"Две недели с незнакомцем" - читать интересную книгу автора (Маллинз Дебра)

Глава 4

«Соблазни ее».

Эти два простых слова представляли единственную директиву, полученную Саймоном от его начальников. Соблазнить Изабеллу Монтелуччи и спасти Англию.

Сидя в собственной спальне в кресле возле камина, Саймон угрюмо всматривался в бокал бренди, наблюдая за игрой отблесков огня в янтарной жидкости. Итальянка обладала жадной чувственной страстностью, которая его поражала, а их флирт в темном саду явно лишь раздразнил ее аппетит. Был бы он другим человеком – взял бы ее, задыхающуюся в его объятиях, прямо там… за статуей Венеры.

Фокс так бы и поступил. Он соблазнил бы эту женщину и вскоре выведал бы у нее все секреты…

А Саймон вместо этого обволакивал ее льстивыми словами и комплиментами и убедил вернуться в бальный зал прежде, чем они обменялись поцелуем. Она откровенно хотела его, и никакого сомнения в ее желаниях не оставалось. Однако мысль о торопливом соитии с этой похотливой особой под взором каменных глаз римской богини казалась ему кощунственной.

Это Фоксу следовало находиться в саду с бурной вдовушкой, пока Саймон заботился о собственной жене.

Он откинул голову на спинку кресла. Когда Саймон после свидания с Изабеллой в конце концов обнаружил Люси и лучшего друга, те в мрачном раздражении молчаливо наблюдали за танцующими. Как он понял, плохое настроение Фоксуорта объяснялось очень просто. Со времени случившегося с ним несчастья Фокс испытывал к светскому общению устойчивое неприятие.

Поездка домой также прошла в молчании. Если бы не присутствие Фокса на сегодняшнем балу, Саймон решил бы, что жена увидела его с Изабеллой. Однако Люси сослалась на усталость после дороги и последовавшее из за нее изнеможение и тем в корне пресекла намерение Саймона прийти этой ночью к ней в постель. Он очень ее хотел, но не был хамом.

Хотя некоторые с полным основанием сочли бы мужчину, ухаживающего за другой женщиной при собственной жене, негодяем.

Он услышал шорох за дверью смежной комнаты, где располагалась спальня его жены. Какой то легкий шелест материи. Что она сейчас делает? Раздевается? Или она уже разделась и ложится в постель… в одной тонкой ночной сорочке?

Он представил себе, как разметались по подушке ее волосы цвета теплого шоколада, как поднимается аромат лаванды от простыней, когда она устраивается поудобнее.

Как он любил ее волосы… то, как они волной падали ей на спину, завиваясь на концах. Как ему хотелось погрузиться в их теплую глубину. Он поставил бокал на столик, вытянул к огню ноги в чулках и закрыл глаза, наслаждаясь этими мысленными картинами.

Он услышал еще какой то шорох, легкий щелчок. Это, наверное, ушла служанка? Теперь его жена лежит в постели… одна… фактически обнаженная, едва прикрытая лоскутками атласа и кружев, которые называются ночной сорочкой…

Думает ли она о нем?

Он поерзал бедрами, отвердев от одной этой мысли. Еще шелест материи, затем аромат лаванды… и маленькая женская рука легла ему на плечо.

– Саймон, – услышал он шепот жены, – ты не спишь?

Глаза его резко открылись, и он уставился в лицо Люси.

Красно оранжевые отблески огня в камине играли на ее белой атласной сорочке. Пышные локоны беспорядочно рассыпались по плечам. Глаза, темные, светящиеся, зазывно смотрели на него, когда Люси опустилась на колени рядом с его креслом.

– Я не хотела тебя будить, – пробормотала она.

Господи Боже! Он протянул руку и погладил ее по волосам, пальцы погрузились в их шелковистую пышность. Она была здесь. Она была реальностью.

– Люси, – выдохнул он, все еще не уверенный, что не грезит.

– Я подумала… – она отвела взгляд, и отблески огня скульптурно высветили ее скулы, скромно опущенные веки, – ты не был дома много недель.

Он резко втянул в себя воздух.

– Ты пришла разделить со мной постель, милая жена?

– Да. – Она смело встретила его взгляд, на губах ее мелькала лукавая улыбка. – Или же ты можешь разделить мою. Они обе достаточно большие.

Хриплый смешок вырвался из его горла, Саймон потянулся к ней, посадил к себе на колени и крепко поцеловал.

Вкус ее рта словно взорвал его организм. Одной рукой он обхватил ее затылок, а другой сжал в кулаке ткань ее ночной сорочки на спине, притягивая Люси сильнее, желая большего. Она приоткрыла ротик, как он ее учил, и он бесстыдно воспользовался своим преимуществом, стремясь впитать ее сущность, наполниться ею.

Ее руки гладили его плечи, щеки. Ее роскошные волосы укрывали их, как одеялом, аромат лаванды заполнял его нос и легкие, заставляя жаркую кровь стучать в висках.

Она забарахталась в его руках, он немного разжал свою хватку, ожидая, что она отодвинется. Вместо этого она придвинулась еще ближе и оседлала его.

Он забыл, как дышать. Жгучая волна желания затопила его. Ее таинственная улыбка манила. Она взяла его руку и положила ладонью себе на грудь.

– Коснись меня, Саймон, я так по тебе соскучилась.

Он позабыл, какой раскрепощенной может она быть, как быстро овладела всеми нюансами любовных игр. Он ласкал ее сочное тело сквозь атлас, тер пальцем твердеющий мгновенно сосок. Глаза ее сузились в сияющие щелочки, а губы приоткрылись, испуская тихий стон.

– Тебе это нравится? – Он положил другую руку на ее вторую грудь и стал так же ласкать ее.

– Да. – Она открыла глаза и посмотрела на него. Ее томный взгляд был полон желания. – Трогай меня… не останавливайся…

Он рассмеялся.

– Этого тебе бояться не надо.

Она выгнула спину, плотнее вжимаясь в его ладони. Он обнял ее, стремясь крепче привлечь к себе. Ладонью, как чашей, приподнял ее грудь к губам.

Когда его рот накрыл ее сосок прямо через ткань, Люси вскрикнула. Он бережно потянул, а затем дразняще чуть прикусил сосок зубами. Она впилась пальцами, ногтями в его плечи и нежно стала покачивать бедрами, все теснее соприкасаясь с ним.

Господи, его мужская плоть просто каменела под ее лаской. Саймон переключился на другую грудь и ласкал ее, пока Люси не стала тяжело дышать и задыхаться. Тогда он передвинул ладонь ей на затылок и привлек ее голову для поцелуя.

У Люси кружилась голова. Она начала как соблазнительница, но теперь соблазняли ее.

Груди ее ныли, желая его прикосновений, соски стали сверхчувствительными от прохладного атласа сорочки. Она хотела вновь почувствовать на них его теплый рот, но поцелуй Саймона был таким волшебно восхитительным, что она не могла от него отказаться. Он овладел ситуацией, отвечал на ее голод собственным и, мастерски превратил ее тело в жаркий тлеющий клубок неистовых желаний.

Ей хотелось сохранить самообладание, но это оказалось невозможным.

Он сунул руку под подол ее сорочки, по хозяйски лаская ей бедра. Под его бурными прикосновениями ткань сорочки сдвинулась на талию, открыв его взгляду ее живот.

– Ты так прелестна, – выдохнул он, пропуская меж пальцами шелковистый треугольник в соединении ее бедер и наслаждаясь этим видом в мерцающем свете камина.

– Я счастлива, что ты так думаешь. – Она поймала его взгляд своим и, не отпуская, прошептала: – Возьми меня, муж мой.

– Ты так рвешься ко мне, жена моя, – ухмыльнулся он.

Она приложила ладонь к его щеке.

– Мы уже два месяца женаты, но я была тебе женой всего одну ночь. Конечно, я рвусь к тебе.

В глазах Саймона полыхнуло пламя.

– Что ж, хорошо, – бархатисто рыкнул он. – Позволь, милая, научить тебя кое чему. – Он передвинул ее у себя на коленях, и когда она попыталась встать, остановил её: – Куда ты?

– В постель. – Она недоуменно махнула рукой в сторону кровати.

– Нам не нужна постель. Ты умеешь ездить верхом, дорогая?

Она ахнула, несколько шокированная.

– Да… езжу.

– Прости, Люси, – смягчившимся тоном продолжал он, – я все забываю, что ты еще очень невинна.

– Нет, я могу…

Взяв за руку, он повел ее к великолепной кровати под балдахином, словно Люси была ребенком, которого нужно уложить на ночь.

Он откинул покрывало, но она растерянно посмотрела на него:

– Может быть, вернемся на кресло?

– Не тревожься, дорогая моя женушка. Я просто забыл, что ты очень молода и деликатно воспитана. – Он приобнял ее за плечи и поцеловал в щечку. – Давай уберем это все, чтобы ничто не мешало нашим удовольствиям. Ладно?

Он потянул за край сорочки, и Люси послушно подняла руки, позволяя стащить ее через голову. Саймон отбросил ночную сорочку жены в сторону, она опустилась на пол светлой лужицей.

Однако что то было не так. Она попыталась снять с его плеч сюртук, но он перехватил ее руки и, прижимая их к своей мощной груди, стал ее целовать. И поцелуи эти были слаще и нежнее, чем раньше.

Что же случилось с тем страстным нетерпением, которое владело им мгновение назад?

– В постель, – пробормотал он, целуя ее в висок. Он помог ей забраться на высокий матрас, и только когда она откинулась на подушки, начал стаскивать с себя сюртук.

– Саймон, я не ребенок.

– Нет, ты точно не ребенок. – Глядя на нее тем же, что и раньше, пылким и голодным взглядом, он бросил сюртук на соседнее кресло и стал снимать рубашку. – Ты – женщина. В этом нет никаких сомнений.

– Тогда почему…

– Ты – леди. И я понимаю твою деликатность и чувствительность, хотя сейчас едва не забыл об этом. – Он стащил панталоны и, отшвырнув их, замер перед ней во всей красе своей наготы и возбуждения.

– Но…

– Тише. – Он встал на постели на колени и ласково мазнул губами по ее рту. – Откинься, моя милая. Боюсь, что хочу тебя слишком сильно. – Он подвел под нее руку и сдвинул к краю матраса, чтобы она легла на нем совершенно плоско. – Ты красивая женщина, Люси. И я безумно тебя хочу.

– Ох, Саймон, – выдохнула она, – я тоже очень тебя хочу.

– Тогда мы займемся любовью. – Его твердая плоть толкнулась ей в бедро, а потом он скользнул в ее радостно встретившее его тело.

– Господи Боже! – Возбуждение пробежало у нее по коже, как пламя.

– Да, – прошептал он ей в самое ушко.

Все разумные мысли как ветром выдуло у нее из головы. Она знала, что существует что то, о чем ей нужно не забыть, что то ее тревожившее, но не могла сосредоточиться ни на чем, кроме объединившей их страсти. И вскоре, сплетясь телами, они достигли единой вершины…

Аккуратно толкая его в плечо, она попыталась выбраться из под его мощного тела и готова была вернуться и свою комнату, но его рука поднялась и обвилась вокруг се талии, приковав ее к постели.

Что это сейчас произошло?

Она повернула голову, посмотрела на Саймона, и сердце ее растаяло при виде его смягчившегося лица и взлохмаченных волос. Он выглядел таким довольным, таким умиротворенным. Ему явно пришлись по душе их занятия любовью.

Тогда почему он обратился к Изабелле Монтелуччи?

Она оглядела зеленое, с золотом, убранство кровати. Возможно, у нее уже есть ответ. Разве не сказал сам Саймон, что мужчина не станет заниматься любовью с женой точно таким же образом, как с любовницей.

Их сегодняшние ласки более чем удовлетворили обоих. Она осознала, что Саймон великолепный любовник. Но если она хочет отвлечь его от итальянки, ей нужно быть не просто благовоспитанной женой.

Она должна стать воплощением всех его любовных фантазий. Выдумщицей. Страстной и бесстрашной. Она должна полностью очаровать мужа в брачной постели, чтобы ему и в голову не пришло искать на стороне удовлетворения своих мужских желаний. Но как этого добиться? Где, у кого узнать секреты, способные удержать мужа в брачной постели, рано лишившейся матери сельской мисс? Чтобы он ценил жену превыше всех других женщин?

Когда она проснулась на следующее утро, Саймона рядом не было. Она рывком села на постели, поддавшись панике, но тут же разум взял верх. Смятая соседняя подушка свидетельствовала о том, что прошедшая ночь была не сном, а явью. Она делила с мужем постель, а то, что он поднялся рано, вовсе не говорило о том, что он покинул город.

Он не покинул ее, как раньше.

Завернувшись в простыню, она соскользнула с постели и прокралась через всю комнату к двери, соединяющей спальню Саймона с ее собственной. Слабо щелкнул замок на двери, когда она закрыла ее за собой, и Люси облегченно вздохнула. Теперь, оказавшись у себя, она решила, что глупо было пробираться к мужу, как воришка.

Поток солнечного света лился в высокое окно, прогоняя образы ночи в сумрак воспоминаний. На бюро теплым медовым цветом светилась шкатулка, предназначенная для миссис Нельсон, напоминая Люси о второй причине ее приезда в Лондон. Она дала подруге слово, что лично доставит шкатулку дочери Арминды, миссис Нельсон.

После выполнения этого поручения у нее не будет причин задерживаться в Лондоне.

Может быть, ей удастся поговорить с Саймоном насчет их отложенного свадебного путешествия… В конце концов, эта несостоявшаяся поездка наверняка послужила поводом для пересудов, так что, может быть, эти сплетни заставят его согласиться на предложение жены. А когда она увезет его от тлетворного влияния Изабеллы Монтелуччи, она сумеет показать ему, какой хорошей женой может быть. И они начнут строить настоящий союз, полный искренности и заботы друг о друге.

Она прислонилась к двери, разволновавшись от одной этой мысли. А после того, как эта цель будет достигнута, она сможет сосредоточиться на том, чтобы завоевать любовь мужа.

Ему будет очень не хватать ее… когда она уедет.

Саймон отрезал от сосиски ломтик и медленно прожевал его, обдумывая события прошлой ночи. Люси была такой, как он ее помнил: отзывчивой и чувственной, и, проснувшись сегодня утром, Саймону захотелось понежиться рядом с ней и повторить час любви. Однако долг – точнее, голос Фокса, звучавший в голове – побуждал его заняться делом.

После возвращения шкатулки законной владелице Люси нужно будет вернуться в Девингем, а он сможет продолжить выполнение порученной ему задачи.

И как раз в этот момент на пороге столовой появилась Люси в бледно желтом утреннем платье, которое изумительно шло к ее темным волосам и глазам. При виде его она замерла у двери. Их взгляды встретились. Общие воспоминания о прошедшей ночи объединили их в долгом моменте безмолвного общения. Легкий румянец окрасил ее щеки, взгляд глаз цвета тающего шоколада облил его теплом… а затем она перевела его на накрытый к завтраку буфет.

– Доброе утро, Саймон, – промолвила она, направляясь к еде.

Ее застенчивость его очаровала и он не смог удержаться от шалости. Низким чарующим голосом он произнес:

– Хорошо ли тебе спалось, жена?

Она круто обернулась, услышав этот чувственный тон, и толстая сосиска соскользнула с наклонившейся тарелки и шлепнулась на пол. Люси еще больше покраснела, глядя на нее.

– Вот невезенье!

Саймон громко захохотал. Она окинула его наигранно свирепым взглядом и, прежде чем слуга успел убрать, схватила с пола сосиску и запустила ею в Саймона. Та звучно ударилась об его синий сюртук из тонкой шерсти и отскочила.

Он перестал смеяться, а на лице Люси отразился ужас. Оба ошеломленно уставились на жирное пятно, украсившее его дотоле безупречную одежду.

– Господи Боже!.. – Она закрыла рот ладонью, растерянно и боязливо глядя на него. – Прости меня, Саймон.

Он перевел взгляд со своего загубленного сюртука на ее огорченное лицо, пораженный тем, что такое могло случиться в строгой столовой его лондонского дома, что его милая благовоспитанная жена оказалась способна па подобную шалость.

Его до глубины души, до кончиков ног согрело то, что женщина, с которой ему суждено провести оставшуюся жизнь, обладает такой порывистостью и игривостью.

Продолжая игру, он насупился.

– Это один из шедевров Уэстона.

Она покачала головой, выражение ее лица стало еще более расстроенным.

– Уэстон – отличный портной, и очень дорогой. Мой камердинер, Платт, относится к его творениям, как к сокровищам короны.

– Не знаю, что на меня нашло, – жалобно прошептала Люси и отодвинула свою пустую тарелку от края буфета.

– Ты понимаешь, – продолжал он, – что теперь тебе придется выдержать гнев Платта.

Она заморгала и уныло опустила руки.

– Гнев Платта?

Ему было все труднее сдерживать смех, губы его подергивались от усилий сохранять строгое выражение лица.

– Вот именно. Гнев Платта!

Она нерешительно хихикнула и несколько расслабилась.

– Ты меня дразнишь. Ты шутишь, не так ли?

– Вовсе нет. – Он смерил ее суровым взглядом, но подпустил в голос немного шутливости. – К гневу Платта нельзя относиться легкомысленно.

Еще один робкий смешок слетел с ее губ, за ним другой… и дальше остановиться она не могла. Вскоре она хохотала так самозабвенно, что вынуждена была ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть.

Саймон ухмыльнулся, захваченный этим пароксизмом смеха, заполнившего комнату. Он посмотрел на слугу и сказал:

– Джордж, пожалуйста, подайте моей жене тарелку с завтраком. А то она явно не способна сделать это, не нанеся ущерба моему гардеробу.

При этих словах Люси просто закатилась смехом. Саймон встал из за стола и, взяв ее одной рукой за талию, другой придвинул ей стул.

– Тебе лучше сесть, дорогая, прежде чем ты упадешь и собьешь с ног Джорджа. Мне бы очень не хотелось вымазать мою рубашку копченой рыбой.

Не переставая хихикать, она уселась и подняла на него полные веселья глаза.

– Или замарать яичницей брюки.

– Или ветчиной испачкать сапоги.

Люси снова фыркнула, но успела поблагодарить Джорджа, поставившего перед ней тарелку с горячим завтраком. Она подняла вилку, и хотя Саймон знал, что должен вернуться на свое место, он задержался около нее. Запах лаванды в сочетании со смехом обворожил его, как ничто и никогда ранее. Прежде чем понял, что делает, он провел рукой по ее длинным пышным волосам, которые она просто отвела от лица, перевязав лентой.

Она замерла, не донеся до рта вилку с кусочком яичницы. Вилка опустилась на тарелку, и она повернула к нему лицо.

Это движение приблизило ее щеку к его ладони, которая уютно ее обхватила. Большим пальцем он погладил ее ровную нежную кожу, вспоминая ночные игры и то, как сильно он ее хотел.

Как сильно он и сейчас ее хочет.

– Саймон?

Ее шепот нарушил его завороженность и напомнил о том, чего он не может делать… и о том, что сделать обязан. Отвернувшись от ее полных надежды глаз, он вернулся на свое место.

– Ешь свой завтрак, – пробормотал он.

Не глядя на Люси, он продолжал завтракать, но каждым дюймом своего тела он ощущал близость жены и испытывал вожделение. Тело его ныло и покалывало иголочками от неутоленного голода плоти. Он не смотрел на Люси, но ощущал каждое ее движение.

Он знал, когда она взялась за вилку и медленно начала есть. Знал, когда она между глотками устремляла взгляд на него. Он ощутил, когда ее плечи подавленно поникли.

Ему хотелось подойти к ней, привлечь к себе, утешить. Но он не должен был этого делать. Не мог он поддержать ее намерение остаться в городе. Для исполнения его долга было необходимо, чтобы она немедленно вернулась в Девингем, как бы он ни хотел удержать ее при себе.

Может быть, после того, как все уляжется, они смогут отправиться в свадебное путешествие. Тогда он попросит прощения и заплатит за все.

– Сегодня я хочу поехать… – прервала она молчание, до того нарушавшееся лишь звяканьем вилок о фарфор.

– Куда? – Он поднял «Таймс» и стал с притворной сосредоточенностью изучать первую страницу.

– Навестить миссис Нельсон… дочь Арминды.

– А, да. Сделать то, ради чего ты приехала в Лондон. – Не отрываясь от газеты, он поднес ко рту кусочек яичницы. – Обязательно возьми с собой слугу. Или Молли.

– Я возьму Молли. А может быть, я пошлю записку мисс Мэтьюз и попрошу и ее сопровождать меня.

– Кто такая мисс Мэтьюз? – Он поднял брови, глядя на Люси поверх газеты.

– Я встретила ее прошлым вечером на балу у Крестонов. Она американка.

– А а. Кажется, Фокс упоминал о ней.

– Воображаю, в каком именно тоне. Он был с ней очень груб.

Саймон пожал плечами и снова обратился к заголовкам статей.

– Фокс больше не бывает в обществе. Почти не бывает. Возможно, он забыл, как должно себя вести.

– Вряд ли это может служить извинением.

На этот раз Саймон отложил газету, в его груди заледенело от сознания вины и своей роли в том, что произошло с Фоксом.

– Ты не знаешь, что пришлось ему пережить, – сухо произнес он. – Джон Фоксуорт – мой друг, и тебя его поведение не касается. – Он сложил газету, положил ее рядом с тарелкой и поднялся на ноги. – Извини, я должен сменить одежду, прежде чем отправлюсь по делам.

– Саймон…

Он бросил на нее суровый взгляд, сразу заставивший ее замолчать.

– Ты обязана доставить дочери миссис Уолкотт ее наследство. И сразу же после этого я ожидаю, что ты покинешь Лондон и вернешься в Девингем.

Подгоняемый долгом и мрачными воспоминаниями, он вышел из комнаты, прекрасно понимая, как ранят Люси его слова. Но боль Люси не шла ни в какое сравнение с теми муками, теми ранами, какие получил Фокс три года назад из за вмешательства Джорджины в их дела.

Да будет он проклят, если еще когда нибудь позволит женщине вмешаться в то, что делает. Люси придется отправиться домой в Девингем, а он останется в Лондоне, как всегда, верный долгу, и будет лишь вспоминать о ночи страсти и сладостном аромате лаванды.