"Месть Розы" - читать интересную книгу автора (Муркок Майкл)

Глава пятая О захвате и выкупе некоторых оккультных артефактов: Перемены в высших мирах. Роза добивается отмщения. Достижение космического компромисса

Маленький отряд остановился, добравшись до утесов. Оставшиеся у них кони, несшие теперь двойной груз, находились на грани полного изнеможения. Однако они нашли Тяжелое море, которое под медленным болезненным небом накатывало свои темные тягучие волны на берег, а потом волокло их обратно. Они посмотрели вниз – на узкий вход в бухту, где море казалось более спокойным. В высоких обсидиановых стенах лежал берег, покрытый необычно окрашенной галькой, состоящей из кусочков кварца и осколков известняка, из полудрагоценных камней и сверкающего кремня.

В бухте на якоре стоял корабль, и Элрик сразу же узнал его. Парус на нем был свернут, а нос слегка погрузился в воду под тяжестью стоявшей на нем огромной, укрытой парусиной клетки. Корабль Гейнора и его экипаж вновь обрели хозяина. На дальнем конце возвышающейся над морем скалы, которая закрывала от них остальную часть берега, происходило какое-то движение, там виднелась чья-то фигура, а может, и две.

Они уже не торопили лошадей, которые, боясь сорваться вниз, осторожно ступали по скользкой узкой тропе, ведущей с утеса вниз, на берег. Наконец лошади почувствовали под копытами сверкающую гальку – она похрустывала, как лед. Теперь они увидели, что берег простирается далеко за скалы и по нему можно двигаться на лошадях.

Принцесса Тайаратука ехала чуть впереди, за нею – ее сестры, у которых была одна лошадь на двоих, за ними – Роза, потом Элрик и Чарион Пфатт, чью талию обвивали тонкие руки Уэлдрейка. Столь непохожих друг на друга членов этого отряда объединяли общие устремления.

Они обогнули мыс и вышли к Кораблю, Который Был.

Перед ними оказалось самое необычное из поселений, какие доводилось видеть Элрику.

Когда-то оно и в самом деле было кораблем. Кораблем, десятки палуб которого высились друг над другом, образуя огромный плавучий зиккурат, управляемый командой, составленной из громадных нечеловеческих существ. Этот корабль был достоин самого Хаоса. У него были очертания и внешность некой органической субстанции, которая внезапно окаменела, приняв в муках неестественную форму. Здесь и там виднелись какие-то подобия морд, конечностей, туловищ нездешних зверей и птиц, гигантских рыб и существ, являвших собой комбинацию всего этого. И Элрику показалось, что корабль состоит из той же субстанции, что и Тяжелое море, которое было подобно зеленому кварцу, обретшему текучесть; оно швыряло свою пену на эту мрачную полосу берега, по которой двигались мужчины, женщины и дети, облаченные в самые разные одеяния. Туфли на их ногах редко были одинаковыми. Здесь можно было увидеть тряпье и шелка, грязные собольи меха, принадлежавшие какому-нибудь убитому королю, куртки и штаны безымянных моряков, платья и нижнее белье, снятые с утопленников, шляпы, драгоценности, украшения, которыми когда-то мертвецы тешили свое тщеславие. Они ходили взад и вперед среди этих жутких бурунов, среди гниющей плоти и мусора, занесенных сюда приливом, среди отбросов, накопившихся за столетия. Найдя что-нибудь ценное, они неслись к кораблю, который лежал чуть под углом на берегу. Его правый борт зарылся в гальку, левый борт был выворочен, вероятно, ударом обвалившейся мачты.

Этот мертвый корпус был, как паразитами, населен людьми, точно так же мертвое тело какого-нибудь морского чудовища бывает населено червями. Одно их присутствие здесь порочило этот корабль, бесчестило его их убожеством, как кости павшего порочит и бесчестит помет воронья, питающегося гниющей плотью. На корабле постоянно происходило какое-то движение, создавая впечатление кишащей массы, которая не распадается на отдельные составляющие, наделенные своей жизнью, и эта масса не имела ни достоинства, ни уважения, ни чести – она извивалась, корчилась, суетилась, вздорила, дралась, визжала, рычала, скулила и шипела, словно подражая самому этому ужасному морю. Эти существа уже принадлежали Хаосу, но еще не были преобразованы им. Они, несомненно, не имели возможности выбирать себе хозяина, когда Гейнор принес в этот мир знамя графа Машабака. Теперь они были жалкими ничтожествами, у них оставался только их стыд. Они даже не подняли глаз, когда Элрик и его спутники подъехали к громаде Корабля, Который Был.

Они не отвечали на вопросы Элрика. Они не слушали, когда сестры пытались заговорить с ними. Стыд и ужас обуяли их. Они уже оставили всякую надежду, даже надежду на загробную жизнь, поскольку пришли к выводу, что несчастья, доставшиеся на их долю, явно свидетельствуют о том, что вся мультивселенная уже завоевана их мучителями.

– Мы пришли сюда для того, чтобы пленить Гейнора Проклятого и воздать ему по делам его, – сказал наконец Элрик.

Даже это никак не повлияло на них. Они привыкли к обманам Гейнора, к играм, которыми он развлекался, когда на него находила скука и он решал позабавиться их жизнями и чувствами. Для них любое слово было ложью.

Семеро спутников подъехали к некоему подобию разводного моста, вделанному в корпус упавшего корабля, и без колебаний проскакали внутрь, где оказались в жутком переплетении галерей и ходов, где в перегородках виднелись корявые двери, где повсюду висели обрывки сетей и канатов, валялись обломки каких-то приспособлений, сохли обрывки тряпья и потрепанной одежды, плохо выстиранного белья, где были возведены кособокие хибарки, стоявшие нередко на самом краю проломленной палубы. Что-то большое и сильное поразило этот корабль, прикончило его, разорвало все внутренности.

Сквозь иллюминатор с палубы на палубу лился грязноватый неприятный свет, создававший в чреве корабля решето из теней. От этого света еще призрачнее становились обитатели, которые корчились, крались по палубам, кашляли, чихали, хихикали. Их отчаяние было настолько велико, что они не могли смотреть на мир без того, чтобы не увеличить кошмар своего и так невыносимого положения. На палубах Корабля, Который Был они по колено вязли в человеческих экскрементах и всевозможном мусоре, даже для них не представлявшем никакой ценности.

Уэлдрейк приложил руку ко рту и соскочил с коня Чарион.

– Это еще хуже, чем помойки Патни. Я, пожалуй, подожду вас здесь – мне там нечего делать.

К некоторому удивлению Чарион, он вернулся в относительную чистоту темного берега.

– Это правда, – сказала Роза, – ни к каким практическим вещам он не пригоден. А вот его поэтическое вдохновение, когда он настраивается на гармонию мультивселенной, не знает себе равных…

– Это его самое восхитительное качество, – согласилась Чарион с воодушевлением влюбленной, радуясь тому, что ее тайные восторги находят подтверждение в мнениях других людей. Влюбленным всегда приятно слышать такое: это убеждает их в том, что они еще не сошли с ума – чего они зачастую втайне опасаются.

Элрик начал терять терпение, сталкиваясь с этим заговором молчания со стороны отчаявшихся и глухих. Он, сидя в седле ступающего по грязи коня, извлек из ножен меч, и черное сияние Буревестника затопило эти руины, раздалась убийственная песня, словно меч возжаждал души того, кто похищал его энергию.

Вдруг конь встал на дыбы, перебирая передними ногами в затхлом воздухе, и малиновые глаза альбиноса уставились в эти многослойные сумерки, и он выкрикнул имя того, кто доставил ему столько бед, кто создал все это, кто во зло использовал всю имеющуюся у него силу, кто презрел свои обязанности, свой долг, нарушал договоры и предавал не задумываясь.

– Гейнор! Гейнор Проклятый! Гейнор, ты, самая грязная из пешек Ада! Мы пришли воздать тебе за все.

Откуда-то сверху, из помещений, бывших некогда самыми глубинными частями корабля, где царила полная темнота, раздался далекий смешок, который мог производить лишь безлицый шлем.

– Ах, какая риторика, мой дорогой принц! Пустое бахвальство!

Элрик пробирался вверх среди теней, находя путь для себя и своего коня, шел по каютам, которые когда-то были местом отдыха моряков, а сейчас были забиты отходами жизни обитателей. Он разбрасывал в стороны кастрюли с кипящими супами и коптящие свечи, его не беспокоил ущерб, какой он мог нанести кораблю, поскольку он знал, что материал, из которого сработан этот корпус, не горит в огне, разведенном рукой смертного. Следом за ним двигалась Роза, призывавшая сестер и Чарион не отставать от них.

Они перемещались по галереям, в которых царила грязная темнота, где вдруг в трещине вспыхивали на мгновение испуганные глаза или в зловонные дыры запрыгивали сгорбленные фигуры. Они искали хозяина этого сборища отчаявшихся душ, чтобы освободить их от тирании. И Роза вскинула голову и запела чистую, прекрасную песню, которая своей мелодией говорила об утраченной любви, утраченных землях и несостоявшемся отмщении, о твердой решимости положить предел этой несправедливости, этому прискорбному нарушению порядка вещей в мультивселенной. Роза тоже вытащила свой Быстрый Шип и размахивала им как знаменем. А потом и сестры вытащили мечи – слоновой кости, гранита и золота – и присоединились к двум первым в общем гневе. Только Чарион Пфатт не пела никаких песен. Она была плохой наездницей и потому отстала от других. Иногда она оглядывалась, надеясь, что Уэлдрейк решил последовать за ними.

Наконец они оказались перед створками массивных дверей, на которых была резьба настолько чуждая этому миру, что, каково бы ни было ее содержание, оно оставалось недоступным для смертных. Когда-то эти двери вели в помещение, где обитало то существо, что командовало кораблем. Прежде эта каюта размещалась в чреве судна, а теперь была под самой его крышей, за которой слышался монотонный плеск набегавших на берег тяжелых бурунов.

Снова послышался веселый голос Гейнора:

– Пожалуй, мне стоит вознаградить такую глупость. Я думал о том, как заманить вас сюда, милые принцессы, чтобы показать вам мое маленькое царство, но вы все отказывались. И вот вы явились сами, ведомые любопытством.

– На Корабль, Который Был нас привело не любопытство, принц Гейнор. – Принцесса Шануг’а спешилась с коня, на котором сидела вместе с сестрой, и подошла к одной из тяжелых створок. Она приоткрыла ее настолько, чтобы можно было пройти остальным, которые тоже спешились. – Мы пришли, чтобы покончить с твоим правлением в этом мире!

– Храбрые слова, моя госпожа. Если бы не примитивная земная магия, то вы бы уже были моими рабынями. Но вы так или иначе будете ими, и очень скоро.

Туманный воздух был наполнен горячими неестественными запахами от факелов, свет которых был едва ли ярче, чем слабое мерцание огромных желтых свечей; воск с шипением капал на то, что когда-то было потолком, украшенным тонкой резьбой. Теперь на нем, однако, лежал слой соломы и тряпья. Висевшая повсюду паутина свидетельствовала о том, что здесь обитают огромные пауки, а откуда-то из глубин доносился скрежет, который могли производить только крысы. Но Элрику подумалось, что все это только иллюзия, занавес, который сдвинули для него, потому что в поле его зрения оказались яркие, насыщенные, крутящиеся цвета Хаоса. Он увидел огромную сферу, содержание которой пребывало в постоянном движении, а рядом он разобрал темные очертания Гейнора Проклятого, который стоял перед подобием небольшого алтаря, на который он поместил какие-то небольшие предметы…

– Я так рад вам, – сказал Гейнор. Он пребывал в эйфории, поскольку был уверен, что скоро они признают его власть над собой. – Нет никакой необходимости в этих оскорблениях и вызовах, мои друзья, потому что я, конечно же, могу уладить все наши разногласия! – Шлем пульсировал алым огнем, пронизанным черными прожилками. – Давайте положим конец этому прискорбному насилию и уладим все наши дела, как это подобает умным людям.

– Я уже слышала твои убедительные речи, Гейнор, – презрительно сказала Роза. – Это было, когда ты пытался заставить моих сестер поторговаться за их жизни или их честь. Я не стану торговаться с тобой, как не торговались и они.

– К чему нам эти древние воспоминания, моя госпожа? Я уже давно забыл об этих пустяках. Советую сделать это и тебе. Это было вчера. Я тебе обещаю славное царствование завтра!

– Ты не можешь обещать нам ничего, что бы нас заинтересовало, – сказала Чарион Пфатт. – Твои действия я не могу объяснить, но я знаю, что ты лжешь нам. Ты потерял власть в этом царстве. Те силы, что тебе помогали, оставили тебя. Но ты хочешь вынудить их снова работать на тебя…

В это мгновение огромная пульсирующая эктоплазменная сфера за спиной Гейнора засветилась, засверкала, и на мгновение в ней проявились три гневных глаза, бивни, челюсти, с которых капала слюна, и свирепые когти. И тут Элрик, к своему ужасу, понял, что Машабак не на свободе, что Гейнор каким-то образом заполучил его тюрьму, что он делает вид, будто выполняет приказы графа Машабака, а на самом деле хочет обрести всю власть одного из Владык Хаоса.

Ариох был изгнан из этого мира, его своим последним отважным деянием протащил через измерения Эсберн Снар, а Гейнор оказался куда как смелее, чем кто-либо из них мог предполагать: Гейнор решил, что он должен занять место Ариоха и не освобождать своего хозяина. Но хотя он и держал одного из Владык Хаоса пленником, у него не было средств управлять энергией графа в своих собственных целях. Может быть, именно поэтому он и пытался похитить энергию Буревестника и его сестер-мечей?

– Да, – сказал Гейнор, читая мысли своего врага по выражению его лица. – Я планировал получить необходимую мне энергию другими средствами. Но я практически бессмертен, как ты уже, наверное, понял. Впрочем, если хочешь поторговаться, я с удовольствием заключу с тобой сделку.

– У тебя нет ничего такого, что могло бы понадобиться мне, Гейнор, – холодно сказал Элрик.

Но бывший принц Равновесия посмеивался, держа в руках один из предметов, которые он положил на свой алтарь.

– А это тебе разве не нужно, принц Элрик? Разве не это ты ищешь с таким упорством, путешествуя из одного мира в другой? Да еще с таким нетерпением?

Элрик увидел в руках Гейнора ларец из розового дерева, поверхность которого была испещрена изображениями роз. Даже на расстоянии он ощущал чудесный запах. Это был ларец, в котором находилась душа его отца.

Гейнор опять рассмеялся, на сей раз громче.

– Он был похищен одним из твоих предков-колдунов, попал к твоей матери, а потом к твоему отцу, который задумал необычайную хитрость, как только понял, что перед ним. А слуга твоего отца потерял ларец! В Мении он был куплен, кажется, всего за несколько монет. Пиратский аукцион. Я бы сказал, что судьба иронически ухмыльнулась…

И тут Роза внезапно закричала:

– Мы не позволим тебе торговаться с нами из-за этого ларца, Гейнор!

Элрик спрашивал себя, почему она стала агрессивнее, после того как они перешагнули порог этого помещения, словно она готовилась к этому моменту, словно точно знала, что ей придется сказать.

– Но я не могу иначе, моя госпожа, не могу! – Гейнор открыл ларец и извлек оттуда, держа двумя мерцающими пальцами, огромную, пышную кармазинную розу. Казалось, она срезана всего мгновение назад. – Идеальная роза. Последнее живое существо в твоей стране, если не считать тебя, госпожа. Единственная выжившая после той необыкновенно сладостной победы. Как и ты, госпожа, она пережила все, что приготовил для нее Хаос. До сего дня…

– Она не принадлежит тебе, – сказала принцесса Тайаратука. – Ее дала нам Роза, когда узнала о наших трудностях. Этот цветок тогда принадлежал ей. И мы должны вернуть ей его. Вечная Роза.

– Ничего не поделаешь, моя госпожа, но теперь этот цветок принадлежит мне. И я могу торговаться из-за него, как того пожелаю, – сказал Гейнор, в голосе которого теперь явно слышалось высокомерное нетерпение, словно он разговаривал с ребенком, который никак не мог понять то, что ему объясняют.

– Ты не имеешь прав на эти сокровища, – сказала принцесса Мишигуйа. – Отдай мне шиповниковые кольца, которые я внесла как мою часть общего взноса.

– Но шиповниковые кольца тебе не принадлежат, – сказал Гейнор. – И тебе это прекрасно известно. Все эти сокровища были даны вам во временное пользование, чтобы вы могли перемещаться между мирами и искать Элрика.

– Верни их мне, – сказала Роза, выступая вперед. – Они принадлежали мне, и я была вольна распоряжаться ими по своему желанию. Это последние сокровища моей забытой земли. Я принесла их сюда, надеясь обрести покой и забыть мои мучения. Но потом пришел Хаос, и нужды моих хозяек оказались гораздо насущнее моих собственных. Но сейчас у них есть мечи, которые им были нужны. Им вовсе не пришлось торговаться с Элриком. Судьба еще раз иронически усмехнулась, принц. И мы пришли сюда, чтобы заявить наши права на эти сокровища. Верни их нам, принц Гейнор, или нам придется взять их силой.

– Ты говоришь «силой», моя госпожа? – Смех Гейнора стал еще более громким, хриплым. – У тебя нет никакой силы против меня. Против Машабака! Возможно, я пока еще не могу управлять им. Но я могу выпустить его. Я могу выпустить его в твой мир, моя госпожа, и он в одно мгновение сожрет его, а вместе с ним и всех нас. Мне это доставит удовольствие, моя госпожа, ничуть не меньшее, чем контролировать такую силу. И разве не в результате моих действий одержит тогда победу необузданный Хаос? Этот волшебный терновый жезл может освободить его, стоит мне только ударить им по сфере. – При этих словах он продемонстрировал тоненькую черную веточку, оплетенную медью. – Я повторяю, моя госпожа, вы все бессильны против меня. Пока я остаюсь здесь и со мной мой жезл, мы тут в полной безопасности, по крайней мере не меньшей, чем был Ариох, когда соорудил эту клетку… Внезапно из сферы раздались визг, рев, рычание, и непривлекательные черты неистовствующего графа Машабака запечатлелись на мгновение внутри, когда он услышал имя своего врага и в полной мере осознал свое незавидное положение: лишенный какой бы то ни было чести, он находился в плену у обычного полудемона. Так огромна и слепа была эта энергия ненависти, что Элрик с товарищами невольно отпрянули от сферы.

– А ты, принц Элрик, – Гейнор напрягал голос, чтобы перекричать эту какофонию звуков, безрассудно издаваемых плененным графом, – ты ведь тоже пришел сюда поторговаться. Разве нет? Разве ты не хочешь получить вот это? Шкуру, которую оставил твой друг? – И Гейнор поднял серую волчью шкуру – все, что осталось от несчастного северянина.

Но Элрик вовсе не стремился завладеть тем, что держал в руках Гейнор. Сброшенная волчья шкура означала, что Эсберн Снар умер свободным смертным.

– Для меня переживания моих друзей – не пустой звук, – сказал Элрик. – Я не торгуюсь с такими, как ты, Гейнор Проклятый. В тебе не осталось ни одной добродетели.

– Одно только зло, принц Элрик. Одно только зло, должен это признать. Но зато такое творческое зло, наделенное воображением. Разве нет? Но вы должны узнать, что я прошу у вас взамен. Мне нужны ваши мечи.

– Эти мечи принадлежат нам, – сказала принцесса Мишигуйа. – Они принадлежат нам по праву и по крови. Они принадлежат нам, чтобы одержать победу над тобой и изгнать тебя из этого мира. Ты их никогда не получишь, Гейнор Проклятый!

– Но я предлагаю вам сокровища, которые вы утратили. Буду говорить откровенно. Мне нужны четыре ваших меча. Здесь у меня шесть предметов Силы. Я их все отдаю за мечи! Разве это не щедрость? Может, даже глупая щедрость?

– Ты сошел с ума, Гейнор, – сказала принцесса Шануг’а. – Мечи – это наше наследство. Они – наш долг.

– Но разве не ваш долг, моя госпожа, вернуть то, что вы брали во временное пользование? Поразмышляйте об этом. А я хочу пока предложить Элрику душу его милого старика-отца. – Сталь его пальцев ласкающе прикоснулась к розовому дереву.

Элрик почти лишился дара речи от гнева на Ариоха, который раскрыл его тайну. Гейнор знал истинную цену ларца и что он значит для сына Садрика.

– Ты хочешь соединиться с ним или хочешь быть свободным? – спросил у него Гейнор, наслаждаясь каждым слогом, прекрасно понимая, что он предлагает альбиносу.

В слепой ярости Элрик бросился к алтарю, но Гейнор сделал движение терновым жезлом и почти прикоснулся им к эктоплазменной мембране, в которой рычал и показывал когти граф Машабак. Глаза графа горели так, что грозили прожечь стены узилища, и тогда он вырвался бы на свободу, чтобы сожрать этот мир, искалечить его, истерзать страшными муками и навсегда лишить жизни.

– Душу твоего отца в обмен на ваши мечи, принц Элрик. Ты ведь знаешь, что тебе нужнее? Брось, Элрик, тут ведь и думать не о чем. Соглашайся. Ты получишь свободу. Никакой рок тогда уже не будет страшен тебе, дорогой принц…

Элрик почувствовал, насколько заманчиво это предложение, испытал искушение навсегда получить свободу, забыть этот адский меч, этот нежеланный симбиоз, от которого он так зависел, расстаться с вечной угрозой соединения с душой отца, с необходимостью помогать отцу воссоединиться с матерью в Лесу Душ, где не властны ни Закон, ни Хаос, ни Космическое Равновесие.

– Душа твоего отца, Элрик, которая освободит тебя. Конец его и твоим страданиям. Тебе не нужен больше этот меч. Тебе не нужна была его сила, чтобы узнать это, чтобы вынести все эти и другие мучительные испытания. Отдай мне меч, Элрик, и ты получишь эти сокровища…

– Тебе нужен меч, чтобы можно было подчинить этого демона, – сказал Элрик. – У тебя есть заклинание, чтобы обрести такую силу? Может быть, и есть, принц Гейнор. Однако одного заклинания недостаточно. Тебе нужно еще что-то, чего боялся бы граф Машабак…

И снова гневный грохот, визг, скрежет, угрозы…

– И ты полагаешь, что, получив Буревестник, сможешь подчинить себе Машабака. Но тебе понадобится для этого еще кое-что, кроме Буревестника. – И снова Элрик задумался о безумной дерзости Гейнора Проклятого, который намеревался управлять одним из Герцогов Ада.

– Ты прав, дорогой принц. – Голос Гейнора снова стал мягче, в нем слышались беззаботные нотки. – Но у меня, к счастью, есть не только твой меч. Роза знает то заклинание, с помощью которого…

И тогда Роза подняла голову и плюнула в шлем, но на это Гейнор только рассмеялся еще веселее:

– Ах уж эти любовницы, как они сожалеют о своих маленьких секретах…

И тут Элрик все понял и проникся еще большим сочувствием к этой женщине, последней из своего племени, осознал всю тяжесть того бремени, которое она несет.

– Отдай мне меч, принц Элрик. – Гейнор протянул руку в кольчужной рукавице с ларцом. В правой руке он держал жезл, почти прикасаясь им к эктоплазменной мембране. – Терять тебе нечего.

– Пожалуй, я бы только выиграл, – сказал Элрик.

– Конечно. И кому бы от этого было плохо?

Элрик знал ответ на этот вопрос: плохо было бы его спутницам. Плохо было бы этому миру. Плохо было бы и многим другим, получи Гейнор власть над Машабаком. Альбинос не знал в точности, как Проклятый собирался использовать меч для подчинения Машабака, но ему было ясно, что такие возможности у Гейнора есть. Когда-то, давным-давно, Роза доверила ему эту тайну, сообщила о каком-то древнем могущественном заклинании.

– Или ты предпочтешь навечно соединиться со своим отцом, Элрик Мелнибонийский? – Голос из-под шлема стал звучать холоднее, даже угрожающе. – Я даже буду готов поделиться с тобой своей новой силой. Твой меч станет тем стрекалом, которым я буду погонять Машабака…

Элрик склонялся к тому, чтобы согласиться с Гейнором Проклятым. Если бы он был истинным мелнибонийцем, хотя бы таким, как его отец, он уже оставил бы все сомнения и отдал бы свой меч за ларец с душой отца. Но в силу неких своих особенностей, голоса крови и характера он не мог изменить своим товарищам, не мог предать на милость Хаоса ни одну живую душу.

И он отказался.

На это Гейнор ответил воплем гнева. Он кричал, что Элрик глупец, что он мог бы сохранить хотя бы часть этого царства, но теперь злобный Машабак поглотит его целиком…

Тут раздались скрежет и скрипы, посыпались во все стороны куски штукатурки и камня, полетели свечи и факелы, какая-то древняя дверь в переборке судна начала открываться, и сверху, из образовавшегося проема, раздалось вопросительное урчание.

Это был Хоргах, тот самый ящерообразный монстр, который вел корабль Гейнора по Тяжелому морю. Хоргах втянул воздух, покрутил головой. Он увидел Чарион, после чего издал удовлетворенное сопение и начал резво спускаться по резным стенам. Элрик воспользовался тем, что внимание Гейнора отвлек Хоргах, бросился вперед и выбил терновый жезл из руки Проклятого, а потом сделал выпад мечом. Однако Гейнор успел схватить свой собственный меч, чтобы нанести Элрику ответный удар.

Но Буревестник издал такой вопль, такой резкий звук, исполненный несравненной злости, что из-под шлема того, кто не ведал боли на протяжении тысячелетий, донесся стон, исполненный страдания. Гейнор поднял свой меч, чтобы отразить удар Буревестника, но ноги его подкашивались.

И тогда Элрик нацелил свой меч в то место, где под доспехами Гейнора должно было находиться сердце, и Проклятый издал жуткий вой: он болтался на острие Буревестника, словно омар на гарпуне, мотая руками и ногами и выкрикивая проклятия – точно так же, как из сферы выкрикивал свои проклятия Машабак.

– Есть ли такой ад, в котором тебе можно было бы воздать должное, Гейнор Проклятый? – сказал Элрик, сжимая зубы.

А Роза тихо добавила:

– Я знаю такое место, Элрик. Ты должен призвать своего демона-покровителя. Призови в это измерение Ариоха!

– Ты сошла с ума!

– Доверься мне! Ариох здесь слаб. Он еще не успел набраться сил. Но ты должен поговорить с ним.

– Чем нам может помочь Ариох? Ты хочешь вернуть ему его пленника?

– Вызови его, – сказала она. – Именно так ты и должен поступить. Ты должен его вызвать, Элрик. Только так сможем мы снова достичь хоть какой-то гармонии.

И тогда Элрик, держа своего врага нанизанным, как паука на прутике, на кончике меча, выкрикнул имя своего покровителя, Герцога Ада, того, кто предал его, кто пытался уничтожить его навсегда.

– Ариох! Ариох! Приди к твоему слуге, владыка Ариох. Я прошу тебя.

Ящер тем временем спустился на пол и неторопливо двигался к Чарион, к своей потерянной любви, и на физиономии этой твари появилось выражение покорной преданности, когда Чарион Пфатт подошла к ней и принялась гладить огромные лапы, ласкать чешую.

Сверху раздался тонкий голос:

– Кажется, мы успели. Ящер нашел для нас этот вход. – И через пролом появилась голова Уэлдрейка, который озабоченно разглядывал их. – Я боялся, что мы опоздаем.

Чарион Пфатт гладила блаженную голову ящера и смеялась.

– Ты не сказал, что собираешься привести нам подмогу, любовь моя!

– Я решил, что лучше не давать пустых обещаний. Но у меня есть и еще одна хорошая новость. – Изучив путь, которым прошел ящер от одной резной розетки до другой, а оттуда – на пол, он покачал головой. – Я постараюсь добраться до вас как можно скорее. – Сказав это, он исчез.

– Ариох! – продолжал Элрик. – Приди ко мне, мой покровитель!

Но сегодня он не мог предложить ему кровь и души.

– Ариох!

И вдруг в углу этого импровизированного зала возникло что-то темное, дымчатое, оно свернулось кольцом, встряхнулось, что-то прорычало, а потом превратилось в юного красавца, великолепного в своем изяществе, но при этом недостаточно материального. Улыбка его была не лишена яда.

– Чего ты хочешь, мой любимый зверек, мой сладкий?..

Роза сказала:

– Это твой шанс, Элрик, получить от него то, что тебе надо. Что бы ты хотел получить от этого демона?

Элрик, переводя взор с Гейнора на Ариоха, заметил, что его покровитель разглядывает, как это делают близорукие, скачущую эктоплазменную сферу, корчащегося Гейнора.

– Только свободы для души моего отца, – сказал Элрик.

– Тогда попроси его об этом, – сказала Роза. Голос ее срывался. – Попроси его отказаться от этой души.

– Он не согласится, – сказал Элрик.

Невзирая на огромную энергию меча, Элрик начинал чувствовать усталость.

– Попроси его, – сказала она.

И Элрик, повернув голову, через плечо обратился кдемону:

– Мой властелин Ариох. Мой покровитель, Герцог Ада. Откажись от души моего отца.

– Нет, – сказал Ариох. Голос его звучал недоуменно. – С какой стати? Она принадлежит мне. Как и твоя душа.

– Мы никогда не будем принадлежать тебе, если Машабак освободится, – сказал Элрик. – И тебе это известно, мой покровитель.

– Отдай его мне, – слабо сказал Ариох. – Отдай мне моего пленника, он принадлежит мне по праву, это я пленил его силой моих происков. Отдай мне Машабака, и я откажусь от своих претензий.

– Машабак не принадлежит мне, Владыка Ариох, – сказал Элрик, который наконец начал понимать ситуацию. – Но я могу отдать тебе Гейнора.

– Нет! – вскричал Проклятый принц. – Я не вынесу такого унижения!

Ариох улыбался.

– Конечно, вынесешь, мой милый бессмертный предатель, ты вынесешь это и вынесешь многое другое. Я придумал новые пытки, о которых ты пока даже не догадываешься, но ты будешь вспоминать о них с тоской, когда начнется твоя настоящая агония. Я тебя награжу всеми мучениями, которые я берег для Машабака…

При этих словах золотое тело потянулось к визжащему Гейнору, который умолял Элрика во имя всего, что свято для альбиноса, не отдавать его Герцогу Ада.

– Тебя нельзя убить, Гейнор Проклятый, – сказала Роза. Ее лицо светилось торжеством победы. – Но тебя можно покарать! Ариох накажет тебя, а ты будешь вспоминать о том, что причиной твоих мучений стала я, Роза, что это месть Розы за то, что ты уничтожил наш рай!

Элрик начал понимать, что не все из случившегося было просто совпадением, что многое стало следствием давно вынашиваемого плана Розы, которая не хотела, чтобы Гейнор предал еще кого-нибудь, как он предал ее и ее соплеменников. Потому-то она и вернулась сюда. Потому-то она и одолжила сестрам сокровища своей погибшей земли.

– Ступай, Гейнор! – Она смотрела, как золотая тень накрыла корчащегося Гейнора, словно бы поглотила его со всеми его доспехами, а потом вернулась в угол и оттуда устремилась по тому узкому туннелю в мультивселенной, который своим зовом создал Элрик. – Ступай, Гейнор, к вечному осознанию своей участи, ко всем этим ужасам, которые ты считал знакомыми… – В голосе ее слышалось удовлетворение.

Лицо графа Машабака прижалось на мгновение к мембране, клыки его клацали, с них стекала слюна, он пытался разглядеть своего соперника, глядя чуть ли не с благодарностью, как тот уносит в свое измерение свою добычу.

– Я отпускаю душу твоего отца, Элрик…

– А как же Машабак? – крикнул ему вслед Элрик. Он вдруг понял, какая огромная ответственность свалилась на всех них. – Как нам поступить с Машабаком?

Роза ответила ему мягкой улыбкой, полной мудрости.

– Мы знаем, как нам с ним поступить, – сказала она и, повернувшись к трем сестрам, что-то шепнула им.

Они взяли свои мечи – слоновой кости, золота и гранита – и осторожно надели по черному шиповниковому кольцу на острие каждого меча, которые от этого внезапно засветились ярким светом, спокойной энергией, демонстрируя, как энергия природы может уравновесить необузданную мощь Хаоса. И тогда они одновременно подняли свои мечи под этой вспученной мембраной космической тюрьмы, а потом легко прикоснулись к ее поверхности.

И граф Машабак угрожающе зарычал на языке, известном только ему одному. Сам факт его пленения сделал демона беспомощным, потому что прежде он был существом, обладавшим почти безграничными возможностями. Он не умел просить, торговаться или даже улещивать, как это делал Ариох, потому что Машабак был от природы более прямолинеен. Он наслаждался своей неограниченной силой. Он привык к тому, что может создавать что угодно по своему желанию и уничтожать все, что ему не приглянулось. Он кричал, требуя, чтобы его выпустили, он рычал, но понемногу утихал, а кончики мечей продолжали удерживать эктоплазменную сферу. Это был суровый, грубый полубог, он умел только угрожать.

Роза улыбнулась. Она достигла всего, о чем мечтала долгие годы.

– Его придется приручить, этого демона, – сказала она.

Если Элрик не верил в смелость Гейнора, то этим качеством Розы он восхищался.

– Ты ведь все время знала, как можно смирить Машабака, – сказал он. – Ты так манипулировала событиями, чтобы мы все оказались здесь в одно время…

Это было не обвинение, а только констатация факта, ставшего наконец понятным Элрику.

– Я взяла события, которые уже существовали, – просто сказала Роза. – Я внесла свою лепту в плетение. Но я так до конца и не была уверена в исходе, даже когда Гейнор торговался с тобой за душу твоего отца. Я все еще не уверена, Элрик. Вот смотри.

Она подошла к столу, на который Гейнор положил свои похищенные сокровища, взяла издающий восхитительный аромат ларец розового дерева и направилась к трем сестрам, державшим сферу на остриях своих мечей с такой осторожностью, словно это был мыльный пузырь. Каждая из этих женщин сосредоточилась на своей задаче, а по клинкам вдруг начала пульсировать шипучая энергия. По слоновой кости потекла дымчатая белизна, по граниту – сероватое вьющееся вещество, а золотой клинок горел цветом свежесрезанного ракитника. Все эти цвета перемешивались и образовывали спираль, завитки которой уходили вверх – в сферу.

Сестры по знаку Розы запели, обуздывая потоки жизненной силы мультивселенной, которые соединились мерцающей сетью светло-вишневого света, окружившего их.

Потом Роза крикнула Элрику:

– Давай скорей свой меч! Поспеши! Он снова должен стать проводником всей этой энергии!

Он откинула крышку ларца.

Альбинос сделал шаг вперед, его тело производило странные ритуальные движения, смысл которых был ему неизвестен.

Он поднял свой Черный Меч, хотя тот и испустил протестующий стон, поместил его между других мечей в самой вершине.

Роза медленно, расчетливыми движениями поднесла ларец к рукояти меча и воскликнула:

– Бей, Элрик, бей вверх, прямо в сердце демона!..

И альбинос вскрикнул от мучительной боли, когда дьявольская энергия после единственного удара устремилась в него от Владыки Хаоса. И нечистая демоническая душа Машабака хлынула черным сиянием, отчего Буревестник снова задрожал и застонал, а душа перетекла в ларец, который Роза держала открытым.

И только в этот момент понял Элрик, что он сделал под руководством Розы.

– Душа моего отца, – сказал он. – Ты соединила ее с душой этого демона! Ты уничтожила ее!

– Теперь мы его контролируем! – Розоватая кожа Розы сияла от радости. – Машабак в наших руках. Ни у одного смертною нет силы уничтожить его, но он наш пленник. И останется таким навсегда. Пока мы можем уничтожить его душу, он вынужден будет нам подчиняться. С его помощью мы возродим миры, которые он уничтожил. – Она захлопнула крышку.

– Каким образом ты сможешь контролировать его, если и Гейнору это было не по силам?

Элрик посмотрел туда, где до странности безразличный демон глазел на них из своей тюрьмы.

– Ведь мы владеем его душой, – сказала Роза. – Это моя месть и моя радость.

Из-за чешуйчатой спины соперника появился Уэлдрейк.

– Твоя месть не очень-то эффектна, моя госпожа.

– Мне нужно было облегчить мою скорбь, – сказала Роза. – А мы, мои сестры и я, поняли, что облегчение почти никогда не достигается путем уничтожения. И потом, этих двоих все равно никогда нельзя уничтожить. А пока они живы, мы можем использовать эту парочку для каких-нибудь благородных целей. Ничего другого мне и не нужно. Вершить добро в ответ на зло. Для таких, как я, это единственная форма мести.

А Элрик со все растущим ужасом смотрел на ларец и не мог ей ответить. Неужели он прошел через все это, чтобы в последний момент, когда успех, казалось, был так близок, все кончилось для него катастрофой?

Роза продолжала улыбаться, глядя на него. Ее теплые пальцы нежно прикоснулись к его лицу. Он посмотрел на нее, но не мог сказать ни слова.

Сестры опускали свои мечи. Вид у них был усталый, и сил едва хватило, чтобы вернуть оружие в ножны. Чарион Пфатт, оставив ящера и Уэлдрейка, отправилась помочь сестрам.

– Держи! – Роза подошла к столу, подняла живой бутон с розового ларца, в котором лежали три шиповниковых кольца силы, помогавшие обуздать душу демона. Она протянула ему цветок. Он увидел капли росы на листьях, словно цветок был только что сорван в саду.

– Благодарю тебя за подарок, госпожа, – тихо сказал он, но его душа была охвачена ужасом.

– Ты должен отдать это своему отцу, – сказала она. – Он будет ждать тебя на тех самых руинах, на которых твой народ заключил окончательное соглашение с Хаосом.

Элрику ее шутка вовсе не показалась смешной.

– Мне уже очень скоро предстоит разговор с отцом, госпожа – сказал он. Глубоко вздохнув, он вложил в ножны свой боевой меч. Будущее отнюдь не казалось ему приятным…

Она рассмеялась.

– Элрик! Душа твоего отца никогда не была в этом ларце! По крайней мере, ларец не был для нее узилищем, как для души этого демона. Шиповниковые кольца связывают демонские души. Этот ларец был сделан для того, чтобы хранить души демонов. Но Вечная Роза – вещь слишком деликатная, она не может вмещать в себя демонскую душу. Она может вмещать только душу смертного, который любил кого-то больше себя. Этот цветок хранит душу твоего отца и питается от нее. Поэтому-то цветок и жив до сих пор. Его сохраняет все то хорошее, что было в Садрике. Отнеси его твоему отцу. Получив этот цветок, он сможет воссоединиться с твоей матерью – он давно уже стремится к этому. Ариох отказался от своих прав на него, а Машабак не имеет над ним никакой власти, потому что теперь вся власть Машабака принадлежит нам. Мы заставим этого Графа Ада восстановить все, что мы любили. И, обратив это зло в добро, мы возродим прошлое! Это единственный способ, каким мы, смертные, можем возрождать наше прошлое. Это единственная достойная месть. Возьми этот цветок.

– Я отнесу его отцу, – сказал Элрик.

– А потом, – сказала она, – ты можешь взять меня с собой в Танелорн.

Вдруг раздается крик Уэлдрейка:

– Ящер! Ящер!

Это тварь на своих массивных лапах выползает из дверей и двигается дальше по галереям и разрушенным палубам, по которым бегут все несчастные, освобожденные из Гейнорова рабства. Они выбегают из огромного корпуса, как кролики разбегаются из садка, а Уэлдрейк бежит следом за ящером и кричит:

– Стой! Дорогой Хоргах, стой! Мой милый соперник! Остановись ради нашей общей любви, я умоляю тебя!

Но ящер уже у входа на Корабль, Который Был, он поворачивается, чтобы бросить взгляд на Уэлдрейка, на Чарион Пфатт, которая тоже следует за ним, и замирает, словно дожидаясь их. Но когда они приближаются, ящер вываливается из корпуса на свет дня, вокруг него, как вши, суетятся люди, разбегаются, возвращаются в землю, где больше не хозяйничает Хаос. А потом он приседает и дожидается их…

…Там, где матушку Пфатт в неустойчивом кресле несут вдоль берега ее сын и внук. Эти двое чуть не валятся с ног от усталости, а она покрикивает на них, поторапливает, потом видит внучку и Уэлдрейка и кричит своим носильщикам, чтобы они остановились.

– Мои голубчики, мои зайчики, моя радость, мой хороший мальчик! – Она бросает потрепанный зонтик, которым защищала от солнца свою умную старую голову, и облизывает губы, глядя на него влюбленными глазами. – Мой леденчик! Мой словопряд! Ах, как счастлива будет моя Чарион! Ах, как была бы счастлива я, знай я тогда, что ты в Патни! Поставьте меня. Поставьте меня, мальчики. Мы добрались. Я вам говорила, что они в безопасности! Я же вам говорила, что она знает кой-какие приемы, знает складку в космической ткани, маленькое ровное пространство на сморщенных рукавах. Ах ты, маленький фат! Собиратель рифм! А ну-ка, идем со мной, поищем Край Времени!

– Насколько мне помнится, это не очень приятное место, – говорит Уэлдрейк, но он наслаждается ее словами, ее похвалой, ее удовольствием видеть всю семью снова вместе.

– Я же тебе говорил, что не нужно уходить далеко, папа! – несколько самодовольно заявил Коропит Пфатт, отчего Фаллогард Пфатт смотрит на него укоризненным взглядом. – Хотя и ты тоже, конечно, был прав, когда узнал этот берег.

Навстречу друзьям вышли три сестры и Роза, несли они с собой ларец, внутри которого находился скованный колдовством граф Ада. У него теперь была возможность поразмыслить о своей судьбе, которая вынуждала его восстанавливать все, что было противно его существу. В левой руке Роза несла – вернее, волочила по гальке – серую волчью шкуру, которой завладел Гейнор, не понимая, что она является в известном смысле символом того, что Эсберн Снар сумел сбросить с себя тяжелое бремя, долгие годы давившее его.

– Что это? – немного удивленный, сказал Уэлдрейк. – Ты взяла это в качестве трофея, госпожа?

Но Роза в ответ покачала головой.

– Когда-то эта шкура принадлежала моей сестре, – сказала она. – Она была единственной, кроме меня, кто пережил предательство Гейнора…

И только теперь Элрик в полной мере оценил смысл того, что плела Роза, смысл ее удивительных манипуляций с тканью множественной вселенной.

Матушка Пфатт недоуменно смотрела на нее.

– Значит, ты добилась своего, моя дорогая?

– В полной мере, – согласилась Роза.

– Ты служишь чему-то очень сильному, – сказала старушка, выбираясь из своих шатких носилок и шлепая по гальке. Ее красное лицо лучилось гаммой самых разнообразных радостных чувств. – Ты случайно не называешь это что-то Равновесием?

Роза взяла матушку Пфатт под руку и помогла ей добраться до перевернутой бадейки, посадила на нее старушку и сказала:

– Давай просто сойдемся на том, что я противостою тирании в любой ее форме, будь то Закон, Хаос или любая другая сила…

– Тогда ты служишь самой судьбе, – твердо сказала старушка. – Ты сплела мощную ткань, дитя. Она создала новую реальность в мультивселенной. Она исправила нарушения, которые так сильно расстроили нас. А теперь мы можем продолжить наш путь.

– Куда же вы направляетесь, матушка Пфатт? – спросил Элрик. – Где вы сможете найти безопасность, которую ищете?

– Будущий муж моей племянницы убедил нас, что мы найдем мирную жизнь в месте, которое он называет «Патни», – сказал Фаллогард Пфатт с какой-то неуверенной задушевностью. – И потому мы все отправляемся с ним на поиски этого места. Он говорит, что у него есть неоконченная эпическая поэма об отважном воине его народа. Он оставил эту свою поэму в Патни. Так что мы должны начать оттуда. Мы теперь все одна семья, и мы больше не хотим разделяться.

– Я пойду с ними, моя госпожа, – сказал Коропит Пфатт, быстро схватив руку Розы и словно бы в смущении целуя ее. – Мы сядем на этот корабль, возьмем с собой ящера и снова пересечем Тяжелое море. Оттуда мы направимся по путям между царствами, а там уж неизбежно доберемся до Патни.

– Я желаю вам безопасного и легкого пути, – сказала Роза. Затем и она поцеловала его руки. – Мне будет недоставать тебя, дорогой Пфатт, и твоего умения находить пути в мультивселенной. Я еще не знала такого славного и умелого проводника!

продекламировал рыжеволосый поэт, а потом, словно извиняясь, пожал плечами:

– Я сегодня вовсе не был готов к эпилогам. Я надеялся только на достойную смерть. Идем, ящер! Идем, Чарион! Идем, семья! Мы снова поплывем по Тяжелому морю! К далекому Патни и золотому счастью семейной жизни.

И гордый владыка руин, прощаясь со своими друзьями, вдруг почувствовал, что какая-то его часть не прочь забыть обо всех этих героических приключениях и предаться радостям, которые сулит домашний очаг.

Потом он повернулся к Розе, к этой таинственной женщине, умевшей манипулировать судьбами, и поклонился ей.

– Идем, госпожа, – сказал он. – Нам еще предстоит вызвать дракона и совершить путешествие. Мой отец наверняка уже начал волноваться – что там происходит с его заложенной-перезаложенной душой.