"Безумная Роща" - читать интересную книгу автора (Смирнов Андрей)

РОДИЧИ (история десятая)

Сестра Келесайна, Талиана, была замужем за Гасхаалем, Повелителем Ворон. Не по нраву был Келесайну этот брак, но все же вынужден он был смириться с ним, и признать Гасхааля, своего недруга, как одного из Лордов Эссенлера. Нечасто появлялся Келесайн в его замке, располагавшемся на Вороньем Острове, однако ж иногда бывал там, навещая сестру. Через некоторое время после происшествия с Повелителем Драгоценностей и беспорядков, учиненных его сыновьями и вассалами, отправился Келесайн снова на Вороний Остров, потому что был приглашен на Остров его хозяином — да и сестру свою, занятый делами Рассветных Земель, Келесайн не видел вот уже более года.

Любезно был принят он в замке Гасхааля, и за обедом просили его хозяева замка рассказать им что-нибудь о том, что происходит сейчас в Рассветных Землях. А надо сказать, что Вороний Остров не являлся в полной мере частью Эссенлера — это был мир сам в себе, но весьма небольших размеров: всего лишь за два или три часа можно было пройти его из конца в конец, от одного края Острова до другого. Обычно плавал этот Остров в сумраке между иными, большими мирами, изредка приближаясь к ним, но с тех пор как Гасхааль был допущен к волшебству Эссенлера, Остров его прикрепился к этому миру, словно корабль, завершивший долгое странствие и стоящий ныне недвижно в портовой гавани.

Рассказал Келесайн о неприятностях, случившихся в последнее время. И о горькой участи Алгарсэна и учеников его рассказал он. Вознегодовала тогда Талиана:

— Нет у вас чести, — сказала она. — Сколько вас было, когда напали вы на Повелителя Драгоценностей? Только лишь трое? Отчего всем Советом вы не набросились на него, как голодные волки?

— Одному Тарнаалю удалось одолеть его, — отвечал Келесайн, — но даже выступи против Алгарсэна весь Совет Лордов, нельзя было бы назвать это бесчестным, потому что всем нам он бросил вызов и всех нас желал подчинить своей воле. Не поединок это был, но справедливая кара.

— Выслушали вы его? Узнали, зачем сотворил он эту драгоценность? Как же можно назвать справедливым приговор, если не было и самого суда?

— Хватило и той лжи, которую он раньше говорил на Совете, — отрезал Келесайн.

— А что случилось с сердцем Рассветных Земель, которое Алгарсэн обратил в драгоценность? — Спросил Келесайна Повелитель Ворон.

— Ничего, — отвечал Келесайн.

Усмехнулся этим словам Гасхааль.

— Вот как? А не боишься ли ты, что кто-нибудь другой протянет руку и возьмет эту драгоценность?

— Не боюсь, — отвечал Повелитель Молний, глядя в глаза своему недругу, — потому что сердце это невидимо, неосязаемо и неощутимо. Для себя изменял его Алгарсэн, и только он сам мог бы владеть им. Для этого он связал сердце со своей Силой: но сейчас, когда Алгарсэн уничтожен, часть его Силы, связанная с сердцем Эссенлера, ушла в глубины Рассветных Земель и недоступна отныне никому из Обладающих. Нет волшебника, способного владеть ею, как нет и не будет никогда второго Повелителя Драгоценностей.

— Благодарю тебя, шурин, — со смехом сказал ему Гасхааль, — ибо ты разрешил мое недоумение: вот уже который день, когда я гляжу на Эссенлер посредством волшебного зрения, глаза мне слепит некий блеск в самой сердцевине этого мира. Долго я не мог понять, какова природа этого блеска, и только теперь узнал это.

Пристально посмотрел на него Повелитель Молний, и молвил:

— Превосходная вещь — наблюдение. Ограничивающийся наблюдениями живет долго, а тот, кто действует необдуманно — коротко.

— Зато умеющий наблюдать и поступать обдуманно, живет не только долго, но и приятно, — в тон отвечал ему Гасхааль.

— Иногда самый мудрый поступок — ограничиться наблюдениями, — сказал Келесайн.

На сем завершили они беседу, и Повелитель Молний покинул Вороний Остров.

По прошествии некоторого времени спросила Талиана Гасхааля:

— Отчего наш Остров меняет свое местоположение?

Сказал ей Гасхааль на это:

— Кажется мне, что он застоялся на месте. Хочу я полетать над Эссенлером, и полюбоваться его равнинами и горами.

Сказала Талиана:

— Не вдоль поверхности Эссенлера летим мы, но проникаем вглубь его магической сути. Для чего нам это? Ведь раньше ты говорил, что столь тесное взаимопроникновение двух миров может быть опасно для них обоих?

Отвечал ей Гасхааль:

— Нет для нас никакой опасности, ибо мы ненадолго задержимся здесь. Но, чтобы избежать опасности, я должен буду прибегнуть к изощренейшему искусству. Это займет все мое время в ближайшие два-три дня — прошу, прости меня, если в эти дни я буду невнимателен к тебе и редко буду находить для тебя время. Также мне потребуются все волшебные зеркала, которые мы используем для общения. Есть у тех зеркал много иных свойств, о которых ты не знаешь, и сильно помогут мне эти зеркала в моей работе.

Сказала Талиана:

— Конечно же, забирай их. Несколько дней я могу провести и без вечерних бесед со своими подругами.

Эти дни Талиана посвятила чтению книг или прогулкам по Острову. Почти что и не видела она Гасхааля, занятого какими-то своими таинственными делами.

Проходя по лесу, окружавшему замок, не раз пыталась она заговорить с воронами, но те не отвечали ей, потому что Гасхааль велел своим подданным молчать в ее присутствии. Но увидела раз Талиана, как льются слезы из глаз одной крупной птицы, и слезы эти во всем были подобны человечьим. Странным и страшным показалось Талиане это зрелище, и спросила она птицу:

— Отчего ты плачешь?

Но ничего ей не ответила птица. Закаркали тогда другие птицы, и, вместе с этой, поднялись в воздух и улетели из этой части леса. Тогда побежала Талиана в замок и, отыскав Гасхааля, спросила его:

— Отчего плачут птицы в твоем лесу?

— Тебе померещилось, — ответил ей Гасхааль. — Птицы не умеют плакать, как люди. А может быть, больна была эта птица, и слезились глаза у нее. Как только я закончу свои дела, о которых говорил тебе раньше, я разыщу ее и посмотрю, чем ей можно помочь.

Ушла от него Талиана, будто бы удовлетворившись ответом, но беспокойно стало у нее на сердце. И вот, на другой день, она забрела вглубь леса, куда не заходила никогда раньше. Здесь повсюду на ветвях, как и везде на Острове, сидели большие черные птицы. Хотела Талиана отыскать среди них ту, которую видела вчера, но не нашла плачущей. Тогда двинулась Талиана дальше. Ворон становилось все больше — теперь не только на деревьях сидели они, но и стояли на земле, и столь много было их, что Талиане приходилось долго искать, куда поставить ногу, чтобы не раздавить никого. И вот, увидела девушка маленькую поляну, где стоял Гасхааль, окруженный со всех сторон птицами, которые летали над ним и сидели у него на плечах, и только пространство прямо перед Гасхаалем было свободно. Но вороны, повинуясь запрету Гасхааля, промолчали и не предупредили своего повелителя о появлении Талианы.

И услышала Талиана, будто бы муж ее разговаривает с неким невидимым собеседником.

— …Глупец, — говорил Гасхааль. — Кому нужно владеть им? Есть и иные способы достигнуть желаемого.

С этими словами он достал из-под плаща бриллиант большой величины и бросил его перед собой. Повинуясь его жесту, в тот же миг одна из ворон подлетела к камню и проглотила его, хотя это стоило ей больших усилий. Захохотал, наблюдая это, Гасхааль, и устрашил Талиану смех его, ибо никогда раньше он так не смеялся.

Тогда неслышно покинула она это место и вернулась в замок. Здесь она долго бродила по комнатам, не зная, чему верить и не желая видеть правды, которая казалась ей слишком страшной, слишком абсурдной, слишком уродливой, чтобы принимать ее. Страшна правда о том, что божество, в которое ты веришь, ничем не лучше дьявола, но еще страшнее правда о том, что сам ты никогда не сможешь судить верно о них обоих. Вот уже долгое время Талиана закрывала сердце от сомнений, посещавших ее, когда она озиралась вокруг. Никогда она не верила дурному, что говорили о ее муже — но разве иначе надлежит поступать тому, кто любит? Даже и теперь знала она, что, едва увидит вновь Гасхааля, посмотрит в его лицо — мужественное, изрезанное морщинами и шрамами, но всегда скорое на ласковую улыбку, заглянет в глаза его — глаза старца, глаза юноши, глаза существа, повидавшего больше веков, чем она могла вообразить себе или представить, знала она — мигом рассеются все ее подозрения. Горько укоряла она себя за то, что бежала прочь от той поляны, где стоял Гасхааль. Решила тогда Талиана дождаться его возвращения в замок и подробно расспросить обо всем. С тем она поднялась в его заклинательные покои.

Пробыв там некоторое время, Талиана заметила странный свет, льющийся из-под одной дальней двери. Она подошла и заглянула в ту дверь. Это была кладовая, а исходили мерцающим призрачным светом волшебные зеркала, которые собрал здесь Гасхааль со всего замка. Не похоже было, чтобы в эти дни он притрагивался к ним. Вошла Талиана в кладовую и коснулась одного из зеркал. В тот же миг ожило зеркало, и увидела Талиана лицо брата.

— Где Гасхааль? — Спросил Повелитель Молний без всяких приветствий. Резок и груб был его голос.

— Он занят волшебством, — ответила Талиана брату.

Гневно вспыхнули глаза Келесайна.

— Это я и так знаю. Подобно червю, погрузился он со своим Островом в магическое естество Эссенлера, и, как червя, уже нельзя вырвать его оттуда, не повредив самого плода. Мне нужно сейчас же говорить с ним — позови его, немедленно! Может быть, еще не поздно остановить его.

— Что происходит? — Спросила Талиана брата.

— Спроси об этом своего мужа, — отвечал ей тот. — Его словам ты поверишь больше, чем моим.

— Это не так, — сказала Талиана. — Когда-то ты сказал Джордмонду, что я не знаю, чему верить — теперь твои слова стали правдой. Сегодня я видела странную сцену в лесу — Гасхааль заставил одну из своих ворон проглотить огромный бриллиант. И хотя птица с большим трудом справилась с приказанием, это обстоятельство, кажется, только сильно рассмешило его — а ведь он всегда с большой заботой относился к своим птицам. Мне кажется, что он болен или обезумел, ибо смех его был смехом безумца.

— Он не более безумен, чем прежде, — сказал Келесайн. — Все его птицы когда-то были людьми, но всех их он превратил в ворон и забрал себе их знания и их души. Ведь титул его — Повелитель Ворон, и этот титул — не пустой звук. А то, что ты видела в лесу, не безумие, но Ритуал Силы. Также, как проглотила ворона бриллиант, проглотит он сам драгоценное сердце Эссенлера. Магия этого мира иссякнет, а могущество Гасхааля возрастет многократно.

— Не может так поступить тот, кого я люблю, — сказала Талиана.

Сказал Келесайн с издевкой:

— Тот, кого ты любишь, может быть, и не может. Но ведь не Гасхааля ты любишь, а свое представление о нем. Однако наш разговор все так же бессмысленен, как и прежде. Позови своего мужа.

— Его нет сейчас в замке и я не знаю, когда он вернется.

— Если он вернется и не захочет разговаривать со мной, передай ему только одно: когда ворона глотает бриллиант, камень можно вернуть — если поймать птицу и извлечь бриллиант из ее желудка.

На сем зеркало погасло.

Когда вернулся Гасхааль, Талиана сказала ему:

— Мой брат желает говорить с тобой.

Спросил ее Гасхааль:

— Откуда ты знаешь об этом?

— Я отыскала зеркала, — ответила Талиана. — Зачем ты обманул меня, сказав, что они нужны тебе для волшебных манипуляций?

— Я не лгал тебе, — ответил ей Гасхааль. — Они потребуются мне, хотя и позже, чем я полагал вначале.

— Ты поговоришь с моим братом?

— Не сейчас. У меня еще много дел.

— Он, предвидя такой ответ, просил передать тебе: камень можно извлечь из желудка вороны, которая проглотила его.

Долго молчал Гасхааль, а потом спросил Талиану:

— Откуда он узнал об обряде?

Промолвила женщина:

— Я рассказала ему.

— Ты предала меня, — сказал ей Гасхааль. — А я не прощаю предательств.

Произнеся это, он превратил ее в ворону и поспешил в комнату с зеркалами. Там он выбрал одно из них, небольших размеров, и назвал имя Келесайна. Когда появилось перед ним отражение Повелителя Молний, сказал ему Гасхааль:

— Открой двери зеркал.

— Зачем? — Спросил его Келесайн.

— У меня есть нечто, принадлежащее тебе, и я желал бы вернуть тебе это.

Отомкнул тогда Келесайн со своей стороны двери зеркал, а Гасхааль проделал тоже со своей и, бросив в образовавшийся проем ворону, сказал:

— Забирай обратно свою сестру.

И, сказав это, поспешно закрыл двери зеркал.

Сказал ему Келесайн:

— Молись всем богам, которых знаешь. В огненный ад превращу я твой Остров, а участи твоей устрашатся даже и пленники Обители Боли.

— К чему пустые угрозы? — Спросил Гасхааль. — И без того тобой была мне обещана весьма незавидная участь.

Спросил Келесайн:

— Для чего ты погубил мою сестру? Ведь спор этот — между нами.

Ответил Повелитель Ворон:

— Для того, чтобы горька стала твоя победа, если ты все же добьешься ее.

Столь велик был гнев Повелителя Молний, что треснуло в руках Гасхааля волшебное зеркало и разлетелось на части, а осколки изрезали ему лицо и руки. Он вытер кровь, подошел к другому зеркалу и велел зеркалу отыскать Эмерхада, Господина Знаков, своего родича. Приготовился он к долгому ожиданию, ибо не знал, где теперь живет Эмерхад, и не видел его уже довольно давно, но прошло менее минуты — и ожило зеркало, и отразило в себе некую комнату, в которой стоял Господин Знаков.

Сказал Эмерхад:

— Здравствуй, родич. Что произошло с лицом твоим?

— Нет чести у моих врагов, — сказал ему Гасхааль. — Желал я вступить с одним из них в переговоры — видишь сам, чем отплатил он мне за доверие.

— Бесчестно поступать так во время переговоров, — согласился с ним Эмерхад. — Но скажи, с кем ты воюешь?

Сказал ему Гасхааль:

— Тебе знакомы их имена. Келесайн, Джордмонд и Тарнааль — вот имена главных врагов моих, а с ними прочие Лорды Эссенлера.

Сказал ему Эмерхад:

— Много лет назад мы уговаривались с тобой вместе придти в Эссенлер. Однако с тех пор не единой весточки не пришло от тебя. Ни к чему не привели и мои попытки отыскать тебя с помощью волшебных зеркал. Ходили слухи, будто бы ты женился на сестре Келесайна и примирился с Советом Лордов, и, боясь снова вызвать гнев Совета, забыл своих старых друзей и союзников.

— Никогда я не забывал своих друзей и союзников, — отвечал ему Гасхааль. — Правда, примирился я с Советом, но это была лишь военная хитрость и временная мера, нужная для того, чтобы проникнуть в волшебство Рассветных Земель. Правда и то, что некоторое время сестра Келесайна была моей наложницей, но когда она надоела мне, я попросил ее покинуть мой замок, и что теперь стало с ней, я не знаю. Много раз я хотел говорить с тобой, но не мог отыскать: наверное, далеко мы были друг от друга.

— Прав ты, — согласился с ним Эмерхад. — Далеко мы были друг от друга все это время, и разными были дела наши.

— Прошу у тебя помощи, как у родича и друга, — сказал ему Гасхааль. — В награду за эту помощь я причащу тебя к силе, которую обрету через несколько часов. Сила эта — все волшебство Эссенлера.

— Отчего, — спросил его Эмерхад, — обладая столь великой силой, ты в одиночку не расправишься со всеми своими врагами?

— Велика и их магия, — отвечал Гасхааль. — И хотя не смогут они придти на мой Остров прежде, чем я овладею драгоценным сердцем Эссенлера, все же я опасаюсь, что, захватив это сердце, не успею за короткое время узнать все его скрытые волшебные свойства. Но если ты будешь со мной, этого не произойдет, потому что нет Лорда, который бы Управлял лучше, чем я, как нет Лорда, который бы мог Постигнуть что-либо быстрее и лучше, чем ты.

— Хорошо, — сказал ему Эмерхад. — Я помогу тебе. Но прежде мне нужно собрать кое-какие инструменты, которые помогут мне в скорых исчисленьях волшебства. Не менее часа потребуется мне для поиска этих инструментов.

— Сейчас все дороги на мой Остров закрыты, — сказал ему Гасхааль. — Когда будешь готов, позови меня посредством волшебного зеркала, и я открою для тебя двери зеркал.

На том они распрощались. Но Гасхааль не знал, что давно уже его родич живет в Рассветных Землях, во владениях Джордмонда-Законника. К Джордмонду пришел Эмерхад, когда стало ясно, что Гасхааль забыл о нем и более не желает с ним знаться. И теперь не захотел Господин Знаков платить Гасхаалю верностью — за обман, и предательством Законнику — за его гостеприимство. Пришел он к Джордмонду и рассказал ему все.

— Нам необходимо как можно скорее проникнуть на его Остров, — сказал Эмерхаду Законник. — Следует собрать прочих Лордов и попробовать воспользоваться тем зеркалом, которое он откроет для тебя.

— Вряд ли Повелитель Ворон позволит кому-либо, кроме меня, войти в это зеркало, — возразил Эмерхад. — Даже если скрыть моих спутников чарами, Гасхааль мигом раскусит нашу уловку и сомкнет двери зеркал перед нами. Нет, лучше поступим по-другому. Я перейду на его Остров один и попробую обмануть его. Если мой обман удастся, Остров будет исторгнут из магической сути Эссенлера и все пути, ведущие к нему, снова будут открыты.

Так и решено было поступить.

И вот, по прошествии часа, Эмерхад переправился в замок Повелителя Ворон. Крепко сжал его руку Гасхааль и сказал так:

— Я рад твоему прибытию, родич.

Улыбнулся ему Господин Знаков и молвил:

— Сегодня каждый из нас получит то, чего достоин.

Гасхааль проводил прибывшего в свои заклинательные покои и оттуда показал ему трепещущую, блистающую сердцевину Эссенлера, к которой продвигался Остров.

— Как только мой Остров совместится с центральным сиянием, форма которого, благодаря усилиям Алгарсэна, стала чем-то напоминать огромный бриллиант, мы заберем себе его силу и разделим ее между собой.

— Мне нужно обойти твой Остров, — сказал ему Эмерхад.

Они вышли из замка и, миновав лес, подошли к северному краю острова. Там Эмерхад снял с пояса девять черных дисков, и бросил первый из них на землю. На северо-западном краю он бросил второй, на западном — третий, на юго-западном — четвертый, на южном — пятый, и так далее, пока не вернулся туда, откуда начал.

— Зачем ты это делаешь? — Спросил его Гасхааль.

— Таково волшебство, которое я собираюсь применить для изучения драгоценного сердца Эссенлера, — отвечал ему Эмерхад.

Восемь дисков были установлены на восьми направлениях, девятый же Эмерхад забрал с собой в замок.

— Теперь мне потребуются два волшебных зеркала, — сказал он Повелителю Ворон.

Когда Повелитель Ворон дал ему требуемое, поставил Эмерхад зеркала вплотную друг к другу, совместив между собой их непрозрачные стороны. Затем он вложил девятый диск в правое зеркало, а изъял его из левого, пронеся диск сквозь стекло с такой легкостью, будто бы не стекло это было, а распахнутое окно. Хотел Гасхааль спросить его, для чего он это делает, но не успел, потому что в тот же миг тяжело вздрогнул весь Остров. Оглянувшись к окну, Гасхааль увидел, как входит его Остров в огромные волшебные ворота, имеющие вид зеркала; когда же, спустя мгновение, миновали они эти ворота, Гасхааль увидел, что сияние жизненных артерий Эссенлера сменилось сумраком, который простирается между мирами, а сам Вороний Остров отдален от Эссенлера на весьма большое расстояние.

— Что это значит? — Спросил он Эмерхада.

— Не знаю, — отвечал тот. — Возможно, заклятие, которое я создавал, подействовало неправильно из-за того, что мы находились вблизи магического центра целого мира, а мне еще ни разу не случалось создавать заклинания в местах такого рода, и мне неизвестны их свойства.

— Тебя не спасет эта ложь, — сказал Гасхааль и призвал свою Силу.

Но Господин Знаков стал читать эту Силу и раскладывать ее на составляющие элементы, которые можно обозначить простыми символами, и Гасхааль почувствовал, что теряет власть над собой. Тогда кликнул он своих ворон и велел тем напасть на Эмерхада. Распахнулись все двери и окна, и стаи черных птиц обрушились на Господина Знаков и повалили его на пол, погребя своими телами. И повелел Гасхааль птицам выколоть глаза Эмерхада.

— Ни одной строки, ни одного знака не прочтешь ты больше, — сказал Повелитель Ворон своему родичу.

— Однако это не спасет тебя от гнева Келесайна и прочих Лордов, которые скоро будут на твоем Острове, — отвечал ему слепец.

— Для чего ты предал меня? — Спросил его Гасхааль. — Что пообещали они тебе за твое предательство? Ведь много больше ты приобрел бы от союза со мной.

— Хотя мы и одного рода, — сказал ему Эмерхад. — Прежде ты забывал об этом и вспоминал только тогда, когда нуждался в моей помощи. Кроме того, ты желаешь разрушить многое для того, чтобы взять малое: ты готов перечеркнуть судьбу целого мира для того, чтобы умножить собственное колдовское могущество. А это не кажется мне достойным поступком. Не нужен мне такой родич, как ты.

Сказал ему Гасхааль:

— И мне такой родич, как ты, не нужен.

В это мгновение слепец вспомнил о еще одном оружии, которым уже пользовался сегодня и над которым по-прежнему был властен. Призвал он к себе девять дисков и приказал им напасть на Гасхааля. Приобрели тогда диски облики девяти черных демонов и со всех сторон устремились к Повелителю Ворон. Знал Повелитель Ворон, что неуничтожимы эти диски: были они сделаны из камней Старого Колодца, где сгорает и гибнет все Сущее, а ведь то, что сгорело, не может сгореть вновь. Приказал он воронам встать на пути тех дисков и своими телами задерживать их, и верные его подданные выполнили это приказание. Поднялась тогда огромная птичья стая, и заполонила своими телами все пространство Острова, и все помещения в комнатах. И пока демоны-диски продирались сквозь это месиво, которое стремилось отбросить их от своего хозяина, Гасхааль предавался размышлениям о том, как же можно было бы остановить их, ибо, хотя и медленно, но неуклонно приближались к нему демоны Эмерхада.

Простейшее решение отыскал он. Приказал он воронам умертвить Господина Знаков, и в миг смерти превратил того в птицу. Когда случилось это, все знания Эмерхада приобрел Гасхааль, и, в том числе — знания о природе дисков, имена их и способы управлении ими. И вот, когда первый из демонов-дисков приблизился к нему, испытал на нем Гасхааль вызнанные заклятья и без труда подчинил его себе. Также поступил он и с остальными восьмью дисками.

Подготовил он и иное оружие для предстоящей битвы с Лордами Эссенлера: меч, называемый Вороний Клюв, птицу из золота и серебра и Ларец Гибели.

И вот, прошло немного времени, как приблизились к его Острову Лорды во главе своих армий. И столкнулись тогда Звенящие Рыцари из Железной Башни с людьми, имеющими вороньи головы и вороньи крылья за спиной, и альвы осыпали стрелами многочисленные птичьи стаи, кружившие над Островом. Сгорали деревья, сжигаемые живыми молниями, и крошилась сама плоть волшебного Острова, которую прогрызали карлы. Беспрерывным потоком изливались подданные Гасхааля из его замка: птицы, и люди-вороны, и большие крылатые бестии, имеющие клинки вместо когтей, и птицы со стальным оперением, разбрасывающие свои перья, как дротики. С большим трудом отвоевывали армии Совета Лордов каждую пядь этой земли, однако неуклонно продвигались к замку Гасхааля. И вот, миновали они большую металлическую башню, некогда установленную Гасхаалем на своем Острове, и подошли к самому его замку. Тогда приказал Гасхааль девяти демонам-дискам напасть на своих противников. Повиновались ему диски. На Лорда Келесайна, на Леди Астану, на Лорда Ирвейга, на Лорда Зерема, на Лорда Архайна, на Лорда Шаркэля, на Леди Гизгану, на Джордмонда-Законника и на Тарнааля обрушились эти диски.

Сказал Джордмонд-Законник:

— Некогда на суд приносили мне эти диски. Их невозможно уничтожить привычными способами, потому что происходят они из Старого Колодца, где тлеет все уничтоженное.

Повинуясь жесту Келесайна, упала с небес ветвистая молния и низвергла диск, предназначенный ему, обратно в Старый Колодец.

Подняла Астана руку — сомкнулись деревья перед своей Хозяйкой, и поднялись из земли высокие травы, и лианы, и разные гибкие растения оплели диск, предназначенный ей, и остановили его полет.

Клубок из паутины бросил перед собой Ирвейг — и в долгое путешествие по дорогам теней отправился назначенный ему диск — а никогда не возвращаются скоро из таких путешествий!

Приказал Зерем одной из своих тварей поймать этот диск. Вступила тварь в битву с демоном диска, а чем окончилась эта битва — о том рассказ последует ниже.

Поднял над собой Архайн железный щит и тем уберег себя от диска.

А что до Шаркэля, то наслал он на демона, таящегося в диске, лживое видение, и этот демон напал на другой диск, назначенный для Леди Гизганы.

Сказала Леди Гизгана, Бледная Госпожа:

— Благодарю вас, милорд Шаркэль. Вы — единственный подлинный рыцарь из числа всех воителей, пришедших на этот Остров. Не знаю, превосходит ли из них кто-нибудь вас в волшебном Искусстве, но всех их превосходите вы своим благородством.

Джордмонд-Законник, знавший правила волшебства, по которым создавался диск, назначенный ему, обратил эти правила вспять. Упал на землю этот диск и стал тем, чем был изначально — углями и пеплом.

Тарнааль же воздел меч, подаренный ему Келесайном и ударил этим мечом по диску. И произошло невозможное: было уничтожено не подлежащее уничтожению. Сколь необыкновенные, невозможные, неизмеримые силы таились в этом клинке! Без всякого труда меч Тарнааля рассек, раздробил и развеял девятый диск, и изничтожил волшебство, заключенное в нем.

Затем Тарнааль таким же образом уничтожил все остальные диски, кроме первого, который вернул Келесайн в колодец, кроме третьего, отправленного Ирвейгом в странствие, и кроме восьмого, разъятого Джордмондом еще раньше.

Сказал Лорд Зерем:

— Благодарю, Ангел-Страж. Ибо кажется мне, что тварь, направленная мною на диск, проиграла бы эту битву.

Увидев, что Лорды уничтожили диски, Гасхааль выпустил из клетки птицу с золотым и серебряным оперением. Пламя вокруг себя разбрасывала эта птица, и ядовитый огонь изрыгала она — стремительная, легкая как сам воздух, не живая и не мертвая.

Когда поднялось над Островом ее пламя и приблизилось к Лордам, сказала Леди Астана:

— Жаль, что нет с нами Ягани. Легко смогла бы она укротить эту птицу — ведь несомненно, что много больше у нее власти над огненной стихией, чем у Гасхааля.

Сказал Лорд Архайн, владелец Железной Башни:

— Хорошо, что нет с нами Ягани. Ибо, хотя разбрасывает эта птица вокруг себя пламя, сама она состоит из металла. Поспорили бы мы с Ягани за право обладать ею, а не такая Ягани колдунья, чтобы безопасно можно было бы спорить с ней о чем-либо.

С этими словами сотворил он заклятье, принуждающее все металлы подчиняться ему. Покорно опустилась на его предплечье птица из золота и серебра и так застыла, ожидая его повелений.

Гасхааль же стоял на балконе и видел это. Так же видел он, что проигрывает его воинство воинствам, что привели с собой Лорды: без всякого труда уничтожали альвы и обитатели лунного света его подданных.

Сказал он тогда:

— Хорошо же. Не оставляете вы мне иного выхода, кроме как воспользоваться последним своим оружием.

И, произнеся это, раскрыл он Ларец Гибели. В тот же миг поднялся волшебный ветер, пища которому — жизнь и тепло, волшебство и сила. И там, где дул ветер, несущий в себе миллиарды крохотных льдинок, умирали альвы и обитатели лунного света, птицы и люди-вороны из Гасхаалева воинства. Закрылись Лорды волшебным щитом от этого ветра, но видели они: крошится щит и грозится вот-вот исчезнуть.

Сказал Келесайн, державший щит:

— Нет у меня силы против этого ветра.

Сказала Астана, и вторил ей Зерем:

— Также и мы ничего не можем с ним поделать, потому что этот ветер уничтожает все живое.

Сказал Ирвейг:

— Нет тени у этого ветра.

Сказал Архайн:

— Даже и волшебное железо заставляет он рассыпаться.

Сказала Гизгана:

— Много быстрей, чем железо, уничтожает он мои чары.

Сказал Джордмонд:

— Не по законам мира Сущего сотворен был этот ветер, и не знаю я, как остановить его. Будь проклят тот, кто помогал Гасхаалю при его сотворении!

Сказал Тарнааль:

— Без труда преодолевает этот ветер все границы, в которые я стараюсь заключить его.

Сказал Шаркэль:

— Я попробую наслать на Гасхааля видение. Пусть призовет он ветер обратно и закроет шкатулку.

И сделал он это — а Гасхааль не сумел защититься от его чар.

Как только прекратился ветер, переместились Лорды в замок Гасхааля, потому что большинство своих слуг уничтожил Гасхааль волшебным ветром, и не нашлось никого, кто бы теперь смог остановить Лордов. Прежде, чем Повелитель Ворон сбросил с себя чары Шаркэля, ворвались Лорды в его заклинательные покои и выбили у него из рук Ларец Гибели.

Сказал Гасхааль, обнажив клинок по имени Вороний Клюв:

— Кто из вас станет первым сражаться со мной? Или, как трусы, вдевятером будете вы биться против меня одного?

Сказал Тарнааль, Ангел-Страж:

— Приговор, вынесенный тебе Советом Лордов — смерть. Я осуществлю его.

Сказал Гасхааль Ангелу-Стражу:

— Что ж, попробуй забрать мою жизнь, палач.

Шагнул к Повелителю Ворон Ангел-Страж, но Лорд Келесайн преградил ему дорогу:

— Отойди, — сказал он Тарнаалю. — Это — мой кровник.

Тогда сказал Келесайну Повелитель Ворон:

— Чем же ты собираешься сражаться со мной? Не вижу я у тебя никакого оружия.

Ничего не ответил ему на эти слова Келесайн. Поднял он руку к потолку комнаты — и разлетелся вдребезги потолок, а вместе с ним и вся верхняя часть башни. Сумрачное небо повисло над поединщиками, и из того неба ударила молния и легла, как клинок, в руку Повелителя Молний. Удивителен был этот клинок — сверкающий, струящийся, серебряно-белый.

Сошлись в жестокой битве Повелитель Ворон и Повелитель Молний. Но много длиннее был клинок Келесайна, способный мгновенно вытягиваться на любое расстояние, потребное его владельцу. Едва успевал отбивать выпады недруга Повелитель Ворон. Увидев же, что проигрывает, он бросил свой меч в Келесайна, и меч его на лету превратился в огромную черную птицу с острым, как бритва, клювом. Тогда навстречу птице метнул Келесайн Меч-Молнию. Столкнулись они в воздухе между поединщиками, и долгое время ни один из клинков не мог взять верх. Тогда Гасхааль призвал Силу, что еще оставалась у него, и направил ее на врага. Но Келесайн защитился своей Силой и затем испепелил врага молнией. Когда же душа Гасхааля покинула тело, на пороге смерти ее встретил Ангел-Страж и поразил своим мечом, и лишен был Гасхааль какой-либо надежды на Возвращение, и рассеяна была его Сила.

Затем сломали меч Гасхааля и сожгли волшебные тайники под его замком, и уничтожили и сам замок, и даже стены его. Некоторое число птиц, до которых не успел добраться Ветер Гибели, впрочем, все еще оставалось на Острове, но на них не обращали Лорды никакого внимания. Удалились они с Острова, забрав с собой тела погибших и похоронили их с великими почестями.