"Безвременье" - читать интересную книгу автора (Колупаев Виктор, Марушкин Юрий)

11.

Снег залеплял лицо, лез под шерстяной вязаный шарф, забирался снизу в штанины и жег голые икры ног. Виртуальный человек осторожно пробирался по завалам, кучам смерзшейся комками первоматерии и снежным сугробам, балансируя пустой канистрой. Он шел быстро и ему удалось обогнать несколько виртуалов с трехлитровыми стеклянными банками, ведрами и канистрами. Из забора, который огораживал пустое пространство, торчали три трубы с кранами, и около каждой стояло человек по тридцать. Виртуал пристроился в очередь. Видимо, эта вечно-утренняя зарядка с тасканием воды многим нравилась, потому что виртуалы были оживлены, перебрасывались шуточками и прибауточками, смеялись, когда вода брызгала на пальто, сапоги и ботинки и обливала рукавицы и перчатки, обсуждали и сравнивали ее вкус, запах и цвет с водой из других артезианских скважин Метагалактики. Некоторые пытались играть в снежки, но снег был очень сухой, хотя и мокрый, и снежки никак не лепились. Тут подходила очередь, и в снежки пытались играть уже другие.

Виртуалу пришла в голову мысль о том, что в этих очередях он почему-то никогда не видел человеко-людей. Пришла, да и ушла бесследно. Он облил водой пальто, брюки, ботинки и рукавицы, но рукавицы были кожаные с шерстяной подкладкой и воду внутрь не пропускали.

Идти с полной канистрой было тяжелее. И виртуальный человек несколько раз поскальзывался, но не падал, потому что был натренирован, и пляска, которую он исполнял, когда материя-сама-по-себе уходила из-под ног, только разогревала пальцы в ботинках, и это было приятно, хотя и чуть-чуть рискованно. Но все же и приятно.

Ориентируясь на все возрастающую радиацию, виртуал вышел к углу дома с несчетным количеством подъездов и квартир. А его подъезд был самым крайним в бесконечном ряду. Виртуалы и всевозможные транспортные средства, как всегда, кружились водоворотом. Одни вселялись, другие наблюдали за вселением, ждали чего-то, присматривались, а третьи, кажется, уже выселялись. Вглядываясь в номера подъездов, чтобы не пропустить свой бесконечно удаленный, виртуал наткнулся на книжные развалы. Книгами никто не интересовался. Возле них даже образовалось некоторое пустое пространство. И как только виртуал со свернутой от усталости и напряжения шеей ступил на это оскверненное, что ли, место, его окружили книготорговцы.

— Денег не беру, — сказал виртуал, чтобы только отвязаться. Кто знает сегодняшний курс валюты? Надают мешок, а тут и с канистрой не знаешь, что делать.

Но не тут-то было!

— С отсрочкой! Сами донесем! — А один даже угрожающе заявил: — Без сдачи!

Виртуал сник. Не отвертеться!

— Эх, ты! — сказал один из них, обутый в пимы. Кроличий треух на его голове сидел небрежно, немного даже залихватски, а бараний полушубок в талию был распахнут. Задрав красную кумачовую рубаху, он вытащил из-за пояса холщовых порток новехонькую книгу. — Сам не знаешь, где твое счастье. Смотри! Издательство "Чья-то мысль". Переплет коленкоровый. Гарнитура высокая. Бумага мелованная. Да мне за такую книгу и десяти номиналов не жалко.

— Не нужно мне десять номиналов. Одного даже не нужно.

— Да как же так?! Да ты виртуал нормальный или научный работник?! Да ты хоть пользу свою понимаешь?! Ведь — Гераклит Темный! "О природе" — называется.

— Что?! — вскричал виртуал.

— Вот тебе и "что"! Однотомник Гераклита Темного!

— И у нас Гераклит! — оживились другие книготорговцы.

— Издательство "Антимир". "Музы" Гераклита.

— "Правило негрешимое уставу жить". Миниатюрное издание.

— "Указатель нравам". Ин фолио.

— "Единственный порядок строю Всего" Гераклита Эфесского. Оригинал на машинке. Со скидкой. Самиздат.

Заволновался виртуальный человек, загрустил, хотя канистру с водой из рук не выпустил. Но валюты ему действительно не надо было. Теперь книготорговцы будут обходить его за сто парсеков. А тут, как назло, несколько дней, в которые можно было сдать валюту в банк, сами собой изъялись из перепутанной череды суток. Конечно, можно надеяться, что согласно законам теории невероятностей, попрут они когда-нибудь один за другим. Но ведь это в будущем, то есть в прошлом, то есть в настоящем. В безвременьи, словом.

— В библиотеке, может, возьму... — сказал виртуал.

— Ну, ты даешь! В библиотеке! Там тебе меньше дадут, как же! Виртуалом ты был, виртуалом и останешься, хрыч младой!

Виртуал знал, что от знаменитого сочинения Гераклита Эфесского до настоящего времени дошли только фрагменты. Впрочем, понятие "настоящее время" являлось каким-то неопределенным, зыбким, и в чем тут дело, виртуальный человек не знал, да, признаться, и не хотел знать. Жить было можно. Но вот полное собрание сочинений Гераклита... Было от чего застонать или даже удариться об угол дома с несчетным количеством подъездов.

На шум начали сходиться другие виртуалы. Иные, впрочем, просто чтобы покурить в компании. Кое-кто небрежно листал книги, но получать валюту почему-то никто не собирался. Откуда-то приковыляла теща виртуального человека, поинтересовалась. Но этой-то просто из-за улучшения слуха послышалось, что продают апокрифические Евангелия с иллюстрациями Дюрера-Дорэ. А покупать труды Гераклита Эфесского, вроде бы, никто и не собирался.

Косолапя босыми ногами, подошел приземистый широкоплечий виртуал с прекрасной классической лысиной.

— Плешивость — не увечье, — сказал кто-то. Кажется, Аристотель, сам, кстати, плешивый.

Лысый потолкался, высвободил руки из поношенного, но чистого гиматия, листнул "Правило негрешимое уставу жить", сказал:

— А... читал, читал. То, что понял, — прекрасно, чего не понял, наверное, тоже, только, право, для такой книги нужно быть делосским ныряльщиком, чтобы не захлебнуться в ней. А, впрочем, за два обола возьму. Ксантиппа послала на рынок за свежей чемерицей, да только чемерицу разве что к обеду вчерашнего дня привезут. А соленая в кадках, признаться, надоела на симпосиях. Так что? Отдаешь?

— Нет, — сказал книготорговец, к которому обратился лысый. — Курс обола мне неизвестен. Сообщений не было.

— Да чем тебе плохи оболы? Ведь оболы — это деньги, не правда ли?

— Ну, правда.

— А деньги берут в обмен на товар, ведь так?

— Так.

— А книги Гераклита — это товар, раз она продается?

— Товар.

— За товар ты даешь деньги или за книгу Гераклита — оболы. Ведь так?

— Иди, дядя, к собакам! Иди! Достукаешься ты до чаши с цикутой!

— О, афиняне, — сказал лысый, -  не понимаете вы еще, что я послан к вам богами, чтобы тормошить вас, не давать вам спать!

 Тут у лысого с книготорговцами начался какой-то специальный разговор, а виртуальный человек огляделся и увидел, что на том месте, где вот-вот должны были начать строить кооперативные погреба, возле вертикально торчащей каменной плиты сидит сам Гераклит. Ясно было, что мерзнет он изрядно в своей не по-зимнему легкой одежде. Но вид у Гераклита все же был вызывающий, нагловатый даже. Виртуал подошел к нему и сказал:

— Вот вас выселили незаконно... Что же вы молчите?

— Чтобы не болтали, — ответил философ.

Виртуал смутился и продолжать разговор не стал. Но и уйти просто так казалось ему неудобным. Он подошел к заиндевевшей плите, различил на ней какие-то буквы, стер изморозь рукавом пальто и прочел:

          Я — Гераклит. Что вы мне не даете покоя, невежды?

          Я не для вас, а для тех, кто понимает меня.

          Трех мириадов мне дороже один; и ничто — мириады.

          Так говорю я и здесь, у Персефоны в дому.

По нетронутому снегу виртуальный человек обошел плиту, почистил надпись на другой стороне и вдруг понял, что это самый настоящий надгробный памятник! На плите значилось:

          Не торопись дочитать до конца Гераклита — эфесца —

               Книга его — это путь, трудный для пешей стопы,

          Мрак беспросветный и тьма. Но если тебя посвященный

               Вводит на эту тропу — солнца светлее она.

Так, так... Живой, выселенный за какие-то грехи из дома с улучшенной планировкой, Гераклит сидел возле своей надгробной плиты и мерз. Но стоило только взглянуть на него, как становилось ясно, что не только помощи, самого незначительного участия не примет этот эфесец ни от кого.

Виртуальный человек потоптался вокруг памятника, повздыхал немного, потом бросил канистру с легкой водой в снег рядом с гордым эфесцем и сам уселся на нее.

— Послушай, хрыч младой, — сказал Гераклит, — ты-то какого черта здесь оказался?

— Да вот квартиру дали, — начал было объяснять виртуал, но тут на него словно вихрь налетел председатель домового комитета, сунул в руку лопату, крикнул:

— Воскресник-субботник! Снег всем убирать! А ты чего расселся? — Это уже относилось к Гераклиту.

— Я — выселенный, — с достоинством ответил тот.

— Ну и что, что выселенный? Закон для всех один!

— Это верно, За закон народ должен биться, как за городскую стену.

— Держи! — Председатель сунул было лопату Гераклиту, но она качнулась и медленно прошла сквозь тело эфесца. Председатель не растерялся. — Ничего, заставим. Через конституционный суд, а заставим. Одного вот сейчас судить будем!

— Кого? — испугался виртуальный человек. — Сократа?

— И на него уже жалобы от трудящих поступают. Говорит, что не следует, народ баламутит, нигде не работает. Дойдет очередь и до него. А пока Анаксагора пропесочим.

— Анаксагора! — ужаснулся виртуальный человек. -  Ведь это же первый ученый на Земле.

— А раз ученый, да еще — первый, не знаю уж только в каком смысле он первый, то будь добр подчиняться распоряжениям общественности и не говори, что Солнце — раскаленная глыба, и что год больше дня! Ну, да заболтался я с вами. Вам бы только языки чесать! Значит, от сель и до сель! До самой первоматерии-матушки! До юрского, так сказать, периоду!

— Все равно ведь весна когда-нибудь случайно наступит, — пробормотал виртуальный человек. — Само растает.

— А нас времена года не шибко интересуют. Есть распоряжение — выполняй, А Анаксагора вашего, умного-переумного, в Красном уголке будем разбирать. Ишь ты! Первый ученый! Да у нас все первые, вторых не держим! Норму выполните — милости просим!

И председатель побежал дальше раздавать лопаты. А работа вокруг уже кипела. Поскольку фронт ее был довольно узок, то снег перекидывали с места на место, разрыхляя его при этом и значительно увеличивая в объеме. Правда, раскопали пару грузовичков со всем барахлишком в кузовах. И хозяев имущества, и даже шоферов мигом раскопали. Но разгрузить не успели, потому что бригада из соседнего подъезда взяла штурмом один из удаленных сугробов и снова завалила новоселов снегом.

— А кто такой этот Анаксагор? — спросил Гераклит, как ни в чем ни бывало орудуя лопатой, хотя только что она прошла сквозь него, как сквозь пустое место.

— Из Клазомен он.

— Не знаю, не знаю. Фалеса читал, Анаксимандра читал, Анаксимена видел даже. А о Анаксагоре не слышал.

— Он жил позже вас.

— Раньше — позже, время одно, — ответил философ, откинул в сторону лопату, взвалил на спину надгробный памятник и, пошатываясь от его тяжести, пошел.

— Вы куда? — крикнул виртуальный человек.

— Пожалуй, подамся-таки в НИИ Пространства и Времени.

— Тогда подождите. И мне туда. Я сейчас...

И оказался на площадке своего этажа, возможно, даже в тот самый день, когда пошел утром с канистрой за водой.

 Трое с четырнадцатью сотыми человеко-людей, те, что затирали трещины в Пространстве и Времени, тотчас подскочили к нему, подхватили под руки, заулыбались, дали под зад коленом, похлопали дружески по плечу, выбили зуб, поцеловали в лоб, двинули в пах, хором сказали:

— Значит, упорядочиваем ряды своих ощущений? Закон, значит, нарушаем? А на допросик, а на допросик! Уважьте уж, будьте так милостивы.