ваше мнение? — обратился Цветков к Лене. Он вел себя с вей, как будто ничего особенного вчера не случилось, и она остается в его глазах умным и надежным сотрудником. Хотя на самом деле, и это все понимали, ее участие во вчерашней операции не только не принесло особой пользы, но и изрядно осложнило дальнейшую разработку опасной преступной группы. Ведь она все же весьма странно исчезла с дачи, и у кого-то это могло вызвать подозрение. Да и ее отношения с Ниной Сергеевной теперь неизбежно должны были осложниться. Как-никак та предала ее, и Лене полагалось серьезно обидеться. Это означало почти разрыв вместо желаемого сближения. Тем не менее Кузьмич вел себя, словно ничего особенного вчера с Леной не произошло и, как всегда, интересовался ее мнением. — Главарь, — подтвердила Лена. — И ее друг. Кроме того… он вовсе не Лев Константинович, оказывается. И кто он такой, не знает даже Нина. — Это она сама вам сказала? — насторожился Цветков и даже перестал вертеть в руках очки. — Это мне Глинский сказал. И добавил… — Лена на секунду задумалась. — Нет, он дал мне понять, что что-то про него знает. — Так, так. Это надо запомнить. Теперь еще вопрос, — продолжал Цветков, снова обращаясь к Денисову. — Как гости уехали, кто в какой машине, ты не спросил? — Спросил, — быстро, словно ожидая этот вопрос, ответил Валя. — Значит, так. Машин было три. С Ниной уехал один Лев Константинович. С Глинским уехали Коменков и та девушка Рая, которую Шанин привез. Ну, а Бобриков повез Катрин и Жанну. — Жанна работает вместе с Ниной, — пояснила Лена. — А Катрин — на какой-то промтоварной базе. — Так, — кивнул Цветков. — Теперь глядите, что получается. Значит, Шанин у нас. Смоляков скрылся. Остальные… — Надо брать Глинского, — с необычной для него злостью сказал Лосев. Цветков взглянул на него. — Это мы еще посмотрим, — ответил он и, сняв трубку одного из телефонов, набрал короткий номер. — Цветков говорит. Добрый день. Как почерковедческая экспертиза по Глинскому?.. Да? Прекрасно. Он положил трубку и посмотрел на сидевшего в стороне Албаняна, и тот невольно напрягся под его взглядом. — Глинского мы можем брать, — задумчиво сообщил Цветков. — Обе фальшивые доверенности заполнены им. И по кислоте, и по пряже. Вот только не рано ли? Что скажут коллеги? Албанян решительно кивнул головой. — Можно брать, — сказал он. — Надо брать! — добавил он запальчиво. — Он должен вывести нас на главаря. Быстро вывести. Связан напрямую. Не через Нину. Уверен. — А мы этим арестом главаря не спугнем? — с сомнением спросил Денисов. — Глинский нам его через три дня отдаст, увидите, — сказал Лосев. — Тот не успеет даже испугаться. — Мы еще можем спугнуть подпольных покупателей этой самой кислоты или, там, пряжи, — сказал Шухмин и, морщась, потрогал лоб. — Вон Лосев говорит, какой-то там Свиридов в Лялюшках уже напуган. Концы в воду упрячет и… — Нет, нет! — энергично перебил его Албанян. — Мы ему не дадим упрятать концы! Через час мы туда едем. — Кто там начальник подсобного цеха, ты еще не знаешь? — спросил Лосев. — Случайно, не Лев Константинович? Тогда поосторожнее. — Сомневаюсь, — покачал головой Эдик. — Но посмотрим. — Что ж, подведем некоторые итоги, — деловито и неторопливо произнес Цветков и повторил: — Кое-какие итоги. Значит, преступная группа включает в себя пока что, во-первых, этого самого Льва Константиновича… — Так называемого, — ядовито вставил Лосев. — Пока именно так и называемого. Допустим, это главарь. Затем идет Глинский. Он ищет фондодержателей и изготовляет фальшивые документы. Далее идет Шанин. Он являлся с этими документами и забирал товар. И, наконец, Смоляков, шофер. — Во втором случае, с пряжей, — вставил Албанян, — являлся и забирал товар кто-то другой. Возможно, и шофер был другой. — Верно, — кивнул Цветков. — Но пока нам известны вот эти. — А Бобриков? — спросил Лосев. — Он, ведь, где-то рядом. — Именно что, — с ударением произнес Цветков. — Рядом. Как, вот, и эта самая Нина, допустим, или Коменков, паршивец такой. — Но все трое могут пригодиться, Федор Кузьмич, — вставил Лосев. — Все трое что-то, да знают. — Конечно, — согласился Цветков. — Вокруг них мы еще поработаем. — Но аресты могут их тоже напугать. — Ну, и что? Они не скроются. Они станут только еще разговорчивее, — Цветков усмехнулся и тут же нахмурился. — И еще нам надо искать Смолякова. Мно-ого на нем крови, — и неожиданно обернулся к молчавшему Откаленко. — Ты, милый мой, как себя чувствуешь? — Хорошо, — сдержанно ответил Игорь. — Совсем хорошо? — Совсем. — Так, — удовлетворенно кивнул Цветков. — Что ж, тогда беремся за дело. Ты, Лосев, немедленно побеседуй с Шаниным, от него много ниточек тянется. И много у нас к нему вопросов. Правда, ты его и брал. Но парень он хлипкий. И на контакт легко пойдет. Ты, Денисов, получишь санкцию прокурора на арест Глинского. Дальше. Вы, Златова, позвоните этой самой Липе, поделитесь происшедшим, пожалуйтесь. Надо попробовать восстановить контакт с Ниной Сергеевной. Это тоже путь к их главарю. Ну, а вы, — обратился он к Откаленко и Шухмину, — сегодня свободны, — и многозначительно добавил: — Набирайся сил, Откаленко. Лосев вернулся к себе в комнату и сразу же вызвал Шанина. Конвой доставил того уже через несколько минут из соседнего здания. Впервые Виталий рассмотрел по-настоящему этого парня. Ночная схватка в счет не шла. Он производил на первый взгляд неплохое впечатление. Открытое, даже чем-то симпатичное лицо, пухлые губы, правда, чуть капризные, мягкая линия подбородка, чуть толстоватый, добродушный нос, обычно, видимо, веселые, голубые глаза и светлая, модно подстриженная копна волос. Фигура тонкая, даже изящная, узкие, нервные руки. Держался Шанин самоуверенно, даже вызывающе, хотя вид у него был неважный. После поездки в Лялюшки переодеться он не успел и потому был в стареньком сером костюмчике, еще более измятом после схватки на даче и ночи, проведенной в милиции. Под пиджаком был надет синий свитер. Здоровый румянец на щеках слегка потускнел, вокруг глаз легли тени, и пухлые губы были упрямо сжаты. Шанин сразу узнал Лосева. Насупившись, он остановился перед столом и, заложив руки за спину, с вызовом спросил: — Вы чего это рукоприкладством занимаетесь? Кто это вам позволил? Я могу и прокурору написать, имейте в виду. — Вот мы сейчас и разберемся, кто чего себе позволил, — усмехнулся Лосев. — А пока садитесь и отвечайте на вопросы. — Не желаю я отвечать на ваши вопросы, — капризно ответил Дима и уже совсем другим, деловым тоном спросил. — Закурить найдется? Забыл свои в машине. — Найдется. Да вы садитесь. Виталий придвинул к нему сигареты и зажигалку. Шанин опустился на стул, жадно закурил и, видимо, стал успокаиваться. — Так вот, раз вы отвечать на мои вопросы не хотите, — сказал Виталий, — тогда послушайте, что я вам скажу. — Пожалуйста, — великодушно согласился Шанин, небрежно разваливаясь на стуле. — Во-первых, — сухо произнес Виталий, — как легко догадаться, вы арестованы. И перед вами сейчас не ваши дружки, Бобриков или Витик-Шпунтик, то есть Коменков, а инспектор уголовного розыска, старший лейтенант Лосев. Поэтому прошу сесть, как положено в такой ситуации. Неизвестно, что произвело на Шанина большее впечатление, официальное напоминание Лосева об аресте или его проявившаяся вдруг осведомленность, но Дима требование Лосева выполнил, снисходительно пожав при этом плечами. А Виталий сказал все это спокойно, даже как-то буднично и совсем не враждебно. Он еще искал нужную интонацию для предстоящего допроса. Можно было сразу же попробовать запутать, подавить этого парня, явно еще зеленого и неопытного, чтобы заставить его разговориться. А можно было его разозлить, раздразнить, и в какой-то момент он наверняка потеряет контроль над собой, «заведется» и, конечно же, проговорится. Но был и третий путь — заставить этого парня задуматься, здраво оценить ситуацию, в которую он попал, и выбрать ту линию поведения, которая сейчас выгоднее всего для него. Но вот способен ли Шанин сейчас задуматься, в этом Виталий не был уверен. Парень-то был лишь чуть-чуть знаком, только по его поведению в бухгалтерии, да и то со слов Риты, и еще по каким-то отдельным словечкам там, в Лялюшках, во дворе Свиридова, сообщенным Пенкиным, наконец, по тому, как он вел себя в момент схватки на даче, как растерялся, как неумело и неуверенно пытался сопротивляться. Эх, почему только первым шел к машине он, а не убийца Смоляков со своим ножом! Но эта досадливая мысль, сейчас лишь отвлекавшая и совсем неуместная, промелькнула в голове Виталия мгновенно и тут же исчезла. Что было, то было. А сейчас перед ним сидел Шанин, и известно о нем совсем мало. И потому Виталий вовсе не был уверен, сумеет ли этот парень задуматься, серьезно и здраво оценить опасную ситуацию, в которую попал. Хотя Виталий никакой симпатии к нему не испытывал, более того, он был ему неприятен и враждебен, однако с момента, когда тот попал к нему, Виталий ощущал какую-то неизбежную ответственность за этого парня. И еще Виталий знал, что такое первый допрос, как много от него зависит. В этом первом допросе следовало принять свойственную Виталию интонацию, которая обычно приводила к нужному результату, к малому или большому, но выигрышу, а то и к победе. Все эти мысли и расчеты лишь промелькнули в голове Виталия, он их и не думал формулировать, а как бы ощутил в ходе начавшегося уже допроса, который от этого вовсе не прервался, и, как только Шанин послушно изменил позу, Виталий продолжал: — …А, во-вторых, я хочу, чтобы вы до конца поняли ситуацию, в которую попали. Мы, как вы можете тоже легко догадаться, оказались на той даче не случайно и арестованы вы тоже не случайно. — Это еще посмотрим, случайно или нет, — нервно и с угрозой произнес Шанин. — Когда отец узнает… — Обязательно узнает, а как же, — подтвердил Виталий все тем же ровным, спокойным тоном, заметив про себя, однако, эту неоконченную фразу. — А посмотреть мы и сейчас посмотрим, случайно вы арестованы или нет. — Даже интересно, — с показным безразличием усмехнулся Дима. — Ничего тут интересного нет, Шанин, — вздохнул Виталий. — Сами знаете. Тут все очень серьезно и печально. Потому что вы совершили опасное преступление, даже два. Потом я предъявлю вам доказательства, а пока… — Нет! — запальчиво воскликнул Дима. — Вы мне их сразу предъявите! — Хорошо. Но сначала я вам эти два преступления назову, хотя вы и сами их прекрасно знаете. — Нет, не знаю! Не знаю, представьте себе! — Ну, ну. Не надо так нервничать, — усмехнулся Лосев. — Так вот, ваше первое преступление. Вы получили десять тонн лимонной кислоты по фальшивой доверенности и чужому паспорту на имя некоего Борисова. Вспоминаете? — Нет! — Вот это уже глупо, Шанин. Мы предъявим вас работникам бухгалтерии того завода, и вас все опознают. Неужели не ясно? Дима молчал, нервно куря сигарету, и смотрел в пол. Видно было, что о такой возможности он, действительно, не подумал. — Второе ваше преступление еще опаснее, — продолжал Лосев. — Вы — соучастник убийства и покушения на второе. Там, в воротах завода. Это вы тоже, надеюсь, вспоминаете? — Нет! Я никого не убивал!.. — испуганно закричал Дима, и губы у него запрыгали. — Никого!.. Я… Я не вел машину! — Это верно. Машину вел… Кто вел машину? — Водитель вел!.. Семен!.. А я… — А вы сидели рядом. Может быть, вы ему и велели задавить того старика? — Вы что, с ума сошли?! — Дима рывком подался вперед. — С ума, да? — Скорее сошли в тот момент с ума вы. И Смоляков. Человек-то, ведь, погиб, Шанин. А девушка оказалась в больнице. — Это не я!.. Я никогда… Что вы!.. — на глазах у Шанина навернулись слезы. — Вы давно знаете Смолякова? Вы знаете, что он уже был однажды осужден, причем за разбой? — Ничего я не знаю! Ничего! — Но самого-то Смолякова знаете? — Ну, так… немного… — Вот что, Шанин, — решительно сказал Лосев. — Давайте говорить серьезно. Потому что положение ваше тоже серьезное. Вы это уже видите, надеюсь. О Смолякове вам придется вспомнить все, что вы о нем знаете. О других ваших дружках тоже. Двоих я вам уже назвал. Назову и остальных. Но сначала поговорим о вас самих. Я хочу вас понять, хочу узнать, как вы докатились до всего этого. — Вас это не касается, — Шанин упрямо поджал губы. — Я не собираюсь исповедоваться. — Поймите, это в ваших же интересах, — не отступал Виталий. — Лучше, чтобы я вас понял. Вот сами смотрите. Моя задача, моя и моих товарищей, — до конца раскрыть преступление и задержать преступников. Первым оказались задержанным вы. Но вы, слава богу, сошка мелкая, на вторых ролях, так сказать. Убийца не вы, согласен. Но соучастник вы или нет? Пособник или нет? Дальше. Ведь хищение кислоты на огромную сумму совершили вы. Но разве вы инициатор, организатор, главарь? А ведь это хищение не просто крупное, а особо крупное. Чувствуете разницу? Так зачем же вам первым и единственным лезть в петлю? Вы что, хотите пожертвовать собой? Все взять на себя? Не думаю, признаться. И ради чего? Рассуждайте, Шанин. Спокойно и логично рассуждайте. Про нервы, про упрямство и амбицию, про всякие там симпатии и обещания сейчас надо забыть. Вы же видите, что произошло с вами и куда все идет. Дима молчал. Он уже погасил сигарету и теперь сидел, охватив руками колено, и тревожно, напряженно смотрел в пол ничего не видящими, отсутствующими глазами. Кажется, он начинал кое-что понимать. — Вы арестованы, — продолжал Лосев. — И это позволяет сказать вам то, чего бы я не мог вам сказать, будь вы на свободе. Так вот. Схема хищений, в которых вы принимали участие, нам ясна. Глинский изготавливал фальшивые доверенности — он, кстати, сегодня или завтра будет тоже арестован, — а вы получали по ним фондируемое сырье. — Я всего один раз получил, — нервно сказал Дима, не отрывая глаз от пола. — Вряд ли. Откуда бы тогда такая наглость, такая развязность. Вы только вспомните, как вы себя вели в бухгалтерии завода. Как привычно вы себя вели там. — Я всегда себя так веду. Это мой стиль. Ну, такой я, да. Что из этого? — Дима, наконец, оторвался от пола и теперь с вызовом смотрел на Лосева. — Я еще не все про вас сказал, — неприязненно заметил Виталий. — Надо бы добавить, что совести у вас нет, что любите широко и легко пожить. Так, ведь? В ответ Дима усмехнулся, презрительно и небрежно. — Ну, допустим, что так. А у кого есть совесть? Все хотят жить широко. Виталий тоже усмехнулся. — А, ведь, кое в чем вы правы, — сказал он. — Все хотят как можно лучше жить. И вы, конечно, тоже. Но даже если отбросить совесть, а к ней мы еще вернемся, и рассуждать чисто практически, то вы выбрали не лучший путь к хорошей жизни. Ну, повеселились вы, легко и широко пожили… ну, сколько месяцев вы участвуете в преступлениях?.. Говорите, говорите, Шанин. Это не так уж и опасно для вас. — Я не собираюсь… Хотя, что тут такого? — сам себя перебил Дима и с вызовом сказал: — Ну год, для круглого счета. — Вот. Веселились вы год. А вы знаете, сколько лет теперь вы будете вести очень скучную и очень трудную жизнь? — Риск, конечно, — Дима как можно небрежнее пожал плечами, но вдруг поднял глаза на Лосева и неуверенно спросил: — Сколько мне дадут, как думаете? Ну, если я, допустим, признаюсь. — Дело не только в признании, Шанин. Если хотите знать, оно нам в данном случае не так уж и нужно. Все будет доказано и без него. Сами видите. Оно больше нужно вам самим. Но за признанием суд должен увидеть раскаяние. Вот в чем дело. И тогда срок наказания, конечно, будет меньше. Да это вы все сами, наверное, знаете. Вы работаете в ПТУ? — Да… — Что преподаете? — Рисование. Там по программе это требуется. — Что же вы окончили? — Институт культуры. — Там вы и познакомились с Коменковым? — Там, — неохотно подтвердил Дима. — Тогда не институт культуры, а всего лишь училище? — Какое это имеет значение? Хотел в Суриковское, но, конечно, не прошел. Папаша не пожелал раскошелиться. — Считаете, надо было взятку дать? — А вы как считаете? — с вызовом спросил Шанин. — Я считаю по-другому. И, видимо, ваш отец тоже. Кстати, не каждый и возьмет. Вот ваш отец, видимо, не возьмет взятку, если отказался ее дать. Впрочем, ладно. Вернемся к делу. Сейчас, Шанин, надо спасать то, что можно еще спасти. — Что ж теперь спасать? — уныло спросил Дима. — Хана мне. — Первое — это надо отвечать на вопросы и не брать на себя чужую вину. — А второе? — Ну, второе — это думать. Необходима переоценка ценностей. Только это от вас сейчас ждать рано, я понимаю. — Да, ладно. Не крутите, — махнул рукой Дима. — Задавайте ваши вопросы. Попробую ответить, если смогу. — Что ж. Для начала и это неплохо. Зачем ездили вчера в Лялюшки, к Свиридову Петру Савельевичу? — И это знаете? — удивился Шанин. — И это. Так зачем? — Отвезли ему конверт. Письмо. — Письмо? — Ну, там, кажется, и деньги были. — Вот это уже точнее. От кого деньги? — А я знаю? — Знаете. Конечно, знаете, — улыбнулся Виталий. — Я и то знаю. От Льва Константиновича, так, ведь? Дима быстро взглянул на него и вздохнул. — Играете со мной, как кошка с мышью. А сами все знаете. — Я с вами не играю, Шанин, — серьезно возразил Виталий. — Я в такие игры играть не умею. И, к сожалению, не все знаю. Вот, например, Лев Константинович, кто он такой? — Не знаю. Вот честно вам говорю, не знаю. Я и конверт тот не от него получил. — От Нины Сергеевны? — Вот именно, — Дима обескураженно покачал головой. — Ну, чистые кошки-мышки. Чего только зря спрашиваете? — Не зря, — улыбнулся Виталий. — Совсем не зря. Ну, а где живет Лев Константинович, как его фамилия? Вот этого я, действительно, пока не знаю. — И я не знаю. Я же вам сказал. Виталий почувствовал искренность в голосе Димы. «Правильный все-таки путь, — удовлетворенно подумал он. — Тут, кажется, не все еще потеряно с этим парнем». — Ладно, — вздохнул Виталий. — Я вам верю, Шанин. Представляете, какой прогресс? Ну, а кто такая Рая, вы ее привезли вчера на дачу? — Севка велел. Его кадр… Знакомая то есть. — Зачем она ему понадобилась? — Ну, как «зачем»? Тоже мне вопрос. — Нет, вы не то подумали, Шанин. Тут, я полагаю, причина другая. Где она работает, знаете? — А-а, кондитерская фабрика? Ха! Я даже не допер, — Дима слегка оживился. — Точно. Ну, вы даете. — Могли бы сообразить и вы, — усмехнулся Виталий. — Обычная же его тактика. — Точно. — Но вот Лев Константинович. Как до этого волка добраться? Посоветуйте, Шанин. Где вы сами с ним встречаетесь? Виталий спросил это так открыто и доверительно, что Дима невольно посмотрел на него с удивлением. — Да, да, — подтвердил Лосев. — Разговор у нас теперь идет начистоту. Так, ведь? — Что поделаешь, — криво усмехнулся Шанин. — Надо спасать шкуру. Виталий покачал головой. — Дело не только в шкуре. Это вы потом поймете. Так где вы сами с ним встречались, с Львом Константиновичем? — Нигде, в том-то и дело. Все мне Нинка дала: и доверенность, и паспорт. И ехать куда объяснила. — Эх, жаль, — невольно вздохнул Виталий. — Чего жаль-то? Через нее и доберетесь. — Жаль, что еще один человек, оказывается, в преступление втянут, — пояснил Виталий. — Нину эту жаль, если хотите знать. — Нет, вы все-таки странный какой-то, — покачал головой Дима и усмехнулся. — Вам-то чего жалеть? — Не странный я. Потом поймете. — Больно много вы на «потом» оставляете. — Ничего. Времени подумать у вас тоже хватит. А сейчас вернемся к вопросу о совести, остатки которой, мне кажется, у вас все же есть. — Ни у кого ее нет. — А вот посмотрим. Итак, у вас на глазах был убит старик вахтер, Степан Ильич Сиротин, очень хороший человек… — Не успел я его остановить, Семена, — быстро сказал Дима. — И помешать не успел. Он же сбесился просто. — Осуждаете, значит? — Ясное дело. Только этого не хватало. И еще, подлец, на девушку наехал. Ну, зачем на девушку? — с надрывом спросил Дима. — Я… Ну, как вам сказать?.. Чуть с ума не сошел, слово даю… Снилась мне эта девчонка… Я же ее разглядел… — А Смоляков как? — А никак. Страшный человек. Сам его боюсь, слово даю. — Вот, — улыбнулся Виталий. — Все это первый симптом наличия совести, учтите. Только еще первый, правда. Шанин посмотрел на Виталия и невольно улыбнулся в ответ, такая обаятельная улыбка была у этого долговязого парня, сидевшего напротив него. Дима улыбнулся и тут же невесело вздохнул, словно сомневаясь в самом себе. — Только первый, — повторил Виталий. — Ну, а второй симптом совести — это, как бы сказать, жажда возмездия за зло. Притом справедливого возмездия. Сами подумайте, разве можно такое прощать? — Ну, конечно… — неуверенно произнес Дима. — Нельзя… Виталий строго посмотрел на него и медленно, со значением, сказал: — Это зверь, сами видите. Его надо задержать как можно быстрее. Он же в любой момент может пойти на новое убийство. Вы понимаете? В любой момент! От этого тоже можно потерять сон. От мысли, что в любой момент… Поэтому я вас прошу, скажите мне все, что вы о нем знаете. — А что я знаю?.. Совершенно ничего не знаю… — растерянно ответил Шанин. — Приходит… Уходит… Даже, где живет, не знаю. Слово даю. — Вот вы ехали с ним в машине, долго ехали, несколько часов. Первый раз с этой кислотой, потом вот вчера. Что он по дороге рассказывал? — Ну, про пьянки всякие. Компании… Про женщин… — Имена называл какие-нибудь? — Имена?.. Не помню… Ах, да! Ивана какого-то называл. Давний, значит, его кореш. Почему-то они расстались. Семен в Москву рванул, а этот Иван — на юг куда-то. Да, еще он женщину у Семена увез, вот в чем дело. — Выходит, целую историю рассказал? — Ага. Полдороги травил. Это когда мы кислоту везли. — А женщину ту как зовут, он не сказал? — Женщину?.. Вот не помню. А как-то называл, ведь… — Шанин задумался. — Марина… Маруся… Помню хорошо, на «эм» начинается… Кажется, все-таки Марина. — И где они теперь, эти Иван и Марина? — Вот, где-то на юге. Ох, и зол он на них… Вот их он может… — Так, так… — задумчиво произнес Виталий, — интересно, — он посмотрел на Диму и улыбнулся. — А говорите, совести у вас нет. — Я вообще говорил, про всех. И в других вопросах. — А вообще говорить об этом нельзя. Это всегда конкретно. Я, вот, знаю немало людей, которые совершили в свое время что-то плохое, постыдное, даже преступление, а совесть у них оказалась, совесть все же проснулась или удалось ее разбудить. — А других, значит, не знаете, у которых ничего не проснулось и ничего разбудить не удалось, нет таких, да? — саркастически усмехнулся Дима. — Почему же? Конечно, знаю. Есть такие. Но не все такие, вот к чему я это сказал. Не все, как вы думаете. Хотя, самое интересное, что и вы тоже так не думаете, — засмеялся Виталий. — Да, да, спорить могу. — Ну, не все, так большинство. — А мы с вами, выходит дело, меньшинство? Избранное, так сказать? — Вы меня не ловите, — упрямо мотнул головой Дима. — И не агитируйте. — Да нет, что вы, — махнул рукой Лосев. — У меня поважнее дела есть, — он усмехнулся. — А для агитации время еще будет. Вот пока какой еще вопрос к вам. По другой доверенности, изготовленной тем же Глинским, было получено несколько тонн пряжи на комбинате верхнего трикотажа… — Я не получал, слово даю! — поспешно воскликнул Дима, прижимая руки к груди. — Это я и без вашего слова знаю, — досадливо возразил Виталий. — А вот кто получал, как вы думаете? — Не знаю. Мне об этом не докладывают. Когда это было? — Месяца четыре или пять назад. — О-о, тогда я еще не был удостоен доверия, — усмехнулся Дима. — А говорите, год ведете веселую жизнь. — Ну, терся где-то рядом. Нинку знал, Севку. — Бобрикова? — Валерку? Знал, как же. — Коменкова? — Ну, этот и сейчас не удостоен. — И все же, кто мог получить пряжу, как вы думаете? Рыжеватый, молодой мужчина, с усиками, в очках… Шанин, подумав, покачал головой. — Нет… С усиками? Не знаю… — А без усиков? — усмехнулся Лосев. — А без усиков, рыжеватый и в очках у нас один Валерка, — засмеялся Дима. Лосев весело кивнул. — А что? Неплохая идея. Усики, ведь, можно и приклеить. Ладно. Подумаю. И вы тоже. Обо всем, что с вами случилось. Хорошо еще, что вы первый арестованы. Впрочем, это вы сейчас тоже не поймете. — Я и потом не пойму. Может, сразу объясните? — Что ж, попробую. Чем черт не шутит. Дело вот в чем. Если бы вы попались вторым или, допустим, третьим, то все, что вы мне сегодня рассказали, нам бы сообщили другие. Ну, не сразу, возможно, но сообщили бы. Или мы в конце концов узнали бы сами. И у нас с вами не получилось бы такого разговора. Я бы вас не узнал так хорошо, как сейчас, да и совесть у вас, возможно, не откопал бы. — Очень вам моя совесть понадобилась? — насмешливо спросил Дима. — Представьте себе. — А зачем? — Ну, как сказать? На будущее. Вы же когда-нибудь и на свободу выйдете. Вот она вам и пригодится. Дима вздохнул. — Вы, я гляжу, шутник. — В каждой шутке лишь доля шутки, — многозначительно сказал Виталий. — И потом, не задержи мы вас, вы бы, не дай бог, еще чего-нибудь выкинули. А так, все, Что есть, то есть. А больше не надо. Уже, знаете, спокойнее. — Нет, я просто таких, как вы, только в кино смотрел! — воскликнул Дима. — Или по телику! Ей богу! А вы живой, оказывается! Ну, МУР! Ну, дает! — Не надо аплодисментов, Шанин, — строго сказал Лосев. — Положение ваше остается весьма незавидным. Думать обещаете? — А больше мне нечем у вас заниматься. — Вот и отлично. Завтра вас официально допросит следователь. Лосев вызвал конвой. В тот день пришлось изрядно поволноваться Вале Денисову. Исчез Глинский. Он вместе со всеми уехал с дачи, но в Москву не вернулся. Он даже не выехал на шоссе. Проезд двух машин был зафиксирован постом ГАИ. Одну вела Нина, с ней ехал ее дружок, полный, седоватый Лев Константинович, здесь приметы полностью совпали, да и номер машины был известен. Вторая машина была Бобрикова, там находились и обе девушки. А вот третья машина, Глинского, мимо поста ГАИ не прошла. Однако поиски ее начались не сразу, ибо полагали, что она всего лишь задержалась: ведь из поселка имелся только один автомобильный выезд — к шоссе. И не было, казалось, у Глинского оснований искать другой путь: никакой тревоги после ночного «отъезда» Смолякова и Шанина не возникло, а бегство Лены вообще никто всерьез не принял, хотя Глинский был обозлен, а Нина заметно расстроилась. Однако гости покидали утром дачу вполне спокойно. Что же случилось с Глинским, куда он делся? А, ведь, в его машине находились еще Коменков и Рая. Немедленная проверка Коменкова показала, что и он, видимо, в Москву не вернулся. Во всяком случае дома он обнаружен не был и на работе, конечно, тоже. Все эти тревожные факты были уже установлены к тому времени, когда Денисов получил приказ задержать Глинского. С этого момента поиск принял организованный и широкий характер. Специалисты обследовали путь машин от дачи, через поселок и грейдер, к шоссе. К сожалению, все три машины оказались одной марки и модели, следы их колес перепутались, индивидуализировать их не было возможности, тем более что продолжавшийся все утро дождь сильно размыл следы, а местами они просто пропали. Вторая группа сотрудников осмотрела поселок. Это тоже была непростая работа, ибо дач в поселке было много. Однако к концу дня после тщательной проверки установили, что ни в одной из дач посторонние люди не появлялись. Наконец, третья группа работала в Москве по уже известным связям Глинского и Коменкова, поскольку нельзя все же было бесповоротно отмести версию, что каким-то образом Глинскому удалось незаметно проскочить пост ГАИ и вернуться в Москву. Однако и это пока ничего не дало. Впрочем, здесь следовало иметь в виду, что далеко не все связи Глинского и Коменкова известны. Но оставался еще один путь для поиска. Это — неведомая пока Рая, приблизительный адрес которой был известен. Если к тому же учесть, что была обнаружена плохая, разбитая и давно брошенная проселочная дорога из дачного поселка в направлении, прямо противоположном шоссе, по которой машина Глинского хотя и с трудом, но могла проехать, то версия «Рая» требовала отработки. Поэтому в небольшой подмосковный городок была отправлена оперативная группа. К концу дня стало известно, что Рая домой не возвращалась. Вечером расстроенный и вконец измотанный Денисов докладывал о своих неудачах Цветкову, который молча его слушал, крутя в руках очки, потом, вздохнув, сказал: — М-да… Бывает и так, бывает, — он досадливо потер ладонью ежик седых волос на затылке. — Что-то, выходит, мы не учли. Или еще не узнали. Или что-то неожиданное произошло. — Его величество случай, — усмехнулся присутствовавший тут же Лосев. — Именно что, — произнес с ударением Цветков. — Давайте, милые мои, дальше соображать. Этого гуся надо брать побыстрее. — Могли давно взять, — сказал Лосев. — А то водили, водили и доводились, черт бы его побрал. — Не могли мы его раньше брать, сам знаешь, — покачал головой Цветков. — Прокурор санкции бы не дал. Единственная реальная улика против него появилась только сегодня — почерковедческая экспертиза дала. Вот тут уж никуда не денешься. — И так было видно, — Лосев махнул рукой. — Впрочем, согласен, конечно. Да и чего теперь говорить. А искать его больше пока негде, Федор Кузьмич. — Пока, — многозначительно заметил Цветков. — Пока. А вот завтра… Завтра ты в этом смысле поговори еще раз с Шаниным. Вроде контакт у тебя с ним установлен, как считаешь? — Надеюсь. — Вот и поговори. Может, он еще какие связи Глинского даст. Хотя до завтра еще целая ночь впереди. Где наши его ждут? — обратился Цветков к Денисову. У того от усталости слипались глаза. — Всюду ждут, — ответил он. — Думаю, все же появится, — убежденно сказал Цветков. — Просто что-то случилось. …А случилось самое простое и в то же время неожиданное. Не успел Глинский выбраться на машине из дачного поселка, как внезапно мотор заглох. Никакие попытки снова его завести не помогли. Видимо, засорился карбюратор. Сам Глинский, а тем более Коменков в этих делах ничего не понимали, и помощи искать было негде, все дачи вокруг оказались пустыми. В конце концов машину пришлось руками затолкать куда-то в кусты, а самим пешеходной дорожкой отправиться к станции. В Москве решено было неприятное происшествие сгладить приятным обедом в ресторане с соответствующей выпивкой, конечно. После чего развеселившийся Коменков потащил всех к какому-то приятелю. — А у меня деловой разговор с Раечкой, — упрямо, хотя и не очень твердо объявил Глинский. — Ей-богу, деловой. Правда, Раечка? — Нет вопроса! — весело откликнулся Коменков. — Генка вернется только в семь, после работы. Ключи тут, — он похлопал себя по карману и лукаво подмигнул. — А у меня есть тоже деловой разговор, только в другом месте. Так что на время расстаемся, и все дела. Принято? Вечером веселье продолжалось уже на квартире некоего Гены. А затем последней электричкой Раю отправили домой. Приятели распрощались, и сильно подвыпивший Глинский, подхватив такси, направился к себе, по дороге пытаясь сообразить, как ему завтра притащить в Москву свою собственную «тачку». Однако в подъезде дома его размышления были не очень вежливо прерваны. Глинский попытался было сопротивляться. В результате слегка помятый он очутился уже совсем в другой машине и был доставлен на Петровку. А утром злой, невыспавшийся, но вполне протрезвевший Глинский предстал перед Лосевым. — Так, так, — насмешливо сказал Виталий. — Что-то неважный у вас вид, Глинский. Плохо спалось после всех попоек? — Не ваше дело, — со злостью отрезал Глинский. — На каком основании меня задержали, извольте сообщить. — Вас арестовали, а не задержали. На основании санкции прокурора. — А я ничего не совершил. Это произвол, понятно вам? — Вот и разберемся. — Что ж, — Глинский поудобнее расположился на стуле, — надеюсь, разберемся мы с вами быстро. А вам вопрос задать можно? Теперь уже усмехнулся Лосев. — Что ж, в порядке исключения, задавайте. — Кто, интересно, вам на меня пожаловался, кто оклеветать посмел? Уж не Леночка ли некая, а? — Кто такая? — сдержанно осведомился Лосев. — Знакомая. Да нет… Вы ж меня по адресу взяли. А она… И вообще такие сведения вы обязаны скрывать. Я не подумал. Извините за наивный вопрос. Глинский постепенно осваивался с обстановкой и все больше наглел. Черные глаза его зло поблескивали, на сухом, крепком лице появилась и уже не сходила ироническая усмешка. — Так что спрашивайте, спрашивайте, — снисходительно разрешил он. — По мере сил буду отвечать. — Что ж, попробуем, — согласился Лосев. — И для начала очертим круг ваших знакомых. Даже два круга. Вот первый. Маргариту Евсеевну знаете? — Ну, допустим, знаю. Что из этого? — Веру тоже знаете, Хрисанову? — Знаю. — А Раю? — Вы что, — насмешливо поинтересовался Глинский, — по моим амурным делам специализируетесь? С кем, значит, спал, да? А я, знаете, джентльмен и на такие вопросы… — Какой вы джентльмен, я знаю, — невольно сорвавшись, угрожающе сказал Лосев и, досадуя на себя, уже ровным тоном переспросил. — Так Раю знаете? Глинский бросил на него настороженный взгляд. — Знаю, — коротко ответил он. — Пока все, — заключил Лосев. — По первому кругу знакомств. Теперь второй круг. Шанина Диму знаете? — Представьте себе, знаю, — с вызовом ответил Глинский. — Бобрикова? — Тоже знаю. — Нину Сергеевну? — Знаю. С каждым новым именем настроение Глинского все больше портилось. Он начинал злиться и трусить тоже. Лосев делал вид, что ничего не замечает, и все так же спокойно и ровно продолжал спрашивать. — А Льва Константиновича знаете? — Знаю… — в голосе Глинского впервые мелькнула неуверенность. — Виктора Коменкова? — Ну, и этого знаю. Что из того? — А вы не догадываетесь? — Даже не собираюсь догадываться. И вообще… — Глинский начинал нервничать. — Бросьте ваши дурацкие вопросы. Я вам могу еще сотню знакомых назвать. — Не надо. Пока хватит, — возразил Лосев. — Это, ведь, не только круг ваших знакомых, но и круг известных нам дел, точнее, преступлений. И вы все прекрасно уловили, не притворяйтесь. — Вы мне лучше загадки не загадывайте, — угрожающе произнес Глинский. — А то я вообще больше слова не скажу, увидите. — Ладно, — покладисто, даже охотно согласился Лосев. — Не буду загадывать загадок, — и, неожиданно вынув из папки изготовленную Глинским доверенность, резко спросил: — Вы писали? Глинский бросил взгляд на бланк, секунду помедлил, потом нахально посмотрел Виталию в глаза и с вызовом сказал: — Ну, я. Лосев вынул вторую доверенность. — А эту? — Ого! Какая коллекция! Ну, и эту писал. — Такое признание делает вам честь, Глинский, — усмехнулся Виталий. — Выходит, сообразили, что отпираться бесполезно? — Что я сообразил, вас не касается. — Ладно. Так кто же вам платил за эту работу? — Никто. Так, знаете, баловался, — насмешливо ответил Глинский. — Ну, побаловались и кому отдали? — Выбросил. И кто-то, видимо, подобрал. — Так. Значит, на вопросы отвечать не желаете? — А вы это только что сообразили? — А вы сообразили, почему прокурор дал санкцию на ваш арест? Это был для Лосева тот редчайший случай, когда человек оказался до такой степени враждебен и ненавистен ему, даже как-то внутренне неприемлем что ли, что контакт с ним никак не возникал, просто не мог возникнуть. И Виталий сам начинал нервничать. Между тем, задача допроса была очень сложной. Чтобы дело двинулось дальше, требовалось не только изобличить Глинского и заставить признаться во всем, но добиться от него новых сведений, самых опасных для Глинского и поэтому тщательно им оберегаемых. А для таких признаний следовало заставить его прежде всего задуматься и еще — разбудить страх за собственную шкуру. И Виталий попытался взять себя в руки. — Я почему-то надеялся, Глинский, что вы поведете себя умнее. Неужели не поняли, что я не случайно очертил два круга ваших знакомств? — А вот не понял, представьте себе. — Ну, что ж делать. Тогда на время отложим эту тему. Скажите, Глинский, почему вы работаете вахтером? — К вашему сведению, у нас любой труд почетен. — А какое у вас образование? — Вас не касается. Впрочем… ну, кончил педагогический. Так сказать, учитель. — Почему же стали вахтером, интересно? — Вам в самом деле интересно? — насмешливо полюбопытствовал Глинский. — В самом деле, — вполне искренне ответил Виталий. Глинский, видимо, его искренность уловил, и это ему польстило. Ведь в данном случае интерес проявлялся к нему самому, а не к его поступкам, как до сих пор. А собой Глинский всегда необычайно, высокомерно гордился и ставил себя куда выше остальных людей. — Почему вахтером? — снисходительно переспросил он. — Пожелал. Больше, знаете, свободного времени… для самообразования. И вообще, — он пожал плечами, — карьеру делать не хочу, строить там что-то — тоже не хочу. Не по мне это, товарищ… — Гражданин. — Да. Кстати, не знаю вашей фамилии. Какое-то у нас с вами одностороннее знакомство, я бы сказал. Это стесняет. — Вот это верно, — согласился Виталий. — Извините, — и представился. — Инспектор уголовного розыска, старший лейтенант Лосев. — Очень рад, — иронически поклонился Глинский. — Так вот, старший лейтенант, каждый живет, как умеет, как устроен. У меня другие радости в жизни. Вот, например, женщины. Это прекрасно! — И деньги? — И деньги, — охотно согласился Глинский, ехидно блестя глазами. — Вам это, конечно, чуждо, я понимаю. — Почему же? Но вахтер получает мало. — Зато остается время для приработков. Надо спешить пользоваться жизнью. Она коротка, к сожалению, и радости ее тоже. — И вы своей жизнью довольны? — Вполне. Только оставьте меня в покое. — Исключается. Самой вашей жизнью. Входит, так сказать, в условие. И при таких условиях жизнь ваша не так уж привлекательна, мне кажется. Скажите, у вас еще не было судимости? Мы не успели проверить. — Можете не проверять. Не было. — Тогда понятно. Ваша жизнь этой стороной к вам просто еще не повернулась. Но учитывать это вы должны были как умный человек. Порок-то, ведь, всегда наказывается. Это еще, кажется, в библии сказано. Ну, допустим, получили вы от Льва Константиновича какую-нибудь жалкую тысячу рублей. — Ну, знаете! Вы меня… — Пожалуйста, — прервал его Виталий, словно его интересовали не факты, а сам спор о жизни. — Допустим, вы получили даже пять процентов от… — Десять! — в свою очередь запальчиво оборвал его Глинский. — Десять, не меньше! — Пусть даже десять. Но сегодня он их вам вручил, а завтра… — И не завтра! А сегодня же я на них куплю что хотите, любую машину, пол-«Березки», любую женщину, наконец! Согласитесь, здесь стоит рискнуть, черт возьми! — Глинский, блестя глазами, зло стукнул кулаком по колену. — Это не риск, — возразил Лосев. — Это всегда в конечном счете проигрыш. Катастрофа. Об этом Лев Константинович вас, конечно, не предупредил, когда пригласил, а точнее, заманил… — Никто еще меня обмануть не пытался, имейте в виду, — гордо заявил Глинский. — И ни у кого это еще не получалось. Если хотите, я пришел сам. — Э, бросьте. Куда это вы сами пришли? Куда вы можете прийти сами? — пренебрежительно махнул рукой Лосев. — Не в том дело. Конечно, он не давал объявление в «Вечерке», мол, «требуется», — с тем же напором продолжал Глинский. — Конечно, меня к нему привели. Та же Нинка, которую вы назвали. Но условия ставил я! Можете у него самого спросить. — И спросим. — Вот, вот. И спросите. И у Нинки можете спросить. — И у нее спросим. Только вряд ли они оба захотят об этом говорить. — Да им это ничем не грозит, будьте спокойны. — А не скажут они, что организатор всего этого вы? А, допустим, тот же Лев Константинович вообще в этом не замешан? В самом деле, вы смотрите, что получается. Вы изготовили фальшивые доверенности, вы через ту же Маргариту Евсеевну нашли подходящего фондодержателя и через Веру тоже. Затем вручили эту доверенность, скажем, Шанину, и тот, со Смоляковым, это шофер… — Да знаю я его, — отмахнулся неожиданно встревожившийся Глинский. — …Так вот, Шанин со Смоляковым получили после этого товар и отвезли, допустим, в цех к Свиридову, в Лялюшки, есть, знаете, такая… — Знаю, — вновь напряженно оборвал его Глинский. — …Вот они и отвезли. И все. Причем здесь Лев Константинович, спрашивается? — Причем? — слегка обескураженно переспросил Глинский. — А идея чья? А кто, извините, всех собрал, дал задания? — А он разве письменные указания какие-нибудь давал вам? Или свидетели тут были? Да вы просто хотите утопить невинного человека, вы и тот же Шанин, если он такие же показания даст. Хотите снять с себя дополнительную ответственность, как главарь. Тяжкую, надо сказать, ответственность. Это все любой адвокат докажет. Вот вам и ваша распрекрасная жизнь. Ведь хищения-то колоссальные, Глинский. И соответствующая статья по такому случаю… — Стойте, стойте! — нервно прервал его Глинский. — Вы куда это поворачиваете? Тоже в адвокаты записались? — Да нет. Сама ситуация так поворачивается, не заметили разве? — Бросьте! Шантажируете, да? Запугиваете? — дрожа от волнения и ярости прошипел Глинский: — Не пройдет! — А зачем мне вас шантажировать и запугивать? — недобро усмехнулся Лосев. — Мне от вас ничего не требуется. Вина ваша доказана. А вот вы подумайте и над вашей распрекрасной жизнью, и над ситуацией, которую я вам обрисовал. Защищаться Лев Константинович будет отчаянно, сами понимаете. И тут лучшей версии он не придумает. — Ладно, ладно, — нервно ответил Глинский. — Я тоже, знаете, не христосик, чтобы чужие грехи на себя брать. — Да уж, до христосика вам далеко, — согласился Виталий. — Большой вы подлец, Глинский. Большой, — не сдержавшись, добавил он. — Это я так, неофициально вам говорю. — А я в вашей аттестации не нуждаюсь, — огрызнулся Глинский. — И кое-что придумаю еще, — будьте уверены. — Что ж, сообщите тогда следователю. Завтра он вас официально допросит. В тот же день Лена позвонила Липе. — Леночка, миленькая, родненькая, как хорошо, что вы позвонили! — обрадованно заверещала Липа. — Я так волновалась, так переживала, кошмар просто! Мне Ниночка утром звонила сама не своя. Этот Сева! Он такой невоздержанный, такой страстный! А он вас запер? Это же надо! Ласточка, бедненькая моя… Липа говорила не останавливаясь, искренне взволнованная и расстроенная всем происшедшим. — Но вы бы знали, как меня обидела Нина, — сердито сказала Лена. — Она меня просто предала. Я это забыть не могу. — Ой, что вы, что вы! Это все неожиданно получилось. Она и не думала даже. Ниночка такой человек! И она сейчас ужас, как переживает. Леночка, душечка вы моя, родненькая, вы на нее не обижайтесь, умоляю. Ну, не при чем она тут, клянусь вам! Она сама вам все объяснит. Вы не заглянете ко мне, ну, хотя бы сегодня вечерком? Ласточка моя, миленькая, приходите. Надо же объясниться. Я сама, знаете, так страдаю, так вас обеих люблю, передать просто не могу. Так придете? — Пожалуй… — неуверенно согласилась Лена, давая понять, что все еще не остыла от обиды. — Если освобожусь. — Нет, нет, непременно! Я… Мы будем ждать. Было ясно, что предложение исходит от Нины. Кажется, она тоже стремилась к примирению. Это было странно. Зачем после всего случившегося Нина решила восстановить отношения? Ни о каких личных симпатиях речи быть не могло. Обе ощущали взаимную неприязнь. Лена чувствовала, что тут ей Нину обмануть не удалось. Может быть, их привлекло ее мнимое место работы? Ведь Нина тогда сказала: «У вас там большие возможности». А может быть, встреча требовалась не для восстановления, а для выяснения отношений? Ведь Лена исчезла довольно загадочно. А фокус с Шухминым мог понадобиться не только Глинскому. Возможно, ее собирались проверить или втянуть, но Глинский спутал все карты. А что, если проговорился этот бородатый Вова, хозяин дачи? Все эти соображения Лена и выложила Цветкову. Тот некоторое время молчал, что-то обдумывая, потом, вздохнув, сказал: — Идти, милая моя, так и так надо. И «милая моя» прозвучало как знак дружбы и доверия, как свидетельство, что Лена в глазах Цветкова стала окончательно своей, близкой, как все ребята из его отдела, и верит он ей теперь так же, как им. — Надо идти, — повторил он. — Надо добиться доверия или заставить проговориться. Главное сейчас — путь к этому самому Льву Константиновичу. Главарь-то он, конечно, главарь, но какая у него конкретная роль, мне не ясно. За что его можно ухватить. Но пока главное — путь к нему. — Понимаю, Федор Кузьмич, — кивнула Лена. — Видишь, что получается, — продолжал Цветков. — Когда они все уезжали с дачи, он сел в машину к этой самой Нине. Пост ГАИ они миновали вместе, их зафиксировали. А в город Нина приехала уже одна. Ее зацепил пост ГАИ на окружной дороге. Где-то, выходит, этот Лев Константинович сошел. Вот, ведь, как следы заметает. Значит, надо снова на них напасть. И вечером Лена поехала к Липе. Перед этим она, правда, не удержалась и позвонила Откаленко. Весь день она думала о нем, с того момента, как на утренней оперативке увидела его лицо со следами ушибов и, как ей показалось, очень грустные, совсем больные глаза. — Как дела, капитан? — с наигранной бодростью спросила Лена. — Нормально, — скупо ответил Игорь. — Ты-то как? Лена уже научилась улавливать всякие оттенки его голоса. На этот раз она уловила досаду и какое-то недовольство ею. Последнее ее задело. Это он еще ею недоволен. Сам… Впрочем, Лена не стала углубляться во взаимные обиды. — Я тоже нормально, капитан, — все так же бодро ответила она. — Как ушибы, болят? Тебе что велели делать? — Терпеть. А ты что делаешь? — Еду к подружке Липе. — Ну, ясно, — с неудовольствием ответил Игорь. — Привет, капитан. — Привет. Вздохнув, Лена повесила трубку. «Что же это такое? — невесело подумала она. — Долго это будет продолжаться? И чем это он недоволен?». Она думала об этом и по дороге к Липе. Как все-таки тяжело складываются их отношения. И она не может их порвать, у нее просто нет сил порвать окончательно. Неужели она такая слабая? Ведь ясно же все. Ведь будет лучше, легче и ей, и ему. А вчера он мчался ей на помощь. Нервничал, конечно, спешил, злился. И такая нелепая авария. Слава богу, он цел. Цел хотя бы… Но он ужасно самолюбив. Эта авария… Он не может себе простить ее. Вот в чем дело. Вот почему он сердит не на нее, а на себя. Нет, и на нее тоже. Наверное за то, что она вообще поехала на дачу. Но… Лена с трудом оторвалась от этих мыслей и заставила себя думать о предстоящей встрече. Ведь у Липы будет Нина, это ясно. А будет ли кто-нибудь еще? Вряд ли. Когда Лена приехала, Нина была уже там. Они встретились вполне дружелюбно, даже расцеловались. Лена, правда, изображала обиду, она была холодновата и сдержанна. А Нина… она изображала раскаяние. И обе чувствовали, что идет игра, и были полны взаимной неприязни, настороженности и при этом очевидного желания снова наладить отношения, хотя цель каждой оставалась для другой неясной. Липа всего этого не замечала, она была преисполнена радости и нежности к обеим своим подругам и не переставала болтать. Все уселись пить чай. — Ой, я так виновата перед тобой, дорогая, — сказала Нина, осторожно откусывая печенье. — Но я даже не могла подумать, что он так обнаглеет. И решила, что ты тоже этого хочешь. Но просто ломаешься. А Севка, конечно, подлец. Заманить, обмануть. Привык, понимаешь, что женщины сами вешаются ему на шею. Эффектный мужик, ничего не скажешь, правда? — Правда. — Ну, и выпил, конечно. Его, между прочим, можно понять, — Нина лукаво улыбнулась. — Ты же прелесть. — Наглец, — ответила Лена, тоже улыбаясь. — Я люблю таких проучить. — А разве у вас ничего не было? — Кое-что было, — усмехнулась Лена. — Например, я ему чуть не сломала плечо. Он взвыл и убежал. Но успел меня все же запереть. — Ой, какой ужас! — всплеснула руками Липа. — Как же ты выбралась? — поинтересовалась Нина и засмеялась. — Представляешь? Под утро Севка к тебе спускается… Ой, правда, у него плечо все время болело. Сказал, что ударился. Но как же ты все-таки выбралась? — Топор нашла. Нажала им на замок, он и отскочил. — Ну, и вернулась бы к нам. — Что ты! Я очень испугалась, — улыбнулась Лена. — Схватила пальто и бежать. Прямо на станцию. Еле нашла ее. — А мы Севке знаешь, как дали? Он теперь на коленях будет у тебя прощения просить, увидишь. Он и сам переживает… — Ой, тут я сомневаюсь, — засмеялась Лена. — Ты его видела? — Нет. Пропал куда-то, — и Нина задумчиво добавила: — А вообще-то не должен был. — Девочки, девочки, вы ничего не едите, — всполошилась Липа. Некоторое время затем разговор вертелся вокруг пустяков. Но вот, улучив момент, когда Липа вышла зачем-то на кухню, Нина многозначительно сказала: — Ты знаешь, тебя хочет видеть Лев Константинович. Лена недоверчиво усмехнулась. — Мне казалось, он хочет видеть только тебя. — Не говори глупости, у него деловой разговор. — Какие у нас с ним могут быть дела, что ты болтаешь? — Увидишь. Кстати, Леночка, ты на каких операциях сидишь у себя в бухгалтерии? — На продуктовых фондах, а что? — Включая кондитерский цех? — Конечно. — И где вы выбираете эти фонды, интересно? Скажем, для кондитерского цеха? — Ой, из тысячи мест, ты даже не представляешь. Липа появилась с горячими пирожками, и снова завязался общий разговор. Гости наперебой расхваливали пирожки. «Подбираются, — усмехалась про себя Лена. — И ничего не боятся. Интересно, что будет, когда выяснится, что Глинский и Шанин исчезли». Лена была полна снисходительного и насмешливого презрения к этим глупым «деятелям». Она и не подозревала, какое новое испытание ей готовится. — Леночка, ты мне скажи свой рабочий телефон, — попросила Нина. — Я тебе на днях непременно позвоню. — Пожалуйста, — охотно согласилась Лена. — Пиши. Это было предусмотрено заранее. В отделе Цветкова уже знали, что по этому номеру телефона могут попросить работника бухгалтерии ресторана Леночку. — А Петя твой очень тогда рассердился? — поинтересовалась Нина. Лена по какому-то наитию ответила: — Ах, у нас с ним сложные отношения. Есть еще один человек. Игорь. Он даже чем-то мне ближе кажется. — А кто он такой? — Игорь? Юрисконсульт. — Да? А Петя? — Он работает по снабжению в Спорткомитете. Ты же видела, какой он громадный, — засмеялась Лена. — Да-а. Мужик видный. Я бы такими не бросалась. — Ах, я еще ничего не знаю. Да и чего ломать голову? Замуж я ни за одного из них не собираюсь. Мне и так хорошо. — И роман с обоими? — лукаво подмигнула Нина. — Ниночка, — Лена весело погрозила ей пальцем. — Мы с тобой еще не такие близкие подруги. Не торопись. — Ах, вы, наверное, только Инночке доверяете, — с обидой вставила сгоравшая от любопытства Липа. — А мы любим вас не меньше, клянусь. — Ну, с Инной мы знакомы чуть не десять лет. Ой, даже больше, — ответила Лена. — Еще со школы, представляете? Больше разговор никаких опасных тем не касался. И вечер кончился вполне дружески. На прощанье Липа расцеловала обеих подруг. Как всегда, Нина довезла Лену до дома и предупредила: — Значит, я тебе на днях буду звонить, хорошо? Кстати, запиши на всякий случай мой домашний телефон. Мало ли что. Она приоткрыла дверцу машины, и в салоне зажегся свет. Лена на клочке бумаги записала номер телефона. И они простились. …Нина позвонила на следующий день, под вечер. Но за день до этого произошел один странный случай. Утром Инне Уманской позвонил ее брат и весело осведомился: — Инка, помощь нужна. С работой. Твоя Ленка еще в милиции работает или ушла уже? — С чего ты взял? — удивилась Инна. — Конечно, работает. — В ОБХСС? — Нет. Она в МУРе. — Эх, жаль. Тут толчочек один нужен. Волынят, дьяволы! — А ты в суд на них подай. Раз тебя оправдали, пусть… — Тут лучше, понимаешь, неофициально, — досадливо возразил Николай. — А у Ленки нет знакомых в ОБХСС? — Не знаю. Во всяком случае просить ее я ни о чем не буду. Инна рассердилась. — Ну, тогда ладно. Считай, что этого разговора у нас не было, — обиделся Николай и бросил трубку. А на следующий день после ареста Глинского Валя Денисов отправился вместе со следователем на его квартиру для официального обыска. Однако обыск результатов не дал. Никаких следов преступной деятельности Глинского обнаружено не было. Но Денисова насторожило поведение матери Глинского, полной, растрепанной, желчной старухи. Она ни на шаг не отходила от следователя, проводившего обыск, при этом все время что-то сердито ворчала себе под нос. И вот в какой-то момент Валя уловил, как старуха раздраженно сказала: — …Покоя от них нет… Ищут, ищут… — От кого вам нет покоя, гражданка? — поинтересовался Валя. — Да от вас, от кого же еще… — Но мы же у вас впервые. — Не вы, так другие. С утра уже один усатый был. Тоже какую-то бумагу сунул. Денисов переглянулся с подошедшим следователем. — И что взял? — спросил тот. — А я знаю? Бумаги… — Ну, какой из себя был тот человек? — спросил обеспокоенный Денисов. — Я, молодой человек, вас не запоминаю, — сердито ответила старуха. — Все вы для меня на одно лицо. Через час Валя докладывал об этом разговоре Цветкову. — М-да… — задумчиво ответил тот. — Утром, выходит, они его не дождались и решили кое-что из дома его изъять. Опоздали мы, выходит. — Все утро прокурора ждали, санкцию на обыск получить, — хмуро сказал Денисов. Вскоре после этого и позвонила Нина. К счастью, Лена была на месте. — Леночка, — торопливо и встревоженно сказала Нина. — Очень надо увидеться. Я заеду за тобой. Вы где находитесь? — Ой, мне сейчас надо с начальством ехать на точку, — ответила Лена, лукаво улыбнувшись сотруднику, который подозвал ее к телефону. — А оттуда я к Инне обещала заехать. Может, отложим до завтра? — Нет, нет. Ну, я тебя на этой точке перехвачу. — Неудобно. Давай тогда так условимся. Через… — Лена посмотрела на часы. — Ну, к шести у Инны. Ладно? — К ней заходить не хотелось бы. Я тебя лучше возле ее дома подожду. В машине. Давай адрес. — Пиши. Лена продиктовала адрес и повесила трубку. — Почему-то очень спешит, — сказала она. — И волнуется. В этот момент в комнату вошел Откаленко. Наклейку с лица он снял, но под глазом остался бурый рубец до самой щеки. Тем не менее Игорь был бодр, энергичен и даже на свой манер скупо улыбался. Лена удивленно спросила: — Ты зачем пришел? Тебе лежать надо. — Кто сказал? — Начальство. При мне. — А, может, я по тебе соскучился? — Ого! — еще больше удивилась Лена и сказала сидевшему тут же сотруднику. — А, ведь, он болен серьезнее, чем мы думали. — Да-а, — шутливо согласился тот. — На голову перекинулось. Откаленко с напускной строгостью сказал: — Шуточки? На работе находитесь, товарищи, — и обратился к Лене. — Кто там спешит и кто там волнуется? — Уважаемая Нина Сергеевна. — А куда ты собралась, интересно знать, к ней? — На свидание. — С кем? — Ты что, мой начальник? В крайнем случае Лосев мой начальник. Он хоть старший группы. — Допустим, я его замещаю. Ну, говори, говори. — Нина требует встречи. — Может, все-таки, мне с тобой поехать? Ну, друг-приятель, допустим. — У меня уже один друг-приятель был, — засмеялась Лена. — Хочешь, чтобы и тебя так обвели? — Давай серьезно, — нахмурился Игорь. — А если серьезно, то не надо со мной ехать. Одна поеду. И она одна, видимо, будет. Разговор у нее, мне кажется, какой-то секретный. Вот и к Инне даже зайти не пожелала. Так что ты тоже помешаешь. — Помешаю? — Игорь секунду помедлил, потом решительно сказал: — Ладно. Идем к Кузьмичу. Там решим. По дороге он сказал Лене сердито: — Я тебя больше ни на шаг одну не отпущу. Все. — Посмотрим, — заносчиво и независимо ответила Лена, но сердце у нее на миг замерло от волнения. …А спустя час Лена подходила к дому, где жила Инна, и уже издали увидела поджидавшие ее красные «Жигули». Нина сказала торопливо: — Поехали скорей. Нас ждут. — Но я должна к Инне зайти. — Потом, потом. Поехали. — Нет, — капризно возразила Лена и даже приоткрыла дверцу машины. — Больше я ни на какие дачи с тобой не поеду. — Да не на дачу, не на дачу, — раздраженно ответила Нина. — Не будь дурочкой-то. Здесь недалеко. Лев Константинович просит тебя приехать. — А я уже сказала… — Знаю! Слышала! — каким-то взвинченным, базарным тоном выкрикнула Нина и тут же спохватилась. — Ой, извини. Нервы, знаешь, никуда стали. Ну, я тебя умоляю. И не беспокойся. Он тебя пальцем не тронет. Просто есть серьезный разговор. Лена пожала плечами и рассеянно посмотрела на другую сторону улицы, где стояла ничем не примечательная серая «Волга». — Ну, если ты так просишь… — и Лена прикрыла дверцу. Машина сорвалась с места. Видно было, как Нина нервничает. Довольно быстро они оказались в одном из кривых переулочков Замоскворечья, возле старого, трехэтажного дома с облупленной штукатуркой и ржавыми балкончиками. Нина заехала во двор и остановилась возле темного подъезда. Чуть не на ощупь, держась за перила, поднялись на второй этаж. Нина позвонила. Дверь открыл сам Лев Константинович, одетый вовсе не по-домашнему, в темном костюме и галстуке. Глянцево бритые щеки даже поблескивали в тусклом свете одинокой лампочки в передней, щеточка седых усов воинственно топорщилась под широким носом. — Прошу, — церемонно сказал он чуть в нос и помог обеим женщинам снять пальто, потом снова повторил: — Прошу. Вот сюда. Они зашли в скудно обставленную, мрачноватую комнату. Маленькая квартира эта была как бы выгорожена из большой. Лена даже подумала, что и дверь в нее была тоже вроде бы лишней на лестничной площадке. — Ниночка, чайку бы нам, — барственно и спокойно распорядился Лев Константинович, потирая руки, и указал Лене на стул возле пустого, накрытого пестрой скатертью квадратного стола на толстых, разных ножках, над которым свисал оранжевый, замызганный абажур. — Присаживайтесь. Сейчас мы и свет здесь зажжем. Где это он тут включается? Ага… Казалось, он и сам незадолго до них впервые пришел в этот дом. Лев Константинович подошел к двери и щелкнул выключателем. Над столом вспыхнули две лампочки под стареньким абажуром, и в комнате сразу стало светло. Лев Константинович вернулся к столу. Его крупное лицо с живыми глазами-буравчиками под нависшими, черными бровями из сурового вдруг стало неожиданно грустным, когда он посмотрел на Лену, посмотрел внимательно и сочувственно. — Что вы на меня так смотрите. Лев Константинович? — улыбнулась Лена. — Жалко вас, милочка. Ведь я вам должен сообщить пренеприятнейшую для вас вещь. Ваша фамилия, если не ошибаюсь, Златова, не так ли? — Так, — как можно спокойнее ответила Лена. — Что из этого? Однако это открытие ее обеспокоило. Откуда они узнали ее фамилию? Ведь она никому ее не сообщала. И что в таком случае им еще известно? — Вы, очевидно, неприятно удивлены, правда? — усмехнулся Лев Константинович. — А между тем все очень просто. Фамилию сообщила ваша подруга, Инна. — Кому сообщила? — совсем простодушно поинтересовалась Лена. — Нам. Она, видите ли, связана с некоторыми нашими коллегами. — Неправда! — Правда, правда. И вы, кстати, тоже. Вы особенно. Вам, в частности, известен некий Николай Уманский? — Он ни в чем не виноват! — вырвалось у Лены. — Ошибаетесь. Просто мы ему помогли выбраться из этого дела. Он нам нужен. Но он, увы, остался под подозрением, большим подозрением. Так что сами понимаете… — Лев Константинович вздохнул и сочувственно развел руками. Лену охватил страх. Что же теперь будет? Ведь она, действительно, совершила служебный проступок, она скрыла… то есть, она не хотела, но так получилось… Да, да, какой ужас! И Инна… Что она им сказала? И что им мог сказать этот Николай?.. И они теперь… — Но это только половина того, что я должен вам сообщить, — все с той же изысканной вежливостью продолжал Лев Константинович, не спуская глаз с Лены. — Вторая половина посерьезнее. Почему вы нас обманули? Вы, ведь, в милиции работаете, не так ли? — Вы с ума сошли! — воскликнула Лена. Но получилось у нее это не очень уверенно. Лена растерялась. — Нет. Никто с ума не сошел. Никто, — сочувственно покачал головой Лев Константинович. — Просто не надо других считать глупее себя. В это время вошла Нина с подносом в руках. На нем стояли большой, цветастый заварочный чайник, чашки, блюдца, розетки с вареньем, горка печенья на тарелке, еще что-то. Нина с какой-то неопределенной усмешкой быстро и молча расставила все на столе. Потом прямо из заварочного чайника налила всем чай. — Отлично. Попьем чаю, — деловито распорядился Лев Константинович и придвинул к себе чашку. — Так и беседа пойдет легче. Лена к своей чашке не прикоснулась. Она сидела ошеломленная, не в силах собраться с мыслями. Все произошло слишком неожиданно и выглядело слишком страшно. Лев Константинович громко отхлебнул чай и посмотрел на Лену. — Вам, милочка, — сказал он, — придется все нам рассказать. Все. Ничего тут теперь не поделаешь. Придется. Лена сделала невольное движение, и Лев Константинович, уловив его, насмешливо усмехнулся. — Не бойтесь. Мы вас не будем пытать, бить и прочие глупости. Вы все нам расскажете сами. Ведь вы за это получили большие деньги. — Я?! — Конечно. Как-никак, пять тысяч. — Вы с ума сошли! Какие пять тысяч? Лену начала бить мелкая, противная дрожь. Теперь она уже боялась взять в руки чашку, чтобы не выдать себя, не расплескать. А во рту у неё вдруг все пересохло. — Ну, опять, — поморщился Лев Константинович, со вкусом отхлебывая чай. — Это не разговор. Деньги вы получили, и мы можем в любую минуту это доказать, если потребуется. И тогда… Ну, вы сами понимаете, что тогда. Вот почему вам придется все нам рассказать. Самое интересное, — он снова не спеша отхлебнул чай, — вы не сможете больше никого арестовать. Ну, Севочку Глинского вы взяли. Верно. А кого еще? Лена молчала. — Так, — констатировал, как бы даже удовлетворенно, Лев Константинович. — Пока ничего говорить не хотите. Что ж, я терпелив. И еще кое-что вам скажу. Да вы пейте чай, милочка, пейте. И ты пей, — кивнул он Нине. — У нас, как видите, вполне мирная беседа. Леночка, надеюсь, все взвесит. Иначе… Вам теперь, полагаю, ясно, как мы узнали место вашей истинной работы? МУР, не так ли? А почему МУР, а не ОБХСС? — За вами еще и убийство, — глухо сказала Лена. — Ну, ну, убийство не за нами. Убийство… Впрочем, теперь понятно. Вот что значит связываться с уголовником, дорогая, — обратился Лев Константинович к Нине. — Фи! Мразь такая… Ну да, ладно. Так вот, — он снова повернулся к Лене. — Вы, если хотите знать, вызвали у меня подозрение с самого начала. Ваша ошибка: вы слишком активно шли на сближение с Ниночкой. Не заметили? И она не заметила. И никто из наших не заметил. Заметил я, — самодовольно ухмыльнулся Лев Константинович. — Еще до вашей встречи с Ниночкой. — Она тоже активно шла на сближение, — сказала Лена. — А это уже по моему совету. Ведь началось шевеление и вокруг Севочки. Вот, кстати, ваша сберкнижка, — Лев Константинович не спеша достал бумажник, вынул оттуда новенькую сберкнижку и насмешливо помахал ею в воздухе. — Вами лично положено на нее пять тысяч. Лично. Три дня назад. Вот, полюбуйтесь. Он раскрыл книжку и показал Лене сначала первый листик с ее фамилией, прикрыв при этом номер сберкассы, потом следующую страницу, где значилась внесенная сумма — пять тысяч, потом так же не спеша спрятал книжку в бумажник. — Все-таки я бы на вашем месте эти деньги взял, — вздохнув, сказал Лев Константинович. — И никто, ведь, не узнает, имейте в виду, ни одна душа. А мы с Ниночкой молчать умеем. Тем более, что это и в наших интересах. А такой суммой, знаете, не бросаются. — Вы бросаетесь, — сказала Лена и откашлялась. — Не-ет, — усмехнулся Лев Константинович. — В крайнем случае одним работником МУРа будет меньше, — и резко спросил: — Шанин арестован? — Да, — вырвалось у Лены почти непроизвольно, и она испугалась. — Ну, вот, — удовлетворенно кивнул Лев Константинович. — Видите? Вам же ничего не стоит заработать эти деньги. Что у вас есть против Севочки? — Он негодяй, ваш Севочка. — Ну, это само собой, — махнул рукой Лев Константинович. — Но за попытку к изнасилованию вы его привлекать не собираетесь, надеюсь? — За ним есть кое-что еще. — Вот, вот. Что же? Ведь он не совершил убийство. Он там просто не был. И, соответственно, кислоту не вывозил. Так, ведь? Это сделал Димочка, вам известно, полагаю? — Известно… Лена не знала, что делать, как себя вести. Просто молчать? Но нервы не выдерживали молчания. Ей хотелось заставить этих негодяев, этих наглецов тоже испугаться, хотелось показать, что она их не боится, что презирает их, что провокация ничего им не даст. Она сразу же все сообщит Федору Кузьмичу… Но такие деньги… На ее имя, на ее счету… Разве эти люди будут рисковать такими деньгами просто так? Они сообщат об этих деньгах не Цветкову, конечно, не генералу даже, а еще выше. Там Лену не знают. Там назначат служебное расследование, а пока отстранят ее от работы, и кто знает… Ведь к этому прибавится еще и Николай. Получается, что она скрыла знакомство с ним. У Лены все похолодело внутри. Кто знает, чем это все кончится… Кто знает… Что же делать? Как себя сейчас вести с ними, чтобы… Чтобы вырваться отсюда. Они же так просто не отпустят ее… — Тогда что же предъявляется Севочке? — снова повторил вопрос Лев Константинович. — Говорите, милочка. Вы же начали. Продолжайте. — Он подделывал доверенности, ваш Севочка. — Ах, вот вы до чего докопались. И знакомился с нужными людьми? — Да. — Так, так… — Лев Константинович подумал с минуту и неожиданно с вызовом спросил: — А не могли бы вы кое-что передать своему начальству? — Что именно? — Ну, например… — он вдруг заколебался. — Например… Нет, это, пожалуй, рано, — и резко спросил: — Вы знаете, куда делась кислота? — Не знаю. — Вы говорите только за себя? — Конечно. — А у вас там… не знают? — Это мне неизвестно. — Милочка, вы начинаете говорить неправду, — укоризненно покачал головой Лев Константинович, и настороженные его глазки под лохматыми бровями зло сузились. — Это очень неосмотрительно с вашей стороны. — А вы давно говорите неправду всем вокруг. — Ну, зачем же дерзить старшим? — усмехнулся Лев Константинович, но взгляд оставался все таким же жестким. — «Давно», «давно»… Если хотите знать, именно поэтому я быстро распознаю неправду у других. Так вот, значит, знаете, куда ее отвезли? — Допустим. — Очень хорошо. — Ничего хорошего, — вдруг вставила Нина, все время напряженно слушавшая их разговор, и со злостью добавила, обращаясь к Лене. — Удушила бы я тебя, милочка, — она с издевкой произнесла последнее слово. — Жаль, что Севка тебя не покалечил. — Ну, ну. Не надо так, — примирительно сказал Лев Константинович, отхлебывая чай. — Это ничего не дает, Ниночка. А разговор у нас получается превосходный. Если его передать ее начальству, то станет ясно, за что она получила деньги. Лев Константинович даже потер руки от удовольствия и снова, уже деловым тоном, нахмурившись, обратился к Лене: — У вас там есть такой… Лосев. Он случайно не занимается нашим делом? — Откуда вы его знаете? — почему-то испугалась Лена. Она чувствовала, что теряет контроль над собой. Ее все больше сбивал этот, с виду спокойный, а на самом деле нервный, напряженный, все время менявший русло и таивший всякие ловушки, разговор. Она не могла уследить за всеми этими поворотами и ловушками, за мыслями человека, сидевшего перед ней, ненавистного ей человека, и эта, кипевшая в ней, еле сдерживаемая ненависть тоже мешала сосредоточиться, мешала соображать. — Откуда знаю? Наслышан, — неопределенно ответил Лев Константинович. — От коллег. Однажды он тоже чуть не взял деньги. Но мы раздумали. — Лжете! — Зачем? Так он занимается этим делом? — Ну, занимается. — Гм… Это плохо, — он забарабанил пальцами по столу. — Плохо… Лев Константинович нервно достал сигареты, закурил и некоторое время пристально смотрел на горящую спичку, потом ловко перехватил за обуглившийся кончик, дал спичке догореть до конца и тогда только бросил в пепельницу. — Вот так, — уже бодро заключил он и посмотрел на Нину. — А, ведь, я мог однажды этого Лосева… Пожалел. И вот теперь… — он снова нахмурился и обратился к Лене. — Значит, Лосев. Кто еще занимается нашим делом? — Это вас не касается. — Очень даже касается. А его начальник… Этот самый Цветков! Жив еще? — Конечно, жив. — И не ушел на пенсию? Ай, ай. Пора бы. С ним я тоже когда-то лично был знаком. М-да, встречались, встречались, как же. — И снова встретитесь. — Вы так полагаете? — насмешливо спросил Лев Константинович. — Что, у него не бывает неудач? Лене вдруг стало невыносимо горько и так обидно, что задрожал подбородок и она, еле справившись с собой, сказала: — Вы его плохо знаете. Он… — Ладно, ладно, — властно перебил ее Лев Константинович. — Оставим воспоминания. У нас есть вопросы поважнее. И раз уж наше сотрудничество началось, надо… вам что, плохо, милочка? Лена сидела бледная и, попробовав взять чашку, поспешно опустила ее на блюдце, громко звякнув о его край. — Ничего мне не плохо. — Нет, плохо, — сочувственно покачал головой Лев Константинович. — Очень плохо. Что ж, тогда на сегодня, пожалуй, хватит. И запомните, вы столько наговорили нам и мы так щедро вам заплатили, что не советую развязывать язык в другом месте. И выходить из игры. Ниночка, вези ее… Ну, куда попросит. — Я сама… Лена с трудом поднялась из-за стола. — Кстати, — небрежно сказал Лев Константинович. — Деньгами вы сможете воспользоваться через неделю. После следующей нашей встречи. Ниночка вам позвонит. Сами вы нас не найдете, — он усмехнулся. — Мне не нужны ваши деньги, — через силу произнесла Лена. — Нужны, нужны. Деньги, милочка, всегда нужны. И… они уже не наши, а ваши, советую не забывать. Очень советую, — в голосе Льва Константиновича прозвучала угроза. — Проводи ее, Ниночка. Только… Спокойно. Когда Лена очутилась на темной лестнице и за ней захлопнулась дверь, она без сил прислонилась к стене и судорожно сглотнула подступивший к горлу комок. — Я пропала… — прошептала Лена. — Пропала… Потом она начала медленно спускаться по лестнице, держась за шаткие перила. …В это время в кабинете Цветкова шел важный разговор. Докладывал Лосев. Кроме них, в кабинете никого не было. — Информационный центр выдал справку, Федор Кузьмич. Смоляков отбывал наказание с неким Зарубиным Иваном. Освободились одновременно. Зарубин сейчас живет в Крыму, в Ялте. Работает в санатории «Южный берег». Садовником. Женат. Жену зовут Марина. Видно, та самая. Работает в том же санатории, официанткой. — Как Зарубин характеризуется? — Нормально. Ничего за ним сейчас нет. — По какой статье судили? — Сто сорок пятая, часть вторая. Грабеж. Четыре года получил. Со Смоляковым познакомился в колонии. — Так, так. А поссорились, выходит, из-за этой Марины. И Смоляков не забыл. Ох, — вздохнул Цветков, — рванет он теперь туда, и жди беды, — он задумчиво покрутил сложенные очки и посмотрел на Виталия. — Вот что: кому-то надо лететь туда. Где Откаленко? Ах, да… — он посмотрел на часы. — Что-то они там, однако, задерживаются. — Все может случиться, Федор Кузьмич. — Все, думаешь? — Цветков снова вздохнул. — Ну, ладно. Как Откаленко себя чувствует? Придется ему лететь. — Давайте я слетаю. — Ты здесь нужен. У тебя с Шаниным контакт наметился. Он, вон, думать начал, сам говоришь. А это не мало. Да и Глинский… Нет, ты здесь нужен. А в Крыму дело может получиться серьезное, не всякому доверишь, — и Цветков решительно заключил. — Словом, летит Откаленко, вот так. Как он появится, заходите вместе, и немедля. Ясно? …Откаленко появился только через час. Он вошел в комнату, хмуро посмотрел на читавшего бумаги Лосева, снял пальто и, молча усевшись за свой стол, придвинул к себе телефон. — Ну, как? — не утерпев, спросил Виталий. — Лена где? — Сейчас будет. — Зачем Нинка ее вызывала? — Встреча была. С Львом Константиновичем. — Да? — насторожился Лосев. — И что? — Сама доложит. От дела придется отстранять. И вообще… — Ты толком можешь сказать? — спросил встревоженный Лосев. — Клещами из тебя каждое слово тянуть надо. Что «вообще»? — Хватит ей у нас крутиться. Женюсь, вот что. — Ну, да? — изумился Лосев. — Неужели, решился? — Представь себе. — А она? — Что «она»? Дала согласие. — А почему «хватит крутиться»? — Ты бы свою Светку пустил сюда? — Здравствуйте. У нее же другая профессия. — Вот и у Ленки будет другая. — На это она тоже согласие дала? — Без этого не женюсь. Как хочет. — Ну, и как она хочет? — Слушай, — вспыхнул Игорь. — Ты дурака-то не валяй. Сам все прекрасно понимаешь. Нервов у меня на двоих не хватит, ясно тебе? — Да-а… — задумчиво согласился Виталий, — понимаю, — и с новой тревогой спросил. — А почему ее от дела придется отстранять? — Провокацию устроили. По-крупному. Она сама не своя. Кузьмич у себя? — Ждет нас. Тебе лететь придется. — А, ладно, — раздраженно махнул рукой Откаленко. — Давай Лену дождемся, вместе и пойдем. Оба замолчали. Пришла Лена. На бледном лице ее блуждала неуверенная улыбка. Она оглядела молчавших друзей и спросила: — Ну, что, пойдем? — Пошли, — поднимаясь из-за стола, сказал Игорь. Все трое вышли в коридор. В кабинете Цветкова, Лена, молча, ни на кого не глядя, опустилась на стул. Откаленко и Лосев удрученно молчали. Федор Кузьмич дописал какую-то бумагу, вложил ее в папку, потом поверх очков оглядел вошедших, энергично потер ладонью седой ежик волос на затылке и с неудовольствием спросил: — Вы что, с похорон явились? Что случилось-то? Тут Лена, не сдержавшись, громко всхлипнула и совсем по-детски вытерла кулаком слезы. |
||
|