Глава 5

Бак Уильямс прошел в закрытую кабинку, чтобы подсчитать, чем он располагает. В специальных карманах внутри джинсов у него были разложены чеки, по которым можно было получать доллары, марки и иены. Весь его багаж состоял из одной вместительной кожаной сумки, в которую он положил две смены белья, портативный компьютер, сотовый телефон, магнитофон, вспомогательные принадлежности, предметы туалета и специальную одежду для холодной погоды.

Когда он отправлялся из Нью-Йорка за три дня до начала апокалиптических исчезновений, его багаж был рассчитан на десятидневную поездку в Великобританию. Обычно в заграничных поездках он сам стирал свое белье в раковине. Пока он носил другую смену, в течение дня оно высыхало; к тому же у него была еще одна смена про запас. Благодаря этому он никогда не был обременен большим багажом.

Бак планировал сделать остановку в Чикаго прежде всего для того, чтобы уладить отношения с руководителем местного отделения редакции «Глобал уикли», пятидесятилетней негритянкой, которую звали Люсинда Вашингтон. Их пути часто пересекались — что в этом удивительного? — когда он, например, опережал ее с публикацией сенсационных материалов о чем угодно, но особенно о спорте, если они оказывались у него перед носом. Вот хотя бы материал о стареющей «живой легенде» футбольной команды «Медведей», который сумел найти партнеров, чтобы купить профессиональный футбольный клуб. Баку первому удалось разнюхать об этом, выследить все связи, быстро написать очерк и первым успеть его тиснуть.

— Я восхищаюсь вами, Камерон, — для Люсинды Вашингтон было характерно, что она никогда не пользовалась его прозвищем, — но я никогда не забываю, каким невыносимым вы можете быть. По крайней мере, вы могли хотя бы намекнуть.

— Чтобы вы быстро командировали кого-нибудь и оказались бы на высоте?

— Но спорт — это семечки не для вас, Камерон. После того, как вы организовали материал о Человеке года, рассказали о поражении, которое нанес Нордландии Израиль, или, может быть, Сам Бог, заниматься таким материалом, который и гроша ломаного не стоит? Ведь ваши молодчики из «Айвилиг», похоже, не занимаются ничем, кроме кросса и регби?

— Это было нечто гораздо большее, чем спортивный очерк, и, к тому же…

— Ну и ну!

— Извините, Люсинда! А что, это уже стало чем-то стереотипным — кросс и регби? Они оба рассмеялись.

— Вы даже не сказали мне, что находитесь в городе, — сказала она, — все, о чем я прошу, — дайте мне знать, прежде чем это появится в «Уикли». Моим сотрудникам и мне не нравится такое отношение, особенно со стороны легендарного Камерона Уильямса…

— Поэтому вы настучали на меня?! Люсинда снова рассмеялась.

— Поэтому я сказала Планку, что мы должны встретиться лично, чтобы восстановить наши добрые отношения.

— А почему вы решили, что я так уж сильно из-за этого переживаю?

— Потому что вы любите меня, — сказала она, — хотя сами не сделали бы первого ш-ira. Бак улыбнулся.

— Но учтите, Камерон, если вы будете в моем городе и не дадите мне знать, лучше не попадайтесь — я вас выпорю!

— Послушайте, что я вам скажу, Люсинда. Я поделюсь с вами кое-какой информацией. У меня нет времени этим заниматься. Я узнал, что в конце концов сделка с НФЛ не состоится. С деньгами дела обстоят неважно, и лига отвергнет предложение. Ваша местная легендарная знаменитость будет разочарована.

Люсинда стала лихорадочно записывать.

— Нет, это вы не серьезно! — сказала она, но рука ее уже тянулась к телефону.

— Да, это была шутка, но было любопытно посмотреть, как живо вы реагируете.

— Ну, шутник, — сказала она, — любого другого я бы вышвырнула отсюда под зад!

— Но вы же любите меня. И даже ничего не можете с собой поделать.,

— Это было даже не по-христиански!

— Стоп! Не будем начинать все сначала.

— Но вы же переменили свои убеждения, когда увидели, что Бог сделал для Израиля!

— Да, только не начинайте называть меня христианином. Я не более, чем деист.

— Останьтесь в городе, чтобы посетить мою церковь, и Бог коснется вас.

— Он уже прикоснулся ко мне, Люсинда. Но Иисус — это совсем другое. Израильтяне ненавидят Иисуса, а посмотрите, что сделал для них Бог.

— Господь действует…

— …Неисповедимыми путями. Да, я знаю. Во всяком случае, в понедельник я собираюсь в Лондон. Продолжить работу по свежей информации от нашего друга.

— А в чем дело?

— Вас это не касается. Мы еще не достаточно знаем друг друга.

Она рассмеялась. Дружески обнявшись, они расстались. Это было три дня тому назад.

Бак отправился в Лондон этим злополучным рейсом, готовый к чему угодно. Он поехал по приглашению своего однокурсника по Принстону, уроженца Уэльса, который после выпуска работал в лондонских финансовых кругах. Дирк Бертон был надежным источником, он сообщал Баку о встречах международной финансовой элиты. Бака несколько забавляла склонность Дирка строить теории заговора.

— Ты мне прямо скажи, — спросил его однажды Бак, — ты считаешь, что эти парни и в самом деле являются настоящими владыками мира, так?

— Так далеко я не иду, Кем, — ответил Дирк. — Все, что я знаю, так это то, что это очень большие люди.

Хотя они и не занимают постов в правительстве, но после того, как они встречаются, происходят очень важные события.

— Так ты думаешь, что это от них зависят выборы мировых лидеров, подбор диктаторов и прочее в этом духе?

— Я не принадлежу к клубу поклонников литературы о заговорах, если ты имеешь в виду это.

— В таком случае, как ты получаешь эти материалы, Дирк? Ты довольно искушенный человек. Посредник сильных мира сего за сценой? Инициативный человек, способный управлять движением денег?

— То, что мне известно, — это Лондонская биржа, Токийская биржа, Нью-йоркская биржа. Все они потихоньку дрейфуют до тех пор, пока где-то не встретятся некие двое. И тогда происходят крупные события.

— Ты имеешь в виду, что когда на Нью-йоркской бирже якобы отражаются некоторые решения президента или результаты голосования в конгрессе, то на самом деле это результат влияния твоей тайной группы?

— Нет, этот пример не вполне точен. Если рынок реагирует на здоровье вашего президента, представь, что должно происходить с мировыми рынками, когда встречаются друг с другом колоссальные деньги.

— Но как рынок узнает, что они встретились? Мне кажется, что только ты об этом и знаешь.

— Кем, я говорю серьезно. Конечно, не все соглашаются со мной. К тому же я и разговариваю не с кем попало. Одна из наших акул принадлежит к этой группе. Конечно, тотчас после их собрания ничего не случается. Но спустя несколько дней, через неделю происходят события.

— Например?

— Можешь называть меня ненормальным, но мой друг связан с девушкой, которая работает на секретаря одного из членов этой группы, и…

— Ну, держите меня! Какой длинный хвост!

— Конечно, связь довольно отдаленная, притом, секретарь босса вообще не склонен что-либо рассказывать. Но все же есть слушок, что этот босс нацелен на то, чтобы весь мир пользовался одной валютой. Ты знаешь, половину нашего времени мы тратим на то, чтобы следить за обменным курсом валют и тому подобным. Компьютеры непрерывно производят перерасчеты, учитывая капризы рынка.

Бака это не убедило.

— Всемирная валюта? Этого никогда не будет.

— Как ты можешь утверждать это так категорично?

— Это чересчур эксцентрично. Слишком непрактично. Представь, что произойдет в Штатах, если там попытаются ввести метрическую систему.

— А это рано или поздно должно случиться. Вы, янки, такие неотесанные.

— Метрическая система необходима только для международной торговли. Но она не нужна для того, чтобы знать размер стены, окружающей Стадион янки. Или сколько километров от Индианополиса до Атланты.

— Я знаю, Камерон. Вы думали, что сделать ваши карты и дорожные указатели легкочитаемыми — значит проложить дорогу для завоевания вас коммунистами. И где сейчас ваши комми?

Бак уже успел забыть большинство идей Дирка Бертона, когда спустя несколько лет тот позвонил ему среди ночи.

— Камерон, — сказал он, не зная его прозвища, — долго говорить не могу, можешь заняться этим или просто наблюдать за тем, что произойдет, и потом написать очерк. Помнишь, я тебе говорил насчет единой всемирной валюты?

— Да. Но я по-прежнему сомневаюсь.

— Ладно. Вот что я тебе скажу — на последнем совещании здесь этих тайных финансистов наш человек протолкнул эту идею. И что-то уже затевается.

— Что именно затевается?

— Намечается большая конференция Объединенных Наций. На повестке дня будет стоять вопрос о модернизации валютного обращения.

— Огромное дело.

— Это колоссальное дело, Камерон. Наш человек одержал верх. Разумеется, он за то, чтобы всемирной валютой стал фунт стерлингов.

— Не удивлюсь, если он ею не станет. Стоит посмотреть на вашу экономику.

— Слушай дальше. Если ты можешь поверить утечке с этого секретного совещания, по их плану будут введены три валюты для всего мира с расчетом на то, что в течение десятилетия останется одна.

— Ни в коем случае. Этого никогда не будет.

— Камерон, если моя информация точна, то дело уже дошло непосредственно до начальной стадии. Конференция ООН уже оформляет витрины.

— А твои тайные кукловоды уже приняли решение?

— Вот именно.

— Не знаю, Дирк. Лучше бы тебе, приятель, заниматься тем, чем занимаюсь я.

— То есть, нет?

— Правильно. Я не хочу этим заниматься.

— Но я не ошибаюсь, Камерон. Проверь мою информацию.

— Каким образом?

— Я берусь предсказать, что произойдет в ООН в течение ближайших двух недель, и если я окажусь прав, уж тогда-то ты станешь относиться ко мне с большим уважением и почтительностью.

Бак вдруг понял, что сейчас они с Дирком пререкаются так же, как когда-то в общежитии Принстона во время уикэнда за столом с пивом и пиццей.

— Послушай, Дирк! Все это звучит любопытно, я внимательно слушаю. Ты ведь знаешь — без всяких комплиментов, — что сейчас я отношусь к тебе ничуть не хуже, чем до твоего отъезда.

— Спасибо, Кем. Я это ценю. Это важно для меня. В подарок я сообщу тебе еще одну пикантную деталь. Резолюция ООН будет предлагать свести используемые валюты к доллару, марке и иене в течение пяти лет. Я хочу тебе также сказать, что за этой властью стоит человек, в руках которого верховная власть. Он американец.

— И кто же, по-твоему, этот обладающий самой высшей властью субъект?

— Это самый могущественный из тайной группы международных финансистов.

— Другими словами, именно он руководит этой группой?

— Это тот, который предлагал фунт стерлингов как одну из ведущих валют, а на самом деле он, в конечном счете, имел в виду доллар как единую валюту.

— Я внимательно слушаю тебя.

— Это Джонатан Стонагал. Бак думал, что Дирк назовет какое-нибудь явно неподходящее имя, чтобы в ответ рассмеяться. Но тут он должен был признать (хотя бы перед самим собой), что если во всем этом есть какой-то смысл, то Стонагал был бы вполне подходящей фигурой. Один из богатейших людей мира, известный игрок на американской политической бирже, Стонагал, безусловно, должен был чрезвычайно активно участвовать в обсуждении важных проблем мировой финансовой системы. Хотя старику было уже за восемьдесят, и на фотографиях он выглядел физически немощным, он владел крупнейшими банками и финансовыми организациями не только в Соединенных Штатах, но и во многих других странах мира, так что весь мир был сферой его интересов.

Хотя Дирк был другом, Бак почувствовал необходимость сильнее подзадорить его, чтобы он постарался раздобыть еще больше информации.

— Дирк, сейчас я очень хочу спать. Я высоко оценил твою информацию, она представляется мне крайне интересной. Я выясню, что происходит в ООН и постараюсь проследить за действиями Джонатана Стонагала. Если события будут развиваться так, как ты думаешь, ты станешь моим лучшим информатором. Пока же постарайся узнать для меня, сколько человек входит в эту тайную группу и где они встречаются.

— Это довольно просто, — сказал Дирк, — их, по крайней мере, десять человек, хотя иногда участвует и больше, включая некоторых глав государств.

— А президент Соединенных Штатов?

— Иногда и он, хочешь верь, хочешь нет.

— Но это один из самых распространенных вариантов теорий заговоров, Дирк.

— Но это совсем не значит, что он не соответствует истине. Обычно они встречаются во Франции. Почему, я не знаю. Частное шале в горах или что-либо в этом духе, дающее чувство безопасности.

— Но ведь это не может пройти мимо твоего друга, который дружит с родственником сотрудника секретаря, и многих других людей.

— Смейся, как хочешь, Кем. Быть может, наш человек в этой группе, Иешуа Тодд Котран, в отличие от других не застегнут на все пуговицы.

— Тодд Котран! Не он ли возглавляет Лондонскую биржу?

— Да, это он.

— Человек, который не застегнут на все пуговицы? Как же он может в таком случае занимать подобный пост? К тому же мне еще не приходилось слышать ни об одном британце, не застегнутом на все пуговицы.

— Бывает.

— Спокойной ночи, Дирк.

Разумеется, все предсказанное подтвердилось. ООН приняла соответствующую резолюцию. На протяжении всех десяти дней консультаций Джонатан Стонагал находился в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Мистер Тодд Котран из Лондона был одним из самых красноречивых ораторов, он выражал такую готовность сделать все для решения проблемы, что взялся убедить премьер-министра Великобритании, несмотря на то, что фунт стерлингов должен был уступить место марке.

Против изменений выступили многие страны третьего мира, но в течение нескольких лет три основные валюты стали доминировать во всем мире. Бак рассказал о полученной информации об этих ООНовских встречах только Стиву Планку, не раскрыв, правда, своего источника. Оба они сошлись во мнении, что не стоит публиковать статью, построенную на домыслах.

— Это слишком рискованно, — сказал Стив. Однако уже вскоре оба решили, что следует опередить события.

— Ты станешь еще более легендарной фигурой, Бак.

Дирк и Бак стали близки как никогда. Поэтому Бак отправился в Лондон сразу же после нового сообщения. Раз у Дирка имеется серьезная информация, Бак быстро собрался и отправился. Его поездки часто неожиданно приводили его в страны с непривычным климатом, так что он всегда брал с собой чрезвычайное снаряжение. На этот раз, оно оказалось совершенно излишним. Он вернулся в Чикаго после одного из самых потрясающих событий в истории человечества. Теперь ему нужно было добраться до Нью-Йорка.

Несмотря на невероятные способности компьютера, иногда карманная записная книжка была незаменимой. Он занес туда перечень того, что нужно сделать, прежде чем снова отправиться в путь:

Позвонить Кену Ритцу, чартерному пилоту.

Позвонить отиу и Джеффу.

Позвонить Хетти Дерхем и сообщить новости о ее семье.

Позвонить Люсинде Вашингтон насчет отеля.

Позвонить Дирку Бертону.

Рейфорда Стила разбудил телефон. Он пролежал неподвижно уже несколько часов. Был ранний вечер, начинало темнеть.

— Алло? — произнес он, не в силах скрыть сонную хриплость голоса.

— Капитан Стил?

Он услышал знакомый голос Хетти Дерхем.

— Слушаю, Хетти. У тебя все в порядке?

— Я несколько часов пыталась дозвониться до тебя. Мой телефон долго не работал, а потом все время было занято. Потом мне как будто удалось дозвониться, но ты не отвечал. Я ничего не знаю о моей матери и сестре. А как ты?

Рейфорд поднялся, с трудом приходя в себя и плохо соображая.

— Я получил сообщение от Хлои, — сказал он.

— Это я знаю, — сказала она. — Ты мне сказал еще в аэропорту. А как твои жена и сын?

— Нет!

— Нет?

Рейфорд молчал. Что еще мог он сказать?

— Ты знаешь что-то определенное? — спросила Хетти.

— Боюсь, что да, — сказал он глухо. — Я нашел здесь их ночную одежду.

— О, Рейфорд, прости меня. Могу ли я тебе чем-нибудь помочь?

— Спасибо, нет.

— Ты не нуждаешься в обществе?

— Нет, спасибо.

— Я боюсь.

— Я тоже, Хетти.

— Что ты собираешься делать?

— Буду пытаться разыскать Хлою. Надеюсь, что она вернется домой сама, или же я отыщу ее.

— Где она?

— В Стенфорде, Пало-Альто.

— Мои тоже в Калифорнии, — сказала Хетти, — туда дозвониться еще труднее, чем сюда.

— Я думаю, это из-за разницы во времени, — сказал Рейфорд, — к тому же много людей в дороге.

— Я до смерти боюсь того, что произошло с моей семьей.

— Дай мне знать, когда узнаешь. Ладно, Хетти?

— Хорошо, но ты мне обещал позвонить. У меня не работал телефон, и тогда я решила позвонить сама.

— Знаешь, я мог бы соврать, что звонил, но сейчас мне слишком тяжело.

— Позвони мне, если я чем-то могу тебе помочь, Рейфорд. Знаешь, ведь иногда хочется с кем-нибудь поговорить или побыть вместе.

— Хорошо, и ты сообщи мне, когда что-нибудь узнаешь

о своей семье.

В голове у него смутно промелькнуло, что, может быть, не стоило добавлять этого. Потеря жены и сына заставила его отчетливо осознать, какие легковесные, несерьезные отношения складывались у него с этой двадцатисемилетней женщиной. Он почти не знал ее. Безусловно, то, что случилось с ее семьей, его беспокоило не больше, чем то, что он слышал в новостях о трагических событиях, не имевших к нему непосредственного отношения.

Хетти была неплохим человеком. Она была мила и дружески расположена к нему. Но прельстило его в ней не это, а ее внешняя привлекательность. Она была достаточно изящна, находчива, непосредственна, чтобы производить впечатление. Он испытывал чувство вины, что поддался этому. Теперь его скорбь смоет все, останется только обычная вежливость и внимание к коллеге.

— Мне звонят, — сказала она, — может быть, ты подождешь?

— Нет, иди. Я позвоню как-нибудь позже.

— Я еще позвоню тебе, Рейфорд.

— Хорошо.

Бак Уильямс снова встал в очередь к платному телефону. На этот раз он не стал подключать компьютер. Ему захотелось выяснить, сколько звонков он сможет сделать сам. Первым, кому он дозвонился, был Кен Ритц, точнее, его автоответчик:

— Чартерная компания Ритца. Работа в условиях кризиса. У меня есть самолеты (типа «Лир») в Палуоки и Вокегане. Но я потерял второго пилота. Могу явиться в любой указанный аэропорт, но большие аэродромы сейчас закрыты. Невозможно попасть в «Милуски», «О'Хара», «Кеннеди», «Логан», «Национальный», «Даллас», «Атланта». Я могу получить посадку на небольших, периферийных аэродромах. Но это сфера свободного, нерегулируемого рынка. Сожалею, что вынужден считаться с обстоятельствами, но плата за милю — два доллара, деньги вперед. Если я найду пассажира, который будет возвращаться из пункта вашего назначения, я сделаю для вас небольшую скидку. Эту запись я прочту вечером, а с утра начну действовать. Преимущества — самым дальним рейсам с гарантированной оплатой. Если ваша остановка окажется по пути, я постараюсь втиснуть вас. Оставьте мне сообщение, и я свяжусь с вами.

Смешно. Каким образом Кен Ритц может связаться с ним? При том, что его сотовый телефон не работал, Бак мог дать лишь адрес своей электронной почты в Нью-Йорке.

— Мистер Ритц, меня зовут Бак Уильямс. Мне нужно добраться как можно ближе к Нью-Йорку. Я могу заплатить по вашей таксе полную сумму международными чеками на предъявителя. Они оплачиваются в любой валюте по вашему пожеланию.

Нередко такие чеки были привлекательны для контрагента, так как тот мог учесть разницу в котировке валют и получить небольшую выгоду при обмене.

— Я нахожусь в аэропорту «О'Хара» и попытаюсь устроиться на ночлег где-нибудь в пригороде. Чтобы сэкономить время, вам будет удобнее забрать меня где-нибудь недалеко от Вокегана. Если у меня будет новый телефонный номер, я вам сразу же сообщу его. Пока же единственная возможность связаться — это оставить сообщение для меня по Нью-йоркскому телефону.

Бак по-прежнему не мог связаться с редакцией напрямую, но его домашний телефон работал. Он просмотрел новые сообщения. По большей части они были от коллег, искавших его и выражавших соболезнования по поводу утраты общих друзей. Затем было долгожданное письмо от Мардж Поттер, которой пришла гениальная мысль направить его по этому адресу. «Бак, если ты получишь это письмо, позвони своему отцу в Таксой. Он там с твоим братом. Мне трудно говорить тебе об этом, но они очень волнуются о жене Джеффа и детях. Возможно, у них будут какие-то новости, когда ты дозвонишься до них. Твой отец был очень рад, когда услышал, что с тобой все в порядке».

Кроме того, было еще одно сообщение — письмо от Дирка Бертона, ставшее поводом для его поездки. Его следовало перечитать еще раз, позднее. Пока же он отправил просьбу Мардж, если у нее будет время и свободная линия, сообщить Дирку, что Бак не сумел долететь до «Хитроу». Конечно, Дирку и так известно об этом, но он должен знать, что Бак не исчез и прибудет в Лондон, как только будет возможно.

Бак повесил трубку и набрал номер отца. Линия была занята, но отбой звучал не так, как если бы был обрыв линии или вышла из строя вся система. Это раздражало не так, как те причины, которые уже стали привычными. Тут он хотя бы знал, что можно будет дозвониться, только потребуется время. Если Джефф ничего не знает о своей жене Шарон и детях, он, должно быть, ушел в себя. У них были серьезные размолвки и они собирались разводиться, пока не появились дети. В последние годы брак наладился. Жена Джеффа проявила снисходительность и готовность к примирению. Сам Джефф признавал, что был удивлен, когда она приняла его обратно. «Может быть, я заслуживаю осуждения, но я умею быть благодарным», — сказал он однажды Баку. Их сын и дочь, оба похожие на Джеффа, были прелестны.

Бак набрал номер, который дала ему красивая стюардесса-блондинка, снова пожурив себя за то, что не сделал этого раньше. Телефон ответил не сразу.

— Хетти Дерхем, это Бак Уильямс.

— Кто?

— Камерон Уильямс, из «Глобал»…

— Ах, да. У вас какие-нибудь новости?

— Да, мэм, хорошие новости.

— Слава Богу, расскажите.

— Сотрудник редакции сообщила мне, что они связались с вашей матерью. У нее и у ваших сестер все в порядке.

— Спасибо вам, спасибо, огромное спасибо! Почему же они не позвонили мне? Возможно, они пытались. Мой телефон тут барахлил.

— В Калифорнии большие трудности. Обрывы линий и тому подобное, мэм. Может пройти много времени, прежде чем они смогут дозвониться до вас.

— Да, я слышала. Я вам так признательна. А как у вас? Вам удалось связаться с семьей?

— Мне сообщили, что с моим отцом и братом все в порядке. Но им ничего неизвестно относительно невестки и детей.

— А сколько лет детям?

— Точно не помню. Меньше десяти, но точно я не знаю.

— Ox! — голос Хетти прозвучал сдержанно, подавленно.

— В чем дело? — спросил Бак.

— Нет, ничего. Просто…

— Что?

— Не обращайте внимания.

— Скажите мне, мисс Дерхем.

— Помните, что я сказала вам в самолете? В новостях тоже говорят об этом. Исчезают все дети, даже не родившиеся.

— Да.

— Я не хотела сказать, что дети вашего брата…

— Я понимаю.

— Извините, что я заговорила об этом.

— Нет, все нормально. Это странно, не правда ли?

— Да. Я разговаривала по телефону с капитаном, он вел рейс, на котором вы летели. Он потерял жену и сына, а с дочерью все в порядке. Она тоже в Калифорнии.

— Сколько ей лет?

— Думаю, около двадцати. Она учится в Стенфорде.

— О-о!

— Мистер Уильямс, как вы себя называете?

— Бак. Это прозвище.

— Ладно, Бак. Я знаю, как лучше сказать о вашей племяннице и племяннике: будем надеяться, что они — исключение, что с ними все в порядке.

Она заплакала.

— Мисс Дерхем, не переживайте! Никто сейчас ничего не понимает.

— Зовите меня Хетти.

Это позабавило его при данных обстоятельствах. Она извинилась за свою неловкость — просто она не хотела быть слишком официальной. Если он — Бак, значит она — Хетти.

— Думаю, нам не стоит продолжать говорить об этом, — сказал он, — я только хотел сообщить вам новости. Я думал, что, может быть, вы уже знали.

— Нет-нет! Повторзю, я вам очень благодарна. Не позвоните ли вы мне еще как-нибудь в другой раз? Вы такой прекрасный человек, я очень ценю то, что вы сделали для меня. Хотелось бы услышать вас еще раз. Сейчас так страшно. Одиноко.

Он не стал спорить с этим. Удивительно, но ее просьба совсем не звучала как приглашение провести время вместе. Она казалась вполне искренней, и он был уверен, что такая она и есть. Приятная, испуганная, одинокая женщина, весь мир которой перевернулся, как и у него, и у всех других, кого он знал.

Когда Бак отошел от телефона, он заметил как из-за конторки ему машет молодая женщина.

— Послушайте, — шепотом сказала она ему, — мне не разрешили сделать объявление из-за опасения, что может начаться столпотворение, но нам стало известно, что «ливрейные компании» объединились и перенесли свой коммуникационный центр на среднюю полосу около перекрестка Маннгеймской дороги.

— Где это?

— Совсем рядом с аэропортом. Сейчас нет никакого движения ни к терминалу, ни от него. Полный затор. Но если вы дойдете пешком до перекрестка, вы наверняка найдете там ребят с портативными рациями, вызывающих и отправляющих лимузины.

— Представляю цены!

— Даже не представляете!

— Но представляю очередь!

— Как очередь на прокат автомобилей в Орландо, — сказала она.

Баку не приходилось стоять в этой очереди, но он мог ее представить. Именно так все и оказалось. Добравшись с группой людей до перекрестка Маннгеймской дороги, он нашел там диспетчеров в окружении большой толпы.

Периодически провозглашавшиеся сообщения привлекали всеобщее внимание.

— Мы полностью загружаем каждую машину. Сто баксов с человека в любой пригород. Только наличными. В Чикаго мы не ездим.

— Кредитные карточки не принимаете? — гаркнул кто-то.

— Повторчю, — повысил голос диспетчер, — только наличные. Если наличные или чековая книжка имеются у вас дома, можете попросить водителя поверить, что вы расплатитесь там.

Он перечислял компании и направления, которые они обслуживают. Пассажиры, стоявшие в очереди у обочины, быстро заполняли машины.

Бак расплатился за рейс в северные пригороды международным чеком в сто долларов. Через полтора часа он занял место в лимузине с другими попутчиками. Убедившись, что его сотовый телефон по-прежнему не работает, он дал водителю пятьдесят долларов, чтобы воспользоваться его телефоном.

— Никаких гарантий, — сказал тот, — иногда удается прорваться, иногда нет.

Бак подключил телефон к своему компьютеру и набрал номер Люсинды Вашингтон.

— Вашингтон слушает, — ответил мальчик-подросток.

— Камерон Уильямс из «Глобал уикли» просит Люсинду.

— Мамы нет, — ответил молодой человек.

— Она еще в бюро? Я хотел спросить ее, где я мог бы остановиться поближе к Вокегану.

— Мамы нет нигде, — ответил мальчик, — я остался один. Мама, папочка — все ушли. Исчезли.

— Ты в этом уверен?

— Вот их одежда, там, где они сидели. Даже контактные линзы отца поверх купального халата.

— Прости, сынок!

— Все нормально. Я знаю, где они, я ничуть не удивлен.

— Ты знаешь, где они?

— Вы знаете мою маму, поэтому вы должны знать, где она. Она на небесах.

— А как ты? Есть там кто-нибудь с тобой?

— Да, здесь мой дядя. И еще один человек из нашей церкви. Наверное, он единственный, кто остался.

— Значит, ты в порядке.

— Да.

Камерон свернул телефон и отдал водителю.

— Посоветуйте, где бы мне можно было остановиться, чтобы утром вылететь из Вокегана?

— Дорожные отели, наверняка, переполнены, но на Вашингтонской дороге есть пара ночлежек, куда, пожалуй, вы смогли бы втиснуться. Это довольно близко от аэродрома. Тогда вы — мой последний пассажир.

— Сойдет. В этих притонах найдется телефон?

— Телефон и телевизор вы найдете там скорее, чем проточную воду.