Глава 3. Вендетта!

Человек со шрамом, сидя за компьютером в доме на окраине Баку, получил по электронной почте снимки, сделанные с моторной лодки часа полтора назад. Некоторое время он не мог прийти в себя от изумления. Левой рукой (правая была загипсована) он нажал кнопку мобильного телефона и сказал по-азербайджански:

— Уважаемый Эльдар, необходимо срочно встретиться.

— Приезжай, — последовал короткий ответ.

Роскошный, усиленно охраняемый особняк в центре Баку, порог которого через двадцать минут после телефонного разговора переступил человек со шрамом, принадлежал Гамидову Эльдару Магомеду оглы, сорокашестилетнему азербайджанскому бизнесмену.

Эльдар Гамидов, которого в международных криминальных кругах и в оперативных сводках различных спецслужб именовали Султаном, был красив, импозантен, вдов и бездетен.

Он был напрочь лишен даже признаков совести и, вероятно, по этой причине был сказочно богат. Впрочем, была еще одна причина, позволившая ему сколотить огромное состояние: он беззаветно любил деньги.

Отсутствие совести и любовь к деньгам позволяли Султану зарабатывать на всем.

Он зарабатывал на поставках наркотиков в Европу и в США, являясь далеко не последним звеном международного наркотраффика. Расчистить для себя достойное место в среде крупных наркоторговцев он сумел пулями и тайными доносами в Интерпол.

Он зарабатывал на поставках оружия террористам, а также на том, что время от времени сдавал наиболее одиозных из них ФБР, как только Государственный департамент США назначал за помощь в их поимке солидные премии.

Он зарабатывал на заказных убийствах, отстреливая воротил криминального бизнеса по заказу их коллег; отстреливая крупных легальных бизнесменов по заказу их близких друзей, а иногда и жен; отстреливая коррумпированных чиновников по заказу таких же коррупционеров, мечтающих занять более хлебное место.

Он зарабатывал на продаже военных секретов, вымогательстве и шантаже, но…

Все эти криминальные подвиги Султан совершал за пределами Азербайджана, что позволяло ему оставаться на родине уважаемым и влиятельным человеком, представителем могущественного клана, обладающего реальной политической силой. Заработанные неправедным путем огромные деньги он инвестировал в азербайджанскую экономику и владел акциями многих крупных легальных предприятий.

Поэтому, находясь в международном розыске по линии спецслужб различных государств, в том числе — российских, он жил, не скрываясь, в роскошном особняке в самом центре Баку, совершенно не опасаясь выдачи и прикрывшись от пули наемного убийцы многочисленной профессиональной охраной.

Султан был совершенно равнодушен ко всему, кроме денег и… России, откуда он позорно бежал несколько лет назад, не сумев совладать с нервами, и только по этой причине не доведя до конца месть, на которую, по его мнению, он имел полное право.

Россию он ненавидел так люто, что если бы ненависть могла испепелять, от великой и страшной для Султана страны осталась бы лишь выжженная дотла территория.

Поэтому, когда месяц назад он получил заказ от некоего господина, по виду — европейца, превосходно говорившего по-азербайджански, на похищение русского ученого, которого этот неизвестно чей секретный агент называл Форвардом, и услышал сумму гонорара, он взялся за дело с особенным удовольствием.

— Не стану скрывать от вас, уважаемый господин Гамидов, — мягким журчащим голосом говорил человек, под рукавами пиджака которого угадывались стальные мускулы, — задача эта очень и очень непроста. Но, как вы слышали, — добавил он, улыбаясь, — гонорар соответствует сложности операции.

Султан мысленно согласился с агентом относительно гонорара, хотя и не мог поначалу взять в толк, зачем платить такие сумасшедшие деньги за похищение, если русских ученых Запад приобретает последние шестнадцать лет пачками и буквально за копейки.

— Форварда купить невозможно, — продолжал офицер (не ниже полковника, догадался Султан, какой бы стране он ни служил!). — Во-первых, он не из тех, кто продается, во-вторых, его тщательно опекают российские спецслужбы. К счастью, в его окружении работает наш агент. По ряду причин организовать похищение самостоятельно он не может. Не может он также сделать и еще две вещи: во-первых, обнаружить секретную лабораторию, в которой русские ученые под руководством Форварда ведут исследования в рамках проекта "Сердце России", и, во-вторых, добыть артефакт, который попал в руки русских две недели назад и лег в основу этого проекта. Поэтому, если ваши люди сумеют, помимо похищения Форварда, раскрыть секретную лабораторию, гонорар удваивается. Если же в рамках вашей, я подчеркиваю, вашей операции, вам удастся заполучить и передать нам этот артефакт, можете утроить гонорар и приписать к нему еще один ноль.

— Как выглядит этот артефакт, — задал вопрос Гамидов, внимательно изучив фотографии Форварда, — и что он собой представляет?

— Как он выглядит, мы точно не знаем. Можем лишь догадываться о его весе и размерах. Артефакт весит не больше трех килограммов, а по размеру не превышает размеров стандартного кейса, — сообщил разведчик, вспоминая видеозапись, тайно сделанную его агентом на сибирском военном аэродроме.

На этой видеозаписи Форвард быстро шел с опечатанным кейсом от транспортного самолета к бронированному «Мерседесу» под охраной оцепления, состоящего из взвода спецназовцев. Глядя вслед машине, отъехавшей в сопровождении нескольких джипов с автоматчиками, командир оцепления с облегчением перекрестился.

— Он представляет собой омертвевшее органическое соединение, прозрачное, — добавил полковник, озвучив короткое донесение агента, которому удалось краем глаза ознакомиться с пятистраничной записью предварительных исследований артефакта. — Это все, что нам известно.

К великому сожалению разведчика, его агент не обладал ни специальными знаниями, ни приемами мнемотехники, поэтому не сумел ни понять записей, ни запомнить их наизусть.

— Почему артефакту придается такое значение? — спросил собеседника Эльдар.

— Этого вам знать совершенно ни к чему, уважаемый господин Гамидов, — в голосе полковника прозвучали металлические нотки.

— Ладно, — решил про себя Султан, — захватим Форварда, он сам все расскажет и о лаборатории, и об артефакте. Расспросим его прежде, чем передать заказчику.

Проводить допросы с пристрастием люди Гамидова умели.

— И вот еще что, — пристально глядя Султану в глаза, сухо заговорил разведчик. — Форвард должен быть передан нам целым и невредимым. Если хотя бы волос упадет с его головы, вы немедленно лишитесь своей. Кроме того, если вы, на свою беду, сумеете узнать об артефакте лишние подробности, вы станете обладателем информации, смертельно опасной для ее носителя. Вы это сами поймете, но будет поздно.

— Я профессионал, уважаемый, — расплылся в улыбке Султан. — Вы платите щедро, а неприятности мне ни к чему.

— Вот и отлично! — улыбнулся в ответ разведчик, вновь взяв мягкий доброжелательный тон. — Сообщите мне номер счета, на который вам сегодня же будет перечислен аванс, и пойдемте любоваться вашей коллекцией орхидей. Я слышал, у вас есть редчайшие экземпляры.

— Еще бы, ты не слышал! — усмехнулся про себя Султан и вышел с гостем из кабинета.

Пожилой слуга-кавказец, проводив взглядом направляющихся в оранжерею мужчин, вошел в кабинет и принялся убирать со стола кофейные приборы, сливки, печенье, сахар рафинад…

Войдя с подносом на кухню, слуга выбрал со дна сахарницы кусок рафинада с вмонтированным в него диктофоном и положил в карман.

— Поскользнулся, упал, очнулся — гипс? — с легким кавказским акцентом спросил по-русски Султан, с иронией глядя на своего главного помощника.

Дальнейший разговор велся по-азербайджански.

— Позвольте присесть, уважаемый Эльдар? — невозмутимо ответил вопросом на вопрос человек со шрамом.

— Присаживайся, Гурбан, — Гамидов указал гостю на кресло. — Приехал домой зализывать раны?

Человека со шрамом, в чьи обязанности входило планирование и проведение тайных силовых операций и руководство всеми боевиками Султана, звали Халилов Гурбан Магомед оглы.

Гурбан с юности носил кличку «Меченый», после того, как пропустил в драке ножевой удар, оставивший на его щеке рваный рубец. Сейчас ему было под сорок, и вот уже двадцать лет Меченый, благодаря своей силе и ловкости, постоянным тренировкам, но главным образом, благодаря своему уму и изощренной хитрости, в острых ситуациях ударов не пропускал.

То, что произошло три дня назад в ресторане сибирского города, явилось для него полной неожиданностью.

— Я допустил ошибку, уважаемый Эльдар, признаю, — ровным голосом заговорил Меченый.

Требовалось всего-навсего спровоцировать драку в ресторане с одним из людей, входивших в окружение Форварда, и затем через своего человека в милиции подсадить его на крючок. Посчитав, что светить профессионалов в простейшей провокации не имеет смысла, Гурбан привлек для исполнения задуманного пятерых земляков, которых даже в местной азербайджанской диаспоре иначе как отморозками не называли.

Все шло, как и планировалось. Возникла свалка; уже один из наркоманов получил от женщины удар бутылкой по голове, рассекший ему кожу и заливший лицо кровью; уже Гурбан, обернув салфеткой вилку со стола декана, готовился незаметно воткнуть ее в живот кому-нибудь из земляков, чтобы драка имела серьезные последствия….

И вдруг за спиной возглас на чистом азербайджанском: "Стоять, ишаки!".

То, что обкуренные отморозки в ответ на оскорбление сменят объект атаки, было предсказуемо. Видимо, молодой мужчина, с интересом рассматривающий развернувшихся к нему наркоманов, на это и рассчитывал.

Увидев, как в несколько секунд его земляки разлетелись по залу, круша своими телами столы, Гурбан понял, что провокация не удалась и следует быстро уйти. Но этот русский загораживал ему дорогу к выходу. Он стоял на пути Меченого совершенно безоружный и, улыбаясь, смотрел ему прямо в глаза. Гурбан выхватил нож, намереваясь лишь припугнуть противника и заставить его уступить дорогу, однако тот действовал настолько молниеносно, что через мгновение обезоруженный и беспомощный Гурбан увидел свой нож уже в десяти шагах от себя торчащим из ствола пальмы. Последнее, что услышал Меченый прежде, чем потерять сознание, — хруст ломающейся кости своей правой руки.

— В операции неожиданно возник новый фигурант, — продолжил Гурбан, — это он помешал мне в ресторане. Тогда я счел его появление там случайным.

— Случайный человек свободно говорит по-азербайджански, обезоруживает профессионала и ломает ему руку? Включи голову, Гурбан!

— Сразу после драки, уважаемый Эльдар, я узнал от моего агента о том, что этот человек хорошо знаком с семьей декана и состоит в близких отношениях с его дочерью. Что удивительного в том, что мужчина, а этот парень — настоящий мужчина, — добавил Гурбан с уважением, — вступился за свою женщину? А знать пару слов по-азербайджански…

Агент Меченого оставался неподалеку от ресторана в неприметной серой «Тойоте» на подстраховке. Он обратил внимание на проходившего мимо ресторана молодого человека, который, взглянув на вывеску, остановился, немного подумал и вошел внутрь.

Через несколько минут агент с удивлением смотрел, как декан, его жена и красавица-дочь, буквально прилипшая к этому молодому мужчине, спокойно выходят из ресторана, некоторое время о чем-то разговаривают у машины декана, потом садятся в нее и отъезжают.

Наблюдая эту короткую сцену, агент уяснил для себя, что, во-первых, семья декана с этим неизвестным давно знакома и, во-вторых, Ирина Бокалова питает к молодому человеку нежные чувства и, по всей видимости, является его любовницей.

— В таком случае, что тебя насторожило, и зачем ты пришел? — поинтересовался Гамидов.

— Мой агент, определяя места, где обычно бывает Форвард, и где нам было бы удобнее всего провести акцию, часа два назад сделал несколько снимков. Этот неизвестный из ресторана вхож в окружение Форварда.

— Что и следовало ожидать, — пожал плечами Султан. — В разгар операции профессионалам случайно руки не ломают! Покажи фотографии.

Меченый вынул из кармана несколько снимков, отпечатанных на фотопринтере, и положил их на стол перед Эльдаром.

Султан взял одну из фотографий, сделанных с помощью длиннофокусного объектива, и принялся с интересом рассматривать Форварда и окружающую его компанию. Внимательно вглядевшись в лицо молодого человека, полуобернувшегося на стуле и настороженно смотрящего прямо в объектив, Гамидов задумался.

— Знаешь, Гурбан, где-то я его уже видел, — произнес Эльдар.

Он принялся прокручивать в памяти последние годы своего пребывания в Сибири, вспоминая, где он мог столкнуться с молодым русским парнем, которому тогда должно было быть лет двадцать, максимум двадцать два?

Хороший боец, знает, как минимум, пару слов по-азербайджански, вхож в научную среду, размышлял Гамидов. Стоп! Хороший боец…. Не может быть!

— Мамед! — позвал он слугу.

Слуга с быстротой, неожиданной для его возраста, возник на пороге кабинета.

— Возьми в библиотеке диск с записями российских боксерских турниров, которые я спонсировал, — приказал Султан, — и принеси сюда.

Не может быть, мысленно твердил он про себя, не может быть! Но если я не ошибся!..

— Гурбан, — обратился он к Меченому и протянул ему фотографию, — покажи мне женщину твоего обидчика.

— Крайняя слева, — даже не взглянув на фотографию, ответил его помощник.

Несколько минут, пока слуга не вошел в кабинет с нужным диском, Султан любовался красивой молодой брюнеткой в неподходящем для пикника красном с белым вечернем платье.

Моли своих Богов, красавица, думал он, чтобы я обознался!

— Запусти диск, Мамед, — приказал Султан, — выбери сибирские турниры пятилетней давности.

— В Сибири в том году вы спонсировали только один турнир, — сообщил слуга, вставив диск в ноутбук, подключенный к телевизору с экраном в полстены, и читая меню на мониторе.

— Включи бой средневесов, — еще раз взглянув на фотографию, распорядился Султан.

Слуга выполнил распоряжение хозяина, вместе с ним и его гостем с интересом уставившись в огромный экран.

— В синем углу, — звучал голос комментатора, — Вадим Кожевников, мастер спорта международного класса, провел шестьдесят два боя, в пятидесяти пяти одержал победу, в тридцати из них — нокаутом.

Под громкие аплодисменты Вадим Кожевников, любимец публики, выскочил на середину ринга и раскланялся.

— В красном углу, — продолжил комментатор, — Илья Синельников, мастер спорта, провел двадцать четыре боя…

Публика издевательски засмеялась.

— Одержал двадцать четыре победы, все победы одержаны нокаутом, — закончил комментатор.

Трибуны смолкли. Боксер в красном углу почтил публику тем, что слегка привстал со стула.

Трое кавказцев напряженно всматривались в экран телевизора. У боксера было некоторое сходство с неизвестным мужчиной на фотографиях, лежащих сейчас на столе, но защитный шлем и четырехлетняя давность видеозаписи не позволяли с абсолютной точностью утверждать, что это — один и тот же человек.

Прозвучал гонг. Вадим Кожевников стремительно выбежал на середину ринга и, страшно вращая глазами, заработал перчатками в ожидании соперника.

Его противник, с неохотой расставшись со своим красным углом и не особенно спеша, приблизился к Кожевникову и доброжелательно ему улыбнулся.

— Бокс! — подал команду рефери.

Мастер-международник, сверкнув в воздухе пятками, грохнулся затылком о ринг.

— Стоп!!! — закричал рефери, вытаращенными от изумления глазами глядя в спину не спеша удаляющемуся в красный угол боксеру, и начал отсчитывать секунды.

— Стоп! — закричал Меченый, и Мамед остановил запись. — Это он! — убежденно произнес Гурбан, хотя боксер в красной форме застыл на экране к ним спиной.

— Уверен? — тихо спросил Гамидов, не отрывая взгляда от экрана, и в его глазах вспыхнула такая ненависть, словно Султан намеревался взглядом прожечь шлем на затылке своего злейшего врага.

— Уверен! — возбужденно заговорил Гурбан. — У этого парня, — кивнул он на фотографии, — такая же непостижимая реакция и скорость удара. Я в жизни ничего подобного не видел! И такая же манера: выжидать неторопливо, с улыбочкой, а потом — раз, и все кончено! Знаете, уважаемый Эльдар, это будто бы протягиваешь руку, чтобы тронуть старого добродушного сенбернара, и понимаешь, что всегда успеешь ее отдернуть, и вдруг видишь, что руки уже нет, — Меченый непроизвольно левой рукой коснулся гипса, — ее догрызает молодой, но матерый волк!

— Налей нам коньяку, Мамед, — с трудом сдерживая эмоции, распорядился Султан, — и продолжим.

— Семь, восемь, девять, аут! — среди мертвой тишины на трибунах закончил отсчет рефери, и публика взорвалась овацией.

Пока Кожевникова уносили с ринга, секунданты сняли с победителя перчатки и шлем. Никаких сомнений не оставалось: это был человек с фотографии, только на четыре с половиной года моложе. Вот он вышел на середину ринга и скромно улыбнулся публике, вот рефери взял его руку и замер в ожидании решения арбитров…

И тут камера медленно прошла крупным планом по местам для почетных гостей. Вот он сам — Эльдар Гамидов, главный спонсор турнира, вот рядом с ним — его жена. На несколько секунд камера сфокусировалась на точеном лице Алены Гамидовой, пристально смотревшей на победителя.

— Стоп, Мамед! — приказал Султан и несколько минут вглядывался в экран, бередя свою старую рану.

В глазах его жены светились любовь и страсть, чувства, которые он сам так и не сумел в ней разжечь за целый год их брака.

В детстве Эльдар перенес тяжелое инфекционное заболевание и не мог иметь детей. Русская девушка по имени Алена, в которую неожиданно для себя влюбился Гамидов, и сердце которой, как ему казалось, он покорил, завалив ее дорогими подарками и озолотив ее бедную семью, стала для него и женой, и ребенком одновременно.

Он готов был сделать для нее все, возможное и невозможное, по первому ее требованию, но его жена ни о чем его не просила. Он был ласков и нежен с ней в постели, стараясь разбудить в ней ответный огонь, но она оставалась холодна, лишь безучастно выполняя свои супружеские обязанности.

И вдруг этот анонимный телефонный звонок четыре года назад. Выслушав неизвестную женщину, сообщившую, что у его жены уже полгода есть любовник, за которого она собирается выйти замуж, Эльдар помертвел. Он взглянул на Алену, которая, сидя в кресле, читала книгу, снял со стены старинный кинжал, вынул его из ножен и подошел к жене.

Она удивленно подняла на него глаза.

— Встань, — приказал он тихим и страшным голосом.

Алена встала и прямо посмотрела на него.

— Кто он?! — яростным шепотом спросил Гамидов, и по ее твердому, без тени страха, взгляду понял, что имени она не назовет.

— Я люблю его, Эльдар, — не опуская глаз, сказала Алена, — я жду от него ребенка.

Кинжал вошел в мягкое беззащитное тело женщины, как в масло, пробив ее непокорное сердце насквозь. Алена упала на ковер, не издав ни звука, и, словно белые крылья, раскинув руки. Она умерла мгновенно.

Султан бежал из России. Лишь месяца через два его агенты сумели выяснить имя человека, ставшего причиной гибели его жены, но этот человек исчез. Теперь он появился вновь.

— Продолжай, Мамед, — приказал Гамидов, и слуга нажал кнопку.

— В этом бою нокаутом победил Илья Синельников! — возвестил арбитр, рефери взметнул вверх руку победителя, и трибуны огласились восторженными криками.

— Сволочь! — по-русски зло произнес Эльдар, и слуга отключил ноутбук. — Гурбан, — обратился Султан к своему помощнику, — пусть этот человек умрет. Но сначала пусть умрет его женщина!