"Единственная наследница" - читать интересную книгу автора (Модиньяни Ева)

Глава 22

Чезаре пока не решался покинуть прачечную Матильды, где его обязанности с началом войны умножились. Полки становились все многочисленнее, военные учения проходили все чаще – белья из казарм поступало все больше.

Капитал их прирастал, но ни он, ни Риччо еще не могли расстаться со старой работой. Прошла осень, потом зима. Майское солнце уже сверкало над цветущими лугами, в небе весело носились стрижи и ласточки.

– Господи, неужели и до нас когда-нибудь доберется война? – подумала Матильда, вдыхая ароматный утренний воздух.

Она вошла в прачечную по делу и застала здесь Чезаре одного. Голый по пояс, он орудовал гаечным ключом возле котла, который все время барахлил и требовал ремонта. Его блестящая от пота спина лоснилась в солнечном свете, крепкие мускулы бугрились на широких плечах.

– Почему ты здесь? – спросила Матильда.

Парень поднял свое красивое лицо и улыбнулся ей голубыми глазами.

– Проклятый болт не держит, – ответил он.

– Сегодня вызову рабочего, чтобы поменял его, – сказала Матильда. Она говорила о машине, но думала о нем, этом статном широкоплечем юноше, чьи блестящие от пота плечи и грудь действовали на нее возбуждающе.

– Я сам могу починить, – сказал он. – Что тут такого? Они были вдвоем в этой жаркой, насыщенной паром прачечной, среди котлов, корзин с уже выстиранным бельем и тюков с грязным, и эта нечаянная близость, которой Матильда, борясь с искушением, все эти дни избегала, волнующе действовала на нее. «Держи себя в руках. Ты почтенная вдова. И должна вести себя подобающим образом», – твердила она себе, теребя портрет покойного мужа на груди, но, вопреки этому, уже ощущала, что не способна противостоять этому неодолимому влечению.

Они безотчетно сблизились: Чезаре робко улыбался, а она готова была разрыдаться и все отрицательно мотала головой, но глаза ее горели желанием, а упругая грудь поднималась и опускалась в такт учащенному дыханию.

Через мгновение они упали на еще мокрое и пахнущее щелоком белье, забыв обо всем. Они еще не остыли от этой близости, как в прачечную вбежала одна из работниц с криком:

– Война! Началась война! О господи, что с нами будет!..[4]

Женщина была так потрясена, что не заметила того, что было бы трудно не заметить при других обстоятельствах. Она опустилась на кучу грязного белья и, закрыв лицо ладонями, зарыдала.

– Кто тебе сказал, что началась война? – спросила Матильда, торопливо приводя свою прическу и одежду в порядок. Придя в себя от этого вихря страсти, она была больше озабочена тем, как избежать огласки, чем международным конфликтом, который давно уже назревал.

– Пришел сержант из казармы, – всхлипнула женщина.

– Где он?

– Ждет там, снаружи.

Чезаре вспомнились сборища бесноватых интервенционистов, их истошные вопли на митингах, их руки, размахивающие флагами, и понял, что они добились своего. Все эти герои, которые так любят шуметь на площадях, они-то не попадут в окопы. Они-то как раз останутся здесь, эти папенькины сынки в полувоенных куртках и воинственно заломленных шляпах, эти пустые адвокатишки и тщеславные актеришки, эти дамы, до безумия увлеченные своим божественным Д'Аннунцио,[5] пожирательницы его стихов и романов, жаждущие грешить, но не имеющие смелости для этого. Но других они загонят туда.

– Я люблю тебя, – сказал Чезаре тихо.

– За что же, дорогой? – спросила она взволнованно.

– За твое великодушие, за твою храбрость. Женщина, которая объявила им о войне, смотрела на них, не понимая.

– Что сказать сержанту? – спросила она.

– Скажи ему, что я сейчас приду. Ступай же, – приказала Матильда.

– Не такая уж я храбрая, милый, – сказала она, когда работница ушла.

– Если ты захочешь, я никогда тебя не оставлю, – пообещал он.

Матильда покачала головой и улыбнулась сквозь слезы: она плакала, смеясь, и смеялась, плача. «Началась война, а я здесь плачу и смеюсь, потому что мальчик сказал, что любит меня».