"Владимир Сергеевич Бушин. Эоловы арфы (Роман в новеллах) " - читать интересную книгу автора

- Но почему только книги? А Союз коммунистов, дружба с Энгельсом, с
Вольфом и Вейдемейером, Дронке и Веертом, - и это все родилось в Брюсселе.
Смотри какими многодетными, с какой большой семьей возвращаемся мы в
Париж!
- Ты права! Значит, это не были потерянные годы? А то ведь ровно
через два месяца мне стукнет уже тридцать.
- Пусть тебе всю жизнь сопутствуют такие потери. - Она поклонилась и
по-матерински поцеловала его в лоб.


ГЛАВА ВТОРАЯ

Энгельса одолевало множество дел и забот. Почти две недели назад,
двадцать третьего августа, Маркс уехал из Кёльна в довольно длительное и
далекое путешествие по делам газеты, переложив на плечи друга все
многосложные и многотрудные обязанности главного редактора <Новой Рейнской
газеты>. Надо чуть не ежедневно писать статьи в очередной номер,
поддерживать связь с корреспондентами, следить за немецкой и зарубежной
прессой, думать о том, где найти деньги, чтобы своевременно заплатить
авторам и сотрудникам, но прежде всего, конечно, приходится читать
огромное количество рукописей и редактировать, редактировать,
редактировать... А тут опять дурацкий вызов к следователю! Бросить бы эту
бумажку в корзину. Весной, в апреле, когда после всего лишь месячного
пребывания в революционном Париже они с Карлом, влекомые успешными
мартовскими восстаниями в Вене и Берлине, как и всем вдохновляющим ходом
революции на родине, поспешили снова сюда, в Кёльн, чтобы издавать
ежедневную политическую газету, задуманную как рупор революции, - весной,
в апреле или мае, он, конечно же, бросил бы эту бумажку в корзину. Но
теперь, в сентябре, увы, невозможно: контрреволюция набирает силы,
наглеет, всюду переходит в наступление, и потому надо сделать все, чтобы
сохранить за собой газету. Уж так и быть, придется потратить на каналью
следователя часа полтора-два бесценного редакторского времени...
Энгельс почти выбежал из здания на Унтер-Хутмахер, 17, где находилась
редакция, и широко зашагал к Дворцу юстиции. По дороге старался вспомнить,
какой это по счету вызов. Шестого июля первыми вызвали Маркса и Корфа,
ответственного издателя. Дня через три-четыре - владельца типографии
Клоута и всех одиннадцать наборщиков. Потом - уже порознь - опять Маркса и
Корфа. Третьего августа - Дронке и его, Энгельса. Дронке не было тогда в
Кёльне, поэтому он явился один. Дней через десять побывал там и Дронке. И
вот наконец снова вызван он. Это сколько же получается? Семь вызовов. А
сколько человек? Шестнадцать! А сколько времени убито? Тут уж и не
подсчитать... <Обер-прокурор Кёльна господин Цвейфель и шесть жандармов,
которых наша газета якобы оклеветала пятого июля в статье <Аресты>, право
же, со всеми своими потрохами не стоят таких дорогих человеческих
затрат>, - зло усмехнувшись, подумал Энгельс.
...Не дожидаясь медлительного швейцара, он рванул входную дверь и,
перемахивая через две ступеньки, поднялся на второй этаж, где находился
уже знакомый кабинет уже знакомого следователя.
Постучал. Вместо ожидаемого <войдите!> за дверью послышались шаги, и
она распахнулась.