"Сборник рассказов №1" - читать интересную книгу автора (Ru Fantasy-Worlds.)

АННА «КОРОЛЕВНА» ВОЛЧИЦА

Листопадень — первый месяц осени еще не успел основательно убрать золотом деревья, лишь снисходительно прошелся по кайме листьев желтизной, будто погрозив пальцем, мол, доберусь до вас позднее. Воздух по-прежнему оставался сухим и теплым, как давешним летом, хотя по ночам нет-нет, да чувствовалось на щеках морозное дуновение приближающейся зимы.

Но Инанку, весело сбегавшую по крутой тропинке, опутывавшей лесной склон, резко уходивший вниз, к ручью, и поросший березами да соснами, изменения в жизни природы мал волновали. Девушка была молода, красива, недаром ей заглядывалась вся окрестная молодежь Ресты — деревни неподалеку от Могильных Гор Алдарии. Золотистые косы, переливающиеся всеми оттенками пчелиного меда, вились за ней по ветру, порой цепляясь за ветки; небесно-голубые огромные глаза, восторженно глядящие на мир, пухлые розовые губки идеальной формы; фигура — предмет зависти всего женского населения по ту и эту сторону Орифламмского тракта…Инанка хорошо знала себе цену и с гордостью отклоняла сыпавшиеся на нее, как из рога изобилия, предложения руки и сердца, втайне надеясь заполучить в свои хитро расставленные сети красоты какого-нибудь иноземного принца или князя, однако не гнушаясь и пообниматься где-нибудь на задворках с приметными парнями, не допуская лишнего. При всех своих замечательных внешних данных девушка обладала еще и несомненным достоинством, мигом возвышающим ее в глазах мужчин: особым умом Инанка не блистала. Отец на днях обещал взять ее с собой в Орифламму, которая граничит с эльфийским княжеством и потому наводнена всякими там важными гостями…

Но это будет скоро, а пока девушку послали за водой к протекающему неподалеку ручью. Конечно, в деревне был колодец, но летом и осенью в нем заводилась какая-то гадость, вода непрерывно цвела, поэтому местные жители предпочитали брать воду из ручья, благо, в соседнем лесочке нежитью и не пахло, а ундины с русалками и прочей водной нечистью в ручей не заглядывали — слишком уж мелкий.

Инанка сдула со лба светлые пряди и наклонилась, чтобы зачерпнуть воду, при этом невольно залюбовавшись собственным отражением в хрустально-прозрачном ручье. Слов нет, она была чудо как хороша; яркие лучи солнца, сквозившие сквозь кружево веток берез, склонившихся над водой, запутались в волосах девушки, отчего казалось, будто над головой у нее сияет нимб.

Внезапный шорох в кустах можжевельника неподалеку заставил Инанку отставить ведра и, выпрямившись, оглядеться.

— Здесь кто-то есть? — слегка дрогнувшим голосом спросила она.

Молчание. Затем кусты едва заметно всколыхнулись, словно давая утвердительный ответ.

— Лион, это ты? — позвала девушка по имени очередного своего поклонника, в дух которого вполне было вот так спрятаться и напугать ее, с воплем выскочив из своего убежища.

Можжевельник вновь пошевелился, будто чья-то невидимая рука тронула его колючие ветки. Инанка приняла это за подтверждение своей вслух высказанной теории и, со словами «Ну, сейчас ты у меня узнаешь, как честных девушек пугать!», решительно направилась к кустам, прихватив на всякий случай пустое ведро — обороны ради, или же, чтобы дать Лиону взбучку.

По мере ее приближения шевеления в можжевельнике уже не наблюдалось. Подбодрив себя возгласом «Ага, попался!», красавица раздвинула ветки…

…Воздух со свистом рассек серебряный росчерк лезвия, полоснувший Инанку по шее. Ведро выпало из ослабевших рук и, звеня, покатилось по откосу; девушка, вернее, то, что мгновение назад было ей, кулем повалилось на землю, еще миг — и миловидные черты лица странно исказились, нос вытянулся, белая кожа приобрела оттенок сухого желтовато-серого пергамента; небесно-голубые глаза сузились и теперь их цвет наводил на невольные ассоциации с болотом. Губы истончились и посинели, из-под них показались мелкие игольчатые зубы. То, что раньше было красавицей, теперь стало истинным чудовищем, лежащим в луже блестящей черной жидкости, которую язык с трудом поворачивался назвать кровью.

Можжевельник шелохнулся в последний раз, отбрасывая зловещую тень на землю. Труп мерзкого создания перевернулся на живот, повинуясь толчку изящной ноги, обутой в мягкий замшевый сапог.

— Сквырь обыкновенная, — бесстрастно констатировал приглушенный женский голос, — двумя нечистями на этой земле меньше.

Стукнул кремень, высекая искры, багрянцем осыпавшиеся на траву. Ненасытный огонь мигом поглотил тело типичного представителя нежити, моментально съежившееся до размеров поросенка.

Трава примялась под легкими скользящими шагами, прошелестевшими по склону. Затем все стихло.

Я потуже затянула подпругу на каурой кобыле, пугливо косившей оранжевым глазом, и сунула меч в ножны, притороченные к старому вытертому седлу. Не везет мне что-то в последнее время с лошадьми, уже четвертую за последние полгода меняю. То отравится чем на постоялом дворе, то в лесу заплутает, стоит на ночлег остановиться…или просто нервы от хозяйкиной работы не выдерживают, вот и убегают, от постоянного общения с различными проявлениями нежити и нечисти.

Что уж тут поделать, таково мое призвание. Хлебушек нынче в Алдарии дорог, как любит говорить мой знакомый, владелец небольшой пекарни, находящейся под моей неусыпной, хоть и незаметной охраной, и зарабатывает каждый по-своему. Я вот, например, избрала для себя стезю охотницы за нечистой силой. Нет, особого повода ненавидеть частные случаи вроде вампиров или оборотней у меня нет, как нет и родственников или близких друзей, пострадавших от нежити. К сожалению…а, возможно, и к счастью. Я привыкла быть одна, а когда на тебе висит куча родных да друзей…ни к чему хорошему это не приведет. И, хотя повсюду меня осуждают (Верховный Совет Жрецов так и вообще назначил награду за мою голову, чем им остальные части тела не приглянулись…), в отдельных населенных пунктах пытались сжечь на костре, ошибочно приняв за ведьму, я лишь равнодушно пожимаю плечами и стараюсь по-тихому смыться. Издержки производства, считаю я. Если уж взялась истреблять нежить, подчас умело маскирующуюся под нормальных людей, будь готова к неприятностям, крупным или мелким.

Вот и сейчас меня немного задержало на пути в Орифламму в Ресте. Зайдя в местную таверну перекусить, я наметанным глазом мигом опознала в дородном пышноусом крестьянине, оживленно болтающем с друзьями неподалеку от двери, сквырь. Обычная нежить, промышляющая тем, что маскируется под человека, да так, что непрофессионал и не отличит. Живет в людских поселениях, окружает себя по возможности многочисленным народом и постепенно пьет у них жизненную силу, а истинный облик можно увидеть лишь после ее кончины. Предпочитает принимать наиболее привлекательный вид…как, к примеру, дочка хозяина, золотоволосая красавица, на секунду заглянувшая в таверну. Надо же, Ресте «повезло» в плане сквырей вдвойне…Вот и пришлось задержаться ненадолго. Конечно, никто не оценит моего истинно гуманистического деяния, и по красавице и ее отцу будут скорбеть долгие годы, а поклонники девушки даже не заметят взаимосвязи между ее исчезновением и прекратившими мучить их физической слабостью и непрерывными головными болями вкупе с постоянным разражением, вызванным непонятно чем. Обычно жертвы сквырей протягивают максимум лет пять…но это уже детали, на которые времени нет.

Я надвинула капюшон своего черного кожаного плаща поглубже, вскочила на кобылу и пустила ее размашистой рысью, стремясь скрыться из окрестностей деревни прежде, чем девушки с отцом (последний уже примерно час лежал с перерезанной глоткой в подвале собственного дома) хватятся. И, без сомнения, спишут всю вину на проезжающую «ведьму, черную, аки ночь злая». Да, что поделаешь, черный цвет — самый удобный для маскировки, а уж если я уродилась с черными, как смоль, прямыми волосами да глазами цвета зимней ночи, сам Верховный Бог приказал заниматься подобными делами. Один мой…приятель, смеясь, сравнил меня с вороной как-то раз. Что ж, птица полезная, санитар леса все-таки. В этом мы с ней тоже похожи…

Каменистая дорога вилась меж полей, петляя между живописными рощицами и уходя к сереющей на горизонте гряде Могильных гор. Я глянула на солнце, досадливо цокнула языком и хлестнула лошадь, переведя ту на галоп. В Орифламме очередной клиент назначил мне встречу, и я не хочу опаздывать: не в моих это правилах, да и не пристало к лицу опытной наемнице примчаться с высунутым языком и, запинаясь, проблеять нечто вроде «Извините, припозднилась, больше такого не повторится». Конечно, клиент всегда прав, как гласит негласный кодекс наемников, но и с тебя тоже требуется держать лицо.

Почему-то большинство моих заказчиков наивно полагали, что такой мрачной и угрюмой особе, как я, самое время выходить на улицу ночью. И наперебой назначали встречи в полночь, да еще на кладбище. Я тактично молчала, не вдаваясь в подробности по поводу специфики моей работы и необходимости ей соответствовать, не впадая в крайности. Сегодняшний мой клиент оказался либо оригиналом, либо просто нормальным человеком: встреча была назначена в пять часов вечера пополудни в трактире «Смоляной бычок». Самое то место, если учесть, что туда не пускают ни королевских соглядатаев, ни храмовых шпионов. Уж как хозяин «Бычка» таковых вычисляет, для меня загадка, но факт остается фактом. Нас с ним связывает некое подобие дружбы: со своей стороны, бывая в Орифламме, я обязательно наведываюсь в трактир, исследуя его на предмет мелкой нечисти, отравляющей жизнь; в свою очередь, хозяин предоставляет мне неограниченный кредит на ночлег и еду.

До города я добралась быстро; не останавливаясь, прогалопировала по улицам, распугивая прохожих, которые так и шарахались в разные сторон, вжимаясь в стены домов. И почему люди так боятся таинственных личностей на конях и без, наглухо замотанных в черные плащи? Непонятно.

А вот и «Смоляной бычок». Я натянула поводья, останавливая кобылу, спрыгнула на землю и, привязав лошадь к коновязи, толкнула рассохшуюся дверь с облупившейся от древности краской. Внутри было довольно чисто, без главного атрибутов подобного рода заведений: бесчисленного количества пьяниц, валяющихся там и сям на грязном заплеванном полу и пышных блондинок-подавальщиц, беспрестанно хихикающих и недвусмысленно давая понять, почему на них так мало одежды. Дощатые половые доски, отполированные до блеска посетителями, были начисто вымыты, а подавальщиком служил одинокий угрюмый гном, он же хозяин трактира. Стоило мне показаться на пороге, как он поднял голову от протираемого стакана и, заметно просветлев лицом, махнул мне:

— Привет, Тайра. Снова в наши края?

— Алим, — укоризненно покачала я головой, — ну сколько раз говорить, что я не люблю, когда меня называют настоящим именем.

— Прости, Волчица, — кротко понурил он голову, — склероз проклятый замучил. Что будешь заказывать?

Я усмехнулась: гномы отличаются редкостной памятью, и обычные человеческие недуги их не берут.

— Пока ничего. Скажи-ка мне, Алим, — проникновенно спросила я, понизив голос до шепота, — меня тут никто не спрашивал?

Гном понимающе подмигнул мне и сухо-официальным тоном доложил, указывая за мою спину:

— Вон, видишь господина у окна? Он тут уже минут 15 сидит, все тебя ждет.

Я обернулась. Действительно, сидит: полный, с добродушным мясистым лицом в обрамлении окладистой черной бороды. Судя по узорчатому камзолу, накинутому поверх однотонной ярко-малиновой шелковой рубашки, какие сейчас очень модны в Алдарии,(их начали завозить эльфийские торговцы совсем недавно), купец во втором поколении, весьма удачен в торговле…месячный доход примерно 500 дариев, прикинула я, разглядывая массивную золотую цепь, плотно обхватывающую шею толщиной с мою ногу. Невыразительные маленькие глаза маслено поблескивают, однако взирают на мир с некоторой долей наивности.

Решив, что хватит разглядывать потенциального клиента, я решительно направилась к нему. Он заметил мое приближение и, слегка помешкав, вскочил, протянув мне пухлую руку:

— Волчица, я так полагаю?

— Вы правильно полагаете, — сухо кивнула я, отвечая на рукопожатие и без приглашения садясь за столик. Купец подумал и грузно опустился на свой стул, жалобно скрипнувший под его весом, в свою очередь, внимательно разглядывая меня. Я терпеливо выжидала, пока он начнет разговор. Спешить в моем деле нельзя, всегда лучше потерпеть лишнюю минуту.

Что он мог во мне особенного увидеть? Ничего. Прямые смолянисто-черные волосы до середины спины, черный кожаный плащ, накинутый поверх вишнево-бордовой атласной безрукавки с металлическими заклепками, кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги. Лицо, на мой критический взгляд, достаточно миловидное, но ничем не выдающееся кроме остро очерченных скул, с отпечатком профессиональной резкости; угрюмо сведенные к переносице черные брови стремительно уходили вверх наподобие крыльев птицы; довершали мой вампироподобный портрет слегка раскосые черные глаза и строго поджатые губы.

— Приступим к делу, — наконец нарушила я затянувшееся молчание, — итак, у вас ко мне заказ…

— Да, — спохватился купец, — долго я вас искал, спасибо, друзья надоумили…

— Можно поинтересоваться, кто? — тактично перебила я его и пояснила, — не подумайте ничего такого, просто хочется иметь дело с проверенными людьми, а пришедшие просто так, уж извините, вызывают лишние подозрения. Так кто меня рекомендовал?

— Айрес, — слегка сбитый с толку моим деловым тоном, сказал собеседник, — вы ему давеча летом помогли, тещу его покойную упокоили, простите боги, окончательно.

Я удовлетворенно кивнула, мысленно расхохотавшись. Как же, помню, помню тещу-упыря, каждую ночь являвшуюся под окошко к нежно любимому зятю и замогильным голосом предлагая напечь пирожков. Велико же было ее удивление, когда предлагаемыми с завидной регулярностью пирожками заинтересовался не зять, а я…

— теперь все ясно, — я позволила своим губам дрогнуть в подобии улыбки: выражать эмоции при заказчике — не мой стиль, — продолжайте, пожалуйста.

— Живу я недалече, — пустился в разъяснения купец, — в пригороде орифламмском, хозяйство у меня большое, жена, дети да прислуга. Живем мы, не скрою, в достатке…

— Чем торгуете? — невинно поинтересовалась я.

— Хлебом да платками вязанными, ручной работы, женка моя рукодельница, на досуге балуется, и дочкам премудрость передает, — охотно пояснил он с некоторым удивлением в тоне. Не дождавшись от меня реакции, купец продолжил:

— И вот, значит, завелся у нас гость непрошеный. Великий урон складам нашим да амбарам нанес, каждую ночь палы пускает…

— Поджигает? — неподдельно удивилась я, — вы уверены, что это по моей части? Я с недобросовестной конкуренцией не работаю…

— Так нет, не человек это, — развел руками мужичок, вытирая вспотевший лоб, — жена как будто всполохи огненные видела перед амбаром, словно бегает кто, из огня состоящий.

— Так, — только и смогла вымолвить я, глубоко задумавшись, в уме перебирая всю известную мне нечисть. Огонь имеет прямое отношение к демонам, и интуиция подсказывает мне, что в этой области и зарыта собака. Собака?

— А больше ничего ваша жена не заметила? — спросила я.

— Навроде, как шум какой, — неуверенно сказал клиент, морщась от жары и теребя полу кафтана, — говорит, будто ветер подвывает…али пес тоскует.

Пес? Тоскует? Огонь? В голове у меня спуталось окончательно. Нет, тут явно есть какой-то подвох…надо бы разобраться, уже самой интересно, ей-богу, уж не вспоминая о заработке.

— Хорошо, — хлопнула я ладонью по столу, — договорились. Я возьмусь за ваше дело,…о цене сговоримся после.

Купец просиял.

Как гласит народная алдарская мудрость, приятелей хорошо иметь везде. Ведь неизвестно, куда попадешь. В своей трудовой практике я не раз убеждалась в ценности и разумности этой поговорки, посему старалась повсюду, где только возможно, устанавливать новые связи и завязывать полезные знакомства. Одно из таких знакомств меня сегодня, вполне возможно, очень выручит.

Заручившись согласием купца, что завтра с утра я буду караулить у его амбара, вооруженная всеми известными и неизвестными средствами индивидуальной защиты против нежити, а также твердой уверенности в том, что же за штука ему пакостит, я поднялась на чердак «Смоляного бычка». Алим не возражал, зная, что Геминийская Волчица никогда в долгу не останется.

На чердаке я плотно закрыла рассохшиеся скрипучие ставни окон, разгребла завалы барахла, копившегося долгие годы (даже подозреваю, что века) многими поколениями Алимовой родни, и вытащила из небольшой походной сумки, с которой никогда не расстаюсь, три толстые, порядком оплавленные свечки: черную, белую и красную; три мешочка с засушенными травками, кремень, трут, железную плошку и круглый амулет. Непосвященному человеку он мог бы показаться обычной монетой, но опытного демонолога сия вещица привела бы в неописуемый восторг.

Я скинула кожаный плащ (в помещении было душно и жарко; остро пахло птичьим пометом. Алим тут кур держал, что ли?), уверенной рукой начертила на дощатом полу три круга тремя свечами, соблюдая строгую последовательность: белой, черной, красной. То, что круг вышел кривым и больше смахивающим на кособокое яйцо, меня не смутило. Главное, в нем поместиться. Затем я воткнула свечки в трех местах круга, положила в плошку амулет, щедрой рукой насыпала туда же сушеного дымника и кровавик-цветка, подожгла их и поспешно выставила за пределы круга, сама сев, скрестив ноги, в его середину. Пламя мгновенно поглотило целебный сбор, зловеще потрескивая и приобретая более и более красный оттенок. Времени оставалось все меньше и меньше.

Не теряя ни секунды, я рассыпала вокруг себя жесткие стебли морынь-травы, одним махом зажгла свечи и облегченно перевела дух, наблюдая, как над плошкой постепенно сгущается черный дым с огненно-багровыми всполохами. С демонами шутки плохи, надо по возможности ограждать себя от малейшего соприкосновения с ними, а то они и рады стараться: утянут незадачливого заклинателя в Чертовы земли, и поминай, как звали.

Тут дым постепенно оформился в подобие внушительной мужской фигуры, слегка расплывчатой, но мало-помалу приобретающей четкие очертания. Я терпеливо ждала, позевывая и желая, чтобы разговор наш был краток и содержателен: не люблю связываться с магией, тем более, темной.

Наконец дым, нещадно чадящий, рассеялся окончательно, уступив место высокому демону по имени Эртан — моему старому (по человеческим меркам) знакомому. В принципе, демоны мало, чем отличаются от тех же людей или эльфов, разве что красноватым оттенком кожи и рогами. По рогам, кстати, определяют и классовую принадлежность обладателя: обычный ли черт, бес или подбес (то есть, бесенок на побегушках). Эртан был настоящим демоном третьего ранга, черноглазым, с густой черной гривой на голове и золотым кольцом в заостренном ухе, что давало ему лишний повод для гордости и заносчивости. Нас с ним столкнул случай, когда меня в панике позвал один мелкий храмовый служитель, откопавший где-то книгу по демонологии и сдуру вызвавший Эртана. Последний был разозлен до крайности, обнаружив хилого заклинателя (вернее, его филейную часть), который при виде демона забился под стол. По правилам, вызывающая сторона обязана нагрузить призванный объект какой-нибудь работой, и служка не придумал ничего лучше, как велеть демону полить безнадежно засохший фикус на подоконнике. К тому моменту, как к месту действия подоспела я, в храме был небольшой потоп, Эртан в ярости таскал бадьями воду, и мне сначала пришлось уговаривать его успокоиться, а уж затем отправлять обратно. На прощание демон расщедрился и дал мне амулет для вызова («но только экстренного!» — поспешно добавил он).

Судя по мрачному виду, Эртану с утра основательно подпортили настроение. Он угрюмо осмотрелся, хрипло пробормотал сдавленное ругательство, однако при виде меня просветлел лицом.

— Привет, Волчица, — миролюбиво прогудел демон, — как жизнь? Слыхала последние новости? На юго-востоке объявилась вампирка необычная, с гоблинами воюет, ангелы яблоки на рынках таскают…куда катится мир!

Без сомнения, в Эртане пропал великий философ.

— Слушай, — сдержанно сказала я, на всякий случай, подтягивая ноги подальше от границ круга, — когда мне понадобятся свежие сплетни, я зайду на ближайший рынок или в таверну. Неужели ты думаешь, что я тебя беспокою по таким пустякам?

Эртан насупился. Видя, что переговоры могут вот-вот сорваться, я поспешно продолжила:

— Впрочем, не в этом суть. Как у вас там дела, на Чертовых землях?

— Как обычно все, — явно не понимая, к чему я клоню, пожал широкими плечами демон, — живем помаленьку. Вот только эльфы подгорные в последнее время распоясались, представляешь, на нас войной хотели идти!

Я сочувственно поцокала языком и задушевным голосом продолжила:

— А скажи-ка ты мне, не пропадало ли у кого из ваших что-нибудь…из вашего мира?

Демон удивленно воззрился на меня и хлопнул здоровенной ручищей себя по лбу:

— Черт возьми, Волчица, да ты, никак, в прорицатели подалась? Не далее, как дня три назад пропала у свояка собака. Хороший пес, из породы Огненных Гончих, только маленький совсем, хоть и сообразительный до жути. Уж свояк убивался, все искал повсюду…сама знаешь, если щенок к вам сюда попадет, наверх, то пиши пропало, будет метаться, гаснуть, пока не потухнет совсем. Жалко собачку, — грустно подвел итог Эртан и вдруг подозрительно посмотрел на меня:

— А тебе-то зачем?

— Для дела, — туманно ответила я, — послушай, есть у меня предположение, где может ваша Гончая находиться…

— Да ну? — крайне недоверчиво проворчал демон, беспокойно оглядываясь.

— Вот тебе и ну. Если я не ошибаюсь…Как зовут щенка?

— Бобрик.

— Как?! — захохотала я.

— Говорю же, у свояка мозгов нету совсем! Так нет, приучил уже собаку к имени дурацкому, — демон все больше и больше мрачнел. Я догадывалась, почему: будучи на поверхности, демоны мало-помалу остывают и мерзнут без жара родного пекла, — ладно уж, возвращайся. Только учти, ты мне еще понадобишься, когда Бобрика вашего ловить буду.

— явлюсь, — торжественно пообещал Эртан, вновь обретая дымные очертания, — как позовешь — явлюсь. Кстати, могу предложить экскурсию по нашим краям на досуге. Как? Не тянет?

— Не тянет, — покачала я головой, великолепно осознавая, как мечтает получить Верховный Черт меня в качестве демоницы, — благодарю покорно.

— Ну, как знаешь, — хладнокровно кивнул демон и испарился окончательно. Огонь в плошке, мигнув в последний раз угас, вслед за ним одна за одной потухли свечи. Я осторожно поднялась из круга, морщась: от долгого сидения коленки затекли и ныли. Ну, что ж, начало положено, теперь мой путь лежит к купцу.

Проведя ночь на том же чердаке (надо сказать, не без уюта, главное — хорошенько проветрить, чтобы серный дух выветрился), с утра я, не мешкая, оделась и рванула за город, к своему непосредственному нанимателю.

Дом у купца был под стать хозяину: высокий, крепкий, срубленный из массивных, потемневших от времени бревен, наводящий на ассоциацию с угрюмым медведем. Такие дома строятся основательно и на века, рассчитанные не на одно поколение семьи.

Усадьба располагалась в довольно живописном месте, на опушке небольшого леса. Невдалеке весело журчала речка, вокруг терема был разбит пышно цветущий поздними летниками сад, по двору с озорными воплями носилась взад-вперед купеческая челядь пополам с детьми, чью принадлежность сходу было не определить. Жизнь так бурлила и играла красками в этом месте, что я, черная как ворона, мигом почувствовала себя лишней на этом празднике. Ощущение, доложу вам, не из приятных.

Видимо, о моем приезде слуги были заблаговременно оповещены, потому как часть из них мигом исчезла в доме, а через минуту встречать мою скромную персону вышел сам хозяин с семьей: женой, женщиной румяной и пышнотелой, с красивым добрым лицом; тещей, дородной старухой с недовольно сжатыми в нитку губами и брезгливым выражением коричневого лица; и двумя детьми — мальчиком постарше и девочкой помладше. Оба они радостно оживились при виде меня (я искренне не понимала, почему), а теща, не стесняясь в выражениях, обронила, дескать, «а давайте проверим, а не переодетый ли это мужик, ибо девки такими страшными не бывают». Не скажу, что сей комплимент пришелся мне по душе.

Меня, наспех накормив, быстренько ввели в курс дела. Оказывается, непонятное явление наблюдается у амбаров ближе к вечеру, когда уже коров сгоняют с пастбища, и слуги постепенно разбредаются по своим каморкам. Как там насчет воя? Да, вой иногда слышен, а порой и потявкивает кто-то. Кто — неизвестно, так как собак не держат из-за хозяйкиной аллергии на шерсть. Были ли еще подозрительные случаи? Как же, были. Вчера великовозрастный кухаркин сын, явившись за полночь с гулянки у городского друга, клялся и божился, что за ним по пятам гналось «чудище огненное, с вековую сосну ростом». За такие новости был бит кочергой. Больше ничего подозрительного не наблюдалось…

Поблагодарив хозяев за предоставленную информацию, я направилась прямиком к злополучному амбару. Слуги провожали меня заинтересованными взглядами, но подходить побаивались.

У самой стены хозяйственной постройки мне на глаза попался здоровенный бурый кот, больше похожий на откормленного поросенка. Мрачно урча, он методично вылизывал казавшийся чересчур тощим и облезлым для такого толстяка хвост; при моем машинальном «кис-кис» он угрюмо глянул в мою сторону оранжевыми глазами, пошевелил усами и равнодушно вернулся к прерванному занятию. Весь его вид наглядно показывал, мол, ходят тут всякие…

— Что это у него с хвостом? — вслух спросила я саму себя: за долгие годы одиночества выработалась привычка разговаривать сама с собой.

— А это мы его с дерева снимали, — послышался сзади детский голосок. Я подскочила от неожиданности и обернулась: позади, лучась здоровым любопытством, аккуратно, след в след, шли хозяйские дети.

— И что? — улыбнулась я, — так снимали, что хвост чуть не оторвали?

— Нет, — пояснила более бойкая девочка, с охотой вступая в диалог, — Мурзик вчерась на дереве сидел, уж как орал, что у мамы голова разболелась. Она терпела-терпела, и послала нас, а мы глядь: а хвост-то у него ровно поджег кто.

У меня невольно пошла кругом голова, и я невольно посочувствовала жене работодателя. Мурзики, Бобрики…

— Детки, — проникновенно произнесла я, садясь перед ними на корточки, — вы знаете, зачем я тут?

— Вы черта ловите! — слаженным хором отозвались дети.

Я поперхнулась:

— Это кто вам такое сказал?

— Так бабушка, — вновь последовал исчерпывающий хоровой ответ. Я скривилась, вспомнив лицо старухи при моем появлении, вновь посмотрела на кота…и поспешила под благовидным предлогом отослать детей подальше. Время поджимало, следовало приступать к отработке еще не оговоренного, но, без сомнения, щедрого гонорара.

К вечеру у меня все было готово. Слуги, подгоняемые моими страшилками собственного сочинения, поспешили укрыться раньше времени в своих каморках. Хозяевам я не стала вешать лапшу на услужливо подставленные уши, а просто туманно намекнула о возможных нехороших последствиях несвоевременного высовывания носа на улицу: можно лишиться и органа обоняния, и еще пары-тройки полезных частей тела.

Получив полную свободу действий, я засела за углом амбара, предварительно очертив вокруг него круг обгоревшей свечой, сделав лишь небольшой разрыв: на случай, если пес появится вне круга. Под мышкой у меня был зажат Мурзик, с предусмотрительно замотанной тряпкой мордой. Кот молча извивался, пытаясь достать меня лапами с выпущенными когтями, и как следует полоснуть по руке в отместку за подлый захват, всем своим видом выражая крайнюю неприязнь. Мне было не до его эмоций: Мурзик в данный момент был нужен в качестве приманки…нужно только, чтобы он побежал в амбар, где отвлечет пса на время, необходимое мне для вызова демона. Вдобавок, деревянные стенки зернохранилища были обшиты листовым железом против крыс, что послужило решающим аргументом в моем выборе здания, как ловушки.

Ага, вот оно…я насторожилась: невдалеке, у конюшни, стоящей практически впритык к амбару, но, к сожалению, за пределами круга, легонько завибрировал и сгустился воздух, став похожим на прозрачный кисель. Грудь сдавило, а виски предательски заныли: за долгую практику у меня выработался своеобразный «нюх» на приближение нечисти или персонажей из других миров. Подобное чувство присуще и представителям семейства кошачьих, поэтому Мурзик временно прекратил изображать змею и обмяк, тяжелым кулем повиснув на руке.

И на сей раз профессиональное чутье не обмануло: минуты через 3 перед нашим с котом глазами полыхнул невысокий столб пламени идеально цилиндрической формы, на месте которого незамедлительно возник умилительного вида щенок со смешным лопушистым хвостом и треугольными ушками настороже. В этом очаровательном песике вызывало восторг все, кроме одного «но».

Он целиком состоял из единого сгустка огня. Языки пламени трепетали по всему его телу, переливаясь всеми цветами багрянца и червонного золото, оставляя место лишь уголькам глазок.

Щенок в недоумении потоптался на месте, принюхался и подозрительно покосился в нашу сторону. Склонил голову на бок и вопросительно-удивленно сказал:

— Тяв?

— Тяв-тяв, — подтвердила я, — э-э-э. как там тебя…Бобрик!

Услышав свое имя, пес приосанился, радостно подпрыгнул и со всех лап понесся ко мне. Столь стремительного развития событий я не ожидала и, на секунду ослабив бдительность, выпустила из рук кота. Тот воспользовался моментом, шлепнувшись на землю мокрой тряпкой, стянул с морды повязку и, истошно мяукая, понесся вглубь амбара. Мысленно похвалив его за сообразительность, я припустила следом. Бобрик полностью оправдывал данную ему Эртаном характеристику «сообразительного до жути» пса, заливаясь звонким лаем (наверняка всех в доме перебудил) галопируя к амбару. Трех секунд ему хватило, дабы отыскать лазейку в защитном круге и влететь внутрь здания, отчего все помещение с мешками заготовленного на зиму зерна осветилось теплым подрагивающим светом. Я на секунду выскочила на улицу и дочертила круг — чтобы не выбежал обратно.

Увидев щенка, Мурзик резко остановился, зашипел, как раскаленная сковородка, на которую нечаянно попали капли воды, и выпустил когти. Бобрик притормозил, кот прыгнул…мимо него, видимо, догадываясь о перспективах соприкосновения…и дальше все «закружилось, завертелось и помчалось колесом». Огненный вихрь взметнул мои волосы, прошелся торнадо по амбару и слаженно завертелся на месте. Изредка из него выныривал облезлый хвост или недоуменная щенячья морда.

Я посмотрела на сию катавасию, встряхнулась от секундного оцепенения и, вытащив из-за пазухи амулет, наспех кинула его на землю, сверху бросила трут и начала чиркать кремнем. Когда трут покрылся черно-золотыми пятнами тления, я истошно закричала:

— Эртан! Где тебя черти носят?! Эртан! Забирай свою собаку!

Молчание. Затем не менее истошный вопль снаружи:

— Волчица, так тебя растак! Кто круги так круги защитные чертит?!

Я вспомнила о том, что минуту назад собственноручно замкнула круг и выбежала на улицу. В сгущающихся чернильных сумерках переливались красноватыми отблесками глаза демона, судя по всему, он был очень зол.

— Прости, — только и выдохнула я и одним махом носком сапога стерла часть защитной черты.

— Да чего уж там, — пробурчал демон и, не дожидаясь приглашения, вбежал в амбар. Я поспешила следом.

Внутри нас встретила чудная картина: коту невесть как удалось взобраться по обитой скользким железом стене наверх, и теперь он мрачно взирал на восторженную публику в нашем с Эртаном лице с высоты потолочной балки, на которой сидел. При виде меня кот разинул рот и разразился серией коротких отрывистых мявов; ежу было понятно, что Мурзик кроет меня последними словами за доставленные ему мучения. Прямо под ним бился в истерике исступленного лая Бобрик, подскакивая на земле, как заводной мячик. Увидев Эртана, он мигом притих и завилял хвостом. Демон мгновенно оценил ситуацию, повелительно свистнул, и Бобрик послушно потрусил к нему, понурив голову.

Я угрюмо глядела на эту поистине пасторальную картину: мне в голову пришла с сильным запозданием простая как арбуз мысль.

Я была бессильна перед Эртаном. В пылу поимки щенка я даже не удосужилась заготовить малого защитного круга для себя…

Демон это тоже понял, но отнесся к этому не в пример спокойно и рассудительно.

— Ладно уж, Волчица, — хмыкнул он, беря безропотного щенка на руки, — на сей раз экскурсия по чертовым Землям обошла тебя стороной, в благодарность за Бобрика. Но учти, что надо быть поосторожней с демонами…не все такие великодушные, как я.

Подведя сей несколько печальный итог, демон пробормотал сквозь зубы простейшую формулу Возвращения и, полыхнув напоследок фейверком, исчез вместе с Бобриком. Я ошарашено смотрела на то место, где он стоял мгновение назад, затем перевела взгляд наверх, туда, где петухом восседал Мурзик.

— Одно утешает, — задумчиво проговорила я, — купец может отныне спать спокойно.

Кот согласно мявкнул.

— Пятьдесят золотых за поимку какой-то собаки?! — купец поднял красное потное лицо от пергамента, где я скрупулезно расписала все по пунктам, и со священным ужасом воззрился на меня.

— Огненной собаки, — поправила я, — это вам еще со скидкой, обычно за дела, имеющие отношение к демонам и их питомцам я беру семьдесят золотых.

— Но это…это…возмутительно много!!

— Как угодно, — спокойно пожала я плечами, — при неудовлетворении желания клиента я возвращаю все, как было. Могу хоть сейчас вызвать Борзика…э-э-э…Мурбика…тьфу, то есть, Бобрика!

Купец судорожно перекрестился и торопливо решил наш спор в пользу добровольной уплаты полагающейся наемнице мзды.

— Да, — припомнила я, взбираясь на лошадь и с непередаваемым чувством ощущая приятную тяжесть туго набитого кошеля за поясом, — могу я попросить у вас вашего Мурзика? Вам он все равно ни к чему, а вот мне весьма и весьма пригодится…боевой кот, так сказать.

Купец удивленно посмотрел на меня, тяжело вздохнул и махнул рукой, мол, забирай хоть свинью, мне сейчас все равно.

Я удовлетворенно улыбнулась хищным оскалом голодной волчицы.

Осень только начинается, а разгул нечисти даже и не думал заканчиваться!

Осень продолжала свое коварное наступление на алдарский край. Листопадень был уже на исходе, по утрам в воздухе ощутимо пахло морозным озоном, а ломкий иней, хрустящий под сапогами на восходе солнца, тонко намекал на приближение зимы.

Я не люблю это время года. Пусть люди восхищаются золотистым багрянцем листвы, лесами, напоминающими сказочные сокровищницы, печальным солнцем, провожающим вдаль косяки птиц, чей крик пронзительно-тоскливым эхом отдается в сердце…но у меня осень прочно ассоциируется со смертью. И неважно, что на следующий год природа возродится вновь.

Я вздохнула, с хрустом наслаждения потянулась и пошевелила затекшей от долгого сидения на пеньке ногой.

— Ну, Мурзик, что мы имеем?

Кот одарил меня сумрачным взглядом, неодобрительно мявкнул и перекатился на спину, подставляя прохладным лучам солнца белое пузо, поросшее свалявшейся белой шерстью. Его хвост, начинающий потихоньку обрастать, недовольно подергивался.

— Ну и молчи, не больно-то и хотелось…

Я почесала нос и смахнула со щеки мелкую мошку.

А имели мы следующее: ночевку в третьесортном постоялом дворе, храмового шпиона, невесть как опознавшего меня, стоило мне спуститься позавтракать, поспешное делание ног через разбитое окно с котом под мышкой и трехчасовую скачку от преследователей. Еле-еле оторвалась, загнав лошадь практически насмерть; в данный момент сижу на трухлявом пне в облетающей и продуваемой всеми ветрами рощице, с алдарской картой на коленях и мучительными размышлениями, что же делать дальше. На данный момент деньги, полученные от купца за изгнание огненного щенка, еще есть, но настанет день, когда они иссякнут. Как их тогда заработать, если учесть, что сейчас Верховный Храм наверняка распространяет мои портреты по всей стране, запрещая добропорядочным гражданам иметь со мной дело и призывая при любом удобном случае выдать меня властям? Теплится слабенькая надежда, что в перекошенной страхолюдине, которую обычно малюют над надписью «Разыскивается за то-то и то-то», меня сложно узнать, но тот прыщавый молодчик как-то сподобился…

— Может, на время уехать отсюда? — уныло спросила я кота. За неимением других спутников кот стал мне кем-то вроде приятеля, и я постепенно приобрела привычку с ним разговаривать, не теша себя ожиданием словесной реакции с его стороны, — подамся в соседнюю Долину Холмов, там обо мне еще не слышали.

Мурзик широко зевнул, обнажив острые клыки и розовый язык, похожий на кусок колбасы. Весь вид его ясно говорил: «Мне все равно, хоть к Верховному Черту на кулички, лишь бы кормить не забывала».

А если взглянуть на дело с другой стороны? Предположим, суматоха утихла, не начавшись, шпион сидел в постоялом дворе по совершенно другой причине, а за мной выслал пару помощников просто так — блезиру ради? Тогда все упрощается.

Я решительно поднялась с пенька, свернула карту и сунула ее за пазуху. Эх, думай голова, куплю шляпу…хотя зачем мне шляпа?

Неожиданно кот резво вскочил на все четыре лапы, настороженно прижал уши и озабоченно глянул на меня.

— Ты чего? — вяло удивилась я и через секунду поняла причину недовольства Мурзика: в рощице появился некто третий, судя по шороху опавших листьев и приглушенным горестным вздохам.

Решив, что охотник за моей многострадальной головой не стал бы столь открыто демонстрировать свое присутствие, я осторожно пошла на звук, стараясь особо не шелестеть листвой. Кот бесшумно заскользил вслед.

Картина, открывшаяся нам из-за деревьев, заставила меня облегченно перевести дух и расслабиться. Ничего необычного, похоже, этот щуплый парнишка деревенского происхождения просто пришел по грибы,…однако мне пришлось тут же признать, что потенциальные грибники не носят с собой пеньковых веревок вместо лукошек. Если, конечно, не собираются нанизывать грибы на сушку прямо на месте.

В недоумении я остановилась, не решаясь выйти из-за толстой липы. Кот замер рядом, а события, между тем, на месте не стояли.

Поозиравшись по сторонам, парень еще раз горестно вздохнул и стал медленно разматывать веревку, на конце которой оказалась широкая петля, завязанная по всем правилам; глянув на нее глазами печального щенка, паренек размахнулся и принялся раскручивать аркан, явно примериваясь к такому удобному сучку на ближайшем дереве. Ведь явно не за птичками охотится… Мне мгновенно стало все понятно, и я решила действовать.

— Привет, — миролюбиво сказала я, выходя из-за липы.

Парень вздрогнул, побледнел и выронил веревку.

— Помощь не нужна? — невозмутимо продолжала я, делая шаг вперед, — знаешь, с жизнью расставаться — дело ответственное, а ты явно к нему несерьезно подходишь. Мне кажется, ты попросту до него не дозрел. Или же есть веские причины?

— Ты кто? — отмер паренек.

— Дух леса, — хмыкнула я.

— Правда? — уставился на меня бедняга. Надо же, поверил, даже лассо свое опустил.

— Нет, — терпеливо сказала я, подходя еще ближе, — шучу я так.

Парень окончательно запутался, безнадежно опустил голову и в отчаянии махнул рукой.

— А, мне теперь все равно…иди, куда шла.

Повисло молчание. Он в нерешительности теребил веревку, а я подробно разглядывала его: тощий, в залатанной рубахе и штанах, из которых торчат худые босые ноги, покрытые коричневой грязью. На курносый нос падают взлохмаченные волосы непонятного оттенка. Типичный сельский житель, одним словом…почему-то он напоминал мне нахохлившегося воробушка, вывалявшегося в пыли.

Неожиданно в сердце всколыхнулась жалость.

— И чего это ты вдруг решил избрать дорогу к Первозданным Богам? — мягко спросила я, — обратного-то пути нет.

— Тебе-то какое дело? — огрызнулся он, по-прежнему глядя под ноги.

— Дурачок, — миролюбиво продолжала я, — видишь ли, тетя хоть и злая, и нечисть убивать любит, а мимо человека, у которого горе, пройти не может. Так что лучше тебе рассказать мне все, глядишь, и легче станет.

Паренек вздохнул, уясняя, что так просто я от него не отстану, и начал повествование.

По сути, история его была проста и стара, как мир. Парень был до беспамятства влюблен в дочку местного деревенского головы, богатого зажиточного крестьянина. Та, вроде бы, отвечала ему взаимностью, да вот беда, папаша, видя такой оборот, быстренько выставил условие: девушка пойдет замуж за того, кто принесет ему мешок золота. Сами понимаете, что у Мирта (так звали парня) мешка золота не наблюдалось ни в прошлом, ни в настоящем, ни в самом отдаленном будущем. Заливаясь слезами, Лейла сказала ему, что, по-видимому, ей придется идти замуж за немилого ей Берга, толстого богатого торговца. У того был не один мешок…а у Мирта, отчаявшегося где-то достать денег, оставался только один путь — в лес, на сучок, потому как видеть любимую замужем за другим было бы просто невыносимо.

Мирт закончил рассказ и вновь поник головой. Я же осталась крайне недовольна.

— Здорово, — сухо подытожила я, — и ты мигом опустил руки перед сложившимися обстоятельствами и покорно поплелся вешаться. О Лейле подумал? — я едва удержалась от того, чтобы не присовокупить «дурень», — думаешь, она так просто переживет твою смерть, если уж так тебя любит?

— А что мне делать? — неожиданно всхлипнул паренек, утирая нос грязным рукавом, — где мешок золота найти?

Не думала, что он так быстро раскуксится.

— Вот что, — медленно промолвила я, лихорадочно обдумывая перспективы наклевывающегося дела, — я, пожалуй, смогу тебе помочь.

— У тебя есть деньги? — слегка оживился Мирт.

Ну, вот, мигом углядел во мне опекающую мамку.

— Нет, к сожалению, — вздохнула я, — а если б и были, я бы тебе и не дала. Самой на жизнь не хватает. Попробуем объединенными усилиями их добыть.

— Это как? — потрясенно воззрился на меня Мирт, по всей видимости, до сих пор не поверивший в то, что в моем лице он обрел невольного ангела-спасителя. Я с жалостью посмотрела на него:

— Есть множество способов быстрого добывания средств к существованию, как законных, так и незаконных. Увы, грабеж на большой дороге не входит в мой профиль. И скажи спасибо, что я в данный момент свободна. Кстати, мои условия: все, что будет сверх мешка золота, делим пополам. Я тоже человек и тоже хочу кушать. Пошли, подумаем.

— Спасибо, — промямлил парень, — согласен. Кстати, как тебя,…вас… зовут?

— Давай на «ты», — попросила я, — не люблю выканья, хотя все зависит от ситуации. Вообще-то я Геминийская Волчица, но ты зови меня проще — Волчица.

Мирт, обредший было нормальные человеческие краски, вновь побледнел:

— Ты оборотень?

Я стиснула зубы, чтобы не треснуть его. Такое оскорбление мне редко выпадает слышать.

— Нет, — холодно процедила я, — совсем наоборот. Я охотница на нежить и нечисть, куда, между прочим, и оборотни относятся.

— Прости, не хотел тебя обидеть, — понурился парень, — и…и много нежити убила?

— Тебе предъявить мой послужной список? — с нехорошей усмешкой спросила я, и он понятливо замолчал.

Деревня, откуда происходил Мирт, с поэтическим названием Большие Козлюки, была совсем небольшой; располагалась она неподалеку от рощицы, за изгибом мелкой речонки. Видимо, местные жители обладали незаурядным чувством юмора, ибо речку окрестили Звероножкой. Сколько я уже таких населенных пунктов видела, и не счесть…и все одинаковые: несколько бревенчатых изб в ряд, покосившиеся крыши, скосорыленные трубы, чахлые деревца на переднем плане, взъерошенные куры, копающиеся в дорожной грязи, небольшое озерцо неправильной формы и вытекающая из него мелкая речушка. Птицы были настолько равнодушные, что даже и не думали разбежаться из-под копыт моей лошади, впору было давить их.

Среди прочих выделялся один высокий каменный дом, неприятно резавший глаз чересчур яркой раскраской во все цвета радуги. Уж не знаю, кто его проектировал, только у меня создалось впечатление, что сначала построили одну коробку, без крыши, а уж затем принялись прилеплять к ней многочисленные башенки, теремки и веранды. На самом высоком шпиле уныло торчал железный петух, брезгливо отставивший одну лапу.

— Это дом отца Лейлы, — с тяжким вздохом пояснил Мирт, едва поспевающий за лошадью, — видишь вон ту круглую башню? Одно время в ней жил медведь, его ради забавы держали, соседка рассказывала, что по ночам на свободу выпускали. Но прошлой зимой он озверел, кинулся на хозяина, и тот велел его убить…

— А труп куда дели? — машинально поинтересовалась я, подробно разглядывая дивное творение неизвестного архитектора.

— Не знаю, куда тушу, а черепушку медвежью в овраг за деревней выкинули, ребята потом нашли. Только без зубов…

— Прелестно, — усмехнулась я. Незавидная медвежья доля меня мало тронула, больше занимал видневшийся за деревней, на самом отшибе трехэтажный деревянный особняк, которого я раньше не замечала. Посеревший от времени, с неизменным вороньем на крыше, он мрачно взирал на простиравшуюся перед ним деревню черными провалами выбитых стрельчатых окон.

— Мирт, а это что такое?

Парень вздрогнул, пугливо оглянулся по сторонам и почему-то шепотом сказал:

— Дом Черного Купца.

— Кого-кого? — изумилась я.

— Говорят, давным-давно жил в нем богатый купец. Чем уж он торговал, не знаю, только в один прекрасный день, говорят, спустился в подвал, и все, с концами, исчез купец, будто и не было. С тех пор стоит дом пустой, а заходить в него боятся. Осталась там душа неприкаянная, Боги Первозданные брать ее к себе отказались, вот и бродит по дому в образе Черного Купца, — вполголоса скороговоркой рассказал парень и глянул на меня, видимо, пытаясь увидеть, какое впечатление произвел.

Я откровенно зевнула:

— Что ж, в каждой деревне есть свои фольклорные элементы, — и увидев удивленные глаза собеседника, пояснила на более доступном языке, — сомневаюсь, что в деле замешана нечистая сила. Может, он опыты какие в подполе проводил? Кто-нибудь вообще его видел после смерти?

— А то как же, — слегка обиженно протянул Мирт, — соседка баяла, мол, проходила как-то ночью мимо того дома проклятого, видела огни синие да Купца в черном балахоне.

У меня на язык просилось сразу несколько вопросов, в частности, что эта самая пресловутая соседка делала ночью у страшного дома. Не иначе, как надеялась поживиться пищей для новых сплетен про Черного Купца, а там мало ли, что может померещиться. Ладно.

— Ладно, — резюмировала я, — оставим пока вашего Купца. Ваша деревня-то довольно бедная, как же отец твоей Лейлы сумел разбогатеть?

— Куриный завод держит, — сухо пояснил мой спутник.

— Да? — недоверчиво спросила я, — ну, ладно…Показывай, где живешь, а то вон уже люди любопытствуют.

Действительно, за время нашего неспешного марша через деревню из домов высыпали местные жители, озадаченно переводившие взгляд с Мирта на меня и обратно; постепенно удивление от появления нового персонажа сменилось молчаливым неодобрением, такие вещи я кожей чувствовала за версту. Пришла пора объясниться и представиться, неохота вновь стремительно убегать; был на моей практике случай, когда я переборщила с конспирацией и местное население по ошибке приняло меня за выслеживаемого мною же упыря. Пришлось в спешном порядке уносить ноги чуть ли не с антиупыриного костра.

— Тпру, — отрывисто бросила я, натягивая поводья. Кот, сидевший в сумке, притороченной к седлу, недовольно заурчал. Не дав парню сказать и слова, я приподнялась в стременах и с максимальной вежливостью и четкостью громко сказала:

— Здравствуйте, граждане. Хорошая у вас деревня.

— Не жалуемся, — весьма дружелюбно (уже хорошо) отозвался кряжистый мужик в ватнике, — а вы сами-то кто будете?

— Да вот, проезжала мимо, дай, думаю, загляну, родственника проведаю, — лучезарно улыбнулась я, незаметно пнув носком сапога Мирта. Тот вытаращил глаза, но нашел в себе силы встать рядом и утвердительно кивнуть.

Ответом нам послужило дружное удивление крестьян по поводу наличия у сироты родственницы. Я моментально сослалась на дальнее родство, прозрачно намекнув на то, что и сама-то недавно о нем узнала. Легенда сработала, меня вполне дружелюбно пропустили.

— Зачем такие сложности? — шепотом удивился парень, когда мы неспешным шагом, приличествующим исключительно добропорядочным гражданам, удалялись от толпы. Я спиной ощущала пристальные взгляды, — ты не могла просто объяснить, зачем ты тут?

— А зачем я тут, забыл? — сухо спросила я. Парень понурился, я внимательно смотрела на его взлохмаченную макушку, — ладно, в конце концов, это мое дело. А твое — отвести меня к себе домой.

— А я думал, ты сразу примешься за дело, — неосторожно обронил Мирт и боязливо осекся. Я неодобрительно покачала головой:

— Торопишься с выводами, юноша. Накорми, напои, дай выспаться, и завтра со свежими силами начну работать. Ты же не хочешь, чтобы я халтурила по причине усталости и голода??

— Ну…

— Вот тебе и ну. Пошли, показывай дом.

Как я, собственно, и ожидала, «домом» Мирт, немного смущаясь, именовал самую развалившуюся и вросшую в землю по единственное подслеповатое окошко избенку. В полуразползшейся от ветхости крыше уютно примостилась облезлая ворона, видимо, чувствовавшая себя здесь полноправной хозяйкой; по этой причине она крайне недовольно косилась на нас с пареньком.

Явно робея и обмирая, Мирт толкнул угрожающе заскрипевшую дверь, я бесцеремонно отодвинула его и первая вошла внутрь, едва не стукнувшись лбом о косяк, на котором была вырезана безыскусная руна против нечисти.

— Маги в роду были? — зачем-то уточнила я, хотя на данный момент мне это было без разницы. Мирт, однако, промолчал; я спиной почувствовала, как он отвел глаза.

Значит, были.

Значит, не так прост этот парнишка, как кажется.

Мои догадки не помешали мне цепким взглядом знатока окинуть внутреннее убранство избы. Да-а-а…сразу видно, что живет здесь бедный одинокий представитель мужского пола: единственная комната, она же гостиная, она же кухня, она же спальня, чью единственную достопримечательность представляла покосившаяся печка, почерневшая то ли от грязи, то ли от копоти, являла собой крайне жалкое зрелище. Стол, сделанный из плохо обструганных поленьев с положенной поперек доской в красивую трещину, колченогая лавка, на которой можно было усидеть, пожалуй, лишь не совершая лишних телодвижений, продавленная кровать, кривой шкаф со скудной утварью…

На шкафе я сломалась и пробурчала, поддевая ногой расползающуюся на нитки домотканую дорожку:

— Похоже, ты и впрямь бедный сирота.

— Ты мне не доверяла, — вспыхнул факелом оскорбленной невинности парень.

— Я никому не доверяю, — ласково сообщила я, проходя в комнату, — даже самой себе. И вообще, запомни, доверяй, но проверяй. Первейшее правило из кодекса наемников.

И, не дожидаясь приглашения, уверенным шагом пересекла помещение и удобно улеглась на хозяйскую кровать, прямо так, не снимая сапог. Поерзала, устраиваясь поудобнее, подняла глаза на застывшего соляным столбом мальчишку, который, разинув рот, наблюдал за мной:

— Ну, чего стоишь? Не видишь, гостья с дороги устала, отдохнуть изволит, давай-ка, накорми, напои, в баньке выпари, спать уложи. За неимением баньки разрешаю пропустить третий пункт.

Почему-то последние слова повлияли на него благотворно, ступор прошел, и Мирт угрюмо поплелся из избы. Со двора донесся стук и треск раскалываемого полена. Я заложила руки за голову, прикрыла глаза и задумалась, используя минутную передышку.

Почему я решила проявить столь несвойственный для меня альтруизм и помочь ему? Ведь сразу стало ясно, что особой платежеспособностью он не отличается. Что же тогда? Сама понять не могу. Особенно, если учесть, что по моим следам рыщут возможные охотники за наградой…

— Запомни, Тайра, верить на слово опасно. А полностью довериться, даже самому близкому и проверенному человеку, и того хуже…именно преданный друг может в удобный момент всадить нож в спину, а возлюбленный — предать ради поживы. Люди — самые низкие и отвратительные животные. Твое сердце должно быть твердо и холодно как камень.

— Неужели на свете нет ничего хорошего?

— Нет, Волчица. Добро, честность, справедливость, благородство — пустые сказки для молоденьких дурочек, свято верящих в людскую непогрешимость. Не верь тому, что видишь. Помни: самый худший враг для тебя — ты сама.

…-Эй! — донесся с улицы возмущенный голос Мирта; я встряхнулась, выныривая из пучины так некстати нахлынувших воспоминаний, и громко спросила:

— Что случилось?

— Да, вот, тут твой кот…

— Черт! — о Мурзике я совершенно забыла, — тащи его сюда.

В помещении показался надутый (если этот эпитет вообще можно применить к животному) кот, с видом оскорбленной невинности восседавший на исцарапанных в кровь руках паренька. Обиженная морда и гневно подергивающийся кончик черного хвоста без лишних слов свидетельствовали о том, что Мурзик был обо мне явно лучшего мнения.

Картина маслом «Без боя не сдамся».

Спущенный на кровать рядом со мной (если уж быть совсем точной: с моей левой коленкой), кот сердито выгнул спину, потоптался и свернулся клубком. Естественно, спиной к окружающему миру и ко мне.

Мирт смущенно шмыгнул носом.

— Не переживай, — беззаботно сказала я, снова расслабляясь на кровати, — ну, так что там насчет еды? Ты, кажется, дрова колоть собрался?

Парень скользнул по мне странным взглядом, в котором будто бы мелькнуло непонимание и слабое раздражение, но от комментариев воздержался, и, передернув плечами, скрылся за скрипучей дверью.

Погруженную в темное оцепенение комнату нарушало лишь легкое похрапывание Мирта да тиканье жучка-точильщика в трухлявом изголовье кровати. Мурзик по-прежнему напрочь отказывался признавать сам факт моего существования и упоенно дрых носом к стене. Или мастерски притворялся, что дрых.

Я покачала головой: вот ведь какой мерзавец, а без него скучно.

Ладно, потом с котом разберусь.

Я села на кровати, потянулась и боязливо спустила ноги с кровати, стремясь как можно скорей нащупать кончиками пальцев валявшиеся на полу сапоги. Ведь взрослая уже, а не могу избавиться от детского страха, будто под кроватью притаилось неведомое чудище, которое только и ждет удобного момента, чтобы схватить меня за лодыжки и уволочь к себе на ужин. Или на завтрак.

На улице было тихо, причем тишина стояла такая, что звенело в ушах. Не люблю, когда так…кто знает, что скрывает это безмолвие тьмы? Ведь даже опавшие листья не шелестят…

Огромный растущий месяц величаво плыл над озером, проливая на чернильную воду серебристо-молочный ручеек; по-осеннему холодный ночной воздух неприятно холодил кожу, заставляя ежиться и передергивать плечами. Мне было на редкость неуютно.

Что меня дернуло в такое неурочное время вылезти из сонных объятий мягкой кровати? Бессонницей, слава Богам, не страдаю, просто иногда профессиональный охотничий инстинкт, чтоб его за ногу да об стенку (а есть ли у инстинкта нога?) не дает уснуть и толкает на свежий воздух. В данном случае о-очень даже свежий, бр-р…а кот нагло спит в тепле.

Ночь была в самом разгаре, если, конечно, так можно выразиться про данное время суток. Избы были погружены в сонную дремоту, кое-где из распахнутых по случаю духоты топившегося по-черному помещения вырывался молодецкий храп с посвистами. Лишь в окне второго этажа дома Лейлиного отца теплился огонек свечи. Кому там не спится? Я понимающе хмыкнула: ответ был очевиден.

Я спустилась с крыльца и вышла на дорогу, когда до моего слуха донеслись приглушенные голоса. Пришлось давать задний ход и притаиться в кустах придорожной сирени, еще не успевшей облететь до конца.

По дороге нетвердым шагом двигались две грузные фигуры, чьи очертания расплывались в темноте, и я прищурилась, дабы получше их разглядеть. Разглядеть не удалось, зато получилось унюхать нежный аромат дешевой смородиновой настойки.

Фигуры подгребли поближе; выйдя в свет месяца, они оказались двумя мужичками в телогрейках, из которых торчали пучки шерсти, придавая хозяевам некоторое сходство с ежами. До меня долетел обрывок диалога:

— Она это.

— Точно?

— Кум узнал.

— Брешет твой кум. Давеча, не он ли толковал, что в городе платок шелковый продается, эльфийской работы, за три серебрушки? Да статочное ли дело — шелковый платок за три серебряка…

— Все равно, ведьма она. По глазам чую, да и сама черная, аки ворона поганая, простите Боги великодушно…

Мужик принялся активно творить святые знамения трясущейся рукой, а я тяжело вздохнула, уворачиваясь от назойливо лезущих в глаза веток. Не требуется быть телепатом, чтобы догадаться, что той самой обсуждаемой «ведьмой» была я. А я не люблю, когда о моей личности судят за глаза, хотя «ведьма» — едва ли не самое распространенное определение, применимое ко мне. Даже довольно лестное, та же «упырица проклятущая» звучит куда хуже.

Тем временем парочка поравнялась со мной, точнее, с кустами сирени; твердо решив больше не тянуть и расставить все точки над пресловутой буквой, и, вынырнув им навстречу, я самым ласковым голосом осведомилась:

— Ну, ребята, и о какой ведьме мы толкуем?

Будь я призраком или зеленым чертом (кстати, невероятно, но факт: оные действительно существуют на Чертовых Землях), неизменно являющимся тем, кто злоупотребляет настойкой бодяжника, и то произвела бы меньший эффект.

Мужчины побелели так, что аж засветились под лунным светом, а кожа одного вообще начала отливать нежнейшей голубизной. Хмель из них выветрился в мгновение ока.

Импровизированный дуэт начал несвязно уверять меня заплетающимися языками, что они вовсе даже не обо мне говорили, а о теще одного из друзей, которая уж точно ведьма, разве что на метле не летает, и вообще они честные люди и им в голову бы никогда не пришло.

Я внимательно выслушивала сию околесицу в течение минут десяти, сочувственно кивая головой в такт, но не произнося ни слова, чтобы дать возможность несчастным выговориться. Мое молчание, кажется, только усилило обоюдный испуг. Словесный поток бессвязных глупостей с каждой минутой все мельчал, мельчал и, наконец, иссяк вовсе.

— Значит, так, — подвела я итог, — так уж и быть, бить на этот раз я вас не буду. Собственно, и дела-то мне до вас нет. Скажите только, чье вон то окошко? — я ткнула пальцем в светящееся окно в доме отца Лейлы.

— А-а-а, — с плохо скрываемым облегчением выдохнул один, — так это ж барышнино окошко, вы не сумневайтесь…

— А что нынче про Черного Купца слышно? — вкрадчиво продолжала я допрос.

Это словосочетание, по-видимому, произвело сильный эффект: мужики, словно сговорившись, принялись творить святые знамения и скороговоркой возносить молитвы Первозданным Богам. Наконец один выдавил:

— Ох, госпожа, и надумали вы этакие страсти спрашивать ночью. Бывало, и днем боишься мимо этого дома проклятущего ходить, все шебуршит там что-то…

На моем лице не дрогнуло ни жилки, тогда, как внутри подняло голову нешуточное любопытство. Шебуршит? Мирт ни о чем таком не упоминал…

— А вам зачем? — подозрительно поинтересовался второй, более бдительный.

— Надо, — прозрачно ответила я, — да вы идите, куда шли, я вас больше не задерживаю…только учтите — ни слова о том, что меня встретили, ясно?

Мужики клятвенно заверили меня в том, что сия тайна умрет вместе с ними, и, озадаченно почесывая вихрастые затылки, отправились дальше.

В принципе, особой нужды в сохранении этого незначительного факта в секрете не было. Но за много лет своей, мягко скажем, нелегальной деятельности, я настолько привыкла скрываться и прятаться, лишний раз все перепроверяя, что последняя фраза слетела с языка машинально.

К заброшенным домам и привидениям, живущим в них, у меня было двоякое отношение. С одной стороны, прохладно-безразличное, если привидение не берет моду выскакивать на меня из-за угла при каждом удобном случае. С другой — насущно-практическое, если за поимку или выведение одного конкретного призрака мне полагается вознаграждение. А в заброшенном доме, как таковом, бояться нечего, при условии, что будешь ходить осторожно и смотреть под ноги. Конечно, бывают дома, в которых бывшие владельцы щедрой рукой расставляют неприятные сюрпризы для нежеланных гостей, вроде хитроумно спрятанного под порогом медвежьего капкана, но мне такие пока не попадались; коллеги-наемники делились опытом. К счастью.

Чтобы попасть к дому Купца, следовало пройти деревню насквозь и свернуть налево, к небольшой рощице, неприветливо оскалившейся черными зубами облетевших деревьев. Там, на опушке, и возвышался черный массив здания.

Месяц, смилостившись, осветил мне лужайку перед развалившимся крыльцом, густо заросшую лопухами и пыреем. Весьма кстати, ибо еще шаг — и я провалилась бы в темную яму, по всей видимости, в лучшие времена бывшую колодцем. От журавля остались две гнилушки, словно остатки больного зуба, коий драли-драли, да не выдрали до конца.

Интересно, а вода там осталась?

Я с любопытством вытянула шею, заглядывая в яму, пошатнулась и отчаянно замахала руками, балансируя на краю. Песок с ехидным шелестом тоненькой струйкой посыпался внутрь, и тут я услышала то, что мне категорически не понравилось.

Звук был такой, как будто по дну колодца медленно, с натужным усилием протащили мешок, до завязки набитый картошкой. Что за ерунда?

Но, сколько я ни вглядывалась в темные глубины колодца, ничего путного там не разглядела. Пора было приступать к непосредственному осмотру дома, и я, махнув рукой на подозрительный звук, отошла от ямы.

Я давно заметила, что в своих преданиях и легендах люди склонны сильно преувеличивать самые обыденные вещи. Таким образом, неприметные, на первый взгляд, события и персонажи вскоре обрастали длинной бородой вымышленных подробностей, так, что до истины докапываться порой становилось просто невозможно.

Так же получилось и в моем случае.

Стоило мне миновать изъеденную жуками-древоточцами пожилую дверь, как сразу стало ясно: за историей о Черном Купце волочится не только длиннющая борода, но и приличные усы.

Ничего страшного внутри я не обнаружила, за исключением гнилых досок, трухлявой лестницы наверх с выбитыми ступеньками и мусора, кучно и россыпью украшавшего пол. Естественно, никаким привидением здесь и не пахло. Зато пахло другими хозяевами: в доме прекрасно себя чувствовал мышиный выводок, огромное количество пауков, два ужа пополам с тремя ежами, а из-под половиц на звук моих осторожных шагов прыснули во все стороны тараканы.

Проведя беглый осмотр помещения, я разочаровалась во всех проявлениях нечистой силы настолько, что даже не полезла на второй этаж. Да и зачем? Еще не хватало шею свернуть ради какого-то там призрака, если он, конечно, существует на самом деле. Любое уважающее себя привидение давным-давно вышло бы мне навстречу, для порядка поскрежетало зубами, позавывало, а потом вежливо поинтересовалось, что мне тут, собственно, надо.

С окончательно подорванной верой в Черного Купца, я развернулась и направилась к выходу, самонадеянно не глядя под ноги.

Как выяснилось, бдительность решила покинуть хозяйку совсем не вовремя.

То ли дом угадал мои язвительные мысли по поводу сгинувшего хозяина, то ли решил просто проститься своеобразным образом, только одна из половиц треснула под моим весом, и я ухнула под пол с ужасающим треском и ругательствами.

Под полом было совсем неглубоко, Купец не имел полезной привычки копать подпол, так что где-то в метре вниз от края обломанной половицы раскинулась хорошо утоптанная почва, на которую я и шлепнулась, неловко подвернув ногу и ушибив плечо. На голову посыпался какой-то мусор.

Недовольно ворча по поводу зловредных зданий и их бывших хозяев, только и думающих о том, как бы насолить гостям, я встряхнулась, взъерошила волосы и, поднявшись с колен, вылезла из образовавшейся дырки, дав себе твердый зарок не соваться более ночью в дома с сомнительной репутацией, предварительно не побывав там днем. Так и ногу сломать немного, а то и шею.

Спала я плохо. Всю ночь провертелась на отчего-то ставшей страшно неудобной подушке, пару раз пихнула кота, отвоевывая себе место, за что получила от всей души хвостом по лицу. Проснулась с гудящей головой и с твердой уверенностью, что подушку набивали булыжниками, причем любовно отбирали самые острые и твердые, судя по эластичности.

Непосредственного хозяина в избе не наблюдалось, зато со двора доносился скрип колодезного журавля, а в комнате приятно пахло гречневой кашей.

Пока я вставала и натягивала сапоги, парень успел натаскать воды и поставить ее в печку кипятиться, предварительно вынув оттуда чугунок с ядрицей. Ловко, одобрительно подумала я.

Словно услышав мои мысли, Мирт обернулся, ойкнул и чуть было не уронил кашу.

— Ты, небось, тоже не красавцем писаным с постели встаешь, — спокойно сказала я.

— Да нет, — пробормотал юноша, — ты себя в зеркало видела? В волосах какая-то дрянь…

Не дослушав, я резко наклонилась над полом, встряхнула длинные волосы. Из них с тихим шорохом посыпались какие-то золотисто-желтые…листья, что ли? Мирт сумрачно наблюдал за мной:

— Это по каким кустам ты вчера бродила?

— Не нравится — могу вообще бросить это дело, — хладнокровно парировала я, — не задавай глупых вопросов. По-моему, это вообще не листья…

Мурзик недовольно зафыркал за моей спиной; не слушая его явное неодобрение, я взяла один «листок», поднесла поближе к глазам…и захохотала, резко откинувшись на спину, придавив кота. Тот, полностью разделив эмоции Мирта, мигом усомнившегося в моем душевном состоянии и шарахнувшегося в сторону, истошно заорал, выскользнул из-под меня и удрал под кровать.

Я не обращала на них внимания.

Этого просто не может быть! Такое везение случается только в сказках!

— Мирт, — немного успокоившись, строго сказала я, как бы оправдывая поведение, несвойственное моему мрачному образу, — срочно беги в какой-нибудь храм и ставь свечки Первозданным Богам. Нам дико повезло.

С давних пор и по сей день мудрецы Алдарии ломают головы над многими жизненными проблемами. К их числу относится, в том числе, и то, к какому виду отнести Золотого Полоза.

Кто-то яростно отстаивает точку зрения, что это самая натуральная змея, ибо полоз действительно с виду — вылитая гадюка, только золотистая и увеличенная раз в пятьдесят. Другие с пеной у рта утверждают, что не одна уважающая себя змея в трезвом уме и здравой памяти не позволит себе долго торчать на одном месте, охраняя сокровища, так что Полоза надо отнести к драконам.

Лично я с Полозами не встречалась, хотя чешуйки их мне попадались. Теоретически я представляла себе, что же это за штука такая, Золотой Полоз: огромная змея (я буду называть его змеей, чтобы не запутаться), живущая преимущественно в пещерах. Обычно независимая, питает слабость к золоту, которое прилежно копит у себя, как дракон. Этой самой трепетной любовью к желтому металлу и пользуются некоторые богатые маги, особыми чарами заставляя Полоза охранять уже их имущество.

Живут Полозы много сотен лет, линяя раз в две недели, причем не сбрасывая кожу, как делают все приличные змеи, а осыпая старую чешую. Если взглянуть на дело с этой стороны, то Полоз вполне может оказаться вообще рыбой.

«Листья», застрявшие в моей шевелюре, и были чешуйками Полоза, причем совершенно свежими, с только-только начинающими подсыхать капельками жира.

Все это я вкратце пересказала Мирту; тот просиял:

— Значит, под домом Черного Купца живет такой вот Полоз?

— Совершенно верно, — слегка озабоченно кивнула я: меня преследовало настырное ощущение, что я упустила нечто важное относительно этой змеи, — мне кажется, этот ваш Черный Купец был хорошим волшебником, раз держал под домом такое пресмыкающееся. А потом что-то случилось, может быть, чары ослабли, и Полоз напал на хозяина.

— Так они людей едят? — вытаращился на меня парень.

— Едят, — безразлично пожала я плечами, — ну, во всяком случае, кусают. Когда очень злые…

Мирт боязливо поежился:

— Хорошо, что я этот дом стороной обхожу…а почему ты решила, что он в подполе живет? Может, он просто приползает линять в заброшенный дом?

— Линять Полозы уползают недалеко от пещеры, обычно, предпочитая делать это у входа. А тут он, скорее всего, на поверхность выползает, а потом возвращается к себе…кстати, вполне вероятно, что отец твоей ненаглядной Лейлы совершает грабительские экскурсии под дом Купца. На одних курах далеко не уедешь.

Юноша со стуком поставил глиняные тарелки на столешницу и удивленно взглянул на меня:

— Почему ты так решила?

— Медвежьи зубы, — терпеливо пояснила я, словно читая лекцию по практике защиты от Полозов и им подобных, — вырванные у медведя определенного возраста и в определенный срок входят в состав несложного зелья, которое вполне возможно приготовить в домашних условиях. Это зелье на некоторое время парализует Полоза, минут на пять-семь, не больше. Все золото, конечно, не вынесешь, но кое-чем поживиться очень даже можно. Сомневаюсь, что сей зажиточный крестьянин горел желанием бегать по лесу, гоняясь за источником зубов нужных лет, вот и решил вырастить мишку у себя под боком.

Мирт разинул рот, переваривая информацию, а я снова глубоко задумалась. Что же я все-таки упустила?

После завтрака мы с Миртом выработали четкий план действий. Весь день будем сидеть тихо, на улицу, по возможности, носа не высовывать, чтобы не возбуждать излишнего любопытства, а ближе к вечеру отправимся добывать золото. Вернее, добывать буду я, а Мирт поработает подстраховкой. Сделав ему строгое внушение относительно беспрекословного послушания и незадавания глупых вопросов под руку, я вновь улеглась на кровать.

Осенью темнеет быстро. Вдобавок, весь день стоит такая хмурая погода с вечно затянутым серой пеленой небом, что кажется, будто сумерки и не уходили никуда — так, развиднелось немного, и вновь опускается вечер.

Нечистую силу это не может не радовать. Меня, впрочем, в отдельных случаях — тоже.

Едва земля с заметным облегчением закуталась в уютное одеяло вечерней мглы, как мы с Миртом выскользнули из избы. Я была в полной экипировке (мало ли, что понадобится), а парень тащил за мной два холщовых мешка, которые мы с ним нашли на чердаке, и длинную веревку. Мурзик коротать время в одиночестве наотрез отказался и порысил рядом со мной, задрав все еще ощипанный хвост боевым знаменем. То ли передумал обижаться, то ли решил отложить разборку на потом.

Пройдя задворками деревни, ибо попадаться на глаза кому-нибудь было опасно: информация распространялась быстрее молнии, а я пребывала в твердой уверенности относительно грабительских вылазок в дом Черного Купца отца Лейлы и понимала, что, если он узнает, откуда Мирт добыл золото, то не видать парню Лейлы, как своих ушей.

Когда мы добрались до заброшенного строения, стемнело окончательно, и Мирт слегка отстал, заметно струсив. Я нахмурилась, но не стала заострять внимания на мелочах.

К тому же я догадывалась, как проникнуть под дом, не входя в него…

Остановившись у колодца, я поманила парня пальцем и распорядилась:

— Я спускаюсь. Обвяжи веревку вот вокруг этих колышков…так…кидай ее мне.

Кончик каната послушно уплыл в непроглядную тьму колодца. На немой вопрос юноши я кратко пояснила, чиркая трутом над толстой палкой, конец которой предусмотрительно обмотала промасленной тряпицей:

— Нет, топиться я не собираюсь. Просто уверена, что в этом колодце начинается или продолжается лаз в логово Полоза…постарайся держаться как можно дальше от дороги, тут по ночам тоже люди бродят…

Покончив с объяснениями и наставлениями, я, справившись с импровизированным факелом, приступила непосредственно к спуску в таинственные глубины, захватив с собой мешок.

Последнее, что я видела, перед тем как погрузиться в колодец окончательно, были недоуменные глазищи кота, фосфоресцирующими блюдцами уставившиеся на меня.

Колодец оказался достаточно глубоким, так, что веревка не доставала до дна на целый метр. Спрыгнув, я с удовольствием ощутила подошвами сухую тепловатую землю (значит, вода высохла очень давно) и, глубоко вздохнув, огляделась.

Мои догадки подтвердились: в земляной стенке колодца было проделано отверстие, примерно в половину человеческого роста, открывающее вход в темный лаз. Я ни секунды не сомневалась, что Полоз ползает по нему, и именно шорох от его движений я и слышала здесь прошлой ночью.

— Все в порядке? — тихо окликнул сверху Мирт. Я шикнула, мол, больше ни слова. В таких вот колодцах и проходах любой, мало-мальски громкий звук разносится эхом на много километров вокруг, вежливо предупреждая о вторжении чужака. Очень не хотелось бы, чтобы змей узнал о моей скромной персоне раньше, чем я узнаю о нем.

Вытащив из ножен, висевших на поясе, короткий меч, я выставила его в компании с факелом перед собой и медленно вошла в лаз. Если быть совсем точной и строго следовать фактам, то вползла в полусогнутом состоянии…

…Вход в проход (да, иногда меня сносит на поэтические строки) остался далеко позади, а я лишний раз убедилась, как неудобна и тяжела работа приближенных к королю. Если целый день проводить в поклонах, то гарантированно заработаешь преждевременный радикулит,…во всяком случае, моя спина поторопилась как можно быстрее заныть, словно в знак протеста против всяких там тоннелей, лазов и особенно змей, для которых оные и выкапываются. Кстати, о птичках: Полоз так и не появился. Даже шорохов не слышно было. То ли спал где-то вдали, то ли выжидал, пока подойду поближе.

Несмотря на узость и неудобство, тоннель был сухой, без ответвлений и непременного атрибута подобных подземных ходов: летучих мышей, с писком кидающихся на свет и вцепляющихся в волосы. Только из земляных, плотно утрамбованных стен торчали кое-где корни и бледные отростки каких-то растений, скорее всего, перепутавших направление роста.

Наконец проход вывел меня в просторную пещеру, густо уставленную сундуками, мешками и неровным слоем золотых монет, высыпавшихся из прорех в особо ветхих вместилищах, покрывавших пол. То тут, то там в нестройных рядах мешков сияли пустые места: кто-то явно поживился до меня.

По стенам пещеры были укреплены лампадки, горевшие таинственным синеватым светом, отчего золото мерцало, словно вода в горном роднике.

Я с величайшим наслаждением разогнулась, потушила факел, решив, что тут достаточно светло, и с уважением огляделась. Не знаю, чем уж торговал Черный Купец, только драгоценного метала он скопил немало…хватит как на счастье Мирта, так и на мое. Жадничать не буду, возьму вот тот симпатичный мешочек…еще тот, тот и во-о-он тот…

Мои корыстные мысли были прерваны знакомым шорохом. О хозяине всего этого добра я, естественно, успешно забыла…

Из-за дальнего сундука показалась плоская треугольная змеиная голова с немигающими узкими глазами, нехорошо глянувшими в мою сторону. Не сказать, чтобы я была напугана: постоянное ожидание опасности притупляет непосредственный страх перед ней, но первое впечатление было захватывающе-жутковатым.

Змей разинул пасть, усеянную длинными острыми зубами и протяжно зашипел, возмущенный незаконным вторжением на свою территорию. Его надежды на то, что я малодушно испугаюсь, попрошу прощения и ретируюсь, не оправдались, и он принялся неторопливо, словно смакуя удовольствие, вытягиваться в мою сторону.

Вот тут я немного испугалась.

Размеры Полоза превосходили все самые смелые ожидания, и я впервые пожалела, что столь самонадеянно полезла одна в эту нору.

Тем временем змей сделал первый, неспешный выпад в мою сторону, я отскочила и принялась отходить вбок, по стенке, огибая случайные преграды в виде мешков и сундуков. Полоз, видимо, начиная раздражаться, последовал за мной, нанося предупреждающие удары головой, от которых я пока еще успешно уворачивалась. Наконец, позорное отступление надоело мне, и я, проворно забежав змею вбок, резко рубануло по мягкому, податливому телу мечом.

Полоз покорно распался на две половинки, не издав ни звука.

Надо же, как все просто…

Я отвернулась и потащила к проходу первый мешок.

Только услышав за спиной донельзя злобное шипение, я с внезапно накатившим озарением с ужасом поняла: все далеко не так просто…

Та важная деталь касательно Полоза, которую я упустила, оказалась ключевой в битве с ним.

Убить его было невозможно.

На моих глазах две половинки змея вновь срослись в одну сущность, и Полоз, на этот раз, злой до невероятности, поднялся надо мной до потолка и с разверстой пастью кинулся в бой.

Не хочу приукрашать свои возможности, тем более, что персонаж подобного размера появился в моей практике впервые. Моя роль в этом бое заключалась исключительно в убегании от мощного хвоста, которым разъяренное пресмыкающееся хлестало направо и налево, расшвыривая мешки и сундуки, и смертоносных зубов, в счастью, не ядовитых. Пару раз мне удавалось располовинить Полоза, только что толку? Идея размножения личности змею очень не нравилась, и он с тупым упорством срастался заново.

Неожиданно из лаза метнулась черная тень, и я, вглядевшись, с изумлением опознала в ней Мурзика. Кот выгнул спину и зашипел на Полоза, который даже не счел нужным обратить внимания на столь мелкую сошку. Тогда Мурзик, ловко лавируя между понатыканных везде сокровищ, подлетел ко мне и…вцепился в ногу.

— Ты что?! — вскрикнула я, но кот, злобно урча, потащил меня к противоположной от прохода стене пещеры.

Из пещеры было несколько выходов. К одному из них меня и привел Мурзик, буквально заставив войти в тоннель, на этот раз широкий, с высоким потолком, заботливо подпертый балками. Там кот выпустил мой сапог и помчался вперед, призывно мяукая. Мне ничего не оставалось, как побежать за ним…

Стоило ли говорить, что Полоз последовал за мной.

Тоннель оборвался внезапно, и я еле успела затормозить. Кот истошно орал где-то поблизости, но мне было недосуг выяснять, где именно: я стояла на узеньком мостике, перекинутом через бурный поток подземной речки, опасно шатающимся и трясущемся мелкой дрожью под ногами.

Все было настолько невероятно, что я практически отказывалась поверить в то, что мы все еще находимся под домом Черного Купца.

Из прохода выполз огромный змей с неугасающим намерением мной закусить. Со злобным отчаянием подумав, что уж лучше утонуть, чем стать его ужином, я дождалась очередного выпада и наугад махнула мечом…

Отрубленная голова с бешено вращающимися глазами, описав красивую дугу, упала в ревущую воду, и ее унесло быстрым течением. Обезглавленное тело заметалось в безумной пляске и вдруг бессильно обмякло, в одно мгновение став похожим на сдутую детскую игрушку из бычьего пузыря.

Откуда-то выпрыгнул кот, и с благостным мурлыканьем потерся об мою ногу. Еле сдерживая дрожь в коленях от всего пережитого, я присела и трясущимися пальцами погладила его, глухо бормоча:

— Подлец ты…мерзавец этакий…а ведь могли с тобой больше не увидеться…

И, не выдержав, прижала Мурзика к груди и разревелась.

— Как и договорились — все, что сверх мешка — мое, — наставительно проинформировала я, ссыпая монеты в чересседельную сумку. Мирт согласно потряс головой, обалдев от свалившегося на него счастья. Пресловутый мешок скромно стоял в сторонке.

Из пещеры я взяла ровно столько, сколько смогла унести. Сознаюсь, что первоначально, поддавшись приступу жадности, хотела вынести чуть ли не половину сокровищ, но потом взглянула на Мурзика и передумала.

Зачем мне богатство? На хлеб я всегда заработаю, а на безработное время возьму малую толику. Оседлая жизнь богатейки меня не манит — скучно, а таскать с собой сундуки с мешками, туго набитыми монетами — опасно, да и непрактично.

— Ну, желаю счастья в делах сердечных, — усмехнулась я, по-дружески обнимая парня за плечи, — мой тебе совет — после свадьбы отремонтируй дом Купца, там теперь безопасно, и живите там с Лейлой. Будешь работать, а если что — внизу всегда есть запас на безбедное существование. И упаси тебя Боги ляпнуть будущему тестю об источнике золота.

— Волчица, останься… — горячо заговорил Мирт, но я покачала головой, вскакивая в седло:

— Нет. Моя работа сделана. Все остальное зависит от тебя…и не стоит благодарности, я же тоже не бескорыстно помогала.

Юноша подал мне кота, и я подхлестнула кобылу, стремясь побыстрее оставить Козлюки за спиной.

Я не люблю привязываться к людям. И приобретать друзей. Такова уж моя натура.

Но если Мирт и Лейла расскажут своим детям о доброй тете Волчице, некогда устроившей их счастье — что ж, я буду только рада.

А пока — в путь.

Люблю совершать добрые дела. Особенно, если они хорошо вознаграждаются.