"Безумная Роща" - читать интересную книгу автора (Смирнов Андрей)

КЛИНОК (история двадцать седьмая)

После битвы с Хозяином Рощи и спутниками его — а это была первая битва, завершившаяся для Совета Лордов поражением — собрались Восседающие в Совете вновь во дворце Джордмонда-Законника.

Немного было их. Из сильнейших, имеющих титул Владык — только Келесайн и Джормонд.

Из прочих:

Архайн, Хозяин Железной Башни,

Алкар, Хозяин Замка Дорельхем, Серебряная Листва,

Яйрис Огненный Плащ,

Тромонд, Погонщик Туч,

Дейма, Госпожа Родников,

и с ними другие Лорды, чья Сила и вовсе невелика, а титулы ныне — забыты.

Так же была там тень Ирвейга, Повелителя Теней — призрачный образ, посланный во дворец Джордмонда-Законника, ибо сам Ирвейг, тяжело раненый, не мог придти на Совет, но в то время исцелял себя от ран, нанесенных волшебным клинком дроу, в своем замке, укрытом тенями.

Сказал Джордмонд:

— Жестокое поражение потерпели мы, однако проиграли только одну битву, но не войну. Видишь, Келесайн — я был прав, утверждая, что следует нам дождаться возвращения Ангела-Стража и только лишь тогда нападать на Хозяина Рощи. Хотя в поединке ты некогда и поразил Мъяонеля, наивно было предполагать, что придет он сюда во второй раз, не подготовившись как следует.

Сказал Келесайн:

— Мы были неосторожны в бою, и в том — единственная причина нашего поражения. Теперь, впрочем, нам уже не остается ничего другого, как вызвать Ангела-Стража и просить его помочь нам. Ибо многих наших учеников и союзников захватил Мъяонель, и преимущество ныне перешло на его сторону.

Прошептала тень Ирвейга:

— Также прошу вас дождаться, пока я не исцелю в замке, где сосредоточена моя Сила, свое тело, свою душу и свою жизненную сущность. Ибо я желаю сражаться вместе с вами и вновь сойтись в поединке с уязвившим меня.

И вот, обратились Лорды к Ангелу-Стражу и призвали его. Когда же пришел Тарнааль, наполнились надеждой сердца их, ибо могущественен был Ангел-Страж, и никогда не бывало так, чтобы терпели поражение в битве те, на чьей стороне выступал он. Рассказали ему Лорды о том, что происходит в Эссенлере, и сказал Ангел-Страж, обнажив меч:

— Немедленно я отправлюсь туда и уничтожу Лорда-разбойника! Ибо хотя один раз он ускользнул от меня, но во второй не повезет ему так, как в первый, когда ты, Келесайн, всего лишь разрушил его тело.

Сказал Келесайн:

— Так нам и надлежит поступить. Однако не стоит нам всем сразу появляться вблизи Рощи. Мы начнем поединок, пусть Хозяин Рощи выступит против нас и тем обнаружит себя — и вот тогда-то ты придешь и заберешь его душу.

Сказал Тарнааль:

— Решено.

И стали они готовиться ко второй битве, и назначили срок для выступления — через два дня, ибо таковой срок требовался Ирвейгу, чтобы совершенно излечить себя.

Говорят, что в это-то время и пришел в Грозовую Цитадель молодой человек по имени Танталь, ставший впоследствии третьим учеником Келесайна Майтхагела — третьим из тех, кто по прошествии времени обрел собственную Силу. Рассказывают также, что когда он впервые встретился с Повелителем Молний и попросил его об ученичестве, то отказал ему Келесайн, сказав:

— Прежде я бы хотел узнать, что ты за человек и что движет тобой в поисках Могущества. Однако сейчас неподходящее время для бесед и учебы — великой войной охвачен Эссенлер и нет у меня времени для того, чтобы принимать новых учеников. Приходи через несколько недель, когда мы повергнем Лорда-разбойника и союзников его — тогда с радостью приму я тебя в своем доме.

Но сказал Танталь:

— Прошу, позволь мне немедленно стать учеником твоим — или хотя бы возьми меня на эту войну в качестве простого воина! Ибо желаю я быть с теми, чье оружие обращено против Мъяонеля, и хоть сколько-нибудь принять участие в низвержении его. Ибо он — мой кровник.

Спросил Келесайн, внимательно взглянув на юношу:

— Каковы причины твоей вражды и чем она вызвана?

— Мъяонель погубил моего отца, — ответил Танталь. — Мой отец был искусным волшебником, но Мъяонель отнял у него разум и увел с собой в Царство Безумия.

— Расскажи об обстоятельствах этого.

— Мне нелегко говорить о своем горе, — покачал головой Танталь. — Я не знаю, почему Мъяонель выбрал моего отца и зачем погубил его. Думаю, он сделал это просто так, от скуки или от природной злобы… С некоторых пор я стал замечать, что мой отец как бы перестал жить в реальном мире, но живет в каком-то другом, иллюзорном. Он вообразил, будто бы у меня есть некий старший брат и иногда при мне разговаривал с ним, хотя я — единственный сын его. И называл он еще другие имена, самые разные, и разговаривал с выдуманными людьми, плакал и горевал без всякой причины. Также в доме нашем начали происходить странные вещи. Тогда-то я понял, что в дом вошло нечто из Царства Бреда, из Владений Безумия. Я пытался исцелить разум отца, но не достиг в том успеха, ибо Мъяонель похитил его разум, оставив в мире людей только телесную оболочку.

— Скажи, — спросил Келесайн, — а ты сам когда-либо встречался с Хозяином Рощи и говорил с ним?

— Нет.

— Откуда же ты знаешь, что именно он виновен в этом несчастии?

— Во-первых, — ответил Танталь, — отец несколько раз называл его имя и говорил с ним. Речь шла о некой сделке. Отец предлагал Мъяонелю необычную книгу, которая действительно издавна хранилась в нашем доме, в случае, если тот поможет ему «спасти» моего несуществующего брата. Что и говорить, в итоге мой родитель еще больше увяз в безумии, но что до книги — то она таинственным образом исчезла. Мне думается, что Мъяонель попросту украл ее.

Во-вторых, я располагаю могущественным предметом, доставшимся мне от матери, Ирэны, которая была колдуньей; ей же эта вещь перешла от ее отца, потерявшего память в Безымянном Лесу. Я не знаю, кем был мой дед и откуда у него эта вещь. Это, — и Танталь достал из-под плаща круглый предмет в кожаном чехле, — Зеркало, отражающее не то, что мы видим, но внутреннюю связь всех вещей, все нити судьбы, которыми соединены они. Благодаря этому зеркалу доподлинно узнал я о том, кто содеял зло с моим отцом.

Спросил Келесайн:

— Если этот хрустальный шар — или Зеркало, как ты называешь его — способно показать прошлое, отчего ты до сих пор остаешься в неведении, кем был твой дед и откуда у него взялось Зеркало?

— Моих сил хватает лишь на то, чтобы видеть в пределах полутора-двух лет, — промолвил юноша. — Матери, пока она была жива, удавалось больше, но и ее сил было недостаточно, чтобы провидеть так далеко… Прошу, господин, — и Танталь преклонил колено, — позволь мне быть с тобой, когда будет убит Мъяонель. Мне нечем доказать тебе свою верность — так прими же Зеркало Судьбы как дар, ибо это — единственное, что я могу предложить тебе.

Сказал Келесайн, отстраняя протянутую Танталем руку:

— Повторяю — об ученичестве еще рано говорить. Поживи у меня некоторое время, посмотри, достоин ли я быть твоим учителем и нужно ли тебе становиться моим учеником. Но покамест — без всякой платы возьму я тебя с собой на эту битву. Там ты увидишь, как наконец-то падет тот, кто прежде бросался чужими жизнями, как мелкой монетой.

В это самое время союзники Мъяонеля, и сам он, держали совет в чародейском замке в сердце Безумной Рощи. И одни предлагали одно, а другие — другое, а третьи и вовсе не высказывали никакого мнения, но возражали и первым, и вторым. Спорили же они о том, как действовать дальше: обороняться, ожидая нового удара, или же самим напасть на земли Совета?

Сказал Лорд Гюрза (и поддержали его Каскавелла, Мирэн и Принц Каджей):

— Следует немедленно осадить Грозовую Цитадель и раздавить врагов наших, пока не оправились они и не собрали новые силы.

Но сказал Мъяонель:

— Я не хочу сражаться с Повелителем Молний на его земле. Посредством чар я наблюдал за Грозовой Цитаделью и видел, что в этом месте сосредоточено Силы не меньше, чем в моей Роще. Лучше подождем Келесайна здесь, где мы сами имеем преимущество.

Сказал Господин Випер:

— Но ведь ты уже победил его, и он едва сумел бежать от тебя. С чего бы тебе опасаться этой встречи?

Сказал Мъяонель:

— Я знаю пределы его мощи и пределы своей. В чистом противостоянии Сил он будет иметь преимущество передо мной, тем более — на своей земле. Его преимущество — в прямом столкновении, мое преимущество — в выжидании, искусстве и обмане.

Презрительно сказал Мирэн:

— Мне этот Повелитель Молний не показался кем-то, кого стоило бы опасаться. И если ты боишься сойтись с ним в битве — я сам сделаю это.

Сказал Мъяонель, посмотрев на Повелителя Порчи:

— Было бы любопытно взглянуть на это.

И почувствовали Лорды, будто повисло меж ним и Повелителем Порчи нечто незримое, натянутое, как тугая струна. Но они не знали, что это. Мирэн же улыбался, глядя в глаза Мъяонелю. Ибо было ему ведомо, что если одолеет в поединке того, пред кем отступил его сюзерен, то освободится от заклятья, наложенного на него Мъоянелем, и от своей клятвы, и от всех обязательств пред сюзереном.

Сказал Мъяонель Мирэну и всем прочим, спорившим с ним:

— Как бы там ни было, на время этой войны, как вы сами признали, я — ваш предводитель, и потому покамест не станем мы нападать на врагов наших, но подождем их здесь и подготовимся к встрече с ними. Победа пьянит вас, но я не хочу допустить, чтобы все, чего мы достигли, обратилось в ничто.

Недовольные, были вынуждены Лорды смириться с этим решением и мысленно называли Хозяина Рощи трусом и глупцом. Мъяонель же, смотря на них, думал: «Увы! Как быстро забыли они о том, что едва не проиграли битву и о том, при каких обстоятельствах их поражение обратилось в победу!»

После того, как разошлись соратники его, спустился Мъяонель в подвал своего сумрачного замка, в комнаты, где хранил он плененные души. Некоторое время рассматривал Мъояонель тусклые мерцающие сияния, заключенные в темные коконы, а затем размотал один из клубков и сотворил соответствующие заклинания. И вот, в тот же миг, посреди комнаты, в колдовском круге возник мужчина среднего роста, облаченный в тяжелые доспехи с шипами. Был он бронзоволосым и бронзовоглазым. Затравленным взглядом посмотрел он вокруг себя.

Сказал Мъяонель:

— Здравствуйте, милорд Зерем. Рад приветствовать вас в моем замке.

Процедил Творец Чудовищ, исподлобья глянув на Хозяина Безумной Рощи:

— Нисколько в этом не сомневаюсь. На твоем месте я тоже был бы рад. Что тебе от меня нужно?

Ответил Мъяонель как бы с некоторой толикой удивления:

— К чему нам сразу говорить о делах, милорд? Несомненно, будь вы моим пленником, я бы без всяких околичностей перешел к сути вопроса и вытягивал бы из вас нужные мне сведения пытками и колдовством, но ведь вы — мой гость, и потому, прежде чем говорить о делах, не следует ли нам сначала пообедать и развеять скуку незатейливой беседой?

Лорд Зерем, по достоинству оценив гостеприимство Хозяина Рощи, согласно склонил голову и последовал за ним в обеденный зал.

Прислуживали им мужчина и женщина, одетые так легко, чтобы только прикрывать срам. Узнал в них Лорд Зерем двоих из числа младших учеников Повелителя Молний, хотя и трудно было узнать их, потому как лица их были изъедены порчей и напоминали куски гниющего мяса, в то время как обнаженные тела оставались совершенно чисты и здоровы. Не удержавшись и потрогав рукой лицо свое, и не найдя никаких изменений, во второй раз оценил гостеприимство Хозяина Рощи Лорд Зерем.

Слуги разлили вино по кубкам и встали за спинами Мъяонеля и Зерема, чтобы по мере надобности подливать пьянящий напиток в кубки их. И беседовали некоторое время Мъяонель и Зерем о разных незначительных вещах, шутили, вспоминали события давних времен и разные занимательные случаи, свидетелями которых они были. Через некоторое время вошел в этот зал Принц Каджей и присоединился к застолью, и Мъяонель вызвал третьего слугу — из тех, коих приобрел он совсем недавно — и заставил его прислуживать Армрегу.

Сказал Мъяонель Зерему, когда подошел к концу очередной виток их разговора:

— Мы говорили с вами о многих, кого знали и о ком слышали, но следует сказать, что был у нас с вами, милорд, один общий знакомый.

— Кто же это? — Спросил Зерем.

— Повелитель Ворон. Он-то впервые и рассказал мне об этом мире. Также упомянул он и вас, сказав, что вы помогли ему, предупредив о союзе Лордов против него — союзе, заключенном еще прежде, чем были открыты дороги в Эссенлер. В память об этом сегодня я принимаю вас как гостя. Более того: не намерен я и в дальнейшем ограничивать вашу свободу. Как только мы закончим этот обед, вы вольны будете идти куда угодно. Но сначала — надеюсь, вы исполните мою просьбу — расскажите об обстоятельствах смерти Гасхааля, и о подробностях последней войны с ним Совета Лордов.

Стал говорить Лорд Зерем, воодушевленный мыслью, что в скором времени легко выберется из плена. И, говоря, представил он войну с Гасхаалем так, как будто бы нисколько не участвовал он сам в осаде замка, но, напротив, всеми силами старался остановить Лордов и уговаривал их примириться, и не помог Гасхаалю только потому, что понимал всю бесполезность этого, и не хотел гибнуть вместе с Повелителем Ворон.

Выслушав его, кивнул Мъяонель:

— Как я уже говорил, вы вольны идти куда захотите, милорд. Жаль было увидеть вас сражающимся на стороне моих врагов, но я склонен посчитать это досадным недоразумением и забыть об этом. Я не стану брать с вас никаких клятв и не вынуждаю вас открыто или тайно отрекаться от Совета, однако, если я встречу вас еще раз на поле битвы, или узнаю, что вы помогаете Совету в чем-либо против меня, я отнесусь к вам не как к союзнику и другу моего брата, но как к врагу, намеренно обращающему оружие против меня.

И произнеся это, Мъяонель ласково погладил руку женщины, прислуживавшей ему.

Сказал Лорд Зерем:

— Как я понимаю, вы хотите, чтобы я выступил на вашей стороне?

Поразмыслив некоторое время, покачал головой Хозяин Рощи:

— Нет. Достаточно будет и того, чтобы вы вовсе не участвовали в этих сражениях.

— Но, — возразил Лорд Зерем, — может сложиться так, что даже и за этот нейтралитет Восседающие в Совете, расправившись с вами, покарают меня. Поймите, меня могут вынудить напасть на вас!

Сказал Мъяонель, усмехнувшись:

— Все зависит от того, как объяснить свой нейтралитет. Не сомневаюсь, что захотев, вы найдете нужные слова и отыщите причины, которые покажутся Совету убедительными. Кроме того, после войны некому будет мстить вам, ибо я уверен в победе.

Усмехнулся тогда и Лорд Зерем:

— Что станете делать, — спросил Повелитель Бестий, — вы и ваши союзники, когда Тарнааль, Ангел-Страж, обрушится на вас?

— Мы знаем — что, — ответил Мъяонель. — Впрочем, вы можете пренебречь моим советом и в новой битве выступить на стороне Совета. Да, Лорд Зерем, выбор, который вы должны сделать — трудный выбор. Ведь если вы ошибетесь, вряд ли победившая сторона проявит к вам снисхождение.

На том распрощались они. Пребывая в задумчивости, покинул замок Мъяонеля Лорд Зерем. Когда же ушел он, воскликнул Принц Каджей:

— Проклятье! Я ничего не понимаю! Зачем ты отпустил его?!

— Именно по тем причинам, которые я указал. Некогда он помог моему родичу, а неблагодарность — это не то, что приличествует Лорду.

— Отчего же тогда ты отказался от его помощи и отверг союз с ним?

— Я думал об этом, — ответил Мъяонель, — но в ходе нашей беседы пришел к мнению, что этот Зерем не слишком многое знает о чести, жаден, лжив, и, по-видимому, вполне способен на предательство. К чему мне союзник, от которого я каждую минуту стану ожидать удара в спину?… Но оставим его. Лучше расскажи мне о том, как идет война с альвами и людьми.

И начал свой обычный доклад Принц Каджей (а он и его приближенные руководили этой войной), и рассказал о потерях и успехах. Местные королевства уже оправились от первых ударов, нанесенных армией каджей и змеелюдей, князья альвов и короли людей собирали свои армии и блокировали дальнейшее продвижение нападавших. Преимущество в числе было не на стороне каджей, но они были подготовлены лучше, и, кроме того, неоценимую помощь оказывало им воинство джиннов, вышедшее из пустыни и подобно буре обрушившееся на армии Совета. Покамест в битвах неизбежно побеждали сражавшиеся под водительством Принца Каджей, однако немало воинов потеряли они в засадах, устроенных альвами и людьми, которые были лучше знакомы с этой местностью.

Выслушав Принца Каджей, обговорил Мъяонель с ним некоторые детали общей стратегии и отпустил его с этим.

И вот, по прошествии двух дней, доложили демоны-дозорные о появлении на краю Рощи Келесайна Майтхагела и союзников его. И собрал Мъяонель союзников своих, и вышел навстречу им. И была битва.

Раскрыл Яйрис Врата Огня и раскрыл Тромонд Врата Ветров, но Ауг ослепил их и направил их силу друг на друга. В поединке одолел Господин Випер Лорда Алкара, но в то самое время, когда торжествовал он победу, один из сыновей Алкара, вооруженный волшебным оружием, поразил его. Пройдя через глаз Змеиного Лорда, пронзила стрела мозг его и вышла из затылка. Аспид и Каскавелла отравили Дейму, и внесли яд в саму Силу ее, но были вынуждены отступить пред стеной молний, что рассыпал Келесайн Майтхагел. На колдовском облаке поднялся он в небо — был гневен лик его, и непереносимый блеск окружал облако. Увидели Лорды могущество Повелителя Молний во всей полноте, и, устрашась, отступили. Но засмеялся Мирэн и также вознесся к небесам. Избавившись от плотского облика, стал Владыка Безумия пеленой дыма, тьмою, ядовитым туманом, гибелью, черной бурей, порчей на теле мира. Молнии Келесайна были бессильны поразить его. Мирэн смеялся, и голос его слышался Келесайну повсюду, и почувствовал Повелитель Молний, как слабеет он, ибо отрава Мирэна постепенно проникала в него. Тогда громким криком закричал Келесайн и воздел над собой руки, и увидели сражающиеся, что ярчайший свет исходит от него, как от солнца. В ослепительной вспышке рухнул этот свет вниз и затопил все вокруг на многие мили. Когда рассеялся свет, увидели, что не вся тьма исчезла, некоторая ее часть затаилась под скалами и камнями. Также и в некоторых местах без всякой видимой причины воздух казался темным и искаженным. Но голоса Мирэна не было слышно и присутствия его более не ощущали сражающиеся.

В то самое время вел Мъяонель поединок с Джордмондом-Законником, и побеждал его, ибо хотя и равно было искусство их (а велико было это искусство!), но в Силе превосходил Мъяонель Джордмонда, и, кроме того, беззаконие, присущие Царству Бреда, само по себе имеет преимущество перед упорядоченными законами существующего мира, ибо гибельно первое — последнему, и поглощается последнее первым при столкновении их.

Уничтожив Мирэна, крикнул Келесайн Джордмонду:

— В сторону, друг мой! Не тебе противостоять этому порождению зла и не мне повергать его! Пусть теперь он сразиться с самой Справедливостью!

Отступил Джордмонд в сторону и оперся на плечи соратников своих, ибо был сильно изможден поединком и весьма близок к поражению. Не стал преследовать его Мъяонель, ибо увидел в этот миг то, что видел уже однажды: небо, рассекаемое на части от горизонта до горизонта, разбиваемое сверкающими лучами, трепещущее от трепетания крыльев Ангела-Стража. Явился тот на поле брани по зову Келесайна и устремился к Мъяонелю и соратникам его, и хотя была неспешна его поступь — всего-то семь лиг и еще семьсот шагов проходил Ангел-Страж за один шаг — но неотвратима, как сама судьба. И увидели стоявшие на поле брани, что есть подлинная Мощь. И восторжествовали Восседающие в Совете и союзники и вассалы их, пришедшие с ними.

Тогда распахнул Мъяонель свой плащ и извлек на свет шкатулку, некогда найденную им в руинах Вороньего Острова. И мимоходом удивился он — отчего нет признаков гниения на этой шкатулке, как происходило со всеми предыдущими? Но не до удивления и не до любопытства было ему теперь, ибо близка была гибель. Открыл он шкатулку и извлек из нее нечто невидимое. И, воздев руку, направил это невидимое, как птицу, к приближающемуся Стражу.

Ничего не увидел Тарнааль, но ощутил он, как будто бы что-то покинуло ладонь Мъяонеля. Ничуть не обеспокоился Ангел-Страж, ибо знал, что почти совершенно неуязвим для заклятий и стихий, и продолжал двигаться дальше, уверенный в своей силе.

Но вот почувствовал Тарнааль, как клинок, что держал он перед собой, как будто бы заколебался. И увидел он, как меняется этот клинок. Ничего больше не успел увидеть или сделать Ангел-Страж, ибо, извернувшись, в самое сердце поразил собственный его клинок. И обратил в ничто саму сущность Стража.

Затем поднялся меч к небу и вонзился в него, и стремительно стал удаляться от Лордов. Мъяонель же в то время творил чары, долженствовавшие подчинить естество клинка, искаженное брошенным им прежде заклятьем. Но увидел он, что заклинания не оказывают на меч никакого действия, будто бы не сильнейшую магию творил он, а бормотал пустые слова, лишенные всякой силы и смысла. И спустя еще мгновение, скрылся клинок из глаз Лордов.

Ошеломленные, не сразу затеяли они вновь битву, ибо Восседающих в Совете потрясла гибель Ангела-Стража, а пришедшим с Мъяонелем показалось, что чем-то весьма сильно озабочен и изумлен их предводитель и даже как будто бы вовсе забыл о войне. Когда же оправились они и вновь обратили друг к другу свое оружие, возникли меж ними колдовские врата и вышли из тех врат девять фигур. Узнали их Лорды — не все, но наиболее сведущие и древние из них: Мъяонель, Аспид, Джормонд — и немедленно остановили сражение, ибо знали, что никогда Хранитель Времени (или Король Времени, как называют его некоторые), равно как и слуги его, не появляются где-либо без веской причины и не вмешиваются от скуки в войны, кои происходят в Сущем.

Сказали ангелы, присланные Королем Времени:

— Войдите во врата, ибо наш господин желает говорить с вами.

Многие из Лордов были разгневаны таким обращением, или же не приняли пришедших всерьез, но трое из них, знавшие, кем присланы пришедшие, утихомирили соратников своих и уговорили их подчиниться.

Гневно спросил Мъяонеля Принц Каджей:

— Почему мы должны слушать их?! Кто они, осмелившиеся встать на нашем пути?! Не лучше ли уничтожить вместе с Советом и их тоже?!

Сказал Мъяонель:

— Вряд ли тебе это удастся. Ибо хотя ты и владеешь колдовством стихий, но ангелам Короля Времени подчиняется — до известной степени — само время. Может быть, мы и могли бы уничтожить их, но мне бы не хотелось иметь среди своих врагов еще и такого могущественного Лорда, как Король Времени.

В то же время спросил Танталь Келесайна Майтхагела:

— Почему ты призываешь нас подчиниться этим пришельцам?

Сказал Келесайн:

— Никогда еще не вмешивался Король Времени в дела Лордов и войны их, если только не касались эти дела и войны всего Сущего. Должно быть, случилось нечто воистину необыкновенное, если он зовет нас к себе, и лучше бы нам прислушаться к его просьбе.

И вот, вошли они во врата, открытые девятью ангелами и вступили на хрустальную дорогу, и вскоре очутились в Башне Времени. Увидели они зал со многими вратами, и из тех врат выходили различные Лорды — те, чьи имена овеяны легендами и прославлены многократно. Наиболее могущественные из Обладающих собирались здесь, из всех шести Царств прибывали они. И лишь весьма немногих из собиравшихся не титуловали Владыками.

Вот, вышел к ним Король Времени (а было его лицо, как и всегда, скрыто тенью), и сказал им:

— Гибель вошла в Сущее, и гибель грозит всем мирам и всем нам.

Спросил тогда Аошеаль, Повелитель Гибели (а он был среди приглашенных):

— О чем ты говоришь?!

Сказал Король Времени:

— Я говорю о подлинной угрозе, по сравнению с которой между твоей Силой-Гибелью и Силой Янталиты-Жизнедарительницы не так уж много различий. То, о чем говорю я, с одинаковой легкостью уничтожит и вас обоих, и Сущее, и прочие Царства, и даже Пределы, само основание которых — уничтожение.

Сказал старший из трех Принцев, властвующих над Пределами:

— Что же это и каким образом проникло оно к нам?

Сказал Король Времени:

— Нет у меня полного ответа на эти вопросы, но ответ, ведомый мне, дам я немедля. Что это? — Меч. По крайней мере, такова внешняя оболочка этой Силы. Как эта Сила проникла к нам? Пусть лучше об этом расскажут те, кто призвал ее! — И он указал рукой на Лордов, пришедших из Эссенлера.

С ненавистью взглянул тогда на Мъяонеля Келесайн Майтхагел, и сказал гневно:

— Так вот каким заклятьем ты воспользовался, чтобы убить Ангела-Стража! Ведомо ли тебе было, что тем самым ты впустишь в миры нечто гибельное? Думаю, что нет. Ибо ты безумен и не ведома тебе не только природа твоего волшебства, но даже и то, отчего яблоки падают на землю.

Сказал Мъяонель в ответ ему:

— Ты прав — не знаю я, отчего падают на землю яблоки, и уже многие тысячи лет размышляю над этим, и не нахожу ответа. Однако в заклятьях я разбираюсь куда лучше тебя, недоучка, и не тебе, рожденному всего-то лишь несколько столетий тому назад, упрекать меня в незнании. Причина того, что случилось, не в моем заклятье, но в самом мече Ангела-Стража, и вина — на том, кто отковал этот клинок. И если бы знал я, что таится в клинке, не стал бы я применять это заклятие, а поискал бы какой-нибудь другой способ одолеть Стража!

Но сказал им Король Времени:

— Если и далее будете вы спорить друг с другом, выясняя, чья вина больше — ничего не добьемся мы за тот короткий срок, что есть еще в нашем распоряжении!

Спросил тогда Лорд Баалхэарвед с некоторой осторожностью:

— Что это за срок?

— Срок, потребный клинку для того, чтобы уничтожить всех Стражей Мира, — ответил Король Времени. — После того, как исполнит он это, настанет черед мироздания, не защищенного уже силой Стражей. Я вижу это будущее (ибо я — Король Времени), но не в моих силах изменить его, ибо пришелец сильнее меня. Для того и призвал я вас всех, сильнейших и наиболее сведущих в колдовстве, чтобы, может быть, с вашей помощью или с вашим советом как-нибудь остановить это зло.

Сказали ему Лорды:

— Мы ничего не знаем об обстоятельствах создания этого клинка и об обстоятельствах появления в Сущем наполняющей его гибельной Силы. Как можем посоветовать мы что-либо, или, вдохновленные собственным волшебством, отыскать заклятье, способное противодействовать этой Силе, если ничего не знаем ни о свойствах ее, ни о том, как вынуждена выражать она себя в известной нам реальности?

Сказал Кэсиан (а был он из числа Владык Чар), обращаясь Мъяонелю и Келесайну:

— Расскажите нам об обстоятельствах, при которых создавался клинок и о заклятьях, применявшихся вами.

Начал говорить Келесайн Майтхагел и рассказал собравшимся о том, как был сломан прежний клинок Ангела-Стража и как в крови людей, обитателей лунного света и в его собственной был закален новый клинок. И горестно воскликнули тогда многие Лорды — те, что были достаточно сведущи в Путях Силы, чтобы понять, к каким последствиям должно было привести подобное сотворение и в чем был смысл каждого из элементов его.

И сказал им Джормонд-Законник:

— Я, как мог, пытался исправить содеянное. Могущественные руны высекли мы на том клинке — руны, долженствовавшие ограничить его Силу, погрузить ее в вековечный сон, не дать ей пробудиться. Ибо хотя таковой клинок может быть сотворен лишь раз, но и одного раза достаточно, чтобы причинить немалые беды.

Сказал Лорд Келесайн Майтхагел:

— По-прежнему не понимаю, что столь ужасного было в том сотворении. Более того — удивляюсь: почему никто прежде меня не додумался создать что-либо подобное?

Сказала ему Винауди, Змеиная Королева, с немалым гневом:

— Не знаю, кто ты и где приобрел свою Силу, но бывшие прежде тебя были или слишком слабы для этого волшебства, или достаточно умны, чтобы не применять его!

Сказал Келесайну Кэсиан:

— Подумайте сами, милорд, о смысле своего заклятья. Что занимало ваши мысли, когда вы создавали это оружие? Верное сопряжение энергий? Но ведь помимо энергий есть у волшебства и иные аспекты, куда более высшие, и немногим из нас дано оперировать ими, а тем, кто способен на это — тем следует с величайшей осторожностью приступать к подобной работе. Вы по-прежнему не понимаете меня? Извольте, я объясню вам смысл. Не в крови людей закалили вы этот клинок, но в крови всех, кои зовутся живущими. И не в крови духов лунного света закалили вы его, но в крови всех стихиалей. Что же еще, кроме стихий и живущих, индивидуальности и распространенности, бесконечно малой точки я и энергии, не имеющей внешних границ, существует в нашем мироздании? Ничего. Ничего — кроме немногих, объединяющих в себе и то, и другое — их называют Лордами или Обладающими Силой. Но ведь и в крови всех Обладающих закалили вы этот клинок, использовав также и свою собственную кровь! Но скажите: что совершеннее и что ценнее — вода или масло, в котором закаливают оружие, или же само оружие? И если продолжать это сравнение, то не нужны ли вода или масло только для того, чтобы быть использованными для закалки, но потом их ценность пропадает? Разве не ведомо вам, милорд, что, творя высшие из своих заклятий, мы не столько оперируем энергиями, сколько описываем существующий порядок вещей так, как выгодно нам? В чем же польза и смысл сделанного вами описания? Выходит, мы — лишь пища для этого клинка, масло для его закаливания. Во всем превосходит он существующее, и во всем имеет преимущество и перед нами, и перед живущими, и перед безмолвными стихиями. Только незнание может оправдать вас, милорд. Однако, выслушав вас, послушаем теперь моего родича и установим меру его вины. Что скажет он обо всем этом? Ведь, кажется, благодаря его действиям спящая в клинке Сила оказалась пробуждена!

А называл Кэсиан Мъяонеля своим родичем потому, что и сам некогда принадлежал к народу ванов.

Но молчал Мъяонель и лишь горестно тряс головой, пребывая в тяжелых думах.

Спросили его Лорды:

— Что с тобой?

Сказал Мъяонель:

— Кажется, начинаю понимать я природу Силы этого клинка и свойства, коими должен обладать он. Ибо вы слышали только половину рассказа. Я же знаю его целиком — ведь я, пусть и невольно, завершил эту ковку.

Воскликнули Лорды:

— Немедленно расскажи нам об этом — или же силой будет вырвано у тебя это знание! Ты предаешься отчаянью — когда, быть может, истекают последние отпущенные нам минуты!

И рассказал Мъяонель о заклятье, сотворенном им, Мирэном и Принцем Каджей.

Сказал Принц Каджей Мъяонелю:

— Наставник, я вижу, что многие удивляются этому заклятью, и оно остается тайной для них. Также тайной оно остается и для меня. Творя обряд, ты сказал мне, что обращаешься не к низшим энергиям, но к сути вещей, и я запомнил это. После я видел действие твоего заклятья, но какая Сила произвела это действие, и в чем состоял смысл той связи, коей связал ты суть, а не внешнее?

Сказала Ягани, Огненная Танцовщица:

— Да, милорд, расскажите нам об этом, ибо многие из нас все-таки хотели бы понять смысл вашего волшебства.

Сказал Мъяонель:

— Из трех компонентов состояло мое заклятье: из невинной крови, поцелуя порчи и прикосновения безумия. Последний компонент должен был направлять заклятье — создавая его, ставил я целью сделать результат открытым для моей магии. Второй компонент можно определить как зло, таящееся под личиной блага, как нечто прекрасное и привлекательное, несущее в себе страшнейший яд. Этот компонент должен был усиливать действие заклятья. Каковым же должно было быть само действие его? Чтобы понять это, следует принять во внимание, против кого именно собирался я использовать заклятье. Страж был моей целью. Но в чем сущность Стражей и откуда черпают они великую свою силу? Даже и само название их с полной очевидностью говорит нам об этом: они — Стражи, хранители, защитники. Сам миропорядок, защищаемый ими, дает им великую силу; безвинные, беззащитные, слабые дают им эту мощь; равновесие всех вещей в мире охраняет их. Они — судьи над нами, в том их сущность. Хотя по моему мнению, часто бывает несправедлив их суд, но кто я, чтобы возражать им? Как и любой другой Лорд, я — не ровня им. За любую повинность имеют они право осудить нас, и вправе вынести любой приговор. Они — и палачи, и судьи, и нельзя ни подкупить, ни запугать их. Различны характеры Стражей, и различна праведность их, но именно их великое Служение хранит их. Однако, что будет (так подумалось мне), если один из Стражей изменит своей сущности? За любую провинность они вправе наказывать так, как хотят, но что будет, если на руки одного из них ляжет совершенно невинная кровь? А чья кровь невиннее, чем кровь младенца, не умеющего еще говорить?

Таковым был первый элемент моего заклятья. Второй, как я говорил уже, усиливал его, а третий должен был дать мне власть над отрезанным от своей Силы, обезумевшим Стражем.

Услышав все это, замолчали Лорды, ибо столь великой гордостью и столь великим ядом были наполнены слова Мъяонеля, что ошеломили многих из них, даже и тех, кто не одно тысячелетие уже были причастны к Могуществу и повидали многое.

Но сказал Король Времени — и показалось, что он единственный, кто не удивлен этим рассказом:

— Братья мои, хотя и повествование это вызывает у некоторых из вас отвращение, а у других — зависть, не о том следует думать нам. Ибо Лорд Мъяонель рассказал нам о том, каким он мыслил действие своего заклятья, и оказалась бы удачной его попытка или нет — этого мы не знаем и никогда не узнаем, ибо волшебство его, смешавшись с другим волшебством, прежде вложенным в клинок Келесайном, произвело то, что мы ныне имеем. И нам следует думать о том, как сложились вместе все составляющие элементы и каким стал конечный результат этого волшебства, и каковы его свойства.

Сказали ему Лорды:

— Расскажи нам об этом, ибо кажется нам, что ты уже вполне постиг эти свойства.

Сказал Король Времени:

— Не я один. И по лицам тех немногих из вас, уже начинающих чувствовать общий рисунок этой колдовской пряжи, вижу, что не ошибся я в своем понимании. Основа Силы этого клинка была создана Келесайном и помощниками его, но Сила эта была слепа и пассивна, и во многом подобна еще младенцу. Заклятье, сотворенное Мъяонелем, предназначалось не именно для этого клинка, но для любого оружия в руке Тарнааля, и было нацелено на Стража, а не на клинок его. Однако действие волшебства оказалось иным, и компоненты его, встретившись с имевшейся к клинке основой, сложились в совершенно иную мозаику…

— Чистота, но не человечья, невинная, но не кровь… — прошептал Мъяонель.

— Да, — сказал ему Король Времени, — теперь ты понимаешь. Ибо человеческой кровью — как символом крови всех живущих — уже закаляли этот клинок. Поэтому эта часть не оказала своего действия. Получилось, однако, что ты закалил его чистейшей эссенцией, кровью того, кто свят, кровью того, кто никогда не рождался, но кто умирает в каждом невинноубиенном ребенке, кровью того, кто не ведает смерти, но кто обещан нам, как светлейшее и невиннейшее дитя из всех, что когда-либо будет рождено в Сущем. В крови Судьи Стражей закалил ты этот клинок.

Спросил тогда Лорд-Кователь:

— Почему же Мъяонель не обрел над этим клинком власти? Ведь даже если так, все равно — последний элемент его заклятья, определяющий и контролирующий, продолжал оставаться в действии!

Сказал Король Времени:

— В действии? О чем ты говоришь? Неужели ты думаешь, что тварь, которую вскормили эти четверо — Келесайн, Навранд, старейший из духов лунного света и Мъяонель — осталась внутри законов нашего мира? Они приманили нечто несуществующее, и сделали его более существующим, чем ты или я, или все Сущее. Неужели ты думаешь, что и теперь, когда даже святейшая кровь Судьи Стражей — лишь пища для этого клинка, возможно повлиять на этот клинок нашим слабым колдовством? Нет, даже если каким-то образом миры и уберегутся от уничтожения, что-либо подобное этому клинку более никогда не будет создано в Сущем.

Сказал тогда Мастер Леонардо:

— И все же, я не могу понять одного. Пусть этот клинок так могуч и так велик, как вы говорите. Но для чего ему убивать Стражей и разрушать все существующее? Я, Повелитель Зла, лучше кого бы то ни было знаю, что зло не бывает беспричинным. В чем же причина его ярости?

Рассмеялся на эти слова Даиндар, Повелитель Боли, Владыка Преисподней и так сказал Мастеру Леонардо:

— Не бывает беспричинным?! Странны твои слова, друг мой. Ты хорошо знаешь меня и знаешь, что я владею Обителями Боли, даже и упоминание о которых страшит и людей, и обитателей ада. Сила моя велика, но даже и не думая увеличивать ее, из чистого удовольствия наслаждаюсь я муками пребывающих в Обителях и стараюсь как-нибудь усилить их страдания. Многие называют это злом — так скажи мне, друг мой, в чем его причина?

Немедленно возразил ему Мастер Леонардо:

— Ты сам дал ответ на свой вопрос. Твоя причина — в удовольствии, которое ты получаешь от истязания. Но если бы эти действия не приносили тебе удовольствия, не были бы тебе привычны, не давали бы тебе Силу и не наделяли бы могуществом — стал бы ты мучить существ, заточенных в Обителях?

И когда промолчал Даиндар, вновь спросил у хозяина Башни Времени Мастер Леонардо:

— В чем же причина ярости этого клинка? Что ведет его? Что заставляет его разрушать, а не созидать, или не пребывать в покое, или не заниматься еще чем-нибудь, нам совершенно непредставимым?

Сказал Мъяонель Мастеру Леонардо:

— Кажется, я могу ответить на твой вопрос. Ибо если первоначальное состояние этого клинка — великая Сила, не относящаяся ни к тому, что мы называем добром, ни к тому, что мы называем злом, то я, отчасти невольно, отчасти — по своей глупости, поспособствовал тому, чтобы эта Сила стала выражена на нашем уровне существования только как зло и чтобы одна ненависть вела ее и управляла ею. Ибо, найдя на Вороньем Острове шкатулку, некогда принадлежавшую Гасхаалю и поместив в шкатулку свое оружие, я, хотя и чувствовал, что шкатулка хранит в себе его ненависть, пренебрег этим обстоятельством и даже включил саму ненависть в качестве одного из вторичных элементов в свое заклятье. По сравнению с силами, с которыми мы играли, ненависть была лишь песчинкой, но когда все сложилось иначе, чем предполагал я в начале, очевидно, именно ненависть стала первым толчком в выборе меж злом и добром.

Молвил Король Времени:

— Теперь все, что следовало сказать, сказано. Следует нам подумать о том, как остановить это зло.

Заговорили тогда Лорды наперебой, ибо казалось им нетрудным изобрести противозаклятье, долженствующее разрушить волшебство клинка. Но, слушая их, качал головой Король Времени.

Сказал он им:

— Все, что я слышу от вас, или не под силу нам, или ни к чему не приведет. Не следует мерить все одной мерой. Ибо хотя одинаково легко бросить камень и неосторожным криком вызвать обвал — однако можно поднять камень и вернуть его на место, но как остановить лавину?… Меж тем, клинок этот уже достиг западного направления и Зверь-Страж готовится вступить в битву с ним.

Повинуясь жесту руки его, явилось перед Лордами видение — как будто бы сквозь прозрачное окно смотрели они. Увидели они Силу, пронзающую Сущее, Силу, заключенную в клинке. Увидели они затем Зверя-Стража, Хранителя Запада. В тысячах обликах пребывал он, не знающий ни сомнения, ни страха. И была битва меж ними, но вскоре поразил Стража пришелец, во всех обликах поразил его, и развеял его силу, и рассек его сущность. После того устремился клинок к другому краю мира. В ад направлялся он, в нижние пределы Преисподней.

Легкость, с которой одолел он Зверя-Стража, устрашила Лордов. И молчали они, не зная, что можно было бы противопоставить этой мощи и как обуздать ее.

Наблюдая за клинком, нахмурился Мастер Леонардо. Сказал он:

— Странное чувство томит меня. Кажется, будто бы я уже видел где-то этот клинок или нечто, ему подобное. Скажите мне — о вы, предусмотрительнейшие и многомудрые творцы его — что означают руны, высеченные на нем? Ибо я, ведающий все языки, не понимаю их.

Сказал Джордмонд-Законник:

— Руны, что были на нем прежде, сковывали его Силу и заставляли ее пребывать во сне. Но после того, как коснулось клинка заклятие Владыки Бреда, исказились руны и я не знаю, что означают они ныне.

Сказал Мъяонель:

— Ничего не означают они. Безумие уничтожило их прежнюю силу; ныне же смысла в них не больше, чем в любом другом порождении безумия. Это, как и сама форма клинка, лишь оболочка, не имеющая никакого значения.

Сказал Мастер Леонардо:

— И все-таки мне кажется, будто бы где-то я уже видел эти руны или же другие, весьма похожие на них.

Увидели Лорды, как достиг клинок глубин Преисподней и как сошелся с ним в битве Демон-Страж, Хранитель Юга. Могущественен был Демон-Страж, но все могущество его обернулось бессилием перед Силой клинка. И пал третий Страж, и ужас объял сердца Лордов.

Сказал Король Времени:

— Когда падет четвертый Страж, барьер, что ныне стоит перед этим клинком, будет развеян и обретен последний из четырех ключей. Тогда отворит клинок Врата Времени. К началу творения устремится он, и поразит Сущее в самый миг его зарождения.

Спросили его Лорды:

— Откуда ты знаешь, что станет он действовать именно так, а не иначе?

Ответил Король Времени:

— Пространство открыто для глаз ваших, но для этого меча в равной степени открыто и пространство, и время. Поэтому даже и мне, Хранителю Времени, невозможно вернуться на час назад, и остановить Мъяонеля, или еще прежде, и остановить Келесайна и помощников его, чтобы они не творили клинок. Этот клинок не существует во времени, вечность — вот обитель его. И если стереть прошлое, никак не повлияет это на его бытие. Поэтому, уничтожив все существующее от начала времен, не уничтожит этот клинок себя самого.

Сказала Ледяная Королева:

— Многое говорят о мудрости четвертого Стража, о его великом волшебном искусстве, о могуществе его, хотя никто и не знает, каков облик Духа-Стража. Может быть, нам следует обратиться к нему? Может быть, советом или делом, или еще как-нибудь, сумеем мы помочь друг другу в этом деле?

Усмехнувшись, сказал Король Времени:

— Если вы желаете обратиться к четвертому Стражу — знайте, что уже обратились. Ибо я — Дух-Страж, Хранитель Востока, старейший среди собратьев своих. И не вы меня, но я вас позвал для совета, ибо я не знаю, как превозмочь эту беду.

Сказали ему Лорды:

— Соединим наши силы, сложим наше могущество, без страха вместе с тобой вступим в битву с этим клинком!

Но ответил им Король Времени:

— Ни моя магия, ни ваши заклятья не остановят его. Впрочем, что толку заранее трепетать от страха?! Да встретим мы эту гибель во всеоружии!

И вот, вздрогнула Башня Времени, и распалась ткань реальности, и Сила, заключенная в смертоносном мече, вошла в Башню. Встретили Лорды этот клинок своей магией, но ни мощь их, ни утонченные построения заклятий не оказали на клинок никакого действия, как и предсказывал Король Времени. И поразил клинок хозяина Башни; четвертого Стража поразил он. Протянулась тогда в зале черная нить от пола до потолка, трещина в плоти мира, Врата Времени, потайной путь. И исчез в этих вратах клинок.

И прошло после того несколько безмолвных мгновений, показавшихся Лордам вечностью.

Спросила Ягани с недоумением, оглянувшись кругом:

— Почему мы все еще существуем? Ведь если клинок уничтожил Сущее еще до того, как оно возникло, мы должны быть не только уже мертвы, но и не должны были даже рождаться!

Сказал ей Кэсиан:

— Кто знает — может быть, достижение начала времен должно занять у этого клинка какое-то субъективное время? Если это так, то время, равное этому субъективному, еще будем существовать мы.

Сказал Король Птиц:

— А нет ли там, в начале времен, каких-либо сил, равных по значению и свойствам силам, кои воплощали в себе Стражи Мира? И если так, не следует ли нам попытаться каким-нибудь образом предупредить их?

Спросила его Змеиная Королева:

— Как ты себе это представляешь?

Сказал Король Птиц:

— Один из нас должен отправиться следом за ним.

Спросили тогда у него:

— Кто же?

Сказал Король Птиц:

— Тот, кто сумеет пересечь вечность, тот, в чьих силах двигаться наперекор течению времени.

Но молчали Лорды, ибо никто из них не обладал подобными талантами. Тогда вышел вперед Ирвейг, Повелитель Теней, и сказал так:

— Я не умею путешествовать сквозь вечность, не в моих силах двигаться наперекор течению времени. Однако я единственный из вас, способный не затеряться в сплетениях времен, ибо, как тень, могу следовать за своей целью и таким образом идти тем же путем, что идет она. Я пойду.

Сказали ему Лорды:

— Иди. И да сопутствует тебе удача.

Вошел Ирвейг во Врата Времени и растворился в них. И стали собравшиеся ждать, что будет дальше. И вот, по прошествии некоторого времени вышел из Врат Ирвейг. Врата же сомкнулись за ним и пропали, будто бы и не было их.

С надеждой и страхом смотрели они на вернувшегося. Что до Ирвейга — то был он как будто ошеломлен чем-то и будто бы успел пережить весьма многое.

Сказал Повелитель Теней:

— Радуйтесь! Не сгинет Сущее и не исчезнет, но будет жить, как и прежде.

Сказали ему Лорды:

— Что было с тобой за Вратами и как тебе удалось уберечь нас всех от гибели?

Сказал Ирвейг:

— В последнем нет никакой моей заслуги. Но выслушайте мой рассказ и узнайте, что видел я и чему стал свидетелем.

Поначалу сложно мне было отыскать след клинка и сопротивление времени продвижению моему было весьма велико. Ибо в наши дни Сущее весьма обширно, и продолжает увеличиваться и возрастать, а ведь течения времени объемлют не только события, которые знаем мы, но и те, которые только могут произойти. Поэтому, чем обширнее Сущее и чем больше насельников его, тем разветвленнее течения времени, что окружают его. Я видел и иные течения, неслучившиеся, и понял, отчего клинку непременно следует поразить Сущее именно в начале его. Ведь иначе пришлось бы уничтожать ему не одно мироздание, но бесчетное множество их.

Я следовал за клинком и видел, как сужались линии времени, сливаясь по мере приближения к единому началу. Но «видел» — это лишь слово, я использую его, не находя лучшего. На самом же деле не было там ничего имеющего форму, ибо какую зримую форму может иметь время?

Но вот, сгинули разветвленные течения времени и приблизились мы к их истоку. Также неимеющие никакой зримой формы, скользили мы сквозь несуществование, и с величайшей осторожностью следовал я за клинком, опасаясь, как бы он не заметил меня. Впрочем, думаю, страхи мои были напрасными, ибо никем я был для него и никак не мог помешать ему.

Но вот, почувствовал я, как будто бы есть рядом со мной некто, как и мы, летящий сквозь вечность. Был он сильнее меня, и без всякого труда путешествовал там, в нигде.

И, скользя рядом со мной, спросил он меня: «Кто ты и для чего предпринял столь опасное путешествие? Ибо я вижу, что ты — порождение реальности, дитя тех времен, когда и материя, и сила, и само время будут в изобилии. Что ищешь ты в пустоте, предшествовавшей твоему миру? Ничего, кроме гибели, не найдешь ты, и сгинешь бесследно. Ты — порождение реальности, а здесь реальность перестает быть.»

Сказал я ему: «Моя жизнь или смерть не слишком важны. Ты умеешь путешествовать сквозь вечность и способен видеть иные времена, даже и отдаленнейшие — так знай же: скоро исчезнет то, что ты видишь. Ибо Сила, за которой я следую, угрожает погубить все существующее от его начала. У самых корней срежет этот клинок древо времени.»

Тогда сказал он, посмотрев на клинок, за которым следовал я:

«Да, я вижу в этом клинке немалую Силу. Моим будет этот клинок, ибо, как и всякое оружие, нуждается он в правильном употреблении.»

И вот, почувствовал я, как отдаляется от меня говоривший со мной и приближается к клинку. И увидел я, как вспыхнул во тьме огонь, который не был огнем. Необыкновенным был этот огонь — показалось мне, будто бы все вещи мира содержатся в нем, и те вещи, которые только могут быть сотворены, и те вещи, которые сотворены никогда не будут…

Прервал рассказчика Лорд Мъяонель. Воскликнул он:

— Знаешь ли ты, о каком огне говоришь?!

Сказал Ирвейг:

— Нет. Ты знаешь о нем больше?

Сказал Мъяонель торопливо:

— Есть у нашего народа легенда, повествующая об этом пламени — именно так рассказывает о нем легенда, как и ты.

Спросили Лорды Владыку Бреда:

— Что же это за огонь?

Сказал Лорд Кэсиан:

— Пламя Творения. Но пусть продолжает рассказ милорд Ирвейг, ибо хотя и трудно поверить нам, будто бы говорил он с одним из Элов, все же хотели бы мы услышать окончание этого повествования.

Сказал Ирвейг:

— Я не знаю, кто эти «Элы» и не знаю во что вам легко поверить, а во что — нет, но я рассказываю лишь то, чему сам был свидетелем.

После того, как возникло в пустоте пламя, взял говоривший со мной клинок и вложил в этот огонь, и перековал его там. И был меч покорен его воле — также, как покорно нам наше оружие. Вытащил он клинок из огня и залюбовался им, и видно было, что по нраву ему это оружие. Спросил я его: «Почему с таким тщанием ты разглядываешь руны на клинке? Пытаешься прочесть их? Знай же — нет у них никакого значения.» Но сказал мне говоривший со мной: «Ты ошибаешься. Написанное здесь не означает какой-либо предмет, или Силу, или способ воздействия, или что-нибудь еще в этом роде, но это — имя, которое носит клинок.» И еще сказал: «Отправляйся обратно». Я же сказал ему: «Я не в силах». Сказал он: «Я помогу тебе. После того я закрою Врата Времени, нерушимой печатью замкну их, ибо не должно, чтобы ты и сородичи твои вмешивались в жизнь всего древа времени. И если сотворите вы еще что-либо, столь же гибельное, как этот клинок — то уничтожите только сами себя и свое Сущее, но не все течения времени.» Это были последние слова его. Вот я перед вами, перенесенный через времена силой, что превыше моей, но я не знаю, кто говорил со мной.

Сказали ему Лорды:

— Опиши нам его облик и мы постараемся угадать, кто он. Быть может, кто-нибудь из нас знает его.

Сказал Ирвейг:

— Как опишу вам его облик, если ни он сам, ни я, ни этот меч не имели в безвременье никак обликов? Я пользовался сравнениями, вы же посчитали эти сравнения самой истиной.

Сказали ему:

— Даже и неимеющая форму Сила выражает себя в форме так, как свойственно ей. Ты — тень. Гибель, угрожавшая нам — меч. Чистую мощь творения ты сравнивал с пламенем. Какое сравнение подберешь ты для говорившего с тобой? Неужели никогда в Сущем не встречал ты стихию или Силу, или что-нибудь, что было бы подобно ему?

Задумавшись, долго молчал Ирвейг, а потом сказал Лордам:

— Некоторые из вас знают или слышали о моем учителе, Гиверхинэле, Повелителе Обратного Мира. Велико было его могущество — столь велико, что позавидовали ему боги и убили его, но прежде, чем удалось им это, долгие годы длилась война меж моим учителем и тогдашними хозяевами Сущего. Но еще до той войны, когда я только-только стал учеником Гиверхинэля, необыкновенный гость посетил его замок. С великим почетом принял его мой учитель и с уважением говорил с ним. Беседа их была о природе времени и о различных свойствах его, но немногое понял я из их разговора. И когда гость покинул замок, рассказал мне учитель, что приходивший к нему принадлежит к народу, существующему за пределами времени, к народу, коему нет почти никакого дела до Сущего. Они горды и сильны, и чтят только одного — создателя их. Как выглядел гость моего учителя? Был он прекрасен и строен, и во многом подобен человеку, но за спиной его были темные крылья, украшенные сияющими драгоценностями. Только с этим ангелом я мог бы сравнить того, кто говорил со мной и кто подчинил себе силу клинка. Только много сильнее, чем тот ангел, был говоривший.

Но закричал Баалхаэрвед, Повелитель Слуг и Рабов:

— Ложь! Ложь! Ложь! Ты не мог говорить с ним! Ибо доподлинно мне известно, что умерщвлен он, выброшен в Ничто, уничтожен!!!

Едва ли не силой усадил его обратно Мастер Леонардо. Сказал Повелитель Зла:

— Глупец! Ты воевал с Каэрдином и видел его смерть, но Ирвейг прошел сквозь время и говорил с ним много прежде известных нам событий и даже прежде, чем возник мир Сущий. Но ясно теперь, каково происхождение Повелителя Затмений и откуда у Каэрдина меч, несущий в себе столь могущественные силы — ведь только посредством одного этого меча уничтожил он всю твою армию!

И вот, после того, как стали ясны последние подробности этой удивительной истории, покинули Лорды опустевшую Башню Времени и вернулись в Земли свои.