"Приключения боярского сына Том 1 Битва под Конотопом" - читать интересную книгу автора (Андриенко Владимир)

Глава 8
Отречение Сентябрь 1659 год

Крепость и порт крымского ханства Кафа: Федор Мятелев, Марта Лисовская и купец по имени Карамлык В Кафе Федор Мятелев и Марта Лисовская были к утру 5 сентября. Их сопровождал отряд в 5 всадников и проводник. Город встретил их шумовом приморского базара, который уже вовсю развернулся, несмотря на раннее время, и запахом моря.

Некогда этим городом владели генуэзцы. Они вели здесь оживленную торговлю и крымские владения Кафа и Судак приносили итальянской республике Генуя немалые деньги. Но в XIV веке татары решили взять город и осадили её своими войсками.

Крепость защищалась хорош,о и все штурмы были отбиты. И тогда осаждающие применили особое оружие. Из катапульты в сторону города выстрелили не каменным ядром, а заложили вместо него труп человека зараженного чумой.

И началась в городе страшная эпидемия. Вымирали целые улицы. Оставшимся в живых генуэзцам пришлось погрузить на корабли и отплыть назад на родину, откуда их предки прибыли сюда на Северное побережье Черного моря. Заразу они принесли с собой, и эпидемия пошла гулять по Европе и, пройдясь по территориям Франции, Англии, Германии, пришла в Россию. Это была самая страшная эпидемия чумы за всю историю.

Теперь крепость Кафа была военным и торговым портом Крымского ханства. Здесь был большой и знаменитый рабский рынок. Отсюда сотнями отправляли захваченных татарами полоняников и полонянок в Османскую империю и дальше на Восток.

Проводник провел по базару, чрез запруженную народом площадь, где толкались и спорили покупатели и продавцы: татары, османы, греки, венецианцы, караимы, абхазцы.

– Вон там, – указал проводник на левую сторону рынка. – Невольничья сторона базара. Её отделяет каменная стена. Видите?

Федор и Марта кивнули.

– Идите туда и ищите купца-работорговца Карамлыка. Его там всякий знает. Я более сопровождать вас не могу. Меня могут заметить. И тогда неприятности будут у моего господина.

Они простились с проводником, и перешли на другую сторону. Здесь к вбитым в землю колья были крепко привязаны рабы-мужчины. Рынок был сегодня переполнен живым товаром, и купцы до хрипоты зазывали покупателей именно к себе.

– Господа! – один из них потянул Федора за рукав. – Прошу выбирать рабов у меня.

Такого товара вы больше нигде не сыщете. Клянусь Аллахом!

– Нам не нужны рабы. Нам нужен купец по имени Карамлык. Ты можешь показать нам дорогу к нему, – спросил Мятелев.

– Зачем вам Карамлык, эфенди? Я предложу вам товар более добротный чем он. Зачем далеко ходить.

– Я же сказал тебе почтенный, что рабы нам не нужны. Нам нужен Карамлык. Покажи нам дорогу и вот эта серебряная монета будет твоя, Федор показал купцу монету.

Тот неохотно объяснил дорогу. Он подозревал, что рабы им все-таки нужны. А клиентов терять не хотелось.

Карамлык оказался толстым караимом. На его жирном лице отпечатались следы всех возможных человеческих пороков. Федор никогда бы сам не стали иметь дело с такой шельмовской рожей. Но теперь выбирать не приходилось. Очевидно, ему хорошо платят, и он выполнит свою работу.

– Лавка купца Карамлыка к вашим услугам, почтенные господа! Здесь вы найдете лучших рабов на этом рынке. И смею вас уверить по самым дешевым ценам, – начал купец свою агитацию.

Марта Лисвоская предала ему тайный знак, и тот сразу же изменился в лице. Увидев протянутою бирку, купец едва не свалился с ног и при этом, к удивлению Федора сотворил крестное знамение, не смотря на чалму на его голове.

Он быстро увел пришедших внутрь лавки и усадил из на мягкие подушки.

– Прошу вас господа. Садитесь, – заговорил он на этот раз по-польски. – Или вам более удобен русский язык?

– Да, – кивнул Мятелев. – Говори по-русски, почтенный ага Карамлык. Ты уже, я вижу, понял от кого мы прибыли и что нам нужно? Не так ли?

– Совершенно верно, господин. Я все понял. Но есть сложности.

– Что? Ты сказал о сложностях? Но тебе были заплачены такие деньги, ага. И их тебе платят за работу, а не за жалобы на какие-то сложности, – произнесла Марта.

– Я же не оказываюсь вас переправить, господа. Я только говорю, что время военное и контроль за пассажирами стал такой, что просто так на турецкий военный корабль не войдешь. А если вам нужно к крепости Казы-Кермен, то туда можно добраться только на военном корабле. Если бы вы пожелали плыть в Трапезуд – то пожалуйста.

– Плывет только вот этот господин. Я остаюсь здесь, почтенный купец. Но ему не нужно в Трапезунд. Его путь лежит именно в крепость Казы-Кермен.

– Я могу устроить господина галерным рабом на галеру "Меч падишаха". Там капуданом служит мой давний знакомец.

– Погодите-ка, почтенный, – не выдержал Федор. – Вы сказали галерным рабом?

– Именно так. Но не беспокойтесь, господин. С вами станут обращаться хорошо. Да и до Казы-Кермена не далеко. Через два-три для вы будете на месте и получите свободу. Итак, что вы решаете?

– Я готов плыть в качестве галерного раба, – быстро ответил Мятелев.

Так судьба Федора, бывшего десятника государева стремянного полка, определилась…

Вечером Федор получил возможность одну последнюю ночь провести с Мартой. Купец предоставил им лучшую комнату в своем доме.

– Ты так легко идешь на это, Федор? – спросила она его.

– Да. Я понимаю, что меня ждут испытания, но я пойду на них. Да и есть ли у меня выбор, Марта?

– Как говорит падре, выбор есть всегда.

– Но не в моем случает, Марта. Не в моем. Я доложен пройти все уготованные м не испытания.

– Испытания? Ты не знаешь, про что говоришь, Федор. Я не должна тебя ни во что посвящать, но хочу предупредить…

– Нет, не стоит нарушать тайны, Марта. Все равно ты ничего не изменишь. Я иду по дороге судьбы. И давай займемся сейчас не болтовней, а другим более приятным делом…

Галера Его величества султана Блистательной Порты "Меч падишаха" Федор Мятелев, конечно, не раз слыхал, еще в доме отца о страшной участи галерного раба. Но ни его отец, ни друзья отца толком не знали что это такое – попасть к веслу.

Галера это большое гребное судно с тремя рядами весел. Их использовали во всех флотах, и это было весьма эффективное судно. Конечно в отличие от галеонов и фрегатов, ходящими на парусном ходу и весьма маневренных, галера была не столь быстроходна и не несла на себе такой огневой мощи. Но зато в некоторых случаях она могла действовать там, где парусное судно было бесполезно. А в штиль, когда паруса больших кораблей безжизненно повисали, галера быстро устремлялась вперед и могла нанести солидный урон врагу.

Гребцами на османском флоте были только рабы, захваченные в военных походах пленные или прожданные в рабство преступники. Впрочем, последних было не так много.

Федор попал гребцом на переднюю скамью галеры "Меч падишаха".

Его и других гребцов приковали к поперечным скамьям общей цепью пропущенной через ножные кандалы. Кузнец галеры, жилистый турок ловко заклепал железа на их ногах. Кроме того тонкие но прочные цепи надежно сковали и их руки. Правда, здесь размер железных украшений был много больше, чтобы не сковывать движений.

У каждого весла галеры сидело по трое невольников. Ближе к проходу посадили Федора Мятелева, а рядом с ним оказался его старый знакомый. Вот уж кого Федор не ожидал здесь увидеть так это его. Это был дворянин Василий Ржев! У самого борта был высокий с всклокоченной шевелюрой раб. Он назвался друзьям Минкой Ивановым.

– Откуда к нам, православные, – оскалив рот с желтыми зубами, спросил Минка. – И как вас звать-величать?

– Пан Анжей Комарницкий, – представился Федор, своим псевдонимом.

– О! – тихо присвистнул Минка. – То ты лях?

– Нет. Православный шляхтич с Украины, – Федор понял, что здесь стоит бросить свое притворное католичество.

– Тогда хорошо. А ты брат, кто будешь? – Минка обратился к Ржеву.

– Василий Ржев. Служил в полку дворянской кавалерии боярина Шреметева.

– Дворянин?

– Да.

– Оно и видно. Что побили вас татары? Чего так плохо дрались? Вся ваша кавалерия в рабских ошейниках сейчас гуляет, – хохотнул Минка.

– А ты что рад этому?

– Я-то? А я братья, простой мужик. Из под Рязани. И не то чтобы рад, но дворянскую кость мне жалеть вроде не для чего.

– И как тебя угораздило то рабом стать, друг Минка? – спросил Федор. – Давно за веслом-то?

– Десятый год. И все на "Мече Падишаха".

– Сколько? – не поверил Ржев. – Брешешь!

– Вот те крест – не брешу, – Минка перекрестился и его цепи при этом жалобно звякнули словно хотели сообщить, что Иванов не лжет. – Я, братья, от своего помещика сбег давно, да перед тем дом его пожег. Затем с атаманом Соколом погулял по Руси-матушке. А вам того слушать, небось, неприятно? Чай дворяне, шляхтичи.

Федор хорошо помнил что его отец участвовал в подавлении одного крестьянского бунта будучи в стремянном полку у боярина князя Долгорукого. Но понятно, сейчас говорить об этом не стоит.

– Да чего нам то делить теперь? – спросил он Иванова. – Что было, то быльем поросло. Сказывай далее про себя Минка.

– Так вот, сбег я стало от моего помещика. Я-то молодешенек тогда был. Атаман Сокол меня приветил. К себе в охранную сотню взял.

– Дале все понятно с твоим Соколом, – прервал его Ржев. – Мы знаем что его с Дона на Москву повезли в железах, да там на лобном месте голову ему и оттяпали.

– То так. Продали иудины души атамана. Но за то их черти на том свете заставят горячие сковородки лизать. А то и поболее.

– Чего поболее то быть может? – усмехнулся Федор.

– А то! Предатели самому Вельзевулу, станут вонючий зал лизать! Того я им искренне желаю. Во как! – с вызовом произнес Минка.

– Ай суровый ты вояка, брат Минка! – засмеялся Федор.

– Ужо какой есть. А когда после смерти атамана Сокола взялись за нас царские воеводы я и сбег подалее к черкасам* (* черкасы – так называли казаков запорожских). И от них попал я к татарам. И продали меня на галерный флот ихнего султана. Вот скоблю морюшко с тех самых времен. А теперь и вы со мной станете здесь робить. Знаешь, скольких я уже перевидал здесь рабов с тех пор? Дестяков с три – не менее.

– И чего с ними со всеми стало? – поинтересовался Ржев. – Сбежали?

– Сбёгли, дворянин, сбёгли. Да только на тот свет. Отсюда иначе никто не уходил.

Я то вовсе паршами зарос, аки пес шелудивый. Поначалу как попал на галеру, думал богу душу отдам. Все тело ныло. А потом помаленьку обвык и руки стали словно железные. И вы ежели не помрете, то такими станете.

– Мы не собираемся здесь надолго задерживаться, брат Минка, – спокойно произнес Мятелев.

– Так все говаривали, кто в первый раз сел на эту скамью. Да укатали Сивок крутые горки галерные.

– Ну, мы тебе, раб божий, не Сивки, – возразил Ржев галерному рабу. – И если тебе дано слово шляхтича, что долго здесь не просидим, то так оно и есть. Тебе небось незнакомо что оно есть слово шляхетское? Оно не в одной цене с холопским словом ходит.

Минка обиделся и отвернулся от новых знакомых.

Федор тем временем наклонился к Ржеву и зашептал ему на ухо:

– Для чего обидел человека, дворянин?

– Странно мне видеть тебя здесь, Федор.

– Как и мне тебя, Василий. Небось, уже и похоронил меня. Так?

– Не думал застать тебя среди живых, то правда.

– А я к богу-то и не поспешаю, дворянин. Но как тебя такого красивого да умного на галеру занесло? Чай не место для дворянина.

– Судьба, Федор.

– Много я чего за последнее время про судьбу слышал, дворянин. Однако, бог не Тимошка, а видит немножко.

– Ты это про что, Федор? – не понял Мятелева Ржев.

– А про то, что бог шельму метит. А ты вот шельма и есть!

– Придержи язык, стрелец!

– А ты мне рта не затыкай. Скоро турецкий флот выйдет в море, и направиться к Казы-Кермену.

– Куда? – переспросил Мятелева Ржев. – К Казы-Кермену?

– К Казы-Кермену, – с уверенностью ответил Мятелев.

– Я иное слышал.

В этот момент на палубу гребцов вошел широкоплечий турок обнаженный по пояс с гибкой плетью в руке.

– Слушайте сюда, поганые ишаки! – громко произнес он. – Сейчас геллера выходит в море! И капудан-паша приказал показать все, на что мы способны! "Меч падишаха" должна первой прийти в обитель счастья Стамбул! Первой! И я именем Аллаха милостивого и милосердного, поклялся, выполнить его приказ! Так что всем кто будет плохо работать я сдеру шкуру с его поганой спины!

При словах Стамбул Мятелев с удивлением посмотрели на Ржева. Не ослышался ли он?

Нет. Турок ясно произнес слова обитель счастья Стамбул! Федор обернулся и внимательно посмотрел на турка с плетью:

– Почтенный эфенди! – закричал он, и все гребцы вздрогнули от подобной наглости нового раба. – Могу я попросить тебя подойти ко мне?

Турок вначале опешил, но затем подскочил к Мятелеву и дважды стеганул го плетью по плечам.

– Что такое?! – орал он. – Как ты посмел разинуть свой поганый рот?!

– Но это ошибка, эфенди. Тебе разве ничего не говорили о нас? Мы идем не в Стамбул, но в Казы-Кермен!

– А с каких это пор паршивая гяурская свинья решает куда идти кораблю светлого падишаха полумира? – турок брызгал слюной в лицо Федора. – Кто дал тебе право говорить со мной? Ты кто такой?

– Эфенди…

Турок более не стал слушать Федора и вместо этого принялся хлестать его плетью.

Удары сыпались как дождь и больно обжигали шею и руки. Плеть рвала кунтуш на спине и вгрызалась в кожу. Федор застонал и прикрыл лицо руками, чтобы уберечь его от плети. Турок поначалу хлестал куда попало а теперь намеревался попасть именно по голове.

Он бы пожалуй забил боярского сына до смерти, но шумом был привлечен палубный ага. Он спустился вниз и увидел как надсмотрщик избивает раба:

– Мустафа! Шатан тебя раздери! Что ты творишь? Гребцов и так не хватает, а ты хлещешь молодого и здорового гребца из свежей партии. Забьешь его до смерти купишь нового за вои деньги.

Ага отобрал у надсмотрщика плеть и швырнул её в дальний угол.

– Этот гяур посмел открыть свой поганый рот и…, – начал оправдываться надсмотрщик.

– Мустафа! Нам нужны гребцы! И они должны работать!

"Меч падишаха" в море Первый день плавания галеры "Меч падишаха" принес Федору и Василию одни неприятные ощущения. Никто их не щадил и работали они по полной программе вместе с другими рабами. И плети гуляли по их спинам и брань сыпалась на них на разных языках. Не было времени даже словом переброситься. Они работали молча до полудня.

У Федора нестерпимо болела спина и ныли руки и плечи. Ладони покрылись кровавыми волдырями. Тоже самое можно было сказать и о Ржеве.

– Эй, шляхтичи, – прошептал им Минка Иванов, – вы не надрывайтесь так, не то уже завтра вас выбросят за борт как ненужный балласт.

– У меня так тело ломит, что я уже готов помереть, – ответил Ржев.

Федор смолчал. Что тут скажешь.

– Вы работайте размеренно. Здесь конем нужно быть, а не человеком. Я повидал немало людей которых живыми выбрасывали за борт, на корм рыбам. Вы люди крепкие и можете многое выдержать. Так что делайте как я скажу…

До вечера они кое-как дотянули. Поступила команда втянуть весла внутрь. Затем был ужин, если это было можно так назвать, луковица и ячменная лепешка. А затем время для сна.

Жара спала и по палубам гребцов пополз отвратительный запах давно не мытых тел.

Федор поморщился и упал на скамью.

– Слышь, Федор, – прошептал ему Василий. – Не держи зла на меня…

– Какое зло после такой работы, Василий? Я едва жив… А еще уйти отсюда грозился. Думал, дурак, что все будет столь просто. А меня предупреждали, что все будет не просто.

– Предупреждал? Кто?

– Да, так один человек. Ты ведь не знаешь, как я выжил.

– Не знаю, а ты не знаешь, как я попал сюда за весло. Но одно нам сделать стоит.

– Что?

– Бежать отсюда пока нас не уморили.

– Бежать? Это хорошо бы. Но как? Ты забыл, что на нас цепи. Железа…

– Эй вы, – послышался голос Минки Иванова. – Видать не вышло по-вашему? Не три дня вам здеся плавать шляхтичи. Да и зовут тебя, паря, не пан Анжей, как я услышал. Так?

– Я Федор, если ты хочешь знать мое настоящее имя. Чего теперь скрывать.

– И верно нечего.

– И из каких же ты будешь людей, Федор?

– Стремянной стрелец. Из боярских детей.

– Сын боярский? Вона как. А то шляхтич, шляхтич. Ну а ты кто на самом деле? – спросил Ржева Минка.

– Я на деле Василий Ржев, дворянин, и своего имени не скрывал. Ты скажи, нам Минка, а бежать с этой каторги можно?

– Говорили, что были подобные случаи. Но не на нашей галере. Но это дело непростое и здесь нужен счастливый случай. А вот когда они придет этот случай?

Може через месяц, а може и через год. Во как. вы пока прекратите гутарить, а лучше спите. Вам нужно отдохнуть. А то завтра не выдюжите. Потом все обсудим.

Федор сразу же уснул…

Казацкая Рада в Гармановцах под Киевом Городок Гармановцы шумел словно растревоженный улей. Здесь собрались тысячи казаков и все они ждали, когда из войсковой канцелярии выйдут старшины и объявят решение.

У всех на устах было имя Юрия Хмельницкого.

– Юрий гетман законный, – говорили казаки.

– Он сын Богдана и Богдан всегда хотел предавать булаву гетмана в своем роду! – голосил казак в рваном польском жупане и заплатанной шапке.

– Да рази Юрась Хмельниченко настоящий гетман? – возразил ему казак в жупане преяславкого полка.

– А Выговский? Он лучше? Поссорил нас с белым царем!

– Нахлебаемся горя от того, что с царем поссорились!

– Снова татары у нас лютуют и ляхи. Все от Выговского пошло!

Такие разговоры были везде. Единого мнения не было, и казаки часто пели со слов своих полковников и сотников.

Полковники киевский Иван Екимович, преяславский Тимофей Цецюра, черниговский Андрей Силин всюду кричали о том, что Богдан завещал предать булаву своему сыну, но Ивашка Выговский хитростью перехватил булаву у наследника и сам стал гетманом.

Их сторону принял авторитетный в Украине кошевой атаман Запорожского войска Иван Сирко. Он привел с собой на Раду тысячу крикливых запорожцев и они всюду, где могли затевали драки и скандалы.

В доме, где совещалась старшина, положение было не многим лучше, чем на улице.

Полковники были готовы скрестить сабли.

Выговский попытался призвать казаков к спокойствию:

– Панове, полковники. Что вы творите? Неужели не понимаете, что своими распрями вы губите отчизну? Простят ли вам люди ваше поведение?

– Пан гетман! А тебе простят люди татар? Сколь сел разорили твои союзники!

Посмотри, что делается на Украине? И все это твоя вина! – прокричал полковник Екимович.

– И во всем виноват только я? А ты не чувствуешь в том своей вины? – Выговский посмотрел Екимовичу прямо в глаза.

– Моей вины в том нет, гетман! И казаки то знают. Это ты утопил в крови Полтаву и казнил Пушкаря и Барабаша! Ты пролил братскую кровь и теперь говоришь об отчизне?

– Остерегись, полковник! – Гуляницкий схватился за саблю. – С кем говоришь! Перед тобой пан гетман!

– Самозваный гетман! Мы не признаем более Ивана Выговского гетманом – закричал Тимофей Цецюра. – Обманом получил булаву и за два года залил кровью Украину.

– А еще Богдана поминает! – поддержали Цецюру.

– Верно. Говорит, мол и тот татар звал. Но у него победы были. А где твои победы?

– Долой Выговского!

– Юрия Хмельницкого в гетманы!

– Хмельницкого!

– И казаки ждут того от нас на площади!

– Панове! – снова слово взял Выговский. – Панове! Али вам снова Черной Рады захотелось?! Хотите, чтобы чернь всем у вас управляла? Разве можно так стоить государство? Одумайтесь! Чернь и голота казацкая что они разумеют? Они способны лишь разрушать!

– То казаки! То наши братья!

– А гетман ляхам продался!

– Иуда!

Гетман понял, что здесь ему ничего не добиться и вышел из комнаты где они совещались. За ним последовали его сторонники. Он тайно покинул Гармановцы и отбыл в свою ставку. Там были его войска и с ними он собирался дать отпор мятежникам.

Он ждал, что скоро к нему подойдет Сом с татарами, и они одолеют предателей.

Тогда он уже никого не станет жалеть. Он сказал об этом Гуляницкому:

– У нас осталось все шесть тысяч казаков. Да четыре тысячи наемников. На их верность мы можем пока рассчитывать.

– Этого мало чтобы начинать войну, пан гетман. Против нас выступят каневский, киевский, перяславский, неженский полки. Он соединяться со слободскими казаками и войсками Трубецкого. Ты не забыл, что рядом в Путивле стоит русская армия в 20 тысяч человек. Поляки нам не окажут существенной помощи.

– Но скоро к нам придет Данило Сом. Ты не забывай про Сома, пан полковник.

– Много ли он приведет войска? Он обещал 6 тысяч, но верно ли это? Хан Мехмед Гирей все еще на троне. Станет ли он нам помогать после того что случилось?

Сомнительно.

– Станет, полквник. Станет помогать! Султану нужны сабли против русских. Данило сообщил мне, что он сам прибудет вместе с мурзой Киябеем, что ведет к нам 6 тысяч сабель. И он прислал мне письмо от самого хана!

Выговский бросил на стол пергамент с печатью. Гулянцкий развернул его и убедился, что гетман не ошибается. Все так и есть.

– Странно все это, Иван. Как-то все слишком хорошо получается. Слишком гладко.

– Печать и подпись хана. Значит, они поняли там, в Бахчисарае, что договор со мной им выгоден. А может и из Стамбула на них надавили. Но как бы там ни было, для нас все складывается хорошо.

– Значит когда подойдет Сом мы выдвинемся на мятежников?

– Да, пока русские не очухались, мы разгромим мятеж. И я назначу новых верных себе полковников.

Пьетро Ринальдини, посланец ордена, и гетман Иван Выговский Гетман Выговский принял монаха с большой неохотой. Не желал он разговаривать с иезуитами, но у того была печать короля Яна Казимира, и выслушать его придется.

Ринальдини худой и высокий аскет в простой черной одежде был на сей раз образцом смирения и кротости. Выговский предложил монаху сесть и сам расположился напротив него.

– Что скажешь, отче Пьетро? Пришел, небось, меня уговаривать от гетманства отречься? Так?

– Глубоки познания ясновельможного гетмана. Что может скрыться от его прозорливости? – произнес Ринальдини в ответ.

– Я не собираюсь выслушивать твои льстивые речи, монах! Говори, зачем ты прибыл ко мне от короля?

– Пусть пан гетман не гневается. Гнев помешает нашей беседе, ибо отвлекает мысли.

Гнев не даст гетману трезво оценить обстановку. И, в конце концов, гетман примет неверное решение.

– Хорошо! Я готов тебя выслушать спокойно. Хотя давно знаю, чего хочет король Ян Казимир.

– Король Ян здесь ни при чем, пан гетман, – ответил Выговскому монах. – Он и сам закончит так, как вы. В свое время он отречется от власти и сложит с себя корону.

А сейчас он делает то, чего желают другие.

– Орден иезуитов? Орден желает моего отречения? Им-то я чем не угодил?

– У Ордена нет личной вражды к гетману. Но Орден понимает, что дни гетмана сочтены, как у фигуры политической.

– Вот как? – усмехнулся Выговский. – Отчего же так? Или вы считаете, что мои враги слишком сильны? Но я уже ломал сопротивление врагов и смогу сломать еще раз!

– Знает ли, пан гетман, что есть политические ошибки, исправить которые нельзя?

– Конечно, знаю. У меня большой опыт в том, как не делать ошибок.

– Но тогда отчего пан гетман сделал их столько? А судьба не даст пану гетману времени для того чтобы их исправить. Уже сейчас все что вы создали рушиться на глазах.

Выговский внимательно посмотрел на монаха.

– Рушиться? Пока нет. Борьба продолжается.

– Так думать – ошибка, пан гетман. Вы государь не природный. Вы родились не к королевской семье и свое право править над людьми получили благодаря таланту своему и уму. Но за вами нет освященного богом права носить корону!

– Но и за Богданом не было такого права! Богдан Зиновий Хмельницкий был сыном мелкого шляхтича, но подмял под себя Украину и нанес столько поражений Речи Посполитой. Многие князья и монархи считали его равным себе.

– Это так! – согласился Пьетро Ринальдини. – Но Богдан, как и Оливер Кромвель в Англии, был столь выдающейся личностью, что смог заставить многих поверить в себя.

– А я не такой? Ты это имел в виду, монах?

– Вы – нет. Не такой, пан гетман. Богдан поднял на борьбу всю Украину! Он был своим и для украинских шляхтичей, и для сотен тысяч холопов, и для новой знати, что состояла из назначенных им самим полковников. Он умел привлекать к себе сердца. Но вы не такой. У вас нет поддержки крестьян, и вы не сможете поднять холопов на борьбу как это сделал Богдан!

– Я казачий гетман, а не холопский.

– В том то и дело, ясновельможный. А сила Богдана была именно в том, что он поднял на борьбу холопов! Его первые победы и его личный авторитет призвали на борьбу всех, кто мог носить оружие.

– Я происхожу из славного и известного на Украине рода, – ответил монаху гетман.

– И мой род не хуже Богданова рода. Наше родовое гнездо в Выгове на Киевщине известно с давних пор! Я в родстве со многими знатными фамилиями. В том числе с Глинскими.

– Я хорошо знаю историю вашего рода, пан гетман. Но одной знатности мало, для того чтобы стать повелителем Украины, коим вы стать собираетесь.

– Пан монах, видно, знает не все! Да это именно я создан для гетмана Хмельницкого Генеральную канцелярию! Ведь у Богдана была только армия после побед под желтыми Водами и Корсунем! А как управлять территориями? У королей и царей есть для того разные учреждения для управления государственными механизмами. Я создал такие здесь в Украине! Я занимал при Богдане должность Генерального писаря, но это тоже самое что у вас в Польше государственный канцлер.

– Это так, пан гетман. Но что из того? Вы нашли для Богдана много талантливых людей. И Силуяна Мужиловского, и Михаила Гунашевского, Федора Погорецкого, и Захара Шийкевича. Но отчего они сейчас не с вами? Почему они не желают служить вам?

– Люди не благодарны и лживы! Многие из них подобно псам норовят укусить руку дающего.

– Оно так, пан гетман. Все истинно. Человек самое несовершенное творение божие.

Человек слаб и подвержен лукавому. Но иных подданных у вас нет. И вам нужно было привлекать к себе те сердца, что были. А гетман Богдан умел это делать. Так может дело не только в неблагодарности человеческой, а и в вас самом?

Выговский задумался. Они говорили с монахом по-польски, затем перешли на латынь, затем на украинский. Этот итальянец-иезуит был весьма образованным человеком.

Хотя Выговский знал, что в Ордене много таких вот талантливых и знающих людей.

– Толпа невежественна и темна. Темны её мысли, не просветленные знанием, – продолжал Пьетро. – И толпой надобно уметь управлять! А сие дело не простое. Сие дано не всякому.

– Пусть так, но мне это дано, – настаивал Выговский.

– Вы уверены в этом?

– Да. Но у тебя, монах, есть что на сие возразить?

– Есть. Вы ждете татарский 6-тысячный отряд мурзы Киябея?

– Жду с Киябеем идет мой друг и соратник полковник Данило Сом.

– И под именем Киябея скрывается царевич Мюрад Гирей. Но он не придет к вам на подмогу, пан гетман. Вы напрасно его ждете.

– Что значит не придет? – Выговский вскочил со своего места. – Хан крымский дал мне слово! Посланец от полковника Сома привез мне ответ хана!

– Хан выполнил свое обещание и послал вам в помощь отряд в шесть тысяч сабель.

– Они ведь уже выступили из Крыма? Разве нет?

– Да. Выступили. Но на реке Самаре донские казаки устроили засаду, и весь отряд Киябея был перебит. Пал в бою и сам мурза.

– То не может быть правдой, монах! То ложь!

– Я могу дать вам клятву, гетман, что это истина! Моему слову вы поверите?

Выговский сел на место и вытер вспотевший лоб. Если то, что сказал ему монах правда, а выходило что так оно и есть, то его дело было проиграно. Татары больше не придут. Мехмед Гирей оказался хитрее его и разом избавился и от неугодного ему гетмана и от кандидата на свой трон.

– Вы поняли, пан гетман, что ваша игра уже проиграна? – продолжал монах. – Но вы можете пролить еще много крови, если не откажетесь от булавы добровольно.

– И что обещает мне король, если я отрекусь? – спросил он монаха. – Ведь Ян Казимир Ваза обещает мне что-то? Не так ли?

– Конечно! Ясновельможный пан круль приглашает пана Выговского на Волынь, ибо сии земли находятся под контролем его крулевской мосци!

– И что я там буду делать на Волыни? Быть прихлебателем у какого-нибудь магната?

Я? После того как был гетманом Украины?

– Зачем так, пан. Круль жалует вам Барское староство, город Бар со всеми доходами, пятнадцать сел в качестве компенсации за потерянные вами имения в наследственное владение, и звание сенатора Речи Посполитой!

На следующий день после посещения монаха гетман Иван Выговский добровольно отослал гетманские клейноды в Гармановцы. Он отрекся от гетманства и отдавал на решение рады кому они решат предать булаву.

На Раде гетманом был избран молодой сын гетмана Богдана Юрий Хмельницкий. Для Украины началась новая эпоха, принесшая много крови и разрушений…

Конец Первого тома

NoВладимир Андриенко Далее в серии романов "Приключения боярского сына":

Том Второй: "Галерные рабы его величества султана" Том Третий: "Страна золотого короля"