"Единственная наследница" - читать интересную книгу автора (Модиньяни Ева)

Глава 6

– Проходи, садись.

Энрико Пессина сидел за столом под окном и ел из миски фасоль со свининой. Хозяин тоже жил в бараке, одном из двух, которыми владел. Он занимал в нем квартирку с отдельным входом, но маленькую и запущенную, как часто бывает у старых холостяков.

– Я не помешал? – Чезаре потерял часть своей уверенности и нервно теребил в руках шапку.

– Мешать ты мне не мешаешь, – сказал хозяин, продолжая жадно поглощать еду. – Мне редко случается есть в компании. Люди говорят, что я ем, как волк. Кому какое дело? Я ем три раза в день и ем то, что хочу. Они же… Хочешь, присоединяйся, – пригласил он парня за стол.

– Нет, синьор Пессина, спасибо. Я уже поел.

В другом случае Чезаре почувствовал бы, как у него слюнки потекли от такого лакомого блюда, но в этот момент язык присох к небу.

– Но не фасоль же со свининой, я думаю. Со двора доносились голоса и уличный шум.

– Поленту, – признался он.

– Когда-то я ее тоже немало поел. Бывает, и сейчас иной раз попробую, чтобы вспомнить прежние времена. – Он отложил ложку, налил большой стакан красного вина из запыленной бутылки, выпил большими глотками и прищелкнул языком. Потом вытер губы тыльной стороной руки и шумно рыгнул. – Ну, давай, возьми стакан там, над раковиной. Я угощаю – выпей со мной.

Парень послушно подошел к раковине и взял стакан, по краю которого ползали мухи.

– Спасибо, синьор Пессина, – сказал он, возвращаясь к столу, за которым ел хозяин.

Тот налил ему на донышко немного вина, посмотрел испытующе на парня, подумал и долил еще чуток.

– Садись и пей, – сказал он милостивым тоном. Чезаре сел и поднес стакан к губам. Вино было хорошее, густое и сразу, с первого же глотка, взбодрило.

– Ну как, ничего? – Пессина глядел с удовлетворением человека, совершившего милосердный поступок и ожидающего благодарности за него.

– Нормально, – согласился Чезаре, которому не хотелось слишком уж унижаться перед ним.

– Так-так, – протянул Пессина, слегка недовольный. – Ну и что же, дружочек, привело тебя ко мне?

– Я из-за платы. – Чезаре глотнул еще из стакана, но вино застревало у него в горле.

– Ты принес деньги? – спросил тот без церемоний.

– Я пришел сказать вам, что денег у нас нет.

– Это мне уже сказала твоя мать.

Пессина жадно продолжал насыщаться, словно не ел много дней.

– Я знаю.

Чезаре уже ненавидел его, но не за то, что он так отвратительно ел, а за то, что ломал комедию, в то время как все они по его милости могли очутиться на улице.

– Как бы там ни было, я дал вам два дня времени. – Он играл с ним, как кошка с мышью.

– У нас не будет денег и через два дня. За этот срок нам денег не достать.

– А что я могу сделать? – Пессина подмигнул своими маленькими припухшими глазками грабителя и пригладил седоватые усы.

– Подождите неделю. Максимум две недели. Разве это так много?

– Ты думаешь, если бы я мог, я бы этого не сделал? – Он вытер рот рукавом пиджака.

– Не знаю, – сказал Чезаре, хотя был убежден, что, если бы тот захотел, то мог бы ждать и два года. – Вы ведь богатый человек.

Энрико Пессина тяжело откинулся на спинку стула, достал тосканскую сигару, неторопливо обнюхал ее и наконец сунул в рот.

– Легко сказать, богат. Послушать, что про меня болтают, так здесь припрятаны мешки золотых монет, – сказал он, сладострастно посасывая дымящуюся сигару. – Хотя никто никогда их не видел. Грех, конечно, жаловаться на свою жизнь, и все-таки, ох… Говорят, что я занимаюсь ростовщичеством, плюют на землю, когда я прохожу, и отворачиваются в другую сторону. А потом сами же приходят ко мне и плачутся, чтобы дал хоть что-нибудь под залог. Я делаю свои дела. Я всегда возвращал заложенную вещь, когда мне отдавали долг. Но чего же они хотят? Чтобы я вечно одалживал бесплатно людям, которые никогда не возвращают долгов?

Пессина вытащил из жилетного кармана серебряные часы с эмалевым циферблатом и римскими цифрами. На крышке была выгравирована фигура женщины в тунике, с развевающимися волосами и повязкой на глазах. Он нажал на кнопку, крышка открылась, и механизм начал вызванивать приятную мелодию. Пессина поглядел на эмалевый циферблат, потом на парня, ожидая выражения изумления, но Чезаре притворился равнодушным.

– Но если человек не может… – возразил он. Он знал, в какой нищете живут эти люди, и не мог согласиться с хозяином.

– Ну что ж, конечно, – кивнул Пессина, разочарованно убирая часы. – Самый честный человек на свете не может заплатить долг, если у него нет денег. Но на это есть закон. Закон божий и закон мирской. – Он продолжал курить свою тосканскую сигару, с видимым удовольствием попыхивая дымком. – Перед богом все мы равны, но в нашем мире, запомни это, за все надо платить. Я не могу дать тебе что-то, если ты не дашь мне чего-нибудь взамен.

– Мы хотим заплатить. – Чезаре чувствовал глубокое отвращение к этому человеку, хотя и понимал, что зло было не в нем самом, а в каких-то несправедливых законах, по которым устроен сам мир. – Мы только просим отсрочки в две недели вместо двух дней. Какая вам разница?

– Это обычные отговорки, – ответил хозяин, пристукнув по столу кулаком. – Две недели превращаются в два месяца, а два месяца – в год. Хватит! Три месяца вы живете у меня в долг. Не хотите платить – отправляйтесь на все четыре стороны. Мои дома должны приносить доход. И мои деньги должны приносить плоды. – Он сдунул пепел с сигары и отпил немного вина. – Если ты крут – тебя ненавидят, но зато уважают. А если добряк – тебя презирают, хотя все твоей добротой и пользуются. Когда богач одаривает бедняков, он в конце концов и сам становится оборванцем.

– Только одну неделю. – Чезаре встал и с суровым видом ждал ответа.

– То, что я сказал твоей матери, то повторю и тебе. Через два дня или вы заплатите, или я выгоню вас.

Чезаре покраснел до корней волос.

– Сколько мы вам точно должны? – спросил он.

– За три месяца по восемь лир в месяц. Ровно двадцать четыре лиры.

– Вы получите ваши деньги, – сказал Чезаре с уверенностью.

– Вот это мужской разговор, – ухмыльнулся тот. – Для тебя ведь найти их – раз плюнуть.

Чезаре вышел на вечернюю улицу, полную шумов и приглушенных голосов. Над головой сияло звездное небо. Далеко, со стороны центра, ехал, позванивая, электрический трамвай. В последнее Рождество отец повез его покататься по городу и потратил на это десять чентезимо. Из окна трамвая он видел в тот вечер залитые огнями улицы и площади центра, ярко освещенные подъезды театров, окна кафе и ресторанов, где сидели богатые синьоры, которые могли потратить эти двадцать четыре лиры за один только день.

Сквозь освещенные окна домов он видел кругом безмятежную жизнь, которая не имела ничего общего с его тоской и отчаянием. Почему люди так равнодушны к бедам других? Он и сам много раз видел повозки, нагруженные чьими-то жалкими пожитками, катящие куда глаза глядят, и едва удостаивал их рассеянным взглядом.

Итак, он должен был за два дня раздобыть двадцать четыре лиры. Но где и как? Попросить в долг – об этом нечего и думать. Сэкономить – требовалось время. Из глубины темной улицы донеслись печальные звуки шарманки и скрип тележных колес. Звуки приближались, становились все громче, пока в свете фонарей не показалась лошадь, идущая размеренным шагом и запряженная в крытый цыганский фургон. На звук шарманки сбегались дети, прохожие останавливались, с интересом оглядывая необычную процессию.

Чезаре тоже подошел и увидел на передке этого дома на колесах хрупкую черноглазую девушку с темными волосами, которая держала за поводок огромного медведя в наморднике. Правил повозкой коренастый мужичище с большой черной бородой и длинными волосами, с продетой в ухе по-цыгански серьгой. Он остановил повозку и объявил, что на пьяцца Ветра через час состоится представление, где очаровательная Долорес будет увеселять почтеннейшую публику танцем дрессированного медведя. Девушка что-то сказала медведю, и косматый зверь, покачивая головой, поклонился, приветствуя публику. Колокольчики, привязанные к его ошейнику, весело зазвенели, и дети захлопали в ладоши, в то время как взрослые обменивались удивленными взглядами.

Цыгане, медведь, шарманка – это были прекрасные развлечения. И Чезаре вместе с толпой зевак пошел за повозкой. Что толку копаться в своих бедах? Все равно сегодня ему не удастся их разрешить.