"Стрелы на ветру" - читать интересную книгу автора (Мацуока Такаси)

Глава 2 ЧУЖЕЗЕМЦЫ

Некоторые говорят, что все варвары – не более чем омерзительные пожиратели падали и никакого различия меж ними нет. Это неверно. Португальцы меняют оружие на женщин. Голландцы требуют золота. Англичане желают заключать договоры. Исходя из этого, запомните: португальцев и голландцев легко понять. Англичане же опаснее всех прочих. А потому забудьте про остальных и внимательно изучайте англичан. Судзумэ-нокумо (1583)

Окумити-но-ками Гэндзи, князь Акаоки, взглянул на себя в зеркало. Взору его предстал сущий анахронизм: множество древних одеяний, надетых одно поверх другого, сложная прическа – часть волос выбрита, часть распущена, часть причудливо уложена. И во всем этом сокрыто больше символики, чем в известнейших танка или буддийских иконах, почитаемых простонародьем.

– Князь…

Оруженосец Гэндзи опустился на колени и с поклоном подал господину короткий меч – вакидзаси. Когда Гэндзи заткнул его за пояс, оруженосец так же церемонно передал ему второй, более длинный меч – катана, на протяжении тысячелетия остававшийся душой самурая. Гэндзи собирался лишь ненадолго выйти из дома и совершенно не нуждался в мече, а уж тем более в двух. Но этого требовало его положение в обществе.

Внешность Гэндзи была безукоризненной и в то же время чрезвычайно консервативной – так скорее подобало бы выглядеть человеку почтенному, а не юноше двадцати четырех лет от роду. Объяснялось это тем, что пышные одежды и вправду принадлежали человеку более почтенному – деду Гэндзи, покойному князю Киёри, скончавшемуся три недели назад в возрасте семидесяти девяти лет. От черно-серого верхнего кимоно исходило ощущение воинской суровой простоты. Надетая поверх кимоно черная куртка камисимо с жесткими плечами-крыльями была столь же вызывающе проста – ни единого украшения. На ней отсутствовал даже родовой герб, стилизованное изображение воробья, уворачивающегося от стрел, летящих в него с четырех сторон.

И это упущение чрезвычайно не нравилось Сэйки, главному управляющему княжеского двора, которого Гэндзи унаследовал от деда вместе с одеянием.

– Господин, вас что-то заставляет выезжать инкогнито?

– Инкогнито? – Это предположение позабавило Гэндзи. – Меня сопровождает целый отряд самураев, и у каждого на одежде герб с воробьем и стрелами. Ты действительно думаешь, что при таких условиях кто-то меня не узнает?

– Господин, вы даете вашим врагам возможность сделать вид, будто они вас не узнали, оскорбить и тем самым вызвать кризис.

– Я откажусь оскорбляться, – ответил Гэндзи, – а ты предотвратишь любую неожиданность.

– Может случиться так, что вам не позволят отказаться, – стоял на своем Сэйки, – а я не сумею предотвратить неожиданность.

Гэндзи улыбнулся.

– Ну что ж, я уверен, что в этом случае ты просто перебьешь всех врагов.

Тут в комнату с поклоном вошел Кудо, глава безопасности клана.

– Господин, ваша гостья собирается после вашего отбытия покинуть дворец. Не следует ли отправить за ней сопровождение?

– Зачем? – удивился Гэндзи. – Мы знаем, где она живет.

– Просто ради предосторожности, – пояснил Кудо. – Возможно, в ваше отсутствие она меньше станет следить за собой. Мы можем выведать что-нибудь ценное.

Гэндзи улыбнулся. Он знал Хэйко меньше месяца, но уже успел понять, что эта женщина никогда не позволяет себе расслабиться.

– Нам следует поступить, как предлагает Кудо, – поддержал Сэйки. – Мы до сих пор еще не изучили ее прошлое с должной тщательностью. – Он имел в виду, хоть и не сказал об этом вслух, что Гэндзи запретил подобное изучение. – Легкий надзор был бы вполне уместен.

– Не беспокойтесь, – отозвался Гэндзи. – Я лично исследовал Хэйко, самым основательным образом, и не обнаружил ничего подозрительного.

– Это не тот род исследования, который нам требуется, – хмуро отозвался Сэйки.

Подобные игривые замечания внушали ему глубокое отвращение. За двести пятьдесят лет мира многие утратили бдительность, и немало кланов оказались сокрушены в прах лишь потому, что их главы поддавались похоти.

– Мы толком ничего о ней не знаем. Это неблагоразумно.

– Мы знаем, что она – лучшая гейша во всем Эдо, – заявил Гэндзи. – Что еще нам нужно знать?

Он вскинул руку, предупреждая уже готовый сорваться с губ Сэйки ответ.

– Я физически изучил ее с четырех сторон времени и пространства. И могу заверить, что она вне всяких подозрений.

– Господин! – с упреком произнес Сэйки. – Не надо так шутить! Вам может грозить смертельная опасность!

– С чего ты взял, что я шучу? До тебя ведь доходили слухи о том, что мне достаточно прикоснуться к человеку, чтобы узнать его судьбу.

По тому, как Кудо и Сэйки переглянулись, Гэндзи понял, что такие слухи и вправду касались их ушей. Князь последний раз недовольно взглянул в зеркало, развернулся и вышел из комнаты.

Советники двинулись следом за Гэндзи, по коридору и во двор. Там молодого князя уже ожидали две дюжины самураев, паланкин и четверо носильщиков. Домочадцы и прислуга выстроились у ворот, чтобы поклониться князю, когда он будет отъезжать. И точно так же они будут встречать его при возвращении. Чудовищная и напрасная трата человеческой энергии. Место, куда желал попасть Гэндзи, находилось всего лишь в нескольких сотнях ярдов от дворца. Он вернется через считанные минуты. Однако же закостеневший древний этикет требовал, чтобы отъезд и приезд князя всегда сопровождался подобными ритуалами.

Князь повернулся к Сэйки.

– Неудивительно, что Япония настолько отстала от чужеземцев. У них наука и промышленность. Они производят пушки, пароходы и железные дороги. У нас же – лишь изобилие бессмысленных церемоний. Мы производим одни лишь поклоны – поясные, земные и множество иных.

Сэйки в замешательстве уставился на своего князя.

– Господин?

– Я мог бы оседлать коня, съездить куда нужно и вернуться обратно – и успел бы обернуться быстрее, чем соберется эта бестолковая толпа.

– Господин! – Сэйки и Кудо дружно рухнули на колени.

– Умоляю вас, не надо так делать! – воскликнул Сэйки.

– У вас есть враги и среди сторонников сёгуна, и среди его противников, – поддержал его Кудо. – Выезжать без свиты равносильно самоубийству.

Гэндзи жестом велел им встать.

– Я сказал– «мог бы».

Он вздохнул, сошел по ступеням и надел сандалии, заботливо поставленные у лестницы. Пройдя пять шагов, Гэндзи очутился у паланкина (носильщики подняли паланкин на три фута, чтобы князю легче было усесться), извлек из-за пояса мечи, положил их в паланкин, снял сандалии (слуга, ведающий сандалиями, с поклоном подобрал их и уложил в специальный отсек в паланкине) и наконец уселся. Взглянув на Сэйки, Гэндзи поинтересовался:

– Теперь ты понял, что я имел в виду, говоря о бессмысленных церемониях?

Сэйки поклонился.

– Нет, господин, не понял. Моя вина. Я постараюсь понять.

У Гэндзи вырвался раздраженный вздох.

– Отправимся же наконец, пока солнце не село!

– Господин снова изволит шутить, – сказал Сэйки. – Солнце лишь недавно встало.

Он шагнул вперед, поклонился и закрыл дверцу паланкина. Носильщики встали. Процессия двинулась.

Сквозь переднее окошко Гэндзи видны были восемь самураев, идущих в колонну по два. Если бы князь дал себе труд обернуться, то увидел бы еще двенадцать. Двое шли слева от паланкина, и двое, включая самого Сэйки, справа. Двадцать четыре человека – двадцать восемь, если считать носильщиков, – готовы были в любой момент отдать за него жизнь. Всякое действие любого князя, сколь угодно светское и незначительное, всегда сопровождалось подобной самоотверженностью слуг. В этом чересчур много от драмы. Неудивительно, что прошлое Японии столь кроваво, а будущее несет с собой такие опасности.

Но тут Гэндзи заметил среди склоненных голов домочадцев искусную прическу. Те самые волосы, что так недавно украшали его подушку, – блестящие и темные, словно сама ночь, сошедшая на землю. Гэндзи никогда еще не видел на Хэйко этого кимоно. Он знал, что девушка надела его лишь затем, чтобы пожелать ему счастливого пути. Темно-синяя ткань была украшена завитками морской пены, а меж этими завитками были разбросаны розовые розы. На белоснежном нижнем кимоно был выткан точно такой же узор, белым по белому: белые розы среди белой пены белого моря. Это было очаровательно и чрезвычайно опасно, поскольку вызывало целый букет воспоминаний и чувств. Розы Хэйко относились к той разновидности, которую иногда именовали «Американской красавицей». А самые неистовые самураи консервативных кланов (они заносчиво именовали себя «людьми добродетели», как будто никто, кроме них, добродетелью не обладал) воспринимали все исходящее извне как личное оскорбление. И кому-нибудь из них вполне могло бы прийти в голову убить девушку за один лишь этот узор на ее кимоно. Единственной защитой Хэйко были ее мужество, ее слава и ее невероятная красота.

– Стойте, – велел Гэндзи.

– Стой! – тут же выкрикнул Сэйки.

Головная часть отряда уже прошла сквозь ворота и теперь остановилась на улице. Паланкин Гэндзи застрял посреди ворот. Прочие самураи по-прежнему находились позади, во дворе.

Сэйки недовольно нахмурился:

– Господин, подобное положение чрезвычайно опасно в случае засады. Мы лишены сейчас и защиты изнутри, и свободы передвижения наружу.

Гэндзи открыл дверцу паланкина.

– Я совершенно уверен, что ты способен защитить меня в любых обстоятельствах.

Хэйко, подобно всем прочим, продолжала стоять, согнувшись в глубоком поклоне.

– Госпожа Майонака-но Хэйко, – произнес Гэндзи, назвав девушку полным именем гейши: «Полуночный покой».

– Господин Гэндзи, – отозвалась Хэйко, склонившись еще ниже.

Интересно, как она умудряется говорить столь тихо и при этом столь отчетливо? Голос ее казался таким слабым! Однако будь он и вправду настолько слаб, Гэндзи не смог бы расслышать ни единого слова. Эта иллюзия была мучительна. Все, что связано с Хэйко, было мучительным.

– Какое вызывающее кимоно.

Хэйко выпрямилась, улыбнулась и слегка развела руками. Широкие рукава распахнулись, словно крылья взлетающей птицы.

– Увы, мне неведомо, что имеет в виду господин Гэндзи, – сказала гейша. – Эти цвета столь распространены, что кажутся почти банальными. Несомненно, лишь самые безнадежные недоумки могут счесть их вызывающими.

Гэндзи рассмеялся. Даже суровый Сэйки, не удержавшись, хмыкнул.

– Именно самые безнадежные недоумки меня и беспокоят, – сказал Гэндзи. – Но, возможно, вы правы. Не исключено, что традиционное сочетание красок затуманит им взор и они не заметят иноземных роз.

– Иноземных? – Хэйко изумленно округлила глаза и склонила голову набок. – Но я слыхала, что в саду прославленного замка «Воробьиная туча» каждую весну распускаются розы: розовые, белые и красные. Так мне говорили; правда, сама я никогда этого не видела, – добавила она.

Гэндзи поклонился – не слишком низко. Этикет запрещал князю отдавать низкие поклоны кому бы то ни было, за исключением тех, кто выше его по рангу, то есть практически всем, кроме членов императорского семейства в Киото и членов семьи сёгуна в могучем замке, господствующем над Эдо.

Князь с улыбкой произнес:

– Я уверен, что в недалеком будущем вы увидите их своими глазами.

– А я в этом не уверена, – отозвалась Хэйко, – и тем не менее от всего сердца благодарю господина за подобное предположение. Но как бы там ни было, разве этот замок не один из древнейших в Японии?

– Да, – согласился Тэндзи*, поддержав игру девушки. – Это так.

– Тогда как же можно называть эти цветы иноземными? Ведь растения, цветущие в древнем японском замке, могут быть лишь японскими, и никак иначе. Не так ли, господин Гэндзи?

– Очевидно, госпожа Хэйко, я напрасно за вас беспокоился, – сказал Гэндзи. – Ваша логика способна защитить вас от любого порицания.

Домочадцы все это время стояли, согнувшись в поклоне. А прохожие, рухнувшие ничком при виде княжеской процессии, так и продолжали лежать, уткнувшись лицом в землю, скорее из страха, чем из почтения к князю. Ведь любой самурай мог зарубить любого простолюдина, не проявляющего, на его взгляд, достаточного почтения к вышестоящим; а под почтением понималась в том числе и необходимость падать ниц, когда мимо проходит владетельный господин со свитой. И в результате на время беседы Гэндзи с гейшей все вокруг застыли. Завидев Хэйко, Гэндзи позабыл обо всем на свете. Теперь же ему стало неловко, и князь, поспешно распрощавшись с девушкой, дал знак продолжать путь.

– Вперед! – скомандовал Сэйки.

Когда отряд наконец-то миновал ворота дворца, Сэйки быстро взглянул на Кудо, оставшегося позади.

Гэндзи заметил этот обмен взглядами и догадался, что он означает. Эти двое не пожелали подчиниться его приказу и оставить Хэйко в покое. Несколько минут спустя девушка покинет дворец в сопровождении своей служанки, а следом за ней двинется Кудо, главный среди его советников специалист по наблюдению. Теперь Гэндзи уже никак не мог ему помешать. Впрочем, это не имело особого значения. События еще не приняли такой оборот, чтобы беспокоиться, не убьют ли его телохранители его любовницу. Но обстановка ухудшится, и произойдет это довольно скоро. Вот о чем следует беспокоиться.

– Сэйки!

– Да, господин.

– Какой транспорт ожидает наших гостей?

– Рикши, господин.

Гэндзи не стал более ничего говорить. Сэйки знал, что иноземцы чувствовали бы себя удобнее в повозке, и потому приготовил рикш. Это столь недвусмысленное выражение неодобрения со стороны собственного вассала не волновало Гэндзи.

Сэйки связан с ним узами чести, историей и традицией. Но сейчас Гэндзи каждым своим шагом выступал против кодекса, созданного историей и традицией и породившего, в свою очередь, само понятие чести. Иноземцы угрожали иерархическим отношениям господина и вассала, на которых основывалось японское общество. И вот в то самое время, когда наиболее решительные князья ищут способ изгнать чужеземцев, собственный князь Сэйки вознамерился с ними подружиться. И не просто с какими-то чужеземцами, а с христианскими миссионерами, то есть самыми одиозными с точки зрения политики и самыми бесполезными из всех.

Гэндзи знал, что Сэйки – не единственный его вассал, терзаемый подобными сомнениями. На самом деле ни об одном из трех военачальников, доставшихся ему после кончины деда, – Сэйки, Кудо и Сохаку – нельзя было сказать, что он безоговорочно предан ему, Гэндзи. Их верность ныне требовала одного, а традиции – другого. Настанет момент, когда эти требования более нельзя будет примирить. И как же поступят тогда его вассалы: последуют за своим князем или отвернутся от него?

Хоть Гэндзи и следовал за пророчеством, шел он по зыбкой тропе.

* * *

Десяток скромно одетых японских портовых рабочих ожидали на пристани прибытия баркаса. У начала пристани стоял стол, а за ним расположились три человека в причудливых одеяниях. Старк обратил внимание на то, что у каждого из них за поясом по два меча. Должно быть, это те самые самураи, о которых рассказывал Цефания, члены воинской касты, правящей Японией.

– Пусть Бог присматривает за вами с небес, – пожелал путникам капитан Маккейн, – потому что на этом берегу Его нет.

Шкипер «Вифлеемской звезды» отправился вместе с ними на берег, чтобы пополнить запасы провизии. Он единственный из всех уже успел побывать в Японии – и остался крайне невысокого мнения об этой стране и ее обитателях.

– Бог везде, – отозвался Кромвель, – и во всем. И Он видит все.

Маккейн пробурчал нечто невнятное. Он сошел на пристань, прихватив швартовный конец баркаса, и передал его одному из ожидающих портовых рабочих. Рабочий, прежде чем принять веревку, низко поклонился. Но они не обменялись ни единым словом, поскольку Маккейн не говорил по-японски, а эти японцы не знали ни слова по-английски.

– Через две недели «Звезда» пойдет в Гонконг, – сказал Маккейн. – Если к этому времени вас не будет на борту, учтите, что мы заглянем сюда только полтора месяца спустя, когда будем возвращаться на Гавайи.

– Значит, увидимся с вами через полтора месяца, – отозвался Кромвель, – чтобы пожелать вам счастливого пути. Мы останемся здесь до конца жизни и будем трудиться во славу Божью.

Маккейн снова что-то проворчал и зашагал к портовым складам.

– Предварительная договоренность уже заключена, – сказал Кромвель, обращаясь к Эмилии и Старку. – Дозволение получено. Остались лишь формальности. Брат Мэтью, если вы побудете с сестрой Эмилией и присмотрите за нашим багажом, я улажу дела с чиновниками сёгуна.

– Хорошо, брат Цефания, – кивнул Старк.

Кромвель протолкался к столу, за которым сидели чиновники. Старк предложил руку Эмилии. Девушка оперлась на его руку и сошла с баркаса на пристань.

Все портовые рабочие, несомненно, были японцами, но, с точки зрения Старка, это еще не повод расслабляться. Человек в состоянии пойти на рискованное дело потому, что его до этого довели. Потому, что его вынудили угрозами. Потому, что ему заплатили. И любой из этих портовых рабочих мог оказаться таким человеком. А Старк совершенно не желал умереть, едва сойдя на берег и даже не успев приступить к делу.

– Брат Мэтью, вы глаз не сводите с японцев, – заметила Эмилия. – Вас так удивляет их необычный вид?

– Отнюдь, – откликнулся Старк. – Я просто восхищаюсь их умением работать. Они выгрузили наш багаж с баркаса вчетверо быстрее, чем матросы со шхуны загрузили его туда.

Они прошли следом за багажом к столу. Кромвель тем временем успел вступить в бурный спор с чиновниками.

– Нет, нет, нет! – твердил Кромвель. – Понимаете? Нет, нет, нет!

Чиновник, сидящий в середине, явно был главным. Лицо его оставалось невозмутимым, но он тоже повысил голос:

– Надо да. Да, да. Понимать?

– Они заявляют, что обязаны обыскать наш багаж на предмет контрабанды, – сообщил Кромвель своим спутникам. – А согласно договору, обыскивать нас запрещено.

– Нет да, – сказал чиновник. – Нет входить в Японию.

– А почему бы просто не позволить им обыскать наши вещи? – спросила Эмилия. – Какая разница? У нас же нет никакой контрабанды.

К столу подбежал какой-то самурай. Он поклонился старшему чиновнику и что-то сказал по-японски. Тон его был весьма настойчив. Все трое выскочили из-за стола. После краткого оживленного разговора двое младших убежали вместе с самураем-вестником.

Оставшийся уже не выглядел столь упрямым. Теперь он казался взволнованным и чрезвычайно обеспокоенным.

– Пожалуйста ждать, – с поклоном произнес он, неожиданно сделавшись вежливым.

Тем временем из портовой караульни принялись выскакивать самураи. У многих из них помимо мечей было еще и огнестрельное оружие. Старк узнал старинные мушкеты. Древность, конечно, но в умелых руках и такое способно убивать. А в данном случае расстояние не будет помехой. Как только самураи выстроились, появился другой отряд, численностью дюжины в две, в форме другого цвета и вида. В середине отряда шагали четверо носильщиков с паланкином на плечах. Новоприбывшие вышли на пристань и остановились в пяти шагах от людей сёгуна. И вид у них был не сказать чтоб дружелюбный.

* * *

– Дорогу! – потребовал Сэйки. – Как вы смеете преграждать путь князю Акаоки?

– Нам не сообщали, что кто-либо из князей почтит нас своим присутствием.

Сейки узнал говорившего. Это был Иси, жирный и напыщенный командир сёгунекой портовой полиции. Теперь Сэйки знал, чью голову он первой снимет с плеч, если дело дойдет до схватки.

– А потому мы не уполномочены дозволять подобное присутствие.

– Ах ты наглец! – Сэйки, схватившись за меч, шагнул вперед. – А ну, поклонись как следует!

Хоть он и не отдал никакого приказа, половина самураев Акаоки тут же выстроились у него за спиной в боевой порядок. Руки их тоже лежали на рукояти мечей. Людей сёгуна было вчетверо больше, но они сильно уступали самураям Акаоки в выучке. Их мушкетеры стояли позади и не смогли бы открыть огонь, не устроив настоящую бойню среди своих. Да, собственно, они и не готовы были стрелять. Точно так же, как мечники, занимавшие первые ряды, не приготовились к стычке. Когда Сэйки шагнул вперед, они отшатнулись, словно от удара.

– Наш господин не обязан ни о чем предупреждать портовых крыс! – Сэйки пришел в ярость. Еще одно наглое замечание со стороны Иси, и он зарубит этого болвана на месте! – Прочь с дороги, или мы поможем вам расступиться!

Гэндзи с мрачным весельем слушал эту перебранку из паланкина. Он отправился в порт, чтобы встретить гостей. Казалось бы, ну что тут сложного? Однако же еще чуть-чуть, и разгорится бой не на жизнь, а на смерть. И из-за чего? Из-за возможности пройти на пристань. Нет, с него довольно. Гэндзи резко распахнул дверцу паланкина. Дверца стукнулась о стену.

– В чем дело?

– Господин, прошу вас, не выглядывайте! – Один из телохранителей бросился на колени перед паланкином. – Здесь мушкетеры.

– Чепуха! – отрезал Гэндзи. – Кому нужно в меня стрелять?

И с этими словами он шагнул на землю, в проворно подставленные сандалии.

Стоявший среди людей сёгуна Кумэ (он был переодет мушкетером) увидел, как Гэндзи вышел из паланкина. И отметил, что на груди у князя нет герба. Вот та самая возможность, которой Кумэ дожидался. Поскольку Гэндзи без герба, можно будет сказать, что он заподозрил, будто какой-то самозванец замыслил заговор против прибывших миссионеров. Конечно, никто в это не поверит. И не надо. Все равно это послужит превосходной отговоркой. Кумэ попятился, так чтобы другие мушкетеры его не увидели, поднял мушкет и прицелился князю в правое плечо. Ему приказали искалечить князя, а не убивать его.

Сэйки поспешил к Гэндзи.

– Господин, прошу вас, вернитесь обратно. Здесь тридцать мушкетеров.

– Что за чепуха! – Гэндзи отодвинул Сэйки и вышел вперед. – Кто здесь старший?

Кумэ нажал на спусковой крючок.

Мушкет не выстрелил. Кумэ быстро осмотрел его. Ему следовало быть внимательнее. Когда он выбегал из караульни, то схватил вместо своего мушкета чужой, незаряженный.

– Эй, ты! Ты что делаешь?! – К Кумэ поспешно приближался командир стрелков. – Приказа поднимать мушкеты не было! – Он внимательно пригляделся к Кумэ. – Я тебя не знаю. Как твое имя и когда тебя приписали к этому отряду?

Но прежде, чем Кумэ успел ответить, Иси воскликнул: «Князь Гэндзи!» – и рухнул на колени. Все его люди, включая Кумэ и рассерженного командира стрелков, вынуждены были последовать примеру своего начальника.

– Так вы меня узнаете? – поинтересовался Гэндзи.

– Да, князь Гэндзи! Если б я знал, что вы направляетесь сюда, мы бы должным образом приготовились к вашему прибытию.

– Благодарю вас, – отозвался Гэндзи. – Могу я поздороваться со своими друзьями или мне сперва нужно куда-то сходить и выправить разрешение?

– Дорогу князю Гэндзи! – велел Иси своим людям. Те, не поднимаясь, поспешно переползли в сторону и снова опустились на колени. – Прошу прощения, господин Гэндзи. Я не мог пропустить ваших людей, пока не был уверен, что вы и вправду с ними. В наше время вокруг так много заговоров – а сёгуна особенно беспокоят заговоры против чужеземцев.

– Идиот! – Сэйки по-прежнему готов был взорваться. – Ты что, считаешь, что я способен поставить под удар интересы своего господина?

– Уверен, что это не так, – сказал Гэндзи. – А вы как считаете?

– Конечно же, нет, господин Гэндзи, – поспешно отозвался Иси. – Я просто…

– Итак, – обратился к Сэйки князь, – все улажено. Можно нам теперь пройти?

И он двинулся к миссионерам.

Сэйки смотрел, как он идет, и сердце его переполняло восхищение. Со всех сторон ему могли грозить убийцы, и все-таки молодой князь шел столь небрежно, словно прогуливался по внутреннему садику своего замка. Гэндзи молод и неопытен, и, возможно, ему не хватает политического чутья. Но в жилах его течет чистейшая кровь клана Окумити, в том нет никаких сомнений. Сэйки снял руку с рукояти меча, еще раз смерил Иси яростным взглядом и поспешил следом за своим господином.

* * *

Судорожно вздохнув, Эмилия поняла, что на некоторое время перестала дышать.

Мгновение назад ей казалось, что кровавая схватка неминуема. Но вот какой-то человек вышел из паланкина, негромко произнес несколько слов, и напряжение тут же рассеялось. Эмилия, чрезвычайно заинтересованная, наблюдала за этим человеком, который теперь двинулся в их сторону.

Это был молодой мужчина, темноволосый и светлокожий. Глаза у него были удлиненными и безукоризненно гармонировали с высокими дугами бровей, изящным носом, слегка приподнятыми скулами и намеком на улыбку, словно застывшую у него на губах. На нем, как и на прочих самураях, была куртка с жестким подобием крыльев на плечах; волосы молодого человека были уложены в причудливую прическу, а из-за пояса торчали рукояти двух мечей. Но несмотря на оружие, манеры его казались совершенно не воинственными.

Стоило ему приблизиться, и чиновник, доставивший Цефании столько хлопот, рухнул на колени и уткнулся лбом в землю. Молодой человек произнес несколько слов по-японски. Чиновник поспешно вскочил.

– Гэндзи князь, идти, он, – сказал чиновник. Он так разволновался, что его и без того неважный английский сделался еще хуже. – Вы, он, идти, пожалуйста.

– Князь Гэндзи? – переспросил Кромвель.

Юноша утвердительно поклонился. Тогда Кромвель представился сам и представил своих спутников:

– Цефания Кромвель. Эмилия Гибсон. Мэтью Старк.

«Господи, помоги нам! – подумал Кромвель. – Этот изнеженный мальчишка и есть князь Акаоки, наш покровитель в этой дикой стране».

Подошел второй самурай. Этот выглядел человеком зрелым – и куда более свирепым. Гэндзи негромко произнес несколько слов. Самурай тоже поклонился, повернулся и приглашающе взмахнул рукой.

Гэндзи что-то сказал чиновнику. Чиновник передал миссионерам:

– Гэндзи князь говорить, добро пожаловать Япония.

– Благодарю вас, князь Гэндзи, – ответил Кромвель. – Это большая честь для нас – находиться здесь.

С конца пристани послышался какой-то грохот. Его издавали три маленькие двухколесные повозки: в каждую вместо лошади был запряжен человек.

– У них здесь есть рабство! – воскликнул Старк.

– Я думал, что нет, – отозвался Кромвель. – Но похоже, я ошибался.

– Какой ужас! – возмутилась Эмилия. – Использовать людей вместо тягловой скотины!

– В наших рабовладельческих штатах можно увидеть то же самое, – заметил Старк, – если не хуже.

– Это ненадолго, брат Мэтью, – сказал Кромвель. – Стефен Дуглас уже дожидается инаугурации на пост президента Соединенных Штатов, а он клятвенно пообещал отменить рабство.

– Возможно, брат Цефания, следующим президентом станет не Дуглас. Это может быть Брекенридж, или Белл, или даже Линкольн. Прошлые выборы были совершенно непредсказуемыми.

– Следующий корабль уже привезет результат. Но это неважно. Кто бы ни стал президентом, рабству в нашей стране все равно конец.

Гэндзи прислушивался к разговору иноземцев, и ему казалось, что он узнает отдельные слова. «Люди». «Соединенные Штаты». «Обещать». Гэндзи с детства изучал английский. Но быстрый разговор людей, для которых этот язык родной, – совсем другое дело.

Рикши остановились перед миссионерами. Гэндзи жестом пригласил гостей садиться. К его удивлению, они наотрез отказались. Старший и самый уродливый из чужеземцев, Кромвель, принялся что-то пространно объяснять портовому чиновнику.

– Он говорит, что их религия не дозволяет им ездить на рикшах.

Смотритель пристани нервно вытер пот со лба.

Гэндзи повернулся к Сэйки:

– Ты об этом знал?

– Конечно же, нет, господин. Кто бы мог подумать, что рикши могут иметь хоть какое-то отношение к религии?

– Чем именно их оскорбляют рикши? – осведомился Гэндзи у смотрителя.

– Они используют много слов, которых я не понимаю, – сознался чиновник. – Прошу прощения, господин Гэндзи, но обычно я имею дело с грузом. Мои познания в их языке по большей части касаются вопросов торговли, разрешений на высадку, пошлин, цен и тому подобного. Религиозные доктрины не входят в круг моих служебных обязанностей.

Гэндзи кивнул:

– Что ж, прекрасно. Им придется идти пешком. Погрузите на рикш багаж. Мы им заплатили. А значит, можем их использовать по своему усмотрению.

Он вежливо взмахнул рукой, предлагая миссионерам идти вперед.

– Отлично! – воскликнул Кромвель. – Мы одержали нашу первую победу! Мы заставили этого человека понять, как твердо мы придерживаемся христианской морали. Мы – народ на Его пастбище и овцы в Его руке.

– Аминь. – отозвались Эмилия и Старк.

Аминь. Это слово Гэндзи узнал. Но язык чужеземцев был настолько несозвучен его слуху, что князь полностью упустил предшествовавшую этому слову молитву.

Когда все тронулись вперед, Сэйки подошел поближе к князю. Он тихо, как будто миссионеры могли понять его слова, произнес:

– Господин, мы не можем допустить, чтобы эта женщина шла рядом с нами.

– Почему? Она кажется вполне здоровой.

– Меня волнует ее вид, а не ее здоровье. Вы успели рассмотреть ее как следует?

– Честно говоря, я старался вообще на нее не смотреть. У нее на редкость неприятная внешность.

– Это чрезвычайно мягко сказано, господин. Она одета, словно побирушка, рост у нее как у тягловой скотины, цвет волос кошмарен, а черты лица просто нелепы своей несоразмерностью.

– Нам предстоит просто пройтись рядом с ней, а не жениться на ней.

– Насмешки могут ранить так же глубоко, как мечи, а нанесенные ими раны бывают не менее смертоносны. В наш вырождающийся век союзы хрупки, а решения непрочны. Вам не следует рисковать понапрасну.

Гэндзи взглянул на женщину. Эти двое мужчин, Кромвель и Старк, галантно шли рядом с ней, словно она была невесть какой красавицей. Притворялись они превосходно. Несомненно, Гэндзи еще ни разу в жизни не встречал женщины, на которую было бы столь же трудно смотреть. Да, Сэйки прав. Насмешки, которые она на них навлечет, могут оказаться чрезвычайно опасны.

– Подожди. – Они как раз подошли к паланкину. – Что, если она поедет на моем месте?

Сэйки задумался. Если Гэндзи пойдет пешком, он сделается более уязвимым. Но в противном случае весь Эдо увидит самураев клана Окумити в обществе подобной женщины. Нужно выбрать меньшее из двух зол. Нет, проще будет защитить Гэндзи, чем терпеть насмешки.

– Да, так будет лучше всего.

Пока Гэндзи разговаривал со своим помощником, Эмилия потихоньку оглядела свиту их покровителя. Все до единого самураи смотрели на нее, и на лицах их читалось явственное отвращение. Эмилия быстро отвела взгляд. Быть может, у них вызывает отвращение не она, а Цефания, или брат Мэтью, или хлопоты, связанные с их приездом? Нельзя так легко поддаваться надеждам – тем больнее, когда они рассыпаются в прах. Эмилия строго велела себе не спешить с выводами. Лучше подождать. Но вдруг это и вправду так? Ведь может же такое быть? Да, может.

– Эмилия, – сказал Кромвель, – я полагаю, князь Гэндзи предлагает тебе воспользоваться его паланкином.

– Но, Цефания, как же я могу воспользоваться этим предложением? Ведь перемещаться на плечах четырех рабов, несомненно, вчетверо более грешно, чем ехать в повозке, влекомой одним.

Кромвель посмотрел на носильщиков.

– Не думаю, чтобы это были рабы. Они все при мечах. А никто не позволил бы вооруженному рабу подходить так близко к хозяину.

Эмилия поняла, что Цефания прав. Носильщики были вооружены и держались не менее горделиво, чем самураи. Возможно, здесь это считается великой честью – нести на плечах своего господина. Девушка заметила, что носильщики также глазеют на нее с отвращением. И, несмотря на то, что она решила не спешить с выводами, Эмилию затопила волна радости.

– И все же мне это кажется неудобным, Цефания, – чтоб меня несли, когда ты идешь пешком. Это неприлично и не подобает женщине.

Гэндзи улыбнулся:

– Очевидно, паланкин тоже как-то связан с религией.

– Да, господин, – согласился Сэйки, но внимание его было приковано к подчиненным. – А ну, следите за собой! У вас на лицах написаны все ваши мысли.

Эмилия поняла, что свирепый самурай сказал что-то насчет нее, потому что все прочие тут же напустили на себя бесстрастный вид и старательно принялись смотреть куда угодно, только не на нее.

– Я полностью с тобою согласен, Эмилия. Но, возможно, в данных обстоятельствах лучше принять предложение, сделанное от чистого сердца. Нам следует приспосабливаться к обычаям этой страны – конечно, в той степени, в какой это не противоречит нашей морали.

– Как тебе будет угодно, Цефания.

Присев перед князем Гэндзи в реверансе, Эмилия послушно двинулась к паланкину – и тут же столкнулась с непредвиденной трудностью. Вход в паланкин оказался до чрезвычайности узким. Чтобы пролезть в него, Эмилии пришлось бы извиваться совершенно неподобающим для леди образом. А кроме того, сам паланкин настолько мал, что ее жакет на толстой подкладке и широкие юбки займут почти все пространство. Чем же там дышать?

– Эмилия, давай я понесу твой жакет, – предложил Цефания. – Паланкин защитит тебя от холода.

Девушка испуганно запахнула ворот жакета поплотнее.

– Спасибо, но я лучше не буду его снимать.

Жакет был одной из преград между ее телом и миром. Чем больше таких преград, тем лучше.

– Она не знает, как садиться в паланкин, – заметил Сэйки. – Ее разум под стать ее внешности.

– Ну откуда же ей это знать? – отозвался Гэндзи. – Она ведь никогда прежде в него не садилась.

Он вежливо поклонился девушке и подошел к паланкину, извлек мечи из-за пояса и положил внутрь. Потом он согнулся и вошел внутрь, развернувшись при этом так, что, оказавшись внутри, уже мог нормально усесться. Чтобы выйти, он сперва высунул наружу ноги, а потом уже и выбрался целиком. Гэндзи проделал каждое движение с нарочитой неторопливостью, и Эмилия все прекрасно рассмотрела. Встав, Гэндзи плавным движением заткнул мечи за пояс. Завершив этот наглядный урок, князь поклонился и вновь жестом пригласил Эмилию садиться.

– Спасибо, князь Гэндзи, – отозвалась Эмилия.

Она была искренне признательна этому молодому японцу. Ведь он избавил ее от необходимости выставлять себя на всеобщее посмешище. А теперь, подражая движениям князя, Эмилия смогла без затруднений усесться в паланкин.

– Ну что, сможете дотащить такую тушу? – поинтересовался один из самураев, обращаясь к носильщикам.

– Хидё! – одернул его Сэйки. – Месяц дежуришь на конюшне! Есть еще шутники, желающие убирать навоз?

Больше шутников не нашлось. Носильщики подняли паланкин без особых усилий, и отряд, покинув порт, вступил на улицы Эдо.

* * *

Самым большим городом, в котором довелось побывать Старку, был Сан-Франциско. Там, в миссии, он наслушался всяких басен о Японии – от людей, которые, по их словам, плавали туда на военных, торговых или китобойных судах. Эти люди повествовали о странных обычаях, странных воззрениях и даже о странной еде. Но самыми фантастичными были байки о неимоверном количестве народу: болтуны утверждали, будто в одном-единственном городе Эдо, столице сёгунов, живет больше миллиона человек. Старк не особенно верил подобным россказням. В конце концов, это говорили пьянчуги, отщепенцы, беглецы. Другие в миссию Истинного слова просто не приходили. Но даже самые отъявленные их бредни не подготовили Старка к картине, представшей теперь его глазам. Улицы Эдо оказались для него настоящим потрясением.

На улицах, в лавках, в окнах многоэтажных домов – всюду люди. Невзирая на ранний час, народу было столько, что Старк не понимал, как вообще можно пробраться через такую толпу. Кипение чуждой жизни потрясло Старка.

– Брат Мэтью, с вами все в порядке?

– Да, брат Цефания. Я ошеломлен, но со мной все в порядке.

А может, и не все. Детство и юность Старка прошли на просторах Техаса и Аризоны. Там он чувствовал себя дома. Города же он никогда не любил. Даже в Сан-Франциско, и там уже нечем дышать. А Сан-Франциско по сравнению с Эдо – просто пылинка.

И тем не менее люди не просто расступались перед их отрядом, но и приникали к земле, словно травы прерии под северным ветром. Какой-то хорошо одетый человек, которого сопровождали трое слуг, поспешно соскочил с прекрасного белого коня и рухнул в своих богатых шелковых одеяниях прямиком в грязь.

– А что такого сделал князь Гэндзи, чтобы заслужить подобное уважение? – поинтересовался Старк.

– Родился, – с мрачным неодобрением отозвался Цефания. – Члены воинской касты тут могут зарубить любого, кто не выкажет им должного почтения. А даймё – так называют князей – вправе за проступок одного человека казнить целую семью или даже целую деревню.

– Мне просто не верится, что подобное варварство может существовать на свете, – сказала Эмилия из паланкина, рядом с дверцей которого шли Старк и Кромвель.

– Потому-то мы здесь, – сказал Кромвель. – «Он спасает бедного от меча, от уст их и от руки сильного».

И снова миссионеры сказали «аминь». Гэндзи шел в нескольких шагах впереди и внимательно прислушивался к их разговору – и все-таки снова не смог распознать молитву. Очевидно, христианские молитвы могут быть столь же короткими, как мантры буддистов, верящих в Чистую землю, или секты Лотосовой сутры.

Внезапно Сэйки с возгласом «Берегись!» сбил князя с ног.

И в тот же самый момент грянул выстрел.

* * *

– Если у вас имеются вопросы, – заявил Кумэ, – задайте их господину Каваками.

Заслышав имя главы тайной полиции, командир стрелков побледнел и отошел, не сказав более ни слова. Гэндзи и Сэйки прошли на пристань, чтобы поздороваться с миссионерами. Кумэ же тем временем вернулся в караульную. Он отыскал свой мушкет, спрятал его в черный полотняный чехол и забросил за спину. И, не теряя более времени, удалился.

Он знал, что от порта к дворцу клана Окумити, расположенному в районе Цукидзи, ведет всего одна дорога, достаточно широкая для того, чтобы по ней мог пройти кортеж Гэндзи. Прошлой ночью Кумэ изучил этот маршрут и выбрал здание, стоящее на углу; это была узкая двухэтажная постройка, стиснутая с обеих сторон такими же строениями. Подобная беспорядочная теснота вообще характерна для жилищ простонародья в Эдо. И вот теперь Кумэ направился прямо туда и, зайдя из переулка, взобрался на крышу облюбованного дома. Никто его не заметил. А если бы кто и заметил, то не поверил бы собственным глазам, потому что Кумэ просто вскарабкался по стене, словно паук.

Расположение было идеальным. Отсюда Кумэ будет прекрасно видно, как приближается его мишень. Более того, поворот заставит отряд пойти медленнее – тем легче ему будет прицелиться. Кумэ осмотрел мушкет, чтобы убедиться, что на этот раз он нажмет на спусковой крючок заряженного оружия.

Когда в дальнем конце улицы появился отряд Гэндзи, уже настал час лошади. Завидев приближение князя, горожане расступались и падали ниц. Это тоже было лишь на руку Кумэ. Он примостил дуло мушкета на край крыши – так, что наружу выглядывало не более дюйма. Вряд ли даже самый внимательный наблюдатель сможет заметить его снизу. Гэндзи беспечно шагал во главе отряда. Кумэ прицелился ему в голову. Как это было бы просто… Но подходящий момент для того, чтобы искалечить или обезобразить, упущен. Этот идиот в порту, Иси, признал, что узнает Гэндзи. И теперь всякое покушение на Гэндзи будет слишком явно указывать на замок Эдо.

Кумэ сместил прицел и выстрелил.

* * *

– Господин!

– Я цел, – отозвался Гэндзи.

Сэйки указал на крышу ближайшего дома.

– Вон он! Хидё! Симода! Взять его живым!

Прочие самураи, обнажив мечи, образовали кольцо вокруг князя. Горожане исчезли – при первом же признаке начинающихся неприятностей юркнули по щелям.

– Миссионеры! – воскликнул Гэндзи и бросился к паланкину.

Пуля проделала дыру в задернутом занавесе. Пассажир, как правило, располагался у другой стороны окна, точно на траектории полета пули. Гэндзи поспешно отворил дверь; он думал, что эта чужеземная женщина, Эмилия, истекает кровью, а то и вовсе умирает.

Но она оказалась невредима. Пытаясь поудобнее устроиться в тесном, непривычном помещении, Эмилия съежилась. И в результате пуля лишь разорвала жакет – из прорехи теперь торчала вата, – но ее саму не задела.

Тут с другой стороны паланкина донесся возглас одного из телохранителей:

– Господин!

Кромвель лежал на земле, и из раны в нижней части живота текла кровь. Его поразила та самая пуля, что прошила паланкин насквозь.

– Нам нельзя здесь задерживаться, – сказал Сэйки. – Вперед!

Носильщики подняли паланкин. Четверо человек подхватили лежащего без сознания Кромвеля. И все припустили бегом ко дворцу Гэндзи в Цукидзи – лишь посверкивали на солнце обнаженные клинки.

* * *

Вскоре после того, как Гэндзи выступил в порт, Хэйко покинула дворец. Следом за нею отправился сам Кудо. Эта задача была слишком важна, чтобы передоверить ее какому-нибудь менее опытному самураю. Нет, Кудо не страдал излишним самомнением. Просто среди всех самураев клана Окумити он лучше всех умел скрытно идти по следу. Значит, это дело следовало исполнить ему. Вот и все.

Хэйко вместе со своей служанкой неспешно шествовала по улицам. Подобно всем прочим женщинам Плавучего мира, официально она имела право проживать лишь в Ёси-варе, огороженном квартале удовольствий. Но если б гейша сейчас направлялась туда, она, скорее всего, наняла бы лодку и поднялась вверх по реке Сумида. Она же вместо этого следовала к своему загородному домику, расположенному на восточной окраине Эдо, в лесу Гинза. Само наличие этого второго домика было не вполне законным. Но на подобные прегрешения со стороны Плавучего мира власти смотрели сквозь пальцы, особенно когда речь шла о самых известных и самых красивых куртизанках. Следует ли считать Майонаку-но Хэйко самой известной из нынешних гейш – спорный вопрос. Но в том, что она – самая красивая, сомнений быть не могло. В этом отношении она, несомненно, являлась превосходной парой для князя Гэндзи. Но Сэйки, равно как и самого Кудо, беспокоило то, что они ничего не знали о девушке – за исключением ее профессионального образа; а ведь всем известно, что у гейш это не более чем тщательно отрепетированная маска.

Первоначальное расследование – его сильно затруднял запрет князя Гэндзи – показало лишь, что контракт гейши составлял банкир Отани. Известно было, что он частенько выполнял щекотливые поручения высокопоставленных лиц. Как правило, умелого сочетания денег и угроз хватало, чтоб получить у Отани все необходимые сведения – возможно, даже имя тайного покровителя Хэйко. Но на этот раз вышло иначе. Отани наотрез отказался что-либо сообщать, сказав, что от его молчания зависит жизнь всей его семьи. Даже если банкир и преувеличивал, все равно похоже было, что Хэйко покровительствует какой-то князь, равный Гэндзи родовитостью и влиянием, а может, и превосходящий его. Из тех, кто двести шестьдесят лет назад уцелел в великой битве под Сэкигахарой, лишь тридцать-сорок семейств можно причислить к великим. Да, Хэйко была подругой какого-то могущественного человека. Либо его орудием. И значит, Гэндзи рисковал при каждой встрече с ней. Кудо был полон решимости разузнать правду. А если это ему так и не удастся, нужно будет убить Хэйко – из предосторожности. Нет, не сегодня. В должный срок. Надвигается междоусобная война. Нужно избавиться от неопределенности – это повысит шансы клана на выживание.

Хэйко останавливалась поболтать едва ли не с каждым хозяином модной лавки. Ну как можно иметь цель и продвигаться к ней столь медленно? Кудо свернул с главной улицы в переулок. Лучше он пройдет вперед и будет смотреть, как Хэйко приближается. Если она подозревает, что за ней следят, то начнет озираться по сторонам, и это легче заметить, находясь впереди. И это уже само по себе подтвердит, что с ней дело нечисто; обычной гейше незачем бояться слежки.

Когда Кудо завернул за угол, из черного хода какой-то лавки вышли двое мужчин, выносившие отбросы. Завидев его, они в страхе отпрянули. Ноша их рухнула на землю, и сами они попадали ничком прямо в грязь. Не поднимаясь, они отползли с дороги Кудо, стараясь сделаться как можно незаметнее.

Эта. Кудо передернуло от отвращения, и он невольно потянулся за мечом. Эта. Гнусные изгои, стоящие ниже всех каст, выполняющие самые грязные работы. Уже за одно то, что попались на глаза самураю, их следовало убить на месте. Но если он сейчас убьет их, поднимется суматоха. Она привлечет ненужное внимание и помешает его намерениям. Кудо оставил меч в ножнах и поспешно прошел мимо. Эта. От одной лишь мысли о них Кудо почувствовал себя нечистым.

Он вновь выбрался на главную улицу в сотне шагов от того места, где в последний раз видел Хэйко. Да, девушка стояла все там же, растрачивая время на пустую болтовню все с тем же торговцем.

Стайка щебечущих женщин на миг оказалась между Кудо и объектом его наблюдения. А когда они прошли, ни Хэйко, ни ее служанки уже нигде не было видно. Кудо бросился к лавке, у которой стояла Хэйко. Никого.

Как такое могло случиться? Вот он смотрел на нее – а в следующее мгновение она уже исчезла. Гейши так не умеют. Так умеют ниндзя.

Кудо развернулся, собираясь вернуться во дворец, – на душе у него было еще беспокойнее, чем прежде, – и едва не налетел на Хэйко.

– Кудо-сама! – воскликнула гейша. – Какая встреча! Неужели вы тоже покупаете шелковые шарфы?

– Нет-нет, – отозвался Кудо, лихорадочно подыскивая подходящую отговорку. – Я направляюсь в храм в Хамато. Принести жертвы предкам, павшим в битве.

– Как похвально! – сказала Хэйко. – По сравнению с этим мой интерес к шарфам выглядит мелким и бессмысленным.

– Вовсе нет, госпожа Хэйко. Для вас шарфы так же важны, как меч для самурая. – Произнеся это, Кудо внутренне поежился. Чем дольше продолжался этот разговор, тем глупее он себя чувствовал. – А теперь я должен идти.

– Не улучите ли вы несколько минут, чтобы выпить со мною чаю, Кудо-сама?

– Это было бы для меня огромным удовольствием, госпожа Хэйко, но я должен как можно скорее вернуться к исполнению своих обязанностей. Мне следует побыстрее добраться до храма, чтобы затем побыстрее вернуться во дворец.

И, поспешно поклонившись, Кудо размашисто зашагал в сторону Хамато. Веди он себя повнимательнее, вместо того, чтобы думать о глупостях и воображать, будто Хэйко – ниндзя, не пришлось бы теперь делать такой крюк. Оглянувшись, он увидел, что девушка по-прежнему кланяется ему. Поскольку Хэйко продолжала глядеть ему вслед, придется отойти подальше, прежде чем можно будет свернуть ко дворцу.

Всю обратную дорогу Кудо скрипел зубами и ругал себя на все лады.