"Маледикт" - читать интересную книгу автора (Робинс Лейн)

9

Чудесный погожий день едва перевалил за половину, и Джилли под предлогом похода в кондитерскую сбежал от компании знатных дам, прибывших посплетничать с самым скандальным придворным за последние несколько летних сезонов. В первый день, когда в особняк явилась толпа любопытных, Маледикта позабавила возможность покрасоваться на публике. Зато через неделю настроение его испортилось, а интерес постепенно пропал; сегодня он и вовсе бросил гостей на попечение Ворнатти.

Джилли, вызванный в парадную гостиную, обнаружил, что визитеров на сей раз больше обычного: вдоль стен, у спинета и даже на небольшой сцене — повсюду, казалось, толпились дамы. Мирабель оккупировала место хозяйки и сидела едва не в обнимку с Ворнатти, с одинаковой щедростью разливая окружающим чай и расточая злобу. Когда Джилли, стараясь не наступать на подолы и шлейфы, предстал перед бароном, тот приказал разыскать Маледикта во что бы то ни стало, где бы тот ни прятался.

На счастье, вовремя подвернувшийся заказ позволил Джилли покинуть дом в поисках пирожных и юноши. Он потянулся, оказавшись на солнышке, и неожиданно для себя расплылся в улыбке. В последнее время он проводил слишком много времени в душных, переполненных людьми помещениях. Проворный ветерок и легкий аромат моря действовали на его чувства, как бальзам. Джилли миновал Дав-сквер, где толпились ораторы: с наспех сколоченных трибун люди проповедовали эгалитаризм, призывали к мятежу, разглагольствовали об экономике. В самой гуще народа один провинциал, облаченный в лучшее платье, посмел завести разговор об отсутствующих богах, был тут же освистан толпой и замолк.

Джилли швырнул несколько медяков в сброшенное пальто защитника богов. Тот размашисто нарисовал в воздухе над головой своего благодетеля символ Баксита — бога праздности и благоразумия. «Пусть прекратятся сны», — мысленно попросил Джилли, кивнув головой в знак благодарности и направляясь к магазинам.

Расплатившись с кондитером, Джилли замедлил шаг. Ему не хотелось возвращаться на Дав-стрит. Он не отыскал Маледикта — а потому не имел ни малейшего желания выслушивать ругань Ворнатти или то и дело натыкаться на невидимые границы, вежливо очерченные женщинами, к которым он не имел права прикасаться. Сортируя в голове идеи и возможные отговорки, он брел в сторону набережной. Можно бы купить свежей рыбы и крабов для Ворнатти — и сочных устриц, немодную страсть к которым они разделяли с Маледиктом. Джилли выбрал извилистую дорожку, что вела по аллеям позади магазинов; этим путем ездили повозки с товаром. Аллеи пульсировали жизнью; Джилли посторонился, пропуская телегу с мешками сахара и специями из Приисков. По печати на тюках — в виде синего полумесяца — он определил, что это лучший импортный товар, предназначенный не для продажи в Итарусе или Дайнланде, а для приготовления изысканных сладостей, поставляемых ко двору Антира. В воздухе плыл аромат корицы и свежесобранных какао-бобов.

Шелест волн, плеск воды о пирс и днища судов возвестили о близости к пристани раньше, чем Джилли увидел ее. Аллея в последний раз нырнула — и вот перед ним открылась мощеная набережная, словно слившаяся с серой морской водой.

Джилли спустился к пристани, намереваясь понаблюдать за кораблями и матросами, быть может, отыскать у причала лодку своего приятеля Рега, когда взгляд его упал на силуэт в изысканной одежде. На набережной стоял юноша благородного происхождения; светлая рубашка поблескивала на солнце золотом, черные волосы спутались на ветру. Джилли замер. Не просто благородный юноша, но его юноша.

Маледикт неотрывно глядел на воду, на корабли, что чередою шли в порт и становились здесь на якорь. Юноша и сам слегка покачивался — словно представлял, что слился с морем, превратился в одну из волн.

— Строишь планы, как бы раздобыть койку на корабле, плывущем за границу? — спросил Джилли.

Маледикт не спеша перевел взгляд на корабль с красно-золотым носом и ростром в виде дельфина.

— С чего мне так усердствовать? К тому же, Ворнатти твердит, что Янус вернется. Ведь я могу ему доверять — не так ли?

Горечь в голосе юноши заставила Джилли замедлить шаг.

— Разумеется, — ответил он. — Что это на тебя нашло с утра пораньше? — Джилли уселся на волнолом и свесил ноги над бурлящей водой. Прибой выбрасывал на берег всякий мусор: грязные перья чаек, дохлую рыбу, что плавала кверху серебристым брюхом, веревки водорослей, вырванные со дна тяжелыми якорями.

— Мирабель, — отозвался Маледикт. — Она ходит за мной, как тень, следит за каждым движением, цепляется за руку, надевает платье в тон моему — это ненормально!

Джилли рассмеялся.

— Мэл, ведь мы же торгуем информацией, которую выудили из сплетен слуг, себе на пользу? Почему бы Мирабель не поступать так же? Она наверняка платит кому-то из нашей домашней прислуги.

— Тебе? — спросил Маледикт.

Джилли поднял взгляд на слепящее солнце — и мрачное лицо юноши.

— Скорее всего, Ливии, — ответил он. — Она неравнодушна к деньгам. Впрочем, особой опасности тут нет.

— Ну, значит, прикажи Ливии перестать этим заниматься. Или пускай врет Мирабель, что я надену розовое, когда я собираюсь надеть голубое. Она самолюбива и не станет липнуть ко мне, если вдруг окажется, что наша с ней одежда не гармонирует по цвету. — Маледикт столкнул ногой в воду перепачканную смолой щепку.

— Если Мирабель узнает, что ты намеренно ввел ее в заблуждение, она обидится — а она не тот человек, который легко забывает обиды, — предупредил Джилли. — Она ищет твоего расположения, Мэл.

Маледикт зарычал.

— Почему я? Нет, меня не интересуют причины. Просто останови ее.

— Ладно, — уступил Джилли.

Маледикт удивленно замер.

— Вот так просто?

Джилли ухмыльнулся — в кои-то веки ему удалось удивить Маледикта.

— Я знаю, что сказать. Главное — найти способ довести до нее нужную информацию.

Маледикт сделал глубокий выдох, расслабленно опустил плечи.

— Никто не научил меня, как отталкивать вельмож. На всех уроках я учился лишь тому, чтобы сойти среди них за своего. Пока я не знал правил этикета, все было проще.

Джилли едва подавил смешок.

— И как бы ты избавился от нее в прежние времена, пока еще не был образчиком хороших манер?

Маледикт пожал плечами.

— С помощью палки.

Джилли расхохотался. Но когда первая волна изумления схлынула, он осознал, что Маледикт говорил правду. Он видел юного Роуча и его грубое орудие, и понимал, какие повреждения способна нанести обыкновенная палка в умелой руке. Вдобавок Маледикт был не просто заурядной крысой из Развалин. Мимо проплыло темное блестящее перо, и вслед за ним пришли страхи, прогнавшие всю веселость Джилли.

Он недоумевал: почему какое-то покачивающееся на волнах перо вмиг вернуло его к состоянию, о котором он не вспоминал уже неделю — и даже дольше, если быть до конца честным с самим собой. Сон об Ани. Мальчик и меч с крылатой гардой — и жажда мести. Комом в горле, готовые вырваться наружу, застряли слова — вопрос, настоятельная потребность услышать ответ. Любой ответ — лишь бы не эта мучительная неопределенность. Но настроение Маледикта было столь непредсказуемо и обманчиво, что Джилли проглотил самый важный и самый простой вопрос в ожидании более благоприятного случая, надеясь потихоньку добраться до правды. Он нервно кашлянул.

— Ты родился в Развалинах, — заговорил Джилли. — Ты когда-нибудь слышал, как они стали тем, что они есть?

— Разумеется, слышал. Знатная девушка, отвергнутая возлюбленным-купцом, вознесла молитву к Ани. Ани отозвалась на ее молитву, погубив купца, его лавки, улицы — все, что он когда-либо любил. — Маледикт опустился на камень рядом с Джилли, прячась в тени его большого тела. — Вся история лишь в очередной раз доказывает власть знати, даже над богами.

Джилли пожал плечами, изо всех сил стараясь говорить небрежным тоном.

— А мне известна другая версия. Рассказать?

Маледикт пожал плечами, в точности как только что Джилли:

— Если хочешь.

— Знатную девушку звали Лиана, а купец был вовсе не купец, а обыкновенный простолюдин. Разносчик по имени Эдвард. Она любила его без памяти. Она отдала ему все — тело, сердце, драгоценности, которые выкрала из дома. И когда у нее уже ничего не осталось, он бросил ее ради другой. Гнев и боль оказались столь невыносимы, что она выкрикнула имя Ани и взмолилась о том, чтобы богиня отомстила за ее несчастье, помешала ему полюбить кого-то еще, помешала существованию другой женщины.

— Так значит, Развалины… — проговорил Маледикт.

— Нет. Ничего не случилось. Ани не стала действовать Сама, но Она прокралась в сны Лианы и подменила любовь на месть, ярость на силу. Лиана утопила свою соперницу в пруду с лебедями. Эдвард нашел свою новую возлюбленную в воде, в окружении черных перьев. Но все лебеди на пруду были белыми, и он понял, что Лиана попросила заступничества у Ани.

Джилли сжал кулак; даже в сказках доказательство вмешательства Ани выглядело в лучшем случае эфемерным, пока для сомнений не становилось слишком поздно. Перо плавало крошечной лодочкой, поднималось и опускалось на волнах, и Джилли переводил взгляд с него на Маледикта, размышляя, не таится ли за взглядом этих черных глаз сама Ани.

— Ну, продолжай, — подбодрил Маледикт.

— Когда случилось то, что случилось, в сердце Лианы осталась лишь скорбь. Ани тихо напоминала ей, что она выкрикнула мольбу и против своего любовника, а потому сделка должна быть выполнена. Только у Лианы больше не осталось ненависти, чтобы питать Ани; зато девушка разыскала Эдварда, чтобы вымолить у него прощение.

И вот тогда Ани с ревом пробудилась к жизни, и забила крыльями, и сравняла с землей Развалины. Лиана и Эдвард канули под руинами, погребенные вместе посреди города. Месть, однажды начатая, уже неудержима. Чернокрылой Ани неведома жалость, и Ее крылья — мерзкие крылья трупа.

Маледикт безмолвно наблюдал, как морская рябь вспенивается и опадает у свай причала. Джилли, схватив юношу за подбородок, в упор взглянул в черные глаза. Руки его дрожали, когда он наконец решился задать вопрос:

— Откуда у тебя крылатый меч, Маледикт? Почему мне снится Ани, когда ты рядом? Ты воззвал к Ней? Она ответила?

Пальцы Джилли сжимались все судорожнее, по мере того как затягивалось упорное молчание Маледикта.

Глаза юноши загадочно смотрели сквозь густые ресницы. Он дернул подбородком, высвобождаясь, и столкнул в воду кусочек ракушечника; круги побежали по волнам и растворились, и лишь тогда послышался ответ:

— Я никогда не взывал к Ней. — Маледикт бросил молниеносный взгляд на Джилли, усмиряя зародившуюся в том волну облегчения, и тихо продолжил: — И все же, когда я спал, Она проснулась во мне и принялась нашептывать такие вещи… Когда я уснул, было лето. А проснулся зимой, и мне казалось, что всей кожей и костями я чувствую, как растут перья; а рядом лежал меч.

Джилли ждал, что Маледикт вот-вот рассмеется над ним, под маской презрения к доверчивому слуге пряча собственные сомнения. Джилли сам ожидал, что будет смеяться над собой и расхваливать актерский талант Маледикта. Но это невероятное признание шокировало его, свернулось клубком в животе, заставило бешено мчаться по венам кровь, не позволило вымолвить ни слова. Боги не покинули мир. Маледикт подчинялся Чернокрылой Ани. Джилли задрожал, борясь с порывом вскочить на ноги и бежать с причала, пренебрегая опасностью смертельно обидеть Мэла — или Ани! У него перехватило дух.

Единственное, что сдержало и остудило его, что не дало запаниковать, было воспоминание — воспоминание некоего спокойствия, чудесного ощущения быть тем единственным, кому доверял Маледикт, единственным, кто мог выманить правду из путаницы так похожей на правду лжи.

Маледикт неуютно поежился, словно желая взять свои слова обратно, положить конец Ее грозному присутствию. Джилли осторожно обнял юношу за плечи, ища возможности разогнать повисшее между ними ледяное молчание, растворить почти осязаемый комок страха в животе.

— Вон тот корабль, видишь его? — Он указал на массивный, с прямым парусным вооружением корабль, который как раз заходил в бухточку, вздымая бурные волны у дальнего пирса. Ростр сверкал на солнце блеском расплавленного металла — изогнувшаяся кошка с рыбьими плавниками.

— Похоже на золото, — отозвался юноша, не замечая дрожи в голосе Джилли и вглядываясь в корабль с жадной готовностью, выдававшей желание поскорее забыть о том, в чем он только что признался.

— Это и есть золото. — При виде изумленного лица Маледикта Джилли ухитрился выдавить слабую улыбку. Ничто так не успокаивало его, как созерцание кораблей. — Парусник зовется «Вирга». Он отправляется к Приискам и возвращается, груженный сокровищами: специями, деревом для наших корабельщиков, диковинными зверями и птицами, а еще маленькими проворными обезьянками, так похожими на людей. Однажды и я сяду на корабль, что устремляется в новый мир — туда, где люди возносят к небу храмы из грязи и камня, чтобы говорить со своими богами, — хочу посмотреть, чему они смогут меня научить. Впрочем, если верить большинству отзывов, там живут самые обыкновенные дикари.

— Почему мы зовем их дикарями, когда у них есть города и религия? Ведь это даже больше, чем у нас, — удивился Маледикт.

Морской бриз растрепал волосы юноши, нарушив ледяную неподвижность. Мэл принялся болтать ногами над водой.

Джилли, рассмеявшись, пододвинулся поближе к Маледикту, склонил голову, как заправский заговорщик. Вскидывая брови, он то и дело восклицал деланно шаловливым тоном: «О, боже! Неужели ты не слышал, разве ты не знаешь?..»

Беззаботности у Маледикта поубавилось. Он скосил глаза на Джилли, подозревая розыгрыш.

Положив ладонь на руку юноши так, чтобы не потревожить повязки под рукавом, Джилли понизил голос до волнующего шепота:

— Дорогой мой, там, где мы носим телячью кожу, они носят — перья!

Глаза Маледикта широко распахнулись, и он расхохотался — отрывистым, диким смехом, который выдыхало его больное горло.

Джилли ухмыльнулся, довольный, что удачно поддразнил юношу. Жаль, не удавалось рассмешить Маледикта раньше: наконец-то он стряхнул дрожь, которая стремилась вырваться наружу, и переключился на безобидный предмет разговора.

— Вместо панталон? И что, перья их не щекочут?

— Подозреваю, что они нашиваются на потайную подкладку. Но аборигены просто с ног до головы облачены в перья. Перья у них на ногах, в волосах — переливаются всеми оттенками красного, золотистого, синего и зеленого. Там у них водятся такие птицы — крупнее наших сов и пестрее наших фазанов.

— А чем еще они замечательны, Джилли?

Похоже, Маледикт впрямь заинтересовался и совсем отвлекся. Джилли задумался — вдруг теперь уже юноша его дразнит? Но… «… проснулся зимой… а рядом лежал меч», — вдруг всплыли в памяти слова Маледикта. По коже Джилли пробежали мурашки. Ища спасения, он пустился в безудержную болтовню:

— Ну, еще они находят золото на земле, и в воде, и из него делают мягкие, податливые даже в человеческих руках украшения. Широкие ожерелья и браслеты, серьги, кольца. Они даже вставляют золото между зубами, чтобы улыбки были такие же яркие, как одеяния из перьев. Глаза у них темные, как у тебя, а кожа цветом как крепкий чай, и они глиной и красками наносят на нее рисунки. Всю еду они запивают шоколадом, а едят они под синим небом. — Джилли говорил больше для самого себя, вспоминая сказки, которые пересказывал ему друг Рег. Маледикт, подтянув колени, уткнулся в них подбородком и не сводил восхищенных глаз с «Вирги», заставляя Джилли гадать, что больше интересует юношу: золото? тропическая жара? незнакомые города и диковинные люди?

Поежившись, Маледикт сообщил:

— Я проголодался.

К счастью, в этой жалобе не было ничего необычного, и Джилли с удовольствием взялся за решение проблемы.

— Кухарка сказала, что ты пропустил завтрак, и, насколько мне известно, не пошел на чай. Идем купим тебе мороженого. — Он поднялся и протянул Маледикту руку.

Юноша принял ее, отряхнулся и проговорил:

— У меня нет денег. Сегодня утром Ворнатти рассердился и не выплатил мне содержания.

— Истинный аристократ никогда даже не задумывается о деньгах. Он полагает, что все магазины предоставляют кредиты, причем делают это с удовольствием.

Маледикт лишь кивнул; лицо его было бледно, губы сжались.

— Что? Бок болит? Или рука? — забеспокоился Джилли, останавливаясь. С тех пор, как Маледикта ранили, слуга опасался инфекции. Мальчик не дал ему позаботиться о ранах, доверив Ворнатти накладывать швы.

— Болит, — сознался Маледикт.

— Тебе повезет, если раны не загноятся. Ворнатти плохой врач.

— И все-таки они заживают, — возразил Маледикт.

Да, согласился Джилли; осознание происходящего снова захлестнуло его, словно шлепок ледяной морской воды, попавший внутрь и не желающий перевариваться. Разве исцеление ран — не один из даров Ани? Нечто доброе, обращенное к злой цели? Трудно остановить человека, не восприимчивого к боли. Но ведь Маледикт потерял столько крови…

— Хватит пялиться, — прервал его размышления Маледикт. — Ты обещал покормить меня.

Джилли отыскал для них столик в «Глориусе» — людной кондитерской, популярной среди служанок, купцов, секретарей, моряков и рабочих. Когда-то здесь возвышался храм Наги, змееподобного божества здоровья и жадности. На стенах по сей день сохранились изысканные фрески колышущихся волн и змеиной чешуи, колонны были выполнены в виде змей, вздымающихся из морских глубин, разинутые клыкастые пасти поддерживали щиты с гербами.

И в самом центре за столиком сидели Джилли и Маледикт, поедая корзиночки с лимонным мороженым и сладкую выпечку и запивая это все горьким кофе с сахарной гущей на дне. Губы юноши раскраснелись от ледяного поцелуя лакомства, а щеки зарумянились от дымящегося напитка.

— Похоже, Ворнатти наскучила его компания, — заметил Джилли, глядя на карету, подкатившую ко входу в неброскую лавочку, обозначенному лишь тремя серебристыми шарами на нитке.

Маледикт повернул голову, проследив за взглядом Джилли. Из кареты вышла Мирабель; поверх платья был накинут плащ — для анонимности. В руках Мирабель держала сверток. Она исчезла в темной лавке.

— Это же ломбард! — удивился Маледикт, прячась за спину Джилли.

— Леди Мирабель закладывает свои ценные вещи. Или, что более вероятно, ценности Вестфоллов. Сомневаюсь, чтобы у нее сохранилось что-нибудь стоящее. Впрочем, если бы она вышла замуж за состоятельного человека…

Маледикт оттолкнул тарелку.

— Она не может думать о чем-нибудь другом?

— Ей больше ничего не остается делать, — отозвался Джилли. — Она аристократка, а потому ее ничему не учили. И ничего не позволяли. В этом обществе женщину так легко погубить.

— Такое впечатление, что тебе жаль ее.

— Нет, — отрезал Джилли. — У нее был богатый муж, а она убила его. Было бы неплохо, если бы ты помнил об этом, когда общаешься с ней.

— Мне нет нужды, — ответил Маледикт. Аппетит вернулся к нему, и он стянул с тарелки Джилли недоеденную булочку. — Мои цели требуют применения меча. А эта — нет. Это твоя цель.