"Дневник Алисы" - читать интересную книгу автора (Аноним)

Дневник номер два

Прекрасная пора, чтобы начать новый дневник и новую жизнь. Весна. Я снова дома со своей семьей. Скоро приедут дедушка с бабушкой, чтобы вновь воссоединиться со своей блудной внучкой. Тим и Александра ведут себя как обычно, это здорово! Не помню, кто это написал: «Господь в Небесах, и с миром все в порядке», но именно так я себя чувствую.

Тот, кто когда-нибудь отчаянно хотел вернуться домой, знает, какое это блаженство – оказаться в собственной постели. Моя подушка! Моя кровать! Мое старое серебряное зеркальце! Все эти вещи кажутся такими постоянными, такими старыми и новыми одновременно. Интересно, смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя заново родившейся. Или всю оставшуюся жизнь я буду чувствовать себя ходячей болезнью???

Когда-нибудь я пойду работать в консультационный центр, чтобы убедить ребят, что употребление наркотиков не стоит всего связанного с этим дерьма. Конечно, все эти три-пы – это здорово и прикольно, не буду врать, что это не так. Но оно того не стоит! Каждый день всю свою оставшуюся жизнь я буду бояться, что сорвусь и стану кем-то, кем я быть не хочу. Каждый день своей жизни мне придется сражаться, и, надеюсь, Бог не оставит меня. Надеюсь, своим возвращением я не разрушила жизнь своих домочадцев. Надеюсь, Тиму и Алекс не было бы лучше, если бы меня не было рядом.

Сегодня мы с Тимом долго гуляли в парке. Я честно ему рассказывала о наркотиках, в конце концов, ему уже тринадцать, и он знает ребят, которые в школе курят траву. Конечно, я не рассказывала ему о своем прошлом. Мы говорили о разных важных вещах: о религии и Боге, о наших родителях, о будущем, о войне – ну, о всяких вещах, о которых говорят ребята под кайфом. Это было иначе, и это было здорово. Тим такой чистый, скромный и честный. Я рада, что у меня такой брат. Я горжусь, что у меня такой брат! Я благодарна ему за то, что он согласился гулять со мной. Ему, должно быть, неловко от того, что я его сестра, все ведь знают, что меня арестовывали и что потом я убежала. Наладится ли когда-нибудь моя жизнь? Мы с Тимом неплохо общаемся, и он сказал, что ему довольно легко удается сглаживать разногласия с родителями. Он очень терпимо относится к их родительской позиции и старается смотреть на вещи с их точки зрения. Тим особенный человек. Интересно, насколько я виновата в том, что ему пришлось так повзрослеть? Ведь он наверняка многое передумал, пока меня не было, и родители сходили с ума от волнения и страха. Черт, какой я была идиоткой!

Сегодня приезжают дедушка с бабушкой. Мы поехали их встречать в аэропорт, и я плакала, как большой ребенок. Они так постарели, и в большой степени это моя заслуга. Дедушка совсем поседел, а у бабушки на лице залегли глубокие морщины, которых не было, когда я ее видела в последний раз. Неужели прошел всего месяц? По дороге домой в машине дедушка гладил меня по спине, как когда я была маленькой, и шептал мне, что я просто должна простить себя. Он такой хороший. Я постараюсь, хотя это не так-то просто. Я должна сделать так, чтобы они снова могли гордиться мной.

Не могла заснуть, поэтому встала и решила пройтись вокруг дома. Кошка Алекс недавно родила, и я сидела на крыльце и смотрела на котят. И мне было откровение! Без наркотиков! Мех котят был такой мягкий, будто всю мягкость мира собрали в одной точке. Такой мягкий, что когда я закрыла глаза, то не была уверена, что прикасаюсь к нему. Я взяла серую кошечку, ее назвали Счастье, и поднесла к уху. Я ощутила тепло ее маленького тельца и услышала ее невероятно нежное мурлыканье. Потом она ткнулась мне в ухо, и меня переполнило такое чувство, что мне захотелось раскрыться всему миру. Это было лучше, чем наркотический трип, в тысячу, в миллион, в триллион раз лучше! Все было таким реальным! Эта мягкость была не галлюцинацией – звуки ночи, шум машин, стрекот сверчков… Это все было на самом деле. Я слышала это. Я видела и ощущала, именно такой и должна быть жизнь! И такой она и будет!

Сегодня вернулась в школу, и меня сразу вызвали в кабинет директора. Он сказал, что ему известно о моем поведении и что я являюсь мерзейшим образчиком молодой американской девушки. Потом он сказал, что я безответственная, недисциплинированная эгоистка и что он больше не потерпит никаких нарушений дисциплины с моей стороны, а потом, будто мусор в корзину, отправил меня на уроки. Козел!

Если раньше у меня и были сомнения, стоит ли мне заниматься психиатрией и психологической помощью, то теперь они развеялись. Детям нужен понимающий, внимательный и заботливый человек. Им нужна я! Грядущему поколению нужна я! Этот жалкий тупой директор, который, может, выгнал из школы сотни ребят, бросил мне личный вызов. Что ж, он может прокатывать кого угодно, но только не меня! Сегодня вечером я занималась четыре часа, и я буду тренировать свою дурную голову, пока полностью не нагоню упущенное. Даже если для этого мне потребуется заниматься по семь, по восемь часов сверх нормы.

Пока.

Теперь, когда у меня есть цель, я чувствую себя более сильной. Вообще-то я с каждым днем ощущаю в себе все больше сил. Может, я теперь и правда могу сопротивляться наркотикам, и не обманываю себя, как делала это раньше.

Милый Дневник, не хочется писать об этом, потому что хочу стереть это из своей памяти, но мне так страшно, что, может, если я расскажу тебе, то буду меньше бояться. Дневник, пожалуйста, помоги мне! Я так напугана. Я так напугана, что мои ладони стали липкими, и я вся дрожу.

Похоже, у меня был флэшбэк, я сидела на своей кровати и планировала мамин день рожденья, думала, что ей подарить, чтобы получился сюрприз, и тут мое сознание поплыло. Я не очень могу объяснить, но мне казалось, что оно потекло в обратную сторону, само, и я ничего не могла сделать, чтобы прекратить это. Комната стала расплывчатой, и мне показалось, что я в магазине знакомств. Мы все там стояли и читали объявления о продаже всякого подержанного хлама и о сексуальных предложениях всевозможных видов. И я начала смеяться. Мне было здорово! Я была самым высоким человеком в мире и смотрела на всех свысока, мир был полон странных углов и теней.

Вдруг все изменилось, превратившись в какое-то подобие подземного кино. Все стало медленным и ленивым, и освещение было очень странным. Вокруг танцевали и занимались любовью со статуями обнаженные девушки. Я помню, одна девушка провела языком по телу статуи, и та ожила и унесла ее в высокую голубую траву. Мне не очень было видно, что там происходит, но, кажется, он засунул в нее свою штуку. Я так возбудилась, что хотела побежать и присоединиться к ним. Но я снова очутилась на улице, мы попрошайничали и дразнили туристов: «Надеюсь, вечером ты достигнешь оргазма со своей собакой».

Потом я стала задыхаться, меня окружали сверкающие, вращающиеся огни и лучи. Все кружилось. Я была падающей звездой, кометой, пронзающей небесный свод, вспарывающей небо. Когда я наконец пришла в себя, я лежала на полу голой.

Не могу в это поверить. Что со мной было? Я же просто лежала на кровати, планировала мамин день рожденья, слушала музыку и тут – бам!

Может, это был и не флэшбэк? Может, у меня шизофрения? Она ведь часто случается у подростков, которые теряют контакт с реальностью. Что бы это ни было, я в полной заднице. Я не могу себя контролировать. То, что я писала во время своего «отсутствия», оказалось просто волнистыми линиями, черточками, точками и символами. Что мне делать? Мне нужно с кем-то поговорить. Так нужно! Просто необходимо! Господи, пожалуйста, помоги мне! Мне так страшно, холодно и одиноко. У меня есть только ты, мой Дневник. Ты да я, потрясающая парочка.

Разобралась с парой тем по математике и даже прочитала несколько страниц. По крайней мере, еще могу читать. Я даже выучила что-то; похоже, мой мозг пришел в норму. Еще я сделала зарядку, и, кажется, тело я тоже контролирую. Как бы я хотела с кем-то поговорить. С кем-то, кто знает, что со мной было и что еще будет. Но мне не с кем, так что нужно об этом забыть. Забыть, забыть, забыть и не вспоминать. Буду думать о маминой вечеринке. Может, попрошу Тима и Алекс увести ее в кино на дневной сеанс после школы, тогда я смогу приготовить красивый ужин к ее возвращению. Притворюсь, что это был ночной кошмар и забуду об этом. Господи, пожалуйста, помоги мне забыть обо всем и не дай случиться этому снова. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Сегодня была очень занята и ни разу не вспомнила об этом случае. Завтра уложу волосы, как любит мама. Это должно ее порадовать.

День рожденья удался. Тим и Алекс увели маму в кино, причем фильм, похоже, понравился ей больше, чем им. Папа допоздна задержался на работе, чему я была очень рада, потому что при нем на кухне я чувствовала бы себя ужасно неловко и не знала бы, что делать, атак все получилось замечательно. Цыпленок выглядел прямо как в «Лучших домах и садах», даже лучше, потому что еще и пах восхитительно, спаржа оказалась нежной, а рулеты вышли прямо как у бабушки. Вообще-то мне бы хотелось, чтобы она была здесь, она бы мной гордилась. Еще я приготовила охлажденный салат из свежих фруктов, салат из маринованного латука с беконом, правда, я немного переборщила с уксусом, вообще-то здорово переборщила, но все сделали вид, что не заметили. Папа даже поддразнил меня, сказал, что когда-нибудь, когда я выйду замуж, моему избраннику не придется учиться быть хорошей женой. Надеюсь, он не увидел слез в моих глазах, я так хочу, чтобы он оказался прав.

На десерт было персиковое мороженое с кусочками персика, в общем все получилось отлично, особенно если учесть, что это первый ужин в моей жизни, который я готовила без чьей-либо помощи. Алекс подарила маме керамическую конфетницу в форме ее руки. Она очень симпатичная, к тому же Алекс сделала ее сама, ей помогала только ее скаутская наставница, она ее обожгла, и мама ничего не знала о подарке. Раньше я, типа, завидовала Алекс и злилась на нее, но теперь все иначе. Я ощущаю, как во мне возникает новое, чудесное и восхитительное чувство. Может, так в людях прибывает любовь, чтобы поделиться ею с каждым рождающимся ребенком?

Я так надеюсь, что когда-нибудь кто-нибудь захочет на мне жениться.

Я сегодня проснулась рано, поэтому смогла поваляться в ванне в свое удовольствие, пока Тим и Алекс не стали стучаться в дверь. Это было здорово. Мне нравится получать удовольствие от жизни. После того как я побрила ноги и подмышки, я впервые в жизни критически посмотрела на свое тело. Неплохое тело, только грудь маловата. Интересно, как бы оно выглядело, если бы я занималась спортом. Боюсь, тогда я выглядела бы как джерсийская корова. Я рада, что я девушка. Мне даже нравятся мои месячные. Кажется, я никогда не хотела быть парнем. Многие девушки хотели бы быть мальчиками, а я нет. Трудно поверить, что было время, когда я не знала, кто я. Как бы мне хотелось вычеркнуть свое гнилое прошлое. Дедушка прав. Я должна простить и забыть, но я не могу. Просто не могу. Когда я думаю о чем-нибудь приятном, всплывает черное, мерзкое прошлое и заполняет меня, как ночной кошмар. И это портит настроение на весь день.

Угадай что! Твоя гениальная подруга без ошибок сдала экзамен по английскому. Знаю, что без ошибок, потому что все было так легко. И по математике примерно так же, может две-три ошибки, но не больше. Здорово, правда?

Черт! Опять начинается. Встретила в центре Яну, она пригласила меня на «вечеринку» сегодня вечером. Никто из ребят не верит, что я завязала. Просто большинство из тех, кого раньше арестовывали, становятся более осторожными и осмотрительными. Когда я ответила «нет, спасибо», Яна только улыбнулась! Я испугалась до смерти. Она ничего не сказала. Только улыбнулась, как бы говоря: «Мы знаем, что ты вернешься». Надеюсь, что нет. Так надеюсь!

Джордж только бросил мне «привет» ледяным тоном. Совершенно очевидно, что он в завязке и не хочет общаться ни с кем из наркоманов. Все в школе знают, кто употребляет, а кто нет. Мне хочется быть в числе «правильных», но моя репутация все портит. Не могу рассказать об этом родителям, но мне хочется с кем-нибудь встречаться. Я не имею в виду кого-либо из травяной братии. Просто хочу, чтобы у меня бьш парень, который обнимал бы меня в кино. Но разве нормальный парень станет со мной встречаться? Все знают, что наркотики и секс всегда рядом, а я ведь принадлежала к этим отбросам общества, именно так думают «правильные» ребята.

Грустно, что меня относят к одной из таких, и, похоже, это навсегда. Странно, я столько раз занималась сексом, но до сих пор не ощущаю этого. Мне по-прежнему хочется, чтобы за мной ухаживали и, прощаясь, целовали на пороге.

Смешно! Дневник, прости меня. Я так стараюсь позитивно смотреть на вещи, но ничего не получается. Ты единственный, кому я могу открыть свою душу. Хотелось бы вычеркнуть все, что было, и начать все сначала. Но внутри я старая и закосневшая, я в ответе не знаю даже за скольких ребят, которых я подсадила на наркоту, которые в свою очередь подсадили других ребят. Разве Бог может простить меня? С какой стати Ему прощать меня?

Думаю, стоит пойти принять ванну, пока родители не услышали эти глупые жалкие рыдания. Я не могу больше это контролировать.

Спасибо, что выслушал.

Ребята стали меня доставать. Яна сегодня дважды врезалась в меня в коридоре и назвала меня Милой Нэнси и Пречистой Девой. С меня хватит. Если мне будет из-за этого слишком плохо, я попрошу маму перевести меня в другую школу. Правда, где та школа, где кто-нибудь все равно не узнает что-нибудь о моем прошлом? И как мне обо всем рассказать маме и папе, чтобы они разрешили мне перейти в другую школу? Я не знаю, что мне делать! Я даже начала молиться по вечерам, как в детстве, только теперь я не просто произношу слова. Я прошу и умоляю. Спокойной ночи, Дневник.

Ужасно, когда нет друга. Мне так одиноко. Кажется, острее это ощущаешь в выходные, но, может, и нет. Все время плохо.

Сегодня получила результаты нескольких контрольных, ни одной оценки ниже четверки с плюсом. Еще начала сегодня вести статистику относительно ребят и наркотиков. Когда-нибудь я расскажу об этом, когда не буду так занята учебой.

У дедушки был удар. Это случилось ночью, и мама с папой сегодня летят к ним. Они уедут, когда мы вернемся из школы. Они такие хорошие!

Больше всего они волнуются из-за того, что оставляют меня. Я уверена, они знают, насколько мне плохо и одиноко, а еще я уверена, что им так же, как и мне, больно за дедушку. Раньше я думала, что только я одна чувствую такое, но теперь я понимаю, что я бесконечно маленькая частичка страдающего человечества. Хорошо, что большинство людей держат свою боль внутри, а то эта планета захлебнулась бы в слезах.

Если дедушка умрет, бабушка будет так одинока. Я не могу ее представить без него. Как будто одного человека разделили пополам. Милый дедушка, он называл меня пятизвездным генералом. Нужно написать ему письмо перед школой и подписаться «Дедушкин пятизвездный генерал». Никто не поймет, что это значит, только он.

Пока, пока.

Только что звонил папа, спросить, как у нас дела, и сообщил, что дедушке стало хуже. Он впал в кому. Это всех нас расстроило, особенно Алекс. Когда я укрывала ее одеялом и поцеловала на ночь, как это обычно делала мама, она попросила разрешения прийти ко мне в постель, если ей будет очень страшно. Милая малышка. Но что сказать человеку, если ему плохо, а у тебя нет ответов???

Потом я пошла в комнату Тима и поцеловала его на ночь. Он тоже здорово расстроен, да, я думаю, мы все отвратительно себя чувствуем, даже папа.

Тим, Алекс и я проснулись в одно и то же время, привели в порядок свои комнаты, съели на завтрак хлопья и фрукты и вместе вымыли посуду. Ты не поверишь, как быстро у нас все получилось!

Пора в школу, но напишу вечером, если случится что-нибудь хорошее или плохое.

Звонил папа, но все по-прежнему. Дедушке стало еще чуть хуже, но он держится. Никто не может сказать, как все обернется. Но мне кажется, что все совсем плохо. Апекс прильнула ко мне и плакала. Я тоже почти плакала. Дом кажется таким большим и пустым без мамы и папы.

Ночью умер дедушка. Послезавтра доктор N из университета отвезет нас с Тимом и Алекс в аэропорт, мы едем на похороны. Не могу поверить, что больше никогда не увижу дедушку. Интересно, что с ним случилось. Надеюсь, он не просто умер и остыл. Мне плохо от мысли, что его тело съедят черви и личинки. Просто невыносимо. Может, его тело забальзамируют, чтобы он не превратился в прах. Надеюсь.

Не могу поверить, что это дедушка лежал в гробу. Это был просто уставший, высохший скелет, обтянутый кожей. Я, конечно, видела мертвых птиц, лягушек и ящериц и пасхальных цыплят, но это был шок! Он казался нереальным. Все было похоже на плохой трип. Я так рада, что у меня никогда во время трипа не было неприятных ощущений. Если бы в первый мой трип они у меня были, я больше никогда не пробовала бы. В этом смысле даже жалко, что этого не случилось. Бабушка была такой любящей и спокойной. Одной рукой она обнимала меня, другой – Александру. Бесценная, сильная бабушка, даже во время этих долгих, долгих, долгих, похорон она не плакала. Она просто сидела, склонив голову. Это странно, почти сверхъестественно, но у меня было такое чувство, что дедушка стоит за ее спиной. Позже я сказала об этом Тиму, и оказалось, что он чувствовал то же самое.

Хуже всего было, когда тело дедушки опустили в землю. Это было хуже всего на свете. Мы с Александрой плакали, хотя никто из нашей семьи больше не плакал. Я пыталась быть такой же сильной и собранной, как они, но ничего не получилось. Мама, бабушка и папа только вытирали утолки глаз, Тим шмыгал носом, Алекс, ну она же маленькая девочка, а я опять устроила представление!

Бабушка едет с нами домой, она пробудет у нас до конца учебного года. Потом я вернусь с ней сюда и помогу организовать переезд к нам, пока она не найдет подходящую квартиру где-нибудь неподалеку.

Не помню, чтобы я так когда-нибудь уставала. Не представляю, как держится бабушка, я еле хожу. Все мы выглядим так, будто неизлечимо больны. Даже маленькая Алекс еле передвигает ноги. Интересно, как долго мы будем привыкать жить без дедушки? Станем ли снова прежними? Что будет с нашей милой, доброй бабушкой? Когда бабушка найдет себе квартиру, я буду часто у нее оставаться, ходить с ней в кино и на прогулки и все такое.

Утром выглянула в окно и увидела зеленые ростки, пробивающиеся сквозь землю, и снова невольно заплакала. Я не понимаю, как возможно воскрешение. Не могу даже представить себе, как разложившееся, заплесневевшее, сгнившее, распавшееся на крошечные кусочки дедушкино тело, может вновь собраться в единое целое. Но я не понимаю и того, как из маленькой высохшей, сморщенной луковицы гладиолуса может снова появиться цветок. Наверное, Бог может вновь собрать тело из атомов и молекул, если уж луковица гладиолуса даже без всяких мозгов может это сделать. От этого становится намного легче; разве я могу понять смерть, если даже не понимаю, что такое телевидение, электричество или стерео. На самом деле я понимаю так мало вещей, что не понятно, как я вообще могу существовать. Когда-то я где-то прочитала, что человек использует меньше (кажется) десяти процентов своего мозга. Представляешь, что было бы, если бы наша способность мыслить выросла на девяносто процентов и мы могли использовать каждую частичку нашего мозга! На какой совершенной и замечательной планете мы бы жили, если бы наши мозги работали в десять раз эффективнее, чем сейчас!

Ночью мне приснился кошмар-дедушкино тело, кишащее червями и личинками; я подумала, что со мной будет то же самое, если я умру. Черви под землей не делают различий. Им наплевать на то, что я молода и моя плоть крепка и упруга. Слава богу, мама услышала мои стоны, пришла и успокоила меня. Мы пошли на кухню и выпили теплого молока, но у меня все равно тряслись поджилки, и я не могла рассказать маме, в чем дело. Я понимаю, что она догадывается о том, что со мной что-то случалось, когда я была в бегах, но я не могла рассказать ей, потому что все еще ужасней, чем она себе представляет.

После молока я все еще дрожала, и мы обулись и вышли во двор. Было холодно, несмотря на плащи, надетые поверх ночных рубашек; мы говорили о разных вещах, включая мое намерение стать социальным работником или кем-то в этом роде, маме понравилось, что я хочу помогать людям. Она очень понимающий человек. Хорошо бы у каждого была такая мама.

Должна заставить себя сосредоточиться на учебе. Я не знала, что смерть так много отбирает у людей. Я чувствую себя полностью опустошенной, приходится заставлять себя все делать.

Сегодня папа взял меня с собой на антивоенный митинг. Он очень расстроен и волнуется из-за студентов и разговаривал со мной как со взрослой. Мне было очень приятно. Он беспокоится не столько за студентов-активистов (с ними, он считает, нужно поступать очень жестко), сколько за тех ребят, которые могут легко принять этот неправильный образ мыслей. Я тоже за них волнуюсь. Я волнуюсь за себя! Потом мы пошли к доктору N, он тоже озабочен судьбой подрастающего поколения. Он говорил о том, куда катится молодежь, и привел кое-какую статистику, которая меня просто поразила. Я половины не помню из того, что он рассказал, он говорил так быстро, но там было что-то такое: ежегодно тысяча ребят студенческого возраста кончает жизнь самоубийством, еще девять тысяч совершают попытку самоубийства. Среди ребят моего возраста на двадцать пять процентов выросли случаи болезней ППП и количество беременностей постоянно растет, несмотря на противозачаточные. Еще он сказал, что стремительно вырос уровень преступности и психических расстройств среди молодых людей. Каждая его фраза была страшнее предыдущей.

Когда мы ушли, я не могла понять, стало ли мне легче оттого, что так много людей попались в ту же ловушку (а то и того хуже), что и я. Но если честно, я думаю, нельзя винить молодых людей за то, что у них едет крыша, по крайней мере не только они в этом виноваты. Взрослые тоже ведут себя не лучшим образом.

Мое существование заставляет их нервничать? Похоже, что так. Кажется, они пытаются стереть меня с лица земли или запереть в сумасшедший дом. Будто я раскрыла гигантский шпионский синдикат, и мне нельзя позволить остаться жить.

Папа сказал, что я должна быть взрослой и сильной. Мы долго говорили, и я ему так благодарна за его заботу, но, я вижу, папа не понимает их мотивов. К тому же он не знает о Ричи и Лэйне и обо всем остальном. Он сказал, что со мной вся семья. Но что толку, если против меня весь мир? Это как дедушкина смерть – всем плохо из-за этого, но никто ничего не может сделать, включая и меня.

Заставила себя снова с головой уйти в учебу, это помогает. По крайней мере, это отвлекает, сам знаешь от чего.

Сегодня реальность снова напомнила о себе. Кто-то положил мне в сумочку косяк, я так испугалась. Я ушла со следующего урока и на такси приехала к папе.

Не понимаю, почему они не оставят меня в покое! Зачем они устраивают такие штуки?

Бабушка заболела, но мама считает, что это просто упадок сил. Надеюсь, что так, выглядит она ужасно. О, чуть не забыла. Папа дал мне разрешение пользоваться университетской библиотекой, сегодня ходила туда в первый раз. Это весело. Чувствовала себя заговорщицей, ведь многие ребята решили, что я студентка. Забавно, да?

Сегодня в библиотеке познакомилась с парнем. Его зовут Джоэл Римз, он первокурсник. Мы позанимались вместе, а потом он проводил меня до папиного кабинета. Папа был занят, и мы сидели и ждали его на ступеньках перед зданием. Я решила не притворяться и сказать Джоэлу правду о себе, пусть поступает как хочет (ну, почти правду). Я сказала, что мне всего шестнадцать, а посещать библиотеку мне разрешено только из-за отца.

Он такой милый, он только рассмеялся и сказал, что все в порядке, потому что в любом случае в этом семестре он не собирался делать мне предложение. Когда вышел папа, он посидел с нами на ступеньках, и мы поболтали втроем как старые знакомые. Это было здорово! Уходя, Джоэл спросил, когда я снова буду заниматься, и я сказала, что занимаюсь все время, когда не сплю. Кажется, ему это понравилось.

Милый папа, наверное, я должна сердиться на него, но я не сержусь! Он взял личное дело Джо-эла, прочитал и рассказал мне о нем. Не могу представить себе, как он украдкой роется в личных делах, чтобы добыть для меня информацию. В общем, Джоэл продвинутый студент, он учится в университете, хотя ему только недавно исполнилось восемнадцать. Его отец умер, а мать работает на фабрике, и сам он каждый день по семь часов работает школьным сторожем. Он работает с полуночи до семи утра, а потом по понедельникам, средам и пятницам идет на первое занятие к девяти утра. Ну и расписание!

Папа велел мне не мешать ему заниматься, и я сказала, что не буду. Но если ему захочется провожать меня каждый день (даже по субботам) из библиотеки до папиного офиса, в этом же нет ничего страшного, правда?

Джоэл проводил меня до папы. Это было почти как свидание! Мы болтали обо всем на свете и одновременно смеялись, то и дело перебивая друг друга. (Все получилось довольно сумбурно и мило.) Джоэл сказал, что у него никогда не было времени на девушек и что он не понимает, откуда я столько о нем знаю. Я ответила, что женщины очень проницательны, вот и все. И хитрые!

Сегодня вечером Джоэл опять проводил меня до папиного офиса, и – это была не моя идея, – папа пригласил его завтра к нам на ужин. Мама сказала, что она не против, но, я знала, она волнуется по поводу встречи с ним, потому что папа меня уже дразнил из-за него.

Я прилетела домой из школы и помогла маме убраться в доме, будто к нам собирался пожаловать Король Мира, а еще я проверила, всё ли есть для приготовления апельсиновых рулетов, это теперь моя специальность. Не могу дождаться! Не могу!

Джоэл только что ушел, это был фантастический вечер, хотя не знаю, почему я так говорю, большую часть вечера Джоэл с папой просидели вместе. Наверное, это оттого, что его отец умер, когда ему было семь, но у них были хорошие отношения. Даже Тим слушал как зачарованный, когда они говорили, особенно когда говорили об образовательных перспективах Джозла. (Кажется, Тим начинает подумывать о колледже, уже!) Мои рулеты получились само совершенство, даже бабушка сказала, что у нее не вышло бы лучше, и Джоэл съел семь штук! Семь! А еще он сказал, что взял бы с собой на завтрак, если там что-нибудь осталось. Конечно, если бы что-то осталось, он об этом не стал бы говорить. Он очень сдержанный. Спрошу маму, можно ли мне испечь рулеты специально для него, чтобы он забрал их у папы в офисе.

Ох, Дневник, знаешь что? Папа за ужином сообщил нам потрясающие новости! (И так небрежно.) Он собирается попытаться выбить для Джоэла стипендию. Он сказал, что почти уверен, что ему это удастся, но на это понадобится время, и чтобы я не проговорилась, пока все не решится. Надеюсь, мне удастся удержать свой большой рот на замке. В таких делах на меня нельзя особо полагаться.

P. S. В школе вроде все в порядке. Со мной никто не разговаривает, но никто и не пристает. Похоже, нельзя иметь все сразу.

Сегодня продали бабушкин дом, решили, что покупатели просто упакуют ее вещи и сдадут их на склад на хранение. Когда бабушка узнала новости, то расплакалась. Первый раз видела, чтобы она по-настоящему плакала. Сначала дедушкина смерть, теперь продажа дома, в котором она прожила почти всю жизнь; наверное, ей кажется, что жизнь кончилась.

Интересно, я нравлюсь Джоэлу? Считает ли он меня милой, или симпатичной, или привлекательной? Интересно, видит ли он во мне девушку, которая может испытывать к нему серьезные чувства? Надеюсь, я ему нравлюсь, потому что мне он нравится очень. Вообще-то я думаю, что люблю его…

Миссис Джоэл Римз.

МИССИС ДЖОЭЛ РИМЗ.

Мистер и миссис Джоэл Римз.

Доктор и миссис Джоэл Римз.

Звучит неплохо, не правда ли?!

Только что звонила миссис Ларсен, сказала, что Яна обещала ей посидеть с ребенком, но позвонила в последнюю минуту и сказала, что не может, очень похоже на Яну. Что ж, думаю, у нее тоже можно заниматься. Надо собраться. Пока.

Я так устала, так измоталась, все достало, и мне так грустно.

Яна пришла примерно через полчаса после ухода миссис Ларсен и сказала, что хочет посидеть с ребенком, потому что ей необходимо отдохнуть. Но я не могла ей этого позволить, потому что она была под кайфом, а ребенку миссис Ларсен всего четыре месяца. Она не уходила, и мне пришлось позвонить ее родителям и попросить их приехать и забрать Яну. Я сказала им, что ей нехорошо, но к тому времени, когда они туда добрались, ее вставило по полной программе. Она включила магнитофон на такую громкость, что могла разбудить ребенка, хотя он все равно плакал, потому что был мокрый, но я не могла позволить ей даже поменять пеленки. Яна была в таком состоянии, что ее родителям пришлось ее практически нести к машине, они оба плакали и просили меня не говорить ничего ее инспектору по досрочному освобождению. Надеюсь, я все сделала правильно. Может, мне не стоило звонить ее родителям, но я никак не могла ее оттуда выставить и уж точно не могла оставить ее с ребенком. Не представляю, что завтра будет в школе, когда все станет известно. Ба! Никто даже слушать меня не станет. К тому же наркоманы не понимают, что такое причинить вред ребенку. Они вообще ничего не понимают.

Мама и папа сказали, что я вчера вечером сделала именно то, что и следовало сделать, и им жаль, что они не смогли помочь мне. Но что они могли бы сделать, кроме как позвонить Яниным родителям? Вообще-то, если б они туда приехали, было бы только хуже. Хотя – кто знает? Должна бежать.

Сегодня Яна толкнула меня в коридоре, такой злобы и горечи я никогда не видела на ее лице. Она сказала: «Я с тобой еще разберусь, гребаная мисс Пречистая Полли», почти выкрикнула на глазах у всех. Я попыталась ей все объяснить, но она развернулась и ушла, будто меня и не существовало.

Потом я пошла в библиотеку. Джоэл видел, что что-то не так, пришлось сказать, что я заболеваю и чувствую себя несчастной. (Про то, что чувствую себя несчастной, это была правда.) Он сказал, что мне нужно выпить аспирину и отдохнуть. У нормальных людей все так просто в жизни.

Не знаю, что Яна рассказала остальным ребятам, но она явно стала распускать какие-то мерзкие слухи, потому что надо мной стали смеяться и издеваться, а это хуже, чем быть одной. Мне хотелось бы поговорить с Джоэлом, но в библиотеку не пойду, я слишком расстроена, чтобы заниматься. Возьму пару книг домой, почитаю в своей комнате. (Моя комната будет всей моей вселенной.)

Шла к завтраку из своей комнаты. Я принесла ей поднос, но она едва прикоснулась к еде. Вечером, вместо того чтобы идти в библиотеку, посижу с ней. Джоэл поймет. Пока, пока.

Только что звонил Джоэл из библиотеки, он обо мне волнуется. Он поговорил с папиной секретаршей, но она ничего не знает. Я так рада, что он позвонил, но я сказала, что мне плохо и что на этой неделе не буду ходить в библиотеку. (Мне плохо, плохо из-за всех этих наркоманов, которые меня достают.) В общем, Джоэл спросил: ничего, если он будет звонить мне каждый вечер? Я не сказала, что буду сидеть у телефона в ожидании его звонка, но ведь буду! Но ты ведь и так это знаешь, правда?

Ночью бабушке стало плохо. Думаю, ей просто не для кого жить без дедушки. Она не выЯ как в тумане, не знаю, что делать. Ко мне на улице незаметно подошла Яна и прошептала: «Скажи своей маленькой сестренке, чтобы она не брала конфетки у незнакомцев, да и у друзей тоже, особенно у твоих друзей». Она не сделает этого! Она не сможет! Неважно, что она думает обо мне, не станет же она отыгрываться на Александре? Или станет? Станет? Хотела бы я заставить ее понять, что так нельзя, но не знаю как.

Я так хотела бы поговорить об этом с мамой, или папой, или с Джоэлом, или с Тимом, но, похоже, я все время делаю только хуже. Просто упомяну за ужином, о том, что некоторые мстительные ребята добавляют кислоту в конфеты и жвачку и т. д. и раздают другим. Может, если я расскажу им, что один учитель рассказывал нам о таком случае в Детройте, когда умер ребенок, они будут осторожнее. Им нужно быть осторожнее!

Я шла домой и ко мне прицепилась толпа ребят, они шли сзади и кричали мне вслед что-то вроде:

«Разве это не наша Дева Мария?»

«Нет, это мисс Большой Рот».

«Мисс Супер Большой Рот. Мисс Супер-пупер Большой Рот».

«А что, если подбросить немного дури в машину ее старику?»

«Будет прикольно, если заметут ее папашу-профессора».

Потом они обзывали меня последними словами, истерически хохоча, и наконец оставили меня, эмоционально подавленную, униженную и разбитую. Думаю, они просто запугивают, хотят свести меня с ума. Но кто знает? Прошлым летом я читала о ребятах, которые, будучи под кайфом, засунули кота в стиральную машину и включили, просто чтобы посмотреть, что будет. Может, им просто захочется посмотреть на реакцию папы. Кучка тупых сумасшедших ублюдков, я этого так не оставлю, если они что-нибудь сделают. Но не думаю, что они решатся зайти так далеко. Может, если я не буду обращать на них внимания, они в конце концов отстанут.

Впервые я абсолютно уверена, что, если меня запереть в комнате, набитой кислотой, «спидом» и прочими бодрящими препаратами, это не вызовет у меня ничего, кроме отвращения, потому что я вижу, что происходит с ребятами, которые раньше были моими друзьями. Уверена, что они не стали бы надо мной так безжалостно издеваться, если бы я не сидела на наркотиках. Или стали бы?

Сегодня кто-то запустил в мой шкафчик горящего таракана, и даже директор, вызывая меня из класса, знал, что я не опустилась бы до такой глупой выходки. В моем новом пиджаке дыра, а несколько сгоревших листков бумаги задымили все вокруг. Директор спросил меня, кто мог это сделать, но хоть я и подозревала Яну, не посмела ее назвать, и, уж конечно, я не собираюсь называть всех, кто употребляет наркотики в нашей школе. Чтобы иметь право показывать пальцем, нужно самой быть чистой. К тому же они могут меня просто убить. Я очень боюсь.

Я так рада, что занятия скоро заканчиваются. В следующем году, может, мне разрешат поехать пожить к тете Джинни и дяде Артуру в Сиэтл и там ходить в школу. Жалко, что бабушка продала дом, хотя она так больна, что я все равно не смогла бы там с ней жить.

P. S. Ходила в университетскую библиотеку. Мы с Джоэлом немного посидели на лужайке, но все уже не так, как раньше. С каждым днем все становится чуть хуже. Вот бы Джоэл был папиным сыном, тогда я, может, и не родилась бы.

Вечером танцы, но я, естественно, не пойду. Даже Джордж, который раньше меня приглашал, смотрит на меня с отвращением или проходит мимо, не замечая. Видимо, слухи расползаются. Даже не представляю, что они обо мне говорят и как это прекратить.

Похоже, мои старые приятели, с которыми я курила траву, хотят довести меня до полного безумия, и у них это неплохо получается. Сегодня мы с мамой были в супермаркете и встретили там Марси и ее маму. Пока мамы разговаривали, Марси повернулась ко мне и с милой улыбкой на лице сказала: «Сегодня вечером у нас вечеринка, и это твой последний шанс».

Я спокойно, как только могла, сказала «нет, спасибо», но чуть не задохнулась при этом. Ее мама стояла в двух дюймах от нее! На что она опять так же мило улыбнулась и сказала: «Тебе лучше прийти, мы все равно тебя достанем». Можешь в это поверить? Пятнадцатилетняя девушка из образованной, уважаемой семьи не может угрожать другой девушке на людях, только не в таком симпатичном, чистеньком овощном отделе. Мне показалось, что я вот-вот сойду с ума. Правда! В тот момент мой мозг был готов разлететься на мелкие кусочки.

По дороге домой мама заметила, что я все время молчу. Потом она спросила, почему бы мне не подружиться с этой милой Марси Грин, мы могли бы гулять вместе и все такое. Милая Марси Грин, ха! Может, я схожу с ума. Может, это не происходит на самом деле.

Ночью умерла бабушка, умерла во сне. Я пыталась себя убедить, что она отправилась к дедушке, но я в таком расстройстве, что не могу ни о чем думать, кроме как о червях, поедающих ее тело. Пустые глазницы, заполненные копошащимися личинками. Больше не могу есть. Весь дом сошел с ума из-за приготовлений к похоронам. Бедная мама, оба родителя за два месяца! Как она еще держится? Если я сейчас потеряю родителей, я, наверное, умру. Я пыталась ей помогать, чтобы ей было легче, но я так измотана, что каждый шаг дается с трудом.

Джоэл позвонил и сказал, что слышал о смерти бабушки и что он искренне соболезнует. Он придал мне сил, а еще предложил зайти послезавтра после похорон. Я так рада, что он придет. Начинаю ощущать в нем потребность.

Единственное, что помогало мне держаться сегодня, – это знание того, что Джоэл будет ждать. Каждый раз, когда я готова была разреветься, я представляла его, сидящего в нашей гостиной, и от этого становилось легче. Хорошо бы, если бы маме было о чем думать, чтобы отвлечься, она была такой расстроенной. Никогда не видела ее в таком ужасном состоянии. Папа делал все, что мог, но не думаю, что она слышала его.

Когда мы вернулись домой, мы с Джоэлом сидели на заднем дворе и долго разговаривали. Его папа умер, когда Джоэлу было семь, и он с тех пор много думал о жизни и смерти. Его чувства и мысли настолько зрелые, что кажется, что ему уже сто тысяч лет. К тому же он очень духовный человек, не религиозный, а именно духовный, и он очень глубоко чувствует. Мне кажется, что многие ребята нашего поколения глубоко чувствуют. Даже во время наркотических трипов многим кажется, что они видят Бога или что они общаются с небесными созданиями. В общем, уходя, Джоэл впервые очень нежно поцеловал меня в губы. Он такой хороший и замечательный, и я надеюсь, что когда-нибудь мы будем принадлежать друг другу. Правда надеюсь.

Самым худшим сегодня было видеть, как хрупкое тело бабушки опускают в эту темную, бездонную дыру. Казалось, она проглатывает ее, а когда стали бросать землю на гроб, я думала, что закричу. Но Джоэл сказал мне не думать об этом. Потому что смысл смерти в другом, и, наверное, он прав. Просто я не могу не думать об этом.

В школе проходит много всяких мероприятий, и я стараюсь не расстраиваться из-за того, что я не могу в них участвовать. Мне кажется, это в каком-то смысле неприличным – хотеть куда-то пойти сразу после смерти бабушки. Но, сказать по правде, милый друг мой Дневник, я устала быть отщепенцем и притворяться, что меня это не расстраивает. Я так устала, что иногда мне хочется снова убежать и никогда не возвращаться.

Вчера на вечеринке арестовали ребят, и сегодня они обвиняют в этом меня. Яна подошла ко мне в аптеке и сказала, что в этот раз мне это так не сойдет. Я сказала, что ничего не знаю об этом, но она, как обычно, и слушать не стала.

Не знаю, что делать, если они опять начнут меня доставать. Не думаю, что смогу выдержать это, даже при поддержке Джоэла и моей семьи. Просто это уже слишком.

Я так больше не могу, это просто ужас. Не могу! Сегодня, когда я шла мимо парка, какой-то парень, я его даже не знаю, схватил меня и стал угрожать. Он выкрутил мне руку и обзывал самыми последними словами. Кругом было полно ребят, и я хотела позвать на помощь и не смогла. Кто бы заступился за меня? «Правильные» ребята даже не знают о моем существовании. Потом он затащил меня в кусты и поцеловал. Это было так омерзительно. Он засунул мне в рот свой язык и вращал им, пока я не разревелась и не закашлялась. Потом он сказал, что все, что мне нужно, это чтобы меня как следует оттрахали, и что мне лучше никому не говорить о нем, а то он вернется и сделает это со мной.

Я так испугалась, что побежала в адвокатскую контору к мистеру N и попросила отвезти меня домой. Они с мамой решили, что мне плохо, и мама уложила меня в постель. Мне плохо. Меня до сих пор тошнит, и я не могу собраться с мыслями. Что мне делать? Что мне делать? Маме я сказать не могу, после смерти бабушки это будет последней каплей. Что же мне делать!

К дому, мигая фарами и сигналя, подъехала машина, все выбежали из дома, чтобы узнать, в чем дело, все кроме меня. Мне теперь все равно.

Сегодня за завтраком я сказала своим домашним, что меня снова достают некоторые ребята. Папа предложил сходить и побеседовать с их родителями, но я стала его умолять не делать этого, от этого будет только хуже. Я даже сказала папе, чтобы он стал запирать свою машину, потому что кое-кто грозился подбросить ему марихуану. Еще я, конечно, снова предостерегла Тима и Алекс. У меня было ощущение, что мы находимся в осаде, но, кажется, никто не воспринял это всерьез. Папа считает, что ребята не перейдут от слов к делу. Не могу рассказать ему, что произошло вчера, так что, похоже, мне только остается позволить ему остаться при своем мнении, что все о'кей.

Милая мама отвезла меня в университет, чтобы я смогла встретиться с Джоэлом. Она сказала, что ей нужно забрать кое-что из папиного офиса, но, я знаю, она просто заботится обо мне. Она такая хорошая.

Потом мы немного поговорили с Джоэлом, и, не знаю зачем, я попросила его прогуляться со мной и в совершенно расстроенных чувствах рассказала ему часть правды. Я не собиралась этого делать, но теперь я даже рада. Его реакция была именно такой, как я и ожидала. Он сказал, что уверен, что я справлюсь с этим, потому что я хороший и сильный человек. Может, он сказал это только потому, что уезжает домой, его первый год в университете кончился, но он дал мне золотые часы, которые подарил ему папа, а я дала ему бабушкино кольцо. Это было замечательно. А теперь на меня навалилась серость всех серых дней в мире.

Сегодня наш район превратился в сумасшедший дом. Все носятся как угорелые, готовятся к ежегодному балу «Конец школе». Никто из моих «травяных» приятелей не обращает на меня внимания, чему я рада. Наверное, у них свои планы. Странно, что такая большая школа может делиться на два совершенно разных мира, ничего не знающих друг о друге. Или их больше? Может, школа это маленькая галактика, в которой существуют маленькие миры для отдельных групп? Один мир для бедных детей, другой – для богатых наркоманов, третий – для наркоманов из небогатых семей.

И все мы не замечаем других миров, пока кто-нибудь не попытается шагнуть из одного мира в другой. Это грех? Или проблема в том, что нельзя пытаться вернуться в настоящий мир? Но ведь у тех, кто когда-нибудь употреблял наркотики, такой проблемы нет. Или есть? Наверное, я узнаю это в будущем, по крайней Мере я попытаюсь. Крис повезло, ее родители переехали в город, где ее никто не знает.

P. S. Встретилась с тремя «правильными» ребятами, они спросили, собираюсь ли на бал и все такое. Может, лед начинает таять? Надеюсь, надеюсь.

Проспала до половины двенадцатого, так хорошо себя чувствую, что вот-вот лопну. За моим окном чирикают птички. Лето, мой друг, и я жива, здорова и счастлива, и лежу в своей постельке. Ура мне! Наверное, пойду в летнюю школу, чтобы дополнительно позаниматься. Тогда, может, следующим летом я смогу участвовать в летней программе в университете. Это будет забавно!

Представь себе первый июльский день. Хорошо бы Джоэл был тут и мог увидеть эту красоту. Он пишет очень длинные письма. Его мама, похоже, очень милая женщина, но не очень умная, а ему необходимо говорить с кем-нибудь образованным, как мои мама и папа. Он заставил меня пообещать, что я буду ценить их общество – за нас обоих. Много месяцев назад я бросила уроки игры на фортепиано, с сегодняшнего дня опять начинаю ходить. Моя учительница дала мне невероятно трудный концерт, но думаю, что в конце концов разберусь. Хочу, чтобы Джоэл гордился моими музыкальными способностями, так же как всем прочим!

P. S. Вчера долго гуляли с Тимом и видели Яну в аптеке и Марси в парке, и ни одна из них не обратила на меня внимания. Bay! Занятия кончились, и они отстали от меня! Они отстали от меня, и наконец-то я могу быть свободной! Ну разве это не самое чудесное и радостное чувство на свете! Я просто умираю от счастья!

Еще один прекрасный, прекрасный день; его омрачило только то, что папа принес фотографии бабушкиного надгробного камня, который наконец установили на ее могиле. Красивый камень, но я по-прежнему думаю о том, насколько разложилось ее тело. Дедушкино-то уже, должно быть, в ужасном состоянии. Когда-нибудь я возьму в библиотеке книгу о бальзамировании и посмотрю, что там на самом деле происходит. Интересно, мама, папа и Тим тоже думают о таких вещах или только я? Может, что-то произошло с моим сознанием из-за наркотиков? Надеюсь, что нет, потому что Джоэл сказал, что его посещали такие же мысли, когда умер его отец.

Миссис Ларсен попала в аварию и сломала ногу, и я буду ходить к ним каждый день, чтобы убирать в доме, готовить еду для мистера Ларсена и смотреть за ребенком, пока не приедет мама миссис Ларсен. (Хорошая практика на будущее!) Крошка Лу Энн такое милое создание, я буду любить ее. Пора собираться на мою новую работу. (Надеюсь, мистер Ларсен не будет все время есть в больнице, хочу попрактиковаться в готовке.) Пока.

Мой дорогой, бесценный друг, я так рада, что они разрешили маме принести тебя в твоем маленьком потрепанном запертом кейсе. Я ужасно смутилась, когда медсестра заставила меня набрать комбинацию и вытряхнула вас обоих вместе с ручками и карандашами. Но, наверное, они просто хотели убедиться, что вы не набиты наркотиками. Я не ощущаю себя реальной. Я должна быть кем-то другим. Не верю, что это на самом деле со мной произошло. Окна забраны толстой проволокой, но это все равно лучше, чем решетки, хотя я и так знаю, что нахожусь где-то вроде тюремной больницы.

Я пыталась собрать всю картинку воедино, но не получилось. Доктора и медсестры твердят, что мне станет лучше, но пока я в себя так и не пришла. Не могу закрыть глаза, сразу вижу червей, ползающих по мне. Они едят меня. Они проползают через нос и грызут мой рот и… О боже… Нужно запереть тебя в твой ящик, пока они не заползли по моим кровоточащим скрюченным рукам между твоих страниц. Я тебя закрою, и ты будешь в безопасности.

Сегодня мне лучше. Сменили повязки на руках, неудивительно, что они так болят. Концы пальцев разорваны, два ногтя вырваны с корнем, остальные вырваны почти наполовину. Больно писать, но я сойду с ума, если не буду. Хочется написать Джоэлу, но что я ему расскажу, к тому же кто разберет такие каракули, ведь обе руки перевязаны и похожи на боксерские перчатки. По мне по-прежнему ползают черви, но я начинаю привыкать жить с ними. Или я на самом деле умерла, и они просто экспериментируют с моей душой?

Сначала черви отъели у меня женские органы. Они почти полностью выели вагину и груди, а теперь трудятся над моим ртом и глоткой. Я бы хотела, чтобы доктора и сестры позволили моей душе умереть, но они все пытаются воссоединить тело и дух.

Сегодня проснулась с ясным сознанием. Кажется, наркотический бред закончился. Сестра сказала, что я пролежала тут десять дней, а когда я прочитала, что написала за это время, поняла, что все, похоже, и правда закончилось.

Сегодня мои руки облучали чем-то вроде лампы ультрафиолетового света, чтобы ускорить процесс заживления. Мне еще не давали зеркало, но чувствую, что лицо мое расцарапано, колени, голени и локти, практически все тело в синяках. Будут ли мои руки когда-нибудь опять похожи на руки? Кончики пальцев выглядят как гамбургер, жарящийся в лучах ультрафиолетовой лампы. Мне дали спрей, чтобы облегчить боль. Руки больше не перевязывают, но мне почти хочется, чтобы вернули повязки, иначе мне приходится очень внимательно их рассматривать, чтобы убедиться, что на них нет червей.

Сегодня ко мне в комнату залетела муха, я закричала и не могла остановиться. Я так испугалась, что она отложит яйца на мои лицо, руки и тело. Потребовалось две медсестры, чтобы убить ее. Нельзя допустить, чтобы на меня садились мухи. Может, придется перестать спать.

Только что выбралась из постели и подошла к зеркалу. На четырех пальцах ног наложены шины; наверное, они тоже сломаны. Я с трудом себя узнала. Мое лицо отекло, распухло, все сине-черное и расцарапанное, волосы местами вырваны большими клоками, кое-где до лысины. Может, это не я?

Когда я вставала, то сломала еще два пальца на ногах, теперь обе ноги в гипсе. Мама с папой каждый день приходят меня навестить, но ненадолго, нам почти нечего сказать друг другу, пока мое сознание снова не станет работать как положено.

Кружится голова, но сестра сказала, что это из-за сотрясения. Черви почти исчезли. Наверное, спрей их убивает.

Я узнала, как я приняла кислоту. Папа сказал, что кто-то покрыл ею арахис в шоколаде, и, наверное, это так и есть, потому что я помню, что ела арахис после того, как искупала ребенка. Тогда я решила, что мистер Ларсен решил сделать мне сюрприз. Но теперь, думая об этом, я не помню, почему я решила, что мистер Ларсен приходил и ушел, ничего не сказав. Эта часть пропущена. Хорошо, что я помню хоть что-то. Похоже, несмотря на все повреждения, которые я себе нанесла, мое сознание по-прежнему работает. Мой доктор говорит, что это нормально; для того чтобы полностью потерять рассудок, нужно принять очень много. Надеюсь, он прав, потому что у меня такое ощущение, что я и так уже приняла очень много.

Я помню, что конфеты напомнили мне о дедушке, он часто ел арахис в шоколаде. Помню, как у меня закружилась голова и заболел желудок. Кажется, когда я поняла, что кто-то каким-то образом накормил меня кислотой, я пыталась позвонить маме, чтобы она приехала и забрала меня и ребенка. Когда я пытаюсь вспоминать, все такое нечеткое, будто смотришь через мелькающие цветные огоньки, но я помню, как пыталась набрать наш номер и что цифры возвращались назад целую вечность. Наверное, линия была занята, дальше я ничего не помню, кроме того, что я кричала и что пришел дедушка, чтобы мне помочь. Но его тело было покрыто сверкающими разноцветными червями и личинками, падавшими на пол за его спиной. Он пытался меня поднять, но от его рук остались только кости. Плоть сожрали извивающиеся, корчащиеся, ползающие, деловито жующие черви, кишевшие на нем. Они ели и не собирались останавливаться. Его глазницы были забиты белыми мягкими ползающими тельцами, которые то и дело исчезали в его плоти и появлялись вновь, фосфоресцируя и переплетаясь друг с другом. Черви и паразиты поползли в сторону комнаты ребенка, я пыталась топтать и давить их руками, но они появлялись быстрее, чем я их убивала. Они ползли по моим рукам, лицу и телу. Они были в носу, во рту, в горле, они душили меня, я задыхалась. Ленточные черви, опарыши, личинки уничтожали мою плоть, ползали по мне, ели меня.

Меня звал дедушка, но я не могла бросить ребенка, да и не хотела идти к нему, его вид меня пугал и вызывал тошноту. Его так ужасно изъели, что его едва можно было узнать, он показывал на гроб, стоявший рядом с ним, я пыталась убежать, но сотни мертвых созданий заталкивали меня внутрь и пытались накрыть крышкой. Я все кричала и кричала и пыталась когтями выцарапать себе дорогу из гроба, но меня не отпускали.

Теперь я понимаю, что, пытаясь сбросить с себя червей, я сама вырывала у себя волосы и расцарапывала тело. Как я разбила голову, я не знаю. Может, я пыталась выбить весь этот бред из своего черепа, я правда не помню, кажется, это случилось очень, очень давно. Я так устала от того, что пишу все это. В жизни никогда так не уставала.

Мама и папа верят, что кто-то подмешал мне кислоту! Они верят! Верят! Правда верят мне! Я догадываюсь, кто это сделал, но, скорее всего, никогда не смогу узнать это наверняка. Я должна отдыхать и поправляться, что мне и велено. И не буду думать о том, что случилось. Слава Богу, я не покалечила ребенка. Спасибо тебе, Господи.

Через несколько дней меня переведут в другую больницу. Я надеялась, что меня отпустят домой, руки заживают, и большинство синяков почти прошло. Доктор сказал, что руки полностью придут в норму и два вырванных ногтя вырастут через год, но что через пару недель на них уже можно будет смотреть.

Лицо стало почти нормальным, а на проплешинах появился пушок. Мама принесла ножницы, и они с медсестрой очень, очень, очень коротко меня подстригли. Стало похоже на тюремную стрижку, к тому же вышло не слишком ровно, но мама сказала, что через одну-две недели, когда меня выпишут из другой больницы, я смогу сходить в салон и подстричься. Не хочу, чтобы меня кто-нибудь увидел в столь неприглядном виде.

У меня до сих пор продолжаются кошмары с червями, но стараюсь себя контролировать и больше о них не говорить. Ни к чему хорошему это не приведет, правда? Я знаю, что черви не настоящие, и все знают, что они не настоящие, но порой они кажутся такими реальными, что я ощущаю тепло их скользких, жирных, мягких тел. И каждый раз, когда начинает чесаться одна из моих многочисленных царапин или в носу начинает щекотать, приходится делать над собой усилие, чтобы не закричать о помощи.

Мама принесла пачку писем от Джоэла. Она написала ему и сообщила, что я очень больна и лежу в больнице, с тех пор он писал каждый день. Он даже звонил как-то вечером, чтобы не слишком распространяться, мама сказала, что у меня что-то вроде нервного срыва. Что ж, можно и так сказать.

Сегодня, когда приходила мама, мне показалось, что она плакала, и я старалась быть очень сильной, выглядеть очень счастливой. И я правильно сделала, потому что меня переводят в лечебницу для душевнобольных, в сумасшедший дом, в психушку, где я буду находиться среди других сумасшедших и ненормальных. Мне так страшно, что я не могу дышать полной грудью. Папа пытался объяснить необходимость этого с профессиональной точки зрения, но было очевидно, что он выбит из колеи, но не до такой степени, как я. Хуже, чем мне, никому не может быть.

Папа сказал, что, прежде чем мое дело попало к судье по делам несовершеннолетних, Яна и Марси дали показания о том, что я много недель пыталась продать им марихуану и ЛСД и что всем в школе известно, что я употребляю и продаю наркотики.

Обстоятельства были против меня. В моем личном деле есть запись о наркотиках, и папа сказал, что, когда соседка мистера Ларсена услышала мой крик, она вместе с садовником пошла выяснить, что случилось. Они решили, что я сошла с ума, заперли меня в маленькой кладовке, побежали проверить, что с ребенком, который плакал тоже, разбуженный моими криками, и вызвали полицию. К тому времени, как они прибыли, я успела себя серьезно покалечить, я пыталась ногтями процарапать выход через штукатурку и билась головой о дверь, пока не разбила голову и не получила сотрясение мозга.

И теперь они хотят запереть меня в желтый дом; может, там мне и место. Папа сказал, что долго меня там не продержат, что он немедленно начнет ходатайствовать о моем освобождении и о передаче меня хорошему психиатру.

Родители продолжают называть место, куда меня отправляют, реабилитационным центром, но кого они обманывают? Они сами не верят в то, что говорят. Меня посылают в лечебницу для душевнобольных! Не понимаю, как такое может быть. У многих бывают неудачные трипы, и их не запирают в сумасшедший дом. Мне говорят, что мои черви нереальны, и посылают меня в место, которое хуже всех гробов и червей вместе взятых. Не понимаю, почему это со мной происходит. Кажется, я сорвалась в пропасть и продолжаю падать. Пожалуйста, пожалуйста, не дайте им меня забрать! Не дайте им запереть меня вместе с сумасшедшими. Я боюсь их. Пустите меня домой, я хочу к себе в комнату, лечь и уснуть. Господи, пожалуйста!

За мной приехал мой инспектор по делам несовершеннолетних и отвез меня в Государственную психиатрическую больницу. Там меня зарегистрировали, каталогизировали, задали кучу вопросов, только что отпечатки пальцев не сняли. Потом меня отвели в кабинет к психиатру, который со мной немного поговорил, но мне нечего было ему сказать, потому что я не могла даже думать. Единственная мысль, которая билась у меня в мозгу, – это: «Мне страшно, мне страшно, мне страшно».

Затем меня провели по вонючему, мерзкому, темному коридору с облезающей краской на стенах, через запертую дверь, которая тут же захлопнулась за моей спиной. Сердце билось так сильно, что я думала, что оно вот-вот взорвется и разлетится мелкими кусочками по всему коридору. Оно стучало у меня в ушах, и я едва могла переставлять ноги.

Мы прошли по бесконечному темному коридору, и я увидела некоторых пациентов, теперь я знаю, что мне тут не место. Не могу описать, что такое оказаться среди сумасшедших, в их мире. Внутри и снаружи. Я не отсюда, но я здесь. Это просто безумие. Понимаешь, мой друг, мой единственный друг, тут некуда пойти, потому что весь мир безумен.

Ночь длилась вечность. Со мной могло случиться все что угодно, и никто никогда ничего бы не узнал.

К завтраку разбудили в шесть тридцать, я не могла есть, глаза были затуманены, и меня до сих пор била дрожь. Меня отвели в темный длинный холл к металлической двери с маленьким зарешеченным окном. В большом замке лязгнул ключ, и мы оказались по ту сторону. Потом снова лязгнул ключ. Дневные санитары много болтали, но я их едва слышала. Уши заложило, наверное от страха. Затем меня отвели в подростковый реабилитационный центр в двух зданиях отсюда, по пути мы миновали двух сумасшедших, сгребавших граблями листья под присмотром санитара.

В реабилитационном центре было пятьдесят-шестьдесят, а может, семьдесят ребят собирающихся на занятия или что-то в этом роде. Все выглядели вполне нормальными, кроме одной крупной девочки, она была примерно моего возраста, только на восемь или десять дюймов выше и, как минимум, фунтов на пятьдесят тяжелее. Она растянулась под пинбольным автоматом в комнате отдыха с идиотским выражением лица. И еще был мальчик, который все время дергал головой и что-то бессвязно бормотал.

Зазвонил звонок, и все ребята ушли, кроме этих двух придурков. Меня оставили с ними в комнате отдыха. Наконец, пришла большая дама (школьная медсестра) и сказала, что, если я хочу ходить на занятия, мне нужно встретиться с доктором Миллером и подписать соглашение о том, что я готова следовать всем правилам и распорядку центра.

Я сказала, что готова, но доктора Миллера еще не было, и мне пришлось провести остаток утра в комнате отдыха, наблюдая за двумя идиотиками – одна спала, другой дергался.

Наверное, я произвела на них безумное впечатление своим заживающим лицом и стрижкой а-ля лужайка. Все это бесконечное утро звонил звонок, и люди приходили и уходили. На маленьком круглом столике лежала стопка журналов, но я не могла их читать. Мое сознание пролетало тысячи миль в минуту и оказывалось нигде.

В одиннадцать тридцать сестра Мардж показала мне, где столовая. Ребята сновали туда-сюда, и никто из них не казался мне настолько сумасшедшим, чтобы его нужно было запирать. Обед состоял из макарон с сыром, в которые накрошили немного болонской колбасы, из консервированных стручковых бобов и водянистого на вид пудинга. Попытка поесть отняла кучу времени. Я не могла ничего проглотить без спазм в горле.

Многие ребята смеялись и подшучивали друг над другом и даже называли своих учителей, медицинских и социальных работников просто по именам. Да, похоже, всех, кроме врачей. Никто из них не выглядел таким испуганным, как я. Было ли им страшно, когда они сюда только попали? А может, им до сих пор страшно, и они просто делают вид, что это не так? Не понимаю, как тут можно существовать. Хотя, если честно, тут лучше, чем в палате. Тут как в небольшой школе, хотя сама больница невыносима. Вонючие помещения, мрачные люди, запертые зарешеченные двери. Это страшный кошмар, наркотический бред, самое ужасное, что только можно вообразить.

Наконец днем пришел доктор Миллер, и я отправилась к нему. Он сказал, что больница мне не поможет, и персонал не поможет, и учителя и программа, показавшая весьма успешные результаты, не помогут, пока я сама не захочу, чтобы мне помогли. Еще он сказал, что я не смогу решить свою проблему, пока не признаю, что у меня эта проблема есть. Но как это сделать, если у меня ее нет? Я смогу сопротивляться наркотикам, даже если буду утопать в них. Но как убедить остальных? Надеюсь, мама, папа и Тим верят мне, что в последнее время я по собственной воле ничего не принимала? Кажется немыслимым, что и в первый раз в жизни и в последний, когда я попала в сумасшедший дом, я принимала наркотики, не зная об этом. Никто не поверит, что можно быть такой тупой. Я сама с трудом в это верю, хоть и знаю, что это правда.

Да и как я могу признать что-то, когда мне так страшно, что я не могу говорить? Я просто сидела и кивала в кабинете мистера Миллера, не открывая рта. Все равно я не смогла бы ничего сказать.

В два тридцать занятия закончились, и кто-то из ребят пошел играть в мяч, а часть осталась на групповую терапию.

Я увидела то, о чем мне рассказывали мой инспектор и первый доктор. Ребята делились на две группы. В первую группу входят ребята, которые подчиняются правилам и стараются вылечиться. Они пользуются всеми возможными поблажками. Во второй группе штрафники. Они не подчиняются правилам – выходят из себя, ругаются, воруют, занимаются сексом и все такое, и их ограничивают во всем. Надеюсь, тут нет травы. Я знаю, что могу от нее отказаться, но не уверена, что и правда не сойду с ума, если добавится еще одна проблема. Может, доктора знают, что делают, но мне так одиноко и страшно. Кажется, я на самом деле схожу сума.

В четыре тридцать придется возвращаться обратно и опять быть запертой в клетке, словно зверь в зоопарке. Слава богу, в моем здании находятся еще шесть девочек и пять мальчиков, так что не придется возвращаться одной. Я заметила, что они тоже вздрогнули (как и я), когда в захлопнувшейся за нами двери щелкнул замок.

Когда мы проходили мимо пожилой женщины, сказавшей, что до сих пор все было тихо и спокойно, самая маленькая девочка повернулась к ней и сказала: «Да пошла ты…» Я так удивилась, мне показалось, что сейчас на ее голову обрушится потолок, но, кажется, кроме меня никто не обратил на это внимание.

Маленькая девочка, о которой я тебе вчера говорила, находится в соседней со мной комнате. Ей тринадцать, все время кажется, что она вот-вот заплачет. Когда я спросила ее, сколько уже она тут, она ответила: «Всегда, просто всегда».

В обед она пошла со мной в столовую, и мы сидели вместе за одним из длинных столов и не ели. Остаток дня мы бесцельно бродили вокруг корпуса и ничего не делали. Мне ужасно хочется сказать маме и папе, что такое быть здесь, но не стану. Это только расстроит их еще больше. В нашем корпусе есть женщина, она запойная алкоголичка, и она пугает меня, но я больше волнуюсь за Бабби. Как заставить это грязное создание не делать в нашу сторону своих пассов? Вчера, когда мы проходили мимо нее, она производила какие-то странные жесты, я спросила Бабби, можно ли ее как-нибудь унять. Но Бабби пожала плечами и сказала, что мы можем доложить об этом санитару, но лучше просто не обращать на нее внимания.

Потом случилось нечто странное, ужасное. Мы сидели в одной из «комнат отдыха», глядя на то, как остальные смотрят на нас – так рассматривают друг друга обезьяны, – и я спросила Бабби, не лучше ли нам поговорить в моей комнате, она ответила, что нам нельзя заниматься сексом в своих комнатах, но мы можем это устроить завтра в кладовке. Я не знала, что сказать! Она решила, что я хочу ее соблазнить, я была так поражена, что не смогла ничего ответить. Позже я пыталась ей объяснить, но она стала рассказывать о себе, будто меня и не было рядом.

Она сказала, что ей тринадцать, что она сидела на наркотиках два года. Ее родители развелись, когда ей было десять, и ее оставили с отцом, который работал подрядчиком, он снова женился. Думаю, какое-то время все было более-менее, но она ревновала к детям своей новой матери и чувствовала себя изгоем и чужаком. Тогда она стала все больше и больше времени проводить вне дома, говоря мачехе, что у нее проблемы в школе и ей нужно позаниматься в библиотеке и т. д. Обычные отговорки, хотя в школу она ходила только на половину занятий. Но она приносила хорошие оценки, так что родители ничего не знали. Наконец позвонили из школы, потому что она пропустила слишком много. Но Бабби сказала отцу, что школа такая большая и там так много народу, что они сами не знают, кто был на занятиях, а кто нет. Не понимаю, почему ее отец в это поверил, но это так. Наверное, если б он не поверил, это повлекло бы для него слишком много проблем.

А на самом деле Бабби вводил в мир наркотиков тридцатидвухлетний мужчина, с которым она познакомилась на дневном сеансе в кино. Она не вдавалась в детали, но, думаю, он знакомил ее не только с наркотиками, но и с жизнью в целом. Через несколько месяцев он уехал, и она обнаружила, что знакомиться с мужчинами очень просто. В общем, в двенадцать лет она была уже состоявшейся МП [малолетняя проститутка]. Она рассказывала обо всем этом так тихо, что мне казалось, что у меня вот-вот лопнет сердце. Но даже если бы я заплакала (чего я не сделала), не думаю, что она бы заметила, она была слишком отстраненной.

После того как она уже год сидела на наркотиках, ее родители стали что-то подозревать. Но вместо того чтобы во всем разобраться, они стали задавать вопросы и придираться к ней, так что она ограбила очередного мужчину, с которым познакомилась в кино, и купила билет на автобус в Лос-Анджелес. Ее друг сказал ей, что в автобусе у нее не будет проблем, и, судя по тому, что рассказала Бабби, он оказался прав. На второй день, когда она бродила по городу, она нашла «друга», красиво одетую женщину, которая привела ее в свою большую квартиру на бульваре ***. В гостиной было несколько девочек ее возраста, повсюду стояли конфетницы, полные таблеток. Через полчаса она была уже конкретно под кайфом.

Позже, когда она пришла в себя, женщина сказала, что Бабби может остаться у нее жить и ходить тут в школу. Она сказала, что ей придется работать только два часа в день, в основном вечером. На следующий день Бабби записали в школу, как племянницу этой женщины, и у нее началась жизнь высококлассной МП. У этой женщины было еще четыре племянницы в то время, когда там жила Бабби. В школу их отвозил шофер, он же и забирал их оттуда, и они никогда не видели денег, которые они зарабатывали. Бабби сказала, что большую часть времени они просто сидели в квартире, как обезьяны, никогда толком не разговаривали и никуда не ходили.

Это было настолько невероятным, что я стала задавать вопросы, но она продолжала рассказывать и была такой грустной и отстраненной; мне кажется, она говорила правду. К тому же после всего, через что я прошла, поверишь во все что угодно. Ну разве не печально находиться в месте, где все настолько невероятно, что поверишь во все? Друг мой, мне кажется это очень и очень печальным.

В общем, через две недели Бабби убежала и автостопом добралась до Сан-Франциско. Там ее избили и изнасиловали четыре парня. Она просила у прохожих денег, чтобы позвонить домой, но ей никто не дал. Она сказала, что она приползла бы домой и позволила запереть себя в шкафу, но когда я спросила ее, почему она не обратилась в больницу или в полицию, она стала кричать и плеваться в пол.

В конце концов она, похоже, все-таки связалась с родителями, но к тому времени, как они добрались до Сан-Франциско, она уже уехала с парнем, у которого была своя лаборатория по производству ЛСД. Они оба вписались в какое-то общественное дерьмо, и в результате она, как и я, оказалась тут.

Я так рада, что ты есть, мой Дневник; в этой звериной клетке абсолютно нечего делать, и все вокруг такие ненормальные, что просто не смогла без тебя существовать.

Дальше по коридору лежит женщина, которая плачет, стонет и издает какие-то странные звуки. Даже когда я закрываю уши своими больными руками и накрываю голову подушкой, все равно не удается избавиться от этих булькающих звуков. Смогу ли я когда-нибудь заснуть, не прикусывая язык, чтобы не стучали зубы, и так, чтобы мое сознание не захлестьшала волна ужаса при мысли об этом месте? Этого не может быть на самом деле! Мне кажется, что завтра привезут толпу школьников, чтобы те кормили нас арахисом сквозь решетку.

Милый Дневник, похоже, я утратила рассудок или по крайней мере потеряла над ним контроль. Я только что пыталась молиться. Хотела попросить Господа, чтобы он мне помог, но я могу произносить только слова, мрачные, бесполезные слова, они падают на пол и закатываются по углам или под кровать. Я пыталась, правда пыталась, вспомнить, что нужно сказать после «Вот я укладываюсь спать…», но это только слова, бесполезные, искусственные, тяжелые слова, ничего не значащие и не имеющие силы. Они подобны бреду этой сумасшедшей, которая стала теперь частью моей жизни. Словесный пафос, бесполезный, бессмысленный, не имеющий значения, в котором нет ни силы, ни красоты. Иногда мне кажется, что смерть – единственный выход из этой комнаты.

С сегодняшнего дня мне позволили ходить на занятия. Школа здесь – это привилегия. Не может быть ничего хуже, мрачнее и невыносимее, чем просто сидеть и ничего не делать, когда у тебя миллион бесконечных часов для этого.

Наверное, я плакала во сне: когда я проснулась, подушка была мокрая, и сама я была измотана до предела. У младших школьников два учителя, и у нас тоже два. Оба, кажется, добрые, а дети производят впечатление вполне управляемых. Думаю, они просто боятся, что их отправят обратно в небытие, в мир бездействия и одиночества.

Наверное, люди ко всему могут приспособиться, даже к тому, что тебя запирают. Сегодня вечером, когда закрылась эта огромная, тяжелая дверь, я не чувствовала себя такой ужасно подавленной, а может, я просто выплакалась. Мы посидели с Бабби и поговорили немного, я даже сделала ей прическу, но из нашей жизни исчезли радость и непринужденность. Я начинаю уже, как она, волочить ноги и нахожусь на грани между жизнью и смертью. Другие девочки в нашем корпусе разговаривают, шутят, смотрят телевизор, прячутся в туалетах, чтобы покурить, а мы с Бабби просто стараемся держаться вместе.

Тут все курят, и все холлы заполнены вонючими серыми клубами дыма, от него некуда спрятаться. Он, как и пациенты, здесь заперт и сошел с ума.

К передникам всех санитаров приколота тяжелая звенящая связка ключей. Их постоянное бряцание звучит как непрерывное угнетающее напоминание.

Сегодня вечером Бабби пошла смотреть телевизор в комнату отдыха, я ревную. Стану ли срывать свою злость на ребенке, который променял свою подругу на пожилую женщину с блоком сигарет, чтобы та поделилась с ней. Этого не может быть! Это не может происходить со мной!

Сегодня после школы в помещении центра у нас была групповая терапия. Очень интересно слу-шать ребят. Я умирала от желания спросить, как все ребята себя чувствовали, когда только сюда попали, но не посмела открыть рот. Рози была очень расстроена тем, что на нее никто не обращает внимания, и ребята сказали ей, почему с ней тяжело общаться: потому что она собственнически относится к людям, прилипает и не отпускает. Сначала она разозлилась и стала ругаться, но я думаю, что еще до конца занятия она поняла себя чуточку лучше, должна была понять.

Потом стали обсуждать, как другие «подпитывают свои проблемы», это было интересно. Может быть, время, проведенное здесь, и правда сделает меня лучше.

После терапии ко мне подошел Картер, староста группы (каждые шесть недель они выбирают нового), и сел рядом со мной, чтобы поговорить. Он сказал, чтобы я не стеснялась выражать свои мысли, злость и страхи при всех, чтобы их можно было изучить. Он сказал, что, запертые внутри, они искажаются и кажутся больше, чем они есть на самом деле. Еще он сказал, что, когда он только попал сюда, он был так испуган, что на три дня потерял голос. Он физически не мог говорить! Его послали сюда в основном из-за того, что с ним никто не мог общаться. Он столько раз побывал в зале суда, исправительных школах и сменил столько приемных семей, что не может упомнить, но считает, что пребывание в этой больнице действительно прочистило ему мозги.

Он сказал, что, если ты докажешь, что прогрессируешь и что ты управляемый человек, можно перейти в первую группу. Он пару раз уже был в первой группе, но из-за дурного характера его постоянно переводят обратно во вторую. А еще он сказал, что каждые две недели ребят из первой группы возят на автобусную на экскурсию в горные пещеры. Я хочу туда поехать! Мне нужно выбраться отсюда! Просто необходимо.

Приходили мама с папой навестить меня. Они по-прежнему верят мне. Папа встречался с Яной, и ему кажется, что он вскоре сможет заставить ее взять обратно свои слова о том, что я пыталась продать ей наркотики.

Я так благодарна групповой терапии. Может, теперь я смогу что-нибудь вынести из этого места, вместо того чтобы быть раздавленной им.

Была у доктора Миллера, и, похоже, он тоже мне верит! Кажется, ему приятно, что я собираюсь заняться социальной работой, он сказал, что в этой области не хватает людей, которые понимают, в чем, собственно, дело. Он предложил мне поспрашивать некоторых ребят об их прошлом, это поможет мне лучше понимать людей, но предупредил, чтобы я была готова к шокирующим вещам. Он думает, что в этом мире есть вещи, способные меня поразить. Хорошо, что он не знает о моем прошлом. По крайней мере, я надеюсь, что не знает!!!

Сначала я думала, что мне будет неудобно расспрашивать ребят об их прошлом. Но он сказал, что, если я скажу, почему я спрашиваю, они с радостью мне помогут. Я по-прежнему не уверена, что хочу вторгаться в жизнь других людей. И совсем не уверена, что хочу им рассказывать о себе. Но, думаю, придется, только опущу самое худшее.

Немного посмотрела сегодня телевизор, но в нашем корпусе шестеро подростков и тридцать взрослых женщин, так что, когда голосовали, какую программу выбрать, взрослые, естественно, победили. Лучше почитаю или попишу. Я пытаюсь приучить Бабби к чтению, и завтра, если я на нее надавлю, она, может, возьмет книгу в библиотеке центра. Это помогло бы ей отвлечься от мрачных мыслей, если она сможет сосредоточиться. Ее социальный работник пытается найти ей приемных родителей, но с ее прошлым это довольно сложно, и очевидно, что ее родители не хотят больше ее видеть. Грустно, правда?

Сегодня был прекрасный жаркий ленивый день. Мы валялись на лужайке, и я набралась храбрости спросить Тома N из мужской половины нашего корпуса, как он подсел. Том симпатичный, привлекательный и очень общительный молодой человек. Ему пятнадцать. С такими людьми обычно сразу чувствуешь себя комфортно. Он сказал, что родом из хорошей, крепкой семьи, а в его последний год в средних классах его выбрали самым приятным парнем. Если бы у нас проводились подобные конкурсы, меня выбрали бы первой идиоткой.

В общем, прошлой весной он с тремя своими приятелями услышали о том, что можно нюхать клей, купили пару тюбиков и попробовали. Их вставило, и они решили, что это круто. Судя по его глазам, он до сих пор считает, что это было круто.

Они много шумели, кричали и катались по полу, пока не спустился отец приятеля, у которого они экспериментировали, – и не велел им остыть. Он даже не заподозрил, что с ними что-то не так. Он решил, что это обычная мальчишеская возня.

Через неделю эта же троица попробовала папин скотч, но алкоголь им понравился меньше, к тому же достать его гораздо сложнее, чем таблетки или траву. Я уже слышала нечто подобное. Родители никогда не замечают пропажи таблеток для похудания, транквилизаторов, средств от простуды, стимуляторов, снотворного и прочего, от чего дети могут словить кайф, если им не достать ничего другого. В общем, начал он с малого, но через шесть месяцев ему требовалось уже столько денег, что пришлось искать работу. Он устроился в самое логичное место – в аптеку. И прошло довольно много времени, прежде чем управляющий догадался, что происходит с поставками лекарств. Когда он понял, в чем дело, то уволил Томми «по сокращению», чтобы не навлекать позор на его семью. Никто никому ничего не сказал, и никто, кроме управляющего и Томми, не знал, что произошло на самом деле. Тем не менее даже тот факт, что его уволили, не заботил Томми – к тому времени он уже сидел на тяжелых наркотиках, и ему на все было наплевать. Его друг подсадил его на герыч, и Томми стал приторговывать в школе, чтобы хватало на дозу. В результате он попал сюда, но, на мой неопытный взгляд, он не избавился от зависимости, даже сейчас он почти ловит кайф просто от разговора о наркотиках. Я заметила, что у Джулии, которая сидела недалеко от нас, почти такая же реакция. Это как когда смотришь, как кто-то зевает, и сам начинаешь зевать. Я так рада, что ничего не почувствовала, но я почти пожалела, что стала спрашивать, потому что тяжело видеть, как Том и Джулия ждут не дождутся, когда выйдут отсюда, чтобы вернуться к тому же.

Как я все это ненавижу! Этот запах мочи, как в грязных туалетах! Маленькие решетчатые клетки, куда запирают людей, если они отступают от правил. Одна пожилая женщина (она поджигательница) сидит там почти все время, это невыносимо. Люди – худшие создания на земле.

Сегодня мы ходили плавать. На обратном пути я сидела в автобусе рядом с Марджи Энн, она сказала, что хочет остаться тут. Она сказала, что, как только она выйдет, ребята сразу начнут к ней приставать и пытаться снова подсадить ее, и она знает, что сейчас не сможет сказать «нет». Потом она взглянула на меня и сказала: «Почему бы нам с тобой не вмазаться? Только ты и я? Я знаю, где можно достать».

Ко мне приходили мама с папой и принесли десятистраничное письмо от Джоэла. Мама хотела, чтобы я сразу его прочитала, но мне хотелось открыть его в одиночестве. Оно для меня настолько важно, что я ни с кем, кроме тебя, не хочу им делиться. К тому же мне, наверное, немножко страшно, потому что папа сказал Джоэлу правду обо мне, по крайней мере то, что он знает. Так что я лучше пока подожду его вскрывать.

Еще папа сказал, что он наконец заставил Яну подписать свидетельство, в котором говорится о том, что я не торговала наркотиками в школе. Теперь Яна с папой вдвоем пытаются заставить Марси отказаться от своих показаний. Папа говорит, что если у них получится, то он вытащит меня отсюда в два счета.

Боюсь надеяться, но все равно надеюсь; из-за самой мысли о надежде – в месте, где надежде места нет, – на глаза наворачиваются слезы.

Письмо Джоэла просто замечательное. Я так боялась его читать, но теперь так рада, что решилась. Он самый добрый, сострадательный, любящий и понимающий человек на свете! Не могу дождаться, когда мы опять будем вместе. Я уверена, у меня больше не будет проблем с наркотиками, но я такая дура, такая безответственная, инфантильная, непрактичная, такая невероятная размазня. Я буду работать над собой, чтобы Джоэл мог мной гордиться. Так хочется быть такой же сильной, как мои родные! Так хочется, так хочется!

Чудесный, великолепный, замечательный, невероятный, фантастический день! Солнце светит, птицы поют, цветы цветут! Не могу описать, как я счастлива. Я скоро выберусь отсюда! Я еду ДОМОЙ!!! Сегодня подпишут все необходимые бумаги, и завтра родители меня заберут. До завтра целая вечность. Хочется кричать от радости, но, боюсь, если я закричу, меня снова запрут. Вообще-то я была не очень справедлива к этому месту. Тут, конечно, ужасно, но все-таки лучше, чем в исправительной школе. Кэй сказала, что, если б ее послали в ИШ, пришлось бы учиться новым порядкам, а тут все привычно. Думаю, это справедливо для каждого из нас.

Не могу поверить, я правда еду домой. Наверное, кто-то там наверху замолвил обо мне словечко; должно быть, это мой старый милый дедушка.

Не могла уснуть, встала и стала думать о Бабби. Я чувствую себя виноватой, потому что я уезжаю, а она остается. Может, когда я стану по-настоящему сильной и кошмары моей жизни немного рассеются, мы приедем и заберем ее. Но, похоже, это опять инфантильно. В жизни так не бывает, и очень жаль. Больше не могу об этом думать.

Наконец-то, я дома. Навсегда. Тим и Алекс так рады были меня видеть, что мне стало горько от того, что я так мерзко вела себя в последние месяцы. Потом выползла Счастье и облизала мне лицо и руки, и мне показалось, что мама вот-вот заплачет; я порадовалась, что с нами нет дедушки и бабушки, что они не видели всего этого.

Кажется, папа понял, что я чувствовала, он был такой нежный и ласковый. Милый, милый папочка, он всегда меня понимает. После того как мы немного поговорили, он предложил мне подняться к себе и поспать, что было очень здорово, потому что мне хотелось побыть наедине в своей комнате, со своими чудными занавесочками, со своими обоями и со своей кроватью, хотелось вновь почувствовать вокруг стены родного дома, где внизу собралась моя прекрасная, заботливая семья. Я так, так им благодарна за то, что они не ненавидят меня, ведь я сама себя ненавижу за многие вещи.

Милый Дневник, сейчас два часа ночи, никогда в жизни меня не посещало столь прекрасное чувство. Я снова пыталась молиться. На самом деле я просто хотела поблагодарить Бога за то, что меня вытащили оттуда и я снова дома, но потом я стала думать о Яне и Марси и впервые мне захотелось, чтобы Бог им тоже помог. Мне хотелось, чтобы у них все наладилось и они не попали в результате в психиатрическую больницу. Господи, пожалуйста, пусть у них все будет хорошо, помоги им и помоги мне.

Папе представилась возможность вернуться на Восток, чтобы закончить курс лекций. Здорово, правда? Конечно, это не здорово для доктора N, потому что у него инфаркт, и, я надеюсь, он поправится, но все равно, папу попросили его заменить в последнюю минуту, так что мы все вместе будем жить в их потрясающем доме и все такое. Ну, здорово, да?

В мотеле остался только один двухместный номер, так что мы с Алекс спали в одной кровати, мама с папой в другой, а Тиму пришлось лечь на полу. Но он и не возражал, сказал, как в походе. Долго препирались, кому первому идти в ванную. Я оказалась последней, но это ничего, потому что я, милый Дневник, хотела поговорить с тобой.

Все было бы совсем замечательно, если бы Джоэл был с нами. Не хватает только его; правда, было бы немного проблематично – всем делить одну комнату и ванную, к тому же мы еще и не женаты. Хотя, если б мы были женаты, все бы еще усложнилось, но я не позволяю себе даже думать об этом. В моей жизни больше не будет секса до тех пор, пока я не поклянусь заботиться об одном мужчине – и в печали и в радости. Мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас. Думаю, и после смерти мы останемся вместе. Я просто не могу себе представить, что Бог, создающий любящих друг друга людей, может допустить, чтобы они страдали от одиночества, попав на Небеса. Бабушка и дедушка и мама и папа никогда не были бы счастливы, если бы не нашли друг друга. Я уверена, что бабушка умерла потому, что не могла вынести разлуки. С ней все было в порядке, кроме того, что она не хотела жить без дедушки.

Интересно, целовала ли мама когда-нибудь другого мужчину, кроме папы. Ой, ну конечно целовала, ведь папа иногда дразнит ее из-за Хамфри, но, я уверена, она никогда не занималась сексом с Хамфри. Думаю, когда бабушка и мама были молодыми, не многие девушки позволяли себе такие вещи. Хорошо бы, если бы и сейчас все оставалось так же. Тогда легче было бы остаться девственницей до замужества и только после него узнать, в чем соль жизни. Интересно, как у меня все будет? Должно быть, здорово, ведь я почти девственница, в том смысле, что никогда не занималась сексом на трезвую голову, только под кайфом; я уверена, что без наркотиков я буду бояться до потери сознания. Надеюсь, к тому времени, как я выйду замуж за любимого человека, я забуду все, что со мной происходило. Приятные мысли о будущем, правда? Ложиться в постель с человеком, которого любишь.

Моя очередь идти в ванную, бегу.

Пока.

Ну, мы добрались. Сегодня у папы начинаются занятия. Во второй половине дня поедем смотреть город. Когда мы приехали, было темно, но район просто замечательный, такая буйная растительность, все зеленое и благоухает. Я так рада, что мы здесь. Мы все так измотаны из-за вчерашнего дня и предыдущей ночи, мама с папой вели машину по очереди, чтобы быстрей добраться. Два дня и ночь в машине-и мы едва успели вовремя, но было интересно посмотреть на страну, в которой нам посчастливилось родиться. Папа сказал, что обратно поедем медленнее и, может, даже заедем в Чикаго повидать Джоэла. Это было бы замечательно!!! Боюсь расцепить скрещенные пальцы даже для того, чтобы поесть или написать что-нибудь.

Представь меня на ужине с чаем в университете! И, что еще поразительнее, представь, мне там понравилось, хотя и было немного скучно. Наверное, я стала старше. Пока.

Все, больше никаких приключений для любопытной женщины! Похоже, я забрела в гигантский куст ядовитого плюща, причем без посторонней помощи. Вообще-то, его тут не очень много, но угадай, кто умудрился его найти?

Я опухла, покраснела, все тело чешется, глаза превратились в узкие щелочки, так что я едва могу видеть, в общем, выгляжу я отлично. Приходил доктор и сделал мне укол, но то, что он говорил, звучало не слишком обнадеживающе.

Черт!

Не знала, что ядовитый плющ такой ядовитый, на Алекс тоже попало, видимо с моей одежды. Ей не так плохо, как мне, но у нее тоже все чешется, и чувствует она себя неважно. Приходило несколько человек из университета узнать, где я его нашла, чтобы уничтожить его, но я даже не знаю, как он выглядит.

Урра! На выходных мы едем в Нью-Йорк! Мама, Тим, Алекс и я завтра садимся на поезд и вернемся только в понедельник. Здорово, да?

Не могу дождаться. От плюща остались только розовые пятна, но, думаю, их уже можно скрыть макияжем. Надеюсь на это. Завтра в семь пятнадцать мы уезжаем, и папа сказал, что я смогу купить много всякой всячины для школы. Ура! Ура!

В Манхэттене слишком жарко и скучно, даже не верится. В больших магазинах еще ничего, но стоит оказаться на улице – такое ощущение, что попал в печку. От тротуаров поднимается жар и собирается в огромные облака, не понимаю, как тут люди живут. Джоэл говорит, что в Чикаго так же, с трудом верится. Большую часть утра мы провели в магазинах в Блумингдейле, а потом пошли в кино в Радио-Сити, чтобы хоть как-то спрятаться от жары.

Поездка на метро была самой большой ошибкой в нашей жизни. Там было столько народу, что нас спрессовали точно квашеную капусту, да и пахло там не лучше. За мной висела на поручне одна толстая старая дама в платье без рукавов, у нее под мышками были просто невероятные птичьи гнезда. Это было самое вонючее зрелище, что я видела в своей жизни.

Надеюсь, Тим этого не видел, а то он навсегда может потерять интерес к женщинам.

Завтра идем в Музей современного искусства и еще в пару мест. Не думаю, что мы задержимся тут в воскресенье, мама получает такое же «удовольствие», что и мы.

В Чикаго мы не заедем. В университете какие-то изменения в составе преподавателей, и папе нужно возвращаться. Он предложил изменить маршрут и все-таки заехать ненадолго в Чикаго, но я не могу быть настолько инфантильной, к тому же я все равно увижусь с Джоэлом через несколько недель, да мы и не помолвлены. Хотя мне бы так этого хотелось.

Весь день и почти всю ночь в машине, это так изматывает. У папы уже глаза навыкате, а Алекс вертелась всю дорогу. Мне бы хотелось помочь и повести машину, но папа сказал: никакого вождения без прав. Получу их, как только смогу. Еще один рекламный щит, и я сойду с ума!

Наконец-то дома. Бедному папе сразу нужно в университет, а он вымотан до предела. Если уж я так устала, не представляю, как он в таком возрасте еще может переставлять ноги. Мама порхает по дому как птичка, думаю, это оттого, что она ДОМА, ДОМА, ДОМА. Такое прекрасное, чудесное, изумительное слово!

Я и сама начинаю чувствовать себя гораздо лучше. Еще несколько часов назад нам казалось, что мы вот-вот умрем, а теперь открылось второе дыхание. Алекс убежала к Триш, забрать Хани, ее котят и Счастье, Тим ходит по своей «вонючей», как ее называет Алекс, комнате. А я наслаждаюсь своим любимым занятием – сижу в своей любимой комнате со своими любимыми книгами и вещами. Не могу решить, чем сначала заняться – поиграть на пианино, полежать и почитать или вздремнуть.

Кажется, выберу вздремнуть.

Сегодня в аптеке встретилась с Фаун N, она пригласила меня вечером в гости поплавать у них в бассейне. Приятно, да? Может, удастся в этом году потусоваться с «правильными» ребятами, и тогда ни один наркоша просто не осмелиться ко мне подойти? Это было бы идеально. Фаун и ее сестры занимаются водным балетом, а я тот еще пловец, но она обещала меня научить. Надеюсь, я не утону и не разобью голову в мелкой части бассейна.

Не понимаю, почему я чувствую себя такой незащищенной и испуганной. Я знаю Фаун совсем недолго, а уже ревную ее ко всем ее друзьям. Мне кажется, что они симпатичнее и умнее меня и что никто из них не хочет моего общества, что довольно глупо, потому что они постоянно меня к себе приглашают. Похоже, я просто дура. Я только надеюсь, что никто не слышал этих мерзких слухов, что ходили обо мне. Не знаю, с кем говорили Яна и Марси и прочие наркоманы, но, надеюсь, не со всей школой. Не хочу, чтобы мне опять было больно. Интересно, все девочки так же всего боятся? Если я жду, что парень пригласит меня на свидание, я до смерти боюсь, что он этого не сделает, а если сделает, то мне будет страшно идти. Вот вчера вечером, когда мы плавали, приехала компания ребят, и папа Фаун, очень милый человек, пригласил зайти и выпить пунша. Ну, мы немного подурачились, а потом отправились в патио и танцевали на мокром бетоне. Наверное, я выглядела довольно симпатичной, потому что Фрэнк N позвал меня на свидание. Вообще-то, он предложил проводить меня до дома, но мне хотелось остаться и помочь Фаун навести порядок. Но думаю, что дело в том, что я не могу оставаться с мальчиками наедине. Мама говорит, это просто оттого, что я снова не уверена в себе и напугана; надеюсь, она права. Очень надеюсь.

Утром меня разбудил звонок Фаун. Она хочет устроить вечеринку в следующую пятницу и пригласить мальчиков. Зайду к ней днем, помочь ей все спланировать, но лучше бы мне оставаться в стороне. Вчера ее тоже пригласили на свидание, так что вечером она пойдет с Уолли в кино. Мне почти хочется, чтобы она отказалась. Не понимаю, почему я за нее волнуюсь, она на несколько месяцев старше меня. Думаю, корень большинства проблем кроется в мальчиках. По крайней мере, большинство моих проблем было из-за них, а может, я сама себе вру. Сегодня прочитала статью о личной ответственности, там говорится, что дети, которым не позволяют принимать какие бы то ни было решения, никогда не становятся взрослыми, то же касается и детей, которым приходится принимать решения, когда они к этому не готовы. Мне кажется, я не попадаю ни в одну из этих категорий, но все равно идея интересная. Пока.

Представляешь, сегодня звонила миссис N, моя старая учительница по фортепиано, она хочет, чтобы я солировала на концерте ее учеников. Она хочет, чтобы ей выделили небольшую аудиторию в университете, и собирается напечатать афишу и программки с моей фотографией на обложке. Она, конечно, знает о моих руках, так что это все будет гораздо позже, но все равно здорово! Я и не думала, что делаю такие успехи! Правда! Честно-честно не знала!

Она хочет зайти к нам как-нибудь вечером и все обсудить с моими родителями, но, если честно, я в ауте. Не могу поверить, что это правда. Я, конечно, занимаюсь каждый день, а иногда играю просто так, для удовольствия, когда нечем заняться, но это просто потому, что я не люблю телевизор, особенно то, что смотрят 1 км с Алекс, лучше почитать. Я правда не понимала, что делаю такие успехи. Интересно, а ребята не решат, что это идиотское занятие? Не хочется портить с ними отношения, особенно сейчас, когда все так замечательно наладилось. Поговорю об этом с Фаун, но после ее вечеринки. Просто сейчас это единственное, о чем она в состоянии думать.

P. S. Получила замечательное письмо от Джоэла. Ему не терпится меня увидеть. Не стала говорить ему, что чувствую то же самое, но, думаю, он знает.

У меня начались месячные! Теперь можно быть спокойной и за это! Интересно, мама очень расстроится, если я куплю «тампакс» вместо «котекса»? Наверное, расстроится, лучше не буду испытывать судьбу, хотя это скажется на завтрашнем вечере. Да ладно, неважно. Одену клетчатые брюки и новый топ, это, конечно, скучно, но ничего не поделаешь, придется довольствоваться и этим, верно? Споки.

Утром смотрела на небо и поняла, что лето почти кончилось. Стало грустно, кажется, что его и не было. Не хочу, чтобы оно заканчивалось. Не хочу становиться старше. У меня есть этот глупый страх, что в один прекрасный день я стану старой, так и не побыв толком молодой. А может, я уже разрушила собственную жизнь или это вот-вот произойдет? Может такое быть, чтобы жизнь прошла, а ты этого и не заметил? Черт, у меня мурашки по коже, когда я думаю об этом.

Блин! Я тупица! Завтра же папин день рождения, а я совсем забыла. Мама с Тимом планировали семейный вечер, а я так забегалась с Фаун и остальными, что они не хотели меня отрывать из-за всяких мелочей. Сразу видно, кто урод в этой семье. Ладно, нет смысла себя корить. Нужно придумать для папы что-то суперособенное и удивить всех.

Мама была права. Мои предчувствия насчет вечеринки Фаун были нелепыми. Все было просто здорово. Родители Фаун очень милые, и все, кто там был, отличные ребята. И Джесс N, она в следующем году собирается стать президентом Студенческого совета, – и Тесс, председатель Клуба девочек, и Джуди, да все. Помню, как год назад я думала, что они просто сборище скучных придурков, а теперь, надеюсь, они дадут мне еще один шанс и я не получу от них по голове.

Наверное, если бы я была действительно взрослым человеком, я бы признала тот факт, что рано или поздно кто-нибудь начнет говорить о том, что я сидела на наркоте, хоть это и было уже тысячу лет назад, и тогда каждый нормальный родитель накажет своему ребенку не общаться со мной, потому что это испортит их репутацию. И тогда каждый нормальный ребенок поймет, что я на самом деле собой представляю. А если они узнают, что я еще и в психушке лежала, то воображаю, что будет твориться у них в головах и что они будут обо мне говорить! Думаешь, в школе, где больше девятисот детей, я смогу перейти из одного лагеря в другой? Да, я смогу, если они мне позволят! Смогу! Пожалуйста! Пожалуйста, разрешите мне!

Может, мне следует поступить честно и рассказать о себе всю правду Фаун и ее родителям.

Думаешь, они поймут? Или всем будет только хуже? Я знаю, что рано или поздно придется рассказать Фаун о больнице. Она уже спрашивала о моих руках, и я больше не могу ей лгать. Знать бы, что делать. Если бы кто-нибудь мог подсказать, как со всем этим справиться, я бы не сидела в кровати, не ломала голову и не беспокоила тебя. Все только и говорят: «Делай то, делай это». Уверена, мама с папой чувствуют себя из-за этого еще хуже, чем я. Они стараются вообще не упоминать о больнице. Думаю, что их лучшие друзья не знают, что произошло. Почему жизнь такая трудная штука? Почему мы не можем быть просто собой? Почему другие не могут нас воспринимать такими, какие мы есть? Почему я не могу просто быть собой, какая я сейчас, вместо того чтобы постоянно находиться в напряжении, говорить туманно и расстраиваться по поводу своего прошлого и будущего. Меня бесит, что я могу завтра снова оказаться в компании Яны, Лэйна, Марси и прочих; иногда хочется, чтобы меня вообще на свете не было.

Интересно, что подумал бы Фрэнк, если б узнал, что у меня внутри? Наверное, сбежал бы, как испуганный кролик, или тут же решил бы, что может получить от меня все, что ему нужно, а нужно ему только одно!

Как бы я хотела заснуть. Время иногда бежит так быстро, что за ним просто не успеваешь, как последние две-три недели. Часы, минуты, дни, недели, месяцы сливаются и растворяются. Сегодня папин день рожденья, а завтра-мой. Сто лет назад я бы, наверное, уже была замужем и рожала бы детей где-нибудь на ферме. Наверное, мне повезло, что сейчас все происходит не так быстро. В любом случае мне пора начинать думать и вести себя как взрослая.

Сбегала сегодня купила папе вязаную жилетку. Уверена, она ему понравится, он как-то сказал, что видел похожую у мистера Тэйлора и что это идеальный вариант для офиса, когда не хочется надевать пиджак. Теперь нужно закончить стихотворение, наконец-то хоть что-то сделаю правильно. Интересно, у других жизнь тоже такая же дерганая и запутанная, как у меня? Надеюсь, что нет, такого никому не пожелаешь.

Интересно, они совместят наши дни рожденья или устроят два вечера? От двух тортов за неделю кому хочешь худо станет.

Еще один день рожденья! Буду почти старуха, по крайней мере перевалю за вторую половину тинейджерства. Кажется, еще вчера была ребенком.

Не успела открыть глаза, как позвонил Фрэнк, звал погулять вечером, но я ответила, что все выходные должна провести с семьей. Он расстроился, но, кажется, поверил. Снизу доносится такой запах, будто там жарят целую бочку бекона, а мне так хочется есть, что я готова съесть свою юбку.

P. S. Папин день рожденья получился супер! Все было так по-семейному спокойно, мы провели чудный вечер, расскажу позже.

P. P. S. Ему понравились и жилетка, и стихотворение. Думаю, что стихотворение понравилось ему больше, потому что я написала его специально для него. Он даже прослезился, когда читал.

Внизу все что-то делают, и весь дом наполнен ароматами, от которых слюнки потекли бы даже у короля или какой-нибудь сказочной принцессы. Интересно, что они делают. Мама, Тим и Алекс не разрешают мне спуститься в гостиную. Мне велели подняться к себе, принять ванну, сделать прическу и не спускаться до тех пор, пока я не превращусь в самое прекрасное создание на земле. Не знаю, чего они от меня ждут, но поэкспериментировать будет весело.

Никогда не догадаешься! Джоэл приехал! Я думала, он задержится из-за своей работы, но… Ну, до сих пор не могу поверить. Гадкий. Он тут уже четыре дня, и вообще он был уже в гостиной, когда сегодня днем я вернулась домой в старых обрезанных шортах и древнем папином свитере, испачканном белой краской. Он сказал, что, когда я поднималась по лестнице, он уже был готов бежать обратно в Чикаго, и слава богу, что я переоделась в белое платье и надела новые босоножки. Он не мог поверить, что это один и тот же человек. Тим с папой смеялись и сказали, что им пришлось привязать его к стулу, чтобы он не удрал после того, как увидел меня в первый раз.

Это был очень, очень веселый вечер. А еще я уверена, что они просто шутили надо мной. Надеюсь на это. В общем, когда Джоэл увидел меня, он поцеловал меня прямо в губы перед всей моей семьей и обнял так, что, я думала, мои внутренности и позвоночник сплющатся как картофельные чипсы. Это было приятно, хотя и немного неловко.

Они планировали это все лето. Я думала, что мой день рожденья будет просто продолжением папиного, а получился лучший в моей жизни день рожденья. Джоэл подарил мне в знак дружбы белое кольцо с эмалью, покрытое маленькими цветочками, буду носить его до конца жизни. Оно и сейчас у меня на пальце, такое милое. Мама с папой подарили мне кожаный пиджак, мне такой давно хотелось, Тим подарил шарф, а Алекс арахисовых карамелек собственного приготовления. Тим, папа, Джоэл и даже я съели почти все, что она подарила папе на день рожденья. Милая маленькая Алекс, ей удаются арахисовые карамельки лучше., чем нам с мамой, и она знает это и не выдает своих секретов, может, это все потому, что она сама такая сладкая. Нам с Джоэлом удалось побыть наедине всего минут десять, мы посидели на ступеньках крыльца, а потом папа отвез его туда, где он остановился. Даже забыла его спросить – нам о стольком нужно было поговорить, – но я уверена, что нравлюсь ему. Большую часть вечера мы держались за руки, правда, это не слишком много значит. Алекс все время висела на другой его руке, а Тим все пытался утащить его, чтобы показать, что он насобирал за лето.

Ладно, если я намерена встать завтра в шесть, чтобы позаниматься, пора идти спать.

А еще хочу, чтобы мне приснился сегодняшний замечательный день и то, какими замечательными теперь будут все последующие дни.

Проснулась еще до будильника. Только пять минут шестого, не думаю, что еще кто-то, кроме меня, не спит в этом квартале. Если честно, наверное, я просто глупо боюсь снова идти в школу, хотя я уверена, что все будет в порядке, ведь у меня есть Джоэл и мои новые супер-«правильные» друзья, они помогут мне. К тому же я теперь намного сильнее, чем раньше. Правда. Раньше думала, что заведу новую тетрадь, после того как ты закончишься, и что у меня всю жизнь будет дневник или что-то в этом роде. А теперь думаю, что вряд ли. Дневники нужны, когда ты молод. Ты спасал мой рассудок сотни, тысячи, миллион раз. Но когда человек становится старше, он должен уметь обсуждать свои проблемы с другими людьми, а не с частью самого себя, кем ты был для меня. Ты согласен? Надеюсь, ведь ты мой самый близкий друг, и я всегда буду благодарна тебе – за то, что ты всегда разделял со мной мои слезы, душевную боль, терзания и сомнения, счастье и радости. Это все было к лучшему. Мне так кажется. Пока.