"Тарас Бурмистров. Брюссель. {new}" - читать интересную книгу автора

Поколебавшись немного, я вошел внутрь, и обнаружил там обстановку самую
демократичную: никто ни на кого не обращал внимания, люди стояли у стойки,
сидели за широкими столами, курили, выпивали и закусывали. Тут же, рядом со
стойкой, на небольшом свободном пространстве танцевало столько народу, что
я поразился, как им удается не налетать друг на друга. Заказав кружку пива,
чтобы не сидеть здесь просто так, я подошел к свободному столику и тяжело,
с облегчением опустился на деревянную скамью. Судя по всему, это заведение
должно работать до утра, так что я смогу, по крайней мере, побыть тут в
тепле и относительном покое.
Усевшись поудобнее и отхлебнув пивка, я с любопытством стал разглядывать
посетителей кафе. Часом раньше, находясь под сильным впечатлением того
роскошного, томительного угасания, которое я видел на улицах Брюсселя, я
испытывал к бельгийцам острую жалость, щемящее сострадание; мне казалось,
что они должны беспрерывно ощущать свою безнадежную обреченность; и,
наверно, очень грустно им все время сознавать, что их многовековые
напряженные усилия, лихорадочная творческая деятельность, походы, войны,
революции завершились в конце концов ничем, бессмысленным и безрадостным
сегодняшним прозябанием. Но теперь, глядя на выражения их лиц, безмятежные
и равнодушные, я усомнился в том, что вообще кому-нибудь здесь еще приходят
в голову размышления такого рода. Музыка ревела монотонно-оглушающе, вокруг
меня все время происходило какое-то спокойное, неторопливое движение, люди
выходили из кафе, появлялись новые, танцевали, садились за столики, жевали,
разговаривали. Довольно скоро их лица стали расплываться у меня перед
глазами, сливаться в однородную массу, превращаясь в тусклые пятна на
темном фоне. Меня властно одолевал глухой, тяжелый сон.
Через какое-то время я внезапно, как будто после сильного толчка, очнулся
от своего глубокого забытья, и начал озираться, не сразу осознав, где я
нахожусь и как здесь оказался. Вдруг, полностью придя в себя, я быстро
приподнялся, и снова сел, охваченный ужасно сильным и необычным ощущением.
Танцующих вокруг меня стало еще больше, видно, играли какой-то новый,
популярный мотив. Краткий сон освежил меня, сознание прояснилось, но
невыразимо тягостное впечатление на меня производила печальная,
меланхолическая мелодия и вид множества извивающихся, корчащихся рядом со
мной тел. Мне как-то вдруг почувствовалось, насколько дико это зрелище
должно было выглядеть среди всеобщей мрачной тишины и запустения, царящих
всюду сразу за порогом этого небольшого зала. Невольный холодок пробежал у
меня по позвоночнику; это был даже не пир во время чумы; это был Danse
Macabre.
Но скоро это ощущение отхлынуло, и меня снова постепенно начало
охватывать грустное, поэтическое настроение. Они, эти европейцы, не знают
сами и не чувствуют, насколько их теперешняя жизнь бездушна и скудна, и
потому только и могут предаваться таким безрадостным, унылым развлечениям.

О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой, -

внезапно прозвучало у меня в голове. С упоением я стал твердить про себя
эти слова, давным-давно уже высказанные Западу. Наверно, в этом и была его
разгадка, в мучительной и сладкой обреченности. Решительно приходя в
восторг, я сидел в шумном и прокуренном кафе за липким столиком, и