"Луций Анней Сенека. Его жизнь и философская деятельность" - читать интересную книгу автора (Краснов Платон Николаевич)ГЛАВА VIIIГромадное богатство Сенеки и неослабевающая к нему милость Нерона, естественно, вызывали к философу зависть. Один из завистников выступил против него даже с публичными обвинениями. Это был некто Сциллий, взявшийся обвинять философа, неизвестно, по собственной инициативе или по тайному уговору с кем-либо из более влиятельных лиц партии, противной Сенеке. Прошлое Сциллия было весьма сомнительным. Еще в царствование Тиберия он был изгнан из Рима за лихоимство в судебном процессе, совершенное им в качестве квестора. Позднее, в царствование Клавдия, вернувшись в Рим, он составил себе громадное состояние, занимаясь доносами, совершаемыми им как по собственному почину, так и по поручению Мессалины. Своими доносами Сциллий погубил немало знатных римлян. Когда при Нероне был восстановлен закон Цинция, запрещавший даже адвокатам принимать денежное вознаграждение от тяжущихся, и Сциллий был привлечен к ответственности в нарушении этого закона, он, взамен оправданий, обрушился с обвинениями в адрес Сенеки. По словам Сциллия, Сенека преследовал всех друзей Клавдия, чтобы тем самым отомстить за свое изгнание. Пустота занятий Сенеки и его старания выдвигать на сцену молодежь вели к тому, что забывались немногие представители настоящего ораторского искусства. Он, Сциллий, действительно был квестором Германика, Сенека же внес растление в нравы семейства этого великого человека. Неужели получение благодарности за ведение процесса – большее преступление, чем обольщение знатных дам Рима? И какой философией, какой мудростью, какими заслугами сам Сенека в течение четырех лет милостей Цезаря составил себе состояние в триста миллионов сестерциев? Сенека присвоил завещания римских граждан и имения богачей, умерших без наследников. Италия и провинция обременены его поборами. Он же, Сциллий, владеет весьма умеренным состоянием, и все готов перенести скорее, чем подчиняться какому-то выскочке. Сочинения философа дают лучший ответ на клевету Сциллия, в которой наиболее существенным является обвинение Сенеки в алчности. Однако и это обвинение не выдерживает критики. Действительно, Сенека пускал свои деньги в рост. Дион Кассий упоминает даже как об одной из причин восстания британцев в 61 году (спустя два года после процесса Сциллия) то, что Сенека, ссудивший свои деньги британцам, сразу потребовал обратно всю сумму долга. Весьма вероятно, что Сенека и сделал это именно вследствие обвинений Сциллия, не желая, чтобы даже тень любостяжания лежала на его поступках. Но неужели можно вменять в преступление человеку то, что он не оставляет лежать свой капитал мертвым? Что же касается источников богатства Сенеки, то оно составилось исключительно подарками Нерона. Император был очень щедр на подарки, в особенности по отношению к своему прежнему воспитателю, а при деспотизме Нерона не принимать эти подарки было невозможно. Тацит упоминает, что после убийства Британника Нерон разделил имения принца между своими приближенными; в их числе, очевидно, был и Сенека. Такого рода подарки приходилось принимать поневоле. В своем трактате “О благодеяниях” Сенека прямо говорит: “Не всегда можно отказываться; иногда бываешь вынужден принять подарок: какой-нибудь мрачный, жестокий тиран может принять отказ за личное оскорбление”. Обвинение Сциллия весьма возмутило и сенат, и самого Нерона. Император велел ускорить решение по делу Сциллия. С этой целью против клеветника выставили обвинение в доносах на многих знатных римлян, результатом которых была смерть обвиненных. Сциллий ссылался на то, что все эти доносы были совершены им по приказанию Клавдия; но Нерон заставил его молчать, сказав, что у него есть доказательства того, что Клавдий никого не преследовал сам. Тогда Сциллий сослался на Мессалину; но и это не помогло. Отчего же, в самом деле, эта женщина выбрала орудием своих интриг именно Сциллия? Общий голос требовал наказания клеветника, и Сциллий был приговорен к лишению части своего имущества и ссылке на Балеарские острова. Процесс Сциллия произвел, однако, неблагоприятное впечатление на друзей и родных Сенеки. Отовсюду посыпались к нему запросы о степени справедливости обвинений Сциллия. Сенеке пришлось оправдываться. В трактате “О благодеяниях”, который писался как раз в год процесса Сциллия, во многих местах можно видеть оправдания философа. Но всего полнее он изложил свою апологию в письме к старшему брату, Галлиону, озаглавленном “О счастливой жизни”. “Мне говорят, – пишет он между прочим, – что моя жизнь не согласована с моим учением. В этом в свое время упрекали и Платона, и Эпикура, и Зенона. Все философы говорят не о том, как они сами живут, но как надо жить. Я говорю о добродетели, а не о себе, и веду борьбу с пороками, в том числе и со своими собственными: когда смогу, буду жить, как должно. Ведь если бы я жил вполне согласно моему учению, кто бы был счастливее меня; но и теперь нет оснований презирать меня за хорошую речь и за сердце, полное чистыми помыслами… Про меня говорят: “Почему он, любя философию, остается богатым? Почему учит, что следует презирать богатства, а сам их накапливает? Презирает жизнь и живет? Презирает болезни и, между тем, очень заботится о сохранении здоровья? Называет изгнание пустяком, однако, если только ему удастся, состарится и умрет на родине?” Но я говорю, что это следует презирать не с тем, чтобы отказаться от всего этого, но чтобы не беспокоиться об этом. Марк Катон, хваля век первобытной бедности, владел состоянием в четыреста миллионов сестерциев (17,5 млн. рублей золотом) и, если бы представился случай еще приумножить свое состояние, не упустил бы его. Мудрец не любит богатства, но предпочитает его бедности; он собирает его не в своей душе, но в своем доме…”. “За что обрекать мудрость на нищету? Мудрец может иметь состояние, но оно не должно быть отнято с пролитием крови ближнего, не должно быть захвачено коварством или грязными процессами. Наконец мудрец лучше других распорядится богатством. Мудрый владеет богатством; невежда же сам во власти его. Мудрый дает богатству полезное назначение, наконец, раздает его. Раздает? Но к чему преждевременно протягивать руки? Мудрый раздает его только добрым”. Отвечая клеветникам, Сенека ставит себя на место Сократа, осмеиваемого Аристофаном. “Он стоит (среди порицателей), как скала, окруженная разъяренными волнами. Яритесь, волны! Он победит вас своим равнодушием. Нападающий на того, кто крепок и возвышен, причиняет боль только самому себе. Вам нравится находить чужие недостатки? Вы считаете чужие царапины, хотя сами сплошь изъедены язвами? Что ж! Указывайте родимые пятна на прекраснейшем теле, а сами оставайтесь покрытыми чесоткой. Упрекайте Платона за то, что он искал денег, Аристотеля за то, что он их принимал! Но… как бы вы были счастливы, если бы вам удалось сравняться с ними, хотя бы в их недостатках!” В послании к Серену Сенека рассматривает, в какой степени может быть оскорбительна для него клевета Сциллия. Философ доказывает своему другу, что мудреца нельзя ни обидеть, ни оскорбить. “Если кто захочет обидеть мудреца и сделает к тому попытку, то все же обида не коснется мудрого. Обида имеет целью причинить зло; но в мудрости нет места злу, ибо для нее зло только в пороке, Самым крупным произведением Сенеки в этот период, несомненно, должен считаться его большой трактат “О благодеяниях”, посвященный Эбуцию Либералису. В трактате этом рассматриваются различные вопросы о том, как следует принимать и как оказывать благодеяния, начиная с самых мелких подарков. В главе о подарках мы видим даже светского человека, – так остроумно и с таким тактом говорит Сенека о выборе различных подарков, сообразно отношениям и состоянию обменивающихся ими. Из этой главы лица, желающие сделать подарки своим друзьям, еще и сегодня могут почерпнуть общие указания. Замечательны мысли Сенеки о благодарности как о чувстве, которого нельзя требовать насильно. Сенека учит, что не следует оказывать благодеяния, рассчитывая на благодарность, но что следует их оказывать вполне бескорыстно. Точно так же не следует придавать особого значения нравственным качествам лиц, которым благодетельствуешь: “Дурные люди всегда будут, и отказываться ради них от добродетели не следует”. Все эти мысли, ставшие теперь ходячими фразами, в то время отличались совершенной новизною, и распространение их в обществе естественно подготавливало древний Рим к принятию учения Христа. Но всего замечательнее мысли Сенеки о том, можно ли считать благодеяние, оказанное рабом, за благодеяние. “Многие мыслители различают благодеяние, долг и обязанность; под благодеянием они разумеют то, что дает посторонний, то есть такой человек, которого нельзя было бы упрекнуть, если бы он его не оказал; под долгом – то, что исполняют близкие родные, жена, дети, которые в таких случаях повинуются призыву нравственного долга; под обязанностью то, – что дают рабы, которые всецело принадлежат господину”. “Прежде всего, – замечает Сенека, – тот, кто не допускает, чтобы раб мог оказать благодеяние, не признает прав человека. Ибо дело не в том, каково чье-либо общественное положение, но какова нравственная ценность. Раб может быть верен, может быть храбр, может быть великодушен; следовательно, может и оказывать благодеяния, ибо это тоже относится к области добродетели. Рабы до такой степени могут благодетельствовать господам, что последние часто живут их благодеяниями”. Несколько ниже Сенека высказывает еще более смелые для того времени мысли: “Заблуждается тот, кто думает, что рабство захватывает всего человека: лучшая часть его изъята от рабства. Только тело предано и подчинено господину; душа же свободна. Она до того свободна, что не может быть удержана даже ее телесной темницей. Судьба предала господину тело: его он покупает и продает; душа же не может быть отдана в рабство. Итак, господин может принимать благодеяния от раба, как и всякий человек от человека… Почему бы личность человека умаляла значение его поступка, а не поступок облагораживал того, кто его совершил? У всех людей одно происхождение, и все одинаково благородны, поскольку одарены справедливостью и склонностью к хорошим поступкам. Тот, кто выставляет в атриуме статуи предков и выписывает их имена на преддвериях храма, только более известен, а не более благороден, у всех один отец – мир, хотя одни с самого рождения обречены на славную, другие – на безвестную жизнь”. Так учил и писал Сенека задолго до водворения христианства в Римской империи. Неудивительно, что почитатели философа хотели в нем видеть тайного христианина и приписывали ему переписку с апостолом Павлом. Значение гуманных воззрений Сенеки высоко ставится даже самыми ярыми его противниками. |
||
|