"Луций Анней Сенека. Его жизнь и философская деятельность" - читать интересную книгу автора (Краснов Платон Николаевич)ГЛАВА VII13 октября 54 года умер Клавдий, и на престол вступил не достигший еще семнадцатилетнего возраста Нерон. Эта перемена имела громадное значение в жизни Сенеки. Из профессора риторики он превратился в полновластного министра, так как сам император, по молодости своей, не мог самостоятельно заниматься делами управления, и первыми шагами Нерона пришлось руководить Сенеке. Первыми действиями молодого императора было воздаяние установленных почестей покойному Клавдию. Клавдий был причислен к сонму богов; Агриппина была назначена жрицей нового божества, а Нерон произнес торжественную погребальную речь, написанную Сенекой. Речь эта, несмотря на обычный стиль и такт Сенеки, по справедливости считавшегося лучшим оратором того времени, произвела на слушателей не совсем благоприятное впечатление. Пока Нерон говорил о благородстве происхождения Клавдия, о доблестях его предков, его личных наклонностях к научным занятиям, о мире и благоденствии, которыми пользовались провинции в его царствование, внимание слушателей поддерживалось, но когда Нерон перешел к восхвалению справедливости и государственной мудрости Клавдия, никто не мог удержаться от смеха. Гораздо большим успехом увенчалась, так сказать, подпольная сатира Сенеки против Клавдия, пародировавшая апофеоз этого ничтожного императора. В ней Сенека излил свои истинные чувства – всю свою злобу против Клавдия, которая за последние дни обострилась еще и обязанностью принимать участие в обожествлении императора, несмотря на то, что Сенеке был глубоко противен даже самый обычный апофеоз смертных, но сильных мира сего. Сенека имел и личные причины ненавидеть Клавдия – за свою ссылку, за те унижения, которые приходилось переносить при его дворе; но, помимо личных отношений, он считал Клавдия за ничтожного и жалкого развратника. Клавдий был от природы ограничен, к концу же своей жизни – как раз к тому времени, как его избрали в императоры, – совсем выжил из ума. При дворе Калигулы Клавдий был мишенью грубых и оскорбительных насмешек императора. Ставши сам кесарем, Клавдий жил в постоянной тревоге, боясь заговоров, и поэтому был жесток с окружающими. Он был притом так забывчив, что нередко приглашал к своему столу лиц, которых весьма незадолго перед тем казнил. Казнив свою жену Мессалину, он вскоре стал выказывать знаки недоумения по поводу ее отсутствия на супружеском ложе. Когда однажды к Клавдию пришли представители одной провинции с жалобой на своего наместника, он понял, будто они благодарят императора за удачный выбор для них правителя, и продлил срок его проконсульства еще на два года. Клавдий имел слабость лично выслушивать тяжущихся на форуме, и при этом часто выносил приговор, забыв выслушать защитника. Кроме того, Клавдий был крайне вспыльчив и смешон во гневе. Все эти черты покойного императора нашли точное воспроизведение в сатире Сенеки. Сатира написана в смешанной форме – в стихах, прерывавшихся прозой, и, по мнению критиков, представляет из себя лучший образец легкого политического памфлета. Дион Кассий сообщает, что она была озаглавлена “Апоколокинтозис”. Слово это есть пародия на слово “апофеоз”. Как это последнее означает обращение в бога, так первое значит превращение в тыкву, – растение, служившее у древних символом глупости (как у нас пробка). Однако в дошедших до нас списках сатира нигде так не называется, равным образом в ней не упоминается об обращении императора в тыкву. Содержание сатиры состоит в том, что Клавдий после смерти[5] попадает в царство мертвых, где заявляет претензию на божеский сан; в претензии этой, однако, ему отказывают, по предложению Августа, и передают Клавдия в руки одного из адских судей, Эака. Эак, по свойственному ему беспристрастию, осуждает Клавдия, не выслушав его оправданий, как это при жизни делал и сам император. Клавдия приговаривают вечно исполнять одну и ту же бесполезную работу, а именно – так как он был любителем игры в кости, вечно бросать кости из дырявой чашки. Наказание это, однако, не было приведено в исполнение, так как, едва Клавдий принялся за это занятие, явился Калигула и потребовал его себе как своего беглого раба. Претензия Калигулы была уважена, но он подарил Клавдия, за негодностью, письмоводителю адского суда Менандру – в помощники при судопроизводстве. На этом сатира обрывается. Весь интерес ее сосредоточивается в частных намеках на лица и события в Риме, теперь без комментария не понятных. Похоронив Клавдия, Нерон, или, точнее, Сенека, обратился к общественным делам. Прежде всего, Нероном была произнесена в сенате речь, в которой излагалась программа нового царствования. Нерон обещал устранить те законы, которые возбуждали особое недовольство в народе. Он обещал не быть единоличным судьею в процессах, не судить обвинителя с обвиненным в тиши своего дворца, предоставляя решающее слово немногим приближенным. Двор Нерона будет недоступен продажности и интригам, и его личные дела будут отделены от общественных. Сенат вступит в свои прежние права, провинции будут входить в сенат через своих проконсулов; сам же Нерон будет стоять во главе войска. Благодаря Сенеке и Бурру обещания Нерона в первые годы царствования выполнялись, и очень многие законы прошли помимо императора через сенат: так, был установлен закон, запрещавший взимать плату с тяжущихся за ведение процесса, было отменено постановление, принуждавшее избранных в квесторы давать гладиаторские игры, – в этом последнем законе можно усмотреть влияние самого Сенеки, и т. п. Когда Нерон был избран консулом вместе с Луцием Антистием и, по требованию сената, Антистий должен был принести присягу в верности императору, Нерон, памятуя, что консулы только соправители, равные друг другу, освободил своего сотоварища от присяги. В Риме по случаю этого поступка заговорили о возвращении к золотым временам республики… Однако, хотя все эти поступки совершались под именем Нерона, ни для кого не могло быть секретом, что за ними кроется Сенека. И в самом деле, когда в Армении вспыхнул мятеж, в Риме встревожились, опасаясь, что император по молодости лет не сумеет справиться с ним; но упоминание о Сенеке и Бурре заставляло успокаиваться умы граждан. Предчувствуя в Нероне кровожадность, Сенека обращал особое внимание на развитие в императоре наклонности к милосердию. Он успел в этом настолько, что, подписывая первый смертный приговор в свое царствование, Нерон воскликнул: “О, если бы я не умел писать!” В восклицании этом есть, однако, доля лицемерия. Тем не менее, Сенека подхватил его и в начале второго года царствования Нерона посвятил ему трактат “О милосердии”, в котором необыкновенно превозносил кроткий нрав Нерона и красноречиво доказывал ему хорошие стороны милосердия, приводя в пример Августа, достигшего расцвета славы и безопасности именно в конце своей жизни, когда стал снисходительнее обращаться со своими врагами, чем многих привлек на свою сторону. Этот трактат Сенеки, хотя и написанный по правилам стоической философии, отличается необыкновенной простотой и популярностью изложения: очевидно, философ применялся к возрасту и к пониманию своего ученика. Но, кроме теоретических советов быть милосердным, Сенека старался и практически приучать Нерона к этой добродетели, заставляя молодого императора произносить в сенате речи в пользу граждан, невинно пострадавших при Клавдии. Так, по настоянию Нерона, был возвращен Платон Латерат, обвиненный в связи с Мессалиной и лишенный сенаторского звания. Если Сенеке и не удалось сделать Нерона милосердным навсегда, хорошо уже и то, что он был милосерден хоть когда-либо. Во всяком случае, благодаря Сенеке первые годы правления Нерона были так хороши, что впоследствии император Траян говаривал, что редкий правитель превзошел доблестями Нерона в первые пять лет его царствования. К несчастью, Сенеке с самых первых шагов приходилось бороться с Агриппиной, которая во всех мерах республиканского характера видела умаление своих почестей. Ей хотелось самой царствовать именем Нерона, но допустить ее до этого, при ее мелком властолюбии, было бы весьма рискованно. Оттого одной из первых задач придворной деятельности Сенеки было устранение Агриппины. Это было нелегко, так как она пользовалась большим влиянием на сына. Нерон называл ее лучшею из матерей. Она присутствовала за занавесью при заседаниях сената, происходивших во дворце. Наконец Агриппина обладала значительною дозой нахальства и делала попытки стать даже выше императора, пользуясь его юношеской застенчивостью. Первое столкновение Сенеки с Агриппиной произошло при приеме армянских послов, просивших аудиенции у Нерона. Агриппина хотела сама принять их, но Нерон, по знаку Сенеки, пошел к ней навстречу. Таким образом, под видом любезности к матери он не допустил ее к почестям императрицы. Следующее столкновение Сенеки с Агриппиной произошло по поводу Актеи. Как известно, Нерон был женат на дочери Клавдия – Октавии; но брак этот был ему не по сердцу, и при страстности темперамента Нерона можно было ожидать больших неудобств, в случае если бы его любовь обратилась к какой-нибудь честолюбивой придворной даме. Поэтому Сенека и Бурр вздохнули с облегчением, когда выбор Нерона пал на скромную и бесцветную вольноотпущенницу, неспособную играть никакой политической роли и сверх того благоговевшую перед умом и добродетелью Сенеки. Напротив, Агриппина пришла в ярость, узнав о сердечной склонности сына. Тем не менее, Сенека, надеясь, что связь с Актеей предохранит Нерона от более опасных увлечений, покровительствовал ей. Друг Сенеки, Анней Серен, принял на себя исключительную роль притвориться влюбленным в Актею и взять на себя грех императора. Все поведение Сенеки в этой истории достойно удивления. Вмешаться в такое щекотливое дело, рискуя самому потерять репутацию, – на это может быть способен только человек, обладающий широким нравственным мировоззрением. Но Агриппина не могла успокоиться. В гневе она стала грозить, что возбудит народное восстание против императора в пользу Британника, законного наследника Клавдия. Когда эта угроза дошла до Нерона, он приказал отравить Британника, а Агриппина впала в немилость. Ее личный враг, тетка Нерона – Домиция Силана – с помощью наемных доносчиков обвинила Агриппину в желании возвести на престол Рубеллия Плавта. Донос был сделан во время пира и привел Нерона в ярость. В гневе хотел он без суда убить Агриппину и лишить звания начальника стражи Бурра как пользовавшегося ее покровительством. Но вследствие убеждений Сенеки Нерон отменил свои приказания и послал философа допросить свою мать. Агриппина вела себя на допросе с редким достоинством. “Я не удивляюсь, – сказала она между прочим, – что материнские чувства неведомы Силане: у нее не было детей. Мать не может изменять своим детям так, как это низкое создание изменяло своим любовникам… Если Домиция своим доносом хотела только выказать заботливость о моем сыне, я ей очень благодарна; но это всего лишь комедия, измышленная ею в обществе любовников. Благодаря мне Нерон был усыновлен Клавдием, облечен консульскою властью, получил престол; а эта женщина, что делала она для моего сына? Задавала пиры в Байях! И чего ради стала бы я заводить смуту, поднимать войска, нанимать убийц, – разве я буду царствовать? Кто бы ни был на престоле: Плавт, или кто другой, – всегда будут у меня враги, чтобы обвинять меня – не в словах, вырвавшихся в минуту гнева, в минуту безумия оскорбленного чувства, но в преступлениях, в которых может оправдать только сыновняя любовь”. Эта речь произвела сильное впечатление на Нерона. Он примирился с матерью, и этот их мир был гораздо опаснее прежней дружбы… Чувственность Нерона достигла в это время таких размеров, что для того, чтобы погасить ее, он в компании придворных развратников производил дебоши на римских улицах. Удаление Агриппины от двора было апогеем силы и значения Сенеки, после чего его влияние на императора начинает быстро уменьшаться и падать. К этому времени Сенека достиг высших гражданских почестей: в 57 году от Р. X. он был консулом. Богатства его также значительно возросли благодаря щедрым подаркам Нерона. Состояние его в это время оценивалось крупной суммой в триста миллионов сестерциев (около 13,25 млн. золотых рублей). Одних драгоценных треножников у него было несколько сот. Это огромное состояние требовало для управления значительной траты времени, тем более, что Сенека не оставлял своего имущества мертвым капиталом. Деньги его пускались в разные обороты в провинциях, преимущественно в Британии; в обширных же своих поместьях Сенека развел виноградники. Он управлял своими имениями отчасти через доверенных лиц, отчасти же непосредственно, так как сам был прекрасным знатоком виноградарного искусства. |
||
|