5

В Валдай мы приехали в сумерки. У самого почти города по обочинам дороги стоят темные елки, тяжело клоня книзу грузные ветки. А стройные сосны - худые и гордые - высятся голыми рыжими стволами, только на самой макушке пышная белая шапка.

Город возник как-то сразу.

Косые лучи заходящего солнца ложились на чистый снег и как бы подрумянивали его. Солнце играло красками: уйдет - и тротуары станут сиреневыми. А снеговая крыша, нахлобученная на дом как шапка, еще вся в лучах - розовая. Что же до дыма из трубы, то он золотисто-красный.

Валдай Славке понравился. Он сказал:

- Хороший город. Только песок в валенках.

Это у него ноги затекли. Ехали-то мы без малого семь часов. А приехав, зашли прямо к Якову Павловичу. Он в том доме работает, что, снеговой шапкой накрытый, на самой горе стоит. От этого дома весь город видно. И озеро. Будто большое белое блюдо с зелеными краями. Такое Валдайское озеро. Огромное. Из конца в конец взором не охватишь.

Вечерело, и Яков Павлович уже кончал работу. Пружина сильно хлопала входной дверью. Один за другим уходили сотрудники учреждения.

Мы со Славкой погрелись у печки, разогнулись, помахали руками, а в это время Яков Павлович услышал наши голоса и вышел в прихожую:

- С приездом!

Поздоровались. Познакомил я Славку с Федотовым. Яков Павлович и говорит нам:

- Вы, братцы, как? Домой ко мне поедете или тут подождете? Я скоро освобожусь.

Славка сказал:

- Тут подождем. У печки.

Ну, а я с ним спорить не стал. Тут и скамейка была. Сели.

А Якова Павловича дверь как раз напротив. Он и не закрыл ее. Нам все видно и слышно.

- Да, это я, - говорит в телефонную трубку Федотов. - Когда елка? Завтра? Понятно. А ремонт школы закончили? Понятно. Спасибо. Буду в колхозе - заеду в Броды.

Славка тянет меня за рукав и спрашивает:

- Яков Павлович учитель? А Броды - это что?

- Броды - это деревня такая, недалеко от Валдая, - говорю я.

Опять звонит телефон.

- Откуда? - спрашивает Федотов. - А, молокозавод? Слушаю.

Мне слышится, будто Яков Павлович смеется.

А он между тем говорит:

- Плохо дело. Заливают, говоришь? Вот беда!…

Потом молчит, а из трубки, которая возле уха у Федотова, аж к нам доносится: «Кар… кар… кар…»

Трубка умолкла, и снова говорит Федотов:

- Заливает вас колхоз молоком и еще больше заливать будет. Такие там доярки подобрались, что у них реки молочные так и текут. А вы не о том думайте, как этот поток сократить, а о том, как больше продукции дать… Знаю, знаю. Приходите. Обмозгуем.

В комнате Якова Павловича сумеречно. Только зеленая лампа освещает стол и его руки, большие, жилистые. Он что-то пишет, и перо быстро бежит по бумаге. Потом кричит нам в коридор:

- Не соскучились? Я сейчас!

Но «сейчас» это затягивается.

Входная дверь скрипнула и закрылась, будто хлопушка хлопнула. Какой-то бородач смахнул с валенок снег и пошел к Федотову. В руках у старика большие грабли.

- Что это? - спрашивает Славка.

Мы слышим, как сердито говорит старик:

- Это им не колокольцы отливать под дугу. Вещь нужная для работы. Смотри, Яков Павлович, как сделали. Стыд!

Славка шепотом спрашивает меня:

- Почему он сказал - колокольцы?

- Не знаю, - говорю я. - Наверное, звоночки так называются, а колокольчики - это цветы.

Старик уходит, а грабли остаются у Федотова.

Яков Павлович появляется в прихожей, и мы поднимаемся, чтобы уйти с ним, но снова скрипит и бухает дверь, и в коридор, прямо к печке, торопливо входит человек с большой круглой головой и носом - ну точь-в-точь картошка.

- Ты что, Андрей Иванович? - спрашивает Федотов. - Горит где, что ли?

- Боялся опоздать! - Большеголовый снимает шапку, вытаскивает платок, вытирает лоб и шею. - Уф! Хорошо, что застал. У нас несчастье. - Он нагибается к Федотову так, что кажется, вот-вот заденет его носом, и говорит что-то вполголоса.

- Ну?! - поражается Яков Павлович. - Медведь? Чудеса! Где тут москвич? - поворачивается он к нам.

- Я! - отзывается Славка.

- Отогрелся, путешественник?

Как Славка отогрелся, видно по его щекам. От них, как говорится, прикурить можно - пылают. А очки вспотели.

- Угу, - говорит Славка.

Видно, он чувствует, к чему дело клонится: уходить надо. Не хочется. Но виду не подает. Спрашивает:

- А где Юра ваш?

- Вот я об этом и думаю. Пора вам свидеться. Идите-ка вы, друзья, к Юре, а меня извините, я еще тут посижу. Располагайтесь дома. А там и я набегу. Договорились?

- Договорились. Пошли! - берет меня за руку Славка.