"Дневник Алисы" - читать интересную книгу автора (Аноним)

Дневник

Еще вчера я думала, что я самый счастливый человек на всей земле, во всей галактике, среди всех, кого сотворил Бог. Неужели это было только вчера или это было множество бесконечных световых лет тому назад? Никогда прежде трава не пахла для меня так свежо, а небо никогда не казалось мне таким высоким. Теперь все в прошлом, я хочу смешаться с землей и перестать существовать. Но почему? Почему? Почему все так? Как мне смотреть в глаза Шерон и Дебби, и остальным ребятам? Как? Все в школе уже знают, я уверена! Вчера я купила этот дневник, потому что у меня было нечто чудесное, замечательное и важное, нечто такое личное, которым я ни с кем, ни с кем не могла поделиться. А теперь, как и все в моей жизни, это нечто превратилось в полное ничто.

Я, правда, не понимаю, как Роджер мог со мной так поступить, ведь я люблю его сколько себя помню и всю жизнь ждала, когда же он наконец захочет со мной встречаться. Вчера, когда он пригласил меня на свидание, я думала, что буквально умру от счастья! Я правда так думала! А теперь весь мир стал холодным, и серым, и бесчувственным, и мама придирается и требует, чтобы я убрала в своей комнате. Как она может ко мне цепляться, когда мне так плохо, что я готова умереть? Неужели меня нельзя оставить в покое?

До завтра, мой Дневник, а то мне придется снова выслушивать лекцию о моей безответственности.

Все пока.

В школе был кошмар. Я все время боялась, что столкнусь в коридоре с Роджером и в то же время что я его вообще не увижу. Я твердила себе: «Может, я сделала что-то не так и он мне все объяснит». За ланчем мне пришлось рассказать девочкам, почему он не показывается. Я сделала вид, будто мне все равно, но знаешь, Дневник, это не так. Мне не все равно! Мне до того не все равно, что я вся дрожу! И как так получается, что я, такая несчастная, такая униженная и разбитая, могу функционировать, разговаривать, улыбаться и думать? Как Роджер мог со мной так поступить? Я никогда в жизни намеренно никому не причинила боли. Ни физической, ни душевной… Так почему же люди постоянно причиняют боль мне? Даже мои родители обращаются со мной так, будто я полная дура и всегда такой и останусь. Кажется, я никогда не оправдывала ничьих надежд и уж точно никогда не приближалась к собственным идеалам.

Папин день рождения. Ничего особенного.

Мой день рождения. Мне 15. Ничего.

Не писала уже почти неделю, не было ничего интересного. Те же дурацкие учителя, те же дурацкие предметы в той же дурацкой школе. Похоже, я ко всему теряю интерес. Раньше я думала, что в старших классах будет весело, но оказалось до чертиков скучно. Может, я просто становлюсь старше и искушенней. Джули Браун устроила вечеринку, а я не пошла. Я набрала семь мерзких, гадких, уродливых, жирных фунтов, и мне теперь нечего надеть. Начинаю выглядеть так же противно, как себя чувствую.

У меня отличные новости! Мы переезжаем! Папе предложили стать деканом кафедры политических наук в ***. Разве не здорово! Может, опять станет все как раньше, как когда я была маленькой. Может, он опять будет каждое лето преподавать в Европе, и мы снова будем ездить с ним вместе. Как тогда было весело! Всё, с сегодняшнего дня сажусь на диету. К тому времени, как мы переедем в новый дом, я стану абсолютно другим человеком. Больше ни кусочка шоколада, ни ломтика жареной картошки – пока не сброшу целых десять фунтов этого мерзкого жира! А еще я полностью сменю гардероб. И кому какое дело до этого дурацкого Роджера? Скажу по секрету, мой Дневник, – мне-то есть. Наверное, я всегда буду любить его. Но если еще до моего отъезда, когда я уже стану стройной, с безупречной чистой и гладкой, как лепесток, кожей и оденусь как фотомодель, он попросит меня еще об одном свидании-что мне тогда делать? Отвергнуть и поставить его на место? Или – а я боюсь, что именно так и будет-уступить и согласиться?

Ах, Дневник, помоги мне быть сильной и непреклонной. Помоги мне каждый день утром и вечером делать зарядку, и заниматься лицом, и правильно питаться, и быть оптимистичной, покладистой и позитивной, и сохранять хорошее настроение. Я так хочу стать нужной для кого-нибудь, или хотя бы чтобы меня время от времени приглашал на свидание какой-нибудь парень. Может быть, новая Я будет совсем другая.

Я сбросила три фунта. Мы все занимаемся всякими делами, связанными с переездом.

Наш дом выставили на продажу, а мама с папой уехали смотреть дом в ***. Я осталась, чтобы присмотреть за Тимом и Александрой, и, не поверишь, они совсем меня не достают. Мы все в восторге от переезда, и они, когда я прошу их помочь с уборкой или на кухне, все делают – ну, почти все. Думаю, папа начнет работать в новой должности с зимних каникул. Он радуется как маленький, и всё почти как в старые времена. Мы вместе сидим за столом, шутим, смеемся, строим планы. Это здорово! Тим и Алекс настаивают на том, чтобы взять с собой все свои игрушки и прочее барахло. А лично я хочу все новое – все, кроме книг, конечно, – они часть моей жизни. В пятом классе меня сбила машина, и я надолго оказалась отрезанной от жизни – я тогда умерла бы без книг. Даже сейчас точно не знаю, какая часть меня настоящая, а какая взята из книг. Как бы там ни было, все здорово! Жизнь прекрасна, замечательна и восхитительна, и мне не терпится заглянуть за следующий поворот, и за следующий, и за все последующие.

Сегодня вернулись мама с папой. Ура! У нас есть дом! Большой, в испанском стиле – как мама любит. Не могу дождаться, когда же мы наконец переедем! Не могу! Не могу! Не могу! Они его сфотографировали, снимки будут готовы через три-четыре дня. Не могу дождаться! Не могу! Не могу! Я сказала это уже, наверное, миллион раз.

Даже школа теперь радует. Я получила пять за работу по алгебре и по всем остальным тоже пятерки и четверки. Алгебра хуже всего. Но если я смогла ее сдать, то смогу все! Обычно я считаю, что мне везет, когда получаю тройку; да и то, чтобы ее получить, лезу из кожи вон. Забавно, но когда что-то вдруг начинает идти хорошо, все остальное тоже налаживается. Даже с мамой стало проще. Кажется, она стала меньше ко мне придираться. Не могу понять, кто из нас изменился, – правда не могу. То ли я становлюсь такой, какой она хотела бы меня видеть (что бы это ни значило), то ли она стала менее требовательной.

Сегодня в холле, даже когда встретилась с Роджером, я была само равнодушие. Он сказал «привет» и остановился, чтобы поговорить, а я просто прошла мимо. Он больше не сможет заставить меня упасть в своих глазах. Ух, всего-то чуть больше трех месяцев!

Скотт Лосси пригласил меня в кино в пятницу. Я сбросила десять фунтов. Теперь вешу сто пятнадцать, уже в норме, но хочу сбросить еще десять. Мама говорит, не хочу же я стать совсем тощей, но она просто не знает! Хочу! Хочу! Хочу! Я так долго не ела Goodies1, что почти забыла, какие они на вкус. Может, в пятницу вечером ударюсь в разгул и позволю себе немного жареной картошки. Ням…

В кино со Скоттом было весело. После фильма мы пошли погулять, и я съела шесть чудесных, изысканных, свежайших, восхитительных, божественных ломтиков жареной картошки. Я просто наслаждалась жизнью! Мои чувства к Скотту не похожи на то, что я чувствовала к Роджеру. Наверное, он моя первая и единственная настоящая любовь, но я рада, что она в прошлом. Представляешь, мне только исполнилось пятнадцать, я еще школьница, а любовь всей моей жизни уже прошла. Трагично, правда? Может, когда-нибудь, когда мы оба будем в колледже, мы снова сойдемся. Надеюсь, так и случится. Правда надеюсь. Пропитым летом, когда мы были на девичнике у Марион Хилл, кто-то притащил «Плейбой», там был рассказ о девочке, которая в первый раз переспала с мальчиком, я тогда могла думать только о Роджере. Я никогда ни с кем не хочу заниматься сексом, кроме Роджера. Никогда. Клянусь, я умру девственницей, если нам с Роджером не суждено быть вместе. Не смогу вынести, если меня будет касаться кто-то другой. Правда, я не уверена, что смогу, даже если это будет Роджер. Может, позже, когда я стану старше, буду чувствовать себя иначе. Мама говорит, что, когда девочки взрослеют, гормоны попадают в кровь, и тогда наше сексуальное желание усиливается. Наверное, я просто медленно развиваюсь. Я знаю несколько довольно диких историй о некоторых ребятах из нашей школы, но я – не они, я – это я, к тому же секс кажется мне таким странным и с ним связано столько неудобств.

Не могу выбросить из головы нашу учительницу современного танца, она постоянно говорит, что сделает наши тела сильными и здоровыми для деторождения, и все время бубнит, что все должно быть «изящно, изящно, изящно». С трудом могу себе представить изящный секс или изящные роды.

Должна бежать. Пока.

Дорогой Дневник, прости, что забросила тебя, но я была так занята! Мы готовимся ко Дню Благодарения, а там уже и Рождество недалеко. На прошлой неделе мы продали наш дом Далберроузам, у которых семеро детей. Мне так хотелось, чтобы он достался какой-нибудь семье поменьше. Так противно, когда представляешь, как шестеро мальчишек носятся вверх-вниз по лестнице и оставляют следы своих липких пальцев на стенах и грязными ногами пачкают мамины белые ковры. Знаешь, когда я думаю о подобных вещах, мне не хочется уезжать. Мне страшно. Я прожила в этой комнате все свои пятнадцать лет, пять тысяч пятьсот тридцать дней. Здесь я смеялась, и плакала, и страдала, и сердилась. Тут я любила и ненавидела людей и всякие вещи. Она стала частью моей жизни, частью меня. Останемся ли мы прежними в других стенах? Или на новом месте у нас появятся другие мысли и чувства? Ох, мама, папа, может, мы совершаем ошибку? Может, мы оставляем тут слишком большую часть себя?

Дорогой, любимый Дневник, я поливаю тебя своими слезами! Я знаю, что мы должны уехать и что однажды мне придется даже оставить дом родителей и обзавестись собственным домом, но я всегда буду брать тебя с собой.

Дорогой Дневник, прости, что ничем не поделилась с тобой в День Благодарения. Было так хорошо! Приехали дедушка с бабушкой, они провели у нас два дня, и мы, лежа на полу в гостиной, болтали о старых добрых временах. Папа даже не ходил на работу в эти дни. Мы помогали бабушке готовить ириски, как когда мы были маленькими, и даже папа съел несколько штук. Мы столько смеялись! У Алекс ириска застряла в волосах, а у дедушки слиплись вставные челюсти, мы чуть не умерли со смеху. Дедушка с бабушкой переживали, что мы будем жить так далеко от них, да и мы тоже. Без них дом уже никогда не будет прежним. Я искренне надеюсь, что папа не ошибся, решив переехать.

Дорогой Дневник, мама больше не позволяет мне сидеть на диете. Только между нами: не понимаю, каким боком это ее касается. Правда, последние пару недель я проболела, но я точно знаю, что причиной болезни была не диета. Как она может быть такой глупой и иррациональной? В то утро, когда я ела на завтрак свои обычные полгрейпфрута, она заставила меня съесть кусок зернового хлеба и омлет с куском бекона. Это, наверное, калорий четыреста, а то и пятьсот-шестьсот или даже семьсот. Не понимаю, почему она не может не вмешиваться в мою жизнь. Ей же самой не нравится, когда я выгляжу как корова, да и никому не нравится. Я даже подумала, а не попробовать ли после каждой еды запихивать два пальца в рот – чтобы вырвало. Мама сказала, что я снова должна начать обедать каждый день и перестать бороться с собой, когда чувствую голод. Да, родители – это проблема. Единственное, о чем тебе не стоит беспокоиться, Дневник, это обо мне. Правда, тут тебе не очень повезло, не такое уж я выгодное приобретение.

Когда я тебя покупала, то честно собиралась писать каждый день, но иногда не происходит ничего такого, о чем стоило бы упоминать, а иногда я слишком занята или расстроена, или зла, или раздражена, или просто слишком занята собой, чтобы делать что-то, что делать не обязательно. Похоже, я не слишком хороший друг, даже для тебя. Но как бы там ни было, ты мне гораздо ближе, чем Дебби, Мари или Шерон, хотя они мои лучшие подруги. Даже с ними я не совсем я. Я частично другой человек, который старается соответствовать, и говорить, и делать правильные вещи, ходить в правильные места и одеваться так же, как другие. Иногда мне кажется, будто мы пытаемся быть тенями друг друга, покупая одинаковые записи и прочее, даже если нам что-то не нравится. Дети как роботы, часть конвейера, а я не хочу быть роботом!

Только что купила замечательную брошь с маленькой жемчужиной – подарок маме на Рождество. За девять долларов пятьдесят центов, но она того стоит. Это выращенная жемчужина, а значит – настоящая, и похожа на маму. Она очень приятная и светится, но с жестким стержнем крепления, так что она никуда не закатится. Я так надеюсь, что она понравится маме! Мне так хочется, чтобы она ей понравилась и чтобы ей понравилась я! Я пока так и не знаю, что подарю папе и Тиму, но для них подарок выбрать проще. Папе я бы купила золотой стакан для карандашей (или что-нибудь в этом роде), чтобы он поставил его на своем новом большом столе в своем новом большом офисе и каждый раз, глядя на него, думал обо мне, даже во время ужасно важных конференций, на которых присутствуют лучшие умы мира, но, как обычно, я не могу себе этого позволить.

Люси Мартин устраивает рождественскую вечеринку, и я должна принести студень. Похоже, будет весело (по крайней мере, я на это очень надеюсь). Я сама сшила себе мягкое белое шерстяное платье. Мне помогала мама, и получилось и правда очень красиво. Надеюсь, что когда-нибудь я научусь шить так же хорошо, как она. Я надеюсь, что я когда-нибудь вообще стану как она – во всем. Интересно, когда она была в моем возрасте, она тоже переживала из-за мальчиков, что она им не нравится, и из-за непостоянства подружек? А интересно: мальчики тогда тоже были так озабочены сексом, как теперь? Судя по тому, что девочки рассказывают о своих парнях, они ни о чем больше думать не могут. Никто из моих подруг не доходил до конца, но, думаю, многие девочки в школе уже этим занимаются. Мне бы очень хотелось поговорить с мамой о таких вещах, я не очень верю, что все ребята знают, о чем говорят, да и вообще не верю тому, что они об этом говорят.

Вечеринка у Мартин получилась забавной. Меня привез домой Дик Хилл. Отец дал ему машину, и мы катались по городу, смотрели на огни и распевали рождественские гимны. Звучит пафосно, но было и правда хорошо. Когда мы подъехали к моему дому, он поцеловал меня в щеку и пожелал спокойной ночи, это все. Я даже немного занервничала, потому что не знаю, то ли я ему не нравлюсь, то ли он просто уважительно ко мне относится или что? Наверное, я просто не могу не нервничать. Мне иногда хочется встречаться с кем-нибудь, чтобы всегда быть уверенной в том, что у меня есть парень, и чтобы у меня был кто-то, с кем бы я могла поговорить по-настоящему, но мои родители в это не верят, и кроме того, только между нами, ни один парень никогда мной серьезно не интересовался. Порой мне кажется, что никогда и не заинтересуется. Мне правда очень нравятся мальчики, даже, наверное, слишком, но я не очень привлекательна. А хочется быть привлекательной, и красивой, и богатой, и одаренной. Вот было бы здорово!

Рождество! Чудесное, замечательное, счастливое Рождество Христово! Я так счастлива, что едва могу держать себя в руках! Мне подарили несколько книг и записей, и юбку – мне она очень понравилась, – и еще кучу всяких мелочей. А маме понравилась моя брошка! Она ей правда понравилась! Супер! Она сразу приколола ее к ночной рубашке и потом ходила с ней весь день. Я так рада, что она ей понравилась! Приехали дедушка с бабушкой, а еще дядя Артур и тетя Джинни и их дети. Было правда здорово! Наверное, Рождество – самое лучшее время в году. Все излучают тепло и спокойствие и чувствуют себя нужными и желанными. (Даже я.) Если бы так было всегда… Ненавижу сегодняшний день за то, что он закончился. И дело не в том, что это был такой замечательный день, просто это наш последний большой праздник в этом чудесном доме.

Прощай, милый дом, убранный пышными гирляндами, ветками падуба и разноцветными лампочками. Я люблю тебя! Я буду скучать!

Вчера была в гостях у Скотта на новогодней вечеринке. Ребята слегка сошли с ума… Я рано ушла домой, сказала, что неважно себя чувствую, но на самом деле я так взвинчена оттого, что мы через два дня переезжаем, и я все время сама не своя. Наверное, не смогу уснуть обе оставшиеся ночи. Буду думать о переезде в новый дом, в новый город, в новый округ и в новый штат одновременно. Мама и папа уже познакомились с некоторыми людьми на факультете, и, по крайней мере, они уже были в нашем новом доме. Я видела его на фотографиях, но на них он кажется большим, холодным, предвещающим несчастье незнакомцем. Я надеюсь, он нам понравится, и он сможет приспособиться к нам.

Если честно, никому бы такого не сказала, кроме тебя, Дневник, но я не очень верю, что на новом месте у меня это получится. Мне с трудом это удалось и на старом, где я всех знала и все знали меня. Раньше я не позволяла себе думать об этом, но мне просто нечем похвастаться на новом месте. О дорогой Бог, помоги мне приспособиться, сделай так, чтобы меня приняли, помоги вписаться и не стать изгоем и обузой для семьи. Ну вот, опять плачу, вот размазня, но ничего больше не остается. Снова ты промок! Дневники – хорошая вещь. Смотри не простудись.

Мы переехали! Только что наступило 4 января. Десять минут второго. Тим и Алекс ссорились, а у мамы желудочный грипп, или это просто перевозбуждение, в общем, ее два раза рвало, и папе пришлось два раза останавливаться. В машине что-то сломалось, фары не включались, и я даже подумала, будто уже и папа готов развернуться и ехать обратно домой. Мама составила список для грузчиков, как перевозить вещи, но они все перепутали. В общем, мы только сейчас смогли разобрать раскладушки и лечь спать. Я рада, что захватила свой карманный фонарик; по крайней мере, могу писать. По секрету: дом выглядит довольно странным и зловещим, но, вероятно, это оттого, что нет занавесок и прочего. Думаю, завтра все покажется более жизнерадостным. Да, хуже уже и не может быть.

Прости, что не писала два дня – не было времени, да мы еще и не закончили. Вешаем занавески, распаковываем ящики и разбираем вещи. Дом очень красивый. Стены толстые, из темного дерева, вниз, в гостиную, ведут две лестницы. Я прошу прощения у каждой комнаты – за свои чувства в ту первую ночь.

Очень волнуюсь из-за школы, и сегодня я должна туда пойти. Хорошо бы Тим учился в старших классах, но даже младший брат лучше, чем никакой. Он уже познакомился с мальчиком своего возраста, который живет на нашей улице. Мне бы порадоваться за него, но я не радуюсь, я грущу о себе. Александра учится в младших классах, и рядом с нами живет один из ее учителей, у него дочь ее возраста, так что сразу после школы она пойдет к ним в гости. Хорошо тем, кто легко заводит себе друзей. У меня не получается. Неуклюжее, толстое ничтожество – вот что я такое. Интересно, тут ребята одеваются так же, как у нас? Надеюсь, что я не так уж от них отличаюсь и они не станут все пялиться на меня. Как я хочу, чтобы у меня появился друг! Так, пора натянуть широкую фальшивую улыбку, мама зовет, и мне нужно бежать, и при этом «соответствовать статусу взрослого человека».

Раз, два, три… Итак, мученица, вперед!

О, Дневник! Я так несчастна! Это самое холодное и неприветливое место на свете. Никто даже не заговорил со мной в течение этого долгого бесконечного дня. На большой перемене я удрала в медпункт и сказала, что у меня болит голова и ушла с последних уроков, а по пути домой купила себе шоколадный коктейль, двойную порцию картошки фри и большую плитку «Хёрши». Должно же быть что-то, ради чего стоит жить. Все время, пока я ела, я ненавидела себя за свою детскость. Я подумала, что вела себя так же жестоко по отношению ко всем новичкам у нас в школе – либо совсем не замечала, либо смотрела на них без малейшего любопытства. За что боролась, на то и напоролась; наверное, я этого заслуживаю, но я так страдаю! У меня болят даже ногти на руках и ногах и фолликулы волос.

Вчерашний ужин был мучительным. Алекс понравилась ее новая школа и ее новая маленькая подруга Триш. Тим ехал в автобусе с соседским мальчиком, с которым оказался в одном классе на трех уроках, а еще он сказал, что девочки здесь симпатичнее, чем в старой школе, и сразу стали строить ему глазки, но это всегда так, когда появляется новый мальчик. За чаем мама сказала, что все вокруг «очаровательные, красивые и приятные». (Ну разве не прелесть?) Ну а я как вода и масло, не могу как следует приспособиться и адаптироваться. Я часто чувствую себя изгоем даже дома. Как получилось, что при таких общительных, милых и дипломатичных родственниках я оказалась такой неудачницей? Дедушка занимался политикой и всегда был самым любимым кандидатом, а бабушка всегда находилась рядом с ним. Что со мной не так? Я что, выбраковка? Выродок? Ошибка природы?

Неделя прошла, а все только смотрели на меня с неприязненным любопытством – мол, что она тут забыла? Я стараюсь уйти в свои книги, учебу, занятия музыкой и притворяюсь, будто мне на все наплевать. Думаю, что мне и правда наплевать, да и что изменится, если мне будет не все равно? Набрала пять фунтов, и на это тоже наплевать. Я знаю, что мама за меня волнуется, потому что я почти не разговариваю, но о чем мне рассказывать? Тем более что она сама установила правило: если тебе нечего сказать хорошего, лучше не говори ничего. Мне больше никогда не придется открывать рот, кроме как во время еды, но ем я много!

С тех пор как мы переехали сюда, я набрала пятнадцать фунтов, лицо расплылось, а волосы стали такими жесткими и жирными, что мне приходится каждый вечер их мыть, чтобы выглядеть прилично. Папы постоянно нет дома, а мама ходит за мной постоянно и говорит: «Радуйся жизни, сделай прическу, будь позитивной, улыбайся, покажи, что ты не унываешь, будь приветливей»; если они мне еще раз скажут, что я поступаю неконструктивно или не как взрослый человек, я заставлю их заткнуться. Я не влезаю в ту одежду, которую сшила себе перед переездом, и знаю, что Тим меня стыдится. Когда я встречаю его с друзьями, он обращается со мной как с полной дурой, дерзит и отпускает наглые шуточки по поводу моей хиппиподобной прически. Меня достал этот город и эта школа, а особенно моя семья и я сама.

Что ж, наконец я нашла себе в школе подругу. Она такая же непутевая и одинокая, как и я. Похоже, в старой поговорке о том, что птицы узнают друг друга по оперенью, что-то есть. Как-то вечером Герта зашла за мной, и мои предки изо всех сил старались быть с ней не грубыми. Представь себе мою исстрадавшуюся сладкоречивую мамочку, которую так и подмывало сказать какую-нибудь гадость по поводу моей жалкой, неопрятной подруги. Почему бы ей не взглянуть повнимательней на свою жалкую, неопрятную дочь? Или это слишком для ухоженной, стройной и очаровательной жены Профессора, который через пару лет должен стать Директором колледжа?

Им всем было немного неуютно, как мне постоянно было неуютно с тех пор, как мы поселились в этой дыре.

Какое счастье и радость! Мама пообещала мне, что я смогу поехать на лето к бабушке с дедушкой! С сегодняшнего дня снова сажусь на диету, прямо с этой минуты! Естественно, как обычно, она поставила мне условие-хорошие оценки.

Занятия скоро кончатся, осталась всего пара месяцев, не могу дождаться. Тим стал невыносим, а мама постоянно капает на мозги: «Не делай того, не делай сего; сделай то, сделай это; разве ты… тебе следует; ты снова ведешь себя как ребенок, а не как взрослый человек». Я знаю, она все время сравнивает меня с Тимом и Александрой, но я не выдерживаю конкуренции. Наверное, в каждой семье есть свой уродец, угадай, кто в нашей? Детская ревность – это вполне естественно, но у нас она переходит все границы. Я очень люблю Тима и Алекс, но у них тоже куча недостатков, и мне трудно для себя решить – люблю я их больше, чем ненавижу, или наоборот. Это касается и мамы с папой. Но, если честно, больше всего это касается меня самой.

В этом семестре все мои учителя до единого – идиоты и тормоза. Я где-то читала, будто каждому человеку достается в жизни два хороших учителя, которые закладывают основы на всю жизнь. Похоже, я свой лимит исчерпала еще в детском саду и первом классе.

По пути домой познакомилась еще с одной девочкой. Ее зовут Бет Баум, она живет всего в трех кварталах от нас. Она очень, очень приятная. Она тоже немного застенчива и предпочитает книги общению с людьми, прямо как я. Ее отец врач, и его постоянно не бывает дома, как и папы, а еще ее мама тоже постоянно придирается, но, наверное, все мамы такие. Если бы они не были такими, не хотела бы я увидеть, во что превратились бы дома, дворы и вообще весь мир. Я так надеюсь, что мне не придется быть придирчивой матерью, но, скорее всего, придется, иначе не знаю, как добиться того, чтобы все было сделано как следует.

Сегодня после школы я зашла к Бет. У них чудесный дом и есть домработница, которая живет с ними. Бет еврейка. Раньше у меня никогда не было подруги еврейки, почему-то я думала, что они не такие как все. Не знаю почему, ведь мы же все люди, но мне казалось, что они… ну, больше похожи… Как обычно, сама не знаю, что хочу сказать.

Бет очень ответственная, она так серьезно относится к учебе, что сначала мы сделали домашнее задание, а уж потом стали слушать записи и пить диетическую колу. (Она тоже хочет похудеть.) Она правда мне нравится, так здорово найти настоящую подругу; скажу по секрету, я никогда не чувствовала себя с Гертой уютно. Мне все время хотелось поправить ее речь и сказать, чтобы она следила за своим внешним видом и за своей осанкой. Похоже, мне больше передалось от мамы, чем я думала! Не то чтобы я была снобом – просто, чтобы не сдохнуть от тоски, хочется к кому-нибудь чувствовать привязанность. Но для этого должны быть взаимные интересы и примерно одинаковые способности, и, да, даже образование играет роль. Н-да, мама гордилась бы моим сегодняшним образом мыслей и рассудительностью. Так жаль, что мы больше не можем общаться. Я помню, что, когда была маленькой, мы с ней разговаривали, но теперь мы будто говорим на разных языках и смысл слов до нас не доходит. Она что-то подразумевает, а я не так это понимаю; или она говорит что-то, а мне кажется, что она пытается исправить меня или поучать, хотя подозреваю, что, может, у нее этого и в мыслях нет, просто она, так же как и я, запуталась и пробирается на ощупь через дебри слов. Что ж, такова жизнь.

Сегодня Бет пришла ко мне позаниматься. Она понравилась и маме, и папе, и обоим моим младшим! Они даже попросили ее позвонить домой и попросить разрешения остаться у нас на ужин; мама сказала, что она возьмет нас с собой в центр города, в поход по магазинам, ведь сегодня четверг, и вечером все магазины открыты. Я побежала переодеваться, а Бет побежала к себе – мы захватим ее по дороге. Мне пришлось остановиться, чтобы справиться с охватившим меня ощущением счастья. Это было слишком восхитительно и даже потрясающе – сдерживать переполняющие тебя чувства.

Бет – прекрасная подруга. Наверное, она у меня единственная «лучшая» подруга с самого детства. Мы говорим обо всем. Мы много говорим даже о религии. Иудейская вера очень отличается от нашей. У них собрания по субботам, и они до сих пор ждут прихода Спасителя и Мессии. Бет очень любит своих дедушку с бабушкой и хочет, чтобы я с ними познакомилась. Она говорит, что они ортодоксальные иудеи и что для мясных продуктов у них один набор тарелок, а для молочных – другой. Хотела бы я больше знать о своей религии, чтобы рассказать о ней Бет.

Сегодня мы с Бет говорили о сексе. Ее бабушка сказала ей, что если еврейские юноша с девушкой женятся и кто-то скажет, что девушка не девственница и сможет это доказать, тогда юноше не обязательно на ней жениться. Мы так и не смогли придумать, как можно точно доказать подобные вещи. Бет сказала, что она скорей спросит об этом бабушку, чем маму, а я сказала, что скорей спрошу у мамы, если уж мне придется у кого-нибудь спрашивать, чего я, конечно, делать не стану. К тому же моя мама все равно ничего не знает о еврейских обычаях.

Бет рассказала, что ей часто снится кошмар о том, как она идет к алтарю, на ней красивое длинное белое платье, на ее свадьбе сотни гостей, и кто-то шепчет раввину, будто она не девственница, и ее жених разворачивается и уходит. Я ее не виню, я бы чувствовала то же самое. Когда-нибудь она все-таки спросит об этом бабушку или еще кого-нибудь, и тогда, надеюсь, она поделится со мной, потому что мне тоже очень хочется это знать.

Милый Дневник, занятия в школе скоро закончатся, но теперь мне уже этого не хочется. Мы с Бет отлично проводим время. Мы с ней не пользуемся большим успехом у мальчиков, но иногда Бет встречается с еврейскими мальчиками – сыновьями подруг ее матери. Она говорит, что обычно это ужасно скучно, она нравится мальчикам не больше, чем они ей, но родители такое общение приветствуют, им хочется, чтобы их дети женились на иудейских же детях. Однажды вечером Бет решила взять меня на одно из своих свиданий вслепую и свести с «милым иудейским мальчиком» (цитирую ее маму). Бет сказала, что ему это понравится, потому что я не еврейка и ему удастся провести свою маму. Думаю, мне он уже нравится.

Урр-ра! Занятия кончились! Но мне немного грустно.

Бет свела меня с мальчиком, его зовут Сэмми Грин. Он был невероятно вежлив и корректен с моими родителями, чем очень им понравился, но когда мы вышли и оказались в машине, он оказался довольно развязным. Родители совсем не разбираются в людях. Я порой удивляюсь, как в их возрасте такое возможно? В общем, вечер получился довольно идиотским. Сэм даже не дал мне спокойно посмотреть кино, к тому же фильм оказался довольно мерзким, и мы с Бет долго сидели в уборной после того, как он закончился. Нам было так неловко, что мы стеснялись выйти оттуда, но поскольку ночь мы там провести не могли, то наконец вышли в холл, сделав вид, будто ничего не произошло. Мальчики пытались обсуждать фильм, но мы ни их самих, ни их обсуждений не замечали.

Сегодня узнала страшную новость: Бет придется провести шесть недель в лагере. Ее предки едут в Европу, так что они определили ее в закрытый еврейский лагерь. Это подкосило меня, да и ее тоже. Мы обе разговаривали с нашими родителями, но это все равно что разговаривать с ветром. Они не слушают нас, они нас даже не слышат. Я, наверное, поеду на лето к бабушке, как и собиралась, но даже это теперь не радует.

До разлуки с Бет осталось два дня. Наше прощание выглядело так, будто кому-то из нас суждено умереть. Кажется, я знала ее всегда – так она меня понимает. Должна признать, что иногда, когда ее мама устраивала ей свидания, я ее ревновала к мальчикам. Надеюсь, это не странно, что девочка испытывает такие чувства к другой девочке. Думаю, что нет! Не может же такого быть, чтобы я просто в нее влюбилась? Это было бы слишком даже для меня. Просто она самая близкая моя подруга, ближе ее никогда не было и не будет.

Все. В поддень Бет уезжает. Вчера вечером мы попрощались, мы плакали и обнимались, словно испуганные дети. Бет так же одинока, как и я. Ее мама любит покричать, она говорила, что это все по-детски и глупо. Наконец мама с папой прониклись ко мне сочувствием и поняли, насколько я буду одинока. В общем, мама взяла меня с собой по магазинам и позволила мне потратить пять долларов на небольшую плоскую золотую подвеску и на гравировку на внутренней стороне, а папа разрешил мне два раза позвонить Бет по межгороду.

Это так мило с их стороны, так заботливо. Похоже, мне все-таки повезло с родителями.

Милый Дневник, я у бабушки, никогда в жизни мне не было так скучно. Длинное жаркое лето, да это уже и не лето вовсе! Я тут с ума сойду. С самого первого дня я тут только и делаю что читаю, надоело до смерти. Странно, во время учебного года я мечтала о том времени, когда смогу валяться в кровати и бездельничать, бездельничать, бездельничать, читать, читать, читать, и смотреть телик, и делать то, что хочу, а теперь меня все это достало. Кошмар какой-то. Шерон переехала, Деби гуляет с парнем, Мари уехала отдыхать с родителями… Я тут всего пять дней. Я должна заставить себя продержаться здесь неделю, прежде чем попроситься домой. Я с ума сойду за это время!

Сегодня произошла странная штука, по крайней мере, я надеюсь, что это случится. Так надеюсь! Мы с дедушкой поехали в центр, чтобы купить подарок Алекс на день рождения, и в универмаге оказалась Джил Питере. Она сказала «привет», и мы немного поболтали. Мы не виделись с тех пор, как я переехала, да я никогда и не входила в ее компанию – этакий высший эшелон, ну, в общем, она сказала, что после школы собирается поступать в папин университет и что ждет не дождется, когда сможет уехать из этого захолустья туда, где кипит настоящая жизнь. Я сделала вид, будто мы там все такие искушенные и постоянно веселимся, но на самом деле я не видела большой разницы между этими двумя городками. Наверное, я наврала что-то удачное, потому что она сказала, что завтра к ней собирались зайти несколько ребят и что она пригласит меня. Я так на это надеюсь!

Дневник! Я чуть не плачу от счастья! Это случилось! Джил позвонила ровно в 10:32. Я знаю, потому что сидела у телефона с часами в руке и посылала ей мысленные сигналы. Она устраивала автограф-пати; слава богу, я захватила свой ежегодный альбом. Он, конечно, не такой как у них, и там не будет ни одной фотографии с ними, но и у них в их альбомах не будет меня. Я надену свой белый брючный костюм, а сейчас пойду вымою голову и сделаю прическу. Мои волосы стали совсем длинными, а если их накрутить на банки из-под апельсинового сока, то они завиваются внизу большими красивыми локонами. Надеюсь, у нас хватит банок из-под сока! Должно хватить!

Дорогой Дневник, даже не знаю радоваться мне или стыдиться. Прошлой ночью я испытала самые невероятные ощущения в своей жизни. Когда говоришь это словами, то звучит отвратительно, но это было потрясающе, замечательно и волшебно!

Ребята, собравшиеся у Джил, были такими дружелюбными и мягкими, что я сразу почувствовала себя как дома. Они приняли меня так, будто я всегда была в их компании, все были такими беззаботными, и никакой суеты. Мне понравилась сама атмосфера, это было замечательно! В общем, через некоторое время после того, как мы все собрались, Джил и еще один мальчик принесли поднос с банками колы, и все сразу улеглись – кто на полу на диванных подушках, кто на диване и в креслах.

Джил подмигнула мне и сказала: «Поиграем в „У кого пуговица?“. Ну, помнишь, такая детская игра». Билл Томпсон, он растянулся рядом со мной, засмеялся и сказал: «Плохо только, что кому-то придется сегодня побыть контролером».

Я взглянула на него и улыбнулась. Не хотела выглядеть полной дурой.

Все медленно потягивали колу из банок и, казалось, наблюдали друг за другом. Я стала смотреть на Джил, решив делать то же, что она.

Вдруг я почувствовала, что внутри у меня что-то происходит. Я вспомнила, сообразила, что с того момента, как мы начали пить колу, проиграли уже две или три песни, теперь все смотрели на меня. У меня вспотели ладони, а на шее выступили капельки пота. В комнате стало необычно тихо, Джил встала и задернула шторы. Я подумала: «Они решили меня отравить! Зачем?! Зачем им это нужно?!»

Все тело напряглось – каждая мышца, мне стало страшно, страх душил меня, я задыхалась. Когда я открыла глаза, оказалось, что просто это Билл обнял меня за плечи. Я услышала его голос, который звучал будто записанный на пленку в замедленной скорости, он сказал: «Тебе повезло, не бойся, я позабочусь о тебе, это будет отличное путешествие. Расслабься, ну давай, получай удовольствие, наслаждайся». Он ласково гладил меня по лицу и шее и говорил: «Честное слово, я не допущу, чтобы с тобой Случилось что-нибудь плохое».

Мне показалось, что его слова повторяются снова и снова, как замедленное эхо. Я засмеялась, дико, истерически. Мне показалось это самым забавным и абсурдным из всего, что я когда-либо слышала. Потом я заметила странные, движущиеся по потолку образы. Бил уложил меня, и моя голова покоилась у него на руках, когда я смотрела на эти образы, превращающиеся в цветные воронки из огромных пятен красного, синего и желтого цвета. Я хотела поделиться этой красотой с остальными, но слова были влажными, мокрыми, собирались в капли и имели привкус цвета. Я поднялась и стала ходить, внутри и снаружи я чувствовала легкий холодок. Хотела сказать об этом Биллу, но смогла только засмеяться.

Вскоре промежутки между словами стали такими, что между каждым моим словом успевали проноситься целые эшелоны мыслей. Я поняла, что вспомнила совершенный, истинный, первичный язык, которым пользовались Адам и Ева, но когда попыталась об этом сказать, слова никак не желали соотноситься с моими мыслями. Я их теряла, они ускользали от меня, такие замечательные и бесценные, а их необходимо было сохранить для потомков. Я чувствовала себя ужасно, и наконец я уже не могла говорить и грохнулась обратно на пол, закрыла глаза и буквально погрузилась в музыку. Я чувствовала ее запах, я могла потрогать ее и определить, какая она на ощупь. Никогда со мной не происходило ничего более прекрасного. Я была частью каждого инструмента, буквально частью. У каждой ноты был свой характер и форма, у каждой свой собственный, абсолютно отличающийся от других цвет – отличающийся настолько, что я осознавала место этой ноты во всей композиции прежде, чем прозвучит следующая нота. Мое сознание овладело мудростью веков, но не существовало подходящих слов, чтобы ее выразить.

Я взглянула на журнал на столе, и оказалось, что я вижу его в сотне измерений. Он был так прекрасен, что пришлось закрыть глаза, мне было не вынести этого зрелища. Меня тут же унесло в иную сферу, в другой мир, в другое состояние. Все неслось на меня и от меня, дыхание перехватывало, как при спуске на скоростном лифте. Не могу сказать, что было реальным, а что не реальным. Была ли я книгой, столом, музыкой, или я была частью их, но это и не имело значения; неважно, чем я была, – я чувствовала себя восхитительно! Впервые в жизни я была свободна! Я танцевала, что-то изображала, кривлялась перед целой группой людей и наслаждалась каждым мгновением.

Мои чувства так обострились, что я слышала чье-то дыхание в соседнем доме и чувствовала аромат трехслойного апельсинового, красного и зеленого желе, которое готовили за милю отсюда.

Через какое-то время – мне оно показалось вечностью, – я стала приходить в себя, и ребята начали расходиться. Я спросила у Джил, что произошло, и она сказала, что в десяти из четырнадцати бутылок с колой было ЛСД и (пуговица! пуговица!) никто не знал, кто сегодня улетит. Bay! Рада ли я, что оказалась в числе счастливчиков?

Когда мы добрались до дома бабушки, свет там уже не горел. Джил помогла мне добраться до моей комнаты и раздеться и уложила меня в постель. Я погрузилась в сон, похожий на приступ морской болезни, с ощущением счастья, только слегка мешала головная боль, которая могла быть следствием того, что я долго и сильно смеялась. Все это было забавно. Это было восхитительно! Но не думаю, что попробую еще раз. Я слышала слишком много страшных историй о наркотиках.

Теперь, вспоминая, я понимаю, что должна была догадаться о том, что происходит. Любой идиот бы догадался, но мне эта вечеринка казалась такой загадочной и замечательной, что, наверное, я не вслушивалась, а может, и не хотела вслушиваться; если б я догадалась, в чем тут дело, то испугалась бы до смерти. В общем, я рада, что они так со мной поступили, теперь я могу чувствовать себя свободной и ни в чем не виноватой, и вполне целомудренной, ведь не я приняла это решение. И вообще, все уже позади, и я больше не буду об этом думать.

Дорогой Дневник, два дня пыталась убедить себя, что употребление ЛСД превращает меня в «наркоманку», что ко мне применимы и прочие низкие, грязные и презрительные эпитеты, которые я слышала в адрес ребят, что употребляют ЛСД и другие наркотики, но мне так, так, так интересно, я так хочу попробовать марихуану, только разок, обещаю! Мне просто необходимо убедиться, что все эти разговоры о ней неправда. Все, что я слышала о ЛСД, явно написано несведущими, невежественными людьми вроде моих родителей, которые не знают, о чем говорят. Может, и с марихуаной то же самое. В общем, Джил звонила сегодня утром, она сказала, что на выходные собирается к друзьям, а в понедельник она первым делом позвонит мне.

Я сказала, что отлично, отлично, отлично провела у нее время, и мне показалось, что ей было приятно. Я уверена: если я намекну, что я хочу разок попробовать марихуану, она поймет, а потом я сразу уеду домой и забуду обо всех наркотиках на свете, но так приятно чувствовать себя сведущей и знать, что к чему в этом мире. Конечно, я не хочу, чтобы кто-нибудь про все узнал, придется тебя запереть в металлический ящичек для рыбацких принадлежностей с надежным замком. Нельзя же допустить, чтобы кто-нибудь тебя прочел, особенно теперь! Нет, лучше буду носить тебя с собой, даже в библиотеку, хочу поискать там что-нибудь о наркотиках. Слава богу, что существует каталог, спросить я не решилась бы. А если пойти сейчас, когда библиотека только открылась, мне, наверное, никто не будет мешать.

По дороге в библиотеку встретила Билла. Он пригласил меня вечером к себе. Интересно, что будет? Я исследую абсолютно новый мир, ты даже не представляешь, какие широкие перспективы открываются передо мной. Чувствую себя Алисой в Стране Чудес. Может, Льюис Дж. Кэрролл тоже сидел на наркотиках?

Дорогой мой, близкий мой, милый мой друг, мой Дневник, у меня была самая фантастическая, познавательная и пугающая неделя в жизни. Это было как… Bay! Лучшее, что со мной происходило. Помнишь, я говорила тебе о свидании с Биллом? Ну так вот, в пятницу он познакомил меня с «торпедами», а в воскресенье со «спидом». И то и другое похоже на катание на падающей звезде по Млечному Пути, только в миллион, в триллион раз лучше. «Спид» поначалу немного пугал, потому что Биллу пришлось вколоть его мне прямо в руку. Я так ненавидела уколы, когда лежала в больнице, но тут совсем другое, теперь не могу дождаться, да, не могу дождаться следующего раза. Неудивительно, что он называется speed! Я почти не контролировала себя, на самом деле я бы и не смогла, если б хотела этого, но я и не хотела. Я танцевала так, как и мечтать не может такая зацикленная на себе мышь вроде меня. Я чувствовала себя великолепно, я была свободной, распутной, другой, улучшенной, совершенной представительницей другого, улучшенного, совершенного биологического вида. Это было дико! Это было прекрасно! Правда.

Дорогой Дневник, прошлой ночью у дедушки был небольшой сердечный приступ. Слава богу, это случилось, когда я только собиралась уходить, и оказалось не очень серьезным. Бедная бабушка, это здорово выбило ее из колеи, но внешне она остается спокойной. Они не цеплялись ко мне ни разу со дня моего приезда, и им было так приятно, что я отлично провожу время и что у меня появилось много друзей, и они совсем перестали вмешиваться в мою жизнь. Славные, неиспорченные души! Если б они только знали, что происходит! Брови взлетели бы до макушек!

После приступа дедушке придется провести в постели несколько недель, и мне надо быть очень осторожной, чтобы не создавать лишних проблем, а то меня могут отправить домой. Может, если я стану больше помогать по дому, они даже решат, что я им очень нужна.

Надеюсь, с дедушкой все будет в порядке. Я его так люблю. Я понимаю, что когда-нибудь и он, и бабушка умрут, но, надеюсь, это случится еще очень, очень нескоро. Странно, но до сих пор я никогда не задумывалась о смерти. Наверное, я тоже когда-нибудь умру. Интересно, есть ли жизнь после смерти? Надеюсь, что есть! Но вообще-то не это волнует меня на самом деле. Я знаю, что душа возвращается обратно к Богу и все такое, но мысли о теле, погребенном и гниющем в темной холодной земле, которым кормятся черви, невыносимы. Лучше уж пусть меня кремируют. Да! Пусть. Когда вернусь домой, попрошу маму и папу и ребят, чтобы они меня кремировали после того, как я умру. Хочу быть в этом уверенной. Они сделают, как я попрошу, ведь они такие славные, милые, они такая чудесная и хорошая семья, я люблю их, мне так повезло, что я оказалась с ними. Надо не забыть им опять написать письмо, прямо сегодня. Все время забываю писать, но все, исправлюсь, я просто обязана исправиться! Напишу, что хочу домой, прямо сейчас! Хочу уехать от Билла и Джил и прочих! Не знаю, почему нельзя употреблять наркотики, они такие клевые, и прекрасные, и замечательные, но знаю, что нельзя, и не буду! Никогда. Здесь и сейчас торжественно клянусь, что с этого дня до самой смерти все, кто меня знает, смогут гордиться мной, и тогда я буду гордиться собой!

Дедушка поправляется. Я готовлю и убираю в доме, так что бабушка может все время находиться рядом с ним. Они благодарны за это, а я благодарна им.

Позвонила Джил и позвала на вечеринку, но я сказала, что должна быть дома, пока дедушке не станет лучше. Хорошо, что был повод отказаться.

После дедушкиного приступа мама с папой звонят теперь каждый день. Они спросили, не хочу ли я вернуться домой. Я правда хочу, но должна остаться хотя бы до конца следующей недели, чтобы помочь.

Скучно – сил нет, но, в конце концов, я оказываю бабушке моральную поддержку; после всего, что она сделала для меня за всю мою жизнь, это – меньшее, чем я могу ее отблагодарить. Билл снова звонил, приглашал на свидание, и бабушка настаивает на том, что мне будто бы следует выйти развеяться; наверное, встречусь с ним, но если ему захочется трипануть, то только побуду его контролером.

Вчера у Билла собралось шесть человек. Его родители уехали в город и должны были вернуться только около часа или двух. В общем, они собрались устроить кислотный трип, и после долгого заточения я решила тоже попробовать – один, последний раз. Конечно, когда я вернусь домой, я не буду употреблять ничего такого. Это было круто, лучше, чем в прошлые разы, не знаю, как это возможно, но тем не менее это так. Я несколько часов созерцала уникальность и великолепие своей правой руки. Я видела все мышцы, клетки и поры. Каждый кровеносный сосуд был прекрасен сам по себе, я до сих пор трепещу от всего этого великолепия.

Что ж, вчера это наконец случилось. Я больше не девственница! В какой-то мере я очень об этом сожалею, потому что мне всегда хотелось, чтобы моим первым и единственным мужчиной был Роджер, но мы ведь больше не встречаемся, вообще-то, я его так ни разу и не видела, как приехала сюда. В любом случае он, наверное, превратился в тупого, никчемного, идиотского придурка.

Интересно, а секс не под кислотой такой же чудесный, восхитительный и неописуемый? Я всегда думала, что это длится не больше минуты или типа как у собачек, но это оказалось совсем не так. Вообще-то, вчера меня долго не забирало, я просто сидела в углу и чувствовала себя брошенной и одинокой, а потом вдруг все изменилось и захотелось дико танцевать и заниматься любовью. Никогда не думала, что смогу испытывать такие чувства по отношению к Биллу. Он всегда был для меня просто милым парнем, который заботился обо мне, когда я нуждалась в поддержке, но тут я вдруг поняла, что мне ничто не мешает соблазнить его, а он особо и не сопротивлялся. До сих пор все это кажется не вполне реальным.

Я всегда думала, что секс в первый раз – это нечто особенное, может, даже болезненное, но он оказался просто частью яркого, безбашенного, офигенного непрерывного трипа. Я по-прежнему не могу их разделить.

А вдруг все ребята уже занимались сексом? Нет, слишком уж это неприлично и по-животному.

Интересно, как бы к этому отнеслись Роджер, и мои родители, и Тим и Алекс, и дедушка с бабушкой, если б они узнали? Наверное, это бы их убило! Хотя не больше, чем меня саму.

Может, я даже правда люблю Билла, хотя сейчас и не могу толком вспомнить, как он выглядит. Ох, у меня такая ужасная путаница в голове, что тошнит. А еще – вдруг я беременна? Как бы я хотела, чтобы у меня был кто-то, с кем я могла бы поговорить, кто-то, кто знает, о чем говорит.

Мне раньше и в голову не приходило, что я могу забеременеть. Может ли это произойти в первый раз? Женится ли тогда на мне Билл или решит, что я маленькая дура, которая занимается этим со всеми? Наверное, сделаю аборт. Если придется уйти из школы, как пришлось уйти в прошлом году N, я точно не выдержу. Тогда, после ее ухода, еще много недель подряд все ребята ни о чем другом и говорить не могли. О Боже! Сделай так, чтоб я не была беременна!

Сейчас же позвоню маме. Попрошу бабушку купить мне билет на самолет и завтра же уеду домой. Ненавижу этот гнилой городишко, и Билла Томпсона, и всю эту тусовку. Зачем я только с ними связалась? Но мне было так приятно, так хорошо, когда они приняли меня, а теперь я такая несчастная, мне так стыдно, будто я собираюсь сделать что-то не слишком хорошее.

Мама с папой сказали, что с возвращением домой мне придется подождать до конца следующей недели. Я не стала особо настаивать, потому что бабушке и правда нужна моя помощь. Но я не стану подходить к телефону и шагу не ступлю за порог.

Звонила Джил, но я попросила бабушку сказать, что я плохо себя чувствую. Хотя даже для бабушки было очевидно, что со мной все в порядке. Я живу теперь в таких сомнениях и мрачных предчувствиях и страхах, о которых раньше и помыслить не могла.

Мир перестал вращаться вокруг своей оси. Моя жизнь кончена. После ужина, когда мы с бабушкой сидели в саду, угадай, кто из всех людей на свете постучался в заднюю дверь?

Роджер со своими родителями. Они вернулись сегодня в полдень и, узнав о болезни дедушки, сразу решили его навестить.

Я была сама не своя. Роджер стал выглядеть еще лучше, чем раньше! Мне захотелось броситься к нему в объятия и выплакаться на его груди. Но мы только пожали друг другу руки и отправились за напитками для остальных. Позже, когда мы сидели все вместе и разговаривали, бабушка послала меня за чипсами и напитками, и Роджер пошел со мной! Представляешь?! Роджер пошел со мной и даже попросил меня о свидании! Я чуть не умерла на месте. И потом, когда мы вышли в сад, он мне принялся рассказывать о том, что следующие полтора года он, пока подготовится в колледж, собирается проучиться в военном училище. Он даже сказал, что ему немного страшно и одиноко оттого, что придется уехать из дома; он хочет стать инженером-авиаконструктором и работать над новыми авиатехнологиями. У него есть несколько классных идей! Это почти как читать Жюля Верна, у него столько планов на жизнь, связанных с армией и не только!

А потом он меня поцеловал, и это было именно то, о чем я всегда мечтала с детского сада. Меня целовали другие мальчики, но это было совсем другое. В этом поцелуе слились любовь, и нежность, и желание, и уважение, и восхищение, и привязанность, и взаимопонимание. Это было самое прекрасное из всего, что случилось в моей жизни. Но теперь я сижу, и у меня сводит желудок от страха. А что, если он узнает, чем я тут занималась последнее время? Как он сможет простить меня? Как сможет понять? Да и станет ли? Если бы я была обычной католичкой, то, наверное, исполнив какой-нибудь страшный обет, я смогла бы искупить свои грехи. Меня приучили верить, что Бог прощает людям их прегрешения. Но как я сама теперь смогу простить себя? Сможет ли простить меня Роджер?

Все так страшно и ужасно! Бесконечная пытка…

Роджер звонил четыре раза, но я отказалась с ним разговаривать. Дедушка с бабушкой хотели, чтобы я задержалась на несколько дней, пока мне не станет лучше, но я не могу. Я просто не могу снова столкнуться с Роджером, пока не разберусь со своими мыслями. И как меня угораздило во все это вляпаться? Потерять невинность за четыре вечера до встречи с Роджером! Ну что за ирония судьбы?! Да и без того – смог бы он принять все эти мои кислотные эксперименты? Нужна ли я ему после всего этого? Раньше меня такие вопросы не особо волновали, но теперь все иначе! Слишком поздно! Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Я должна найти кого-то, кто разбирается в наркотиках, и поговорить. Может, найду кого-нибудь в папином университете. Хотя нет, ни за что – могут рассказать папе, и тогда у меня начнутся реальные проблемы. Правда, можно сказать, будто я пишу работу о наркотиках в рамках научного проекта или что-нибудь в этом роде, но это можно будет сделать только после начала занятий. Наверное, стоит принять пару дедушкиных таблеток снотворного, а то я так никогда не засну. Возьму, пожалуй, упаковку, у него их много, а меня дома, похоже, ждет несколько тяжелых ночей, прежде чем я приду в себя. Так надеюсь, что всего несколько.

Еле сдерживаюсь, чтоб не заплакать. Только что звонили родители и сказали, что они гордятся такой дочерью, как я. У меня не хватает слов выразить свои чувства.

Бабушка отвезла меня в аэропорт. Она решила, будто мы с Роджером поссорились, и всю дорогу говорила, что все наладится, что такова женская доля – страдать, терпеть, прощать и понимать. Если б она только знала! Мама с папой и Тим с Алекс, встретив меня, сказали, что я такая бледная и замученная, и были такими нежными и любящими. Хорошо оказаться дома.

Нужно обо всем забыть. Я должна раскаяться и простить себя и начать все заново; в конце концов, мне исполнилось только пятнадцать, и я не могу остановить жизнь и сойти. К тому же после мыслей о том, что дедушка умирает. Я не хочу умирать. Мне страшно. Ведь это так страшно, и в этом столько иронии. Я боюсь жить и боюсь умирать – прямо старый негритянский спиричуэл.

Мама заставляет меня есть. Она готовит все мои любимые блюда, но мне все равно не естся.

Роджер написал мне длинное письмо, где спрашивает, все ли со мной в порядке, но у меня нет ни сил, ни желания отвечать. Все ужасно обо мне волнуются, да я и сама волнуюсь, я до сих пор не знаю, беременна ли я, и не узнаю еще дней десять-двенадцать. Молю Бога, чтоб я не была беременна! Все время спрашиваю себя, как я могла быть такой идиоткой! Тупая, никчемная, бесчувственная, эгоистичная идиотка!

Съела последнюю таблетку снотворного, превратилась в развалину. Не могу спать, нервы взвинчены до предела, а мама заставляет сходить к доктору Лэнгли. Надеюсь, поможет. Сделаю все, что скажут.

Сегодня утром была у доктора Лэнгли, свела разговор к тому, что не могу спать. Он задал кучу вопросов, почему именно я не могу спать, но я на все отвечала, что не знаю, совсем не знаю. Наконец он плюнул и дал мне снотворное. Отличное средство уйти от реальности. Когда больше не можешь, просто принимаешь таблетку и ждешь, пока провалишься в блаженное ничто. В нынешний период моей жизни «ничто» гораздо лучше, чем «что-нибудь».

Таблетки доктора Лэнгли, похоже, гораздо слабее дедушкиных. Приходится выпивать две, а то и три сразу. Может, я просто слишком нервничаю. Не знаю, сколько еще смогу выдержать; если кое-что не наступит в ближайшее время, я вышибу себе мозги.

Я попросила маму вызвать доктора Лэнгли, хочу, чтобы он выписал мне какие-нибудь транквилизаторы. Не могу спать ни днем, ни ночью, и ходить в таком состоянии тоже не могу, надеюсь, он их мне даст. Должен!

Транквилизаторы – супер! Сегодня днем съела таблетку как раз перед приходом почтальона, который принес очередное письмо от Роджера. И вместо того чтобы опять огорчиться, я села и излила свою душу в ответном письме; конечно, я ничего не рассказала о своих кислотных экспериментах и «спиде» и тем более о Билле и о том, что, возможно, я в интересном положении – только о самых важных вещах, касающихся нас обоих. Я даже стала думать, что, может, мне удастся уговорить его попробовать разок, чтобы он понял меня. Интересно, получится ли? Может, устроить ему его первый трип так, чтобы он не знал, как это было со мной? Если б у меня только хватило смелости! Похоже, я слишком долго сдерживала себя; может, виновато снотворное, а может, транквилизаторы – бывают моменты, когда мне хочется дать себе волю, но, надеюсь, те времена ушли безвозвратно! Мне так стыдно! Как я хочу с кем-нибудь поговорить!

Какой чудесный, прекрасный и замечательный день! Месячные! Никогда в жизни я еще не была так счастлива! Можно выбросить все снотворное и транквилизаторы! Я снова могу быть собой! Вау-у-у!

Бет вернулась из лагеря, но она так изменилась, что ее и не узнать, к тому же она стала встречаться с каким-то еврейским уродом и не собирается с ним расставаться. Они намерены быть вместе днем и ночью.

Наверное, я немного ревную, ведь Роджер так далеко, а еще начались занятия, и Алекс и ее шумные друзья сводят меня с ума, да и мама снова стала меня доставать.

Сегодня зашла в один прикольный бутик и присмотрела себе симпатичные мокасины, жилетку с бахромой и очень клевые штаны. А еще Крис – девушка, которая там работает, – научила меня выпрямлять утюгом волосы (чем я и занималась сегодня вечером), и теперь они идеально прямые. Просто супер! Хотя супер-то супер, только маме все это не понравилось. Я спустилась, чтобы ей показаться, а она сказала, что я похожа на хиппи и что она хочет побеседовать вечером со мной и папой. Я могла бы им рассказать пару вещей о сексе под наркотиками. Похоже, я все реже и реже веду себя правильно, неважно, что именно я делаю, но я никогда не соответствую Устоям.

Вчерашний вечер кончился мрачно. Мама с папой излили просто потоки слез и слов насчет того, как они меня любят и как они обеспокоены моим поведением после возвращения от бабушки. Их бесят мои волосы, им хочется, чтобы я их убирала заколкой, как маленькая, и вообще, они говорили и говорили и ни разу даже не попытались услышать то, что хотела сказать им я. Вообще-то, когда они только начали говорить, как они волнуются за меня, мне так захотелось во всем признаться! Я хотела рассказать им все! Больше всего на свете мне хотелось почувствовать, что они меня понимают, но они все говорили и говорили, они просто не в состоянии ничего понять. Если бы только родители умели слушать! Если б они только позволили нам говорить, вместо того чтобы вечно, постоянно, беспрестанно бубнить и причитать, докапываться и придираться и нукать, нукать, нукать! Они просто не слушают, не могут или не хотят, и нам, детям, остается только забиться в свой далекий, одинокий и мрачный уголок и ни с кем не общаться. Хотя мне повезло, ведь у меня есть Роджер, если он, конечно, у меня и правда есть.

Ну вот, в довершение всего и еще одна радость. Роджер действительно собрался в свою военную школу, и домой он сможет вернуться только на Рождество, да и то не точно. У него там учился отец и дед тоже, так что он, похоже, просто обязан туда ехать, а мне так нужно, чтобы он был здесь, а не маршировал в этой дурацкой школе! Между нами будет целый континент. Я написала ему письмо на десяти страницах и сказала, что буду ждать его, несмотря на его «разрешение» в последнем письме, когда он написал, что я могу развлекаться и встречаться с кем-нибудь. Как же развлечешься тут, в этой дыре???

Меня так огорчило письмо Роджера, что я пошла в тот бутик, где работает Крис, посмотреть на одежду. У нее как раз начался перерыв, и мы пошли в ближайшее кафе выпить колы, там я рассказала ей, как дерьмово себя чувствую из-за Роджера. Она сразу все поняла. Так здорово, когда снова есть кто-то, с кем можно поговорить. Когда мы вернулись в магазин, она вручила мне что-то похожее на красный леденец и сказала, чтобы я шла домой, съела это и послушала какую-нибудь качёвую музыку. Она сказала: «Это сердечко взбодрит тебя не хуже, чем транквилизаторы тебя успокаивали». И знаешь, она оказалась права. Я употребляла слишком много снотворного и транквилизаторов. Не пойму, почему этот тупой доктор не дал мне чего-нибудь, от чего бы мне полегчало, вместо того чтобы прописывать то, от чего мне становилось только хуже. Весь день я чувствовала себя отлично, я снова ожила. Вымыла голову и убрала в своей комнате, погладила, сделала все, что мама велела сделать за два дня. Единственная проблема в том, что сейчас ночь, а я, похоже, не могу выключиться. Я бы написала Роджеру, но только что отправила ему громадное письмо, решит еще, что я спятила. Наверное, чтобы уснуть, придется пожертвовать таблеткой снотворного. Что ж, такова жизнь. Пока.

Мама с папой все время твердят мне о том, как я выгляжу. Они постоянно говорят, что знают, что я хорошая, милая девочка, но становлюсь похожа на хиппи, и они боятся, что из-за этого ко мне станут тянуться ненужные люди. Они настолько ультраконсервативны, что даже не понимают, что происходит. Мы с Крис много говорили о наших родителях и Устоях. Ее папа – директор компании, производящей завтраки, он много ездит, «часто с разными женщинами», как по секрету сказала мне Крис. А ее мама так занята клубами и общественной жизнью, что город, наверное, рухнет, если она хоть один вечер проведет вместе со своей дочерью. «Мама принадлежит к столпам общества в этом городе, – сказала Крис. – Она поддерживает и помогает всем и вся – кроме меня и человека, которого я подвела».

Крис не нужно работать, но она просто не может находиться в доме матери. Я сказала, что чувствую примерно то же самое, и она обещала мне помочь получить работу в магазине, где она работает. Здорово, да?

Bay! Я живу! У меня есть работа! Вчера Крис спросила своего босса, и он ответил согласием. Здорово, да? Я буду работать с Крис вечером в четверг и в пятницу и всю субботу, и я смогу купить все, что пожелает мое маленькое непокорное сердце. Крис меня на год старше, и учится она в следующем классе, но она такая замечательная, и я люблю ее больше кого бы то ни было в своей жизни, даже больше Бет. Кажется, она немного знает о наркотиках, ведь она давала мне пару раз эти сердечки, когда мне было совсем худо. Хочу поговорить с ней в ближайшее время об этих вещах.

Дорогой мой друг, мой Дневник, прости что забросила тебя, но я была так занята – эта работа, да еще занятия в школе начались, и все такое. Ты по-прежнему мой самый лучший, самый близкий друг, даже несмотря на то, что мы отлично ладим с Крис. Мы не устаем друг от друга, и мы с ней две самые популярные девочки в школе. Я знаю, что выгляжу отлично, держусь на своих ста трех фунтах, а когда устаю или проголодаюсь, просто глотаю «конфетку».

Энергии, жизненных сил и одежды у нас с избытком. Волосы у меня – супер! Я мою их с майонезом, и они такие мягкие и так блестят, а это любому поднимет настроение.

Пока не встретила парня, который мне реально понравился бы, хотя, наверное, это нормально, ведь я жду Роджера.

Родители точно решили довести меня до ручки. Чтобы держаться на уровне в школе, на работе, на свиданиях и успевать с домашней работой, приходится принимать экстази, а потом дома снимаюсь транквилизаторами. Папа считает, что я порчу ему имидж как декана колледжа. Вчера он даже наорал на меня за ужином за то, что я сказала «чувак». У него есть свои слова, чтобы подчеркнуть что-то в своей речи, и это нормально, но стоит мне сказать «чувак», и можно подумать, будто я совершила непростительный грех.

Мы с Крис почти готовы свалить отсюда. У нее есть друг в Сан-Франциско, он может помочь нам с работой; думаю, с нашим опытом работы в бутике это не станет такой уж проблемой.

К тому же ее родители на грани развода. Они только и делают, что скандалят, когда встречаются, и она сыта этим по горло. Хотя, в общем, это не мое дело.

Роджер говорит, что у него нет времени мне писать, грустная история. Как говорит Крис: «Мужская кровь остывает, если рядом нет кого-то, кто бы ее подогревал».

Вчера был вечер так вечер, приятель! Наконец-то я попробовала травку, это оказалось лучше, чем я ожидала! Вчера после работы Крис свела меня со своим другом, который учится в колледже и знает о моих кислотных трипах и т. д., он хотел, чтоб я попробовала хэш.

Он сказал, чтобы я не ждала ничего похожего на алкогольное опьянение, а я ответила, что никогда не пила ничего крепче шампанского на днях рожденья и остатков коктейлей после вечеринок. Мы все посмеялись над этим, и Тед, приятель Крис, сказал, что многие ребята никогда не пробовали алкоголь просто потому, что травку достать легче, чем выпивку. Тед сказал, что когда он только начал экспериментировать, то обнаружил, что может стащить у родителей кучу денег, и они этого даже не заметят, но стоило отпить глоток из одной из многочисленных бутылок с алкоголем, как оказалось, что они до унции измеряют количество их содержимого.

Затем Ричи научил меня курить. Я же никогда не курила даже сигарет! Он прочел мне маленькую вводную лекцию – типа, мне стоит прислушаться к разным мелочам, которые будут звучать не как обычно, и просто расслабиться. Сначала я затянулась слишком глубоко и чуть не задохнулась от кашля, Ричи велел мне затягиваться с приоткрытым ртом так, чтобы дым смешивался с максимально возможным количеством воздуха. Но это тоже не слишком-то помогло, тогда Тед сдался и достал кальян. Это было забавно и экзотично, но сначала у меня никак не получалось накуриться, я чувствовала себя обманутой, потому что все остальные были уже явно под кайфом. Но наконец-то сработало, как раз когда я подумала, что меня, наверное, никогда не зацепит, я вдруг почувствовала себя счастливой и свободной, как яркая канарейка, щебечущая в открытом, бесконечном небе. И я так расслабилась! Я не расслаблялась так ни разу в жизни! Это было прекрасно. Позже Рич притащил из своей комнаты коврик из овечьей шкуры, и мы стали ходить по нему, у меня появилось совершенно непередаваемое ощущение в ногах, тело окутала приятная истома, и я вдруг услышала странный, едва различимый звук трущихся друг о друга и о мои ноги шелковистых волосков. В жизни не слышала ничего подобного; помню, я отчаянно пыталась описать индивидуальные особенности каждого волоска, все они имели свой собственный неповторимый тон. Но, конечно, у меня ничего не вышло, это было слишком совершенно.

Потом я взяла горсть соленого арахиса и обнаружила, что прежде никогда ничего такого соленого не пробовала. Это напомнило мне, – как я купалась в Большом Соленом озере, когда была маленькой. Только орешки были еще солонее! Мои печень и селезенка, другие внутренние органы были буквально изъедены солью. Мне жутко захотелось свежих персиков или земляники, чтобы их сладость и аромат захватили меня полностью. Это было круто, меня охватил дикий смех. Мне безумно нравилось, что я стала совсем другой. Все во всей вселенной, кроме меня, были сумасшедшими, а я оказалась единственной, кто был в здравом уме. Я вспомнила фразу, которую когда-то прочла, что тысяча лет с человеком – это как один день с Господом; теперь я поняла это. Время изменилось, моя жизнь растянулась на тысячи жизней многих людей в пространстве нескольких часов.

Позже нам всем очень захотелось пить и съесть чего-нибудь сладкого. Мы пошли за мороженым и по пути шутили по поводу невероятной высоты крыш и странной формы луны, которая постоянно меняла свои очертания и цвет. Не уверена, что нас всех зацепило так, как они мы об этом говорили, но это было забавно. В кафе мы смеялись и болтали – как будто весь мир со всеми своими тайнами принадлежал нам одним. Когда Ричи около полуночи проводил меня домой, оказалось, что мои родители не спят, им очень понравился вежливый, аккуратный молодой человек. Они даже ничего не сказали по поводу того, сколько было времени! Представляешь?

P. S. Ричи дал мне несколько косяков, чтобы я могла покурить, когда буду одна и мне захочется оказаться в небесах. Здорово, здорово, здорово!

Мы с Крис подумываем о том, чтобы бросить работу, потому что у нас иначе не остается времени на то, чем мы хотим заниматься.

Я влюбилась в Ричи, а она любит Теда, и нам хочется проводить с ними как можно больше времени. Хреново только, что не хватает денег, так что нам с Крис приходится приторговывать травкой. Конечно, мы продаем только ребятам, которые плотно на этом сидят и которые все равно купили бы, если не у нас, так где-нибудь еще.

Тед с Ричи учатся в колледже, и им приходится работать гораздо больше, чем нам в школе, так что у них совсем не остается времени на то, чтобы торговать. К тому же парням запалиться гораздо легче, чем девчонкам. Поначалу было довольно противно этим заниматься, но, в конце концов, я же девушка Ричи и должна во всем ему помогать.

Я убедила Ричи, что кислоту толкать проще, чем траву, ее можно наносить на дешевые почтовые марки или добавлять в резинку и спокойно носить с собой, не боясь, что какой-нибудь стукач узнает, где твоя нычка.

Ричи такой классный, такой классный, и секс с ним словно радуга, и молнии, и весна. Может, я и перебираю с наркотиками, но я реально влюбилась в этого парня. Друг для друга мы готовы на все что угодно. Он собирается заняться медициной, а я помогу ему, чем смогу. Это потребует немалых усилий, но мы справимся. Представляешь, ему учиться еще лет восемь-десять, а он уже на втором курсе колледжа! Мама с папой думают, что он еще учится в школе. Скорее всего, я не пойду в колледж. Папу это, наверное, доконает, но для меня важнее пойти работать и помогать Ричи. Как только закончу школу, устроюсь на постоянную работу, и мы с ним съедемся. Он был круглым отличником, но говорит, что сейчас немного сдал.

Я правда люблю этого человека. Честное слово! Скорей бы его увидеть. Он дразнит меня, называет сексуально озабоченной, потому что меня заклинило на идее хоть раз попробовать секс без наркотиков. Он пообещал. Это будет почти как новый опыт. Жду не дождусь.

Мы с Ричи никогда никуда не ходим. Это уже почти ритуал – он заходит ко мне, несколько минут болтает с моими родителями, а потом спешит к себе – в квартиру, которую они снимают вместе с Тедом. Мне бы так хотелось ловить кайф с ним вместе каждый вечер, но Рич разрешает мне приходить, только чтобы пополнить мои запасы кислоты, травы и «шаттлов». Ему приходится столько учиться, так что я стараюсь довольствоваться тем количеством времени, что он мне уделяет, но, кажется, его становится все меньше и меньше. Может, я и правда озабоченная, по крайней мере, мне секс нужен гораздо больше, чем ему. Но это все оттого, что он волнуется за меня. Мне хотелось бы, чтобы он разрешил мне принимать противозачаточные и работал и учился бы чуть поменьше. Хотя у меня уже есть столько, что не знаю, как можно желать чего-то большего.

Сегодня снова была в младших классах. Ничего не имею против того, чтобы толкать в старших, иногда бывает трудно достать что-нибудь такое, и ребята сами подходят ко мне и просят помочь. Мы с Крис берем товар у Ричи. Он может достать «шаттлы», траву, амфетамины ЛСД или ДМТ, ме-тадон – да все что угодно. Ребята из старших классов, пусть даже не самых старших, – это одно, но сегодня продала десять марок с ЛСД мальчику из младших; ему нет еще и девяти, я уверена. Я думаю, он их тоже перепродаст, а эти дети еще слишком маленькие! Мысль об уторченных девяти – десятилетних детях так омерзительна, никогда больше туда не пойду. Я понимаю, что, если им понадобится, они все равно купят у кого-нибудь, но пусть не у меня! Как пришла из школы, так и лежу тут на кровати и думаю об этом; я решила, что Ричи должен прийти к моему отцу и поговорить с ним о стипендии – с его оценками и знаниями, может, что-нибудь и получится.

Если бы существовали медали и премии за тупость и наивность, я бы получила свою. Мы с Крис пришли к Ричи и Теду и застали их обдолбанных и занимающихся любовью друг с другом. Неудивительно, что этот Ричка Сучка не слишком меня хотел. Оказывается, я просто работаю на этого пассивного гея, а его отец, может, и не болен вовсе. Интересно, сколько еще глупых девчонок на него пашет? Мне так стыдно! Не могу поверить, что я продавала наркоту одиннадцати-двенаддатилетним и даже девяти-десятилетним детям! Как стыдно перед самой собой, перед моей семьей, да перед всеми! Я ничуть не лучше этого мудака Ричи.

Вся эта фигня о том, будто «они по-любому достанут где-нибудь, если захотят», которую втирал мне Ричи, – полное дерьмо. Он не думает ни о ком, кроме себя, и все, что я могу сделать в искупление того, что совершила, – это не дать ему вовлечь во все это еще больше детей. Это самое худшее в торговле наркотиками. Практически все ребята, которые употребляют, – продают, это гигантский круг, который со временем становится все шире и шире. Как бы я хотела никогда не начинать! Мы с Крис пообещали друг другу, что больше не станем употреблять. Честное слово, так и будет! Мы дали священную клятву и обещание. В Сан-Франциско мы не будем знать никого, кто употребляет наркотики, и нам будет несложно удержаться.

Весь день просидели с Крис в парке, размышляя об этом. Она употребляет наркотики уже год, а я, если быть точной, с десятого июля. Мы решили, что здесь мы не сможем измениться и что нужно валить в Сан-Франциско. А я решила сдать Ричи полиции. Я не мстительная, не злобная и не ревнивая, нет, просто я должна что-то сделать, чтобы защитить этих детей из младших классов.

Грустно уезжать из дома глубокой ночью, тайком, но ни я, ни Крис не видим другого выхода. Автобус уезжает в четыре тридцать утра, и нужно успеть. Сначала мы ненадолго заедем в Солт-Лейк-Сити, а потом двинем в Сан-Франциско. Не знаю, что Ричи со мной сделает, если поймает, я его боюсь. Он почти наверняка догадался, кто его сдал, в письме полиции я сообщила о нескольких тайниках, где он хранил товар. Пушерам больше нечем торговать.

Прощай милый дом, прощайте родные. Я уезжаю отчасти потому, что так сильно люблю вас и не хочу, чтобы вы когда-нибудь узнали, насколько я пала и какой слабой была. Жаль бросать школу, но не стану сообщать вам, куда еду, чтобы ни вы, ни Ричи не последовали за мной. Я оставляю вам записку, мои любимые, но никогда не смогу объяснить вам, насколько вы дороги для меня.

Мы в Сан-Франциско. В грязной, душной, вонючей однокомнатной квартирке. Мы обе грязные после стольких ужасных часов, проведенных в автобусе, и пока Крис принимает ванну в конце коридора, а я жду своей очереди, у меня есть время написать пару строк. Думаю, нам хватит денег протянуть, пока мы не найдем работу; у меня есть сто тридцать долларов, которые я должна была вернуть этому ублюдку Ричи, а у Крис четыре с чем-то сотни, плюс у нее есть какие-то деньги в банке. Эта мерзкая паучья дыра стоит девяносто долларов в месяц, но, в конце концов, благодаря ей у нас есть время найти работу и более подходящее место для жилья.

Я ужасно чувствую себя из-за родителей, но ведь они знают, что я с Крис, а она хорошая и умная и не даст мне сбиться с пути истинного. Блин, сколько уже можно сбиваться с пути?

Мы с Крис весь день искали работу. Прошли по всем газетным объявлениям, но везде оказывалось, что либо мы слишком молоды, либо у нас слишком мало опыта, либо нужны рекомендательные письма, либо они нам позвонят. Никогда в жизни я не была так измотана. Сегодня нам точно не потребуется ничего такого, чтобы заснуть, даже на этой сырой, комковатой, продавленной штуке, которую в этой коробке из-под печенья называют кроватью.

Похоже, тут все сырое и липкое. В шкафу даже растет какая-то зеленая разновидность древесных грибов, но, слава богу, мы тут ненадолго, по крайней мере я надеюсь, что мы тут ненадолго! Хотя сегодня в плане поисков работы день был не удачнее вчерашнего. К тому же мы не смогли найти друга Крис.

Получила работу в маленьком, захудалом магазинчике женского белья. Платят мало, но на еду и прочее хватит. Крис будет искать работу получше, а когда найдет, я уволюсь и тоже найду себе что-нибудь более подходящее. Крис надеется – может, через год у нас получится открыть свой собственный бутик. Это было бы здорово! Может, когда мы начнем процветать, то пригласим в гости всех наших родственников-порадоваться нашему успеху.

Крис по-прежнему без работы. Она ищет каждый день, но мы обе решили, что не стоит хвататься за первое попавшееся предложение. Ей нужно устроиться в первоклассный магазин, где она сможет научиться всему необходимому, чтобы открыть свое дело. Я так устаю, что с трудом добираюсь до кровати. Никогда не думала, что это так тяжело – проводить весь день на ногах в ожидании придирчивых и грубых покупателей.

Мы с Крис ездили в Чайна-таун и в парк «Золотые Ворота», а через мост мы ехали на автобусе. Это чудесный, прекрасный и восхитительный город, но я так хочу домой. Конечно, я не могу сказать об этом Крис.

Наконец-то Крис нашла работу! Это самый лучший маленький магазинчик, который я когда-нибудь видела! Я зашла туда после работы и купила пару босоножек. Там можно научиться всему: где закупать, как расставлять и как продавать, ведь там всего два человека. Шейла – хозяйка, безусловно самая шикарная женщина из всех, кого я знаю. У нее чистая, белая как снег кожа, а ресницы длиной с мою руку (накладные, конечно), угольно-черные волосы, и ростом она, я уверена, все шесть футов.

Не пойму, почему она не работает моделью, или на телевидении, или в кино. Ее магазин находится в очень престижном месте, и цены у нее очень, очень высокие, даже со скидкой, которая положена Крис, но все равно, мне просто необходимо было шикануть, ведь мы с Крис ограничивали себя во всем, да пока и дальше собираемся экономить.

Вместо того чтобы постепенно отвыкать от дома, с каждым днем я скучаю все больше. Интересно, что думает об этом Крис? Я не смею спрашивать, боюсь, она сочтет меня большой дурой, хотя, возможно, это так и есть. Думаю, если б я не боялась Ричи, я бы уже вернулась. Уверена, он снова попытался бы меня втянуть, если б у него появилась такая возможность. У него такая слабая, безвольная и мстительная натура. Теперь я вижу в нем столько мерзкого, что поражаюсь, как я позволила так промыть себе мозги. Похоже, я была наивной, глупой малолеткой, которая просто сама напрашивалась на то, чтобы ее взяли! Да я всегда была такой! В следующий раз я уже не буду настолько глупой, хотя следующего раза не будет! Никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах я не буду больше употреблять наркотики. В них корень и причина того, что я нахожусь сейчас в этом гниющем, вонючем бардаке, и вот чего бы мне хотелось всей душой и всем сердцем, так это никогда о них не слышать. А еще хорошо бы на письмах не было марок, тогда я могла бы писать маме с папой, и дедушке с бабушкой, и брату с сестрой, и, может, даже Роджеру. Мне так много нужно им сказать! Плохо, что я не поняла этого вовремя.

Просыпаюсь, работаю, ем и без сил возвращаюсь домой спать. Я даже перестала мыться каждый день, слишком долго ждать, пока освободится ванна.

Я бросила работу, собираюсь найти что-нибудь более подходящее. Шейла дала мне список мест, куда мне стоит сходить, и сказала, что я могу пользоваться ее именем для рекомендаций.

P. S. Мы опять потратились – купили за пятнадцать долларов подержанный телевизор. Показывает он не очень, но зато оживляет нашу квартирку.

Привет, Дневник. Ну как тебе это понравится? Я нашла работу через час после того, как вышла из дома, меня взяли уже во втором магазине, куда я зашла! Марио Мелани делает изысканные ювелирные украшения на заказ, в основном с драгоценными камнями. Ему нужна девушка с приятной внешностью, на которой можно было бы демонстрировать его работы. Я так польщена, что он выбрал меня! Мистер Мелани большой, толстый и веселый, он рассказал, что у него есть жена и восемь детей, они живут в Сусалито, и пригласил меня к себе на обед как-нибудь в воскресенье, чтобы я с ними познакомилась.

Мне так нравится моя новая работа! Мистер Мелани стал для меня второй семьей. Его маленький магазинчик находится в холле очень дорогого отеля, и он каждый день приносит завтрак в бумажном пакете и делится им со мной, говорит, что так меньше толстеет. А еще мы с Крис идем к ним в воскресенье в гости! Здорово, да?! Так хочется снова увидеть маленьких детей. У него есть сын Роберто, такого же возраста, как Тим, а другой сын всего на несколько дней младше Александры. Мистер Мелани думает, что я сирота, в каком-то смысле это так и есть. Ну и ладно. Знаешь, я могла бы завести кучу романов, если б не была такой привередливой. В холле гостиницы полно толстых старых богатых мужчин и их старых богатых жен, разодетых в норку, соболя и шиншиллу. Мужчины отправляют жен наверх, в апартаменты, а сами спускаются, чтобы поболтать со мной. Существует еще бесчисленное множество путешествующих коммивояжеров, которые думают не только о торговле; всего за несколько дней я научилась определять этот тип мужчин, как только они входят в гостиницу.

Нам с Крис повезло: магазины у нас обеих закрыты в воскресенье и понедельник, так что мы можем вместе проводить выходные. Вокруг нас не так уж и много молодых людей нашего возраста. Шейле лет тридцать, хотя выглядит она намного моложе, а мистер Мелани мне в отцы годится, да он и есть мне как отец. Завтра мы едем к нему.

Мы отлично провели время в семье Мелани. Они живут на склоне холма в районе, очень похожем на деревню. Это на конечной остановке автобуса, и там множество очень старых деревьев. Миссис Мелани и их дети выглядят как настоящая итальянская семья из кино, а готовит она как! Ни разу в жизни не пробовала ничего подобного! Дети, даже старшие, постоянно вьются вокруг родителей. Никогда не видела в семьях такой искренней привязанности. Марио, семнадцатилетний парень, уезжал в какой-то загородный поход – он обнимался и целовался с отцом и остальными членами семьи так, будто уезжает навсегда. Да и все они весь день похлопывали, пошлепывали и поглаживали друг друга.

На них приятно было смотреть, но это, правда, только усилило чувство одиночества.

Крис вернулась с работы сияющая. Шейла, чтобы не отставать от мистера Мелани, пригласила нас на вечеринку к себе домой в субботу после работы. Начнется она поздновато, ведь все мы работаем до девяти, но я так рада, это звучит так эффектно и утонченно – мы идем на вечеринку в пол-одиннадцатого!

Поначалу мы с Крис переживали по поводу того, что надеть, но Шейла сказала, мы можем одеться во что-нибудь удобное; это здорово, ведь мы с собой взяли только по одному чемодану и совсем пока не хотим тратить деньги на тряпки. Думаю, мы останемся в этой квартире еще месяцев на шесть, тогда, может, уже накопим денег, чтобы начать собственное дело. Надеюсь, Шейла даст нам свое благословение и поможет. И мистер Мелани, наверное, позволит нам выставить что-нибудь из его недорогих изделий. Марио собирается после школы работать в магазине отца, так что я, наверное, им все равно не понадоблюсь.

Завтра вечеринка у Шейлы. Интересно, кто там будет? Крис постоянно мне рассказывает, что к ним приходят люди, которые работают в кино и на телевидении, и, похоже, они лично знакомы с Шейлой. По крайней мере, они при встрече целуются и называют друг друга «дорогая» или «детка».

Представляешь, что такое быть лично знакомой с кино – или телезвездами! Однажды в магазин мистера Мелани зашла N и купила большой обеденный гонг, но она такая старая, я ее видела в одном из ее самых поздних фильмов по телевизору, где она играла не слишком шикарную и почти сумасшедшую женщину.

Наконец-то суббота! Сегодня будет потрясающий вечер. Интересно, не сочтут ли меня слишком наивной, если я буду вместо шампанского пить колу или что-нибудь в этом роде, или что они там будут пить. Может, никто и не заметит. Лучше уйти с работы пораньше, а то иногда, когда я заканчиваю, мой трамвайчик бывает переполнен, а я не хочу болтаться где-нибудь снаружи и испортить себе прическу.

Это снова случилось, и я не знаю – плакать или радоваться. В этот раз были только взрослые, и никто не обращал никакого внимания на детей. Может, кто-то и не считает меня совсем взрослой, но все думают, будто нам с Крис уже по восемнадцать; наверное, в этом все дело.

В общем, Шейла живет в какой-то невообразимой квартире с потрясающим видом из окна. У нее есть портье, который выглядит даже более представительно, чем портье в отеле, где я работаю, а они там довольно солидные. Мы поднялись в ее квартиру на лифте, стараясь вести себя непринужденно и не показывать, до какой степени нас это поразило, хотя после нашей засиженной мухами лестницы у нас прямо дух захватывало. Даже лифт был потрясающий – две стены были оклеены золотыми виниловыми обоями, а другие две закрыты черными панелями.

Квартира Шейлы как картинка из дизайнерского журнала. Целых две стены были зеркальным отражением мерцающего города.

Я пыталась не стоять с открытым ртом, но это было, как увидеть себя в кино.

Шейла легко чмокнула меня и Крис в щеку и проводила в комнату, где вокруг старинного золотого кофейного столика с зеркальной столешницей лежали яркие подушки. Там же рядом с камином стояло огромное кресло цвета буйволовой кожи, оно было покрыто мохнатым мехом и казалось из-за этого совсем огромным.

Затем раздался звонок в дверь, и в комнате стали появляться самые прекрасные человеческие существа из всех, что я когда-либо видела. Мужчины были такие потрясающие, они напоминали загорелые статуи римских богов, а от женщин просто дух захватывало, от их вида мне было страшно и одновременно радостно. Но вскоре до меня дошло: мы-то с Крис молодые, здоровые и сияющие, а все эти женщины старые, такие старые. Им, наверное, и из дома-то с утра не выйти, не положив на себя с полтонны макияжа. Так что нам не о чем волноваться.

А потом я почувствовала запах. Запах был такой сильный, что я даже замолчала посреди фразы. Крис находилась в другой части комнаты, но я видела, как она оглянулась, и поняла, что она тоже почувствовала этот запах. Воздух будто стал плотнее, и часть меня жаждала его. Я не знала, что делать, – оставаться, бежать или что? Я обернулась, и один мужчина просто передал косяк мне, вот и все. Как никогда в жизни, мне хотелось разорваться на части. Но тут была жизнь, тусовка, и я хотела стать частью ее!

Остаток вечера прошел фантастически! Свет, музыка, звуки, Сан-Франциско стали частью меня. Это был еще один не поддающийся описанию опыт, и сколько он длился, я не знаю. Мы с Крис остались ночевать у Шейлы и собрались с силами, чтобы отправиться домой в свою серую каморку, только после полудня.

Меня немного беспокоит то, что произошло. Не знаю, что мы там курили, хэш (сейчас это и не выяснить) или что. Но, надеюсь, мне не придется снова страдать насчет этого: начнет-ся-у-меня-вовремя-или-нет. Решила одно: если мы снова возвращаемся в эту карусель, начинаю пить противозачаточные. Я больше не выдержу неизвестности, к тому же сейчас я просто валюсь с ног и не в силах в себе разбираться… не буду пока думать об этом.

Шейла устраивает вечеринки почти каждый вечер, и мы всегда приглашены. Я не встретила никого, кто бы мне по-настоящему нравился, но все равно это так весело, а еще мы почти всегда остаемся у нее ночевать, это намного лучше, чем возвращаться в нашу дыру. Крис узнала, что Шейла была замужем за N, и ее алиментов хватает ей на жизнь и на всяческие развлечения со своими друзьями. Блин, вот бы у меня было столько денег!!! Я бы жила так же, даже лучше.

Прошлая ночь оказалась худшей в моей никчемной, гнилой, вонючей, мрачной, уродской жизни. Мы были вчетвером с Шейлой и ее теперешним бойфрендом Родом, и они познакомили нас с героином. Сначала мы побаивались, но потом они убедили нас, будто все эти ужасные истории не более чем американские сказки, ха! Я была так заинтригована и не могла дождаться, пока они совершали все приготовления. Это были потрясающие ощущения, абсолютно отличные от всего, что я пробовала раньше. Тело стало таким расслабленным, вялым и удивительно мягким, я будто плыла над реальностью, а все бытовые проблемы растворились в пространстве. Но прямо перед тем, как отключиться, я заметила, как Шейла и этот ее мудак собираются закинуться «спидом». Я еще удивилась, зачем им эти бодряки, когда они вмазали нас таким замечательно расслабляющим средством. Поняла, когда эти ублюдки стали насиловать нас – грубо, садистски. Говнюки – спланировали все это заранее.

Когда мы с Крис наконец вырвались оттуда и приковыляли домой, мы долго об этом говорили. С нас хватит! Грязь, которая сопровождает наркотики, делает цену за этот чертов кайф слишком высокой. С этого дня мы будем присматривать друг за другом и помогать друг другу. Я проклинала Ричи за то, что он оказался проклятым гомиком, хотя, может, и не стоило. При том, что он каждый день торчал на всяком дерьме, неудивительно, что он перестал себя контролировать.

Мы опять говорили с Крис и решили уехать из этого места. У нас набралось семьсот долларов, считая вчерашнюю зарплату, этого должно хватить, чтобы открыть свой бутик в каком-нибудь не таком шикарном районе. В любом случае больше мы не собираемся тут оставаться. С нас обеих достаточно!

Так не хочется уходить от мистера Мелани. Он был так добр, внимателен и заботлив по отношению ко мне, но и мне, и Крис невыносима сама мысль о том, что мы можем снова встретиться с этой садисткой Шейлой. Так что мне не остается ничего, кроме как опять оставлять записки со «спасибо» и «люблю».

По десять часов в день тратим на поиски подходящего помещения, но безуспешно. Мы решили открыть магазин недалеко от Беркли, все тамошние студенты любят безделушки; Крис удалось узнать несколько имен поставщиков еще у Шейлы, а я кое-чему научилась у мистера Мелани и смогу сделать несколько интересных вещиц. У нас должен получиться забавный магазин, Крис будет покупать и продавать, а я буду делать оригинальные вещи.

Наконец мы нашли, что искали, – наш новый дом. Это уютное помещение на первом этаже совсем рядом с Беркли, который теперь превращается в торговый район; мы можем жить в спальне и кухне, а гостиную и микроскопическую столовую превратить в торговый зал и подсобку. Завтра мы переезжаем и начинаем ремонт. У нас есть отличный эркер с окном всего в нескольких футах над землей, который можно превратить в прекрасную витрину, а если перекрасить и починить мебель, будет не так уж и плохо. Мы собираемся осуществить несколько сумасшедших идей – например, покрыть старые потертые столешницы фетром (он очень дешевый), а на кресла сделать накидки из искусственного леопарда, если хватит денег. Будет здорово – обрести место, которое можно назвать своим домом. И мы постараемся сделать его уютным и приятным. На предыдущее наше жилье мы не потратили ни пенни.

Была слишком занята, чтобы писать. Мы работали по двадцать часов в день и шутили по поводу того, что стоило бы съесть по таблетке для поддержания сил, но мы не собирались больше давать слабину. В результате комнаты, где мы собирались жить, ничуть не изменились, но торговый зал стал выглядеть восхитительно. Несколько ребят даже зашли к нам сказать, как все здорово, и спрашивали, когда мы откроемся.

На ковровое покрытие у нас не хватило денег, и мы покрасили пол в карамельно-розовый цвет, а стены выкрасили в розовый с белым, с теплыми красными и пурпурными разводами. Выглядит все просто замечательно. Вместо леопарда мы решили использовать белый искусственный мех, получилось просто первоклассно. Крис провела весь день на оптовых складах, и завтра мы открываемся – независимо от того, удастся сегодня поспать или нет.

Похоже, Крис знает, что покупать; сегодня у нас двадцать долларов прибыли. Завтра она опять собирается к оптовикам.

Потекли трубы и сломался туалет, так что иногда у нас течет только горячая вода, но это неважно. К нам заходят ребята посмотреть телевизор в нашем зале или просто посидеть и поболтать. Мы укоротили ножки у стульев из столовой (их у нас пять, один мы сломали во время ремонта), они стали не выше фута, и поставили их так, что получилось отличное место для разговоров. Сегодня кто-то предложил нам заполнить холодильник напитками и продавать их по пятьдесят центов тем, кто смотрит телевизор. Наверное, мы так и сделаем. Вообще-то, мы решили уже через пару недель приобрести подержанную стереосистему, если дела будут по-прежнему идти в гору. Наш торговый зал получился довольно большим, и для торговли нам требуется только половина.

Похоже, у большинства ребят есть деньги, и покупают они достаточно, чтобы позволять им сидеть на стульях у телевизора.

Сегодня один парень, который не раз уже бывал у нас, предложил нам купить его стерео за двадцать пять долларов, потому что он собирается приобрести новое. Мы провели весь вечер, обтягивая свое приобретение красным бархатом и закрепляя ткань золотыми кнопками. Вот ребята завтра удивятся! Я рада, что каждый день устаю так, что засыпаю, как только моя голова касается подушки – не остается времени, чтобы думать, особенно о Рождестве.

Сегодня с утра пораньше Крис уехала к оптовикам, а я слушала музыку и протирала витрины. Когда заиграла «She's leaving home» («Она уезжает из дома»), прежде чем я осознала, что происходит, у меня из глаз хлынули слезы, будто кто-то открыл краны в моей голове. Эта песня обо мне и о сотнях таких же сбежавших из дома девушек. Наверное, после Рождества я вернусь домой, а может, еще до Рождества. Эта история с Ричи, должно быть, уже забылась, и мне можно вернуться в школу и начать учиться со второго полугодия. Крис достанется весь магазин, и никто не будет в обиде, а может, и она захочет вернуться вместе со мной, но я пока не буду об этом с ней даже заговаривать.

Нам с Крис все начинает надоедать. Ребята болтают только о том, как они отрываются, и о том, что они чувствуют, когда употребляют. Помню, папин отец перед смертью бесконечно говорил о своих болях и болячках. TciK вот, эти ребята начинают доставать меня примерно так же. Они никогда не говорят ни о том, чего хотят добиться в жизни, ни о своих семьях, ничего такого – только о том, кто торгует, сколько бабок они заработают в следующем году и у кого сколько осталось сейчас и хватит ли этого до конца года. А еще меня начинают доставать «безумные». Интересно, нас и правда ждет настоящая революция? Когда они говорят об этом, то идея, чтобы все разрушить и начать строить заново – новую страну, новый мир и новую любовь, – кажется весьма разумной и заманчивой. Правда, когда я одна, это все мне представляется просто очередным наркоманским бредом. Я совсем запуталась. Не верится, что в скором будущем мать пойдет против дочери, а отец против сына ради создания нового мира. Но, может, они и перетянут меня на свою сторону, когда я буду в колледже, если я, конечно, когда-нибудь туда поступлю.

Сегодня мы просто закрылись и устроили себе выходной. Это первый наш совместный выходной за много недель, эти тусующиеся ребята начали нас здорово доставать. Мы покатались на автобусе в свое удовольствие, а потом потратили кучу денег на обед из множества блюд во французском ресторане. Ощущение, что хорошо выглядишь, поднимает настроение, особенно после того, как приходится подолгу торчать в старых штанах и рабочей одежде. Но все эти рождественские штучки в окнах домов и в витринах магазинов заставили нас обеих почувствовать себя одинокими, хотя мы и не сказали об этом друг другу ни слова. Я даже пыталась притвориться, будто мне все равно, но тебе, Дневник, я могу сказать правду. Я чувствую себя одинокой и разбитой, я ненавижу все, что меня окружает, я чувствую, как понапрасну растрачиваю свою жизнь. Я хочу вернуться к своей семье и в свою школу. Мне надоело просто сидеть и слушать других ребят, которые могут писать, и звонить, и поехать домой на Рождество, когда я не могу. Ну почему я не могу? Ведь я не сделала ничего такого, чего не сделали эти ребята. Любой наркоман наполовину обитатель сточной канавы, они друг без друга не могут.

Позвонила маме. Она так рада была меня слышать, что я с трудом разбирала ее слова сквозь слезы. Она предложила выслать мне денег, сказала, что папа может приехать и забрать меня, но я ответила, что денег у нас достаточно и что мы возвращаемся сегодня первым же самолетом. Ну почему мы не сделали этого неделю, месяц, вечность назад? Глупые девчонки!

Прошлой ночью мы были в раю. Самолет прилетал очень поздно, но все: и мама, и папа, и Тим, и Александра – приехали меня встречать, мы плакали как дети, совсем не стесняясь. Сегодня прилетают бабушка с дедушкой, чтобы повидать меня и встретить с нами Рождество. Наверное, это самое лучшее в мире возвращение домой. Я чувствую себя блудной дочерью, которой раскрыли радушные объятия. Никогда больше не стану убегать.

Крис тоже встретили ее мама с папой, они снова воссоединились, проливая слезы. Хоть один положительный результат от нашего бегства. Ее родители опять стали семьей, которой не были уже много лет.

Я так рада, что мы с Крис добились какого-то успеха в своем предприятии. Марк, один из парней, тусовавшихся в нашем магазине, сделал несколько полароидных снимков, которые произвели впечатление на наших родителей. Конечно, мы опустили свои приключения в Сан-Франциско, а моя мама осталась довольна тем, что мы не ездили даже в Хайт-Эшбери, хотя все равно сейчас это уже не то.

Сегодня днем позвонила оператору, чтобы узнать телефоны Ричи и Теда, но обоих не оказалось в списке. Надеюсь, они больше не появятся на моем горизонте, и я свободна. Теперь все думают, что мы сбежали только потому, что хотели стать самостоятельными. Хотя, наверное, стоит проверить, числятся ли они в колледже, на всякий случай.

Наш дом наполнился ароматами. Мы напекли тортов, пирогов, печенья и прочих сластей. Бабушка чудесно готовит, у нее можно многому научиться, что я и собираюсь сделать. Поставили елку, в доме все убрано, и Рождество, кажется, будет даже лучше, чем раньше.

Сегодня я звонила Крис, у нее все отлично. Ее мама и папа, и еще ее хромоногая тетушка Дорис, которая живет в их доме, стали к ней хорошо относиться. Как хорошо дома!

Наверное, мама права, мы с Крис жили в нездоровой обстановке. Но теперь с этим покончено навсегда!

Дневник, сегодня Рождество, и я жду, когда проснутся мои домашние, и мы пойдем опустошать наши запасы и разворачивать подарки. Но сначала я хотела потратить часть этого особого, святого дня на себя. Я раскаялась, обдумала и пересмотрела свою жизнь. Теперь я могу петь с остальными «Придите все истинно верующие, радостные и торжествующие»; что касается «торжествующих», то в этот раз это про меня!

На следующий день после Рождества обычно я ничего не делаю, но сегодня с удовольствием помогала маме и бабушке убирать, мыть и чистить. Чувствую себя взрослой. Меня больше не считают ребенком, я – одна из взрослых! И мне это нравится! Они приняли меня как самостоятельную личность. Я одна из них! Я чувствую свою значимость! Я кто-то!

Подростковый возраст – это очень тяжелый период. Взрослые обращаются с подростками как с детьми и ждут, чтобы они вели себя как дети. Командуют ими, словно маленькими животными, а потом хотят, чтобы из них выросли нормальные взрослые, рационально мыслящие, уверенные в себе люди. Это трудный, никчемный, нестабильный период. Может, я уже миновала худшую его часть? Очень на это надеюсь, потому что у меня нет ни физических, ни душевных сил снова проходить через все это.

Дух Рождества по-прежнему витает в воздухе. Это чудесное, особое время года, когда на земле воцаряется Добро. Я люблю, люблю, люблю это время! Будто я никуда и не уезжала.

Просматривала рождественские открытки, одна оказалась от родителей Роджера. Мне стало так страшно. Так было бы здорово, если бы наши семьи породнились, но теперь это невозможно, и я не должна себя казнить. К тому же, может, это была просто детская влюбленность.

Мама с папой готовят новогоднюю вечеринку для всех, кто работает на папиной кафедре. Похоже, будет весело. Бабушка готовит свою восхитительную запеканку из цыпленка с брокколи, а еще пасхальные апельсиновые рулеты. Ням-ням! Она обещала, что разрешит ей помогать, а еще придет Крис.

Праздники продолжаются, и у меня отличное настроение и днем и ночью!

Сегодня для меня наступит чудесный Новый год. Я искренне рада тому, что наконец избавлюсь от старого года. Это кажется почти нереальным. Хотела бы вырвать его из своей жизни, как страницы из календаря, по крайней мере последние шесть месяцев. Ну как! Как такое могло случиться со мной? Ведь у меня такая крепкая, хорошая и любящая семья! Новый год будет совсем другим, полным жизни и надежд. Если б только можно было, в прямом и переносном смысле, раз и навсегда вычеркнуть все мои кошмары! Но поскольку такого способа нет, остается запрятать их подальше, в самые темные уголки памяти, где они наконец сгинут или потеряются. Ну ладно, хватит этой болтовни и писанины, пора спуститься вниз, чтобы помочь маме и бабушке. Нужно сделать еще миллион всего для вечеринки. Все, все, бегу.

Вчерашняя вечеринка удалась. Не думала, что папины друзья окажутся такими интересными и веселыми. Кто-то рассказывал о невероятных случаях из судебной практики и о решениях, принятых по этим делам. Например, одна эксцентричная мультимиллионерша решила оставить все до последнего цента двум старым уличным котам, так что они шныряли вокруг дома и по окрестным кустам в ошейниках с бриллиантами. В завещании было указано, что котов нельзя ограничивать в том, что противоречило бы их инстинктам. Поэтому суд решил нанять котам нянек, которые ни на минуту не спускали бы с них глаз. Мне кажется, что мужчины, которые рассказывали эту историю, слегка преувеличивали – слишком уж она была смешная, – но не уверена. – Может, они просто хорошие рассказчики.

Кто-то из родителей рассказывал забавное о своих детях, и папа даже с гордостью рассказал что-то хорошее про меня… Представляешь!

В полночь все надели бумажные шляпы и зазвонили в колокольчики, гонги и т. д., а потом сели ужинать, а мы с бабушкой, Крис и Тимом помогали подавать на стол.

Укладываться спать стали только в четыре утра, и это была лучшая часть вечера. Когда гости разошлись, а я, и Крис, и все мои домашние переоделись в пижамы и стали доедать оставшиеся угощения и наводить порядок, мы все были так счастливы и спокойны, насколько это только вообще возможно. Дедушка мыл посуду – в мыльной пене по самые подмышки, – и пел во весь голос. Он заявил, что посудомоечная машина моет слишком медленно, а нам ведь еще так много нужно чего сделать. Папа расхаживал с важным видом и носил посуду, и все время облизывал пальцы. Было так здорово! Мне кажется, что гости на вечеринке меньше веселились, чем папа, мама, дедушка, бабушка и мы с Тимом после их ухода. Интересно, захотела бы Крис праздновать вместе с нами, если бы ее родители не были уже куда-то приглашены? Наверное, это одна из тех вещей, о которых нам не дано знать и что, в общем-то, не так и важно.

Завтра снова пойду в школу. Кажется, что прошло не полгода, а целая вечность. Но теперь я буду это ценить, точно говорю. Собираюсь заняться испанским, хочу говорить как настоящая испанка. Раньше думала, что иностранный язык – это так скучно, но теперь я поняла, как важно уметь общаться с людьми, со всеми людьми.

Крис уже в выпускном, но мы по-прежнему ходим на ланч вместе. Немного трудно возвращаться в прежнюю жизнь.

У меня шок! Сегодня Джо Дриггс подошел ко мне и спросил, нет ли у меня чего. Я уже почти забыла, что еще совсем недавно я торговала. Я так надеюсь, что на этом разговор и кончится и я смогу это пережить. Вообще-то, Джо не поверил, что я завязала. Он был в очень плохом состоянии и умолял, чтобы я достала хоть что-нибудь. Надеюсь, Джо не станет распускать слух, будто я торгую.

Сегодня ни слова о наркотиках – похоже, Джо правильно меня понял.

Нас с Крис пригласили на вечеринку, но я спросила разрешения у мамы, чтобы Крис осталась у нас на выходные. Я уверена, что смогу удержаться, но не хочу рисковать. И я очень честно (ну, почти честно) рассказала маме, что несколько довольно бойких ребят в школе сбивают нас с толку и что нам не помешала бы поддержка семьи в течение нескольких недель. Мама была тронута доверием с моей стороны и сказала папе, чтобы он придумал что-нибудь этакое на пару следующих уикендов и попросил родителей Крис придумать что-нибудь подобное на пару уикендов после этого. Так хорошо знать, что мы можем общаться, а не только просто разговаривать! У меня правда такая чудесная семья!

Мы с Крис и моей семьей провели выходные в горах. Отдохнули по полной! Папин коллега одолжил нам свой домик, и мы научились добывать воду и растапливать печь и все такое, было здорово. Всю ночь шел снег, и наутро пришлось откапывать нашу машину, но все равно было отлично. Папа говорит, что нужно чаще одалживать или снимать домик в горах. Это чудесный способ на выходные уйти от суеты. Странно, как ему удается настроить всех на свой лад, когда он чувствует, что это необходимо?

Джордж пригласил меня на свидание в пятницу вечером. Он ничего собой не представляет, но, по крайней мере, с ним безопасно.

Во время ланча ко мне подошел Лэйн и потребовал, чтобы я его с кем-нибудь свела. Его связи накрылись, и ему было действительно очень плохо. Он сжимал мою руку, пока она не посинела, и вырвал-таки из меня обещание, что к вечеру я дам ему хоть какую-нибудь наводку. Ума не приложу, откуда я ее возьму. Крис предложила узнать у Джо, но я не хочу иметь ничего общего с кем-то из этой компании. Мне так страшно, что меня почти тошнит… впрочем, меня и правда тошнит.

Милая, ничего не знающая, мама! Лэйн звонил вчера дважды, но мама почувствовала, что что-то не так, и сказала, что я очень больна и меня ни в коем случае нельзя беспокоить.

Она даже настояла на том, чтобы я не ходила сегодня в школу, представляешь! Она настояла, чтобы я прогуляла школу! Я так ценю, что она заботится обо мне, и так хочу доверять ей. Интересно, знает ли Лэйн о нас с Ричи???

Джордж повел меня на школьные танцы, но вечер не удался, из головы не выходили Джо с Лэйном. Джордж спросил, в чем дело, и я ответила, что Лэйн ревнует, потому что он пригласил меня на свидание, а я ему отказала. Слава небесам, музыка играла так громко, что невозможно было толком говорить. Пусть они оставят меня в покое!

В эти выходные папа будет очень занят, поэтому уехать никуда не получится, но мы можем чем-нибудь заняться. Мама сказала, что поможет мне сшить виниловый костюм, винил очень похож на кожу.

Глория и Бабе встретили меня после школы и шли со мной часть пути до дома. Я не знала, как избавиться от них без особой грубости. Хочу, чтоб они все от меня отстали! Когда мы дошли до угла Эльм, я увидела маму, которая проезжала мимо, и помахала ей рукой, чтобы она остановилась. Это было уже слишком! Всю дорогу она говорила, какие милые девочки Глория и Бабе и как хорошо было бы иметь больше подруг и не замыкаться только на Крис. Эх, если б она только знала! Если б только знала!

Черт, черт, черт! Это снова случилось. Не знаю, то ли кричать от радости, то ли пойти и посыпать голову пеплом и надеть власяницу, что бы это ни значило. Тот, кто говорит, что кислота и трава не вызывают привыкания, тупой дурак, идиот и сумасшедший! Я сижу на них с Юиюля, а пока я не употребляла, до смерти боялась даже думать о том, что хотя бы внешне напоминает дозу. Все это время я притворялась перед самой собой, что могу завязать.

Все тупорылые идиоты, которые думают, что просто балуются, на самом деле просто живут от трипа до трипа. После того как хоть раз попробовал это, жизни без наркотиков больше не существует. Она превращается в никчемное, бесцветное существование, в котором нет места гармонии. Она воняет. И я рада, что вернулась. Рада! Рада! Рада! Мне никогда не было так хорошо, как прошлой ночью. Каждый раз – это лучший раз, и Крис чувствует то же самое. Вчера вечером, когда она позвонила и попросила меня приехать, я поняла, что случилось нечто ужасное. Ее голос звучал так, словно она не знала, что делать. Но когда я приехала и почувствовала этот невероятный запах, просто села на пол в ее комнате и стала плакать и курить. Это было прекрасно и замечательно, мы так долго жили без этого. Я никогда не смогу выразить, насколько это здорово.

Потом я позвонила маме и сказала, что останусь у Крис, потому что она немного подавлена. Подавлена? Никто в мире, кроме наркомана, не знает настоящего антонима к слову «подавленный».

Крис чувствует себя немного виноватой, но я счастлива, что мы вернулись и снова принадлежим миру! Мир принадлежит нам! Бедный добрый Джордж, ему придется испить всю чашу до дна. Он заехал забрать меня после школы, но он мне больше совершенно неинтересен. Он не нужен мне даже в качестве шофера.

Сегодня разговаривала с Лэйном, он замечательный! Он нашел новых поставщиков и может достать мне все что угодно. Я сказала, что мне нужно что-нибудь бодрящее. Кому нужен депрессняк, когда можно взбодриться, верно?

Жизнь стала прекрасной! Время кажется бесконечным, а все остальное проходит так быстро! Мне это нравится!

P. S. Мама рада, что я «вернулась», ей нравится, что мне часто звонят. Чего еще желать?!

Вчера вечером Лэйна замели. Не знаю, как на него вышли; наверное, он слишком много толкал этим своим хиппующим девчонкам-малолеткам. Хорошо, что меня с ним не было. Хоть мои родители так милы, наивны и невинны, они не позволяют мне в будни задерживаться допоздна. Они хотят защитить меня от плохого дяди. Думаю, с Лэйном все будет в порядке. Ему только исполнилось шестнадцать, так что вряд ли его ждут серьезные проблемы, может, просто дадут по рукам.

Наш источник отчасти иссяк, из-за испытательного срока Лэйна, но мы с Крис очень находчивые. Мы все равно справляемся.

Думаю начать принимать противозачаточные, это гораздо легче, чем волноваться каждый раз. Готова поспорить, противозачаточные достать гораздо труднее, чем наркотики, это еще раз доказывает, насколько извратился этот мир!

Дорогой Дневник! Bay! У Крис вчера был обыск! Ее родителей и тети не было дома, а мы с Крис занимались своими играми. Большой синий полицейский только головой качал, когда мы клялись своим родителям, что это в первый раз и ничего такого вообще не было. Слава богу, они приехали за нами, когда мы еще могли соображать. Интересно, как они узнали, что мы там???

Никогда не слышала ничего забавнее: мама волнуется и намеками пытается сказать, что с ее маленькой девочкой могло случиться что-то, но она не может заставить себя произнести это вслух. Она хочет, чтобы я сходила к доктору провериться, ну разве не смешно?

Мне понадобилось некоторое время, чтобы справиться с собой и придать своему лицу выражение чистоты и невинности, распахнув глаза как можно шире. Я притворилась, что даже не понимаю, о чем идет речь, и представляешь, в конце концов она даже почувствовала себя виноватой за то, что позволила себе предположить нечто подобное.

Мы все на испытательном сроке, и нам нельзя видеться друг с другом, родители отправляют меня на промывку мозгов с понедельника. Думаю, это часть сделки, на которую они пошли, чтобы отмазать меня от суда. Ходят слухи, что Лэйна заперли в какую-то спецшколу для просушки. Оказывается, у него это третье задержание. Я и не знала. Он ведь не решит, что это я его заложила, меня, в конце концов, тоже взяли с наркотиками. Просто это мой первый арест. Похоже, мне здорово везет.

Если б ты видел, как мама с папой нянчатся со мной, ты, наверное, решил бы, что мне лет шесть. После школы я должна сразу возвращаться домой и нигде не задерживаться – как маленькая. Сегодня утром, когда я уходила, мама крикнула мне вслед: «После школы сразу домой!» Bay! Можно подумать, я собираюсь обдолбаться в полчетвертого вечера, хотя в данном случае это звучит и не так плохо.

После ужина хотела пройтись до аптеки, чтобы купить пару цветных карандашей (мне нужно закончить свои контурные карты), так мама, как только я направилась к двери, велела Тиму пойти со мной. Это уж слишком! Младший брат станет присматривать за мной! Это послужит ему уроком! Это им всем послужит уроком! Я знаю, что нужно сделать, нужно переманить его на свою сторону. Может, и получится! Дам ему маленькую бодрящую «конфетку». Если б я только могла быть уверена, что его зацепит.

Я вот-вот взорвусь. Все эта бодяга начинает меня доставать, нервы на пределе. Скоро уже и в туалет одной нельзя будет сходить.

Сегодня была у психиатра, он такой маленький, толстый и мерзкий, ему не хватает смелости начать худеть. Блин, я ему чуть не посоветовала начать принимать амфетамины, они снижают аппетит и в то же время дают дополнительную энергию. По-моему, это то, что ему нужно, а то сидит пялится на меня сквозь свои очки и ждет пикантных подробностей. Визит к нему, это, наверное, самое худшее из всего, что со мной случилось.

Джеки на английском сунула мне пару доз амфетамина, когда передавала листки с тестами. Сегодня, когда все уснут, съем все сама. Не могу дождаться!

Похоже, я в Денвере. Я вышла из дома, когда была под кайфом и добралась сюда автостопом, но тут так тихо, и все такое нереальное; наверное, еще слишком рано, надеюсь, что только поэтому. У меня всего двадцать долларов, все, что нашла в папиных брюках, но не знаю, у кого тут можно достать.

Живу у двух ребят, с которыми тут познакомилась, но им тут скучно, так что скоро собираемся двинуть в Орегон, узнать, что интересного в Кус-Бэй. Кислоты у нас на две недели, и это единственное, что имеет значение.

У меня нет другой одежды, кроме той, что была на мне, когда я ушла из дома, теперь она стала такой грязной, что кажется, будто она на мне выросла. В Денвере шел снег, но в Орегоне еще хуже, тут такая пронизывающая сырость. Простудилась, чувствую себя такой несчастной, а еще месячные начались, и у меня нет ни одного тампакса. Черт, так хочется дозу.

Ночевала в парке, свернувшись под кустом, а сегодня идет дождик, и не могу найти своих денверских приятелей. В результате зашла в церковь и спросила сторожа, или как он там называется, что мне делать. Он сказал мне сидеть тут, пока дождь не перестанет, а потом идти в какой-то пункт вроде Армии Спасения, что находится дальше по улице. Кажется, у меня нет выбора, температура, вся промокла, и воняет от меня так, что я сама себя еле выношу. Пыталась сделать прокладку из бумажных полотенец, чертовски неудобно. Если б у меня только было что-нибудь стимулирующее.

Милая церковь. Маленькая, чистая и тихая. Ощущаю себя тут ужасно неуместной, а еще начинаю чувствовать себя такой одинокой, что не терпится убраться отсюда поскорее. Пойду попробую найти эту миссию, или как там она называется. Надеюсь, что эти проклятые окровавленные полотенца не вывалятся где-нибудь посреди улицы.

Замечательное место! Правда! Меня пустили в душ и дали чистую одежду, и прокладки, и накормили, и все несмотря на то, что я сказала, что не собираюсь следовать их строгим правилам. Они хотели, чтобы я осталась там на несколько дней и разрешила им позвонить моим родителям, они хотели поговорить с ними и помочь нам найти общий язык. Но не думаю, что родители разрешат мне принимать кислоту и марихуану, а я не собираюсь завязывать! Этот парень такой замечательный! Он даже отвез меня в клинику, чтобы взять что-нибудь от простуды. Я почувствовала себя такой дрянью; может, добрый доктор даст мне что-нибудь, от чего бы мне стало лучше, что-то вроде… а, да все равно что! Скорей бы уж этот старый козел поторопился, заканчивал свои дела и отпустил бы нас.

По-прежнему… неважно. Познакомилась с девушкой в приемной у доктора, ее зовут Дорис. Она сказала, что к ней можно вписаться, пара, которая у нее жила, и ее бойфренд уехали ночью. Потом док сделал мне укол и дал пузырек с витаминами, представляешь! Витамины! Он сказал, что у меня истощение, как и у большинства ребят, что к нему приходят. Он оказался хорошим. Такой заботливый, сказал, чтобы я зашла через пару дней. Я сказала, что у меня совсем нет бабок, а он засмеялся и ответил, что очень бы удивился, если бы оказалось, что они у меня есть.

Наконец-то этот сучий дождь кончился. Мы с Дорис прошли через весь Кус-Бэй. Тут есть даже магазины! Я рассказала Дорис о нашем с Крис заведении; Дорис тоже хочет открыть что-то свое, когда появятся деньги, но теперь это почему-то кажется не так важно. У Дорис есть целая банка травы, нам надолго хватит. Мы были под кайфом, и жизнь стала казаться не такой уж мерзкой, несмотря на то что хожу еще с трудом.

Хорошо просто быть живой. Я люблю Кус-Бэй, я люблю кислоту! Люди тут, по крайней мере в нашей части города, замечательные. Они понимают жизнь, они понимают меня. Я говорю как хочу, одеваюсь как хочу, и никому нет никакого дела. Прикольно разглядывать плакаты в витринах магазинов и даже, проходя мимо грейхундовской автобусной станции, смотреть на приезжающих. А еще мы проходили мимо места, где делают плакаты. Когда у нас появятся деньги, помогу Дорис оклеить стены. Мы остановились на Кофейном Доме, Магазине Диггеров и Психоделическом магазине. Завтра пойдем осматривать остальные достопримечательности. Дорис тут уже пару месяцев и знает всех и вся. Я обалдела, когда узнала, что ей всего четьфнадцать. Я думала, что ей лет восемнадцать-девятнадцать и что она просто маленького роста.

Прошлой ночью у Дорис начался реальный депрессняк. У нас кончились трава и деньги, мы голодны, и снова зарядил этот тошнотворный дождь. В нашей квартире всего одна печка, и, похоже, она совсем не греет. Мои уши и носовые пазухи (видишь, я смотрю ТВ, точнее, раньше смотрела) будто залиты цементом, а грудь словно стянута стальным обручем. Можно было бы выйти, чтобы достать бесплатной еды или стянуть что-нибудь, но вряд ли в такой дождь что-нибудь получится, так что, похоже, придется снова есть лапшу и хлопья. Мы поговорили о том, как нас достали туристы, жулики и нищие, но, кажется, придется самой завтра выйти попрошайничать, чтобы купить еды и дозу. Нам с Дорис необходимо и то и другое.

Только бы вмазаться, хоть чем-нибудь, чтобы отпустило, дозу чего угодно! Говорят, болеутоляющие помогают. Черт, если б у меня только было хоть что-нибудь, чтобы покончить с этим дерьмовым состоянием.

Только что проснулась; не пойму – это тот же день, неделя, год? Да кому какое дело?

Проклятый дождь еще сильней, чем вчера. Будто все небо мочится на нас. Хотела выйти, но с моей простудой я смогла дойти лишь до чертова угла – продрогла до костей, пришлось вернуться и лечь в постель прямо в одежде, я свернулась калачиком, чтобы согреться и не умереть. Похоже, у меня высоченная температура, все плывет. Мне так нужна доза! Хочется кричать и биться головой о стену, карабкаться по этим чертовым пыльным вылинявшим грубым занавескам. Нужно убираться отсюда. Нужно убираться отсюда, пока я тут не загнулась. Мне страшно и одиноко, и я больна. Никогда в жизни я не была так больна!

Я старалась не позволять себе думать о доме, и мне это удавалось, пока Дорис не стала рассказывать о своей ужасной жизни, и теперь я будто разрываюсь на части. Господи, если бы у меня были деньги, я вернулась бы или позвонила домой. Завтра вернусь в ту церковь и попрошу их позвонить моим родителям. Не понимаю, почему я так себя вела, ведь у меня такая хорошая семья. Бедная Дорис до десяти лет не видела ничего хорошего. К тому времени, как ей исполнилось десять, ее мать была замужем четыре раза, а уж сколько у нее было мужчин в промежутках, никто не знает. Когда Дорис исполнилось одиннадцать, ее тогдашний отчим заставил ее заниматься с ним сексом, и бедная маленькая девочка не знала, что ей делать, он пригрозил убить ее, если она расскажет матери или еще кому. Это продолжалось, пока ей не исполнилось двенадцать. В один прекрасный день, когда отчим здорово повредил ей что-то, она рассказала своему учителю физкультуры, почему она не может заниматься. Учитель отвез ее в приют, чтобы ей нашли приемных родителей. Но это не очень помогло, оба ее приемных брата заставляли ее заниматься с ними сексом, а потом одна девочка, которая была старше ее, подсадила ее на наркотики и совратила. С тех пор она стала спать со всеми подряд. Боже, я должна выбраться из этой помойки! Она засасьшает меня, я тону! Мне нужно выбраться отсюда, пока я еще могу.

Завтра! Точно, завтра! Когда кончится этот проклятый дождь!

Кому какое дело? Наконец-то дождь кончился! Небо такое голубое! Похоже, для этих мест это редкость. Мы с Дорис решили свалить из этой дыры. В Южной Калифорнии будет тусовка. Bay! Едем!

Меня тошнит и в буквальном, и в переносном смысле. Хочется заблевать весь этот говенный мир. Нас подобрал толстожопый водитель грузовика и всю дорогу тащился от того, что делал Дорис больно и смотрел, как она плачет. Когда он остановился, чтобы заправиться, мы удрали, хоть он и пытался нам угрожать. Что за мудак, а? В конце концов нас подбросили ребята, такие же, как мы. Они угостили нас травой, но она, похоже, была выращена где-то дома-такая слабая, что нас едва зацепило.

Тусовка была отличная, кислоты, травы и выпивки было как воздуха. До сих пор мир полон красок, а трещина в окне кажется прекрасной. Жизнь прекрасна. Так офигительно прекрасна, что я едва могу с этим справиться. И я ее неотъемлемая часть. Все остальные только зря коптят небо. Тупой народ. Хочется затолкать жизнь им в глотки – может, тогда они поняли бы, о чем речь.

Возле двери толстая блондинка со свалявшимися волосами опускается на колени, на платье, зеленое на зеленом и пурпурном. Она с парнем, у него кольцо в носу и разноцветные рисунки на бритой голове. Они все время говорят друг другу «люблю». Это выглядит так прекрасно. Цвета сливаются друг с другом. Люди сливаются друг с другом. Цвета и люди сливаются вместе.

Я не знаю, что, когда, где и с кем! Знаю только, что теперь я служительница Сатаны, я пытаюсь прийти в себя после этого наркотического беспредела, чтобы выяснить, насколько все были раскованны, чтобы принести свои клятвы.

Милый Дневник, я чувствую себя обманутой и злюсь на всех. Мне очень стыдно. В общем, я в этом была новичком, но теперь, когда я смотрю на девушку, то как будто смотрю на парня. Я возбуждаюсь. Понимаешь, я хочу трахнуться с девушкой, а потом мне становится страшно, и я вся напрягаюсь. С одной стороны, мне чертовски хорошо, но с другой – чертовски плохо. Я хочу замуж, хочу завести семью, но боюсь. Мне больше хочется нравиться парням, чем девушкам. И трахаться мне больше нравится с парнями, но я не могу. Кажется, я брежу. Иногда мне хочется, чтобы меня поцеловала одна девушка. Хочется, чтобы она прикасалась ко мне, спала подо мной. Но потом я чувствую себя ужасно. Меня переполняет чувство вины и отвращения. Потом я думаю о маме. Представляю, как возвращаюсь домой и кричу на нее, чтобы она убрала мою комнату, потому что я теперь мужчина. Потом мне становится противно и хочется, чтобы рядом был кто угодно, лишь бы отвлечься от этих мыслей. Я и правда больна. Я так далека от этого.

Милый Дневник, прошли тысячи световых лет по лунному времени.

Все, кроме меня, рассказывают истории. Мне нечего рассказать. Все, что я могу, – это рисовать монстров и внутренние органы и ненавидеть.

Еще один день, еще один минет. Полиция, похоже, решила очистить этот город от наркотиков. Если не сделаю минет Большой Заднице, он перестанет меня снабжать. Черт, внутри меня трясет больше, чем снаружи. Что за ублюдский мир без наркотиков! Этот урод, который хочет уложить меня в койку, знает, что меня ломает, но он единственный, кого я здесь знаю, у кого есть то, что мне нужно. Я почти готова обслужить даже этих жирных котов – богатых мужиков, да кого угодно, за один хороший укол. Черт, Большая Задница заставляет меня делать это сначала, дозу даст только потом. Все валяются вокруг как мертвые, только маленькая Жакон кричит: «Мама, папа не может сейчас прийти. Он пялит Карлу». Я должна выбраться из этой жопы.

Не знаю, сколько времени, даже какой день или год сейчас, даже не знаю, в каком я городе. Я была в отключке – наверное, таблетки были некачественные. За моей спиной на траве лежит девушка с белым лицом, похожая на Мону Лизу. Она залетела. Я спросила, что она собирается делать с ребенком, и она ответила: «Он будет принадлежать всем. Мы все будем заботиться о нем». Я хотела пойти найти кого-нибудь, у кого есть что-нибудь, но тема о ребенке зацепила меня. Я спросила ее, что же дальше, но она только тупо, бессмысленно качала головой. Я осознала, что она полностью сгорела. За этим красивым каменным лицом находится только большая куча пепла, и она лежит тут, как дурацкий манекен, не способная ничего сделать.

Что ж, я, по крайней мере, еще не совсем сгорела, и я не беременна. Хотя кто знает. Я не могу принимать эти чертовы противозачаточные, даже если б они у меня были. Ни одна наркоманка не может принимать противозачаточные, потому что даже не отдает себе отчета, какой сегодня день. Так что, может, я и беременна. Ну и что.

Вокруг куча исключенных студентов-медиков, которые смогут позаботиться об этом. А может, какой-нибудь гребаный обдолбавшийся наркот изобьет меня ногами, и я все равно потеряю ребенка. Да, может, завтра на нас свалится ядерная бомба. Кто знает?

Когда я смотрю вокруг и вижу всех этих наркоманов, мне кажется, что все мы просто кучка безвольных придурков. Нас бесит, когда нам указывают, что нам делать, но не знаем, что делать, пока кто-нибудь нам не скажет. Пусть кто-нибудь другой думает вместо нас и действует вместо нас. Пусть они строят дороги, дома, делают автомобили, проводят газ, свет, воду и канализацию. А мы будем сидеть тут на наших мозолистых задницах с опущенными руками. Господи, я рассуждаю как обыватель, а я еще даже не приняла таблетку, чтобы избавиться от этого вкуса во рту и отогнать эти идиотские мысли.

Дождевая капля только что разбилась о мой лоб, как слеза, упавшая с неба. Есть там облака – или небеса и правда оплакивают меня? Я правда так одинока в этом огромном сером мире? Разве может Бог оплакивать меня? Не-еет… нет… нет… Я схожу с ума. Господи, помоги мне.

Судя по свету, сейчас раннее утро. Я читала газету, которую принес ветер. В ней пишут о том, что девушка родила в парке, у другой был выкидыш, найдены два неопознанных трупа парней, умерших ночью от передозировки. Как бы я хотела оказаться на месте одного из них!

Я все-таки поговорила со старым священником, он и правда понимает молодых людей. Мы бесконечно долго говорили о том, почему молодые люди уходят из дома, потом он позвонил моим родителям. Когда я ждала, пока он закончит разговаривать по телефону, я смотрела на себя в зеркало. Я не могла поверить, что внешне я так мало изменилась. Я ожидала увидеть седую, изможденную старуху, но, кажется, я только внутри такая сморщенная и потрепанная.

Мама взяла трубку в гостиной, а папа побежал наверх к параллельному аппарату, мы втроем практически затопили телефонную линию. Не понимаю, как они могут любить меня и хотеть моего возвращения, но это так! Это так! Это так! Они были рады услышать меня и узнать, что я в порядке. И никто меня не ругал, не попрекал, не читал лекций, ничего подобного. Странно, когда со мной что-то случается, папа всегда бросает все и приезжает ко мне. Наверное, даже если бы его послали с миссией налаживать мир между разумными существами всех галактик, он и тогда бы все бросил и приехал ко мне. Он любит меня! Он любит меня! Как бы мне хотелось тоже любить себя. Не понимаю, как я могла так обращаться со своей семьей. Но я все исправлю, я покончила со всем этим дерьмом. Я не буду больше ни говорить, ни писать, ни даже думать об этом. Весь остаток своей жизни я потрачу на то, чтобы доставлять радость своей семье.

Дорогой Дневник, я не могла заснуть, поэтому пошла бродить по улицам. Выгляжу как «правильная», просто не хочу показаться мерзкой, когда приедут родители. Я завязала волосы в хвост и поменялась одеждой с самой консервативной девушкой из нашей компании, а еще я нашла пару белых теннисных туфель. Сначала наши ребята, с которыми я встретилась в кафе, удивились моему внешнему виду, но когда я сказала, что позвонила родителям, чтобы они меня забрали, они за меня порадовались.

Кажется невероятным, что, когда мы с Крис жили в Беркли, мы ничего не знали ни о ком из тех ребят, что бывали у нас. Это был прорыв через вакуум, который окружает каждого из нас. Сегодня я узнала историю Майка и Мэри, Хейди и Лилак и многих других. Может, оставшиеся страницы я посвящу им, но это и хорошо, потому что, когда я вернусь домой, я заведу себе новую тетрадь. Ты, милый Дневник, останешься в моем прошлом. А тот дневник, что я куплю по возвращении домой, станет моим будущим. Нужно торопиться и написать об этих людях, с которыми я познакомилась только сегодня вечером. Поразительно, у скольких детей возникают проблемы с родителями из-за волос! Мои родители все время приставали ко мне из-за этого. Они хотели, чтобы я их завила, подстригла или убрала с глаз или завязала хвост и т. д. и т. д. и т. д.

Иногда мне казалось, что это наш главный камень преткновения. Я познакомилась с Майком в кафе и после того, как я ему описала свою ситуацию и сказала, что мне интересно, почему ребята убегают из дома, он разговорился и сказал, что у него тоже были проблемы из-за волос. Его отец так злился, что дважды насильно обрил ему голову и баки. Майк сказал, что его родители отобрали у него всю свободу и право самому принимать решения. Он чувствовал, что перестает быть человеком, превращается в механизм, его заставляли идти по стопам отца. Ему даже не разрешали самому выбирать себе дисциплины в школе! Он сказал, что хочет стать художником, но его родители сказали, что художниками становятся только слабаки и бездельники. В конце концов он сбежал, чтобы сохранить рассудок и свою личность. Я рассказала Майку о церкви и о том, как они помогли мне договориться с моими родителями. Надеюсь, он к ним сходит.

Потом я разговаривала с Элис, она сидела обдолбанная на тротуаре. Она не знала, бежит она от чего-то или к чему-то, но признала, что в глубине души хочет вернуться домой.

Остальные ребята, с которыми я разговаривала, хотят вернуться домой, но для них это кажется невозможным, потому что тогда им придется пожертвовать своей индивидуальностью. Это заставило меня задуматься о сотнях тысяч ребят, убежавших из дома и бродящих по округе. Откуда они? Где они будут ночевать? У большинства из них совсем нет денег, и им некуда пойти.

Думаю, после школы я пойду работать с детьми. А может, стану психологом. Я, по крайней мере, буду понимать, в какой ситуации оказались эти ребята, и, может, это хоть как-то компенсирует то, как я обращалась со своей семьей и с собой. Может, мне суждено было пройти через все эти страдания, чтобы я научилась с пониманием и терпимостью относиться ко всем остальным людям.

Мой милый, добрый, все понимающий Дневник, да, именно этим я и стану заниматься! Всю оставшуюся жизнь я буду помогать людям, похожим на меня! Мне так хорошо, и я так рада! Наконец-то я поняла, чем хочу заниматься в жизни. Bay! С наркотиками тоже покончено. Тяжелые я пробовала только пару раз, и мне они не понравились. Никакие. Ни бодрящие, ни убивающие. Все, с этим бардаком покончено. Абсолютно и навсегда, точно.

Только что прочитала все, что написала за последние несколько недель. Я захлебываюсь в собственных слезах, удушающих, переполняющих, неиссякаемых потоках. Это все неправда! Горькая, злобная клевета! Я никогда не смогла бы написать такого! Я не могла такого делать! Это был кто-то другой! Это должен быть кто-то другой! Должен! В моем дневнике писал какой-то злобный, глупый дегенерат, укравший мою жизнь. Да, именно так! Но сейчас, когда пишу это, я знаю, что лгу еще страшнее! Или нет? Я сошла с ума? Может, это был просто ночной кошмар, а мне кажется, что все происходило на самом деле? Похоже, у меня в голове все смешалось, что было и чего не было. Это все не может быть правдой. Наверное, я сумасшедшая.

Я рыдала, пока не выплакала все слезы, называла себя тупой дурой, злобной неудачницей, жалким, ничтожным, бесполезным, презренным, мрачным, ни на что не годным, истрепанным, убогим, опустившимся существом, но это больше не помогает. Осталось два выхода: покончить с собой-либо исправить свою жизнь, помогая другим. Я должна избрать последнее, потому что не могу больше причинять страдания и навлекать позор на свою семью. Мне больше нечего сказать, кроме того, что я люблю тебя, мой милый Дневник, я люблю жизнь и люблю Бога. Правда. Честное слово.