"Безумная Роща" - читать интересную книгу автора (Смирнов Андрей)

ДРАГОЦЕННОСТЬ (история девятая)

Многие волшебники пришли в Эссенлер, Рассветные Земли, и поселились в них. Кто открыто, кто тайно, кто по протекции своих родичей и при их помощи, а кто и без всякой помощи и содействия, обходясь лишь собственными силами, творили дороги в новые земли, приходили и умножали число насельников Эссенлера. В новорожденном мире обрели пришельцы многие знания и большую власть, потому что стихии Эссенлера не были еще замутнены временем и открыты для каждого, кто желал изучать их и владеть их силой. Из числа первых поселенцев составился Совет Лордов, куда вошли наиболее могущественные и известные из них. Совет решал, как относиться к каждому новому пришельцу — принимать его, или прогонять прочь, помогать ему, или требовать высокой платы за право жить в Рассветных Землях и постигать их волшебство. Лишь единственный раз отступился Совет от вынесенного приговора, и только лишь потому, что некий Лорд, которому прежде желали объявить войну, неожиданно получил заступника в лице того, кто прежде яростнее всех обвинял его — а этот заступник имел большой вес в Совете и был главой наиболее влиятельной из его партий. В иных же случаях всегда нещадно карал Совет тех, кто осмеливался сомневаться в его власти и пренебрегать его приговорами.

Неудивительно, что от того происходили войны между первыми поселенцами и новыми пришельцами. Недолго длились эти войны, или лучше сказать — мятежи, потому что никогда не были сильны мятежники и бунтари настолько, чтобы, как равные, в одиночку противостоять всему Совету Лордов. Случались меж мятежниками и союзы, но и союзников Совет разбивал так же легко, как одиночек. Чаще всего, начиная войну с первопоселенцами или пренебрегая решениями Совета, пришельцы совершенно не представляли себе, с какой силой им придется столкнуться. Если же впоследствии, видя опустошение своих земель, а воинов Совета — у стен своих замков, они раскаивались в своей глупости, принимали все обязательства, законы и установления Совета Лордов и безропотно выплачивали контрибуцию — тогда их могло ждать и помилование.

Постепенно Совет укрепил свою власть — ведь в числе обязательств, принимаемых Лордами, приходившими в Эссенлер, было и обязательство посылать своих воинов и вассалов на войну с новыми мятежниками, буде таковые объявятся. Никто больше не осмеливался перечить первопоселенцам и подвергать сомнению их привилегии судей. Порядок и закон восторжествовали, строптивые присмирели, слабые получили защиту. Казалось, наступила эпоха мира.

Но длилась эта эпоха недолго. В скором времени Лорды закончили освоение первозданных магических сил, наполнявших Эссенлер в миг его рождения и еще некоторое время после того: как было уже сказано, это были стихии чистые, незамутненные еще ничьим прикосновением, и требовалось лишь легчайшее усилие, чтобы пробуждать их и придавать им форму, менять их и творить из стихий, из самой их сути — живое. Так, Лорд Келесайн сотворил народ живых молний, Лорд Шаркэль оживил миражи и дал души видениям, Лорд Имрадим сотворил железных птиц, его брат, Лорд Архайн — Звенящих Витязей, Леди Ягани дала начало роду существ, для которых огонь — лишь врата из видимого мира в царство, состоящее из пламени, Лорд Ирвейг — положил начало народу теней, Леди Гизгана — народу лунного света. Леди Астана научила деревья двигаться и говорить, а Лорд Зерем сотворил многих чудовищ и демонов, одно перечисление которых могло бы составить отдельную книгу. Рассветные Земли не были больше едины — они расслоились на множество областей, не всегда связанных друг с другом; в каждой из областей господствовала та магия, которой владел здешний хозяин.

И вот, однажды один из Лордов, именуемый Алгарсэном, Повелителем Драгоценностей, оторвался от своей работы и взглянул на земли своих соседей. Многое увидел он там, и увиденное зажгло зависть в его сердце. Ведь никогда бы не смог он сотворить ничего подобного тому, что творили Келесайн и Шаркэль, Ягани и Зерем. Однако и они не могли сделать того, что Алгарсэн создавал с легкостью, ведь у каждого из них была своя Сила, отличная от прочих, и свои волшебные умения. Но даже и осознание этого не могло уничтожить зависти Алгарсэна.

Сказал он самому себе, когда обошел владения соседей:

— Мир этот подобен драгоценному камню. Каждый Лорд управляет своей гранью, но отчего нельзя управлять всеми? Без всякого сомнения, это возможно, и тем легче это будет сделать мне, ведь я — Повелитель Драгоценностей.

Сказав так, он забросил старую свою работу и начал новую. Воистину, необыкновенна была эта работа, и сложна необычайно, но Алгарсэн был искусным чародеем и терпением мог поспорить с камнем, а твердостью воли — с твердостью алмаза. Так, для управления Рассветными Землями решил он создать видимое воплощение сердца Эссенлера и придать ему вид большого прозрачного кристалла. Добившись своего, в каждой из граней кристалла он отразил владения того или иного Лорда, и связал отражения с их подлинниками. Затем растворил Алгарсэн драгоценный камень в волшебной сути Эссенлера и стал ждать, когда завершится преображение мира и все стихии и силы станут подвластны ему.

Но раньше, чем это произошло, был собран Совет Лордов, и на лицах многих соседей своих заметил Алгарсэн беспокойство, и понял, что совершаемое преображение не осталось ими незамеченным. Мысленно улыбнулся он этому обстоятельству и спокойно сел за один стол с ними, потому что не верил, что за оставшиеся до завершения трансформации дни Повелители Стихий смогут разгадать виновника происходящих изменений.

Поднялся Джордмонд-Законник и обратился к присутствующим:

— Необычное творится ныне в Рассветных Землях. Законы здешнего волшебства, известные нам, стираются и переписываются заново.

— Не значит ли это, — спросил тогда Архайн, Хозяин Железной Башни, — что новый Лорд тайно проник в Рассветные Земли и стал распространять свою Силу без нашего ведома и согласия?

— Никто, — сказал Тарнааль, Ангел-Страж, — не проникал в Эссенлер в последнее время.

Спросил Келесайн Джордмонда-Законника:

— Каковы же изменения в законах мира, которые ты увидел?

Ответил Джордмонд:

— Я не нашел никаких явных отличий. Законы переписываются заново, но новые во всем подобны предшествующим…

— Но в чем же тогда смысл подобной переписи? — Спросил Ирвейг, Властелин Теней.

— Я еще не договорил, — молвил Законник. — То, что я видел, напомнило мне историю одной страны, каковой истории я некогда был свидетелем. В той стране, населенной варварами и дикарями, существовало много племен, возглавляемых старейшинами и вождями. Племена торговали между собой, а иногда и воевали. У каждого племени были свои законы, а дела, общие для всех, решали между собой вожди и старейшины. Их решения становились общими законами. Потом на эти земли напал некий король и захватил их. Войско его было велико, но все же не настолько, чтобы противостоять всем племенам, если те вдруг вздумали бы объединиться. Чтобы избежать мятежей, король особой хартией утвердил вольности этих племен и приказал своим людям составить списки их обычаев и законов. Общие места в тех обычаях он утвердил как общие законы страны, ничего не добавив к ним от себя… в первое время. Кроме того, вождей, признавших его власть, он оставил править племенами, как раньше — и споры внутри племен они решали по своим старым обычаям. Сам же король разбирал споры между вождями и людьми разных племен, и от того стали именовать его Вождем Вождей.

Сказала Астана:

— Но ведь Тарнааль утверждает, что в последнее время в наш мир не приходили новые Лорды.

— …Что всего лишь означает, что сию перепись затеял один из жителей Эссенлера, — произнес Келесайн.

— И возможно даже, это один из нас, — криво усмехаясь, добавил Зерем.

Недобрым молчанием встретили Лорды слова Повелителя Бестий.

— Желает ли еще кто-нибудь высказаться? — Обратился Келесайн к собравшимся. — Кто еще, кроме Джордмонда, почувствовал неладное?

— Я вижу суть Эссенлера как пламя, — сказала Ягани. — С недавних пор вокруг пламени словно выросли незримые стены.

— Сны Эссенлера стали сумбурны и путаны, — молвил Шаркэль. — Кажется, будто идет беспощадная война между снами и снами. Но я знаю, кто виноват в этом.

— Кто же это? — Спросили его Лорды.

— Я повелеваю видениями, — сказал Шаркэль. — Когда мне не удалось отыскать причину происходящего в наших землях при помощи Искусства, я лег спать и призвал к себе Видение. Смысл Видения поначалу ускользнул от меня, но теперь я понял, в чем он заключался.

— В чем же заключался твой сон? — Спросили его Лорды.

— Я видел Эссенлер и внутреннее волшебство его, не имеющее ни формы, ни свойств, ни каких-либо качеств — волшебство, что приобретает различные свойства, проходя через нас. И вот, я видел, как бесформенное обрело форму.

— Какова была увиденная тобой форма? — Спросили его Лорды.

— Буде виновницей преображения Леди Ягани, я бы увидел огонь. Будь это Лорд Келесайн — молнию. Будь это Лорд Зерем — бестию, а если бы вина лежала на Ирвейге, мне явилась бы тень.

— Что же ты увидел? — Нетерпеливо спросила его Ягани.

— Драгоценный камень, — отвечал Шаркэль.

Встал тогда Алгарсэн и спросил, не ослышался ли он.

— Нет, — сказал Шаркэль.

— Ты обвиняешь меня? — Спросил его Алгарсэн.

— Я видел то, что я видел, — молвил Шаркэль и отвернулся.

— Лживы твои слова, а сердце трусливо, — сказал ему в спину Алгарсэн. — Не зря ты опасаешься встречаться со мной взглядом, ибо лжешь, и знаешь, что лжешь. Ты не имеешь чести.

Повернулся тогда Шаркэль обратно и вызвал на поединок Повелителя Драгоценностей. Но молвил Джордмонд-Законник:

— Никакого поединка не будет. По крайней мере, до тех пор, пока мы не выясним, верно ли обвинение Лорда Шаркэля, ибо дело это слишком серьезное и касается нас всех.

— Неужели теперь и ты, Джордмонд, желаешь оскорбить меня? — Как бы с сильным удивлением спросил Алгарсэн.

— Ты мне не враг, — отвечал ему Джордмонд. — Но твоего поединка с Шаркэлем я не допущу. Всем известно, что ты опытный и искусный волшебник, более того, известно, что ты являешься самым старшим среди нас по возрасту. Шаркэль же лишь недавно обрел Силу. Ваше мастерство неравно — ты гораздо более, чем он, искушен в колдовстве.

— Неужели только поэтому я должен безропотно выслушивать оскорбления? — Надменно спросил Алгарсэн.

— Если мы выясним, что обвинения эти ложны, никто не станет удерживать вас. Тогда один из вас своей жизнью расплатится за слова, что были произнесены сегодня.

— Когда же это станет ясно? — Бросил Повелитель Драгоценностей Джордмонду.

— Тебя известят, — сказала Ягани.

Высокомерно посмотрел на нее Алгарсэн, но не стал заводить с ней ссоры, ибо было известно, что женщина эта более, чем кто-либо из присутствующих, сильна в боевом чародействе. Разве что Келесайн, Повелитель Молний и Тарнааль, Ангел-Страж, могли сравниться с ней в этом, не уступая ей в мощи и превосходя в искусстве и опыте.

С тем и было распущено собрание. Каждый из Лордов отправился в свои владения. Но едва лишь Ягани переступила порог своих покоев, помещавшихся во дворце, выстроенном из твердого пламени, как ожило установленное там волшебное зеркало. Ягани приказала зеркалу проясниться; когда это произошло, она увидела лицо Лорда Зерема. После взаимных приветствий, Творец Чудовищ сказал:

— Каким образом мы будем искать виновного? Ведь у нас нет ничего, кроме догадок Шаркэля и его же сумбурных видений, но вряд ли остальные Лорды сочтут это достаточно весомым доказательством, чтобы начинать войну против одного из восседающих в Совете.

— Я верю Шаркэлю, — возразила Ягани.

— Я тоже, — сказал Зерем, — но доказательств у нас нет. А пока в этих землях господствует закон, мы ничего не добьемся, открыто принимая сторону Шаркэля. Джордмонду потребуется нечто большее, чем ничем не подкрепленные слова, чтобы допустить войну.

— Значит, нужно добыть это нечто большее, — сказала Ягани.

Рассмеялся Лорд Зерем.

— Хорошо сказано, но как ты собираешься осуществить это? Как хочешь уличить этого старца перед Советом? Ведь всего лишь несколько дней, а может быть — несколько часов, осталось у нас до времени, когда закончится перепись законов Эссенлера. Не потеряют ли тогда смысл всякие доказательства, ибо Вождь Вождей незыблемо утвердится на своем престоле?

— Что же ты предлагаешь? — Спросила его Ягани.

— Отступить от закона — ради самого закона.

— Ты предлагаешь убить Алгарэна?

— Нет, это было бы глупостью, за которую нас, в лучшем случае, покарали бы изгнанием. А может быть даже, отлучили от волшебства Рассветных Земель и лишили Силы.

— Разве это возможно? — Удивилась Ягани.

— Возможно, — улыбнулся Зерем. — Я изучал этот вопрос. Трудно уничтожить чужую Силу при помощи своей собственной, однако, войдя в Эссенлер, причастившись его магии и соединив ее с нашим внутренним волшебством, мы обрели не только большую, чем прежде, власть, но и большую уязвимость. Убив кого-либо из нас в Рассветных Землях, можно отсечь убитого от его Силы. Правда, для того потребуются усилия нескольких Лордов, числом не меньше семи, но даже и это не нужно, если за дело возьмется Тарнааль. Ведь его Сила — ограничение. У него, единственного из нас, нет своих владений в Эссенлере, но все границы этого и иных миров — его владения.

— Как это может нам помочь в изыскании доказательств против Алгарсэна? — Спросила Леди Ягани.

— Никак, — ответил Лорд Зерем. — И я лишь отвечал на твой вопрос о лишении Силы. Относительно же Алгарсэна я предлагаю следующее: сегодня я приглашу к себе вас обоих. В моем замке ты нападешь на него — я же позабочусь о том, чтобы он не смог сбежать. Известно, что в боевом чародействе ты более сильна, чем прочие Лорды Эссенлера. Если Алгарсэн владеет теми же силами, что и прежде, ты сумеешь победить его и пленить. Если же он и в самом деле тот, кто покусился на владения и Силы своих соседей, проигрывая, он рано или поздно будет вынужден прибегнуть к своим новым талантам и тем выдаст себя.

— Почему же ты сам не хочешь испытать его поединком? — Спросила Ягани с улыбкой.

Высокомерно посмотрел на нее Лорд Зерем.

— Я не останусь безучастным, — сказал он Огненной Танцовщице. — Потому что если Шаркэль прав, ни тебе, ни мне в одиночку уже не удастся справиться с ним.

— Зажги огонь в своем замке, — сказала ему Ягани.

Лорд Зерем выполнил ее желание и установил посреди одного из залов своего замка большую жаровню. Как только он зажег в той жаровне пламя, оно стало ярче и взвилось до потолка; а из середины огненного столба вышла Ягани. Спрыгнув на пол, она подошла к хозяину замка; Зерем же учтиво поклонился и просил подождать в другой зале, пока он будет беседовать с Повелителем Драгоценностей.

И вот, приказал он своему зеркалу отыскать другое зеркало, установленное в замке Алгарсэна. Исполнило зеркало его приказ и отразило на своей поверхности фигуру Повелителя Драгоценностей. И спросил Алгарсэн Зерема, зачем тот побеспокоил его.

— Есть у меня нечто, что я полагаю необходимым сообщить тебе, — сказал Зерем.

— Так говори же, — произнес Алгарсэн.

— Раз в гостях у Ирвейга слышал я от него, что он может изготовить тень любого предмета, который есть в Эссенлере. Теперь скажи мне, что будет, если изготовить не новое волшебное зеркало, но тень одного из существующих? Не появится ли у обладателя такой тени возможность подслушать чужой разговор? Я бы не хотел рисковать.

— Значит, я выслушаю тебя завтра после Совета, — пожал плечами Алгарсэн.

— Я не желал бы, чтобы то, что я завтра скажу на Совете, стало бы для тебя неожиданностью, — отвечал ему Зерем с любезной улыбкой. — Как это вышло сегодня с Шаркэлем.

Долго смотрел на него Повелитель Драгоценностей, а потом сказал:

— Хорошо. Я приду в твой замок. Разомкни Покровы Силы. Прочие волшебные оболочки, если хочешь, оставь — они для меня не преграда.

— Это уже сделано, — отвечал Зерем.

Затем, погасив изображение в зеркале, Алгарсэн собрал кое-какие инструменты, хорошо помня о том, что доверчивые живут недолго, но легко умирают (он же сам, как было уже сказано, числился старейшим среди Лордов Эссенлера). Собравшись, он взял в руки прекрасный самоцвет со многими гранями, и, повернув его, оказался в покоях Лорда Зерема. Зерем приветствовал его и предложил разделить с ним ужин.

— Я не голоден, — отвечал Повелитель Драгоценностей. — И прежде всего желал бы узнать, ради какого дела ты пригласил меня.

— Что же, — пожал плечами Повелитель Бестий, — если ты настаиваешь, мы можем приступить к нему сразу.

При этих словах, согласно его безмолвному приказу, распахнулись двери в другую залу. Ягани вышла к ним. Повинуясь движению ее руки, появилось пламя и обрушилось на Алгарсэна. Не шевельнулся тот, не дрогнул и не сказал ничего — но вдруг оказался словно внутри большого радужного кристалла, и пламя бессильно было повредить ему.

— Так-то ты встречаешь гостей, Зерем? — С презрением бросил Алгарсэн. — Завтра на Совете всем станет известно о вашей низости.

С этими словами он поднял кристалл для перемещений и собрался повернуть его, но Зерем поднял руку и бросил в него нечто, подобное черной молнии. В воздухе молния превратилась в бестию и вонзилась в кристалл, окружавший Алгарсэна. Возможно, ей и не удалось бы расколоть его, если бы в этот же миг Ягани не ударила Повелителя Драгоценностей всей своей Силой. Не выдержав жара и острого, как игла, прикосновения твари, защитная оболочка рассыпалась, а тварь вцепилась в камень для перемещений и, выхватив его из рук Алгарсэна, уволокла в дальнюю часть комнаты. Тогда Повелитель Драгоценностей возвел вокруг себя новую оболочку, и так сказал Зерему:

— Горька будет твоя участь и много раз пожалеешь ты о том, что сделал.

Сказав это, он достал из мешочка один из своих камней и бросил его в Повелителя Бестий. Тотчас же вокруг последнего возникла оболочка, схожая по виду с той, что окружала самого Алгарсэна, но если Повелителя Драгоценностей она защищала, то Зерема сковала лучше всяких цепей — словно в сердцевине огромного бриллианта очутился он и не был в силах ни пошевелить рукой, ни моргнуть, ни воспользоваться своей Силой.

— Ты будешь следующей, — пообещал Алгарсэн Ягани, однако в это же время Огненная Танцовщица расколола его вторую оболочку, и ему пришлось возводить новую, забыв на время о словах и обещаниях. И вот, бросил Алгарсэн в Ягани алмазное копье, но Ягани начала колдовской танец и легко отвела его от себя.

Сказала Огненная Танцовщица Слова Силы:

— Мир — это огонь, и все различия в нем проистекают от различных видов пламени и различной концентрации их в том или ином предмете или месте. Мир — это движение, а движение это — танец. Все подвластно движению, ведь нет ничего неподвижного, и даже камни и кристаллы танцуют, хотя и много медленнее, чем иные существа и предметы.

Сказал Повелитель Драгоценностей Слова Силы:

— Мир — это кристалл. Он неизменен. Все видимые движения и превращения — не более чем блеск этого кристалла, суть же его неподвижна и нетленна. Нет времени, есть вечность, нет танца — есть постижение, нет слов — есть только молчание.

Разбились Слова Силы, сказанные ими, и не один из Обладающих не получил преимущества. Тогда обрушила Ягани на Алгарсэна сильнейший жар, превративший в пепел большую часть замка Зерема, но Алгарсэн в том огне сам стал подобен драгоценности — жар разрушил его, но и создал вновь, подобно тому, как рождается алмаз из графита. Достал он тогда из кошеля рубин, и сказал:

— В сем предмете я заключаю твою магию, и оставляю себе, как одно из своих сокровищ.

Но Ягани разбила оковы, которые он думал наложить на нее, и рубин раскололся в руках Алгарсэна.

— Ты плохой танцор, — сказала она ему. — А ведь у Огненного Океана придется тебе отныне обучаться этому искусству.

С этими словами она бросила его в Огненный Океан, и Алгарсэн не нашел ничего, что можно было бы противопоставить его мощи. Все его инструменты сгорели, а сам он, чтобы избежать гибели, снова был вынужден прибегнуть к перерождению, но, сгорев и возникнув вновь, понял он, что в этом месте перерождения его будут длиться вечно. Тогда, чтобы избежать гибели, он обратился к колдовской сердцевине Эссенлера, которая с недавних пор подчинялась ему, и стал управлять магией Ягани как одной из граней этого великого кристалла. Так он отыскал выход из Огненного Океана и вернулся к замку Зерема для того, чтобы покончить со своими врагами. Теперь, какие бы заклятья не использовала Ягани, она ничем не могла повредить ему. Алгарсэн же немедленно заточил ее в кристалл, подобный тому, в котором пребывал Повелитель Бестий, и, войдя в их мысли, сказал им обоим:

— Глупцы! Как вы осмелились выступить против меня? Ведь даже подозревая, что я — тот, кто овладел сутью волшебства Эссенлера (а я не вижу иной причины для вашего нападения), как вы могли надеяться одолеть меня? Я надеялся, что ты, Зерем, добровольно примешь мою сторону, но оказалось, что ты — дурак, а дураки не нужны мне. Даже и твоя смерть, женщина-воин, будет более легкой, чем смерть этого предателя.

— Посмотри на небо, — безмолвно ответил ему Зерем. — Может быть, ты и овладел сутью волшебства Рассветных Земель и от того можешь справиться с любым из нас, но сейчас сюда летит тот, кто не имеет в Эссенлере владений. Я просил его наблюдать за моим замком: ныне ведомо ему, господину границ, что ты преступил границы своей Силы, а это значит, что ты — тот, кто изменяет законы Эссенлера, не изменяя их, и значит, что не лгал Шаркэль, обвиняя тебя.

Обратил тогда Повелитель Драгоценностей свой лик к небосклону, и увидел светящуюся фигуру Ангела-Стража, приближавшегося к нему. Таков был облик Тарнааля: всемеров выше человека, облачен он был в белую тунику, поверх которой сверкали золотые доспехи, слепящие глаза, словно солнце в полдень. На голове Тарнааля был шлем конической формы, ноги его были обуты в сандалии, талию опоясывали золотые пластины, намертво скрепленные друг с другом. Не было у Тарнааля тела из плоти, но свечение, имевшее форму высокой человеческой фигуры, заменяло ему тело. Крылья его были подобны лучам солнца, но много ярче. Они струились, как пламя, и сверкали, как молнии. Из хрустального света состоял его меч, и мягок был его свет, и будто преисполнен нежности — но эта нежность была нежностью смерти. Ударил мечом своим Ангел-Страж отступника, и расколол волшебные оболочки, выставленные Алгарсэном вокруг себя. Долго бились они, и долго Ангел-Страж не мог приблизиться к Алгарсэну, ибо тот был искусен в волшебстве и владел всеми силами и стихиями Эссенлера, и возводил новые и новые препятствия на пути Тарнааля. Наконец, одолев все препоны и разбив все оковы, которыми пытался связать его Алгарсэн, приблизился воитель к нему вплотную. Тогда возвел Алгарэн перед ним препятствие, более крепкое, чем все предыдущие — Алмазом Вечности именовалось это заклятие. Об него разбил Тарнааль свой меч, но и заклятие было разрушено. Тогда протянул Ангел-Страж к противнику правую руку и вырвал у того сердце.

Сказал Тарнааль Алгарсэну:

— Отделяю тебя от твоей Силы. Силу же твою разделяю на две части. Первую из частей, соединенную с сердцевиной Эссенлера, я оставляю здесь и укрываю во внутренней сути этой земли: пусть никто и никогда отныне не сможет владеть ею. Второй же части твоей Силы я придаю форму драгоценного камня, каковую форму, говорят, имеют сердца некоторых богов. Радуйся, Алгарсэн, ведь сегодня поступили с тобой так же, как со многими из них! Тебя же самого я изгоняю из Рассветных Земель навеки: возвращайся в те земли, где ты родился, и не смей более покидать их — отныне колдовские дороги между мирами закрыты для тебя.

С этими словами он отсек обломком меча Алгарсэна от его Силы, а саму Силу разделил на две части. И тогда сердце Алгарсэна в руке Ангела-Стража превратилось в драгоценный камень, а сам бунтовщик умер. Дух его покинул пределы Эссенлера и долго скитался в пустоте в мрачных областях между мирами. Только лишь через несколько столетий Хеллаэн, родина Повелителя Драгоценностей, притянул к себе свое блудное порождение. Там, в пустошах Темных Земель, на холодных камнях, очнулся изгнанник. Был он слаб и беспомощен, Сила же его была — как кровоточащая рана. Он долго лежал, смотря в темное небо Хеллаэна, изрезанное сверканием молний, а потом встал в взял в руки один из камней, рядом с которыми очнулся. И показалось Алгарсэну, что некоторыми свойствами этот камень подобен тем драгоценным камням, которыми повелевал он прежде. И еще показалось ему, что в этот миг боль его стала немного слабее.

Он поселился в той пустыни и стал изучать волшебство заново, и хотя его ждали многие неудачи, и многие таланты так и не вернулись к нему, кое-чего он все-таки достиг. Он воздвиг высокий, неприступный замок со многими подземными этажами, тайными ходами, невидимыми кладовыми и убежищами, и подчинил себе окрестные земли. Раны, нанесенные его духовной сути, зарубцевались со временем, и вскоре вновь распространилась о нем слава, как о искусном волшебнике, не уступающем ни одному из прочих Лордов Хеллаэна. Но слава и лесть раздражали его, потому что Сила его была невелика, и он знал это. Там, где другие брали мощью, ему приходилось более надеяться на Искусство и собственный опыт. А это — не столь хорошая замена, как полагают многие, потому что молодой неумеха со временем может научиться правильно использовать свои силы, но старик никогда не вернет себе молодость. И казалось Алгарсэну, что в волшебстве он подобен дряхлому старцу, умеющему углядеть ошибки молодых, но не имеющему ни сил, ни ловкости, чтобы ими воспользоваться и одолеть юнцов. Не мог он более путешествовать по волшебным дорогам, ибо этого таланта его лишил Тарнааль, но со временем изыскал для путешествий иной способ, более сложный и долгий, и не раз его видели в иных Землях. Но никогда больше не возвращался он в Эссенлер и долгое время не пытался мстить своим врагам, потому что не желал размениваться на мелочи и вновь подвергать себя их гневу, не насладившись прежде сполна их унижением и отчаяньем, а способа отомстить достойно он не мог отыскать. В глубине сердца ненавидел он и нынешнюю свою Силу, и землю, где жил, потому что казалось ему, что прежде жил он во дворце — но был изгнан из него и вынужден обитаться в бедняцкой лачуге, был богат — ныне же, как нищий, вынужден трястись над каждым медяком, владел рубинами и алмазами — ныне же должен беречь валуны и булыжники. От того часто убивал он волшебников, забредавших в его земли, даже если не имел с ними никакой вражды и никакой пользы не мог извлечь из их смерти. По этой причине путешественники и торговцы старались стороной обходить его владения. Люди стали называть его Повелителем Камней.

Теперь надлежит оставить его и вернуться во дворец Лорда Зерема, изрядно пострадавший во время поединка меж Алгарсэном и Ягани. Явились туда некоторые из восседающих в Совете Лордов, и в числе их — Келесайн Майтхагел, а с ним — ученики его. Были освобождены Ягани и Зерем из оболочек, которыми окружил их Повелитель Драгоценностей, и гневно сказала Ягани Зерему:

— Почему ты не предупредил меня, что в твой план посвящен еще кто-то?

— Ты — не актриса, но Леди, — отвечал ей Зерем. — Ты не смогла бы сыграть свою роль, как должно. А Повелитель Драгоценностей, увидев, что ты сражаешься не в полную силу, почуял бы подвох.

— А если бы я убила его, и через то открылось бы, что никакого отношения Алгарсэн не имеет к происходившему в Эссенлере? — Спросила Ягани. — Что было бы тогда?

Пожал плечами Повелитель Бестий.

— Нетрудно сказать, — отвечал он. — Ты понесла бы наказание, как убийца.

Захотела тогда Ягани рассечь огненными клинками душу и тело Повелителя Бестий, а прах его развеять по ветру, но прочие Лорды не позволили ей этого. Обернулась тогда Ягани к Джордмонду и Тарнаалю.

— И это — тот закон и то правосудие, которые вы столь высоко превозносите? — Спросила она их.

— Не знали мы ничего о замыслах Зерема, — отвечали ей Лорды, — иначе, без всякого сомнения, постарались бы остановить его.

— Я выхожу из Совета, — сказала им Танцовщица. — И ни в чем более не будет вам от меня помощи.

Некоторые пытались утишить ее гнев, но не преуспели в этом. В сильном раздражении покинула их Ягани и скрылась в своем огненном царстве.

Сказал Джордмонд:

— Трудно назвать благородным поступок Лорда Зерема, однако все мы перед ним в долгу за то, что он помог нам разоблачить предателя. Следует помочь ему в восстановлении его цитадели.

Сказал Зерем на это:

— Я справлюсь и сам. Лучшая от вас будет помощь, если вы все немедленно покинете мои владения.

Когда ушли Обладающие Силой из его земель, сказал Келесайн Тарнаалю:

— Твой меч сломан. Примешь ли ты от меня другой клинок, как дар?

Сказал Тарнааль:

— С радостью.

Тогда отправился Келесайн со своим старшим учеником, Наврандом, в кузницу, и там приступил к работе, призвав к себе нескольких искусных альвов. И сотворили они меч из серебра, и наделили его волшебством света, и покрыли лезвие меча многими рунами. Но сказал Келесайн, взяв в руки этот меч:

— Недостаточно он хорош для Ангела-Стража. Не обрадуется он такому мечу и неумехой назовет того, кто сотворил его.

Ушли из кузницы альвы, опечаленные словами Келесайна. Он же призвал к себе народ живых молний и просил помочь ему в изготовлении оружия. Всем был хорош новый клинок, гибкий, как плеть, и острый, как бритва. Он мог поражать, подобно молнии, врага на большом расстоянии, а при ударе становился подобен плети-семихвостке, и в семи местах пронизал врага.

Но сказал Келесайн:

— Слишком много в этом мече от моей Силы. Мы же должны сотворить то, что более подошло бы самому Тарнаалю, а не мне, ведь иначе он вернет мне мой дар.

Тогда покинули кузницу живые молнии, телами и светом которых был закален этот клинок. Обратились живые молнии к обитателям лунного света, и сказали им:

— Великое волшебство ныне творит господин наш. Не в силах мы помочь ему, но, может быть, сможете вы, и о том просим вас, как добрых соседей.

Согласием ответили на это обитатели лунного света, и явились в кузницу Келесайна. Новый клинок сотворили они, и был он прозрачным, почти невидимым, и свет его был неярким, а касание его — почти не ощутимым, но от того не менее гибельным, чем касания первых двух клинков.

Но сказал Келесайн, взяв этот клинок в руку:

— Я видел прежний меч Тарнааля: этот подобен ему, но много хуже. Никогда не поднесу я Ангелу-Стражу дар, если буду знать, что чем-то подобным или даже лучшим прежде владел он.

Сказали обитатели лунного света:

— Все свои знания употребили мы на создание этого меча, ты же, мы видели, вложил в него всю магию, какую мог, не рискуя сделать этот клинок принадлежащим твоей Силе. Если ты желаешь сотворить лучшее, мы бессильны помочь тебе.

Разрезал тогда Навранд себе ладонь и сказал так:

— Учитель, отчего нельзя воспользоваться не той магией, что имеем мы, но волшебством, к которому мы причастны от рождения? Я — не только Навранд, старший ученик твой, но еще я — человек, и кровь моя — кровь человека. Ходят легенды, что впервые обрел Тарнааль Силу как защитник людей — отчего бы теперь моему народу не отблагодарить его? Пусть в моей крови — крови человека — будет закален этот клинок, ты же, мой Лорд, я знаю, не дашь умереть мне от потери столь большого количества жизненной влаги.

Сказал тогда Келесайн, разрезав себе руку:

— Если бы не Ангел-Страж, все Лорды Эссенлера ныне или погибли бы, или служили бы Алгарсэну, и моя благодарность Тарнаалю — не меньше, чем благодарность смертных. Мы смешаем кровь и в полученной смеси закалим клинок — если только ты, Навранд, не отказываешься стать моим побратимом.

Сказал тогда Навранд Келесайну:

— Это — наивысшая честь для меня.

Приблизился тогда к ним старейший из обитателей лунного света и, разрезав себе предплечье (а кровь его имела жемчужный цвет и была невесома, как воздух) сказал:

— Не откажетесь ли вы, человек и Обладающий Силой, в этом деле от участия третьего, кто не был рожден женщиной и не создал сам себя, как создают Обладающие, но был сотворен посредством волшебства? Кровь моя — волшебство, кожа моя — волшебство, волосы мои — волшебство, слезы мои — волшебство, дыхание мое — волшебство, голос мой — волшебство, танец мой — волшебство, взгляд мой — волшебство, прикосновение мое — волшебство.

И вот они втроем взяли железный клинок и, смешав свою кровь, закалили тот клинок в полученной смеси. Но едва лишь закончили они сотворение сего изделия, как ворвался в кузницу Джордмонд-Законник.

— Что вы творите?! — В ужасе вопросил он их. — От вашего волшебства дрожат столбы мощи, на которых покоится Эссенлер и меняются записи в Книгах Судьбы, что отведены каждому из народов.

Когда объяснили ему, что отковали они в этой кузне, воздел Джордмонд к потолку руки свои, поражаясь их безрассудству.

— Опасно играть с такими силами, — произнес он. — Непредставима мощь, с которой соединен этот клинок. Что, если не по злу — нет сомнений у меня в чести Ангела-Стража — но по невежеству или незнанию будет неверно использовано это оружие? Представляете ли вы себе последствия такого поступка?

— Что же, — пожал плечами Келесайн. — Это означает всего лишь, что следует наделить этот меч собственным разумом для того, чтобы он сам мог различать, где добро, а где зло, и не творить несправедливостей.

— Клянусь, Келесайн, — вскричал тогда Джордмонд-Законник, — младшая твоя сестра, увидевшая в подлеце Гасхаале благородного героя, и то умнее тебя! Ни в коем случае нельзя наделять этот меч собственной волей! Кто тогда сможет укротить его? Ведь он будет сильнее любого из Обладающих, а люди и демоны будут ложиться под его взмахами, как трава под косой. Такой клинок будет могущественнее самих богов. Никогда и никому больше не удастся сотворить ничего подобного, но и одного раза достаточно, чтобы опустели многие Земли. Ты говоришь о различении добра и зла, Келесайн — каким различением станет он различать нас и какой мерою мерить: клинок, созданный для битвы, пусть даже и справедливой? Или ты желаешь умереть за обиду, которую нанес, будучи еще ребенком, одному из своих сотоварищей? Вряд ли привычное нам течение времени ограничит взор этого клинка.

— Что же нам следует делать? — Спросил Джордмонда старейший из обитателей лунного света. — Неужели нам теперь придется уничтожить это изделие?

— По крайней мере, нужно сделать так, что бы никогда он не обрел собственного разума и никогда бы не пробудилась душа, зачатая в нем и затаившаяся до времени, — отвечал Джордмонд.

Тогда высекли они на клинке многие руны, сплетенные особым образом, как советовал Джордмонд-Законник, и заставили утихнуть могучие силы, бродящие в клинке. Но и без тех сил меч этот по праву мог считаться наилучшим. Поднес его Келесайн Ангелу-Стражу, как дар, и тот с благодарностью принял сие оружие, не подозревая, скольких неудач и споров стоило его сотворение.

Сказал Тарнааль Келесайну:

— Хорош твой дар, и я желал бы в ответ чем-нибудь отдарить тебя. Вот, возьми этот драгоценный камень — что это было прежде, и каково происхождение этого камня, ты знаешь. Используй таящуюся в нем Силу по своему усмотрению.

У Алгарсэна меж тем, нашлись ученики и сыновья, которые пожелали отомстить за смерть Повелителя Драгоценностей. Троих обвиняли они в смерти своего учителя и господина: Зерема, Ягани и Тарнааля. И вот, вторглись они во владения Повелителя Бестий — потому что не могли проникнуть в огненное царство Ягани, а Тарнааль не имел владений и никогда подолгу не жил на одном месте. В то время Зерем еще не закончил восстановление своей цитадели, и нелегка ему была эта война. Преступив свою гордость, обратился он за помощью к Совету Лордов, но в Совете немногие высказали желание помочь ему. Наблюдая это, встал Келесайн и сказал:

— Я помогу тебе.

А следует упомянуть, что сильно недолюбливали друг друга Зерем и Келесайн. Все в них было противоположно — один был нечестивцем, другой — праведником, один, творя зло, находил в этом удовольствие, другой стремился к добру, один был низок духом, другой — благороден. Однако бывало и так, что и Зерему случалось сделать что-либо полезное или доброе, если это соответствовало его планам, а Келесайну, в свою очередь, для достижения своих целей приходилось иногда прибегать ко злу. В чем же различие между ними, спросит строгий судия? Может быть, лишь в устремлении.

С великим трудом терпели друг друга Зерем и Келесайн в Землях Эссенлера. Но Келесайн уважал закон, Зерем же пока ничем явно не нарушил его, и от того Повелитель Молний встал на его сторону. Поскольку немалым весом обладали его слова в Совете Лордов, многие пожелали присоединиться к ним, но отказался Келесайн от их помощи.

В скором времени были разгромлены приспешники Повелителя Драгоценностей и опустошены многие их земли. Тогда оставшиеся мятежники запросили пощады.

Лорд Зерем, к тому времени оправившийся и восстановивший вполне и численность своих войск, и собственное могущество, сказал послам, прибывшим от его недругов, следующее:

— Согласен я на мир с вами. Пусть зачинщики бунта и вассалы их, и их жены и дети, и близкие слуги покинут завтра свои укрывища и явятся ко мне безоружными. Пусть принесут мне присягу верности. Из их числа я выберу себе заложников.

Но когда удалились послы, сказал Келесайн Зерему:

— Не верю я в твое милосердие.

Расхохотался тогда Повелитель Бестий:

— Никогда не стану я предлагать тебе подобного, если вдруг случиться меж нами война, ибо ты слишком прозорлив, чтобы попасться на подобную уловку.

— Что же будет завтра с мятежниками и вассалами их, и семьями их, и слугами? — Спросил Келесайн.

— Все они будут истреблены, едва лишь появятся в моем лагере, — отвечал Зерем. — Затем мы ворвемся в замки и города мятежников и захватим их. Затем мы разделим эти земли. Я не стану вмешиваться в то, что ты будешь делать на своей половине, но и тебя не должно касаться то, что будет происходить на моей.

— Что же будет происходить там? — Спросил Келесайн.

— Это, — повторил Зерем, — мое дело.

— Не согласен я на такой уговор, — ответил ему Келесайн. — Ибо предвижу, что и мирных жителей ты истребишь, или превратишь в чудовищ, или бросишь, как пищу, своим демонам. Кроме того, было бы подлостью убивать молящих о пощаде и в знак того готовых привести завтра к нам своих заложников.

— Не подлость это, — отвечал Зерем, — но военная хитрость.

— С кем завтра ты собираешься воевать? — Спросил Келесайн. — С безоружными? С детьми, или, может быть, с женщинами?

Только плечами пожал на это Повелитель Бестий.

— Почему бы и нет? — Молвил он. — Ведь так мы обезопасим себя от новых мятежников, которыми могут стать эти дети, когда вырастут. Но я сильно жалею, что прежде времени посвятил тебя в свои планы. Следовало выполнить задуманное без всяких предупреждений — тогда бы не возникло меж нами никаких споров.

Сказал ему Келесайн:

— Поступи ты так, своих воинов обратил бы я против тебя. И теперь говорю: ничего ты не сделаешь людям, что придут завтра в наш лагерь.

Помолчал тогда Зерем, а после промолвил:

— О, сколь жаден ты, Лорд Келесайн! Нехорошо поступаешь ты со мной, угрожая мне и желая захватить земли мятежников для себя одного!

Сказал ему Повелитель Молний:

— Ты слышал меня.

И вышел из шатра Зерема.

Прав оказался Лорд Зерем. Ибо после того, как заключен был мирный договор, послал Келесайн некоторых своих учеников в те земли. Там возвели они храмы Бога Света и открыли больницы и школы. Сменилось несколько поколений — и в безраздельное свое владение получил Келесайн те земли и города, ибо посредством школ и храмов овладел он умами их жителей, а посредством больниц заслужил их великую благодарность. Как к справедливым судьям, стали обращаться к его людям насельники той страны.

Также и в другом оказался прав Зерем — мятежные ученики Алгарсэна и ученики их, и сыновья сыновей их, недолго сохраняли мир. Не раз и не два начинали они смуту, и всякий раз приходилось усмирять их — когда убеждением, а когда и силой. И убивали они верных Келесайну, а те, в свою очередь, преследовали их и враждовали с ними. Наблюдая это, не раз говорил Зерем своим приближенным:

— Сколь более жесток Повелитель Молний, нежели я! Ибо я не щажу врагов — он же посылает на смерть верных друзей своих, и обрекает на мучительную гибель самых преданных слуг. Много проще было бы уничтожить эти сорняки в самом начале, чем теперь, когда они осмелели от своей безнаказанности и распространились повсюду, угрожая погубить весь урожай моего соседа, столь жадного до истины и справедливости!..