"День и ночь" - читать интересную книгу автора (Стоппард Том)

Действие второе

Ночь.

Гостиная занимает всю сцену.

Рут сидит в кресле лицом к публике. На ней длинное платье, свободное и уютное: его нельзя назвать вполне вечерним, но в любом случае одета она более торжественно, чем в предыдущих сценах.

Гостиная неярко освещена, так что по краям ее полумрак. Милн стоит на пороге гостиной; видно, что он только что вошел. Он одет точно так же, как и при первом появлении. Рут не оборачивается.

«Рут». Привет, Джейкоб. Как я рада тебя видеть. У меня дыхание перехватило, как только я услышала, что к дому подъезжает джип. Я рада, что ты вернулся. Мне не хватало тебя, Джейк. Если честно, Джейк, то я… боже, как я по тебе скучала, Джейк…

Рут поворачивается.

Милн. Привет!

Рут. А, привет.

Милн. Я думал, что вы задремали.

Рут. Совсем нет. Удачно съездили?

Милн. Да, спасибо. Плевое дело.

Рут. Удалось добыть какие-нибудь сенсации?

Милн. Целую кучу.

Рут. Заходите и присаживайтесь. Выпить хотите?

Милн. Спасибо, нет. Где Джеффри?

Рут. Уехал.

Mилн. Я думал, что все уже спят.

Рут. Я хотела дождаться вас. С вами все в порядке?

Милн. Лучше не бывает.

Рут смеется.

В чем дело?

Рут. Да ни в чем. Я рада, что вы славно провели время, сражаясь за честь и славу «Мира по воскресеньям». Репортер из Гримсби сражается за честь и славу «Мира по воскресеньям».

Милн. Вы по-прежнему считаете меня наивным.

Рут. Да нет.

Милн. Слишком юным и романтичным.

Рут. Это не совсем то же самое.

Милн. Боюсь, что рано или поздно я стану таким же, как Дик.

Рут. Надеюсь, до этого дело не дойдет.

Милн. А чем плох Вагнер? По крайней мере, он…

Рут. По крайней мере, он все же лучше, чем Штраус.

Милн. Похоже, он уехал вслед за остальными корреспондентами.

Рут. Надеюсь, что так. Я рада, что вы вернулись к нам.

Милн. Конечно. Прямая связь с Лондоном – о большем нельзя и мечтать. Ах да, и ваше общество, разумеется…

«Рут». Спаси-те на-ши ду-ши!

Милн. Да, вы, наверное, уже собираетесь спать?

«Рут». Мне и здесь хорошо.

Милн. Мне нужно написать заметку.

«рут». К черту заметку.

Милн. Вы не будете против, если попозже я попытаюсь связаться с Лондоном?

«Рут». К черту Лондон!

Милн. Я уверен, что Джеффри не стал бы возражать. Он сейчас в Ка-Си?

«Рут». Ну почему ты не заткнешься и не поцелуешь меня?

Милн. Он сказал, чтобы я чувствовал себя как дома.

«Рут». Ну, так поцелуй меня.

Милн. Наверное, стоит попытаться связаться прямо сейчас – чтобы они знали, что я здесь.

Рут. А может быть, сначала все же стоит поцеловать меня?

Милн. Поцеловать вас?

Пауза. Рут зажмуривается и поворачивается к Милну.

Рут. Да.

Милн. О чем я говорил?… Ах да, надо попытаться связаться с редакцией.

Рут. Конечно. Это здравая мысль.

Милн. Спасибо.

Рут. Но разве сейчас не слишком поздно или, вернее, не слишком рано?

Милн. Самое время.

Рут. Похоже, мы с вами говорим о разном.

Милн. Вы сегодня куда-то ездили?

Рут. Нет. Почему вы так решили?

Милн. Ну, ваше платье.

Рут. Эта старая тряпка. Первое, что подвернулось мне под руку, когда я выходила из душа.

Милн. Вот как? Очень милое платье.

Рут. В клуб я его не рискнула бы надеть.

Mилн. А здесь есть клуб?

Рут. Кантри-клуб, в Джедду После провозглашения независимости там не слишком людно. А раньше, бывало, там устраивали танцы на день коронации. Теперь все развлечения – бар, бильярд да курительная комната. В бильярд я не играю, зато не прочь выпить и покурить. Кроме того, там можно почитать свежие журналы: «Сельская жизнь», «Журнал горного дела» и «Камбаве сегодня». Вам, наверное, будет приятно услышать, что туда поступают и некоторые лондонские газеты.

Милн. Звучит заманчиво. Их доставляют самолетом?

Рут. Не думаю. Они до сих пор получают «Морнинг пост», хотя ее закрыли уже год назад. Ладно, не хотите – не целуйте.

Милн. Это не означает, что я не считаю вас привлекательной.

Рут. Конечно нет. Это означает, что вы многим обязаны Джеффри.

Милн. Да, но если бы даже я не был ему ничем обязан…

Рут. Не возжелай имения ближнего твоего, ни вола его, ни осла его, ни жены его…

Mилн. Постойте, постойте… (Он задумывается на несколько секунд, затем смотрит на Рут.) Дело совсем не в том…

Рут. Ну что ж, я рада, что вы передумали.

Милн. Я хотел сказать, что у меня есть на то другие причины. Удобно было бы сказать, что дело обстоит именно так, как сказали вы, но – нет. Я не вижу ничего зазорного в том, чтобы возжелать осла, вола или джип ближнего моего – поскольку это всего лишь его имущество. Но если я позволю себе возжелать вас, то это будет означать, что я и вас считаю всего лишь вещью. Но мне почему-то кажется, что жена – это не совсем то же самое, что джип. Очевидно, у меня чересчур передовые и просвещенные воззрения на этот вопрос. (Улыбается.) А вы как думаете?

Рут. Так я вам все же нравлюсь?

Милн. О, боже мой!

Рут. Я вызываю у вас непристойные желания?

M ил н. Я же сказал вам, что я считаю вас привлекательной.

Рут. Я спрашиваю вас про непристойные желания.

Милн. Нет.

Рут. Ну не будьте таким занудой! Представьте себе: вы едете в джипе. Солнце палит изо всех сил. Бвана Гатри запечатлевает на пленке виды природы и картины нищеты, чтобы украсить ими страницы иллюстрированных журналов. Проводник Фрэнсис напряженно следит за дорогой. Ваши мысли блуждают. Вы думаете: «А что, эта Рут Карсон очень даже ничего себе бабенка…» Теперь ваша очередь рассказывать.

Но Милн молчит.

Вы начали представлять, как вы раздеваете меня?

Милн. Нет.

Рут. Я так и осталась в одежде?

Милн. Вы начали раздеваться сами.

Рут. Ах вот как. В темноте или при свете? В постели? На полу? На траве? В джипе? (Пауза.) Уверена, что в джипе.

Милн (резко). Нет, не в джипе. (Пауза.) Это происходило в параллельном мире, где нет ни дня, ни ночи, ни проблем, ни ответственности. В мире, где нет силы тяжести.

Рут. Понимаю. Ну и как я вам понравилась?

Милн (в отчаянии). Рут!!!

Рут. Вы были великолепны. Кстати, давно пора было называть меня Рут.

Mилн. Рут. В самом звуке этого имени заложен укор. И ты, о Рут. Так падай, Цезарь![1]

Рут. На самом деле я совсем не такая уж распутница.

Милн. Нет, конечно же нет.

Рут. С моим первым мужем я чуть было не стала распутницей, но он был еще тот сукин сын. Очень гордился своим коронным хуком левой.

Mилн. Для этого были основания?

Рут. Никаких. Мне всегда удавалось уклониться и провести апперкот правой. Это был настоящий ад. Чтобы увести меня, Джеффри потребовалось всего лишь откашляться и постучаться в дверь.

Милн. Вы были влюблены в него?

Рут. О да! Я была влюблена в Африку. Совсем как Дебора Керр в «Копях царя Соломона», пока паук не забрался к ней в трусы. В браке с Джеффри я не распутничала. Ну, разве что один только раз, но это не считается, потому что случилось в гостиничном номере, а в гостиничных номерах действуют совершенно иные моральные законы. В любом случае я испытала ужасный приступ УУС.

Милн. Что такое УУС?

Рут. Утренние угрызения совести. Довольно бессмысленное занятие – глупо страдать от мысли о том, как дурно я поступила по отношению к Джеффри, если сам Джеффри пребывает в блаженном неведении о моем поступке. Вы согласны со мной?

Милн. Нет.

Рут. Нет. Ну что ж, начнем все сначала. Привет! Удачно съездили? (Пауза.) Не знаю, сегодня я чувствую себя несколько странно.

Рут начинает наигрывать пальцами по ручке кресла: мы слышим вдалеке звуки фортепьяно, которое играет «I've got you under my skin». После нескольких тактов голос Милна перебивает мелодию.

Милн. Странно?

Рут. Как-то не в своей тарелке. Я рассказываю вам это только потому, чтобы развлечь вас, – надеюсь, вы это понимаете? Отправиться спать, ощущая всего лишь легкую тревогу от вашего присутствия в доме. Проснуться, трепеща от связанного с этим риска. На самом деле это ужасно приятное чувство. Словно стоишь на краю трамплина, зная, что тебе не нужно будет прыгать. Приятное, но вместе с тем и глупое, потому что если ты не собираешься прыгать, то какого черта ты там делаешь? Короче говоря, я надела это платье, чтобы проститься с вами. Честное слово. Это платье для прощаний. «Что бы мне такое надеть для прощания с Джейком?» Только, ради бога, не испытывайте ни малейшей неловкости. Непосредственность – это ваш козырь в игре с людьми, которые привыкли заранее подготавливать эффектные ходы. Именно ваша непосредственность и привлекла меня, но все, что я могу предложить в ответ, выглядит как три в масть против флэш-рояла. Так можно играть против таких же игроков, как ты, но стоит напороться на простака – и тебе крышка. Так или иначе, пока я одевалась для того, чтобы в строгой и лаконичной манере попрощаться с вами, вы уже уехали. Джеффри думал, что я сплю, и не стал будить меня. Он проявляет удивительную тактичность в подобных ситуациях. Если бы мне удалось попрощаться с вами так, как я намеревалась, я бы успокоилась. Но вы уехали, и я словно сошла с ума. Я не находила себе места. Я не понимала, что творю. Я потеряла стыд. Я трогала ваши простыни, но они уже остыли. Подушка уже не пахла вами. Да скажите же вы хоть слово!

Милн. Вы тоже были великолепны. (Пауза.) Не надо упрощать. «Джеффри никогда об этом не узнает, к тому же я не его собственность, так что платить за содеянное не придется». Платить за содеянное приходится всегда.

Рут. Тогда возьмите и заплатите. Будьте сволочью. Ведите себя как подлец.

Милн. Вот так-то лучше.

Рут. Предайте своего благодетеля.

Милн. Просто замечательно.

Рут. Растлите меня.

Милн. При такой формулировке я бы мог и рискнуть.

Рут. Украдите меня.

Милн. Неплохая мысль.

Рут. Отлично. Погубите меня. Платить по счету буду я.

Милн. Это глупо.

Рут. Ничего не бойтесь.

Милн. А завтра утром…

Рут. Я уеду с вами, если попросите. А если не попросите, я останусь и буду терзать бугенвиллеи. В любом случае платить мне.

Они целуют друг друга в губы, но так, что это скорее выглядит дружеским поцелуем.

Милн. Уходите. Вы потом пожалеете.

Рут. Не пожалею. К чертям все.

Рут падает навзничь на софу.[2] Некоторое время зрители видят только ее ноги.

Милн. Да, Рут, вы – это нечто. Только вот не скажу что.

Милн поворачивается и исчезает в темноте. Вслед за этим исчезают ноги Рут, потом она (вернее, ее «двойник») снова появляется, уже с другой стороны софы, и смотрит вслед исчезнувшему Милну, расстегивает платье и скидывает его (под платьем ничего нет), затем берет платье одной рукой и, волоча его за собой, скрывается следом за Милном в темноте. Перед тем как она окончательно исчезает, на сцену из-за кулисы неспешной походкой выходит Карсон. Он закуривает сигарету и задумчиво наблюдает за удаляющейся Рут. Через некоторое время у него за спиной раздается голос Рут.

Рут. Сигаретой угостишь? (Рут лежит на софе за спиной у Карсона. Он поворачивается и протягивает сигарету. Рука Рут показывается и берет ее.) Спасибо.

Карсон протягивает зажигалку, и мы видим голову Рут, которая приподнимается, чтобы прикурить. Прикурив, Рут встает с софы.

Карсон. Могла бы и не вставать.

Рут. Не могу лежать.

Карсон. Он еще может долго не приехать.

Рут. Ничего. Сколько времени?

Карсон (глядя на часы). Уже суббота. Около часу ночи. Это ты для него так вырядилась?

Рут. Ну, он все же президент.

Слышится лай собаки. Карсон подходит к выключателю и включает верхний свет. Шум подъезжающего автомобиля. Карсон выходит из гостиной, Рут садится в кресло и гасит сигарету. Автомобиль останавливается перед домом. За сценой слышен голос Карсона.

Карсон (за сценой). О, боже!

Вагнер (тоже за сценой, но на большем удалении, чем Карсон). Привет!

Карсон (за сценой). Вы немного не вовремя, старина…

Вагнер (за сценой). Проезжал мимо, увидел, что горит свет…

Карсон (входя). Мы с Рут как раз собирались ложиться спать.

Вагнер входит следом за Карсоном.

Вагнер. Добрый вечер! Я привез с собой выпить. (Он демонстрирует початую бутылку виски «Катти Сарк».) Подарок от фирмы. Извиняюсь, что начал, не дождавшись вас. (Располагается поудобнее и ставит бутылку на стол?) Проезжал мимо, увидел свет…

Рут. Когда вы проезжали мимо, свет еще не горел.

Карсон. Дик, умоляю, как-нибудь в другой раз.

Вагнер. Жестокие люди, я-то проделал весь этот путь, чтобы угостить их.

Карсон. Вы же сказали, что просто проезжали мимо.

Вагнер. Чтобы посмотреть, спите вы или нет.

Карсон. А мы как раз укладывались спать, не правда ли, дорогая? Может быть, лучше заехать завтра – господи, то есть уже сегодня, – чтобы пропустить вечерком по стаканчику?

Рут. Кончай, Джеффри. Похоже, он обо всем знает. (К Вагнеру.) Я угадала, вы знаете?

Вагнер. Разумеется.

Карсон. Знает о чем?

Рут. Он знает, что мы ожидаем в гости Магибу.

Карсон (сердито). Рут!

Вагнер. Магиба – так вот в чем дело!

Карсон. Это частный визит. Он любит ужинать поздно.

Вагнер. Неужели?

Карсон. Короче говоря, вы знали?

Вагнер. Конечно. Полковник Шимбу тоже ожидается к ужину?

Карсон. Нет, он не приедет.

Рут (одновременно с ним). Утром. Он не приедет утром.

Карсон. Это чудовищно!

Вагнер. Я буду молчать, как мышка.

Карсон. Магиба придет в бешенство. Если он вас не арестует, считайте, что вам крупно повезло.

Вагнер. Я гость вашего дома.

Карсон. Нет, это неправда.

Рут. Да оставь ты его в покое. Пусть прячется под софой. (К Вагнеру.) Вам там понравится, там почти л так же уютно, как под кроватью. Могу поспорить, что под кроватью у вас выходит лучше, чем на ней.

Карсон. Перестань немедленно!

Вагнер. Тогда замолвите за меня словечко. Пролоббируйте меня, а я пролоббирую вас.

Карсон. Что значит «пролоббируйте»? Магиба – президент Камбаве, а не какой-нибудь там пиарщик с Даунинг-стрит. Здесь журналистов вешают за пальцы ног, если они ошибаются, перечисляя президентские ордена.

Вагнер. Славный парень, однако, ваш здешний босс.

Карсон. Он мне не босс, он – президент, и этим все сказано. Не я его выбирал. Я всего лишь скромный горный инженер.

Вагнер. На рудниках Его Превосходительства.

Карсон. Я работал на этих рудниках, когда Его Превосходительства еще и в помине не было. Я с большим правом могу называть их своими, чем он.

Рут, Насколько я понимаю, сейчас право называть их своими имеет Шимбу.

Вагнер. Верное замечание. Итак, прибудет ли Шимбу на встречу?

Карсон. Я полагаю, что, скорее всего, не прибудет. Разве что у него на каждый туз Магибы есть по два джокера.

Вагнер. Значит, здесь дела делаются точно так же, как и на Даунинг-стрит.

Карсон. Но откуда вы все узнали?

Вагнер. Про Шимбу я просто догадался. А сведения насчет Магибы я получил из надежных источников.

Карсон. Могу поспорить – это тот самый канадский горлопан.

Вагнер. Какой еще канадский горлопан?

Карсон. Вы знаете про делегацию ООН?

Вагнер. Кое-что слышал, Ваше Медное Сиятельство.

Карсон. В воскресенье в Камба-Сити прибыли наблюдатели ООН.

Вагнер. Так, значит, Шимбу написал письмо в ООН, а не Магибе?

Карсон. Я поделюсь с вами информацией, если вы пообещаете уехать.

Вагнер. Звучит заманчиво.

Карсон. Магиба хочет вернуть свои рудники. В прошлом году они дали шестьдесят процентов добычи меди в стране – вы, возможно, читали про это в «Камбаве ситизен». Шимбу от рудников нет никакой пользы, потому что железнодорожная ветка идет не в его сторону. Достаточно бросить взгляд на карту, чтобы понять это. Поэтому Шимбу готов обменять рудники на признание независимости Илонго. Очень выгодная сделка: я украл твою одежду, а теперь возвращаю твои брюки в обмен на то, что ты признаешь мое право владеть твоей рубашкой. Переговоры он хочет вести через наблюдателей ООН. В знак доброй воли он объявил одностороннее прекращение огня – до первого выстрела со стороны противника.

Вагнер. Похоже, у него искренние намерения.

Карсон. Похоже, ему еще не подвезли все боеприпасы. Так или иначе, Магиба клюнул на это предложение. Он согласился прибыть вместе с канадскими наблюдателями рано утром в этот дом для переговоров. Встреча на нейтральной территории, так сказать.

Вагнер. Покажите мне живых канадцев, и тогда я во все это поверю.

Карсон. И я того же мнения. Все кругом лгут.

Вагнер. А что вы думаете по этому поводу?

Кар сон. Я думаю, что Шимбу хочет захватить всю власть в стране и просто тянет время в ожидании подкреплений и вооружения. Я также думаю, что Магиба скорее похоронит Шимбу в рудниках, чем согласится на его требования, так что к полудню он начнет бомбардировки и пустит в дело танковые части, в течение недели потеряет половину своей армии, а затем обратится за помощью к Западу, заявив, что в дела его страны вмешались Советы. Американцы и англичане заявят протест, и, пока они будут протестовать, русские сотрут в порошок армию Магибы, и тогда Камбаве станет примерно таким же независимым, как Советская Литва, а американцы и англичане будут продолжать заявлять протест за протестом.

Вагнер. Понятно. Я добьюсь того, чтобы все это было напечатано в «Мире по воскресеньям».

Карсон. Чего вы добьетесь?

Вагнер. Я сказал, что добьюсь от «Мира по воскресеньям»…

Карсон заглушает его реплику раскатистым смехом.

Карсон. Восхитительно! Блеск! «Мир по воскресеньям» сделает заявление, и мы спасены! Премьер-министр прикажет руководству МИДа… (Карсон показывает жестами, как он крутит ручку допотопного телефона, поднося трубку к уху.) Послушайте, что там вытворяют у вас в Африке эти русские иваны? Королева крайне недовольна, Альберт ужасно расстроен.

Вагнер. Ну ладно, ладно…

Рут. Бедняжка Дик!

Карсон. Ладно… пишите что хотите.

Вагнер. Спасибо, Джефф!

Карсон. Вы обещали уехать.

Вагнер. Я солгал.

Карсон. Я начинаю сомневаться, можно ли вам вообще доверять.

Вагнер. Мне очень жаль, но никто здесь не видел Магибу с тех пор, как началась вся эта история. Не говоря уже о том, чтобы слышать, что он думает по этому поводу. А тут еще эта сделка с Шимбу. Это слишком большая сенсация, чтобы я мог упустить ее, и, признаюсь вам честно, я пойду на все что угодно, лишь бы заполучить ее первым. В воскресенье «Мир» опубликует мой материал, и все эти эксперты по африканским делам, все эти умники и болтуны лишатся аппетита на целую неделю.

Карсон. Вы еще увидите, он может и не приехать. Он редко сдерживает свои обещания.

Но вдали уже слышен шум мотора.

Вагнер. Я не зря следил за концессией. Президент приземлился пятнадцать минут назад. В сопровождении двух десантных вертолетов. Не думаю, что они полны канадскими юристами.

Шум мотора приближается.

Карсон. Так вы уйдете?

Вагнер. Нет.

Карсон. Запомните: Магиба опаснее всего, когда начинает смеяться. (Карсон удаляется встречать машину?)

Рут. Вы дрожите.

Вагнер. Это потому, что я боюсь.

Рут. Вы мне начинаете слегка нравиться. Наконец я вижу вас насквозь. На самом-то деле вы такой же, как Джейк Моя газета – это я. Будь вы оба чуть-чуть посмекалистей, могли бы сойти за Бэтмена и Робина.

Вагнер. Как мне обращаться к президенту?

Рут. Ему нравится, когда его называют «пареньком».

Вагнер. Боже мой! Не оставляйте меня одного!

Входит Магиба, сопровождаемый Карсоном. На нем военная форма, простая рубашка без воротничка, все это хорошо отутюжено, на груди – орденские ленты. В руке – короткий стек с металлическим набалдашником.

Рут. Добрый вечер, ваше превосходительство… как любезно с вашей стороны посетить нас.

Магиба. Миссис Карсон… это большая честь для меня… очаровательный дом и очаровательная хозяйка. Простите меня за поздний визит.

Рут. Ну что вы, к нам можно в любое время… мы – пташки ночные.

Магиба. Как любезно с вашей стороны… Я тоже почти не сплю по ночам.

Рут (весело). Разумеется. Ведь нет покоя голове в венце…[3]

«Рут» (громко). Дура!

Рут. Я хотела сказать, что все эти государственные заботы, море дел…

«Рут». Ты заткнешься, глупая баба, или нет?

Рут. Позвольте представить вам мистера Вагнера.

Магиба. Мистера Вагнера?

Вагнер. Сэр… то есть ваше превосходительство… то есть…

«Рут». Да расслабься ты, Вагнер!

Магиба. Вы приехали посетить Камбаве?

Вагнер. Так точно, сэр!

Карсон. Что вам подать, сэр?

Магиба. С какой целью?

Вагнер. Сэр, ваша… ваша решимость противостоять натиску русского империализма в Африке снискала восхищении британской публики, сэр…

«Рут». Боже святый!

Вагнер. И я польщен возможностью…

Магиба останавливает его жестом.

Магиба (с торжеством в голосе). Ах вот что! (К Карсону.) Так ваш гость – журналист?

Карсон. Я ужасно сожалею, сэр… Мистер Вагнер случайно заехал к нам буквально за минуту до вас… Он уже собирался уезжать…

Рут. В Лондон.

Магиба. Как я ему завидую! У меня сохранились чудесные воспоминания о Лондоне. Студенческие годы, сами понимаете. Я изучал теоретическую экономику. Это существенно осложнило мне дальнейшую жизнь. (К Рут.) Как там поживает Лондон, миссис Карсон?

Рут. О, так вы знаете, что я летала в Лондон?

Магиба. Мой кузен сообщает мне обо всех интересных и достойных внимания путешественниках.

Рут. Ваш кузен работает в аэропорту?

Магиба. Нет, он посол в Лондоне.

«Рут». Не пора ли тебе баиньки, Грейс?

Магиба. Но начальник аэропорта – еще один мой кузен.

Рут. Понятно.

Магиба. Видите, я знаю все. Нравится ли в Лондоне юному Александру?

Рут. О! Он пользуется огромным успехом, все относятся к нему с уважением…

Карсон (поспешно). Дело в том, что сейчас он в гостях у друга в Камба-Сити, у своего школьного друга.

Рут. Ах, вы имеете в виду юного Алли…

Магиба. Видите ли, миссис Карсон, я стараюсь быть отцом всем гражданам Камбаве. В вашем случае, разумеется, приемным отцом.

Рут. Конечно, конечно!

«Рут». Опять не то брякнула!

Магиба. Таков доставшийся нам от колониализма груз расовых и культурных предрассудков.

Рут. Да, да, разумеется!

«Рут» (громко). Джеффри!

Вагнер решается произнести заранее приготовленную речь. Он пытается придать ей торжественность, но добивается только выспренности.

Вагнер. Ваше превосходительство! Сэр, надеюсь, что вы позволите мне перебить вас, но британский народ следит с напряженным интересом и сочувствием за тем отважным вызовом, который вы бросили коммунистической угрозе в Африке, и, если вы, сэр, хотели бы обратиться к британскому народу с каким-нибудь кратким заявлением, «Мир по воскресеньям» охотно предоставил бы вам свои страницы, чтобы опубликовать его.

Пауза. Магиба наконец решает сесть в кресло. Устроившись удобнее, он поднимает взгляд и смотрит на Вагнера с извиняющимся видом.

Магиба. Простите, мистер Вагнер, вы это мне сказали?

Вагнер (собравшись с духом). Так точно, сэр. Я сказал, ваше превосходительство, что британский народ следит с напряженным интересом и восхищением за вашим… гм… отважным вызовом, который вы бросили коммунистической угрозе в Африке… сэр…

Магиба. Я вас слушаю.

Вагнер. Так вот, сэр, если вы хотите обратиться к британскому народу – и, разумеется, к народам всего мира с каким-нибудь кратким заявлением, моя газета с радостью предоставит вам свои страницы, чтобы опубликовать его.

Магиба (после паузы). «Мир по воскресеньям».

Вагнер кивает.

«Рут». Тебе крышка, Вагнер.

Карсон. Дик, по-моему, тебе пора ехать домой.

Магиба. Скажите, Джеффри, мистер Вагнер – ваш друг?

Карсон. Нет.

Рут (одновременно с ним). Да, мы знакомы. Встречались в Лондоне. Очень милый человек. (К Вагнеру) Я провожу вас до дверей.

Магиба. О нет, ради бога! Неужели вы торопитесь, мистер Вагнер?

Вагнер. Ничуть.

Магиба. Тогда останьтесь. Вы меня очень заинтересовали. Я хотел бы с вами побеседовать. Садитесь.

Вагнер. Спасибо, сэр.

Карсон. Ваше превосходительство…

Магиба. Да, да, извините, совсем забыл: чуть-чуть виски с водой.

Карсон. С удовольствием. Может быть, вам выдержанный виски?

Магиба. Но его же не пьют с водой.

Карсон. Разумеется, нет.

Магиба. Тогда лучше простой виски пополам с водой, безо льда.

Карсон. Виски с водой, безо льда.

Вагнер. А мне можно и без воды. (Вагнер уже преобразился – он снова доволен собой и самоуверен?) И лучше выдержанный, если у вас есть.

Карсон наливает всем виски из принесенной Вагнером бутылки «Катти Сарк».

Карсон (к Рут). Тебе что, дорогая?

Рут. Ничего.

Карсон. Рут распорядилась, чтобы в столовой накрыли легкий ужин, если вы вдруг пожелаете перекусить, сэр.

«Рут». По-моему, президент уже нашел кем поужинать.

Магиба. Итак, мистер… Вагнер.

Вагнер. Мистер… президент. Сэр.

Магиба. Не вас ли следует поздравить с опубликованным на страницах «Мира по воскресеньям» блестящим интервью с полковником Шимбу?

Вагнер. Нет, это не я, сэр. Честно говоря, это даже не наш репортер – так, один внештатник, который по чистой случайности попался в лапы Шимбу. Разумеется, когда он послал свой материал в газету, они не могли не использовать его. Как это говорится? «Любые новости лучше их отсутствия».

Магиба. А еще говорится: «Пресса живет разоблачениями».

Вагнер. Ах, вы и это знаете!

Магиба. Высказывание Делани из «Таймс». Мы все это изучали в Лондонской школе экономики. Политическая история средств массовой информации или что-то в этом роде. (Берет стакан с виски из рук Карсона.) Спасибо. А вот еще одно высказывание – принадлежит С.-П.Скотту из «Манчестер гардиан». Он сказал: «Факты священны, но каждый вправе их комментировать».

Вагнер. Да, а вот продолжение этой цитаты: «Но платят за факты, а не за комментарии».

Магиба. Тоже Скотт?

Вагнер. Нет, Вагнер. (Поднимает стакан с виски.) Ваше здоровье!

Магиба. Кстати, что вы думаете по поводу этого интервью?

Вагнер. Ну… (Подыскивает безопасный ответ) Эти парни, они даже разговаривают как марионетки, не правда ли? Полагаю, что, хотя бы по этой причине, следовало дать им высказаться. Разумеется, сэр, если вы считаете, что необходимо дать какой-то ответ на это интервью – или опровержение, – вряд ли стоит говорить, что я… а вернее, «Мир по воскресеньям» сочтет своим долгом…

Магиба. И вы мне дадите равную площадь в газете?

Вагнер. Вне всяких сомнений!

Магиба. Это честно. Не правда ли, Джеффри? Мистер Вагнер сказал, что они дадут мне равную площадь.

Вагнер. Позвольте добавить к этому, что некоторые площади в газете более равны, чем другие. Я могу почти наверняка гарантировать вам, сэр, что интервью с вами на этом переломном этапе войны станет главным событием дня и что его, несомненно, станут цитировать все мировые средства массовой информации.

Магиба. О какой войне вы говорите, мистер Вагнер?

Вагнер. Простите?

Магиба. Камбаве не воюет ни с кем. У нас просто возникло некоторое недопонимание. С вами в том числе.

Вагнер. Недопонимание? Да, да… ясно. Вы не против, сэр, если я буду кое-что записывать?

Магиба машет рукой в знак согласия, и Вагнер достает из кармана блокнот.

Магиба. Если это и война, то не я ее затеял. Я человек мирный… (Он делает паузу, чтобы Вагнер успел записать, и продолжает) человек мирный. Когда кто-то нападает на меня без повода и предупреждения, я приглашаю напавшего на завтрак. Разве не так, Джеффри?

Карсон. Я уже пытался объяснить мистеру Вагнеру, что это частный визит.

Магиба. И были правы. Я собираюсь позавтракать в компании Шимбу. По крайней мере, я послал ему приглашение. Большего я сделать просто не мог, а поэтому я вовсе не против, чтобы вы, мистер Вагнер, при этом присутствовали, дабы засвидетельствовать мои добрые намерения.

Вагнер. И как по-вашему, Шимбу приедет?

Магиба. Если он все еще сам себе хозяин, то почему бы и нет? Возможно, он приедет под покровом тьмы и предпочтет есть еду, привезенную с собой, но, думаю, он все-таки приедет. Это в его же интересах – позавтракать в компании миролюбивого и общительного собеседника. Шимбу – человек действия, но меня больше занимают причины, которые заставили его действовать. Вам, должно быть, известно, что границы нашей страны были прочерчены еще когда она была колонией. Люди Илонго говорят на другом языке, у них своя древняя культура, и они отличаются от нас даже внешне. Все это, правда, не означает, что Илонго способно существовать как самостоятельное государство. Если уж откровенно, то в этом случае оно немедленно станет сателлитом своих так называемых «освободителей», и, как мне кажется, Шимбу вполне в состоянии понять, что Илонго будет иметь гораздо больше независимости в качестве автономной территории в составе Камбаве.

Вагнер. Вы хотите предложить ему сделку, сэр?

Магиба. Я разрешу ему провести референдум. Разумеется, при условии, что он немедленно прекратит свои агрессивные действия.

Вагнер. Возвратит рудники в Малаквангази?

Магиба. Полагаю, на меньшее Джеффри просто не согласится.

Каре он. Он и так явился туда без приглашения.

Магиба. Да еще и в компании нежелательных иностранцев. В настоящее время на земле Камбаве незаконно находятся русские, кубинцы, граждане Йемена и Ливии. Мне сказали, что с ним есть даже несколько чешских и восточногерманских специалистов. Американский посол попросил у меня разрешения на приезд наблюдателей от Объединенных Наций. Я ответил ему, что добрая половина этих наций и так уже приехала – по приглашению Шимбу.

Вагнер. А в Камба-Сити? Прибыли туда наблюдатели ООН?

Магиба. Пока нет.

Вагнер. Ясно. А что, если Шимбу не сядет за стол переговоров и не выведет войска?

Магиба. Вот тогда, мистер Вагнер, вы сможете писать о том, что идет война.

Вагнер. Через сколько часов я смогу написать это?

Магиба. Часов десять вас устроит?

Вагнер ухмыляется и протягивает Карсону пустой стакан.

Вагнер (к Карсону). Можно еще? (К Магибе.) Располагаете ли вы всем необходимым для того, чтобы выиграть войну?

Магиба. Если война будет короткой – то да.

Вагнер. А если нет? Будете ли вы обращаться за помощью к нам или к американцам?

Магиба. Я еще не совсем сошел с ума. Ваша трусость и коварство прогремели по всей Африке от Анголы до Эритреи.

Карсон. Разве что вы нас пролоббируете, Дик.

Магиба. Нет, спасибо, не надо. Знаем мы это ваше лобби. Мне уже предлагали прислать в Камба-Сити журналиста, который будет лоббировать наши интересы. Я ответил им, что он может спокойно заниматься этим и из Лондона. Я в курсе, что британская пресса боготворит систему лобби. Ведь система позволяет журналистам и политикам кичиться традиционными свободами и сообщать при этом читателю ровно столько правды, сколько им кажется необходимым. Когда вы предоставили нам независимость – именно так правила гостеприимства велят нам именовать вооруженную победу Национального фронта, – единственная газета в Камбаве находилась в собственности одного английского джентльмена. Разве я не прав, Джеффри?

Карсон. Не совсем, сэр…

Магиба. Ах да, он, конечно, не был джентльменом – это был просто богатый титулованный англичанишка. Только представьте себе: мы – молодая независимая страна, но единственная наша англоязычная газета – по-прежнему часть Британской империи. Даже хуже, семейной империи – пиратского флота с желтыми парусами. Неплохо сказано, мистер Вагнер?

Вагнер. Вы хотели сказать – с черными парусами?

«Рут». Дурак. Он хотел сказать – под парусами ваших желтых листков.

Магиба. Я имел в виду газетную бумагу…

Вагнер. Ах да, очень неплохо сказано!

Магиба. Разумеется, многие отрасли нашей промышленности находятся под контролем заморского капитала. У нас много – подчеркиваю, много – зарубежных партнеров. Чтобы не ходить далеко за примером, возьмем хотя бы «Горнодобывающую корпорацию Камбаве». Отсюда легко сделать вывод, мистер Вагнер, что к английским джентльменам, как таковым, мы не питаем никаких предрассудков. Но газета… газета – это не совсем то же, что рудник, банк или авиационная компания: газета – это глас народный, а наша газета была гласом английского миллионера.

Вагнер. Кого именно?

Карсон. Вашего хозяина, Дик.

Вагнер. Вот как… но я же тогда еще не работал в «Мире по воскресеньям»!

Магиба. А я лично к вам никаких претензий и не предъявляю, мистер Вагнер.

Вагнер. Знали бы вы, что я сам о нем думаю.

Магиба. Разумеется, я даю себе отчет в том, что вы всего лишь один из матросов на флагманском корабле.

Вагнер. Сэр, с тех пор, когда мы были рабами на галере, минуло уже немало времени. Нортклифф мог уволить репортера, если тот носил не ту модель шляпы. Буквально так. Существовало такое понятие, как шляпа в стиле «Дейли мейл», и он требовал, чтобы все репортеры носили именно такие. Пока его интересы не переключились с газеты на что-то другое. На авиацию или на хлебопечение, я уж не упомню… Но эти времена прошли безвозвратно.

Магиба. Разумеется, мистер Вагнер. Сейчас от вас требуют носить правильную шляпу исключительно в метафорическом смысле.

Вагнер. При всем уважении к вам, сэр, посмею заявить, что вы недооцениваете власть организованного труда. Влияние нашего профессионального союза. Признаю, что даже в те времена, когда начинал работать я, владелец газеты мог уволить репортера за неправильную шляпу. Но теперь все обстоит совершенно иначе.

Рут. Теперь за шляпу его увольняет профсоюз.

Вагнер. Я вижу, вы многому научились у этого щенка Милна.

Рут. Щенка Милна? (Не скрывая больше своего гнева?) Ну, теперь-то, когда его нет рядом, вы можете позволить себе говорить о нем в снисходительном тоне!

Кар сон. Похоже, мы уклонились в сторону от той темы, которую затронул его превосходительство.

Маги б а. А может, и не уклонились. Вы говорите ужасно интересные вещи, мистер Вагнер.

Вагнер. У нас есть общий друг, который утверждает, что журналист свободнее, когда владелец газеты надежнее охраняет права журналиста, чем его собратья по профессии.

Рут. А разве это не так, идиот? Даже Нортклифф мог уволить человека только из собственной газеты, да и то сейчас бы ему пришлось отвечать перед трудовыми организациями, которые могут заставить даже банки выплачивать возмещение убытков уволенному кассиру-растратчику. К тому же Нортклиффу приходилось подумать дважды перед тем, как уволить талантливого репортера, потому что на следующий день уволенного взяла бы на работу конкурирующая газета. Но если репортеру не повезет в наши дни и он станет жертвой травли, организованной коллегами по цеху, то он пропал: ни одна газета в стране не возьмет его на работу, поскольку профсоюзы не отвечают ни перед кем за свои действия.

Вагнер. Они отвечают перед демократически избранными органами правления, представляющими интересы рядовых членов.

Рут. Вагнер, неужели вы законченный тупица?

Карсон. Рут…

Рут. Если воплотить в жизнь вашу утопию, то в мире будущего интересы рядовых карманников будут представлять демократически избранные органы, состоящие из медвежатников.

Магиба (наслаждаясь возникшей ситуацией). Ну и что вы на это скажете, мистер Вагнер?

Вагнер. Что я могу сказать? До наступления демократии уже существовала ситуация, когда те, кто имел деньги, отвечали только перед теми, кто имел власть. В этом вопросе я, позвольте заметить, придерживаюсь того же мнения, что и господин президент: газета – это, конечно, прежде всего бизнес, но такой бизнес, который имеет слишком большое значение, чтобы быть чьей-то нераздельной собственностью. И я говорю не столько о моем праве на работу, сколько о моем праве сообщать в газете факты, которые могут быть неугодны, скажем, какому-нибудь английскому миллионеру.

Магиба. А вы что думаете, миссис Карсон?

Рут. Я думаю, что стоит пропустить еще по стаканчику.

Карсон берет стакан Рут и направляется к столику, чтобы наполнить его.

Когда я трезвая, я плохо владею собой.

Карсон. Это все из-за того, что в доме много журналистов… Я никогда не думал, Рут, что тебя так волнуют проблемы прессы… Я считал, что ты просто ненавидишь все газеты скопом.

Рут. Я ненавижу не газеты, а ханжество журналистов. Факты, которые неугодны английскому миллионеру! В стране тысячи газет, которые проповедуют любые взгляды, какие только существуют, от маоизма до фашизма, и даже ребенок в возрасте Алли сообразит, что ни у одного миллионера не найдется денег, чтобы купить их все. Но то, что не по силам миллионерам, по силам вагнерам, которые решают за публику, с какой масти играть.

Вагнер. Я говорю о национальных газетах. Абсурдно уравнивать свободу больших кораблей со свободой атакующей их исподтишка лодчонки туземного памфлетиста.

Рут. Вы путаете свободу с возможностями. «Газета сторонников теории плоской Земли» имеет полную свободу продаваться миллионными тиражами. Ей не хватает всего лишь соответствующего количества читателей, которые верят в то, что Земля – плоская, и готовы за свои убеждения поплатиться четырьмя пенсами. Свобода беспристрастна. Ее наличие предполагает в том числе и право любого миллионера завести свою национальную газету, если он того пожелает. Положение дел, при котором только один одобренный правительством, поставленный под надзор и управляемый коллективно далеко-не-миллионер вправе издавать газету, мы можем наблюдать, в частности, в СССР

Maгиба. Или, например, в Камбаве.

«Рут» (кричит). Джеффри!

Карсон. Извините, сэр, я уверен, что Рут не имела в виду…

Maгиба (примирительным тоном). Да что вы, вовсе нет!

Рут. Нет, разумеется нет, я только хотела сказать, что «Дейли ситизен» не находится под контролем государства…

Магиба. Пожалуйста, не стесняйтесь. Мне нравится, когда спор ведется открыто и честно. Это роскошь, которую человек в моем положении редко может себе позволить. И я допускаю, что с высшей точки зрения «Дейли ситизен» должна быть доступна для критики. Но вы должны помнить, что это единственная англоязычная газета в нашей стране. Наша нация еще не настолько богата, чтобы позволить себе содержать несколько соревнующихся между собой газет, позволяющих получить сбалансированное мнение о политической ситуации.

Карсон. Совершенно верно!

Maгиба. Во времена своей независимости «Дейли ситизен», несомненно, была свободна. Она была свободна выбирать, какие новости следует печатать, о чем писать и о чем не писать, а также предоставлять все больше и больше газетной площади фотографиям девушек, на которых было все меньше и меньше одежды. Вы можете улыбаться, но разве свобода печати не означает и свободы вкуса?

Карсон. Конечно означает.

Магиба. А что думает миссис Карсон?

Рут. Разве нет никакой альтернативы?

Магиба. Вот в чем вопрос. Несложно закрыть газету: я бы так и сделал, если бы помещение редакции не сгорело во время военного положения, введенного вслед за предоставлением независимости. Что оставалось сделать в таком случае? Английский миллионер расправил свои щупальца и украл страховую премию, которая на тот момент уже не принадлежала ему, поскольку я национализировал газету незадолго до того, как пожар погасили. Тем не менее руки у меня были развязаны. Я никогда не считал, что газета должна быть частью государственного аппарата – в конце концов, у нас здесь не тоталитарное общество. Но я не мог позволить себе и терпеть в таком важном деле капризы частного предпринимателя. Передо мной стояла важная и ответственная задача: восстановить доверие к Камбаве в мире. Я мог вынести на страницах газеты голых женщин, но не голый скептицизм, язвительность, насмешки и публичную демонстрацию чужого грязного белья, что, по мнению издателей у вас в Англии, и является сущностью свободы. Что же тогда? Демократически избранный совет журналистов? Это всего лишь декорация, за которой прячется все тот же издатель. Нет и еще раз нет. И тут я вспомнил отличную формулу, которую мне преподали, когда я еще учился в Лондонской школе экономики. Свобода, сопряженная с ответственностью. За эту формулу я и ухватился. И из пепла на средства, собранные народом, воскресла новая «Дейли ситизен», ответственная перед народом и родственная правительству. (Наклоняясь к Вагнеру?) Вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю «родственный правительству», мистер Вагнер?

Вагнер. Честно говоря, сэр, не вполне.

Магиба. Это означает, что редактором стал один из моих родственников. (Разражается громким хохотом)

Вагнер неуверенно подхватывает. Рут нервно улыбается. Карсон перепуган. Магиба со всего размаху опускает металлический набалдашник стека на голову Вагнеру.

Магиба (кричит). И поэтому на ее страницах никто не поучает наглых негров, как им себя вести! Никто не позволяет изменникам и предателям пакостить прямо на первой полосе! Никто не подлизывается к преступникам и закоренелым лжецам! «Да, уважаемый полковник Шимбу, мы вас прекрасно понимаем, расскажите-ка нам побольше о том, как эксплуатировали и угнетали ваш народ. Конечно, конечно, у нас здесь свобода слова, полковник, расскажите нам о прекрасном будущем, которое вы обещаете этой куче дерьма, именуемой страной. Только говорите быстрее, а то, не ровен час, кто-нибудь приставит вам ствол автомата к затылку и нажмет на спусковой крючок. Ведь когда у вас мозги потекут из ноздрей, интервью взять у вас будет уже проблематично, господин полковник!» (Встает и делает шаг в сторону)

У Вагнера по лицу течет тонкая струйка крови.

(Уже спокойно) Я предоставлю ему равную площадь: шесть футов в длину и шесть – в глубину. Ровно столько же, сколько любому предателю и коммунистическому шакалу.

Входит Гатри. Он в ужасном виде. Обводит глазами комнату и, не обращая внимания на присутствующих, направляется прямо через сцену к Вагнеру. Его реплика обращена к нему одному.

Гатри. Дик, Джейкоба убили.

Карсон (в ответ на вопросительный взгляд Магибы). Это мистер Гатри, ваше превосходительство, он тоже из Лондона…

Гатри замечает Магибу и подходит к нему вплотную.

Гатри. Так это вы президент этой говенной страны?

Вагнер. Джордж…

Гатри. Это вы командуете этим сборищем пьяных головорезов, именующих себя армией?

Вагнер и Карсон подходят к Гатри. Вагнер начинает оттаскивать Гатри в сторону.

И это вы, мать вашу так, называете прекращением огня! Надеюсь, что они все перестреляют друг друга как уток, мать вашу так!

Рут. Где Джейкоб?

Гатри. В джипе.

Рут. В джипе? Что он там делает?

Гатри. Он уже ничего не делает.

Рут кидается к дверям.

(Едко ей вслед?) Только не вздумайте его переворачивать, а то он развалится на две половины.

Рут испускает стон и падает в обморок.

Вагнер. Боже мой!

Карсон. Какой ужас! Что случилось?

Гатри. Мы так и не доехали до Шимбу.

Магиба. Это ваш гонец, Джеффри?

Карсон. Да. (К Гатри) Письмо с вами?

Гатри. Письмо было у Джейка. Наверное, так и лежит в его чемоданчике.

Карсон выходит из гостиной.

Карсон (к Вагнеру). У вас голова в крови.

Магиба. Ну что ж, миссис Карсон, я вынужден пожелать всем спокойной ночи. Спасибо вам за оказанный любезный прием. (К Вагнеру?) Я буду помнить все, что вы сказали, мистер Вагнер.

Вагнер. Что… вы имеете в виду, сэр?

Магиба. Ну как же, то, что британский народ следит с восхищением за отважным вызовом, который я бросил коммунистической угрозе в Африке.

Вагнер. Ах да, конечно.

Магиба. Мне доставила огромное наслаждение наша беседа. Приношу извинение за то, что так обошелся с вашей шляпой. (Уходит?)

Гатри. Он ударил тебя? Ему что, твоя шляпа не понравилась?

Вагнер. Именно. Что случилось с Джейкобом?

Гатри. Мы подъезжали к окраинам Малаквангази. Уже начинало темнеть. Дорога заняла у нас в два раза больше времени, чем говорил Джеффри. Пропуск от Магибы нам помог, но все равно у каждого поста нас надолго задерживали. Все боялись, что им уши отрубят то ли за то, что они нас пропустили, то ли за то, что не пропустили. То же самое на обратном пути. Солдаты за каждым деревом. Короче говоря, все наводит на мысли о мирной инициативе.

Вагнер. Чувствуется, он приготовил Шимбу то еще угощение.

Гатри. Не забывай, что мы на стороне хороших парней. И аккредитацию мы получили от них.

Рут. Скажите наконец, что же случилось!

Слышен шум отъезжающего автомобиля Магибы. В гостиную входит Карсон.

Гатри. Мы уже почти пересекли линию фронта и видели впереди за нейтральной полосой Малаквангази. Мы включили фары, действовали мирно, к антенне привязали белый носовой платок, но было уже так темно, что они, скорее всего, его просто не заметили. Когда мы проехали несколько сотен ярдов, со стороны повстанцев запустили осветительную ракету. Это было даже ничего, но тут у кого-то в окопах за нашей спиной сдали нервы, и он выпустил несколько очередей. Сами знаете, какая у них тут дисциплина – как напьются, прямо в городе из автоматов палят. Тут сдали нервы у кого-то еще, началась перестрелка, вспыхнула еще одна ракета, а на всем поле боя, кроме нас, – ни одного движущегося объекта. В такой ситуации можно сделать только одно, и водитель это попытался сделать. Он остановил джип и побежал, я тоже побежал, крикнув Джейку, чтобы тот бежал за нами. Ярдов через пятьдесят я повернулся назад и увидел, что Джейк забрался на место водителя и пытается развернуть джип. Он его таки развернул, но тут в него попали. Его просто отшвырнуло на заднее сиденье. Не уследил я за ним, да и сам он виноват – мальчишка все время лез на рожон. До поры до времени ему просто везло.

Вагнер. Ты вернулся в джип?

Гатри. Я не знал, жив Джейк или нет. Двигатель был в порядке, только ветровое стекло разбито. Я погасил фары и отвел джип обратно к линии окопов. Но Джейк все равно уже был мертв. Ему разнесло голову и грудную клетку. Крупнокалиберный пулемет, скорее всего. Случайность. Они палили, толком не целясь. Он даже и понять не успел, что с ним случилось.

Карсон. Где Фрэнсис?

Гатри. Убежал к Шимбу.

Карсон. Почему?

Гатри. Не знаю. Может быть, он что-то знал.

Карсон. Боже мой, вы чертовски рисковали, поехав туда в темноте.

Гатри. Мы опаздывали на шесть часов.

Карсон. До Шимбу все равно было еще далеко.

Гатри. При чем тут Шимбу? «Мир по воскресеньям» – воскресная газета. Опоздание на час равно опозданию на неделю. И твой репортаж тогда – такой же труп, как… я не хотел это сказать… (К Вагнеру.) Джейк тоже торопился, Дик. Не я один.

Вагнер кивает, Гатри кладет руку Рут на плечо.

Карсон. Я должен лететь вместе с Магибой в Ка-Си. Не волнуйтесь, ничего особенного: он хочет поговорить со мной о рудниках, узнать, что там можно бомбить, а что – нет. (К Вагнеру.) Я лечу на вертолете. Вас двоих я выброшу в аэропорту, а дальше делайте что хотите. Я советую вам сесть на первый же самолет и свалить из страны прежде, чем у Магибы дойдут до вас руки. Сейчас ему не до вас.

Вагнер. Можно передать от вас репортаж?

Карсон. Я и так уже из-за вас головой рискую. У вас полно времени, чтобы отправить репортаж после того, как вы пересечете границу.

Вагнер. Нет, это рискованно, самолет может опоздать. Дайте мне подумать.

Гатри. Мы можем отправить репортаж из Ка-Си. Воспользоваться линией Ассошиэйтед Пресс. Нужно рискнуть. А затем – на самолет. Так наши шансы возрастают вдвое.

Вагнер. Хорошо, принято. Что будем делать с Джейком?

Карсон. В Джедду морга, как такового, нет. Я отвезу тело в Ка-Си. Кто-нибудь знает, семья-то у него есть? Кто-нибудь, кому сообщить?

Вагнер. Надо узнать в газете. Хоть это-то позвольте мне запросить по телексу?

Карсон. Попробуйте.

Вагнер подходит к телексу, включает его и несколько раз нажимает на клавиши.

До концессии мы доедем на джипе.

Вагнер (обращаясь через плечо к Гатри). Картинки есть?

Гатри хлопает ладонью по кофру.

Гатри. Я отснял пару пленок перед тем, как двинуться в обратный путь. Когда я уезжал, в дело пошла уже артиллерия.

Карсон (к Вагнеру). Если вы не поедете прямо сейчас, вам придется распроститься с надеждой выбраться отсюда.

Вагнер. У меня все вещи в гостинице.

Карсон. Позабудьте о них.

Вагнер. А машина?

Карсон. Я ее заберу позже.

Гатри. Это моя машина. Она мне нужна.

Вагнер отходит от аппарата и возвращается к Гатри.

Вагнер. Что ты имеешь в виду?

Гатри раскладывает катушки с пленкой по заранее подготовленным и подписанным матерчатым мешочкам.

Гатри. Вот, смотри. В офисе Ассошиэйтед тут есть один парень по фамилии Чемберлен. Попроси его напечатать эту пленку и отправить с нее фототелеграфом все удачные снимки. Пусть увеличит до восьмисот и наплюет на зернистость. Я работал при лунном свете и использовал вспышку. А эту пленку поставишь на лондонский самолет, если будет с кем отправить.

Карсон. Похоже, вы ничего не поняли. Магиба непредсказуем. Он может решить, что ваша бравада его повеселила, и тогда представит вас к ордену. А может и крокодилам скормить. На вашем месте я бы не стал дожидаться, пока он примет решение. Орден, в конце концов, можно и по почте прислать.

Гатри. Сомневаюсь.

Карсон. Вы подумайте только: сперва это интервью с Шимбу, затем вы его оскорбляете, а теперь пытаетесь убедить, что «Мир по воскресеньям» – на его стороне.

Гатри. Мы здесь ни на чьей стороне, Джеффри. Стороны были во время Второй мировой войны. А мы просто пытаемся показать, что здесь происходит и на что это похоже. Вот и все. Это чертовски тяжело, и иногда кто-то берет себе в голову, что мы заняли одну из сторон. (К Вагнеру.) Помнишь, что адмирал-янки сказал Малькольму Брауну в Сайгоне? (К Карсону.) Этот тупоголовый вояка всерьез полагал, что все дурные новости случаются из-за репортеров. Он знал их всех по именам, он подошел к тамошнему парню из Ассошиэйтед и сказал: «Ну так что, Браун, когда наконец начнем работать одной командой?» (К Вагнеру.) Помнишь это? «Одной командой»! Дай мне ключи. Я съезжу в гостиницу и заберу твои вещи.

Вагнер отдает Гатри ключи от машины.

Вагнер. Можешь воспользоваться моей комнатой. Тебе надо отдохнуть пару часов.

Гатри. Нет, я тут же вернусь. Ведь утром-то все и начнется.

Вагнер. Тогда до встречи. Береги себя, Джордж.

Карсон. Удачи, Джордж.

Рут. Надеюсь, Джордж, что тебе прострелят голову.

Карсон. Перестань, Рут.

Рут. Нет, не перестану. (К Гатри.) Ответь мне на один вопрос, Джордж. На какой это странице?

Гатри. Что «это»?

Газеты все еще валяются на полу комнаты, и Рут подбирает одну из них.

Рут. То, ради чего стоит умирать.

Гатри. Здесь нет ничего, ради чего стоит умирать.

Рут. Но Джейк-то умер.

Гатри. Да.

Рут (с газетой в руках). Покажите мне, где это. Может быть, на последней странице: «ДОЖДЬ СПАСАЕТ АВСТРАЛИЮ ОТ ПОРАЖЕНИЯ»? Не похоже, правда? Или на женской страничке: «СЕКСУАЛЬНОСТЬ ИЛИ СЕКСУАЛЬНАЯ ОЗАБОЧЕННОСТЬ? – В КАКОМ СЛУЧАЕ ПРИМЕНЯТЬ ИНТИМНЫЕ ДЕЗОДОРАНТЫ». Наверное, вот это, Джордж? Или где-нибудь в «Письмах читателей» – «Уважаемый сэр, если бы премьер-министр каждый день добирался до работы поездом в семь тридцать пять из Бексхилла, то тогда, вероятно, железнодорожные служащие начали бы наконец достойно выполнять свои обязанности».

Вагнер. Вы пытаетесь принизить жертву, принесенную Джейком.

Рут (в гневе). Именно это я и пытаюсь сделать. Я не позволю вам думать, что Джейк погиб за свободу слова и за пылающий факел демократии – заткните его себе в задницу! Вы лезете из кожи вон, чтобы казаться героями и выделываться друг перед другом в барах в Бейруте, Бангкоке или на Чансери-Лейн. Посмотрите Дику в глаза и скажите, лгу я или нет. Вскоре из Лондона полетят телеграммы с поздравлениями. О сенсации, добытой Вагнером, будут говорить годами или так долго, как Вагнер этого пожелает. Все это ваше дурацкое мальчишеское самолюбие, и демократия здесь ни при чем. Единственный, кто зарабатывает на этом что-то реальное, – это владелец газеты. Джейк умер ради того, чтобы товар продавался: чтобы продавалась женская страничка, и кроссворд, и результаты бегов, и истории про разбитое сердце королевы красоты, и где-то в конце этого списка числится передовица, но ничто из этого не стоит… (Размахивает перед носам у Гатри свернутой газетой, пока не наносит ему пощечину?)

Гатри. Вы, конечно, правы. Но это еще не вся правда. Я объездил весь свет. Повсюду люди причиняют друг другу страшное зло. Но там, где нет информации, это случается чаще. Там царит тьма. А информация – это свет. Информация сама по себе, информация о чем угодно – свет. Вот и весь мой вам ответ. (К Вагнеру?) Как гостиница называется?

Вагнер. Забыл. На окнах – зеленые шторы.

Карсон. Отель «Сандрингем».

Вагнер. Точно. Как я мог забыть!

Гатри. «Отыщем мы в глуши любой кусочек Англии родной…» До скорого. (Выходит)

Карсон. Шла бы ты спать, дорогая. Ужасно жаль, что мне нужно ехать. По крайней мере привезу с собой обратно Алли.

Рут. А будет ли он здесь в безопасности?

Карсон. Разумеется. Иначе я и тебе не позволил бы здесь оставаться. Я надеюсь получить до отъезда из Ка-Си некоторые важные известия. (К Вагнеру?) Вы готовы?

Начинает строчить телекс.

Если это Лондон, то постарайтесь быть краткими. (К Рут?) У нас найдется старое одеяло или что-нибудь в этом роде?

Рут. Возьми любое.

Карсон выходит. Вагнер возится со стрекочущим телексом. Это продолжается недолго. Вагнер встает и читает сообщение, выползшее из аппарата. Телекс смолкает. Вагнер смотрит на него еще какое-то время. Затем он отворачивается, направляется к бутылке «Катти Сарк», наливает себе стакан, идет с ним к креслу и садится.

Вагнер. Ну вот.

рут. Что такое?

Вагнер. Зря торопились.

Входит Карсон с одеялом в руках.

Карсон. Это одеяло Алли. Я куплю ему другое. (К Вагнеру) Все в порядке? Что случилось? (Он подходит к телексу) Вы уже прочитали? (Выдергивает ленту из аппарата и смотрит на нее. С лентой в руках он пересекает гостиную, направляясь к Вагнеру?) Это вам. От какого-то типа по имени Баттерсби: «материалы милна саботированы наборщиками полной поддержке операторов печатных машин фальцовщиков тчк полная конфронтация руководством ноты протеста воскресенье стачка тчк пвсс вскл – это еще что за хреновина? – пвсс вскл подпись баттерсби». Что это все значит?

Вагнер. На этой неделе газеты не будет.

Пауза.

Карсон. Да, вам крупно не повезло, Дик. (Он отдает Вагнеру ленту телекса?)

Вагнер. Да уж… ПВСС!

Карсон. Что это такое?

Вагнер. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Карсон. Ясно. Что делать будете?

Вагнер. Сижу и думаю. Не возьмете ли вы с собой материалы Джорджа, чтобы отправить их самолетом? Спешки никакой нет.

Карсон берет конверты, которые ему дает Вагнер.

Карсон. Хорошо, разумеется.

Вагнер. Отправим материалы в офис ценной бандеролью, они их неспешно получат. Я позвоню в гостиницу и попрошу Джорджа заехать сюда и забрать меня. Возможно, газета выйдет на следующей неделе, а как сказал Джордж, утром все только начинается. Я должен быть там.

Рут. А вы что, разве не примете участия в стачке?

Вагнер (тыча пальцем в сторону Рут). Не умничай со мной, дрянь этакая. (Пауза. К Карсону) Извините, ради бога!

Рут. Да ладно, чего там!

Карсон. Как же ваш репортаж? Неужели с ним ничего нельзя сделать?

Вагнер. Почему же? Можно сделать из него бумажные самолетики. Посмотрим. Спасибо за все, Джефф!

Карсон. Заезжайте еще.

Вагнер. Обязательно.

Карсон (к Рут). Я позвоню из Ка-Си.

Карсон выходит, Вагнер допивает свой стакан и встает.

Вагнер. Можно еще?

Рут. Виски ваше, какие вопросы. (Она берет стакан) Пожалуй, я тоже выпью. Чтобы спать лучше.

Вагнер подходит к телексу и стучит по клавишам, в интервалах разливая остатки «Катти Сарк» поровну по двум стаканам.

Что вы пишете?

Вагнер. Короткую заметку про Джейка. Для «Вечернего Гримсби».

Рут. Хорошая идея.

За сценой слышно, как отъезжает джип.

Теперь, когда его больше нет, какой смысл оставаться трезвой?

Вагнер. Кого нет? Джейка?

Рут. Президента.

Вагнер. А…

Рут берет свой стакан и ставит его на аппарат телекса.

Рут. Вы собирались позвонить Джорджу.

Вагнер. Не сейчас. Он еще не доехал. А вы что, слегка влюбились в Джейка?

Рут. Ничуточки.

Вагнер. Я так просто спросил.

Вагнер стучит по клавишам, иногда останавливаясь, чтобы обдумать фразу, ослабить галстук или затянуться сигаретой. Рут берет свой стакан и уходит с ним обратно в гостиную.

Рут. Ну что ж, тогда знай, что я испытывала к нему высокое, чисто духовное влечение. Я хотела сорвать с него зубами всю одежду. Боже мой, как я устала, и уснуть мне сегодня наверняка не удастся.

Вагнер. Что, у тебя нет таблеток на этот случай?

Рут. На такой случай таблеток еще не выдумали. Я хочу, чтобы меня ударили молотком по голове, расчленили, сложили в мешок и засунули в ящик. (Она подходит к бутылке виски, берет ее в руки и читает надпись на ярлычке?) Ты можешь позвонить с телефона на втором этаже, если хочешь.

Вагнер. Ты же мне сама сказала, что не хочешь, чтобы тебя сочли шлюхой…

Рут. Как можно знать, чего хочешь, а чего не хочешь, пока не попробуешь? Нарекаю сию бутылку «Катти Сарк».

Она разбивает бутылку о край мраморной полки и швыряет осколки в корзину для мусора. Затем смотрит на Вагнера, который сидит за телексом с распущенным галстуком, с сигаретой в зубах и стаканом виски на крышке аппарата. Со стороны Вагнер и Рут напоминают знакомую сцену «певица и аккомпаниатор». Мы слышим звуки фортепьяно, которое играет что-то быстрое. Рут поет. Через несколько тактов Вагнер нарушает иллюзию, выдергивая ленту из аппарата.

Ну что, готово?

Вагнер. Готово.

Затемнение