"Неукротимый" - читать интересную книгу автора (Дюбэй Сандра)

3

Если кто-то из экипажа и заметил перемены, произошедшие с капитаном «Золотой Фортуны» – нахмуренный взгляд, напряженный вид, безразличие ко всему, что происходит на палубе, – то никак не выражал своего отношения к этому. Во всяком случае вслух. Другое дело – задушевные разговоры в тесных кубриках, где свободные от вахты моряки коротали недолгие свободные часы. Вот здесь, в полутемном трюме, каждый давал волю своему языку.

Общее мнение было единым и определенным: все дело в женщине. А как иначе? Недаром старинное морское поверье гласит: женщина на борту всегда приносит несчастье. Так что причина всех перемен в капитане – конечно же, она, красотка, поселившаяся в его каюте.

– Вот я и говорю: никак нельзя было брать ее на борт, – делился своими мыслями с товарищами молоденький матрос. – Я понял это в ту самую минуту, когда он причалил к борту с этой красоткой!

– Да, да, женщина на борту – жди несчастья, – соглашался с ним старый пират с черной повязкой, прикрывавшей пустую глазницу. – Самое милое дело стравить ее за борт, акулам на обед. Может, наш кэп догадается и сделает так, а, парни?

В ответ послышались одобрительные возгласы, сквозь которые пробился чей-то робкий голос в защиту Шайны:

– А я разглядел ее хорошенько, когда она поднималась на борт, – сказал Том, самый молодой матрос в экипаже Габриеля. – И скажу вам, сэры, это самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

В ответ на него посыпался град, объедков и прочей дряни, попавшейся под руку. Том прикрыл голову, пытаясь укрыться от предметов, летевших на него со всех сторон. Он забился поглубже в свой гамак, прижался к переборке и больше не промолвил ни слова. Но перед глазами его стояла прекрасная девушка с серебряными волосами, легко поднимающаяся на палубу «Фортуны». Теперь Том понимал, каким бывает счастье: прекрасный корабль, надежный экипаж и красивая женщина рядом с тобой – так близко, что ты слышишь ее дыхание.

– Ясное дело, все из-за этой женщины, – неторопливо размышлял вслух седой морской волк. – Но зачем кэп привел ее на судно? Я знаю нашего капитана давно, но никогда с ним такого прежде не случалось – я вам точно говорю. Он всегда был, как мы, всегда был с нами. Когда нам нужна женщина, мы ее находим и берем. И он всегда поступал так же. Находил, получал от нее все, что ему нужно, и привет, поплыли дальше.

– А я думаю, вот в чем тут загвоздка, – подал голос рыжий канонир. – Не устоял наш капитан перед ее красотой, ну а она и рада стараться – запустила в него свои коготки. Околдовала его и теперь вертит им как хочет.

Помолчали. Да и о чем тут было говорить? Изменить что-либо никому из них было не под силу.

– Так, думаете, в этом дело? – прервал наконец молчание высокий нервный матрос. – Полагаете, она запустила свои коготки в нашего кэпа?

– Ерунда! – авторитетно заметил приятель канонира. – Наш кэп не из тех, кого можно опутать!

Перемены в поведении Габриеля начались на следующий день после выхода из Нью-Провиденса. Накануне он поднялся на борт с красивой женщиной и устроил ее в своей каюте. Что у них произошло потом, об этом экипаж мог лишь предполагать и догадываться, но факт есть факт – за следующие три дня плавания эту женщину не видел никто. Ни разу.

А на самом деле произошло то, чего никто из экипажа не мог и предположить – даже в самых смелых догадках. Ровным счетом ничего не произошло между Габриелем и Шайной после той ночи. За три дня они не обменялись ни единым словом. Габриель не знал, как подступиться к девушке, а Шайна даже не смотрела в его сторону. Правда, несколько раз Габриель ловил на себе ее взгляд, но, боже, лучше бы ему не видеть этих глаз – укоряющих, презирающих, не оставляющих ни малейшей надежды на то, что когда-нибудь лед в них растает.

Ночью Габриель стоял на палубе возле перил. Тусклый свет фонарей на мачтах терялся во тьме. Не было видно ни звезд, ни луны – небо затянули низкие тяжелые облака. Море за бортом было чернильно-черным, неспокойным, мрачным – одним словом, таким же тревожным и беспросветным, как душа Габриеля. Он неотступно думал о Шайне, сидевшей сейчас в его каюте – так близко и так недоступно далеко. Думал о ее гневе и о ее упрямстве. Вспоминал ту ночь – то сокрушаясь, то недоумевая. В конце концов, разве она сама не хотела этого? Разве ее нежная плоть не трепетала от желания, не раскрывалась ему навстречу, словно чудесный цветок? О, как мучительно вспоминать это прекрасное тело, атласную кожу, упругую грудь…

Ну да, она была девственницей. Но откуда он мог знать это! Красивая, юная – да. Но ведь не маленькая девочка, не подросток.

И вообще, если бы она серьезно сопротивлялась, может, ничего бы между ними и не было.

И вот теперь и экипаж бросает на него хмурые взгляды. Ну все, хватит! Хватит терпеть женские капризы! Если она и дальше будет дуться как маленькая, то и он будет обращаться с ней соответственно! Задать ей хорошую трепку – глядишь, с нее и слетит эта маска обиженной маменькиной дочки!

И тут словно к мозаике добавился недостающий фрагмент. Габриель увидел все в ином свете, и сразу все стало на свои места.

Оскорбленная… обесчещенная…

Да, она вела себя именно так. Изнеженная, капризная куколка, привыкшая к тому, что все должно быть так, как она хочет. И нет в ней никакого смирения, нет ничего от служанки – покорной и знающей свое место. Габриель достаточно повидал в своей жизни женщин и может отличить прислугу от леди. Даже девушка из хорошей семьи, вынужденная пойти в услужение, не стала бы дуться столько времени, гордо молчать и копить в себе злость и раздражение, ожидая, пока рядом с ней не окажется человек, достойный того, чтобы ему пожаловаться.

Но в таком случае кто же она – юная красавица с роскошными пепельными волосами, запертая до сих пор в его каюте? Он с самого начала заподозрил, что она – не та, за кого себя выдает. Стоп, стоп! А что, если она – дочь богатых и влиятельных родителей? Путешествовала на корабле, плыла из Англии в Америку, по дороге попала в руки пиратов…

Габриель схватился руками за голову, затем распустил узел душившего зеленого шейного платка. Этого еще недоставало! Только теперь до него дошло, в какую историю он, возможно, попал.

Дальнейшие мысли Габриеля стали совсем уж невеселыми.

Плавание в колониальных водах давно считается опасным из-за возможного нападения пиратов. Не желая мириться с этим, правительство Британии объявило пиратам войну. И губернатор Виргинии, Александр Спотсвуд, заявил, что не остановится перед самыми жесткими мерами, пока не уничтожит пиратство в американских водах. Даже губернатор Северной Каролины Чарльз Иден, известный своими тесными и дружескими связями с пиратами, объявил, что не гарантирует им впредь безопасности и поддержки. Так что теперь корабли Спотсвуда могут не обращать внимания на границы, ведя свою войну на истребление морских разбойников в прибрежных водах.

А тут еще это осложнение. Если девушка, которую он лишил невинности несколько дней тому назад, окажется дочерью, или сестрой, или – господи помилуй! – невестой кого-нибудь из богатых виргинских плантаторов, тогда Спотсвуд не просто расправится с виновным – он устроит показательную казнь! И все, о чем Габриель мечтал, все, к чему стремился, все его надежды и планы рухнут в одну минуту на эшафоте под улюлюканье толпы зевак.

Ему живо представилась картина: красавица с заплаканными глазами выступает свидетельницей в суде. Вот она подходит к сидящему в белом парике судье и клянется на Библии говорить только правду. А затем рассказывает – истинную правду. О том, как Габриель выиграл ее в карты, привез на свое судно, а затем – изнасиловал. Ну а о том, что она сама с удовольствием принимала участие в любовных играх, прекрасная свидетельница, естественно, промолчит.

Дальше? Дальше его объявят подлым, гнусным негодяем, дьяволом во плоти, чудовищем, изнасиловавшим юную беспомощную девушку, выродком, лишившим ее невинности. Он не сомневался, что все показания суд обратит против него, и эта так называемая Меган Гордон станет первой из тех, кто затянет петлю на шее Габриеля.

Картина была настолько яркой, что Габриелю даже стало трудно дышать – так живо представилось ему прикосновение шершавой пеньковой веревки к шее. По коже пробежал озноб. Почувствовав рядом с собой чье-то присутствие, Габриель тряхнул головой, отгоняя прочь ужасные видения и вглядываясь в лицо подошедшего. Это оказался Эдвард О'Мара, его первый помощник.

– Добрый вечер, кэп, – сказал он, облокачиваясь на перила рядом с Габриелем.

Этот голос окончательно привел Габриеля в чувство. Он горько усмехнулся, вспомнив, как далеко унесло его на своих крыльях разыгравшееся воображение, а затем повернулся к своему помощнику.

– Завтра в это время мы уже должны быть в порту, – заметил О'Мара. – Полагаю, вам хочется поскорее вернуться домой.

– Конечно, – согласился Габриель. – Вот только…

Первый помощник бросил на своего капитана быстрый взгляд. Как и все на судне, он заметил изменения в характере Габриеля, случившиеся за последние дни. И, как весь экипаж, он считал, что самое мудрое в такой ситуации – помалкивать.

– Что случилось, кэп? – рискнул все-таки задать щекотливый вопрос О'Мара. В конце концов, его положение первого помощника и многолетняя дружба с капитаном дают ему право хотя бы попробовать разрешить проблемы Габриеля.

Габриель тяжело вздохнул.

– Эта девушка, – тихо сказал он. – Ума не приложу, что мне с ней делать.

– Если ее отпустить, – осторожно произнес О'Мара, – она тут же пустит по нашему следу полицейских ищеек…

– Да, не теряя ни минуты, – подтвердил Габриель. – Она ненавидит меня. Она поклялась, что отомстит мне за…

О'Мара кивнул, полагая, что ему понятны мотивы, по которым так жаждет мести девушка, запертая сейчас в капитанской каюте.

– Выходит, ее нельзя отпускать на свободу, – заключил он. – А значит, остается только…

О'Мара чиркнул корявым пальцем по своей шее.

– Нет, – твердо сказал Габриель. – Я не могу убить ее.

Первый помощник уже раскрыл было рот, но Габриель добавил, опережая его:

– И никому не позволю перерезать ей глотку.

О'Мара нахмурился и покачал головой:

– Спаси вас бог, капитан. Крепко же она вас зацепила.

– Зацепила? Да, может быть, – согласился Габриель. – Очень может быть.

О'Мара снял шляпу и медленно, торжественно наклонил свою седую лохматую голову – так, словно склонял ее над гробом почившего друга.

– Какой ужас, капитан! Какой ужас!

Считая свой долг выполненным, он оставил капитана в одиночестве на палубе, а сам направился в кубрик, чтобы донести до всего экипажа «Золотой Фортуны» печальную весть: Габриель повержен противником, против которого бесполезны пушки и шпаги, ибо имя ему – женщина.

Оставшись вновь в одиночестве, Габриель прислонился к перилам и подумал, что на самом деле положение его гораздо серьезнее, чем кажется первому помощнику. Ведь О'Мара, так искренне желавший помочь своему капитану, ровным счетом ничего не знал о запертом в столе капитанской каюты письме. Письме от девушки, которую Габриель попросил стать его женой. Да, Габриель сделал ей предложение – и пожалел о нем раньше, чем произнес последние слова. И не мог даже в самых своих смелых мыслях предположить верный старый помощник, что его капитан обручен с девушкой, которую не любит, и всецело поглощен другой, которая поклялась уничтожить его.

Габриель тряхнул головой. Попробуй-ка объясни кому-нибудь, что ты живешь между двух огней: между женщиной, от которой не знаешь, как избавиться, и женщиной, от которой тебя отделяет пропасть, и не видно ни одного моста, ни одной жердочки, по которой эту пропасть можно перейти.

– Проклятие! – прорычал он в беспросветную, бесконечную пустоту, окружавшую его. – Лучше иметь дело с дюжиной английских солдат, чем с одной разъяренной женщиной!

Покинув палубу, Габриель спустился в кают-компанию, где спал последние две ночи, не пытаясь и заикнуться о правах на свою собственную постель в капитанской каюте, на которой спала Шайна. Габриель укутался турецким ковриком, купленным у португальского купца, и попытался заснуть. Было неуютно и холодно, но не беда – ведь завтра он будет дома!

Шайна презрительно оттолкнула руки Габриеля, когда тот попытался помочь ей сойти по трапу на берег. Он шел рядом с девушкой вдоль длинной темной громады дока, протянувшегося по берегу гавани. Шайна ступала нетвердо, слегка покачиваясь, заново привыкая после шаткой палубы к твердой земле под ногами. Идти ей было непросто, но ледяной взгляд ее глаз отметал даже намек на помощь со стороны спутника.

– Где мы находимся? – холодно спросила она, когда они миновали док.

– Дома, – коротко ответил он, идя вслед за Шайной по узенькой – двум лошадям не разъехаться! – каменистой дорожке.

– Это вы – дома, а не я, – огрызнулась Шайна. – Еще раз спрашиваю: где мы? Скажите, по крайней мере, это хотя бы Америка?

– Хотя бы, – неохотно подтвердил он и не добавил больше ни слова.

Шайна села в поджидавший их экипаж, и Габриель забрался в него следом. Доки и гавань вскоре скрылись за спиной, и дорога запетляла по бескрайнему полю, заросшему кое-где кустарником. Луна выглянула в просвет между низкими облаками, и в ее призрачном свете Шайна увидела вдали очертания большого дома.

Ночью все дороги кажутся длиннее – так и дом оказался ближе, чем ожидала Шайна. Он был мрачным, темным, необитаемым. Но при этом Шайна догадалась по очертаниям, что дом велик. Он был похож на те огромные здания, в которых жили лондонские знакомые семьи Клермонтов и в которых Шайна так часто бывала со своими бедными покойными родителями.

– Ваш? – спросила она, еще раз окидывая взглядом стоящий на невысоком холме дом.

– Мой, – просто ответил Габриель.

– Для вашей невесты? – Шайна спохватилась, что сболтнула лишнее, но было поздно: она проговорилась, и слов, вылетевших на ветер, уже не вернуть. Она испугалась его гнева, но Габриель лишь улыбнулся в ответ:

– Я так и знал, что вы прочитали то письмо.

Габриель улыбнулся, но мысли его в это время бешено крутились: он вспоминал, не упоминала ли его невеста в том письме его настоящее имя. Очень не хотелось бы, чтобы «мисс Меган Гордон» оказалась посвященной в тайну, которую Габриель скрывал под маской пирата. Наконец он вспомнил, что на письме есть только его инициалы, и облегченно вздохнул.

– Да, вы правы. Этот дом должен был быть закончен ко дню моей свадьбы.

– Должен был? – повторила она. – Вы полагаете, что он не будет закончен?

– Материалы и рабочих непросто заполучить сюда из Англии. Это занимает уйму времени.

– Хм-м, – протянула Шайна без особого сочувствия. – Конечно, ведь не так уж часто корабли, которые вы грабите, везут гвозди, доски или черепицу.

Габриель поймал ее насмешливый взгляд. Ничего не сказав, он хлестнул вожжами лошадь и погнал сквозь редкий лесок к недостроенному дому.

Когда коляска подъехала ближе, Шайна сумела лучше рассмотреть дом. Это было внушительное каменное здание с необычно большими печными трубами на каждом углу крыши. Но экипаж двинулся дальше и, миновав густой перелесок, остановился у приземистого бревенчатого коттеджа, неприветливого на вид.

– Вот, значит, где вы обитаете, – сказала Шайна, выбираясь из экипажа и подходя к трем крутым ступеням, ведущим ко входной двери.

– Да, когда я не в море, – подтвердил он.

– И вы собираетесь поселить меня здесь?

Габриель не ответил. Он вынул ключ, отпер дверь и знаком предложил Шайне войти. Сам вошел следом, в полной темноте подошел к стоящему возле двери столику и чиркнул огнивом. Зажег свечу и прошел с нею по пустынному холлу, зажигая от нее другие свечи, стоявшие тут и там в подсвечниках. Прошел вместе с Шайной в небольшую гостиную, зажег свечи и здесь. В камине лежали заготовленные заранее дрова. Габриель зажег и их, и вскоре от камина по всей комнате начало распространяться тепло.

Шайна подошла поближе к камину, наслаждаясь теплом и любуясь игрой язычков пламени. Комната оказалась выкрашенной в белый цвет, с низким потолком, сложенным из тяжелых балок. Мебели было немного, но она была старой, искусно сделанной и подобранной со вкусом. Шайна обратила внимание на красивые ломберные столики, шкатулки, покрытые изящной резьбой и позолотой, на пару замечательных старинных подсвечников и подумала, что все эти вещи, очевидно, перешли в собственность Габриеля от ограбленных им жертв.

Оглянувшись, она увидела, что Габриель вышел из комнаты. Шайна пересекла холл и нашла его в соседнем помещении. Он и здесь успел зажечь свечи и сейчас разводил огонь в маленькой печке, предназначенной, как догадалась Шайна, для приготовления пищи.

– Вы хотите, чтобы я оставалась здесь наедине с вами? – спросила Шайна, пока он поднимался с колен и отряхивал испачканные сажей руки.

– Не вижу других вариантов. А вы можете предложить что-нибудь получше?

Во входную дверь постучали, и Габриель открыл ее, впустив внутрь двоих матросов из своего экипажа. В руках каждого из них был обитый кожей небольшой сундук. Кивнув своему капитану, оба они одарили Шайну такими мрачными и злыми взглядами, что она невольно отступила подальше, в глубь комнаты, и спряталась за спиной Габриеля.

– Почему они на меня так смотрят? – спросила Шайна, когда матросы вышли в гостиную.

– Понятия не имею, – солгал Габриель.

Все-то он прекрасно знал. Недаром же кое-кто из экипажа принес ему свои глубокие соболезнования в связи с тем, что он завяз в коготках красивой женщины. А раз так, то сомнительными становились их надежды на то, что счастливая и беспечная жизнь морских бродяг будет продолжаться и впредь. Кроме того, если она доведет до конца свои планы и сумеет сдержать клятву и отомстить Габриелю, ее месть ударит и по жизни каждого матроса с корабля Габриеля.

Шайна не поверила словам Габриеля, но решила не затевать с ним спор – пока по крайней мере. Габриель же тем временем расположился возле камина и протянул обутые в сапоги ноги поближе к огню. Шайна помнила свою клятву – никогда и ни о чем не заговаривать с этим человеком, но обстоятельства складывались так, что она не могла не задавать вопросы. И очень хотела бы получить на них ответ.

– Как вы собираетесь поступить со мной? – спросила она, подходя поближе к огню.

– Оставлю вас здесь, – ответил он. – Не могу же я вас отпустить?

– Можете, – возразила Шайна. – И это было бы для вас самым лучшим способом разрядить ситуацию. Поступите благородно.

– Но я же неблагородный человек, не так ли? – парировал он. – И разве вы не поклялись отомстить мне за вашу потерянную невинность и поруганную честь?

Последнюю фразу он сказал с нажимом, и она больно задела Шайну. Стараясь не показать, как он ранил ее этой фразой, она повернулась к Габриелю.

– А если я дам слово, что никому не расскажу и никому не стану жаловаться? – закинула она удочку. – Нет, я не рискну поверить вам, – тихо ответил он.

Зеленые глаза Габриеля скользнули по сверкающей волне белокурых волос и тонкой фигурке девушки, которую он сжимал в своих руках в ту ночь, когда заставил ее возненавидеть себя. Перед взором Габриеля вновь возникла яркая картина той ночи. Он в мельчайших подробностях вспомнил нежность кожи и серебристый шелк волос Шайны, услышал ее прерывистое дыхание и тихие стоны.

Воспоминание было таким сильным и мучительным, что Габриелю стало не по себе. Он вскочил и быстро отошел от камина к столу, на котором стояла откупоренная бутылка вина.

– Хотите глоточек? – спросил он, поднимая бутылку.

– Нет, благодарю, – напряженным голосом ответила Шайна. – Я помню…

Лицо Габриеля вспыхнуло.

– Да как вы… У меня и в мыслях не было… – От негодования у него перехватило дыхание. – Я привез вас сюда вовсе не для того, чтобы сделать своей любовницей.

Шайна потерла ладони. Ее знобило даже возле весело пылавшего камина.

– А для чего тогда? Сделать меня своей пленницей?

Его глаза лукаво блеснули.

– Почему – пленницей? Будете, как и собирались, служанкой. Какая разница – в этом доме или другом?

– Большая разница, – возразила Шайна. – Тот хозяин, у которого я должна была работать, не стал бы насиловать меня.

Габриель прикусил язык, с которого была готова сорваться ехидная фраза. Он хотел было напомнить, что Шайна поначалу с явным удовольствием принимала его ласки и даже отвечала на них, и лишь потом резко изменила свое отношение к ним. И к нему. Вместо этого он спросил:

– Почему вы думаете, что хозяин – любой хозяин – имея под своей крышей красивую молодую служанку вроде вас, не предложит рано или поздно разделить с ним его кровать?

Шайна презрительно фыркнула. Поначалу его аргументы показались ей бессмысленными – ведь она не была служанкой. Но затем, с усилием вернувшись к своей роли, она ответила:

– Не все мужчины столь безнравственны, как вы, мистер Габриель Форчун!

Высоко задрав подбородок, она отвернулась, искренне считая, что именно за ней осталось последнее слово в их перепалке.

Не сразу до нее дошел смысл слов Габриеля: «Красивая служанка вроде вас». К своему удивлению, Шайна почувствовала, как забилось ее сердце и холодок пробежал по коже. Он считает ее красивой. Он желает ее.

Негодуя на себя, она отогнала эту мысль. Он сломал ее – бездумно, безрассудно, нимало не заботясь о том, что будет с нею дальше. Этот заносчивый красавец, обрученный с другой женщиной. И он еще предлагает ей быть служанкой в его доме!

Габриель внимательно наблюдал за чувствами, отражавшимися на лице Шайны. Он специально предложил ей стать его служанкой, рассчитывая на то, что раздражение заставит ее выдать себя и признаться, что она вовсе не прислуга и никогда не станет мыть посуду в чьем-то доме.

Правда, слов этих Габриель не дождался, но, пристально наблюдая за реакцией Шайны на его предложение, он понял, что близок к разгадке ее тайны. У него больше не осталось сомнений в том, что роль служанки – не более чем маска. Ну что ж, еще немного терпения, и он будет знать всю правду. Время на это пока что есть.

В дверь снова постучали. Габриель, удивленно подняв брови, отправился отпирать, а Шайна бесшумно подобралась поближе к двери в надежде подслушать разговор и понять, что случилось.

– Надвигается шторм, капитан, – сказал О'Мара открывшему дверь Габриелю. – Большую часть груза мы уже переправили на берег. А тот, что остался, я велел покрепче привязать, а команде разрешил сойти с судна до окончания шторма.

– Все сделано правильно, – похвалил Габриель помощника. – Только скажи мне, Эдвард, а не осталось ли кого-нибудь из людей, кого можно послать в ближайший кабачок за едой? Я ужасно проголодался, а в доме, как на грех, нет ни крошки.

– Молодой Томас, – немедленно откликнулся О'Мара. – У него здесь никого нет, так что я предложил ему пойти ко мне. Правда, вы знаете, он маленько чокнутый…

– Ну уж не настолько, чтобы не найти кабака, – усмехнулся Габриэль. – Тем более что это прямо в конце улицы, даже сворачивать никуда не надо. Пошли его. Пусть принесет, что у них есть. На двоих. Дай ему вот это и скажи, что он получит еще столько же, если успеет обернуться до начала шторма.

– Сделаю, кэп, – кивнул О'Мара.

Входная дверь распахнулась под порывом ветра, окатившим обоих мужчин обжигающим холодом. О'Мара поспешил прочь, а Габриель задержался еще на минуту в дверном проеме, глядя на быстро летящие по небу свинцовые облака. Да, шторм надвигается нешуточный. Надо бы пойти в гавань и самому проверить, надежно ли закреплено судно и оставшийся на борту груз. Если, не дай бог, «Золотую Фортуну» сорвет с якоря, она может не только повредить себе корпус – она и док разнесет в щепки.

Но можно ли оставить без присмотра его гостью? Она, конечно, не знает, где находится, но удержит ли ее это от попытки сбежать? А что, если сказать ей, к примеру, что вокруг дома выставлен дозор? Она знает, что экипаж ее терпеть не может. Пожалуй, девица не рискнет в такой ситуации бежать, зная, что пощады от пиратов ей ждать не приходится. Уж если они поймают ее при попытке бежать, то…

Габриель решил, что все придумал правильно, и вернулся в дом, чтобы сообщить своей пленнице о том, что дом окружен людьми из его экипажа.

Но когда он вошел в комнату, недоброе предчувствие охватило его.

Да, его план был хорош. Жаль только, поделиться им было не с кем.

Заднее окно в комнате оказалось открытым нараспашку. Бешеный ветер влетал внутрь, трепал тяжелые занавески, рассыпал по ковру пепел и искры из горящего камина. Комната была пуста.

Габриель подбежал к окну. Ночь была беспросветно-черной, и найти в такой темноте человека, укрывшегося в ближайшем лесочке, было совершенно невозможно.

– Дьявол! – в сердцах закричал Габриель. – Дьявол, дьявол, дьявол!

Ветер подхватил его слова и унес прочь, навстречу надвигающемуся шторму.

Габриель осыпал себя проклятиями за то, что оставил свою пленницу одну, но разве мог он предположить, что она настолько глупа – или, напротив, хитра и смела, – чтобы бежать. Но что ждет ее, одну, в глухом ночном лесу в эту ужасную штормовую ночь?