ГЛАВА 6

— Прежде чем я перейду к сути дела, — сказал Карпатиу, отклоняясь от начатой темы (черта, которая всегда чуть ли не до исступления раздражала Бака), — позвольте мне вернуться к некоторым прошлым событиям. Вы помните, как однажды я пообещал вам решить некоторые проблемы, которые в тот момент остро стояли перед вами?

Помнил ли об этом Бак? Вплоть до дня кровавой развязки это было самым болезненным моментом в отношении Бака к Карпатиу. Товарищ Бака по колледжу, валлиец, обсуждавший с ним проблемы мировой экономики и регулярно снабжавший его ценной информацией, был убит, когда узнал слишком многое о всемирной банковской системе, в которой участвовал его непосредственный начальник, президент Лондонской фондовой биржи Джошуа Тодд-Котран.

Бак вылетел в Лондон, чтобы вместе со своим другом из Скотланд-Ярда расследовать это убийство. Во время их встречи агент Скотланд-Ярда погиб от взрыва бомбы, подложенный в его автомобиль, а сам Бак чудом уцелел. Камерон разгадал, что официальная версия о самоубийстве его валлийского друга была сфабрикована для того, чтобы скрыть произошедшее на самом деле убийство. Самому Баку пришлось скрываться из Англии по подложным документам. Когда Камерону удалось добраться до Нью-Йорка, не кто иной как Карпатиу поообещал ему, что если Тодд-Котран действительно замешан в этой истории, сам Карпатиу накажет его. Вскоре Тодд-Котран был убит рукой Карпатиу на глазах у Бака. Память об этом событии, по-видимому, сохранилась только у него.

— Помню, — ответил Бак без всякого выражения, самым сдержанным тоном.

— Тогда я объявил, что не потерплю неискренности и интриганства у сотрудников моей администрации в ООН. Положение, в котором оказался Тодд-Котран, заставило его самого сделать должный вывод, не дожидаясь пока его передадут в руки правосудия, так ведь получилось?

«Сам Тодд-Котран сделал должный вывод», — повторил про себя Бак, но ничего не сказал вслух.

— Вы верите в судьбу, мистер Уильяме?

— Нет!

— Вы верите в то, что удача приходит только к тем, кто делает все так, как надлежит делать?

— Нет!

— А я верю. И верил в это всегда. Иногда бывает, что некоторое время может везти бездарности или даже преступнику. Но обычно чем лучше человек делает свою работу, тем большего он добивается. Вы понимаете меня?

— Нет!

— Я постараюсь сказать об этом проще. Вот вы оказываетесь в страшной опасности. Вокруг вас погибают люди. Я обещал, что помогу вам, но сам я лично не сделал ничего. Честно признаюсь, что когда я столь категорично сказал, что спасу вас из вашего трудного положения, я совершенно не представлял, каким образом я сумею это сделать. Я не религиозен, но в этом случае могу сказать, что мне содействовала благая карма. Вы согласны с этим?

— Сэр, честно говоря, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы удивляетесь, почему я вас так люблю? Карпатиу улыбнулся широкой улыбкой.

— Вы — тот, человек, который мне нужен! И у вас, и у меня были свои трудности. Вы попали в чей-то черный список. Два человека, которым я доверял, оказались замешанными в очень серьезных преступлениях. Мой старый друг Стонагал, совершив самоубийство и непроизвольно застрелив при этом Тодд-Котрана, тем самым разрешил наши проблемы — вашу и мою. Это и есть благая карма, если я правильно понимаю моих восточных друзей.

— Таким образом, когда вы говорите о своей печали по поводу смерти ваших друзей, на самом деле вы радуетесь, что оба они мертвы.

Карпатиу откинулся назад, задумавшись.

— Действительно, с одной стороны, я рад этому, но, с другой стороны, эта утрата для меня — большое горе. Это были мои старые друзья, какое-то время они были надежными советниками, можно даже сказать — наставниками. Но когда они сбились с истинного пути, мне следовало что-то предпринять. Я бы сделал что-нибудь, конечно, не позволяя себе непростительных поступков. Но сам Джонатан сделал это за меня.

— Подумать только! — откликнулся Бак. Глаза Карпатиу в это время как бы сверлили его Душу.

— Я не устаю удивляться тому, — продолжил Карпатиу, — как быстро все меняется.

— С этим я не могу спорить.

— Еще месяц тому я был членом сената Румынии. Еще мгновение — и я президент страны, а спустя какой-нибудь час я уже генеральный секретарь ООН.

Бак улыбнулся гиперболическому образу Карпатиу, но его восхождение к власти действительно было почти таким стремительным. Однако улыбка Бака исчезла, когда Карпатиу добавил:

— Этого в буквальном смысле вполне достаточно для того, чтобы атеист поверил в Бога.

— Вы связывали это с вашей благой кармой, — заметил Бак.

— По правде говоря, — откликнулся Карпатиу, — это даже принижает меня самого. Во многих отношениях дело представляется так, будто это было предначертано мне судьбой. Но я ни о чем таком не мечтал, не помышлял, не говоря уже о том, чтобы строить подобные планы. После того как я стал членом сената Румынии, я не стремился ни к каким другим постам, все каким-то образом приходило ко мне само собой. Я не могу вести себя иначе, как только отдавая делу всего себя, и надеюсь, что буду всегда поступать достойно, в соответствии с тем доверием, которое мне было оказано

Еще месяц назад выражение лица обязательно выдало бы Бака. Сейчас он мучился вопросом, не отражает ли оно его чувства. Однако, по-видимому, этого не случилось.

— Бак, — заключил Карпатиу, — вы мне нужны. И на этот раз я не приму вашего отказа ни под каким предлогом.

Переговорив с Брюсом Барнсом, Рейфорд положил трубку. Он спросил Брюса, можно ли ему приехать на несколько минут раньше, чтобы кое-что показать, но не стал говорить, о чем идет речь. Он вытащил записку Хетти из нагрудного кармана и прикрепил ее к рулю. Что это вообще могло значить, и каким образом она, или, скорее, ее босс, дознался, где его можно отыскать?

Неожиданно в кабине прозвучал телефонный звонок. Рейфорд нажал кнопку:

— Рей Стил.

— Папа, у тебя все в порядке с телефоном?

— Да, а что?

— Тебе пытался дозвониться Эрл.

— А в чем дело?

— Я не знаю. Как будто что-то серьезное. Я сказала ему, что ты возвращаешься домой, и он, вроде бы, удивился. Он посетовал, что никто ему ничего своевременно не сообщает. Он думал, что ты будешь возвращаться из Далласа позднее и…

— Так я и сделал.

— Во всяком случае он просил, чтобы ты нашел его в аэропорту «О'Хара», прежде чем ты поедешь домой.

— Я позвоню ему. Увидимся вечером. Я собираюсь? приехать в церковь немножко раньше, чтобы поговорить с Брюсом. Ты можешь поехать со мной и дождаться меня в зале или взять второй автомобиль.

— Хорошо, папа. Если я буду ждать тебя в зале, мне придется встретиться с Баком наедине. Мне этого не хочется. Поезжай раньше, а я опоздаю на несколько минут.

— Ох, Хлоя! Папа, не заводись!

Бак вдруг почувствовал себя смелее. Как ни странно, пришла смелость. Безусловно, ему хотелось знать, что на уме у Карпатиу. Похоже, что на Карпатиу произвели впечатление слова Бака. Конечно, Бак не был готов высказать ему все, что он знает и что на самом деле думает (и, вероятно, никогда не сделает этого), но он чувствовал себя обязанным высказаться.

— Наверное, мне не следовало приезжать сюда, не выяснив предварительно, чего вы хотите, — сказал Бак. — Я почти что отказался от поездки. Меня вытащил Стив.

— Хорошо. Будем откровенны и серьезны, — сказал Карпатиу. — Я дипломат, но могу говорить искренне. Вы достаточно хорошо знаете меня, чтобы понимать это.

Он замолчал, как будто ожидая, что Бак подтвердит правоту его слов. Но Бак даже не кивнул.

— Ладно, продолжим. Вы не извинились и не объяснили, почему вы игнорировали мое предыдущее приглашение, но у меня нет досады на вас. Однако впредь вы не должны пренебрегать мною.

— Не должен? Что же может случиться со мной?

— Возможно, тогда вам придется снова вернуться к Стэнтону Бэйли, и вы получите еще более низкую должность или вообще будете уволены. В общем, каким-нибудь образом наказаны. Я не наивен, Бак. Мне известно происхождение вашего прозвища — и это одна из причин, по которой я восхищаюсь вами. Но вы не должны отбрыкиваться от меня. Это не потому, что я считаю себя чем-то особенным. Но так считает весь мир. Опасно игнорировать меня.

— Значит, я должен вас бояться и поэтому с радостью принять любую роль, которую вы собираетесь мне предложить?

— Нет-нет. Нужно бояться меня игнорировать, но только по тем очевидным, сугубо практическим причинам, о которых я сказал. Вы не должны руководствоваться страхом, принимая мое предложение. На испуг вас не возьмешь. Вовсе не страх должен убедить вас.

Бак хотел спросить, что же должно его убедить, но поскольку бьио очевидно, что Николае ждет этого вопроса, он снова ничего не сказал.

— В одном старом американском фильме есть фраза, которая очень нравится американцам: «Предложение, от которого просто невозможно отказаться». Такое предложение я собираюсь сделать вам.

— Рейфорд, мне очень неприятно говорить тебе это, но мы должны немедленно поговорить с глазу на глаз.

— Эрл, но я уже почти дома.

— Извини, но я не стал бы тебя просить, если бы это не было так важно.

— Так в чем же дело?

— Если бы я мог сказать по телефону, я бы не стал настаивать, чтобы разговор был с глазу на глаз, понятно?

— Ты хочешь, чтобы я развернулся прямо сейчас?

— К сожалению, да.

— Есть законы, и есть правила, — продолжал говорить Карпатиу — Законов я не нарушаю. Правилами же могу и пренебречь, если для этого есть причины. Например, в вашей стране не разрешается приносить в спортзал собственную еду. Вероятно, чтобы эти деньги попадали в кассу спортзала. Прекрасно. Я могу понять, почему они ввели такое правило. Если бы я был владельцем спортивного зала, возможно, я бы тоже постарался ввести такое правило. Но я не стал бы рассматривать попытку пронести в зал собственный завтрак как преступление. Улавливаете мою мысль?

— Приблизительно.

— Существуют правила, которые распространяются на глав государств и глав организаций, таких, как ООН. Предполагается, что только при диктаторской форме правления руководитель может иметь собственность или финансовые интересы в крупных средствах массовой информации.

— Абсолютно верно.

— Но является ли это законом?

— В Соединенных Штатах — да.

— А на международном уровне?

— Не всегда.

— Вот мы и подошли к нашему вопросу. Карпатиу явно хотел, чтобы Бак спросил, к чему же это они подошли, но тот опять не стал спрашивать.

— Я знаю, что вы любите «ставить точки над i», — сказал Николае. — Мне приходилось слышать, как вы употребляли это выражение, и я знаю, что оно означает. Так давайте перейдем к сути дела без околичностей. Дело в том, что я намерен приобрести крупнейшие средства массовой информации, и хочу, чтобы вы приняли в этом участие.

— Какое участие?

— Войти в команду менеджеров. Я стану единственным владельцем крупнейших газет мира, сетей телевещания, телеграфных агентств. Вы могли бы стать руководителем одного из этих СМИ по вашему выбору.

— Генеральный секретарь ООН как владелец крупнейшей сети средств массовой информации? Как можно такое обосновать?

— Если законы нуждаются в изменениях, их меняют. В наше время необходимость положительного влияния на средства массовой информации стала такой острой, как никогда прежде. Разве вы не согласны с этим?

— Нет, не согласен.

— Исчезают миллионы людей. Люди теряют голову от ужаса. Они устали от войн, кровопролитий, устали от бесконечного хаоса. Они испытывают потребность в успокоении, утешении. Отклики на мой план всеобщего разоружения исключительно благоприятны.

— Да, если исключить Американскую муниципальную гвардию.

— Благослови их Бог! — с улыбкой сказал Карпатиу. — Если мой план осуществится, неужели сброд фанатиков в рабочей одежде с игрушечными ружьями сможет представлять угрозу мировому сообществу? Конечно, всегда найдется несколько гнилых яблок. Я никогда не буду запрещать правдивое освещение их позиции в прессе. Я предпринимаю эту акцию из самых бескорыстных мотивов. Деньги мне не нужны. У меня их безбрежное море.

— Их источником является ООН?

— Бак, я вам скажу то, что знают очень немногие. Я вам доверяю, и вы оправдаете мое доверие. Джонатан Стонагал назначил меня единственным наследником своего состояния.

Бак не мог скрыть своего изумления. То, что Карпатиу мог быть упомянут в завещании мультимиллиардера, никого не могло удивить, но как единственный наследник? Это означает, что теперь Карпатиу стал владельцем крупнейших банков и финансовых институтов мира.

— А как же его семья?… — спросил Бак.

— Я уже все уладил с ними без суда. Они обязались хранить молчание и никогда не пытаться оспаривать завещание. Каждый из них получил по сто миллионов долларов.

— Такая сумма заставила бы и меня взять на себя обет молчания, заметил Бак. — Но сколько же они потеряли, не получив наследство полностью?

Карпатиу улыбнулся.

— И вы еще удивляетесь, почему я в восторге от вас? Вы знаете, что Джонатан был самым богатым человеком в истории мира? Деньги для него были просто бумажками. У него даже не было бумажника. При этом он был очень бережлив. Он мог дать бедняку чек на обед и тут же приобрести компанию за несколько сот миллионов долларов.

— А что значат деньги для вас?

— Бак, я скажу вам от чистого сердца. Эти грандиозные ресурсы предоставят мне возможность достичь цели всей моей жизни. Я стремлюсь к миру. Я стремлюсь к глобальному разоружению. Я стремлюсь, чтобы все народы стали жить как одна семья. Уже когда появились авиация и система спутниковых коммуникаций, мир должен был увидеть себя как единое целое. Но потребовались исчезновения — может быть, самое лучшее, что когда-либо случалось на этой планете, — чтобы окончательно сблизить нас. Когда я выступаю, меня слышат и видят абсолютно во всем мире. Меня совершенно не интересует личное богатство — это доказывает история моей жизни. Я знаю цену деньгам. Я не против того, чтобы использовать их как средство убеждения, если с их помощью можно стимулировать отдельного человека. Но все мои мысли сосредоточены на человечестве в целом.

Бак почувствовал тошноту, а в голове один за другим стали всплывать образы. Карпатиу инсценировал самоубийство Стонагала и при этом собрал большее число свидетелей, чем понадобилось бы любому суду. И теперь этот человек пытается показать себя альтруистом.

Мысли Бака улетели в Чикаго. Неожиданно он почувствовал, что ему не хватает Хлои. Что это было? Ему захотелось просто поговорить с ней. С тех пор как он принял решение, что они должны быть «просто друзьями», Бак впервые ощутил, что она ему нужна. Возможно, это ошеломляющее признание Карпатиу заставило его устремиться к домашнему покою и уюту. В Хлое была чистота, свежесть. Как он мог так ошибиться, приняв свои чувства к ней за простое восхищение молодой женщиной?

Карпатиу устремил на него пристальный взгляд:

— Бак, предупреждаю вас, ни одна живая душа не должна узнать о том, что я рассказал вам сегодня. Никто ничего не должен знать об этом. Я уверен, что вы будете работать на меня. Вы будете располагать возможностями и преимуществами сверх всякого воображения. Вы можете еще думать над этим, но в конце концов вы скажете «да»

Бак же тем временем старался сосредоточить свои мысли на Хлое. Он восхищался ее отцом. У него складывались глубокие отношения с Брюсом Барнсом, человеком, с которым у него не было бы абсолютно ничего общего до того момента, как он стал последователем Христа. Но в центре его внимания была Хлоя. Неожиданно он понял, что это Бог вложил эти мысли в его душу, чтобы помочь ему противостоять гипнотической силе Николае Карпатиу

Любил ли он Хлою Стил? Пока он не мог дать на этот вопрос определенного ответа Он слишком мало знал ее. Был ли он увлечен ею? Конечно. Было ли у него желание назначить ей свидание, ухаживать за ней? Безусловно

— Бак, если бы у вас была возможность выбрать место, где вы хотите жить, что бы вы выбрали?

Бак слышал вопрос, но не спешил с ответом, как бы показывая, что он раздумывает. Все, о чем он мог сейчас помышлять, сосредоточилось на Хлое. Что бы она сказала, если бы увидела все это? Самый популярный в мире человек предлагал ему карт-бланш, а он мог думать только о двадцатилетней студентке из Чикаго.

— Так где же, Бак?

— Там, где я живу сейчас.

— В Чикаго?

— Да, в Чикаго.

Вдруг он въявь почувствовал, что не может представить себе жизнь без Хлои Ее реакция и поведение за последние два дня показывали ему, что он оттолкнул ее, но Бак чувствовал уверенность, что все еще можно поправить. Когда он проявлял к ней интерес, она отвечала тем же. Когда его отношение к ней становилось неопределенным, так же менялась и она. Следовало только разобраться в себе и надеяться на лучшее. Предстояло обдумать много серьезных вопросов, но сейчас он чувствовал, что чуть было не потерял ее навсегда.

— По каким причинам можно всерьез хотеть жить в Чикаго? — спросил Карпатиу — Я знаю, что там прекрасный центральный аэропорт, но больше там нет абсолютно ничего. Я предлагаю вам расширить свой горизонт. Подумайте о Вашингтоне, Лондоне, Париже, Риме, Новом Вавилоне, наконец. Вы по многу лет жили в столичных городах, поэтому можете представить себе, что такое столица мира — по крайней мере, когда мы переместим туда нашу штаб-квартиру.

— Вы спросили меня, где бы я хотел жить, имея свободу выбора, ответил Бак. — По правде говоря, я мог бы жить где угодно. Я могу набирать на компьютере свои статьи хоть на Северном Полюсе. Не я выбрал Чикаго. Но теперь я уже не хочу оттуда уезжать.

— А что если я для переезда предложу вам миллионы?

Бак пожал плечами и рассмеялся.

— В ваших руках находится значительная доля мирового богатства, и вы говорите, что деньги не являются вашим мотивом. У меня их очень немного, но они в самом деле не интересуют меня.

— Что же вас интересует?

Бак быстро молча взмолился. Бог, Христос, спасение, скорбь, любовь, друзья, потерянные души, Библия, обучение, подготовка к Славному явлению, «Церковь новой надежды», Хлоя — это был круг его интересов. Но мог ли он сказать об этом? И должен ли был говорить? «Боже, дай мне нужные слова!»

— Мои мотивы — истина и справедливость, — сдержанно сказал Бак.

— Ах, да! И американский образ жизни! — воскликнул Карпатиу. — Ну, прямо как супермен.

— Скорее, как Кларк Кент, — ответил Бак. — Я просто обычный журналист большого столичного еженедельника.

— И при этом вы хотите жить в Чикаго? А что бы вы хотели делать, если бы вы могли делать что угодно?

Эти слова неожиданно вернули Бака к реальности. Он хотел бы вернуться к мыслям о Хлое, но испытывал давление времени.

Эта поездка Бака, какой бы фантасмагорической она ни была, была ценна уже тем, что Бак с сожалением узнал, что Карпатиу досталось огромное состояние Стонагала. Препираться с Карпатиу у него не было никакого желания, к тому же его несколько обеспокоили ловушки, которые заключались в последнем вопросе.

— Чего бы я хотел? Когда-то, когда я почувствовал, что сыт по горло погоней за репортажами по всему миру, мне порой хотелось стать издателем. Мне казалось, что было бы неплохо иметь большую команду талантливых людей, руководить ими, давать им задания, готовить публикации, в которых проявлялись бы их способности. Но тогда бы я сам остался без активного участия в живой деятельности, расследованиях, проведении интервью, подготовке их к публикации.

— А почему вы не можете совместить и то и другое? Иметь власть, штат сотрудников, издательство и оставлять для себя лично самые интересные проблемы?

— Нет, это все-таки слишком отдаленная цель, недостижимая для меня.

— Бак, прежде чем я объясню вам, как сделать это осуществимым на деле, я хочу спросить вас, почему вы говорите о своих мечтах только в прошедшем времени, как будто у вас их уже не осталось?

Бак не всегда был осторожен. Когда в своих ответах он полагался на Бога, то давал правильный ответ, но когда он пытался отвечать, исходя из своих собственных представлений, допускал ошибки. Он знал, что поскольку уже был подписан договор между Карпатиу и Израилем, миру осталось существовать всего семь лет.

— Я думаю, что этому старому миру осталось немного времени, — сказал Бак. — Мы едва успели оправиться от разрушений, связанных с исчезновениями и…

— Бак! Вы меня обижаете! Сегодня мы ближе к всеобщему миру, чем когда-либо! Мои скромные предложения получили такой широкий отклик, что я убежден — мы на пороге возникновения почти утопического глобального общества! Верьте мне! Присоединяйтесь ко мне. Будьте рядом со мной. Вы сможете осуществить все ваши мечты! Вас не интересуют деньги? Хорошо! Они меня тоже не интересуют. Позвольте мне предоставить вам такие ресурсы, благодаря которым вам вообще не придется заботиться о деньгах. Я предлагаю вам положение, издания, штат сотрудников, штаб-квартиры в разных странах и даже собственное уединенное пристанище, где вы будете заниматься тем, чем захочется, и даже возможность жить в Чикаго, если вы этого хотите.

Карпатиу остановился, как он делал всегда, ожидая, не клюнет ли Бак на наживку. Бак не стал тянуть с ответом.

— Тут есть над чем подумать, — ответил он.

— Одну минуту, Бак, — сказал Карпатиу и позвонил Хетти. Вызвал он ее каким-то необычным способом, потому что вместо того, чтобы ответить по селектору, она просто появилась в дверях за спиной Бака. Он обернулся, и она кивнула ему.

— Мисс Дерхем, — сказал Карпатиу, — пожалуйста, поставьте в известность доктора Розенцвейга, мистера Планка и президента Фицхью, что мой график немного сдвигается. Я думаю, что мне понадобится еще минут десять здесь, потом еще десять с Хаимом и Стивом, так что в Вашингтоне мы будем около пяти.

— Хорошо, сэр.

Рейфорд оставил свою машину на стоянке аэропорта «О'Хара» и быстро прошел через терминал в подземный контрольный центр, где находился кабинет Эрла Холлидея. Много лет он был старшим пилотом Рейфорда. Под его руководством он вырос из молодого пилота в одну из звезд-ветеранов. Рейфорд был доволен, что разговор состоится здесь, где они могли говорить без бюрократических формальностей, переходя прямо к сути дела.

Эрл ждал его в коридоре, у двери своего кабинета, и когда подошел Рейфорд, посмотрел на часы.

— Хорошо, — сказал Эрл, — заходи.

— Рад тебя видеть, — сказал Рейфорд и сел, держа свою фуражку в руках.

Эрл сел на единственное другое кресло, которое стояло за столом в его тесном кабинете.

— У нас неприятности, — начал он.

— Спасибо за помощь, — отозвался Рейфорд. — Что, Эдварде опять пожаловался на то, что я занимаюсь, как он это называет, прозелитизмом?

— Это только малая доля проблем. Если бы не эти дела, я разговаривал бы сейчас с тобой о совершенно невероятных новостях.

— Каких же?

— Но сначала скажи мне, правильно ли я тебя понял. Когда я первый раз обратился к тебе насчет твоих разговоров о Боге, ты сказал, что подумаешь об этом. Я тебе ответил, что если ты гарантируешь, что этого больше не будет, я не дам ходу заявлению Эдвардса, правильно?

— Правильно.

— Когда ты согласился отправиться в Даллас на переэкзаменовку, не следовало ли мне предполагать, что между нами существует полное взаимопонимание?

— Не совсем. Но я думаю, ты интересуешься тем, как это прошло.

— Я знаю, как это прошло, Рей, — резко прервал его Эрл. — Ты ответь на мой вопрос: говорил ли ты, что отправляешься получать свои документы на пятьдесят седьмой и что у тебя нет никаких намерений говорить на работе о религии?

— Этого я не говорил.

— Скажи мне определенно, что ты имеешь в виду, Рей! Со мной ты никогда не темнил. Ты допек меня своими разговорами о Церкви и восхищении, но я был деликатен с тобой, не так ли?

— Даже чересчур.

— Я принимал все это как твой друг, так же, как ты вел себя по отношению ко мне, когда я донимал тебя своими восторженными словоизлияниями относительно своих детей, правильно?

— Я никого и ничего не превозносил.

— Но ты бывал возбужден, воодушевлен всем этим. Ты нашел нечто, что помогло тебе обрести минимум душевного равновесия, давало разумное объяснение твоим утратам. Я бы даже сказал, это помогло тебе остаться на плаву. Ты стал давить на меня, чтобы я начал регулярно ходить в церковь, читать Библию и тому подобное. А я сказал тебе, надеюсь, достаточно мягко, что считаю это личным делом и что буду тебе признателен, если ты не будешь приставать ко мне с этим.

— И я прекратил. Хотя по-прежнему молюсь за тебя.

— Хорошо, молись, спасибо. Но я предупредил тебя, чтобы ты не говорил об этом на работе. Так нет, для тебя все это было так ново, ты прямо горел этим новеньким, ну, прямо как тот парень, который изобрел новейший способ разбогатеть. И что же ты делаешь? Ты принимаешься давить на Ника Эдвардса. Рей, это парень с большой перспективой, начальству он нравится.

— Мне он тоже нравится. Именно поэтому я проявляю заботу о нем и его будущем.

— Да, но он-то ясно дал понять, что больше не хочет слушать таких разговоров. Так же, как и я тебе в свое время сказал. Ты оставил меня в покое, так почему бы тебе не оставить в покое и его?

— Мне показалось, что я перестал.

— Тебе это только показалось.

Эрл вытащил бумаги из своего ящика, полистал их и ткнул пальцем на какой-то странице.

— Ты ведь не будешь отрицать, что сказал ему… цитирую: «Для меня не имеет значения, что ты обо мне думаешь».

— Это не совсем так, потому что вырвано из контекста. Но не буду отрицать, что высказался в таком духе. Я сказал, что…

— Я знаю, что ты ему сказал, Рэй, прекрасно знаю, потому что то же самое ты говорил мне. Я тебе тогда ответил, что мне не хотелось бы, чтобы ты превратился в одного из этих фанатиков с горящими глазами, считающих себя лучше всех и старающихся всех спасти. Ты сказал, что просто проявляешь обо мне заботу, и я это, конечно, ценю, но вместе с тем я тебя предупредил, что ты подошел к той черте, когда можешь потерять мое уважение.

— А я ответил, что меня это мало волнует.

— Да, но разве ты не в состоянии представить себе, как оскорбительно это звучит?

— Эрл, я не могу наносить тебе обиду, если забочусь о твоей бессмертной душе, даже рискуя поставить под удар нашу дружбу. Я сказал Нику то же самое, что сказал тебе: для меня больше не имеет существенного значения, что думают обо мне люди. Конечно, в каком-то уголке и моей души есть место для восприятия чужих оценок. Никому ведь не хочется выглядеть идиотом. Но если я не стану говорить тебе о Христе только из опасения, что ты можешь плохо обо мне подумать, каким же другом я буду тебе в таком случае?

Эрл вздохнул и покачал головой, снова заглянув в бумаги.

— Таким образом, ты утверждаешь, что Ник вырвал эти твои слова из контекста. Но все остальное, содержащееся в этом рапорте, — правда.

— Правда?

— Правда.

Рейфорд почесал в затылке.

— Ну, что ты знаешь обо всем этом? Он слушал меня. Он меня понял.

— Но не смог с этим согласиться, иначе почему он написал это?

Эрл бросил листы в ящик и с грохотом захлопнул его.

— Эрл, до этой роковой ночи исчезновений я был совершенно таким же, как ты и Ник. Я…

— Я все это уже слышал от тебя, — перебил Рейфорда Эрл.

— Я просто хочу сказать, что понимаю вашу позицию. Я чуть было не разошелся с женой, потому что мне показалось, будто она превращается в фанатичку.

— Ты мне об этом рассказывал.

— Но теперь я считаю, что она просто стала настоящей христианкой. Она была права. Она доказала свою правоту!

— Рейфорд, если у тебя призвание проповедовать, почему бы тебе не уйти из авиации и не стать пастором?

— Ты собираешься меня уволить?

— Надеюсь, что мне не придется делать этого.

— Ты хочешь, чтобы я извинился перед Ником и сказал ему, что понимаю, как бестактен я был, оказывая на него давление, впрочем, делал это из самых благих намерений?

— Я бы очень хотел, чтобы все уладилось без каких-либо осложнений.

— Именно это ты и предложил на следующий день?

— Вот именно! Я выдержал все принятые на себя обязательства в соответствии с нашей договоренностью. Я не передал эти бумаги ни в отдел кадров, ни наверх по субординации. Я поставил Ника в известность, что не стану этого делать. Я сказал ему, что сам буду следить за этим и учитывать это в отношениях с тобой как с моим подчиненным…

— Все это не имеет никакого значения.

— Конечно, мы с тобой это понимаем, да и Ник вовсе не тупица. Было похоже на то, что он этим удовлетворился. Я посчитал, что твоя поездка в Даллас на подтверждение квалификации покажет, что ты все правильно понял, сделал нужные выводы и что мы не будем подводить друг друга. Рейфорд кивнул:

— Я и собирался вести себя рассудительно, чтобы больше не ставить тебя в неловкое положение.

— В твоих благих намерениях я не сомневаюсь, Рей. Я ценю их. Но сегодня утром ты снова выкинул номер. Что это тебе пришло в голову, о чем ты думал?

Рейфорд вздрогнул и откинулся назад. Он вытянул руки вперед и положил на стол, ладонями вверх.

— Сегодня утром? О чем ты говоришь? Я думаю, что все прошло нормально, на уровне. Разве я не сдал контрольный полет?

Эрл наклонился над столом и раздраженно посмотрел ему в глаза.

— Сегодня утром ты проделал со своим экзаменатором то же, что проделывал до этого с Ником и другими пилотами, с которыми тебе приходилось летать на протяжении последних нескольких недель, разве не так?

— Ты хочешь сказать, будто я говорил с ним о Боге?

— Да!

— Ни в коем случае! Хотя у меня и было чувство, что я совершаю грех перед Господом, отмалчиваясь. Я вообще обменялся с ним всего несколькими словами. Он держался очень жестко, сообщив мне только, кто он такой и чего он не должен делать.

— Ты не пытался читать ему проповеди?

Рейфорд покачал головой, пытаясь вспомнить, не сказал ли он чего-нибудь такого, что могло бы быть неправильно истолковано.

— Нет, ничего подобного я ему не говорил. Я всего лишь не стал прятать свою Библию. Обычно я держу ее в полетной сумке, но в тот раз она была у меня в руках, потому что я читал ее в микроавтобусе. А ты уверен, что этот донос пришел не от водителя микроавтобуса? Он видел, что я читаю Библию, задал мне несколько вопросов, потом мы с ним поговорили о том, что сейчас происходит.

— Твои обычные штучки!

Рейфорд кивнул. Но он реагировал вполне нормально, я не почувствовал, чтобы отнесся к этому отрицательно.

— Нет, он тут не при чем. Жалоба поступила от твоего экзаменатора.

— Совершенно ничего не понимаю, — воскликнул Рейфорд, — ты ведь веришь мне, Эрл, разве не так?

— Я бы хотел тебе верить, — ответил Эрл. — Не смотри на меня так. Мы с тобой много лет друзья, и мне ни разу не приходило в голову, что ты можешь мне соврать. Вспомнить хотя бы тот случай, когда ты выпил, посчитав, что твой рейс надолго задерживается.

— Тогда я предложил оплатить издержки из-за вызова на замену другого пилота.

— Я это помню. Но что же мне делать в этом случае, Рей? Ты говоришь, что не докучал этому парню. Мне бы хотелось верить тебе. Но ты много раз проделывал эти штучки и со мной, и с Ником, и со многими другими. Я склонен думать, что то же самое ты проделал и сегодня утром.

— Что ж, тогда мне придется поговорить с этим парнем! — воскликнул Рейфорд.

— Ты не должен этого делать!

— Как это? Я не могу посмотреть в глаза моему обвинителю? Эрл, я не сказал этому человеку про Бога ни единого слова! Я хочу с ним поговорить, если уж у меня из-за него неприятности. Я хочу знать, откуда он это взял? Может быть, это какое-то недоразумение? Какие-то жалобы от водителя микроавтобуса? Но я тебе говорю, я совершенно не слышал никаких возражений от него. Хотя, он мог что-то сказать экзаменатору. И вообще, откуда экзаменатор мог знать, что я уже поступал так раньше? Если только он не завелся от самого вида Библии.

— Не могу себе представить, чтобы водитель автобуса каким-то образом мог общаться с экзаменатором. Ты можешь себе это представить, Рэй?

— Я в полной растерянности, Эрл. Не ручаюсь, что я стал бы извиняться, если бы действительно эти неприятности имели под собой почву, но уж точно я не буду извиняться за то, чего не делал.

Бак вспомнил, как Розенцвейг рассказывал ему, что президент США предлагал приехать для встречи с Карпатиу в Вашингтон, но Николае по своей скромности настаивал, что сам прибудет туда. А сейчас Карпатиу небрежно поручил своему помощнику сообщить президенту, что опоздает. Было ли это сделано преднамеренно? Пожалуй. Он постоянно каждому дает понять, с кем тот имеет дело.

Спустя несколько минут в кабинет постучала и вошла Хетти.

— Мистер генеральный секретарь, — сказала она, — президент Фитцхью посылает за вами свой самолет — флагман Военно-воздушных сил.

— Ах, скажите ему, что это совсем не обязательно, — отвечал Карпатиу.

— Сэр, он сказал, что самолет уже взлетел и предоставляется в ваше распоряжение. Пилот сообщит в Белый дом о вашем вылете.

— Спасибо, мисс Дерхем, — ответил Карпатиу, обратившись потом к Баку: — Какой прекрасный человек. Вам приходилось с ним встречаться?

Бак кивнул.

— Мой первый очерк о Человеке года был посвящен ему.

— В связи с его первым или со вторым избранием?

— Со вторым.

Бак еще раз изумился энциклопедической памяти этого человека. Есть ли какие-нибудь сомнения, кто станет Человеком этого года? Бак не хотел бы получить это поручение.

Эрл нервно переменил тему.

— Должен тебе сказать, что это случилось в самый неудачный момент. На следующей неделе планируется ввести в строй новый флагман Военно-воздушных сил, это будет семьсот пятьдесят седьмой.

Рейфорд пришел в замешательство. Записка Хетти Дерхем, в которой говорилось то же самое, еще лежала в его кармане.