"Синто. В одну и ту же реку. Часть 4. Чужие звезды" - читать интересную книгу автора (Пушкарева Любовь)

ЕвС. Еуроп. Посольский остров Ронан Викен-Алани

Нэк, белобрысый красавчик, играл в теннис с ТинЛи, дочкой хинского посла. Дурацкая игра — ни фантазии, ни интриги, дань моде, поветрием проносившейся над ЕвСом каждые год-два. А мода для ЕвСа это все — двигатель прогресса, можно сказать. Игроки уже без особого азарта перебрасывали друг другу простой упругий мячик — уже выяснили, что Нэк и быстрее, и сильнее, и что он поддается, дабы сделать ТинЛи приятное. Ей и было приятно, пока не дошло, что игра идет в поддавки.

Юная толсин чудо как хороша, впрочем, как и все девушки-толсины: длинные ноги, идеально круглая попка, грудь — глаз не отвести, личико премиленькое. Но дура… смертельная. Шестнадцать лет девахе, а она позволяет себе высказывания «порочащие императора и империю». Старик-посол видать пустил на самотек ее воспитание, и девочка нахваталась «общечеловеческих ценностей». Все бы ничего, но за анекдот про императора можно лишиться и имущества, и свободы — а эта дурочка на приеме в посольстве с видом героя рассказала похабщину, смешную, между прочим, про «Отца всех хинов». Ее собственный отец чуть не помер от страха и бешенства, выволакивая дуреху за волосы из зала, крича при этом, что выпорет или чего похуже сделает. Но не выпорол, любит он свою позднюю дочурку-дурочку и жену молодую, ее мать, тоже любит. Возможно, он когда-нибудь поплатится за свою мягкость, а может быть и нет. Может Судьба будет милостива к этой семье. Но ТинЛи, в любом случае, дура такая же редкостная, как и красавица.

Вот и сейчас я устроился так, чтобы нельзя было понять, за кем я наблюдаю. Ведь полагалось мне смотреть на Нэка, но я любовался грациозными движениями и точеной фигуркой девушки в суперкороткой юбочке в складку, которая ничего не скрывала, а лишь пикантно оттеняла достоинства. На моем лице солнцезащитные стеклянные очки, очередная дань моде, но они, в отличие от тенниса, весьма полезная вещь — их легко превратить в камеру. Я не только смотрел, но и снимал то, что вижу, и отснятого уже вполне достаточно чтобы сформировать образ в симуляторе. Похоже, это в природе человеческой, хотя женщины говорят, что только в мужской — любить одну, а спать с другой. Письма от Солнышка, которые мне пересылает сестра — самое ожидаемое и радостное событие месяца, но и мысли в голове не мелькало загнать ее образ в симулятор, это было бы… святотатством.

Посольское гетто на планете-борделе… Все разговоры крутятся вокруг секса, зачастую однополого секса. БЕЗДЕЛЬЕ. Нормальной, посольской работы у нас, синто, нет вообще. У других ее крайне мало — на столичной планете почти нет иностранцев и их появление не приветствуется, разве что с официальным визитом. Поэтому-то нас, послов, и поселили кучно, в гетто: мы должны быть в столице Союза Европейских планет, так положено, но не должны от безделья совать нос куда не надо и осложнять жизнь местным безопасникам. На острове обрублены все каналы информации, даже телевидение фильтруется, что уж говорить об инфосетях. Это было бы вообще невыносимо, если бы не толика наглости и везения. Наглости нашей и русского посла, который поднял бучу и выбил для себя право на получение экономических новостей, ну а мы с Нэком по-хамски врезались в их посольскую сеть. Это, конечно же, тут же обнаружили, и везение состояло в том, что русский посол не вышвырнул нас и не настучал местным, а оставил все как есть. Особую пикантность ситуации придавало то, что я до этого момента почти открыто интересовался его женой, очень красивой и очень умной женщиной. Думаю даже, что она не столько жена, сколько офицер безопасности. Да… вид мы с Нэком имели прежалкий, когда упрашивали «не лишать нас несчастных крох информации». Два красавчика-оболтуса, привыкших выезжать на собственной смазливости и наглости — именно такое впечатление составил о нас русский посол. Что же, он имел на это право — та акция была актом отчаяния: сделать хоть что-нибудь, потому что сидеть без дела не было уже никаких сил. А нечто более умное и изящное мы при всем своем желании провернуть не могли, потому и пошли по тупому в лоб. Все отлично, но меня нервировало то, что я не знаю предпосылок такой доброты посла, и чего он может потребовать от нас в качестве ответной услуги. Ведь мы на крючке — в любой момент русы могут объявить об обнаружении нашей врезки и сдать нас местным. А это чревато в лучшем случае долгими разборками и нервотрепкой, а в худшем — высылкой.

Но как бы то ни было, мы уже полгода работаем как полноценные синтские послы, то есть отправляем домой стоящую информацию, а это в любом случае лучше, чем если бы мы продолжали тупеть от безделья. Я с удовольствием предвкушал, как, вернувшись «домой» после этого дурацкого тенниса, погружусь в мир цифр, недомолвок и намеков. Мне доставляет истинное удовольствие разгадывать эти шарады: какая корпорация пойдет в гору, какая вниз и что за всем этим стоит, сверить свои прогнозы с фактом, составить новые, отзеркалить все в плоскость политики и так далее.

Нэк занимается подобным изредка и то лишь для поддержки квалификации, его конек — люди. Он уговорил меня на нашу «интервенцию», так мы в шутку назвали подключение к русам, убеждая, что мы не взбесим их подобной наглостью, а заинтересуем, и что госпожа Пригожина не даст своему мужу-послу совершить импульсивный, опрометчивый поступок. Он оказался прав, но я согласился тогда на эту эскападу не потому, что доверился его мнению, а оттого, что забрезжила возможность начать работу по специальности, а не только корчить из себя великого актера, изображая сладкую пару с Нэком.

Это тоже один из «плюсов» моей посольской деятельности. Прибыв в ЕвС, я пару месяцев провел в кампании Каса и Пола, осмотрелся, а потом мне сообщили, что высылают в помощь Четвертого Младшего Фальк-Караабу(-Свентсон), и телохранителей отозвали на Синто. Помню, меня тогда немало удивил подобный выбор, я ждал какого-то старого монстра второго ранга, повидавшего все на свете, который приедет, прикроется мной как ширмой и закрутит дела, а я буду набираться у него опыта. Но направили такого же зеленого юнца, как и я сам. Более того, Нэк[1] — это официальное, так сказать, необидное прозвище, за глаза же его звали Кошкой, подчеркивая сексуальные предпочтения и темперамент. И хоть мы с ним знакомы с подростковых лет и меня никогда не обманывала его смазливая внешность и вечная игривость-озабоченность, я все же предпочел бы более опытного и сдержанного напарника.

Когда Нэк на словах передал, что нам придется играть пару, я лишь затребовал кристалл с подобным распоряжением. Он по своей привычке заулыбался и попробовал пококетничать, но, нарвавшись на полное равнодушие, вернулся к деловому тону и отдал то, что я просил. Это было общепринятой практикой в посольствах — все послы приезжали либо с женами, либо с любовницами, ну, или любовниками — никаких сексуальных контактов на стороне, это слишком опасно. Так что к подобному повороту событий я был морально готов, единственное, что мне было неприятно: одно дело, когда играют оба, а другое, когда один из изображающих пару — бисексуал без комплексов и с ненасытным темпераментом. Ровно через две недели мы серьезно поругались — он дома, в посольстве, попытался «пристать». Меня взбесил не сам факт фривольного поведения — кокетничать и распускать руки для Нэка было так же естественно, как дышать, а то, что буквально накануне я объяснил ему, что из-за специфического воспитания в семье Синоби для меня однополый секс, в психологическом плане, это нечто весьма схожее с пыткой, нечто на что можно пойти лишь по крайней необходимости. То есть, если надо — вытерплю и подыграю где нужно, если очень надо — то первый проявлю инициативу, но добровольно, по собственному желанию — никогда.

После такого признания я расценил его приставания как прямое неуважение, среагировал соответственно и не инициировал дуэль лишь потому, что был на пике физической формы и в полном провале самоконтроля, и мог, сам того не желая, серьезно повредить его. После этого инцидента до Нэка наконец дошло, что ему крупно не повезло и вообще ничего не светит, кроме симулятора. Он несколько дней ходил «как в воду опущенный», но потом ожил, уж слишком легкий и непостоянный у него характер, чтобы долго страдать. И зажили после этого мы вполне мирно, лишь примерно раз в месяц приходится ему напоминать, что мое мнение о сексе с ним не изменилось. У этой ситуации есть и положительная сторона: мы оба здорово прогрессируем как бойцы, а о «раскачке» вообще молчу — вторая ступень уже пройдена. Надо же куда-то энергию девать…

Пару недель назад я смог убедиться, насколько были правы наши старшие, настоявшие, чтобы мы изображали пару.

Как-то незаметно в нашем окружении оказался паренек из местных, Найджел Нель, вроде как стажер-дипломат какой-то. По внешности он явно уступал Нэку, не был столь ярким красавцем, но это искупалось умением располагать к себе, легким веселым характером и живым умом. Мы стали все время натыкаться друг на друга, и так как были представлены, то всегда перебрасывались парой фраз. Нэк, видя это, первым забил тревогу, решив, что к нам, вернее ко мне, «подводят человека», посовещавшись, мы решили «заглотить крючок» и посмотреть, что будет дальше. Приняв все меры безопасности, я якобы спонтанно пригласил его в гости, мы попили чай, мило побеседовали и разошлись, подобное стало повторяться и не раз. Причем когда с нами был Нэк, Найджел был просто умным и приятным собеседником, когда же моего напарника рядом не было — начинался флирт, достойный бело-браслетной гейши. Если бы я не видел подобного и не знал всех этих уловок, которые нам препарировали Синоби, дабы уберечь нас от женских чар, то мог бы принять все за «чистую монету», за настоящую, трепетную влюбленность. А так мне оставалось лишь отдать должное его мастерству и подготовке, и вести ответную игру, якобы потихоньку поддаваясь чарам.

Мы с Нэком с нетерпением ждали развязки, гадая, куда же придется удар. Может игра ведется по-крупному, и Найджел захочет затащить меня в постель, чтобы вкатить психотроп, хотя евсы должны предполагать или помнить, что мы, психопаты-синто, ставим коллапсную защиту от гипно-внушений. А может, цель — прорваться за пределы гостиной посольства и установить молчащий жучок, пишущий долгие месяцы, хотя и его вполне реально обнаружить. Вариантов было много, и самый вероятный, что Найджел будет подбивать на нарушение дипломатического кодекса или соглашений, только вот на какое нарушение?

Все решилось в духе мелодрамы. Ночью евс выдернул меня из постели звонком на браслет со слезной просьбой забрать его из какого-то отеля на континенте. Мол, там с ним случилось нечто ужасное и он не может справиться сам, а обратиться больше не к кому и так далее и тому подобное. Я, собрав все свое актерское мастерство, наврал что Нэк, бестолочь такая, опять лихачил и повредил посольский флаер, а вызывать таксо, это все равно что послать сообщение в Отдел надзора. Найджел попробовал давить, я в ответ изобразил горе и отчаяние, но таксо вызывать отказался. Евс, подумав, выкрутился, сказав, что сможет добраться до нашего посольства, и умолял встретиться с ним наедине, без напарника, я согласился. Тем временем Нэк, которого я вызвал по внутренней связи, слышал большую часть разговора и молча поаплодировал моим актерским способностям. Мы оба были как два каракала на охоте — переминались с лапы на лапу перед решающим прыжком, и нам обоим было любопытно, чем все это кончится.

Найджел, замечательный актер и тонкий психолог, скомкано, но от этого еще более страстно, признался в любви и тут же вывалил ахинею про то, что его подставили — украли какие-то документы у его патрона, а он получается виноватым. Я мысленно поблагодарил Судьбу за то, что она нас, неразумных, хранит — в последний момент мы с Нэком одумались и решили не принимать евса в посольстве, назначив встречу в кафе самообслуживания, пустом в столь поздний час. Меня несколько озадачило то, что Найджел к нам особо и не рвался, а ведь зайди он в посольство, и нам пришлось бы позволить армаде местных «надзоровцев» шерстить все здание и нашпиговывать его «жуками».

— Найджел, ты с ума сошел. Тебя могут обвинить в краже ценных документов, а ты встречаешься с иностранным послом. Чем ты думаешь? — горестно выговаривал я — Ты же сам подписываешь себе приговор, да и мне заодно.

— Пойми, у меня нет возможности оправдаться в рамках закона, — было мне ответом, — в любом случае и я, и ты будем виноваты. Так все планировалось и строилось, они знали, что я часто бываю у тебя, знали, что в любом случае можно спихнуть все на нас.

Пауза.

— Прими меня как политического беженца, и ты спасешь мне жизнь! Хуже чем есть, для тебя уже не будет. Пока ты посол, ты можешь дать мне статус беженца, — уговаривал он.

— Соглашение между Евсом и Синто запрещает мне принимать беженцев, если те не могут в течении суток подтвердить, что они граждане Синто или что у них есть родственники — граждане Синто, — мрачно ответил я, осознавая «всю глубину наших глубин».

— Но подобное противоречит международным правовым нормам, можно будет потянуть время, оспаривая и настаивая… Вас все равно вышлют, — он все-же произнес это.

— Найджел, Найджел… — горестно произнес я, — когда любят, не подставляют вот так…

Ну давай, гаденыш, выкручивайся, дай мне время, мне и Нэку. Я писал весь наш разговор и импульсно транслировал его напарнику, есть шанс, что проныра-кот что-нибудь предпримет. Ведь у меня руки связаны — я не могу вернуться в посольство и, по правилам игры, не могу набрать «надзоровцев» и сдать им Найджела, это будет означать, что игра была разгадана с самого начала, а значит, под меня и Нэка начнут копать и найдут наши настоящие слабые места. А я совсем не уверен, что будь на месте этого обаятельного парня, умная и цельная девчонка вроде Солнышка или импульсивная, но требующая защиты дуреха вроде Илис, я был бы столь спокоен и уверен в правильном понимании ситуации. Девчонки подобных типов могли бы и обвести меня вокруг пальца.

Нэк не подкачал: пока я тянул время, заговаривая Найджелу зубы, он поднял на ноги весь «надзор» криками, что меня украли, и я не отвечаю на звонки. Что характерно, его попытались отфутболить, но он набрал напрямую нашего «куратора» Гаса Дадли — его официальная должность сродни должности сестрицы на Синто, реально же — он глава Отдела надзора. Нэк и ему наплел про то, что я пропал, меня украли, и потребовал немедля начать поиски безо всяких возражений, а чтобы эти поиски велись как надо, и сам Нэк и Дадли будут в них участвовать. Ну а чтобы «куратор» не отвертелся, разговор велся на подлете к его дому.

Через два с половиной часа переливания из пустого в порожнее, Найджел уже начал нервничать и откровенно давить, а я перешел к более грубой игре, и, прикрывая себя, принялся уговаривать его сдаться, раз он невиновен. Когда евс уже был готов орать и обвинять меня во всех грехах, начиная с душевной черствости, в кафе ввалились «надзоровцы» в униформе. Найджел попытался было скрыться, но был пойман, после чего гениально отыграл сцену «Ты предал меня, гад, так мучайся всю жизнь». И под занавес, когда его уже уводили, появились Дадли с Нэком, их вызвал патруль, обнаруживший нас. Дадли очень хотел свести нас вместе, чуть ли не подталкивал Нэка ко мне, его резоны были ясны: потом можно было бы мариновать нас обоих, объясняя это тем, что Найджел передал мне носители инфы, а я сплавил их Нэку. Но не на того нарвался, Нэк яростно посверлив меня взглядом, с совершенно кошачьим утробным рыком, развернулся и ни слова не говоря, вылетел прочь. Я остался сидеть все с тем же невозмутимым видом, и эту невозмутимость мне пришлось хранить двое суток, во время которых я практически не спал. Из-за отсутствия сна и полноценной еды (ведь психопаты-синто не едят вне дома то, что не проверили на яды,[2] а анализатора у меня с собой не было), допросы напоминали легкую пытку. Тем не менее, у меня была запись разговора с Найджелом, а что-либо подбросить мне при обыске евсы все же не решились, и по истечении двух суток я вышел из ненавистного мне здания Отдела оправданным и чистым «как стеклышко». И уже думал нанять таксо, ведь Нэк, выдерживая роль обманутого любовника ни разу даже не поинтересовался как я там, не говоря уже о том чтобы прийти и еды принести. Но эта блондинистая зараза решил дать показательное представление перед камерами наблюдения на тему «Прощение изменщика и уволакивание его домой». Пришлось подыграть, правда, шепнул ему на ухо, пообещав прибить, как только силы будут, но Нэка это, естественно, не напугало.

По прошествии пары дней мы подвели итоги: да, действовали мы как идиоты, не понимая всю полноту риска. Возможно, в этом виноваты безделье и общая расслабленная атмосфера посольского гетто, а может отсутствие мозгов в наших головах, но если бы пришлось пережить все заново, ни я, ни Нэк не отказались бы от такого приключения, а вот страховались бы лучше. Однако для себя мы решили, что если будут «подводить» еще кого-то, то будем уклоняться, тем более что скорей всего теперь объектом будет Нэк.

На Синто, конечно же заинтересовались происшедшим, и честно сказать, было стыдно записывать подробный отчет обо всем этом. На других планетах у послов дела как дела — встречи с информаторами, сбор данных, работа по выдаче виз в конце-концов, а мы даже виз не выдаем. «Постельная возня» и только. То, что я выполняю, благодаря милости руса это «minimum minimorum», не давать и такого — просто позор. Если сравнить то, чем я занимался на Дезерте в неполные восемнадцать лет, и чем сейчас, так надо от стыда зарыться в землю на два метра и не показываться на свет.

Нэка подобные проблемы не гложут, похоже, его вообще ничего не гложет, и в этом одна из его сильных сторон.

Мы познакомились с Нэком, КарСве, как тогда его еще звали, когда мне было четырнадцать. Полугодия, которые сестрица проводила у моей мамы, я проводил во Втором университете, получая дипломы и набираясь опыта в сборе и усвоении информации. КарСве учился там же, только круглый год, и жили мы в городке-общежитии на материке, мотаясь по монорельсу каждый день на остров и обратно. Вот с монорельса все и началось…

Отношения у меня с моими сверстниками из посольских семей как-то не складывались — виной тому было мое происхождение, точнее: то, что моя мать была и оставалась гейшей. У многих матери были младшими женами и гейшами в прошлом, но они были женами, а мой отец, имея полноправную жену, признал ребенка от гейши — такое случается нечасто. И вот в чем загвоздка: госслужащие как никто другой обязаны чтить «Законы Синто», гласящие, что важен сам человек и его личные достоинства, а не его происхождение и семья, но у послов данный закон едва уловимо, подспудно, давал сбой. У Синоби — нет, там блюли и букву и дух, у них не было возможности «крутить носом», они принимали всех, кто мог тащить тяжелую ношу принадлежности к семье или вассалитета. Потому что быть Синоби — это тяжелая, кровавая, а порой и грязная работа, которая может отправить к предкам во цвете лет, а вот быть послом это почетно, это удел достойных, самых лучших. А где осознание собственной «достойности», там и снобизм со всеми производными. Конечно же, посольские семьи принимали «свежую кровь», но детям со стороны, которых не готовили специально, было очень трудно сдавать тесты-экзамены.

Гипотетически, какой-нибудь фермер мог запросить учебные материалы для своего ребенка, приложив свод тестов, доказывающих, что у его чада подходящие способности, и посольская семья, к которой он обратился, обязана была их предоставить. Но на практике, смышленые «фермерские дети» были востребованы прежде всего в сфере обучения — очень и очень многие работали на Университетских островах, в инженерных семьях, медицине, да где угодно. Многие семьи реально заинтересованы в притоке «свежей крови», а не только декларируют это на словах. Впрочем, послы даже не декларировали, считая ротацию между разноранговыми семьями внутри своего круга этим самым освежающим притоком. Как бы там ни было, но любой, кого послы брали в обучение, проходил жесткий экзамен-отбор, и никак иначе — госслужба есть госслужба, и право крови в таких семьях ничего не значит. Это у коммерсантов, не имеющий таланта и способностей может взяться управлять делом на страх и риск своей семьи, госслужащие на такой риск не идут — провал и позор одной семьи может стоить провала и позора всему Синто.

Впрочем, биография нашего с сестрой отца, выходца из семьи коммерсантов Торенте, говорит о том, что нет ничего невозможного, и достойный всегда займет свое место. Ха, а наш дедушка был именно тем самым «фермерским ребенком», сделавшим неплохую карьеру в сфере образования, но он слишком был предан своему делу, своей работе и не уделял должного внимания семье, вот поэтому наш отец в детстве первой носил фамилию матери — Торенте, и считался выходцем из коммерсантской семьи, а не семьи институтских преподавателей. Иностранцы считают нашу смену фамилий и их расстановку безумием, а для нас это как код: говорит об очень и очень многом, это часть того, что делает нас такими, какие мы есть, делает нас синто.

Так вот, дипломаты-послы по сути, представляют собой одну очень большую и закрытую семью с собственными семейными правилами и нормами, но иногда к ним прорывается кто-то со стороны и тогда он или вливается в эту мега-семью, или остается чуть в стороне, как наш отец, лорд Викен. Сочетание того, что мой отец так и не стал до конца «своим», а мать была гейшей, и заставляло моих сверстников держаться со мной чуть отстраненно, блюсти дистанцию, демонстрируя снобизм и собственное превосходство. Я платил им той же монетой, считая себя выше их «на голову», ведь воспитание у Синоби было не только жестким и даже жестоким, оно давало мне куда большие возможности, чем щадящее воспитание послов. Так было, пока мы не подросли и не поумнели, пока не научились жить своим умом и судить о людях не по принадлежности к чему-либо, а по поступкам и словам.

Но в четырнадцать лет это было мое второе полугодие в университете, и хоть никто меня ни к чему не принуждал и не ставил никаких задач, (отец лишь озвучил перечень дипломов, которые мне нужны) я сам для себя решил — получить за эти полгода два диплома: по истории Расселения и Синто. Историю Синто большинство послов проходили за полгода, а вот Расселения за год, так что планку я себе поставил выше некуда и был весьма горд этим. В результате свободное время для меня отсутствовало не как факт, а как само понятие, и даже в каждодневной дороге я работал с мини-визором. Но где-то через пару месяцев все же пришлось сбавить обороты — несмотря на баланс физической нагрузки и умственной, наступил перегруз. Пришлось вынырнуть из мира прошлых исторических событий в реальность и оглянуться. И тут же, буквально в первый же день, наткнулся на парня в наномаске, его подвело то, что маска была стара и он упустил момент, когда нужно было ее обновить. Подумав, я пришел к выводу, что варианта два: либо это чужак, либо кто-то из безопасников учится жить «под легендой», и хоть второй вариант куда более вероятен, но первый исключать нельзя. Я нашел островных шерифов и коротко сообщил им о парне, меня с сомнением выслушали и пообещали проверить информацию.

Через день парень в наномаске подошел ко мне и представился прозвищем БельфАри. Все стало на свои места — Бельфлер, вассал Шур, проходил «полевую» практику, совмещая ее с получением дипломов. Я извинился за то что «провалил» его, БельфАри не принял извинений, сказав, что сам виноват и получил по заслугам. Мы разговорились, я признался что воспитываюсь у Синоби, теперь уже для безопасника все стало на свои места, ведь обычному гражданину не под силу распознать наличие наномаски, даже старой. Так у меня появился почти друг, мы с ним прекрасно ладили, у нас было много общего, но оба понимали, что Судьба свела нас вместе лишь на несколько месяцев, а дальше разведет так, что никогда и не встретимся, поэтому не друг, а «почти друг». БельфАри был старше, ему было уже шестнадцать, и я прислушался к его совету, позволив себе двадцать минут лени — это один из приемов спасающих от психологической перегрузки. В результате на занятия я ехал с визором на глазах, а вот обратно: или болтая с безопасником, или разглядывая попутчиков, в общем, давал отдых голове.

И в один из дней напротив меня сел паренек ну очень милой наружности — правильные черты лица, чуть крупноватый рот, небесно-голубые глаза, и главное полное осознание своей привлекательности и подчеркивание ее. Мне он с первого взгляда не понравился, но Синоби приучили нас препарировать все свои реакции, и я принялся разбираться в себе. Выяснилось, что меня раздражает то, что этот мальчишка осознает свою привлекательность, подчеркивает и наверняка, пользуется ею, в то время как я, скажем так «далеко не урод» вынужден «затушевывать себя» исключая из обычной мимики то, что помогает использовать свою внешность, делая ярким и привлекательным. Впрочем, вынужден я был «затушевываться» только на территории Синоби, это было их требование, а приезжая на полгода в университет, я мог вести себя как угодно. Однако я сам принял решение держаться манеры привитой у Синоби — это более пристало будущему нексту: не привлекать внимание к своей внешности и выводить на первый план качества характера. А посему, раздражение при виде блондинистого красавчика есть недостойная слабость, которая была тут же отброшена, и я принялся с интересом рассматривать его. Я дал ему лет пятнадцать, на нем была душа посольского рода второго ранга. Глядя на ленту души, я задумался о том откуда в посольской семье столь яркая и экзотичная птичка, и пришел к выводу, что скорей всего у кого-то очень красивая младшая жена, бывшая гейша, которая и привила сыну любовь к своей внешности.

— Карааба-Свентсон, КарСве, — вдруг представился красавчик.

Я с досадой понял что, задумавшись, слишком долго таращился на него.

— Викен-Алани, — представился я с легким поклоном, давая понять, что на этом разговор окончен.

Карааба, надо же, самый сильный второранговый[3] посольский род. Караабы для послов были тем же что и Фроксы для всех безопасников, поставляя в другие семьи высококлассных специалистов-аналитиков. Они гордо носили второй ранг, считая себя «костьми и мышцами» посольской мега-семьи, мол, мы всего лишь аналитики, мы не принимаем решения, не плетем интриги и не развязываем узлы, мы те, кто обеспечивает все это. «Скромность пуще гордыни» — кажется так говорили предки, это про Карааб.

Свентсон… Свентсон… нет у послов такой фамилии и у «приближенных» госслужащих нет.

Наплевав на приличия, я решил удовлетворить свое любопытство, располагающе и чуть извиняясь, улыбнулся красавчику, спрашивая.

— Я вот все пытаюсь вспомнить специализацию Свентсонов… и не могу…

— Фермерство, — с лучащейся улыбкой ответил он.

Как говорится, поймав в полете челюсть, я выдал что-то вроде «Вот как…» Выходит, этот мальчишка фермерский сын, пробившийся в семью Карааба, у которых, кстати, весьма жесткий отбор. Я отдал должное тому, с какой легкостью и не принужденностью он обозначил свое происхождение. Меня редко спрашивали о второй фамилии, но когда это все же происходило, я отвечал вежливо и отстраненно, на легкость сил у меня не хватало.

— Думаете о том, как я ухитрился ТАК сменить фамилию? — спросил он с еле заметной желчностью.

Ха, все-таки вторая фамилия для него больная тема.

— Нет, — немного удивленно отозвался я, — Я знаю, что у Карааба высокие, но унифицированные требования и попасть к ним со стороны относительно легко, куда легче, чем к тем же Генделям.

Теперь уже красавчик выдал реакцию «вот как…» скрывая удивление.

Через несколько минут монорельс прибыл к городку общежитий, и мы разошлись, кивнув друг другу на прощание. Однако друг друга мы «приметили».

Вторая встреча произошла через несколько дней и тоже на монорельсе. Я возвращался с островов вместе с БельфАри и мы плюхнулись на единственные свободные места, оказавшиеся как раз напротив красавчика Караабы. Кивком поздоровавшись с ним, мы с безопасником принялись болтать вполголоса о чем-то своем. За беседой я пропустил завязку такого же тихого, но желчно-ядовитого разговора между перворанговым Эскудо-Генделем и Карааба-Свентсоном. Эскудо выпытывал, как Свентсону пришла в голову идея стать послом, где он взял учебные материалы, как готовился, когда и как сдавал вступительный экзамен-тестирование и так далее, причем выслушивал ответы с видом «ну ври, ври». КарСве в свою очередь отвечал охотно и приветливо, как будто не замечая невербальных посылов Эскудо, при этом ненавязчиво и аккуратно подталкивая того озвучить свою позицию, облечь в слова свое негативное отношение. Мы с БельфАри бросив свой разговор, не сговариваясь взяли на себя роль судей в данном словесном поединке. Эскудо проигрывал «по очкам» он развязал эту словесную дуэль и был вынужден все время нападать. КарСве в свою очередь ни разу не открылся и не «повелся», но и его попытки вытянуть из Эскудо лишнее ни к чему не приводили. Это длилось четверть часа, и вдруг вопреки всем правилам в разговор вмешался БельфАри, обращаясь к Эскудо.

— Почему вас так интересуют подробности его поступления к Караабам? Хотите убедиться, что вам не под силу сдать их экзамен?

Хороший удар… Упор на математику и аналитическое мышление действительно не позволял многим посольским детям сдать экзамен Карааб.

— Вас не учили правилам поведения в обществе? Вы не знаете, что вмешиваться в чужой разговор это хамство? — ледяное презрение прямо таки фонтанировало из Эскудо.

— Если вы хотели чтобы вам не мешали, не стоило разговаривать так, что слышало полвагона, а у нас не было возможности вести свою беседу, — спокойно парировал БельфАри.

Действительно, их разговор поначалу тихий, быстро перешел на обычные интонации и был слышен не только нам.

— Вы не представились, — обронил Эскудо тем же тоном.

— Бельфлер.

Эскудо насмешливо поднял бровь — одна фамилия?

А я мысленно треснул себя по лбу. Ари — Аристон, вассалы Соболевых — семьи следящей за соблюдением «Законов Синто» перворанговыми семьями. Выражаясь поэтически, они выбраковывают паршивых овец, возомнивших себя волками. А может у БельфАри не просто практика, а задание «проверить и прощупать»? В любом случае, Эскудо не в то время и не в том месте решил потретировать пришлого красавчика.

— Бельфлер? — насмешливо переспросил посольский сын, — Мне незнакома эта фамилия.

«А значит ты ничто» — звучало подтекстом.

Кто знает чем бы все это закончилось, но тут к нам подошла Киото-Грин, старшая дочь и вероятный некст Киото. Мило извинившись, она отвела от нас Эскудо и что-то тихо зашептала ему.

Мы с БельфАри переглянулись, сверяя ход своих мыслей: Киото-Грин фамилия Бельфлер знакома, она очень быстро сделала правильные выводы и выручила Эскудо, объяснив тому, что безопасник есть безопасник, и не стоит при нем выказывать свою спесь, мало ли в какое досье ляжет этот в общем-то пустяковый инцидент, и чем это аукнется в будущем.

Тут монорельс прибыл на станцию, и мы все разошлись. БельфАри договорившись со мной о вечерней тренировке-спарринге, увязался за КарСве.

Прошло три или четыре дня и опять наши графики с Бельфом совпали, и мы вместе возвращались с острова.

— Помнишь ту словесную дуэль перворангового и красавчика? — вдруг спросил он.

— Конечно. Достойное было зрелище.

— Угу, — согласился БельфАри, — Только вот, перворанговый не зря пеной исходил — не мог красавчик, живя на ферме до пятнадцати лет, вдруг прийти и сдать экзамен послам.

— Караабам, — уточнил я, — Разница ясна?

До пятнадцати лет на ферме… Выходит что КарСве либо «семи пядей во лбу», либо что-то тут нечисто.

— Он сдал экзамен, — гнул свое БельфАри, — но плоховато. Не провалил, нет, но показатели были средние. Караабы отказывали и более умным ребятам.

— Он мог обойти их по психотестам. Ты же видел, как он легко выкручивался, — пробурчал я.

С одной стороны я не нанимался КарСве в защитники, с другой было неприятно от этих непонятных нападок на пришлого.

— Мог… А мог нарушить закон о сексе, заполучив себе высокого покровителя, пропихнувшего его к Караабам.

Я молча уставился на БельфАри. Закон о сексе, вернее о возрастных ограничениях: девушкам с четырнадцати, парням с шестнадцати и однополый секс с восемнадцати. В последнем случае преследуется старший партнер, исключение может быть только в том случае, если обоим нет восемнадцати, а разница в старшинстве меньше полугода.

— Серьезное обвинение, — произнес я, — есть хоть какие-то доказательства?

— Прямых конечно же нет, только косвенные. Сомнительные результаты экзамена и бисексуальность КарСве.

— Бисексуальность не доказательство, а возможность, — уточнил я. — Кто из аристократов ошивался на ферме Свентсона? — саркастично поинтересовался я, давая понять, что возможностей «заполучить покровителя» у фермерского сына было немного.

— Ферма Свентсона примыкает к пляжной зоне Тропик Ривьеры, — парировал БельфАри.

Ага… Тропик Ривьера курорт, на котором отдыхают большинство госслужащих: тихий, спокойный и изысканный — значит возможность «заполучить» была…

Я пожал плечами

— Так установлен… кандидат в покровители или нет?

— Нет.

— Тогда о чем речь? — я развернулся вглядываясь в БельфАри, — В том что кого-то очень раздражает смазливый, но весьма неглупый мальчик?

— Нет, — жестко ответил безопасник. — В том, что кто-то из старших нарушил закон дважды, сначала трахнув малолетнего, а потом пристроив его куда надо.

Я закатил глаза, выказывая раздражение.

— Бисексуальность еще не гарантия траха.

— Конечно же нет. Но мне он не отказал.

Я сидел пытаясь согнать краску с щек, у сестры слезы чуть что, а я заливаюсь румянцем, да еще и уши горят. Шур и их вассалы Бельфлеры обесценивали секс, «убирая излишнее напряжение с этого понятия», и попросту трахали всех кого могли, без разбору. У Синоби же к этому вопросу подходили более тонко и дифференцировано.

Интересно, с чего БельфАри вообще завел этот разговор? Проверка?

— Как бы там ни было, — резюмировал я, — нет прямых доказательств и нет даже кандидата в покровители. Единственное что можно сделать — это еще раз проанализировать результаты вступительных тестов, хотя думаю, там все будет чисто, Караабы не та семья, которая пойдет на явные подтасовки, и присматривать за КарСве. Если рядом с ним появится кто-то из старших, то тщательно проверить его. Вот и все.

Теперь был мой черед жестко всматриваться в БельфАри — охота на ведьм куда страшнее, чем попустительство. Наше общество столетиями балансировало на острие коскаты «соблюдая права отдельного взятого человека не в ущерб обществу в целом».

— Ты прав, — легко согласился безопасник.

Я с досадой подумал, что так и не разгадал цель этого разговора, раздражение выплеснулось в вопросе.

— А как ты сам относишься к тому, что ты, Аристон, — я подчеркнул его вторую фамилию, — нарушил закон о сексе?

— Я Бельфлер — с улыбкой ответил он, — мне можно.

Но видя что я не принимаю шутки, продолжил:

— Если! Если семья Карааба подаст иск, то я без малейших возражений признаю себя виновным и выплачу компенсацию. Паршиво мне, конечно, будет, полгода кабалы как минимум, но оно того стоило.

Я презрительно фыркнул, реагируя на его последние слова, и разговор о КарСве на этом завершился. Перед тем как окончательно выбросить красавчика из головы подумалось, что детские психологи Тропик Ривьеры зря едят свой хлеб, раз пропустили такую перверсию — как ни крути, но в четырнадцать-пятнадцать легко идти на секс со своим полом это ненормально. Потому-то и стояло ограничение «в восемнадцать лет», чтобы у парня было время четко разобраться в себе, действительно ли его тянет к мужчинам, или это какие-то реакции подмены и замещения.

В то полугодие КарСве на глаза мне больше не попадался, а я, сдав историю Расселения, все же не был допущен к сдаче истории Синто — не хватило буквально пары баллов. Но, вернувшись к Синоби, у меня получилось уговорить наших преподавателей отпустить меня на пару дней в Университет, для сдачи допуска и экзамена, и я благополучно получил диплом всего лишь на месяц позже, чем планировал. Отец тогда отреагировал на результаты учебы очень… положительно, нет, он не хвалил меня, не хлопал по плечу, но дал понять, что я стану некстом.

Когда мы с сестрой были еще мелкими, а леди Викен была жива, нам еще доставались от него и ласковый взгляд и доброе слово… Так случилось, что я не видел отца два года — у него была длительная командировка, и встретились мы уже через полгода после смерти леди Викен. Я не то чтобы любил леди Лин-Ару, любил я свою мать, а ее принимал как старшую, как мать моей любимой сестрички и жену отца, стараясь чтобы у нее не было повода упрекнуть меня в чем-либо. Когда она умерла, мне было ее абстрактно жаль, сестру же я жалел всем сердцем и делал для нее что мог, а об отце и его реакции почему-то не задумывался… Увидев его тогда, после долгого перерыва, абсолютно закрытого и чужого, до меня наконец дошло, что все изменилось окончательно и бесповоротно: что-то важное сломано безвозвратно. Той семьи, что у нас была, уже нет, и никогда не будет. Пока мы с сестрой были подростками, то фактически были сиротами, и не зная, чего ждать от нашего отца неосознанно стали исходить из наихудшего варианта: мы для него лишь орудия. Он сам виноват в этом, целиком и полностью. Хорошо, хоть на Дезерт он осознал свои ошибки и смог их более-менее исправить — лучше поздно, чем никогда.

После получения диплома по истории Синто меня закрутила жизнь у Синоби, то полугодие выдалось особенно тяжелым, бесконечные вирты на сутки и более, жестокие, на грани слома. Теперь я понимаю, почему нас раз за разом прогоняли через ужасные ситуации: смерть близких, предательство, захват Синто, да много чего еще, а сознание, одурманенное гипно-входом, каждый раз принимало всё за чистую монету. Через несколько месяцев такого регулярного кошмара не осталось ни горя, ни слез, лишь необходимость и долг. Что бы ни случилось — сделать, что должно и пусть будет, как будет. Каждый раз приходя в себя под успокаивающий треп Туков, отсоединявших подключения вирт-имитатора, я был рад что могу сдержать слезы облегчения. А вот сестричка выбежит заплаканная и разрыдается мне в плечо, в ответ я буду шептать ей что-то ласковое и успокаивающее. Потом будут отчеты о пройденном, беседы, разборы, ну и конечно же тренировки и теор-лекции до следующего дня… Когда мы уснув в своих постелях проснемся в аду: для лучшего принятия сознанием вход в «вирт-ситуацию» осуществлялся как пробуждение ото сна. Благодаря стараниям наших воспитателей-психологов, выдерживали все. Только один мальчик заполучил бессонницу на пару недель, но с этим разобрались и мы встречали его потом на групповых «ситуациях».

Короче, когда это полугодие у Синоби кончилось, мы с сестрой ощутили себя отпущенными военнопленными и собирались «оторваться» по полной. Тем более что воспитатели благословили нас на отдых, предупредив: следующее полугодие будет для нас последним и нам к его началу надо быть свежими и бодрыми. Но мы с сестрой имели весьма смутное представление о понятии «отдых» и она, живя в Доме Красоты, штудировала инфу о космо-кораблях, а я намерился за полгода получить диплом по истории Земли изначальной, посчитав, что сокращение сроков вдвое (посольские проходили этот курс год) не будет сверхнапряжением.

Прибыв в общежитие и распаковав вещи в своей временной, но уютной квартирке, я отправился навести справки о БельфАри — вдруг он еще здесь. И первый на кого я наткнулся, оказался КарСве, его квартира была на том же этаже дальше по коридору. Мы поздоровались, он узнал меня и приветливо предложил свою помощь в обустройстве, я вежливо отказался, на том и разошлись. БельфАри, как я и думал, уже не учился, выполнил свое неизвестное задание и уехал на новое или на отдых. Скорее всего я опять буду пребывать эти полгода «одиноким в толпе», ну да это и к лучшему — ничто не будет отвлекать от учебы, история мне нравилась и я с удовольствием предвкушал «полное погружение».

Так и вышло — никто не спешил со мной сближаться, а сам я не делал первого шага, все были вежливы и отстраненны, и я держался также. Хотя было одно исключение — КарСве, он всегда искрился дружелюбием и приветливостью, я отвечал ему вежливостью без холода, но общаться не спешил. После всего рассказанного БельфАри, не хотелось, чтобы меня записали в любовники красавчика.

Через несколько дней я подметил, что не только я не рискую лишний раз переброситься парой фраз с красавчиком — многие не проявляя враждебности, держались отстраненно, и только второранговые девчонки всегда составляли ему компанию. А вот «цвет» первого ранга: Эскудо, Киото, Грин, Эмель и их друзья устроили КарСве тихий остракизм, в упор не замечая его. Красавчик, по крайней мере внешне, никак не реагировал на такое их поведение. Через неделю мое любопытство разгорелось настолько, что я «отловил» одну из подружек КарСве, бойкую второранговую девчушку с вызывающими ярко-синими волосами. Она оказалась из семьи служащих таможни, мы разговорились, и я плавно перевел разговор на КарСве, сказав, что мне, мол, показалось, что перворанговые послы ведут себя с ним как-то странно. Девчонка не выбирая выражений поведала мне о том, что «этот убогий перворанговый придурок Эскудо распускает какие-то непонятные сплетни среди своих, а в глаза КарСве ничего сказать не может, только гадит исподтишка — завистливый засранец ревнует что тот такой красивый, да и в постели хорош». На последних словах я заметно «вывалил челюсть».

— Ты что? Из ханжей? — тут же строго поинтересовалась она.

— Да вроде нет…

— А… думал сам к нему в постель прыгнуть? — синеволосая зараза ехидно прищурилась.

— Нет, — твердо ответил я.

— Ну смотри… смотри… а то шанс есть. Кстати, ты сам очень даже ничего, только примороженный какой-то.

— Ну что поделать, красавица, я старший сын в семье, приходится соответствовать статусу.

— Оооо… Будущий перворанговый посол, достойнейший из достойных, — принялась ерничать она, — воплощение Синто на других планетах, да?

Я выслушал ее с легкой улыбкой и взял за руку смотря в глаза, ее боевой запал сник. Я пожал плечами и просто сказал:

— Да.

Она потупила глаза и даже шмыгнула носом.

— Ну ладно ты того… не обижайся… Меня просто достали твои перворанговые коллеги своим тупым снобизмом.

Я пожал плечами, мол, все понимаю и не в обиде. Она тут же ожила, глазки загорелись, личико приобрело нечто неуловимо кошачье.

— Так тебя интересую я или КарСве? — спросила она подавшись вперед, чтобы я мог оценить красоту нависающего над столом бюста.

— Я не интересуюсь парнями, — ответил я, любуясь ее прелестями.

— Так пошли ко мне.

Вот кошка блудливая… Больше половины девчонок именно в шестнадцать превращаются в таких вот озабоченных кошек, хорошо, что к восемнадцати-двадцати уже успокаиваются и не бросаются на каждого встречного.

Я прикинул, стоит ли идти на такое приключение, ведь я в постели пока полный ноль, вернее чистый лист, да и шестнадцать еще не стукнуло. Нет.

— Ну во первых мне еще пятнадцать, а во вторых, моя мама на мое шестнадцатилетие обещала прислать лучшую из своих гейш.

До девчонки не сразу дошел весь смысл фразы, она порывалась что-то сказать, но оборвала саму себя.

— Лучшую из своих гейш?

— Да, моя мама Лана Алани руководитель Дома Красоты, — я впервые выговорил это легко и с улыбкой, как шутку.

— Йооой! Ну твоя мама дает… Мо-ло-дец. А отец как? Он до сих пор ее клиент?

Я поморщился.

— Кошечка, у гейш нет клиентов — у них гости.

— Ах ну да, ну да… Извини… — ни капли раскаяния.

— Да, он ее постоянный гость.

— И ты старший сын…

— Да.

— Хи-хик! Теперь понятно, почему та кодла не спешит раскрыть тебе объятия.

От этих слов я посмеялся от души.

— Жаль что ты такой мелкий, — грустно-разочарованно протянула она.

Я расхохотался пуще прежнего.

— Я говорю что ты маленький и еще ни на что не годный, — ополчилась она, ведь мне полагалось изнывать от желания и всеми правдами-неправдами тащить ее в постель.

— Да, моя прелесть, ты как всегда права, — ответил я с интонациями восторженного идиота. Девчонка не сдержала улыбки.

— Ладно… Мне пора… Передумаешь — найдешь меня в двадцатом корпусе, не прогоню. Хоть ты и мелкий, — ехидно добавила она.

Я лишь молча поцеловал ее пальчики на прощанье, она хмыкнула каким-то своим мыслям и ушла.

Подобно сервалу, поймавшему кибер-птичку и тут же потерявшему к ней интерес, я удовлетворив свое любопытство, выбросил КарСве из головы. Сделав, однако, пометку в памяти, что Эскудо-Гендель склонен к нечестной игре, распускает слухи за спиной и ничего не говорит в глаза.

Все шло своим чередом: учеба, физнагрузка и полюбившиеся мне двадцать минут лени, только сейчас я предпочел не терять время на монорельсе, а прогуливаться вечером по парку.

В парке было множество укромных уголков, гротов, «шутих» и естественных беседок — очень красивых: деревья сплетались сами, и их оплетал плющ так, что можно было попасть в живую комнату, с окном или закрытую, с одним входом или несколькими. Естественно каждый вечер в таких беседках и гротах встречались парочки, и смешно было наблюдать, как невезучая пара бродит одного укромного места к другому и отовсюду их гонят крики «Занято. Не мешайте».

Одним из вечеров прогуливаясь в дальнем, заросшем конце парка я увидел как незнакомый мне парень вошел в заросли, бывшие когда-то беседкой, без должного ухода та превратилась просто в скопление кустов и деревьев, но не перестала быть укромным уголком. От нечего делать я затаился, выжидая, кто же придет на тайную встречу, через несколько минут я было решил, что второй участник уже ждал незнакомца внутри, как показался КарСве, оглянувшись он нырнул в заросли. Обозвав в мыслях красавчика «блудливым котом, вернее кошкой», я собрался возвращаться, но увидел Эскудо-Генделя направлявшегося к тем же зарослям. А надо сказать, что показная холодность перворанговых к тому моменту меня уже изрядно достала, и я пока неактивно искал возможность хоть как-нибудь напакостить кому-то из этой компании.

Двинувшись навстречу Эскудо, я оказался возле входа в заросшую беседку раньше него, он подошел.

— Занято, — как обычно холодно произнес я.

— У вас тайная встреча, Викен-Алани? — ехидно поинтересовался он, делая ударение на второй фамилии.

— Это не ваше дело, Эскудо-Гендель, — я тоже могу быть спесивым.

— Конечно же… Но совсем недавно здесь прошел Карааба-Свентсон и дальше по аллее я его не вижу.

— Да, он прошел здесь. Эскудо-Гендель, а с какой стати вы ходите за Карааба-Свентсоном? — гаденько поинтересовался я. — Мне вот как-то все равно где он, с кем он, а вам нет — такой повышенный интерес к второранговому блудливому красавчику… Почему? — я знал что улыбка на моем лице попадает под определение «мерзкая», голос, впрочем, тоже.

— Что за домыслы! — вспылил Эскудо.

— Домыслы!? Факты. Впрочем, я вас не задерживаю… И не советую мне мешать, — в последнюю фразу я вложил явную угрозу, видя что Эскудо ее прочувствовал, я развернулся и вошел в беседку.

Она оказалась маленькой, всего лишь три шага в диаметре, и двое парней стояли друг против друга в этой ловушке, вжимаясь в противоположные стены-стволы. Почти неприкрытое отчаяние КарСве и бесстрастная маска второго, тут же натолкнули на мысль, что речь идет не о рядовой интрижке.

Интересно… Ну раз взялся, надо довести дело до конца. Я заговорил негромко, но четко, и если Эскудо не ушел, а я не слышал удаляющихся шагов, то разберет слова.

— Итак, продолжим… Понимаете, она просто перестаралась, заигралась… Она ни в коей мере не хотела вас оскорбить, просто как котенок случайно выпустила коготки и поцарапала. Она ведь еще не окончила обучение и не знает, когда нужно остановиться… — говоря все это, я смотрел на незнакомца. Его внешность была очень яркой и экзотичной: раскосые серые глаза, полные губы и смуглая кожа, «души» на нем не было. Но я начал догадываться, кто передо мной, ведь я обязан знать не только послов, но и безопасников — мой отец одинаково принадлежит и к тем и к другим.

Шорох гравия выдал, что Эскудо отошел от беседки и вышел на посыпанную камнем тропинку. Я оборвал речь и осторожно выглянул — так и есть, он уходит. Бросив ломать комедию, я серьезно посмотрел на экзота потом на КарСве, оба молчали.

— Если не хотите быть застуканными вместе, вам лучше послушаться моих советов, — сказал я.

— Мы уже застуканы, — ответил экзот. Семейная особенность: тихий, вкрадчивый, но передающий все эмоции голос, выдал его окончательно. Это будущий некст Лодзь.

— Ситуация может быть хуже. Намного хуже, — парировал я.

Лодзь бросил взгляд на КарСве, тот был в полном отчаянии:

— Нам лучше послушать Ви…

— Цыц, — оборвал я его. Мне не хотелось, чтобы Лодзь так легко узнал мое имя, — Мы выйдем вдвоем и пойдем к выходу из парка, — обратился я к нему, — А ты, КарСве, выждешь, пока мы скроемся из виду, и напрямик, не по тропинкам пойдешь в центр, и выйдешь на аллею возле игривого фонтана.

Тот кивнул соглашаясь.

— Пошли, — и я, не дожидаясь Лодзя, выскользнул из беседки. Никого. Отлично.

Через несколько мгновений он догнал меня, и мы какое-то время шли молча.

— Если что — приехали ко мне, поговорить о моей сестре. Она проходит полный курс обучения в Доме Красоты, и перестаралась, влюбив в себя.

Лодзь лишь хмыкнул.

— Никогда не был в Доме Красоты.

— Пока мы живы ничего не поздно, — ответил я.

— Почему вы помогли? — спросил он.

— Выясните, — предложил я, глядя ему в лицо.

Он все просчитал очень быстро, дураком Лодзь уж точно не был.

— Вы напрасно надеетесь, — ледяным тоном ответил он.

— Нет. Я ни на что не надеюсь, — озадачил я его.

На том разговор завершился, до выхода из парка мы дошли молча и расстались, кивнув друг другу.

Да, ситуация, конечно, складывается интересная. Все говорит о том, что если у КарСве и был покровитель, то это Лодзь. Только вот экзоту самому восемнадцать или уже есть или только будет. Мог ли он, будучи мальчишкой надавить на Карааб, чтобы те взяли слабо подготовленного фермерского сына — маловероятно, но не исключено. Судьба сделала меня судьей и я предпочел вынести оправдательный приговор за недостатком доказательств. Что бы там ни было раньше, сейчас КарСве не только трахается направо и налево, но и учится, причем совсем неплохо, вовремя получая дипломы и сдавая семейные экзамены.

Семьи госслужащих получают деньги из казны на свое содержание, на что и как они их тратят — проверяют Лодзи. Очень выгодно иметь что-то, позволяющее прижать их некста, и он это прекрасно понимает, потому и сказал «Напрасно надеетесь», мол, он не позволит шантажировать свою семью. А вот нам, Викенам, Лодзи не страшны, мы получаем из казны не под отчет, так сказать, — а в качестве гонораров за работу, и можем тратить их как угодно, потому я и ответил, что ни на что не надеюсь.

На следующий день вечером меня отвлек от занятий тихий, но настойчивый звонок в дверь, я в раздражении решил не открывать — нечего отрывать меня от учебы, но неизвестный посетитель не унимался.

Это был КарСве. Открыв дверь, я злобно выпалил:

— Чего тебе?

Красавчик привыкший к моей вежливости и сдержанности, просто опешил.

— Ты отвлекаешь меня от учебы, — все же пояснил я.

— Извини… те, — растерянно произнес он.

— Проходи, — я сменил гнев на милость, раз он пришел значит что-то важное, наверно. Если нет — прибью… фигурально.

Он прошел в комнату и рассеянно оглянулся.

— Так что ты хочешь? Только быстро.

КарСве набрал воздуху в грудь и выпалил

— Что вы хотите от него?

— Давай перейдем на ты, если без свидетелей, — предложил я. Он согласно кивнул и я продолжил.

— Этот вопрос глупый и ненужный. Если его задает Лодзь, то я был лучшего мнения об его уме.

— Нет, это спрашиваю я, — тут же отозвался он.

— Угу. Так вот, род Викен не находится на постоянном обеспечении госказны, соответственно мне не нужна… информация о Лодзе.

— Но может вы… ты захочешь ее выгодно продать.

Хорошая мысль… только слишком скользкая.

— Скажи мне, ты сам поступил к Караабам или он помог тебе?

КарСве буквально перекорежило от этого вопроса, он отвернулся, сделав пару шагов, затем опять приблизился и уставился мне в лицо.

— Да! Да! Не сам! Только не ОН помог.

Он отвернулся и принялся рассказывать как будто сам себе, спеша выговориться, выплескивая наболевшее.

— Мы встретились летом и провели его фактически вместе. Не знаю, что это было… Мы не представляли что расстанемся, что не будем видеться каждый день… Но никуда не денешься — он уехал. Мы висели на видео-связи по несколько часов в день… Обсуждали, как я поступлю к их вассалам и мы сможем быть вместе. А потом… Он пропал. Перестал отвечать на мои вызовы. А через какое-то время, со мной как бы случайно встретилась ОНА. Не знаю о ней ничего… Сказала: если не отстанешь от него, то будешь счетоводом у местных коммерсантов, а поведешь себя умно — станешь послом. Предложила карьеру в обмен на… него.

КарСве замолчал, как будто что-то не давало ему продолжать, и ударил себя в лоб.

— Я согласился.

За этими двумя словами читалось все: и страх не занять свое место в жизни, не подняться, и обида на «его» внезапное молчание, и понимание что это согласие было ошибкой, хоть и выбора в общем-то не было.

— Согласился. Сдал экзамены, — чужим голосом продолжил КарСве, — оказался во втором списке. Караабы подали меня и еще троих на госгрант, и комиссия выбрала меня.

Да… Блестящая операция по устранению неудобного. «Комар носа не подточит» как говорили наши предки. Незнакомка, или стоящие за ней, по результатам общих тестов КарСве подобрали ему семью, с одной стороны: чтоб подальше от Лодзей, с другой: вхождение в которую, во-первых почетно, во-вторых возможно. Выбор пал на послов Карааб. Только где-то все же произошел сбой — пошли сплетни, хотя, похоже, виноват в этом сам КарСве…

— Почему? Скажи, почему я им мешал? Ведь…

— Ведь разница между вами больше чем полгода, — закончил я. Иногда люди не хотят видеть очевидного, и приходится изрекать банальности. — Лодзи должны быть белее белого, а ваша связь бросала на него тень. И хоть твоя семья никогда бы не подала иска, это не отменяет того факта, что будущий некст Лодзь нарушил закон.

— Да не нарушал он! Мы детьми еще были!

— Еще прискорбнее. Факта нарушения не было, но этого доказать нельзя — репутация загублена совсем зря. Пойми, если бы вам обоим было за двадцать, старшие Лодзи покривились, но взяли бы тебя в вассальную семью третьего, максимум второго ранга, да пристроили поближе к своему нексту, чтобы тот не светился, летая к тебе через полстраны. Вот и все — личная жизнь есть личная жизнь, пока она в рамках закона.

Помолчав, я спросил:

— Почему ты ударился во все тяжкие?

— Что? — не понял он.

— Почему ты стал спать с каждым встречным? — пришлось назвать вещи своими именами.

КарСве пожал плечами и отвернулся.

— Я же блудливая кошка, что мне еще делать, — горько ответил он.

Я скривился, но мой собеседник не увидел этого. Дедушки Синоби на него нет! Он, видите ли, променяв первую детскую любовь на карьеру, возомнил себя великой проституткой. Дедушка б ему за пару-тройку вирт объяснил, что не надо выдумывать проблемы и поводы для самоуничижения на пустом месте, а надо радоваться тому, что есть. Не факт, что после этого КарСве стал бы меньше трахаться, но мотивация поменялась бы точно.

— Ладно. Все понятно, — сказал я, — кроме одного: что Лодзь тут делал?

КарСве, отвернувшись, смотрел в стену. Сказать он ничего не мог, я ведь могу писать наш разговор, но молчание было красноречивее всех слов. Я взял его за подбородок и повернул лицо к себе, он уставился, удивленный моей фамильярностью.

— Ты желаешь ему зла? — неслышно, одними губами спросил я.

Он отрицательно замотал головой. Мда, похоже, я переоценил его умственные способности.

— Так вышло, — тоже беззвучно ответил он, — Я не буду встречаться с ним больше.

Ага, значит все же не идиот.

— Мда, с тобой поговорил — все равно, что мелодраму посмотрел, — произнес я вслух, несколько желчно, — А теперь иди и не мешай мне учиться.

— Странный ты, Викен.

— А ты не странный?

КарСве невесело хмыкнул

— Ну да…

Открыв дверь, он оглянулся и обронил

— Спасибо.

Я пожал плечами, мол, не за что — в парке я поступил, так как считал правильным и не учитывал ничьи интересы.

На следующий день в кафе синеволосая девчонка взахлеб рассказывала подружкам

— Какого я красавца встретила… мммм… Глаза узкие раскосые… Серые! Нет, стальные!

«Йооой, и вправду от женщин все несчастья», — подумал я, — «Как впрочем, и всё счастье».

Я подошел и приобнял синеволосую

— Забудь…

— А? ВикА, ты это про что?

— Про стальные глаза, — саркастично отозвался я.

— А ну, а ну! Рассказывай и быстро! — в ее глазах загорелся охотничий азарт, легко верилось, что если я тут же не признаюсь, мне начнут выламывать пальцы. Шучу.

— Рассказывать… Да нечего собственно. Просто этому молодому человеку одна не в меру милая, но недоученная особа потопталась на сердце, совершенно случайно и не со зла. И я бы не советовал столь милой девушке, как ты, проверять на себе скорость его отходчивости, потому что еще вчера он был весьма негативно настроен против всех девушек. Конечно же, он отойдет, только вот когда?

— Имя ты, конечно же, не скажешь, — задумчиво произнесла синеволосая кошечка.

Я мило улыбнулся, давая понять, что она угадала. Все девчонки, а их было за столом трое, оценивающе присматривались ко мне.

— Ему пятнадцать! — отомстила синеволосая за дурную весть. Ее подружки тут же потеряли ко мне всякий интерес.

— Кстати, — я не спешил ретироваться, — вчера такой смешной случай приключился.

Девочки уставились с видом «Ты еще здесь?»

— КарСве прошмыгнул мимо по своим делам, а за ним Эскудо-Гендель, — девчонки тут же навострили ушки, — и как прицепился ко мне с непрозрачными намеками, мол, у меня тайная встреча с нашим «всеобщим любимцем». Я лишь посмеялся и озвучил факт, что он следит за КарСве и пытается быть в курсе его личной жизни… Что тут началось… Брызги слюной и все остальное…, в конце-концов, меня ждали, я развернулся и ушел.

Девчонки многозначительно переглянулись.

— Ну ладно, красавицы, всего доброго…

— А говорят, мужчины не сплетничают, — донеслось мне в спину ехидным голоском. Синеволосая зараза.

— Конечно же нет, — я выдал утрированное непонимание и возмущение, — Они делятся информацией, — назидательно окончил я.

Наградой мне был веселый смех. Эти неугомонные создания растрезвонят весть о том, что перворанговый Эскудо следил за КарСве, которого якобы в упор не замечает. Мелкая пакость успешно осуществлена.

Через пару пятидневок я и думать забыл об этом инциденте — история Земли изначальной заслоняла все, когда ко мне на тренировке подошла Киото-Грин, она напоминала котенка вздыбившего шерсть и выгнувшего спинку.

— Приветствую. Некоторые особы, распускают слухи, — начала она без предисловий, — что ты застукал Эскудо-Генделя следящим за Карааба-Свентсоном. Это так?

— Хм… И да и нет — это интерпретация фактов, — ответил я.

— Вот как? И каковы факты? — тонкая, изящная, черноволосая красавица с явной примесью азиатской крови была готова защищать всех входящих в ее круг — круг перворанговых послов.

Я пересказал ей слово в слово наш разговор с Эскудо, опустив, правда, свои последние реплики.

— И вы готовы повторить это ему в глаза? — выбросила она свой последний козырь.

— Конечно, — мягко ответил я. Киото погрустнела, она поверила мне и поняла, что Эскудо несколько не такой, каким кажется, по крайней мере — он врет в мелочах.

— Зачем вы рассказали об этом? — ага, хороший вопрос: почему я выставил в невыгодном свете своего коллегу по цеху так сказать.

— А я не видел и не вижу причин скрывать подобную информацию, — довольно жестко ответил я.

— Понятно.

— Что вам понятно? — еще жестче спросил я. Мы смотрели друг другу в глаза, меряясь взглядами.

— Первое, — начал я, — не пойман — не вор. Второе, пойман — так отвечай за поступки. А поймали Эскудо. Не Караабу.

— Да он кошка блудливая! — выпалила она.

— Да, — согласился я, — И что меня удивляет больше всего, так это то, что он еще успевает учиться и даже выбился в десятку лучших в своей семье. Вы же не будете утверждать, что ВСЕ свои успехи, включая ежемесячное тестирование, он получил через постель?

Это было подобно холодному душу, очевидно, она не задумывалась о том, что КарСве учится и учится неплохо и сейчас, по ее растерянному виду было видно, что она корит себя за такую «близорукость».

Что-то пробубнив вместо прощания, Киото скрылась. А я остался в некотором раздражении от того, что на меня уже можно вешать табличку «Адвокат Карааба-Свентсона». Всё. Надоели.

Я полностью погрузился в учебу и выстроил свой график так, чтобы меня ничто и никто больше не отвлекал. К положенному сроку я был допущен к экзаменам и получил очередной диплом. Впереди было последнее полугодие у Синоби, о котором я думал с заметной слабостью в коленках, сестра, так та вообще не скрывала паники, ища у меня поддержки.

Но мы напрасно так переживали — да, было трудно физически, да, теоретических знаний в нас впихивали немеряно, но морально-садистских вирт не было. А когда мы точно узнали что их и не будет, то вообще все тяготы переносили как говорили предки «на ура». Полгода пролетели как-то незаметно и наступил день, когда старый дедушка Синоби по укоренившейся привычке сверлил нас с сестрой взглядом и давал напутствие. Обращался он в основном к Аре-Лин, напоминая о том, что она Синоби в большей степени чем Викен, несмотря на расстановку фамилий. Мне же он обронил нечто в духе «ну ничего, выдержал, не опозорился… как ни странно». Мы не принимали его слова близко к сердцу, потому что уже знали: дедушка Синоби это «кнут», а «пряники» это воспитатели, хотя правильнее было бы их назвать «регенерационными пластырями». Именно дедушка Синоби раздавал задания Тукам и выбирал вирты, именно он принимал решения когда, кого и чему обучать и как, не единолично впрочем, но его слово было решающим. Я испытывал к нему весьма смешанные чувства, сестра же была настроена более лояльно — он помог ей с учебными планами Тропезского училища, и фактически благословил на учебу там, а ей это и было нужно. Можно сказать, что она дедушку любила, в отличие от меня, но мне он дедушкой и не был.

Я думал, когда мы окажемся за воротами поместья Синоби — нахлынет радость освободившихся узников помноженная на осознание, что мы сюда больше не вернемся, но отчего-то было грустно. Память услужливо припрятала все тяжелые и горестные эпизоды, оставив лишь чувство общности и семьи. Выйдя за ворота, мы ощутили себя сиротами, а еще предстояла скорая разлука — отлет сестры на Тропез. Вместо радости было грустно до слез, а еще немного страшило будущее, потому что не знали, чего ждать от отца. Но такое наше настроение быстро минуло, развеянное в моем случае гейшей, а у сестры — ее постоянным донжаном. Отец таким образом поощрил ее блестящую сдачу вступительных экзаменов в Тропезское училище, а мама, как и обещала, сделала мне подарок на шестнадцатилетие.

Итак, сестрица благополучно поступила в Тропезское, а я вернулся в университет — взрослая жизнь со всеми ее проблемами еще не наступила, мы получили полтора года отсрочки.

Приехав в очередной раз в общежитие, я получил свою прежнюю квартиру. Разместившись, я, по уже заведенной привычке, осмотрел окрестности — ничего не изменилось, всё как всегда.

Выходя в коридор следующим утром, я на несколько мгновений лишился дара речи и сохранил невозмутимое выражение лица лишь благодаря все тем же Синоби и их тренировкам. Я увидел КарСве… с рыжими кошачьими ушками и хвостом, он поздоровался.

— Приветствую, — ответил я, — а что, сегодня какой-то дневной маскарад?

— Ах… Нет… Это мне Киото-Грин подарила, — ответил он, поймав хлещущий ноги хвост, уши на голове шевелились в такт словам.

— Ага… Хороший подарок, — глубокомысленно заметил я.

— Угу, она же интересуется историей Земли изначальной и ее любимый период — предкризисный, — принялся он рассказывать. — А тогда в масс-медиа был популярен такой образ «Нэко» — человек с кошачьими ушками и хвостом.

— И?

— И нэко-девочки, они, значит, были такие непосредственные и без комплексов, а нэко-мальчики, ну точно как я, — закончил он с сияющей улыбкой, а чтобы у меня не осталось сомнений, добавил, — Она статью-справку по нэко подготовила и распространила… когда дарила ушки и хвост.

Дурдом… Психбольница! А не посольское общежитие.

— Ты и на территории Университета с ними? — «он что, позорится перед студентами-иностранцами»?

— Ага.

С ума сойти. Верней, они тут все уже посходили.

— КарСве, объясни мне, примороженному, почему ты их носишь?

— Ну, во-первых, мне идет… — я состроил скептическую гримасу, — а во-вторых, я надеюсь таким образом дать понять, что она мне дорога, и я с гордостью ношу ее подарок.

Ага, вот теперь все стало на свои места. Киото-Грин желая «укусить» распространила справку и подарила ушки с хвостом, а КарСве изобразил влюбленного, принявшего и носящего подарок. И теперь Киото в дурацком и двойственном положении: ведь этот шевелящийся… идиотизм, — ее идея, плюс все теперь знают, что она проявила к красавчику внимание, вручила дорогой, на заказ сделанный подарок, и тем самым дала ему надежду на дальнейшие отношения.

М-да… Бесятся они тут от безделья. К Синоби бы их всех, враз бы вся дурь выветрилась. Похоже, данная мысль отчетливо отразилась на моем лице, и КарСве заулыбался пуще прежнего… уши загадочно шевелились, хоть он и молчал.

Целью этих полутора лет были три тесно взаимосвязанных дисциплины: политология, государственно-планетарная экономика и межпланетная экономика. Нас, как будущих послов, особенно интересовало взаимное влияние политики на экономику и наоборот. Я, как всегда, погрузился в учебу, но в отличие от прошлых полугодий куда активнее общался со сверстниками. Они сильно изменились за последние полгода, повзрослели, наверное сказались «сборы». Несколько пятидневок на границе терраформирования — хороший способ сплотить семью, и узнать всех поближе, сорвав маски. Большие семьи безопасников предпочитают делать «сборы» с разновозрастными участниками, примерно с десяти до шестнадцати лет, причем для старших это уже вторые «сборы» — они учат младших и несут за них ответственность. Вообще это нешуточное испытание — месяц, да даже полмесяца жизни без благ цивилизации, под постоянной угрозой нападения крысодлаков или укусов марипоз и морторик.

В посольской мега-семье другая тактика: они собирают молодежь от шестнадцати до восемнадцати с разных семей и засылают бедняг, без старших и опытных, дав только предварительный инструктаж. И хоть на них не гонят стаи крысодлаков, да, Шур и такое вытворяют со своими, всё равно цивильной посольской молодежи приходится тяжело. Зато сразу видно: кто лидер и руководитель, а кто деспот, кто размазня, а кто «вещь в себе», кто способен подчиняться и работать в команде, а кто нет.

Как я узнал позже, КарСве отличился на «сборах», заработав себе плюсовые очки — убил крысодлака. Послам, кстати, повезло: обошлось без укусов и нападений, тот крысодлак был единственным, и команда экстерминаторов, всегда вызываемая в таких случаях, никого больше не нашла.

Так что в этот раз, со стороны перворанговых уже не было спеси, которая так задевала остальных — ребята уже поняли, что черная оправа на «душе» — это знак ответственности, а не изначального превосходства.

По вечерам, бывая в компаниях, я быстро выделил одну девушку, она притягивала меня и я не мог понять почему. Худенькая, даже можно сказать тощая, она имела круглое личико, вполне миленькое, но не классически красивое, и рыжие вьющиеся волосы. Всегда была серьезна и тиха, редко улыбалась, но улыбка у нее была очень теплая и заразительная. Походив, побросав взгляды издалека, я перешел в наступление. Несколько вечеров мы просто провели в общей компании, а потом я все же нашел возможность остаться с ней наедине, провожая до квартиры. При прощании я приобнял ее за плечи и поцеловал в щеку, она замерла, и на какое-то мгновение я поверил, что последует ответный поцелуй в губы, но вдруг она оттолкнула меня и зло выпалила

— Как вы надоели все! Хотите только одного! Думаешь, раз ты такой, а я…, — и оборвав себя на полуслове заскочила в квартиру.

Я остался стоять…

Можно триста раз себе повторить, что дело не во мне, что ее кто-то обидел, и она, дура, вместо того чтобы разобраться в себе, сорвала злость на мне, что эта худосочная, и как выяснилось глупая особа не стоит моего внимания… Но… Менее больно от этого не становилось.

Как нас и учили, я пошел сбрасывать стресс в спортзал. Поработав над собой, на следующий день я, как будто ничего не случилось, поздоровался с ней. Она что-то уронила, я поднял и отдал, с улыбкой сказав пару слов, со стороны мы выглядели как приятели. Она хотела встретиться взглядом, но я ей в глаза не смотрел — на тот момент я уже вычеркнул ее из своей жизни.

Эти переживания по поводу первой неудачи, а может быть первой любви, вытеснил турнир по «Лабиринту».[4] Ради него отменили занятия на целую пятидневку — как же, ведь надо найти самого умного среди молодежи послов! Все разговоры были только о предстоящем соревновании, каждый вспоминал и хвастался какое место он занял в младшей и средней группе. Кто-то был лучшим в своей семье до одиннадцати лет, кто-то до шестнадцати, я же на подобные расспросы помалкивал и пожимал плечами улыбаясь, мол, мне хвастать нечем. А я был третьим в средней группе у Синоби, это высокий показатель, учитывая, что в соревновании принимали участие и Синоби-Фроксы и Синоби-Орли — сильные математики, спецы по обслуге и программированию вирт-имитаторов.

К началу соревнования никто не считал, что у меня есть шансы на победу. По жеребьевке первым моим соперником оказался КарСве или как его тогда уже все называли Нэк. Хотя завистники за спиной звали его Нэка, подчеркивая его не мужественность, которая ничуть не отталкивала от него девчонок, а похоже, еще больше привлекала. Я не считал Нэка серьезным противником, но расслабляться не спешил, всегда лучше переоценить соперника, чем недооценить. Золотое правило, как выяснилось.

Опять же по жеребьевке мне выпало быть хозяином лабиринта, а Нэку — преследователем, мы оба оказались довольны своими ролями. В отличие от многих, я люблю быть хозяином и не только потому, что можно запомнить условия и задавать их без усилий, мне нравится играть с преследователем, вести его подсовывать задачи которых он не ждет. И люблю я игру именно один на один, а не командную.

На первый уровень я задавал задания из памяти, естественно все было принято вирт-оболочкой с первого раза. На второй уровень я вводил задания уже более осмысленно и хитро, на тот момент Нэк аккуратно щелкал первые задачи. Заложив почти весь третий, я остановился, чтобы присмотреться к Нэку, он явно завяз на втором. Не спеша доделав третий, так же не торопясь, но и не теряя времени взялся за четвертый… И тут хитрый кот, лишь прикидывавшийся, что задачи ему тяжелы, в момент пощелкал второй уровень и в быстром темпе принялся за третий. Я уже не стал тратить время на наблюдение за ним и принялся выдумывать что-нибудь позаковыристей, это отняло время и Нэк меня нагнал, я захлопнул очередную дверь за двадцать секунд до того, как он вошел, но оно того стоило — на той задаче он завяз по-настоящему. Я перешел на пятый и принялся за шедевральную конструкцию из пространственной геометрии и алгебры, украшенной еще и загадками на логику. Мой конек был в том, что эту конструкцию я помнил на память до каждой запятой и задал ее относительно быстро. Нэк с четвертым уровнем разобрался быстрее, чем я ожидал. Увидев мой сюрприз он не сдержал стона, но тут же принялся вгрызаться и распутывать. Мне пришлось поволноваться — хоть времени и осталось очень мало, у Нэка все же был шанс успеть.

Но чуда не случилось, я победил. Сняв щитки, мы молча раскланялись, как и положено достойным соперникам. И хоть я перешел на категорию выше и играл уже с победителями, а значит, теоретически, мои соперники должны стать серьезнее, но следующие две игры были просто легкой разминкой. В первой — будучи преследователем, я настиг хозяина еще на третьем уровне, а во второй «убил» соперника, воткнув простенькую задачку по физике тел там, где ее не должно было быть. Она отняла слишком много времени и оно истекло, когда преследующий все же перебрался на четвертый уровень.

На этом первый день «Лабиринта» завершился, и те у кого было две победы и больше продолжат игру завтра.

Вечер я, как и положено в таких случаях, провел в спортзале, да так, что спал как младенец, без снов. Утром я ничуть не удивился, встретив в коридоре Нэка, идущего на игру, вот если он и завтра будет участвовать, это будет удивительно. Во второй день было четыре игры и не скажу, что мне было легко — одну, будучи преследователем, я проиграл. В этот день произошел забавный эпизод — жребий свел Нэка и Эскудо-Генделя, который по-прежнему сильно недолюбливал красавчика, но уже не афишировал этого. Перед игрой Эскудо был уверен в победе, но после, сняв щитки, я успел увидеть потерянное лицо перворангового и короткий поклон Нэка, не скрывавшего торжества.

Я прошел в следующий тур, к моему удивлению Нэк тоже. Тренируясь вечером, я быстро почувствовал усталость и пошел спать. Сегодня был только один «медицинский» проигрыш — отстранение из-за перенапряжения, а сколько их будет завтра?

В последний день было пять игр, такой садизм практиковался не просто так: легко быть умным и быстро соображать час-два, а попробуй пять, шесть, семь…

На первой же игре было два «медицинских» проигрыша, это много. Приборы забраковали красного от злости Эскудо-Генделя и тихую девчушку из второранговых — спеклись ребята, каждый по-своему. Первую игру я был преследователем и выиграл относительно легко, вторую опять преследователем и чудом уложился во время, за полминуты до конца. Потом для нас сделали небольшой перерыв перед последним этапом — «Игра победителей». После перерыва я опять был преследователем и, вгрызаясь в четвертый уровень, с тихим отчаянием понимал, что не успею, но как подарок Судьбы — «медицинский отказ» моего соперника. Я дощелкал то, что было и меня признали победителем. Предпоследняя игра — нас осталось четверо, я, Фальк-Шосан, Киото-Грин и… Нэк — главная сенсация этого турнира. Никто не думал, что он зайдет так далеко. Правда выглядел Нэк измочаленным донельзя, не удивлюсь, если его «выбросят» приборы. Моим соперником оказался Фальк-Шосан, он и Киото-Грин были фаворитами, вот будет смешно, если в конце сойдемся я и Нэк. Но такого не случилось, как я и предполагал, Нэка отстранили, и выиграла Киото.

Мне же повезло быть хозяином лабиринта, будь я преследователем — шансов против такого сильного соперника не было бы. На первый же уровень я бросил задачку, что подсунул Нэку на пятом, еле укладываясь по времени задать все условия. Далее я выбрасывал все, что было припасено в кладовых памяти, не рассчитывая взять изящностью и ловушками, а выматывая объемом и сложностью. На пятом я заложил простую как дважды два логическую задачку, ловушка была в том, что после сложных решений мозг не сразу воспримет простое. Так и вышло, несколько драгоценных минут Фальк потерял и я как раз успел доделать шестой, не архисложный уровень, может быть самый простой из всех, но времени у соперника уже не хватило. Я вышел в финал против Киото. Все решал жребий, кто будет хозяином тот и выиграет — мы оба это понимали. Хозяином оказался я. Применив ту же тактику что и к Фальку, я вымотал ее. Она решала чуть медленнее чем он, но зато не попалась в ловушку с простым решением. Все равно — времени не хватило.

Я «Хозяин лабиринта» в посольской мега-семье.

Нет сил, чтобы что-то сказать, не хочется ни шевелиться, ни думать… Ужасно хочется остановить эту круговерть фигур, цифр и формул.

Киото еще более вымучена, чем я и очень расстроена. Я взял ее холодную ладошку в свои, она вскинула на меня глаза

— Я знаю, что проиграл бы, будь я преследователем, — тихо говорю я, глядя ей в лицо, банальное «вы сильный соперник» ее сейчас бы только оскорбило. Она смотрит на меня, ее взгляд теплеет, а на губах появляется еле заметная улыбка. После этого я могу, как и положено, раскланяться с приличествующими случаю фразами.

У турнира по «Лабиринту» было несколько итогов, но главное — блудливая кошка КарСве-Нэк заставил себя уважать. Уже никто не мог бросить за его спиной нечто презрительное, это означало бы отрицание очевидного и в первую очередь унижало оскорбляющего.

Девчонки как с ума посходили: к немалой, но тщательно скрываемой зависти парней, они толпами осаждали Нэка. Тот внаглую этим пользовался, поговаривали, что он даже установил график «ночей» — в какой день и с кем. Я могу понять его: если дают — бери, но девчонок… Любопытство? Мода? Или же их привлекала именно легкость отношений и отсутствие всяческой взаимной ответственности и перспектив?

Причем этот оголтелый фанклуб чуть ли не открыто обвинял Киото-Грин в черствости и лицемерии. Это стало заходить слишком далеко.

Как-то вечером я подкараулил КарСве и, выражаясь поэтически, вырвал из цепких лап очередной кошки, заведя его на минутку к себе.

— Тебе не кажется, что ты перестарался по поводу Киото-Грин? — без предисловий поинтересовался я. Тайна, хранимая мной, позволяла столь фамильярное общение.

Нэк пожал плечами.

— Может быть… Но я уже не властен над этой ситуацией.

— Так обрети эту власть, — жестко произнес я, — это в твоих интересах.

Какое-то время мы мерялись взглядами, я давил не агрессией, а спокойной властностью старшего по рангу. Нэк молча кивнул и вышел к дожидавшейся его девице.

На следующий день все пристально рассматривали его, отмечая, что без ушек и хвоста он стал вполне… обычным. И даже подчеркнутая красота и сияющая улыбка не так бросались в глаза, если при этом на голове не шевелились загадочно ушки.

Через пару дней, когда я возвращался из Университета на монорельсе, моей соседкой оказалась Киото-Грин. Я приветливо поздоровался, но не стал навязывать беседы. Думая о своем, я не сразу заметил, что она хочет что-то сказать, а заметив, дал понять что готов выслушать.

— ВикА, вы тоже считаете, что в отношении КарСве я поступила неправильно?

«Хороший вопрос».

— Я считаю, что вы недооценили противника, который ударил вас вашим же оружием.

— Хороший из него получится дипломат, хитрый, — обронила она.

— Это точно. Если хотя бы часть своих умений он перенесет в плоскость политики, — поддержал я. Мы оба понимающе улыбнулись.

Киото опять помялась и вскинув глаза выпалила

— Так вы не считаете, что я «рыбья кровь», и зазнайка, раз не поддалась его обаянию?

Я немного опешил от столь личного вопроса, мы не были друзьями, но я постарался оправдать доверие, ответив максимально честно.

— Конечно нет. Более того, я был бы очень удивлен, если бы столь серьезная девушка, как вы, вдруг согласилась стать в очередь, заняв свое место в графике.

Она кивнула скорее своим мыслям, чем моему ответу и задумалась. Я посчитал разговор оконченным, но ошибся.

— ВикА, вы не будете строить далеко идущих планов, если мы отужинаем вместе, вдвоем?

— Нет, — осторожно ответил я. Хоть планы конечно же хотелось строить, далеко идущие иль нет. Киото была умна и красива, а именно это сочетание меня привлекает в девушках.

— Тогда… вы сегодня вечером свободны?

«Тренировка у меня…».

— Да.

Мы отужинали, и хоть я боялся еще раз обжечься, но все же, когда пришло время прощаться, я обнял ее и поцеловал, она ответила очень нежно и несмело. Я не торопил события, боясь спугнуть ее, и меня настораживала ее несмелость, ведь ей семнадцать, и первый опыт уже точно был, думал я. Однако ошибся, отчего-то в ее семье считали, а точнее ее мать считала неправильным и даже унизительным первый опыт с донжаном или нечто подобное, думая, что все должно быть по любви. Доля истины в этом есть, но… это колоссальная ответственность для парня. Не знаю, кто из нас нервничал больше, я или она. Сейчас смешно об этом вспоминать, но тогда… Я обратился к Жени, гейше, моей «первой», за дополнительной консультацией так сказать, и мне еще раз повторили: вслушивайся, всматривайся в девушку и не спеши. Я старался и не спешил, хотя не спешить было очень тяжело, но… оно того стоило. Она шепнула свое имя — Аринэ — утомленная и довольная, как мурлычущая кошка.

Так у меня появилась девушка, и если Нэку завидовали по количеству, то мне по качеству — лучшую отхватил!

Мы были вместе все полтора года… вплоть до Дезерт. Как и обещал, я не строил далеко идущих планов. Я считал себя некстом и она тоже должна была им стать, а значит брак между нами означал поглощение одной семьи другою. Допустим, мы могли бы никак не регистрировать наши отношения, но мы послы, и рано или поздно, оказались на разных планетах. Вышло — рано.

Сверстники завидовали мне, как завидует мечтающий о подвиге, зная, что никогда не придется его совершать. Им предстояла еще стажировка в центре у Тоцци или на спокойных, тихих планетах, а я шел сразу «на взрослую работу». Меня абсолютно не обрадовала перспектива оказаться на планете-казарме, а то, что отец и сестру туда потащит, вообще заставляло стиснуть зубы и молчать, дабы не сказать лишнего.

М-да… не люблю я вспоминать о Дезерт, особенно о первых шестидневках. Я не смог убить без причины, просто по приказу. Может быть, если бы отец не просто приказал, а объяснил зачем это надо и почему, я бы смог… Но он с самого начала взял очень жесткий тон общения, совсем не отцовский, тем самым подтверждая наши с сестрой страхи о том что мы для него лишь орудия. И… когда он отдал приказ — я взбунтовался. Не демонстративно, нет, я просто разрешил ситуацию иначе. И до сих пор считаю, что в моем случае, в убийстве не было необходимости. С сестрой да — ей надо было убить, ради собственной же безопасности. Но все это я понял уже попозже, когда страсти улеглись, когда ушла обида на отца и досада на себя за то, что не справился, и сестре пришлось стать некстом.

Впрочем, я вообще не люблю вспоминать о Дезерт, и пусть работа там мне многое дала, многому научила, но это было тяжело и… безрадостно, беспросветно. Путем титанических усилий можно лишь чуть улучшить жизнь на этой планете и достаточно лишь бездействия, даже без злой воли, чтобы ситуация скатилась в кошмар.

Да… а с Дезерт я вернулся уже с Илис… До сих пор не могу в себе разобраться, что я к ней испытывал и почему. Может, в начале сыграло свою роль то, что ей было еще хуже, чем мне, и я мог заботиться о ней, помогать. А предательство и двуличие простил, потому что знал: не играла она и не притворялась, когда вскрыла себе вены, для нее это был действительно конец. Иногда очень соблазнительно дать человеку шанс на вторую жизнь, быть «воплощением доброй Судьбы», помочь ему подняться и повести вперед, к счастью. Соблазнительно… и опасно. Илис мне очень нравилась, какое-то время я даже думал, что люблю ее — с улыбкой сносил капризы, успокаивал и подыгрывал, старался не акцентироваться на минусах, а их было немало. Наверное мы бы еще долго так прожили, и те теплые чувства, что между нами были, возможно просто угасли и мы мирно разошлись, а может переродились в отрицательные. И уж совершенно точно со временем мы бы возненавидели друг друга, если бы я или она отказались от карьеры.

Но «прожить долго» не вышло… Та, самая первая любовь, худенькая и рыжая, ничуть не изменившаяся за эти пару лет встретилась мне. И меня снова неудержимо потянуло к ней. Солнышко. Не яркая, не красавица, но умница и… Солнышко. Наша встреча произошла в день, когда сообщили, что моя кандидатура для ЕвСа — самая предпочтительная и конкурентов на это место у меня, считай, нет. Судьба решила пошутить надо мной, сплетя все события воедино и уложив их в несколько дней.

Я понял, что хочу поехать в ЕвС и делать карьеру, что не люблю Илис и нам надо расстаться, и главное — я люблю Солнышко, а она меня.

Солнышко заметила меня еще в мое первое университетское полугодие, а когда в тот вечер я поцеловал ее, она жутко испугалась того что я окажусь не таким идеальным, как она себе напредставляла за те подростковые годы, и что проведя с ней ночь, потеряю к ней интерес… Вот и выдала… Перечеркнув всё и выстроив между нами стену.

Но время не прошло для нее даром, она поняла, что не надо прятаться от возможности быть счастливым ради сохранения иллюзий, и видя, что небезразлична мне — первая сделала шаг. И правильно. Я, разрываясь между семьей и карьерой, не стал бы идти наповоду у своих непонятных чувств, и многое потерял бы.

Она подошла… и мы проговорили четыре часа… Я не заметил как пролетело время, а когда стало совсем темно и мой браслет мигал не переставая, переполненный непринятыми вызовами и сообщениями, даже тогда я не мог расстаться с ней, не мог встать и уйти. А расставшись и придя домой к Илис, ставшей вдруг абсолютно чужой — запаниковал.

Внешне я, конечно же, остался какой и был, а внутри… я метался, ища выход из создавшегося положения. Я знал, что выход должен быть, что можно расстаться с Илис и сохранить сына. Впрочем, его бы я все равно не отдал ни при каких обстоятельствах, просто не хотелось травмировать МОЕГО сына, открывая ему правду о матери, не желавшей заботиться о нем или чтобы он, растя, разрывался между нами.

Выход должен быть, но я его не видел. И попросил помощи у самого близкого и родного человека — у сестры, но даже ей я ничего не сказал о Солнышке. Ара-Лин развязала ситуацию с потрясающим изяществом и скоростью. И когда Илис пропадала со своим новым возлюбленным, я проводил дни с Солнышком, наслаждаясь каждым мгновением, понимая, что предстоит скорая и долгая разлука.

Мама, выкормившая маленького Вика, с радостью забрала его к себе. Она очень любит внука, но не настолько, чтобы баловать и допускать ошибки в воспитании — здесь я могу ей полностью доверять, да и сыну веселее с Лани, моей сестричкой и его одногодкой. Вот только время летит и мне уже надо определяться, где и с кем он будет после трех лет. Для сестры такой вопрос даже не возникал, она отдала своего Дориана Синоби и планирует лет в тринадцать передать его Бялкам. Хороший и правильный план — после Синоби, Бялки Дориану покажутся курортом, но я хочу, чтобы Вик стал обычным послом, и не вижу нужды отдавать его к Синоби. А растить детей у них, похоже, становится традицией семьи Викен. Скорее всего, если отец не воспротивится, Вик до шести лет будет с бабушкой, а уже после тестирования я подберу семью, куда его отдать. Может я и не прав, но нет у меня амбиций, делать из сына подобие себя и Ары-Лин, не вижу я нужды в столь жестком воспитании, хоть оно конечно и дает большие возможности.

Нэку и ТинЛи наконец надоело перебрасывать друг другу мячик и они подошли ко мне.

— ВикА, тебе не надоело тут сидеть? — пропела ТинЛи манерным детским голоском, предпринимая попытку сесть мне на колени.

— Нет, я отдыхал, — как всегда занудно ответил я, отодвигаясь и направляя аппетитную попку на место рядом с собой. Толсин надула губки на такой безмолвный отказ и зло зыркнула на Нэка, тот сел по другую сторону от меня по-хозяйски примостивши голову у меня на плече. Я уже почти не реагировал на такое, привык, тем более что при ТинЛи мы вроде как «расслаблялись и не скрывали наших чувств». Девушка надулась еще больше, и я приготовился слушать надоевшие жалобы о том «что вот два единственных красивых парня на весь остров и те заняты друг другом». Но видно толсин была совсем не в духе, и потому лишь зло фыркнула и демонстративно ушла.

— Обидел девочку, — осуждающе сказал я Нэку, ничуть не сочувствуя глупышке.

— Да. Я плохой. Я очень плохой, — принялся ерничать тот.

— И я тебя накажу, — как бы сам себе ответил я.

Нэк изобразил крайний испуг, сменившийся нарочитой похотливостью. Я и к этому уже привык, но раньше ему удавалось вгонять меня в краску.

Ну, поиграли и будет. Я встал и не оглядываясь пошел к флаеру, это тоже часть игры — Нэк сидит и сверлит мне взглядом спину, но потом догонит и пойдет рядом как собачка. Развлекается. Играет на публику, актер не дипломированный.

В посольстве мы сразу отправились на кухню, я готовить, а Нэк крутиться рядом, выхватывая что-нибудь со стола. Вот к этому я никак не привыкну. После третьего буквально из-под ножа вытащенного кусочка я проорал.

— Пойди получи почту!

Поняв, что лучше не пререкаться, Нэк ушел и дал мне нормально дорезать салат.

За минуту до готовности он прибежал:

— Тебе короткое письмо от сестры и длинное от младшего брата.

«К чему бы…» подумал я, но отложил размышления до насыщения.

От сестры я научился обращать внимание на то, кто как ест. Так вот, Нэк ел как подросток — много, быстро, при этом болтая и балуясь, Аре-Лин бы такая манера понравилась. Вот и в этот раз он рассказывал о новостях с Синто: каркас крепостей достроен и их уже обшивают и, наверняка, фаршируют, хотя об этом молчат, а всем занятым на строительстве продлили контракт еще на год, и это вполне ожидаемо. Евсовских студентов будет меньше на тридцать процентов, но их место скорей всего займут русы, так что мы не должны потерять доход, но это пока лишь предположения и так далее и тому подобное. Я слушал вполуха, вроде дома все нормально — если бы возникли какие-то проблемы, то нам сообщили бы отдельно или близкие, или по официальным каналам.

Поев, я оставил все на Нэка, он сам предложил такое разделение — я готовлю, он убирает. Меня это устраивало. С все возрастающим беспокойством я открыл письма, первое от сестры.

Ара-Лин немного грустная и отстраненная сидела в каком-то кабинете.

— Привет, братец, я… получила назначение… как посол. Почетное назначение на три года, — в ее голосе явно прорезалась горечь, — в РФ. Буду специальным представителем Синто при Представителе Президента.

Она избегала смотреть в камеру, опуская глаза.

— Не знаю, когда еще у меня появится возможность записать тебе письмо… Береги себя Ронан, не расслабляйся там, — она впервые подняла глаза, в них плескалась боль, — Я люблю тебя, братец,…- собралась, — Твои дела я перевела на Эзру, подробности узнаешь у Даниэля.

И послав воздушный поцелуй она отключилась тепло улыбаясь, но в ее глазах стояли слезы.

Я сидел, глядя на потухший визор. Отец не может покинуть РФ, считай заложник там, Даниэля долго не выпускали… Неужели Ара-Лин понадобилась им в дополнение к отцу? Или это что-то другое?

Раскрыл письмо Ташина, он был у нас дома и тоже, скажем так, не весел.

— Привет. Ну во-первых не волнуйся, это никак не связано с лордом Викеном и его… проблемами.

«Ага, уже хорошо, но тогда что ж вы все такие… убитые?»

— Дело обстоит так… Синто входит в зону ответственности Пятого Представителя, это он был у нас во время войны с пиратами под видом молодого полковника, инкогнито, так сказать. А сейчас прибыл официально с дипломатическим визитом, а точнее — упорядочить наши финансовые и военные отношения. И первым делом он затребовал к себе Ару-Лин, мол, знакомое лицо и так далее. В частном разговоре с ней он изъявил желание, чтобы она стала его советником по делам Синто, дескать у нас своеобразная культура и очень запутанные и нестандартные общественные и экономические отношения — без советника никак.

Тут Даниэль сделал паузу…

— А… понимаешь… у нас… у нас были планы по поводу работы здесь на Синто, мы их не афишировали, но… планы достаточно четкие и проработанные. Это первое. Второе — Ара-Лин не просто некст перворанговой очень маленькой семьи, а еще и… в общем, сам знаешь — с ней считаются несмотря на молодость и никто не сомневается… не сомневался в том что она станет по-настоящему весомым членом Совета безопасности. То есть ее кандидатура на роль человека при Представителе нежелательна ни для семьи, ни для Синто — мы на время теряем и подвергаем риску ферзя, а могли бы подсунуть коня или туру. Ну и третье, главное… Ара-Лин попыталась по-хорошему предложить ему выбрать на роль советника кого-то другого, но нарвалась на… даже не знаю, как сказать… Она была в бешенстве «Ему нужна игрушка-пэт![5] Я видите ли забавляю его. Ему интересна я, и никто другой не нужен» — процитировал Даниэль и замолчал.

— Скорее всего Представитель хочет убить несколько зайцев. Наверняка ему действительно нужен советник, и возможно, что Ара-Лин ему действительно чем-то интересна. Увы, у нее была возможность вызвать этот интерес, ведь она общалась с ним как с полковником и с ним же вела переговоры на Святорусской. Но нельзя исключать вариант, что русы хотят изъять и присмотреться к столь… активной особе как наша сестра. Хуже всего — нельзя исключить желание изъять ее из политической жизни насовсем, подставив каким-то образом. Контракт на три года, а за это время можно и коллапсную защиту испортить и много чего еще придумать. А… на Ару-Лин… многие рассчитывали, надеялись…, но для того чтобы эти расчеты и надежды осуществились — к ней не должно быть ни малейших претензий и подозрений. Вот собственно почему и она и я… расстроены.

Он продолжил:

— Отказаться она не могла. Выходить с ходатайством в Совет «Ай, помогите, уговорите его на кого-нибудь другого» — тоже. Во-первых, там никто не знает о наших планах, а во-вторых — даже если бы знали, мы не в том положении, чтобы отказывать Представителю в такой… малости.

«А гадко все это смотрится со стороны, — подумал я — как продажа…»

— Но наша сестричка выход найдет всегда. Раз Представитель повел себя «хочу игрушку-пэта», Ара-Лин и обеспечила ему именно «пэта». Она и Представитель заключили контракт о смене семьи, и он стал ее «сан». Сегодня завершается процедура смена гражданства и Представитель уедет со своей новоприобретенной приемной дочерью в РФ. Совет подписание «сан»-контракта воспринял на ура, ведь в случае провокации это пусть и призрачный, но шанс откреститься.

Я сидел в полном шоке… Продажа… Продажа в рабство на три года…

Сан-контракт. Казалось, он существует только в драмах-постановках.

Переходя в семью младший, или младшая, признает за саном (солнцем) права Первого в семье, отца и полноправного мужа или жены. Это не рабство, но что-то очень близкое к нему. В редких случаях содержанец может что-либо не сделать, отказаться выполнять волю сана, но сделать что-нибудь против его воли, или не получив разрешения не может. Сан-контракт был довольно частым явлением раньше, в изоляции, когда жизнь была тяжелее и беднее. Когда бывали случаи, что человек не мог себя прокормить, и тогда он становился нахлебником-содержанцем, лишаясь свободы. Или же присутствовали какие-то страсти и драмы, и безумно влюбленный отказывался от свободы лишь бы быть рядом с предметом своей страсти.

Кстати, роль сана не так уж завидна — он несет полную и абсолютную ответственность за содержанца, за его жизнь, здоровье и поступки. Если содержанец ослушается сана, тот может его выгнать и ни одна семья уже не примет его. Если сан будет виновен в гибели содержанца или будет с ним плохо обращаться — это позор на весь род и близкие предпочтут отказаться от такого родственника.

Что же такого Представитель сказал сестре и как он это сказал, раз она пошла на такую крайность? Такой демарш — объявить себя его содержанкой. Я слабенькая и глупая буду подчиняться тебе во всем, а ты будешь отвечать за все мои действия и сохранность моей жизни.

А может быть, она опасалась каких-то планов на ее счет со стороны русов, и роль безвольной содержанки свяжет им руки? В любом случае, роль «пэта» не даст русам понять какова Ара-Лин на самом деле — сестрица умеет качественно притворяться слабой глупышкой.

Эх сестрица-сестрица, неласковая Судьба тебе досталась…

Дни летели за днями, теперь не Ара-Лин, а Эзра пересылал мне письма Солнышка, и еле слышной занозой засело в сердце беспокойство за сестру. Новостей от нее не было, единственное, что я получал — это весть о том, что она жива и здорова. Если бы это было не так, русы обязаны были бы сообщить — раз таких сообщений нет, значит… жива и здорова. А где она? Что с ней? Не знал никто. Вроде бы мелькала рядом с Представителем на официальных мероприятиях… На этом все.

Отец все так же торчал в РФ, а Даниэль вел дела семьи на Синто.

От грустных мыслей спасала работа, ежедневные письма матери с маленьким Виком и Лани на руках да редкие письма Солнышка. Она терпеливо ждет, когда закончится мое посольство в ЕвСе и тогда сорвется со своей работы, мы поженимся и в следующее назначение уже поедем вместе. Благо у нее второй ранг и она легко станет Викен, никакие семейные расклады не помешают.

Так пролетело полгода.

Утром выходного дня мы с Нэком направлялись на прогулку — обязательную церемонию, как мы шутили с долей горечи: «Выгул послов». Мы прогуливались, раскланивались, перебрасывались парой фраз, выслушивали или передавали сплетни — ежедневная рутина, как перекличка. Нэк уже сел в флаер, когда я услышал:

— Ронан!

У меня екнуло сердце. Сестра! Боясь поверить, я оглянулся. Она бежала к нам, недовольно хмурясь.

— Ты что!!! Сбрендил? А? — зло спросила она.

— Ара-Лин! Как? Как ты здесь оказалась?

— Ты что, не получал письма… официального?

Я перевел взгляд на Нэка — он разбирается со всей корреспонденцией. Тот съежился под нашими с сестрой взглядами.

— Ну ладно, — сменила гнев на милость Ара-Лин, — ты рядом и я тебя никуда не отпущу.

— Угу, — согласно кивнул я.

«А с тобой я позже разберусь» недобрым взглядом пообещал я Нэку.

Сестра еле сдерживалась пока мы шли обратно в посольство, а зайдя в здание повисла на мне с радостным писком.

— Братец, миленький, как я соскучилась, — лепетала она.

— Я тоже, сестричка, я тоже.

Наши эмоции не помешали нам пройти очистку и «сжечь» по паре жучков на каждом. Наконец мы расположились у меня в комнате, сестрица котенком умостилась у меня на коленях, и я баюкал ее, пересказывая новости из дома.

Когда все было рассказано, я погладил ее отросшую косу, пытаясь скрыть волнение, и спросил о том, что беспокоило.

— А ты как?

— Неплохо, как видишь, — ответила она, пожав плечами и пряча глаза, — восстановилась полностью, даже летные навыки вернула, правда еще не до конца.

— Ты знаешь, что я не о том, — тихо ответил я, — Сан-контракт…

— Да… Сан-контракт. Александр Викторович, — она выделила ехидством такое величание, — тогда четко дал понять, что ему нужна только я и никто другой, и что если не соглашусь, то это выльется в проблемы для Синто. О, это было облечено в очень красивую и обтекаемую фразу, но смысл был предельно ясен. Сам понимаешь: Представитель есть Представитель, а мозги у них вывернуты еще хуже, чем у нас с тобой, поэтому о какой-то там любви или даже похоти речи не шло и идти не могло. Интерес — да. Исследовательский такой интерес — это было с его стороны. Почему я пошла именно на сан-контракт? А это был единственный выход — неожиданный и по-своему красивый. Мне хотелось унизить его в ответ, так же как и он меня, хоть это и глупо с моей стороны — он не понял шутки. Он очень многого не понял… А еще, знаешь ли, очень удобно, в каких-то скользких ситуациях сделать круглые глаза и спросить: «А это можно делать дочери Полномочного Представителя?». Или «Я спрошу у сана, можно ли мне это» — голосок был до смешного похож на ТинЛи, и передавал крайнюю степень кретинизма.

— Такие простые уловки «в лоб» меня очень выручали, пока шла активная проверка со стороны его безопасников. Они были, мягко говоря, не рады приемной дочурке — иностранке. Ведь мало ли что мне в голову взбредет, начиная с воровства всяческих тайн, и заканчивая убиением спящего Представителя. В общем, они мне нервы потрепали… немного.

— Сестричка…

— Ронан! Да нормально все! Ну пьем мы друг другу кровь, конечно, но… в рамках. Без фанатизма. Так что считай, я зря пугалась и расстраивалась. Единственное, что плохо и отравляет мне жизнь — осознание, что три года псу под хвост! А сколько всего я могла бы за это время сделать на Синто… Бесцельность… Я заставляю себя не думать об этом, заниматься собой, восстанавливать навыки, воспринимать все это как затянувшийся отпуск. Но отсутствие какой-либо работы… или цели…

— Я тебя очень хорошо понимаю, сам чуть с ума не сошел пока… пока мы тут кое-что не провернули. А как же твои обязанности как советника?

— Какие обязанности? Можно подумать, он с утра до ночи только Синто и занимается. Пару раз что-то спрашивал, ответила, как смогла. А когда прислал своего… помощника, я его послушала, покивала головой, молча… и ничего не сделала. Мой Сан ничего мне не приказывал, у него других дел полно, а его помощнику я подчиняться не обязана. На этом моя деятельность как советника и завершилась. Или ему не нужна была та инфа, или он на тот момент еще не понимал, как со мной обращаться. Сан-контракт, как это ни странно, позволяет многое просто тихо саботировать — пока Сан лично не прикажет, я могу ничего не делать, кто бы и что бы мне ни говорил.

Еще один вопрос крутился у меня в голове и я не знал как спросить сестру об этом…

— Сестричка, тебе приходится… с ним спать? — подобрал слова я.

— А? Нет. Кстати по поводу «спать» забавно все получилось. Он не вчитался в контракт и не знал, что регулирует мою сексуальную жизнь и соответственно сразу никаких разрешений или ограничений не дал. А я… ну… если бы я кого-то сильно захотела, то выловила бы своего Сана и разрешения испросила, и попробовал бы он его не дать. Но первые пару месяцев я была в расстроенных чувствах, плюс постоянное назойливое внимание безопасников не располагало, а потом как-то… не поверишь, но не хотелось никого и ничего. И не далее как две недели назад на званом обеде Сан мне раз дал понять, чтобы я уделила внимание одному гостю, второй раз… и я в лоб сообщила, что данный человек меня ничуть не интересует, и если мой отказ уделить ему внимание оскорбляет Сана, то я нижайше прошу прощения. Сцена была еще та… — сестричка злорадно улыбнулась. — Уж очень все… многозначительно вышло, все гости призадумались о том, какие нас с ним связывают отношения и что он себе позволяет.

Тут до моего вечно занятого Сана кое-что дошло, и он все же решил лично ознакомиться с инструкцией на купленного пэта и прочел контракт. Не поверишь — ему было стыдно, он вызвал меня и разговор шел в сумерках, чтобы я не видела его лица. Поинтересовался «Отчего же я молчала?» и получил наотмашь «Откуда же я могла знать, что вы не ознакомились со своими правами и обязанностями». После этого он заверил меня, что не преследовал целей ограничить мою сексуальную жизнь. Я промолчала — заверения ничего не значат. Через минуту до него дошло, что он должен сказать, и он разрешил мне «вести сексуальную жизнь на свое усмотрение». Я не стала прыгать от радости, а поинтересовалась: хорошо ли он подумал, ведь скорей всего есть нежелательные кандидатуры. Он «завис» минуты на полторы и попросил все же согласовывать с ним кандидатов, — сестричка засмеялась. — Ему это очень тяжело далось.

— Ты уверена, что он тебя не хочет?

— Если бы хотел, уже получил. Ну не думал же он, что я сама начну виснуть на нем и лезть в его постель. Тем более что он женат, а у русов моногамия и изменять в браке неприлично. Так вот, в качестве завуалированных извинений он отправил меня сюда как курьера с какой-то инфой в русское посольство, и я пробуду здесь чуть больше суток начиная с сегодняшнего утра.

— Извинений… значит и вправду все не так плохо…

— Братец, все совсем не плохо. Просто у меня были планы и их поломали. Вот и вся беда. Вредничаю я, просто так на Судьбу дуюсь. Честно-честно!

Конечно, не просто так она на Судьбу дуется — бесцельность существования уже сама по себе пытка. А когда кругом чужие и скажем так: недружественно настроенные люди, и нет ни одного близкого человека, не с кем даже поговорить, то это очень и очень тяжело. Это изматывает. Но сестрица не хочет, чтобы я выказывал сочувствие, значит, его не будет. Будем веселиться. У нас есть целые сутки.

Я прижал к себе сестричку и чмокнул в макушку, в ответ она пощекотала мне носом шею. Она и раньше проделывала такое, и не раз, но сейчас мое тело среагировало сладкой дрожью, и румянец прилил к щекам. Ара-Лин отстранилась и насмешливо-изучающе глянула.

— Кое-кому давно пора перестать испытывать на брате приемы гейш, — пошел в атаку я.

— Да… Воздержание в нашем возрасте совершенно излишне, — ехидно парировала она, — Ведь раньше на тебя не действовало.

— Все течет, все меняется, — назидательно ответил я.

Сестричка максимально отодвинулась, но с колен не сошла, да я бы ее и не отпустил. Реакции реакциями, а когда еще она вот так, как в детстве, посидит со мной?

— А что это за донжан с посольской «душой»? — промурлыкала она.

— Нэк. Но ты ошиблась, в донжаны его бы не взяли.

— Неужто гомо? — в непритворном расстройстве всплеснула она руками.

— Нет. Би.

— Это хорошо…

— Ара-Лин! Какое хорошо? Хочешь быть сто пятьдесят шестой? — вспылил я. Моя сестра и Нэк? Ну уж нет.

— Ронан, мне нет до этого дела. Я столько месяцев ничего не хотела, а тут вдруг… Я думаю это шовинизм, махровый синтский шовинизм во всей красе, — задумчиво произнесла она.

— То есть? — удивился я.

— Ни один самый лучший иностранец не сравнится с распоследним синто, — смеясь, ответила она, — А твой Нэк не распоследний.

— Сестра, эта блудливая кошка с яйцами мне и так крови попил, так что не надо называть его «моим» — преувеличенно оскорбленно ответил я, пытаясь примириться с мыслью что не имею права и не могу ее ограничивать… А вот Нэк у меня получит… в любом случае.

Тут предмет нашего разговора, точно нашкодивший оцелот, зашел в посольство, прислушиваясь и оглядываясь. Визор показывал его перемещения по комнатам, Нэк сел в кабинете и принялся что-то искать и изучать, а мы наблюдали за ним. Тут он набрел на то, что искал, прочел и треснул себя по лбу. Мы расхохотались.

— Он очень мил, — обронила сестра. Я лишь фыркнул в ответ.

Сделав правильные выводы, Нэк пошел к нам и через минуту мы услышали стук в дверь. Сестра тут же прильнула ко мне, вот противная девчонка!

Войдя и увидев нас в обнимку, Нэк чуть растерялся, но потом взял в себя в руки и сдержанно извинился за свою халатность.

Сестрица тотчас же принялась играть с ним как кошка с кибер-мышью — гибким текучим движением встав с моих колен, подошла к нему, не спуская взгляда. Нэк не выдержал, зарделся и потупился. Ну надо же, его, оказывается, можно смутить.

— Словесных извинений недостаточно, — от ее голоса и у меня что-то екнуло внутри.

Нэк в панике заметался взглядом от меня к ней, надев бесстрастную маску, я внутренне покатывался от смеха.

А в глазах сестры горел нешуточный голод могущий напугать неуверенного в себе мужчину. Но Нэк таковым не был, он взял себя в руки и включил все свое обаяние, приглушенное для официальных извинений. Пошла пикировка намеками, по нарастающей… Нэк поднимает ставки, думая, что сестра пойдет на попятный, ан нет, Ара-Лин уводит его и мне напоследок достается его растерянный и чуть испуганный взгляд «Как ты реагируешь на все это?». «Буду мстить» — невербально обещаю я. Пусть не радуется и не расслабляется.

С трудом переключившись на работу, я занялся своими ежедневными обязанностями.

Спустя несколько часов сестричка расслабленно-довольная села на подлокотник моего кресла.

— Тебе еще долго? — поинтересовалась она.

— Нет, могу оставить хоть сейчас, — отвлекся я, сохраняя выкладки, — Ну как? — как я ни старался, но вопрос выдал мое недовольство. Нэк все же именно распоследний синто, с которым я хотел бы видеть сестру.

— Довольна… Чего ты злишься?

Ну и как ей объяснить то, что я сам до конца понять не могу. Это не ревность. Просто Нэк ей не пара и все. Даже на несколько часов — не пара.

Ничего не ответив, я просто усадил ее к себе на колени и обнял баюкая.

— А раньше ты терпеть такого не мог… — обронила сестра.

— Я был моложе и глупее — это раз, а во-вторых ты прыгала мне на колени чуть ли не каждый день.

Ара-Лин захихикала

— Ага, ты сгонял меня как кошку, а я опять умащивалась, и так до тех пор, пока ты не смирялся.

Я тоже тихо засмеялся вспоминая это… Мы мнили себя взрослыми, а по сути были детьми.

Остаток дня, до вечера Нэк усиленно избегал меня, ухитряясь прятаться как только слышал мое приближение, и это меня немало забавляло. Сестрица, окончательно войдя в роль гейши не отходила от меня ни на шаг, дурачась и играя.

А вечером, к моему неудовольствию, к нам пришли гости — чета Пригожиных. Конечно же русы, как и все мы, имеющие бездну свободного времени, не прошли мимо такого развлечения — «Новый человек в нашем гетто-серпентарии». Я и сестра вели с ними светскую беседу, при этом Ара-Лин удобно расположилась у меня на коленях, уже тихонько протестующих против такого постоянного груза, а Нэк с потерянным взглядом, показавшись ненадолго, молча помелькал и скрылся.

Готов спорить на что угодно, что в моем файле у русов появится запись о «небратских» отношениях с сестрой, ну и пусть.

Ночь Ара-Лин конечно же провела в комнате красавчика, а наутро мы наконец столкнулись с ним нос к носу. Я изобразил агрессию, Нэк вскинулся и приготовился защищаться, но тут появилась сестра и… он как-то трепетно и нежно обратился к ней, она ответила тепло и чуть снисходительно. А до меня наконец дошло, что же мне не давало покоя — я боялся что он отнесется к ней так же как мы относились к ТинЛи и другим девчонкам посольского гетто: со снисходительностью на грани презрения. Если бы Нэк позволил себе неуважение в ее адрес — я бы превратил его жизнь в ад, а так… пусть живет. Я разом отбросил показную агрессию, чем немало его удивил, и мы весело позавтракали. Причем веселились в основном мы с сестрой подшучивая на Нэком, который непривычно краснел и отмалчивался, вдруг растеряв все свое красноречие.

А после завтрака сестра молча повисла на мне и я вдруг понял — все, расстаемся. Затем она коротко обняла Нэка и ушла, не сказав ни слова, пряча глаза полные слез.

В доме стало тихо, пусто и грустно…