"Тысячи лиц Бэнтэн" - читать интересную книгу автора (Адамсон Айзек)

19 СУЩЕСТВО С ПРОТИВОРЕЧИВЫМИ ИМПУЛЬСАМИ

— Сексуальные игры? — спросил я.

Афуро плюхнулась на красное шелковое покрывало, пожала плечами и закурила. С красного ночного столика я снял красную пепельницу. В гостинице «Офюлс»,[51] в «Люксе Красного Барона» все было красное. Красные бархатные портьеры, толстый красный ковер, в углу — огненно-красная ванна, как раз на двоих. Даже лампы на потолке были теплого темно-красного оттенка, как в старомодной фотолаборатории. Ни малейшего отношения к капитану Манфреду фон Рихтхофену,[52] немецкому летчику-истребителю времен Первой мировой, но чего еще ожидать в лав-отеле?

Мне было более чем странно идти сюда вместе с Афуро, но особого выбора у нас не было — разве что всю ночь тусоваться в караоке-бокс.[53] У меня паранойя, что на хвосте висят люди Накодо, Афуро уверена, что некто по имени Боджанглз хочет её замочить, а улицы прямо кишат толпами подозрительных типов, если вы ищете подозрительных типов. В квартиру к Афуро мы отправиться не могли — там стряслось что-то ужасное. В отель «Лазурный» ход тоже был заказан — ужасные вещи творились и там. Так что оставался только лав-отель, где мы сможем поговорить без помех, где нас никто не увидит и не услышит. А поговорить нам было о чем.

— Сексуальные игры? — повторил я.

Афуро, начхав на меня, смотрелась в зеркальце пудреницы. Я протянул ей еще один бумажный платок. Не то чтобы я везде таскался с этими платочками, но взял пачку у девчонок, вечно стоящих у Токийского вокзала. Там они тусуются круглые сутки — раздают бесплатные платочки вместе с флаерами, рекламируя тарифы «ай-моуд»[54] для мобильников и путевки в Таиланд. Понятия не имею, каким образом телефоны и поездки в Таиланд связаны с бумажными платочками, но если в Токио есть халява, я ее беру.

— Тебе правда надо было сказать про сексуальные…

— Мне надо было что-то сказать.

Тут позвонили в дверь. Я отправился в пустой холл забрать ведерко со льдом и два бокала розовой отравы с таким количеством фруктов, что впору Кармен Миранде[55] на голове таскать. Официант-невидимка вежливо доставил эти напитки, украшенные мараскиновыми вишнями, дольками лимона, кокосовой стружкой, виноградом и ломтиками ананаса. Стоили эти штуки, как приличная трапеза в ресторане сукияки в Гинзде, а вставляли, пожалуй, меньше, чем мой «Хонда Хоббит» на крутом повороте.

— Согласен, — сказал я, передав Афуро ее бокал. — Тебе надо было что-то сказать. Но сексуальные игры?

— А ты бы круче справился? И вообще, чего такой кипеж? Я знаю людей, которые всю дорогу играют в такие игрушки.

— Твои друзья прикидываются, что насилуют друг друга на задворках?

— Ладно, — ответила она. — Может, не на задворках, но игра в изнасилование — не такая уж редкая штука. Иначе бы эти повара не купились. Спорим, им этого на весь вечер хватит. Спорим, они завелись. Может, даже ты слегка завелся.

Я спустил это на тормозах и завернул лед в два красных полотенца. Одно — для Афуро и ее челюсти. Второе — для моей черепушки. Шишка на затылке — не самое плохое. Хуже было ткнуться в землю рядом с Афуро и снова и снова нудеть «простите», вторя ей. Погано, но деваться некуда. Чуваки измывались над нами, обзывали извращенцами и спрашивали Афуро, что сказал бы ее папочка, если б узнал, как на темных задворках она играет в сексуальные игры с иностранцем вдвое старше ее. Ясное дело, до «вдвое старше» мне еще расти и расти, но я ни слова не вякнул. Кроме «простите». Снова, и снова, и снова, пока и вправду едва не почувствовал себя виноватым. Хуже всех оказался этот псих Сандзюро, он плевался в мою сторону, обзывал Афуро шлюхой и чуть не заставил меня взять свои извинения обратно. Но в итоге повара свалили в ресторан, а мы с Афуро убрались оттуда к чертям собачьим.

И как-то очутились в «Люксе Красного Барона» в гостинице «Офюлс».

— Расскажи, что стряслось в твоей квартире, — попросил я.

Афуро вытащила изо рта сигарету, отхлебнула своей выставки тропических фруктов и начала рассказывать все, что с ней приключилось с того момента, как мы расстались в кафе «В первый раз в первый класс». Это почти объясняло, с какого перепугу она приняла меня за типа по имени мистер Боджанглз и решила огреть кирпичом по башке. Почти.

Афуро напомнила мне, что они с Миюки дружили еще со школы в Мурамура. Вместе переехали в Токио и жили в одной квартире, но полгода назад Миюки съехала. С тех пор девушки особо не общались. Но в тот день, через пару дней после того, как Миюки утонула, Афуро на работе получила письмо от Миюки. Без обратного адреса, но она узнала почерк.

— Я чуть не рухнула, когда его получила, — сказала она. — Я старалась просто загнать мысли в угол, пока не смогу сесть и спокойно типа все обдумать — я знаю, может, и не лучший способ разруливать дела, но… в общем, когда Миюки ушла, между нами осталась большая путаница.

— Какая путаница?

— Самая запутанная путаница. Мы поцапались, когда я виделась с ней в последний раз. Она совсем изменилась после того, как уехала. Она просто, ну не знаю, закрылась типа. Стала как зомби. А когда мы поцапались, я была на все сто уверена, что больше с ней не увижусь. Типа так и вышло. А потом пришло вот это. На работу. Я никогда почту на работе не получаю.

Тяжко вздохнув, Афуро стала рыться в сумочке. Когда она протянула мне конверт, руки у нее дрожали и на меня она не смотрела. В конверте я нашел билет на самолет и письмо. Билет на рейс «Общеяпонских авиалиний» до Сиднея в Австралии. Письмо на обычной офисной бумаге, черными чернилами. Мелкие угловатые иероглифы размазались по странице, точно прихлопнутые насекомые.

Куча тревожных слов, говорящих о серьезном раздрае личности. Но, даже несмотря на замечания по поводу грядущей смерти липовой Миюки, это письмо, хоть убейте, не казалось мне запиской самоубийцы. Я снова глянул на билет. Самолет улетел бы через две недели. Конечно, он и улетит, вот только без Миюки. Сложив письмо, я сунул его в конверт вместе с билетом и отдал Афуро, заметив, что ее нелепо-желтая блузка в красном свете обернулась нелепо-оранжевой.

— Она про кредитки пишет, — сказал я. — У нее были долги?

— У кого их нет?

— Я-то думал, что хостес из Гиндзы зашибают кучу денег.

— Как ты узнал, что она была хостес?

— Просто догадался. В клубе «Курой Кири», так?

— Ага, только она туда не сразу устроилась, — ответила Афуро. — Когда мы сюда приехали, она жила на кредитки. Сбережений — кот наплакал. А тратилась она в первые месяцы как чокнутая. Всякие дорогущие шмотки, походы в модные рестораны на Омотэсандо, в таком духе. Она про эти места в журналах читала. А когда нашла работу, прямо о цепи сорвалась. Чем больше зарабатывала, тем больше тратила. Мне пришлось отговорить ее от покупки тачки, в натуре — тачка в Токио! — а ведь у нее даже прав не было.

Афуро сердито ткнула окурок в пепельницу, точно стараясь подавить воспоминания, вызванные письмом. Но жест вышел какой-то покорный, будто она понимала, что бессильна повернуть воспоминания вспять, что это лишь вопрос времени — когда прорвется дамба и начнется потоп.

— Короче, вернемся к вчерашнему вечеру, — вздохнув, заключила Афуро. — Я позвонила тебе из-за этого письма. Послушать, что ты по этому поводу думаешь. Оставила сообщение, чтобы в одиннадцать ты встретился со мной в Сибуя. Я туда приперлась, ждала, ждала, а ты так и не появился. Тогда на последней электричке я вернулась в Отяномидзу и пошла домой. Когда добралась, заметила, что дверь не заперта. Я ее всегда закрываю. Всегда. Так что я распахнула дверь и сразу просекла — там кто-то был.

— Пропало что-нибудь?

— Пропало? — вскинулась она. — Да там все вдребезги разнесли. С полок скинули все книги, по всему полу мои компакты, с кровати сорвали простыни, шмотки везде раскиданы, в ванне — вся моя косметика. Даже еду обыскали! Раздербанили холодильник и то недоразумение, что у меня вместо кладовки, как будто у них миссия «найти и уничтожить». Везде, бля, валяется рис, на кофейный столик муку вывалили, срач невозможный. И тут до меня дошло, что это ты.

— Я? Не понял.

— Кроме тебя, никто не знал, что меня в квартире не будет. Ты знал, что я буду ждать тебя в Сибуя.

Само собой, я этого не знал. Сообщение Афуро я получил только утром, потому что всю ночь тусовался в припадочной стране, глазея, как Человек в Белом играет со своими плитками. И все еще был там, когда хату Афуро разносили в щепки. Только она-то этого не знала.

— В это время я всегда дома, потому что показывают «Экстремальную панику», — продолжала она. — Ты когда-нибудь смотрел «Экстремальную панику»?

— Нет.

— Это супер.

— Поверю на слово.

— Короче, даже если за мной следили всю дорогу, планируя взять хату, все равно бы не узнали, что меня не будет дома. А когда я письмо прочла, то врубилась, что Миюки не покончила с собой. Я всегда это знала, но из-за письма тем более. И вспомнила тот день, когда под магистралью ты ко мне подвалил, с бухты-барахты. Это было так стремно, я еще тогда подумала, не Боджанглз ли ты. А когда разбомбили мою хату, я усекла, что Боджанглз снова за мной погонится. Постарается меня замочить. Так что я решила хлопнуть его первой.

— И все? Поэтому ты на меня кинулась?

— Можно подумать, ты сам ни разу в жизни не ошибался.

— Но я же сказал тебе, кто я такой. Билли Чака, «Молодежь А…

— Ага, и никто никогда не врет? — спросила Афуро. — У меня в последнее время эмоциональный срыв, понял? Так что, может, у меня крыша слегка поехала, ясно? Да, ты сказал, как тебя звать и что ты кропаешь статейки в какой-то тупой журнал, но о многом ты и не заикнулся. Например, откуда ты вообще знаешь Миюки. Ну откуда?

— Я однажды видел ее в игровом зале патинко.

— Патинко? Она не играла в патинко.

— Ну, она, в общем, и не играла. У нее судороги были.

У Афуро отпала челюсть.

— Что у нее было?

— Судороги. Я ботинки ей иод голову сунул и вызвал «скорую». Больше я ее не видел.

— Знаешь, ты реально долбанутый, ты в курсах? Я промолчал.

— Сходишь с ума по девчонке, которую видел всего один раз? Ты ее вообще знал? Ты хоть говорил с ней, до припадка или после?

— Нет, — ответил я. — Как ты говоришь, путаница.

— Путаница — не то слово, — отрезала Афуро. — Правильное слово — долбанутый, мой дядюшка-извращенец. Ты хоть уверен, что девчонка, за который ты ухлестывал, — это Миюки? У нее в жизни судорог не было!

— Я за ней не ухлестывал, — возразил я. — Сначала я не был уверен, одна и та же это девчонка — утонувшая и та, которую я видел в зале патинко, или нет. А потом ты уронила свою записную книжку, и я понял. Я ее по фотографии узнал.

— Может, ты ошибся. Я покачал головой.

— Из-за родинки, да?

— В том числе.

— В том числе, — фыркнула Афуро. — Признайся, что из-за родинки. Спорим, на нее ты сначала и повелся. И чего мужики так от этой штуки тащатся? Всегда тащились, с тех пор, как мы в школе учились. Тянет, как мух на дерьмо. Единственное объяснение: все мужики — извращенцы. Блин, и чего в этой родинке такого очаровательного?

Я пожал плечами.

— Так кто такой этот Боджанглз? — спросил я. Афуро снова затянулась:

— Хороший вопрос. Видимо, не ты.

— Но что ты о нем знаешь?

— Да по правде сказать, ни хрена не знаю. Только имя. Мистер Боджанглз.

— А как ты имя узнала? Кто рассказал?

— Это длинная история, — вздохнула она.

— Имечко-то липовое.

— Да неужели?

— Но ты знаешь, что у Миюки были какие-то дела с этим Боджанглзом, и думаешь, что тебе стоит его бояться. Почему?

— Боджанглз и заварил всю эту кашу, — ответила Афуро. — И если я его найду, все равно грохну. А может, тебе надо его грохнуть. По-моему, паршиво у меня выходит людей мочить. Ну, пока не попробуешь, не узнаешь. Но ты сумеешь. Замочишь его ради меня. У тебя пушка есть?

Сто раз меня уже об этом спрашивали. Спасибо Голливуду: полмира уверено, что американец и к дантисту не сунется, не вооружившись до зубов. Ну и, конечно, спасибо Голливуду: пол-Америки тоже свято в это верит.

— Есть ручные гранаты, — ответил я. — Но я забыл их в Кливленде, в бардачке своего танка. Слушай, Афуро, выкладывай все, что знаешь про Боджанглза и Миюки. Говоришь, он всю кашу заварил. Как?

— Сначала закажи мне еще коктейль.

— Ты еще этот не прикончила.

— Значит, надо допить. «Компай!»

Афуро отсалютовала стаканом, обхватила губами соломинку и ровно за три секунды высосала оставшуюся половину коктейля. Внезапно состроила испуганную мину и едва успела поставить стакан на столик, прежде чем рухнула на постель. На мгновение выгнув спину, она заколотилась.

У нее начинались судороги.

Я понятия не имел, что делать. Мир съезжал с катушек, а я бессилен его остановить. Афуро сжала лоб руками, ее ноги в черных чулках бились в воздухе.

— Обманули дурачка! — заорала она. И зашлась в хохоте.

Я не мог не рассмеяться следом. Вот она пытается меня угробить, вот просит замочить кого-то еще, а потом извивается и хихикает, как ребенок от щекотки. Иногда мне трудно было поверить, что она достаточно взрослая, чтобы дружить с девчонкой-хостес, что такая, как Афуро, вообще умудрилась впутаться в эту странную историю.

— Закажи мне еще коктейль, — велела она, потом встала, схватила свою яркую сумочку и ушла в ванную, хлопнув дверью. Я услышал, как она включила воду, — интересно, что она теперь придумала. Подняв трубку красного телефона, я заказал еще одну «Фруктовую бомбу» для Афуро. Секунду спустя девчонка, умытая, выплыла из ванной. На ней был белый хлопковый халат, а в руке — очередная сигарета. — Не подумай ничего такого, — сказала она. — Просто мои шмотки воняют. Наверное, вляпалась в рыбьи потроха или еще какую дрянь, пока в переулке валялась. Пацан, ты реально меня потряс. Чего ты вообще в это ввязался? Я тебе что, не нравлюсь?

— Конечно, нравишься.

— Но я не твой тип, а?

— Нет у меня типа.

— У всех есть. Может, если бы у меня была прикольная родинка, я бы тебе больше нравилась?

— Сейчас принесут твой коктейль.

— Что, думаешь, я недостаточно опытная?

— Я вообще о твоем опыте не думаю.

— Что, даже вот столечко не думаешь?

— Ты ж сама велела не думать ничего такого.

— Я — существо с противоречивыми импульсами.

— Это я уже понял, — сказал я. — Попробуй выбрать какой-нибудь импульс и минут десять заниматься им. Кстати, ты же слышала, что повара сказали. Я тебе в отцы гожусь.

— Да ты и в дяди едва годишься.

Тут позвонили в дверь. Спасительный звонок. Когда я притащил коктейль, Афуро уже потеряла ко мне интерес. Неудивительно. Из-за «Эм-ти-ви», видеоигр и прочей культуры визуального хлама, на которой было вскормлено ее поколение, она не могла сосредоточиться на чем-то одном. А может, я просто не так уж ее интересовал. Как бы там ни было, я обрадовался, что она готова рассказать наконец про Боджанглза. Я счел, что, как только выясню, откуда Миюки узнала этого загадочного типа, все сразу упростится. Разумеется, я ошибся.